Осенью 1954 года заместитель командира 1-й отдельной радиобригады ОСНАЗ полковник Петр Шмырев был вызван в управление кадров ГРУ.

– Вот что, Петр Спиридонович, – лукаво улыбнулся кадровик Павел Васильев, – наглаживай шнурки и вперед к порученцу министра. Он тебя ждет.

– Порученец министра? Меня? – удивился Шмырев.

– А чего растерялся, не хочешь пообщаться с генерал-лейтенантом Потаповым? – продолжал в том же тоне Васильев.

Петр Спиридонович Шмырев, 40-е.

Но Шмыреву было не до улыбок. Он ровным счетом ничего не понимал. С какой это радости генералу Потапову захотелось побеседовать со скромным заместителем комбрига. Казалось, ответ на подобный вопрос должен был дать Васильев. Но тот только руками развел:

– Поверь, сам не в курсе. Но мне кажется, что тебе предложат новое место службы. Возможно, с повышением. Просто так порученец министра не вызывает, сам знаешь...

Потапов Михаил Иванович

Кадровик оказался прав. Генерал Потапов долго ходить вокруг да около не стал. Он вытащил из ящика стола какую-то бумагу, пробежал ее глазами и сказал:

– Вот, товарищ полковник, запрос на вас из главного штаба ПВО страны. Главком просит назначить Шмырева Петра Спиридоновича в аппарат начальника разведки войск противовоздушной обороны страны.

Генерал протянул ему запрос, мол, убедись сам, и кивнул:

– Вы как, согласны или хотите подумать?

Теперь Шмырев понял, откуда дует ветер. Недавно начальником разведки войск ПВО был назначен генерал-лейтенант Петр Петрович Евстигнеев. В войну он руководил разведкой Ленинградского фронта и, разумеется, знал своего подчиненного заместителя командира 623-го радиодивизиона Шмырева. Теперь Евстигнеев собирался развернуть в войсках ПВО свою радиоразведку и, видимо, вспомнил о нем.

Однако это предложение не обрадовало полковника. Ему нравилось служить в войсках. На своей должности замкомбрига он уже находился три года, чувствовал себя вполне уверенно, дело знал. С командиром Иваном Мироновичем Мироновым у него были хорошие отношения, он полностью доверял Шмыреву. Словом, работать было интересно и уходить оттуда ему не хотелось.

Пётр Петрович Евстигнеев

Собственно, это он и сказал Потапову и попросил оставить его в бригаде. Генерал отнесся к такому заявлению спокойно и отпустил Петра Спиридоновича с миром.

Шмырев возвратился в ГРУ и доложил о результатах встречи первому заместителю начальника генералу Федору Феденко. Федор Александрович был человеком грубым и невыдержанным. Рассказывая о том случае, Шмырев охарактеризовал Феденко одним словом: «солдафон».

Он напустился на Шмырева: мол, кто ты такой, тебе порученец министра предлагает, а ты ломаешься, мол, не хочу. Приказал писать объяснение. Петр Спиридонович написал.

К счастью, никаких последствий разговор этот в будущем не имел. Однако спокойная служба в бригаде для Шмырева закончилась. Вскоре его вновь вызвали в кадры и предложили перейти на службу теперь уже в центральный аппарат ГРУ – в отдел радио- и радиотехнической разведки, которым командовал генерал-майор Анатолий Зюбченко. Шмырев согласился.

Зюбченко не был специалистом в области радиоразведки. В Центр его перевели с Дальнего Востока, где во время войны он возглавлял разведку одного из фронтов.

Анатолий Константинович сменил на этом посту полковника Тюменева. Правда, после Тюменева должность руководителя отдела несколько лет исполнял полковник Иван Логинов, но начальником его так и не утвердили.

Заместителем у Зюбченко был полковник Михаил Рогаткин, легендарный радиоразведчик с довоенных времен, создатель службы радиопомех.

Рогаткин Михаил Иванович

Отдел состоял из трех отделений, которые возглавляли полковники М. Чеканов, А. Борсяков и П. Костин. Была еще группа полковника А. Устименко. Она занималась изучением возможностей разведки ядерных взрывов.

Полковник Петр Шмырев был назначен заместителем начальника первого организационно-планового отдела. Так началась его служба в центральном аппарате ГРУ.

В тот период, в конце 40-х – начале 50-х годов атомная бомба перевернула взгляды военных теоретиков и практиков на характер ведения войны. В военной стратегии окончательно утвердилась концепция, в основу которой был положен тезис о ведущей роли ядерного оружия.

Из союзника США быстро превратились в главного противника СССР. И пока межконтинентальные баллистические ракеты, как основные носители самого мощного в мире оружия, еще только разрабатывались, на передний план вышла стратегическая авиация. И поэтому Соединенные Штаты Америки и Канада активно строили новую систему раннего радиолокационного обнаружения и управления авиацией.

К созданию этой системы они подошли основательно. Построили три радиолокационные линии. Первую – «Пайнтри лайн» из 33 станций – разместили вдоль южной границы Канады. Обошлась она в 50 млн. долларов и была завершена в 1954 году. Она обеспечивала опознавание и перехват целей над территориями США и Канады. Однако система страдала существенным недостатком – имела малую глубину эшелонирования и слабо улавливала низколетящие цели.

Pinetree Line

Вторая линия РЛС – «Макгилл фенс», – вступившая в строй в 1957 году, устранила эти недостатки. Станции перехватывали низколетящие самолеты, но, к сожалению, не обеспечивали их устойчивое сопровождение. Стоила система 227 млн. долларов.

И, наконец, третий рубеж дальнего радиолокационного обнаружения, более известный как «Линия Дью», включал в себя цепь из 50 РЛС и обошелся казне в астрономическую по тем временам сумму – около 350 млн. долларов. Его строительство завершилось летом 1957 года.

Эта линия прикрыла все «прорехи» в ПВО США и Канады. Теперь американцы и их соседи получали предупреждение о целях противника за 2–3 часа.

Для руководства рубежами, насыщенными сложной техникой и специалистами, было создано специальное командование НОРАД. Его штаб расположили в Колорадо-Спрингс.

Естественно, о строительстве линий РЛС стало известно командованию Вооруженных сил Советского Союза. Поступали некоторые оперативные данные, но их было явно недостаточно. Американцы предприняли крайние меры предосторожности и секретности.

Генерал-лейтенант Петр Шмырев рассказывал: «Электромагнитная доступность американских объектов с наших берегов во всех диапазонах частот’ оказалась слабой или вообще отсутствовала. А знать эти объекты мы были обязаны. Предстояло подобраться к ним поближе и попытаться разведать силами радио- и радиотехнической разведки».

Легко сказать, да нелегко сделать. Как подобраться, каким образом? Теперь уже вряд ли удастся установить, кому принадлежала идея отправить группу радиоразведчиков в дрейф на ледовой станции. А идея, надо сказать, была весьма оригинальная и, как показало время, – продуктивная. Предлагалось трех офицеров и двух солдат, мастеров слухового приема, включить в состав дрейфующей станции «Северный полюс-4».

Подготовка всей этой операции была возложена на полковника Петра Шмырева. Петр Спиридонович с большой охотой взялся за порученное дело.

Уже генерал-лейтенант Петр Спиридонович Шмырёв.

Позже Шмырев скажет: «Это поручение возвращало меня в привычный круг забот, связанных с набором и обучением людей, подготовкой технических средств, согласованием многочисленных вопросов в Главсевморпути и других ведомостях».

Старшим команды радиоразведчиков назначили майора Александра Лебедева. Майор был молод и энергичен, имел достаточный опыт службы в разведке, хорошо знал специальную технику.

Правда, следует отметить: никто из военнослужащих не был полярником, соответствующими знаниями, подготовкой не располагал. Да, они, разумеется, слышали, читали о высокополярной воздушной экспедиции «Север-1», организованной в 1937 году и руководимой академиком Отто Шмидтом, о станции «СП-1» во главе с Папаниным, но на этом их знания о зимовке на льдине заканчивались.

А ведь работа научно-исследовательских станций «Северный полюс», организуемых на дрейфующих льдах в глубоководной части Северного Ледовитого океана, проходит в очень суровых условиях. Длительная, до пяти месяцев полярная ночь, при сильных морозах до

-50° С, порывистых ветрах, метелях – зимой, и туманной, влажной погодой – летом.

Опасны расколы ледяных полей. Ведь вес средней по размерам льдины составляет около 2–3 млн тонн. В постоянном дрейфе, поворотах в ледяном покрове возникают большие, мощные напряжения, вызывающие расколы. Сотни раз льдины станций «СП» подвергались таким расколам.

Персонал станции, как правило, небольшой – 25–30 человек, в состав которого входят специалисты: океанологи, гляциологи, аэрологи, метеорологи, актинометристы, геофизики, механики, радисты, повар, врач.

Результаты наблюдений и исследований станций «Северный полюс» используются в разных отраслях народного хозяйства – в морском, речном, воздушном транспорте, в промышленности, в строительстве, а также для прогнозирования погоды и условий плавания по Северному морскому пути.

Теперь к этим отраслям присоединилась и разведка. У ней были свои специфические задачи, связанные с обороной страны. Таким образом, пятерым радиоразведчикам предстояло на 12 месяцев стать полярниками. По согласованию с Главсевморпути было принято решение включить группу разведчиков в состав коллектива станции «Северный полюс-4».

Дрейфующая станция «СП-4» начала свою работу в апреле 1954 года. Первая смена завершилась через год, в 1955-м. Радиоразведчики влились во второй состав станции.

Возглавил эту смену опытный полярник, в прошлом военный моряк Павел Гордиенко. Начальник Главного разведывательного управления генерал-полковник Михаил Шалин пригласил к себе Павла Афанасьевича.

Обговорили все вопросы, связанные с пребыванием группы на льдине. Было решено связь осуществлять через начальника «СП», по линии Главсевморпути, но шифрами военной разведки. Об истинных задачах группы во главе с майорам Лебедевым и их принадлежности к спецслужбе знал только он, начальник экспедиции.

Кроме Петра Шмырева подготовкой будущих «полярников» из ГРУ занимался Михаил Лашов. Он специалист по американской стратегической авиации, старался обучить разведчиков всему тому, что необходимо им будет в ходе работы в составе станции «Северный полюс-4».

Потом, на протяжении года Лашов непосредственно руководил разведывательной группой Лебедева. В апреле 1955 года вторая смена «СП-4» высадилась на льдину. Коллектив Состоял из 27 специалистов. Среди них и представители радиоразведки.

Надо сказать, что именно станция «СП-4» оказалась долговременнее многих других. Три года длилась ее жизнь. Три коллектива полярников, посменно, работали на одной и той же льдине. Она пересекла весь Северный Ледовитый океан, пройдя около 7 тысяч километров. Как раз в апреле 1956 года, когда заканчивалась вторая смена, близко подошла к Северному полюсу. «СП-4» находились всего в 12-ти километрах от географической точки Северного полюса.

Рисунок «Радист Игорь Заведеев принимает очередную радиограмму» (дрейфующая станция «Северный полюс — 4»). Художник Игорь Рубан.

Группа радиоразведки поработала весьма продуктивно. Петр Шмырев, руководящий этой спецоперацией, дал такую оценку деятельности офицеров и солдат: «Мы определили, где находятся, сколько их, на каких частотах работают. Важно, что группа Лебедева добыла ряд ценных сведений по строящимся объектам «Линии Дью».

В ходе этого дрейфа следили радиоразведчики и за полетами американской стратегической авиации в Арктике. В общем, экспедиция была своевременная и полезная».

DEW Line

Правда, не обошлось и без сложностей. Получил ожоги радиотехник старший лейтенант Бутнев. Один из полярников неумело обращался с газовым баллоном, Бутнев, к несчастью, оказался случайно рядом.

Полярный летчик, настоящий воздушный ас Илья Мазурук сделал все возможное и невозможное, чтобы в условиях полярной ночи, с разрушенного ледового аэродрома вывезти с дрейфующей станции обожженного офицера. Бутнев, к счастью, выжил и продолжил службу в радиоразведке.

Илья Мазурук, полярный летчик, Герой Советского Союза.

Случилось несчастье и с другим членом группы, солдатом срочной службы Репиным. Его прихватил острый приступ аппендицита. Начальник станции Гордиенко и врач Сягаев приняли решение оперировать больного на месте. Операция прошла успешно, и через несколько дней Репин поднялся с кровати и приступил к исполнению своих служебных обязанностей.

Вторая смена «СП-4» завершилась 20 апреля 1956 года. Дрейф продолжался 378 суток. По возвращении на Большую Землю начальник станции Петр Гордиенко доложил: специалисты-океанологи, аэрологи, метеорологи, ледоисследователи свою задачу выполнили.

О разведках он умолчал. Оценивать работу этих людей было не в его компетенции.

... Через 10 лет, в 1965 году, радиоразведка ГРУ попытается повторить дрейф «СП-4». И пусть военно-стратегическая обстановка к этому времени изменилась и теперь ведущие позиции заняли межконтинентальные баллистические ракеты, но американские стратегические бомбардировщики Б-52 упорно отрабатывали удары с северного направления. Поэтому дрейф вдоль берегов Североамериканского континента не был излишним.

Группу радиоразведчиков возглавил тот же Лебедев. Однако ледовая обстановка в Арктике непредсказуема, и она внесла свои коррективы. Льдину раздавило, и станцию пришлось срочно эвакуировать. Люди были спасены, специальная техника тоже.

Больше попыток использовать дрейфующие льдины в целях разведки не предпринималось.

Источник

Один из японских брандеров, затопленных у Порт-Артура после перехвата радиограммы.

20 марта 1904 года по приказу вице-адмирала Степана Макарова радисты Тихоокеанской эскадры начали перехватывать японские радиограммы

Если словосочетание «спецназ ГРУ» известно достаточно широко и большинство услышавших его сразу представят себе супермена в камуфляже и с покрытым разводами лицом, то сокращение «осназ» вряд ли вызовет столь же стойкую ассоциацию. А «осназ ГРУ» — тем более. Между тем эти части особого назначения ничуть не менее многочисленны, хотя физически не пересекают границы или линии фронта — только, так сказать, в эфирном теле. Ведь осназовцы — это прежде всего радиоразведка и радиоперехват, а их оружие — радиостанции и антенны, системы дешифровки и декодирования.

В отличие от службы радиоэлектронной борьбы, которая празднует свой профессиональный день 15 апреля, радиоразведка официального собственного дня не имеет, а неофициально отмечает его 7 или 20 марта. Потому что именно 20 (7 по старому стилю) марта 1904 года впервые в истории России появился приказ, предписывающий перехватывать неприятельские радиограммы и определять, где находится их источник. Отдал его только-только вступивший в должность командующего флотом Тихого океана в Порт-Артуре вице-адмирал Степан Макаров. Произошло это в разгар русско-японской войны, и перехватывать предстояло сообщения радистов японского флота, атаковавшего русскую крепость.

Легендарный приказ адмирала Макарова стоит того, чтобы процитировать его полностью. Тем более что сделать это можно, опираясь на сборник архивных документов, связанных с деятельностью Степана Осиповича Макарова, который есть, например, в распоряжении Российского государственного архива ВМФ. Во втором томе этого сборника на странице 160 и опубликован приказ вице-адмирала Макарова от 7 марта 1904 года. Правда, из-за опечатки в этом издании отсутствует номер приказа, но поскольку предыдущий имеет № 26, последующий — № 28, а не иметь номера такого рода документы не могли, понятно, что на приказе об организации радиоразведки в Порт-Артуре должен стоять № 27. Кстати, процитировать макаровский приказ стоит и еще по одной причине. И современники, и историки не раз обращали внимание на то, что блестяще образованный и технически подкованный офицер Степан Макаров имел великолепный слог, который не изменял ему даже при диктовке приказов.

Итак, приказ № 27 от 7 марта 1904 года, рейд Порт-Артура, под грифом «Секретно».

«Принять к руководству следующее:

1. Беспроволочный телеграф обнаруживает присутствие, а поэтому теперь же поставить телеграфирование это под контроль и не допускать никаких отправительных депеш или отдельных знаков без разрешения командира, а в эскадре — флагмана. Допускается на рейдах, в спокойное время, поверка с 8 до 8.30 утра.

2. Приемная часть телеграфа должна быть все время замкнута так, чтобы можно было следить за депешами, и если будет чувствоваться неприятельская депеша, то тотчас же доложить командиру и определить, по возможности заслоняя приемный провод, приблизительно направление на неприятеля и доложить об этом.

3. При определении направления можно пользоваться, поворачивая свое судно и заслоняя своим рангоутом приемный провод, причем по отчетливости можно судить иногда о направлении на неприятеля. Минным офицерам предлагается произвести в этом направлении всякие опыты.

4. Неприятельские телеграммы следует все записывать, и затем командир должен принять меры, чтобы распознать вызов старшего, ответный знак, а если можно, то и смысл депеши.

Для способных молодых офицеров тут целая интересная область.

Для руководства прилагается японская телеграфная азбука.

Вице-адмирал С. Макаров».

Примечательно, что командующий отдельно говорит о молодых офицерах, для которых новая сфера деятельности может быть особенно интересной. И это естественно, ведь именно Степан Макаров сделал все, что мог, чтобы обеспечить русский флот самой новой на то время системой связи — радисвязью. Не случайно он покровительствовал русскому изобретателю радио Александру Попову, и не случайно первая радиограмма была адресована экипажу занятого в спасательных работах у острова Гогланд ледокола «Ермак» — еще одного детища неугомонного новатора Степана Макарова. А проводником своих новаций он всегда видел именно молодых офицеров, получивших современное образование и не отягощенных еще косностью служебной рутины.

Попов демонстрирует адмиралу Макарову радиоустановку.

В течение нескольких суток после появления приказа № 27 почти на всех кораблях и судах Тихоокеанской эскадры, оснащенных радиостанциями, организовали вахты радиоразведки. Кроме корабельных, к ней привлекли и береговую радиостанцию в районе Золотой горы рядом с Порт-Артуром. И практически сразу русские моряки получили существенно более полное представление о действиях японского флота. По росту активности радиообмена они могли понимать, что готовятся какие-то действия флота, а за счет перехвата и дешифровки радиограмм — узнавать, какие именно. Все это предоставило командованию Тихоокеанской эскадры дополнительные возможности, понимая направление передвижения кораблей противника, принимать упреждающие меры.

Например, уже после того, как командующий флотом трагически погиб вместе с подорвавшимся на японской мине броненосцем «Петропавловск», радиоразведке удалось сорвать готовящуюся очередную атаку на Порт-Артур. 9 апреля морской походный штаб императорского наместника на Дальнем Востоке адмирала Евгения Алексеева известил штаб крепости: «Сегодня утром на эскадре были разобраны японские телеграммы… из которых можно предположить, что намечается новая атака». Через шесть дней радиотелеграфисты броненосца «Полтава» перехватили и дешифровали телеграмму противника, подтверждавшую планы японского командования, и запланированная на 20 апреля операция по постановке мин была сорвана русским флотом. Операция, которую японцы пытались провести 20 апреля, закончилась для них неудачно.

Опыт радиоразведки в годы Русско-японской войны был собран, проанализирован и использован без промедления. Например, с конца 1911 года по середину 1912 года радиоразведчики Балтийского флота проделали громадную работу, наблюдая за работой корабельных и береговых радиостанций германского флота и собирая информацию о том, как организована радиосвязь у немцев и каковы характеристики немецкой аппаратуры. Так что закономерно, что в августе 1914 года, в первые же дни войны, именно балтийские радиоразведчики, как писал в свое время бывший замначальника ГРУ ГШ ВС СССР, руководитель советской радиоразведки генерал-лейтенант Петр Шмырев, определили местонахождение севшего на мель немецкого крейсера «Магдебург», что позволило русским кораблям уничтожить его.

Собственно, это было успехом уже не разовой акции, а систематической работы: по сведениям генерала Шмырева, радиоразведка организационно оформилась в русской армии во время Первой мировой войны и велась по линии Генерального штаба, штаба Верховного Главнокомандующего и морского Генерального штаба: к 1916 году в сухопутных войсках было сформировано около 50 подразделений радиоразведки из расчета по четыре на каждый из пяти фронтов и по четыре на каждую из 14 армий. Но мы не будем забывать, что начало этой работе, которая в последующие годы развернулась всерьез, дала колоссальные результаты во время Великой Отечественной войны и превратилась в службу на переднем крае в ходе холодной войны, было положено 20 марта 1904 года в Порт-Артуре.

Правда, неизвестно, откуда взялась ошибочная дата рождения российской радиоразведки — 21 марта 1904 года по новому стилю. Якобы именно в этот день вице-адмирал Степан Макаров подписал приказ № 3340. Но архивные материалы однозначно свидетельствуют, что подобные сведения явно ошибочны: ни 21 марта, ни днем раньше Степан Макаров попросту не мог подписать приказ с номером 3340. Сохранился приказ № 526 от 9 февраля 1904 года, в котором, в частности, сказано: «Назначаются: вице-адмиралы: главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор г. Кронштадта, Макаров — командующим флотом в Тихом океане». 24 февраля 1904 года Степан Макаров прибыл в Порт-Артур, и с этого момента нумерация приказов по флоту началась с начала — а за неполный месяц командующий физически не мог сформулировать и подписать более трех тысяч приказов!

К тому же ошибочные данные о «приказе № 3340 от 21 марта» кочуют из источника в источник, повторяясь дословно, без цитирования текста приказа и всегда с указанием даты только по новому стилю. Как правило, это свидетельствует о том, что их просто последовательно копируют из текста в текст безо всякой проверки. Наконец, есть еще один косвенный признак недостоверности даты 21 марта. Бойцы и офицеры осназа, которые несли службу еще в советское время, в беседах на интернет-форумах регулярно подчеркивают, что их всегда поздравляли с днем радиоразведчика либо 7, либо 20 марта.

http://rusplt.ru/