0 просмотренных постов скрыто
Звезды которые упали на уровень простых смертных (работяг)
Парадокс «звёздного пациента» в системе ОМС. Мой опыт работы показывает чёткую закономерность: чем выше статус и заслуги человека (певец, артист, спортсмен, блогер), тем чаще его пребывание в обычном стационаре сопровождается неадекватными требованиями, хамством и полным отсутствием благодарности.
Проявления «звёздной болезни» в больничных стенах: Это постоянное «всё не так»: от обесценивания работы врачей («все тупые») до грубого отношения к среднему медперсоналу. При этом они получают преимущества — например, их чаще размещают в отдельных (платных) палатах бесплатно, по факту лишая этой возможности других пациентов. Создаётся ощущение, что они оказывают персоналу одолжение, «снисходя» до лечения в простой больнице.
Интересное наблюдение: Наиболее невыносимое поведение демонстрируют не молодые медийные лица (у тех чаще проще), а признанные звёзды, особенно сохранившие известность ещё с советских времён. Уровень их капризов и чувства собственной исключительности зашкаливает.
Главный диссонанс заключается в том, что эти люди, чья карьера построена на внимании публики, в ситуации, где от них зависит лишь лечение, проявляют поразительное пренебрежение к тем самым «простым людям». Система ОМС, предназначенная для всех, для них становится сценой для демонстрации своего статуса, а медики — обслугой, которой не положено даже простой человеческой благодарности. Это глубоко цинично и обидно
Показать полностью
1
Глюкоза
В 38 лет актриса и певица Глюкоза стала больше ценить спокойные моменты, наслаждаясь временем, проводимым на загородном доме в компании своей собаки, вдали от городской суеты.
0% осуждения и 100% понимания.
Показать полностью
5
Охрана, неограниченные доступ к телефону и перекуры, офицерские форма и распорядок дня. Выяснились условия срочной службы Макана
С первого дня Macan (Андрей Косолапов) получил личное сопровождение — человека, который бдит за комфортом рэпера и защищает его от непредвиденных ситуаций. Плюс разрешили неограниченно пользоваться мобильным телефоном. Остальным срочникам можно лишь по выходным. Причина — Макан не обычный военнослужащий.
Косолапов — единственный солдат в офицерской роте элитного ЦСН "Витязь" РосГвардии в Подмосковье. Поэтому он: а) носит офицерскую форму; б) носит её не по уставу — без портупеи, в неправильно зашнурованных берцах.
Остальным срочнослужащим доведены правила поведения в присутствии звезды:
— нельзя занимать деньги;
— нельзя фотографироваться;
— нельзя сообщать родне и близким информацию о деятельности Косолапова.
Бонусом Макану разрешено продолжать рабочую деятельность, чтобы не ставить под угрозу активность его самого и лейбла. К примеру, участвовать в рекламных кампаниях, выполнение обязательств по которым невозможно отложить на после дембеля.
Впрочем, сослуживцы Андрея характеризуют его положительно. Говорят: ведёт себя адекватно, регулярно посещает физподготовку, не отказывается от еды в столовой. Хоть и очевидно, что ему непросто придерживаться распорядка дня и быть в изоляции от внешнего мира, вне зоны комфорта.
Показать полностью
5
Шёпот за кулисами и грохот на полигоне
Генерал-полковник в отставке Волынцев умирал в отдельной палате госпиталя имени Бурденко. Тело, изношенное тремя инфарктами и Афганом, уже не слушалось, но сознание оставалось ясным, как осенний воздух после дождя. На экране телевизора, приглушённо бубнящего в углу, шёл концерт к 9 мая. Пели «Журавлей». Вокал – бархатный, проникновенный, народной артистки Ларисы Вольской.
«Лёгкая у неё жизнь, – подумал Волынцев без злости, с усталой отстранённостью. – Вся война – в патриотических песнях. Выходит, улыбается, принимает цветы. А мы-то… кости на перевалах оставляли».
Он вспомнил полигон в Капустином Яре, рёв двигателей, землю, содрогающуюся под сапогами. Ответственность, которая жгла изнутри сильнее самого крепкого спирта. И в этот момент его сердце, крупное, изношенное, сделало перебой.
В это самое время за кулисами Концертного зала имени Чайковского Лариса Вольская, только что спустившаяся со сцены под гром оваций, стояла, опершись о холодную стену. В глазах плясали тёмные пятна. Врачи шептали что-то про «крайнее истощение». Она махнула на них рукой в драгоценном перстне. Нужно было готовиться к «Смуглянке».
Ей вдруг, с невероятной ясностью, вспомнился тот вечер в далёком 63-м. Выпускной в консерватории. И два предложения: от худрука филармонии и от красавца-лейтенанта Виктора, звавшего замуж и в гарнизон. Она выбрала сцену. Он стал генералом. Слышала, что жив, болеет. И сейчас, чувствуя, как подводит её когда-то неутомимое горло и ноет сердце, она подумала о его жизни. О жизни, в которой всё чётко: приказ, выполнение, враг, друг. Твёрдая, как камень, прямая, как штык. Неужели она когда-то посчитала её скучной?
«Он защищал что-то реальное, – прошептала она, глядя на своё отражение в потускневшем зеркале гримёрки. – А я? Я защищала призраков. Настроение. Память, которую сама же и создавала из нот».
В палате госпиталя экран мерцал. Волынцев видел крупным планом лицо Вольской. Удивительное лицо. На нём была не улыбка, а лёгкая, почти неуловимая гримаса боли. И в этой боли было что-то до глубины души знакомое. Боль человека, который тоже отдавал приказы. Себе. Выйти на сцену. Спеть. Улыбнуться. Когда внутри – пустота и тихий ужас.
«Да мы с тобой, сестра, из одного полка, – едва оформилась мысль в его сознании. – Только ты без оружия в атаку ходила».
Его взгляд затуманился. Звуки госпиталя отдалились. На экране Лариса Вольская брала высокую, чистую ноту в финале песни.
За кулисами, положив руку на грудь, чтобы унять колотьё, артистка вдруг почувствовала не пронзительный страх, а странное, всезаполняющее спокойствие. Будто слышала отголосок далёкого, мощного залпа, эхо которого настигло её только сейчас.
В госпитальной палате прямая линия на мониторе издала протяжный писк.
За кулисами Лариса Вольская тихо, по-девичьи, вздохнула и опустилась на скрипучий стул гримёрки, будто только что закончив свой самый сложный концерт.
Они ушли почти одновременно. Генерал, так и не решив, чья жизнь была правильней. Артистка – так и не поняв, кто из них нёс более тяжёлую ношу.
Где уже не было ни оваций, ни приказов. Только тишина, в которой наконец отзвучали и шёпот за кулисами, и грохот на полигоне.
Показать полностью