VanNormaien

VanNormaien

Пишу книжки на АТ: https://author.today/u/ludvignormaien/works/edit
Пикабушник
Дата рождения: 28 мая
19К рейтинг 37 подписчиков 77 подписок 69 постов 12 в горячем
Награды:
10 лет на ПикабуЗа участие в Авторской неделеЗа неравнодушие к судьбе Пикабу За космическую внимательность
25

Свитоши-2

Часть 1 - "Свитоши"

Тута я сижу на куче из железяк, жру сквига, а шлем мне трындит про умные штуки, и кишками чую што поумнел. И думаю (главное никому не проболтаться!): чё такое ум? Это, типа, когда знаешь, как юдишку порвать, или когда хитро ништяки спереть? Шлем базарит, что ум — это про «тактику» и циферки, но я ж орк, мне циферки побоку! Свитой Друзь, кажись, был умный, ибо крепости строил и юдишек с орками стукал, но я круче, у меня даже рога теперь есть! Мошт, ум — это когда пацаны орут «Ваааааах!» громче, чем у других боссов? Или когда не тока гроты боятся, а все, а ништяки сами в лапы падают? Шлем трынди, что надо меньше стукать, а больше думать, но думать — это ж скучно! Короче, ум — это когда ты рвёшь всех голыми лапами и патом снял с трупака крутую шмалялу, которая круче громче всех.


Я, значит, сидел у стены, пока пацаны таскали ништяки с тех чернявых юдишек, что мы порубили. Кровь из живота уже давно не текла, так как Гракдок засунул туда деревяшки и этот его «цемент», и, кажись, оно теперь там крепко держалось. Ходить тока было неудобно. Цемент хрустел в пузе, как старые кости под ногами, но я ж босс, а боссы не ноют. Ургор, тот, что вечно базарит про всякое, сказал, что цемент скоро «отвалится сам». Ну, пускай.

А потом я захотел кое-чего… Ну того, что всё зеленые вокруг хотят — как бы мне ещё круче стать. Быть просто самым сильным — это харашо, но если ещё и поумнеть, то ваще все юдишки и орки будут мне в ноги кланяться. Или я им ноги поломаю, дааа…

Тут ко мне подвалил Оргтор, тот молодой, что из гриба вылупился и башкой смешно шмякнулся. Он теребил ржавую шмалялу, что утащил у юдишки, и пялился на меня, как на бочку с пивом.

— Босс, — говорит, — а чё ты такой смурной? Мы ж всех порубили, лута набрали, а ты сидишь, как грот, которому по башке настукали.

— «Я думаю, Оргтор» — хотел было ответить я тогда, но ответил как нормальный — Пошёл к сквигам! Хитрости для драки придумываю!

Оргтор аж челюсть уронил, а шмалялу чуть не выкинул.

— Хитрости? — переспрашивает. — Это как? Типа стукнуть сзади, а не спереди?

— Не, дурень! — я ему в рыло легонько ткнул, чтоб мозги встряхнулись. — Хитрости — это когда ты всех уделал, а тебя не уделали. Понимаш? Бьёшь, но сам целёхонький. И лута побольше.

Оргтор почесал за ухом, где у него уже дырка от драки была, и закивал, хотя, видать, ни черта не понял. Ну и ладно, я ж босс, мне и думать за всех. А мысль у меня была такая: раз юдишки вечно таскают всякие понтовые штуки, типа шмалял и блестяшек, то надо найти их склад. Где они всё это прячут. Если мы туда вломимся, то будем не просто бандой, а самой крутой бандой во всём этом разваленном городе! Хоть других еще не встретили.

Тут подбежал Уггар, тот, что вечно ковыряется в железяках. Он тащил какую-то здоровую трубу, а на ней болталась куча проводов, как кишки у выпотрошенного сквига.

— Босс! — орёт. — Глянь, чё нашёл! Это ж эмиттер! Если приладить к шмаляле, то будет бабах так бабах, что юдишки в штаны наложат!

— А она точно бабахает куда надо? — я уже видел, как она несколько штук его производства рванули в лапах пацанов.

— Точно! — грит. — Тока надо ещё пару штук найти. И… ну… мож, юдишку живого или башку его свежую, чтоб знать, как у них включается всё. Я могу и так конечно…

Я встал, хотя пузо хрустнуло. Вот оно! Если я разберусь, как эта фигняработает, то буду не просто босс, а босс с самой понтовой шмалялой. Это ж хитроумие, как у тех свитых, про которых Оргтор в книжке читал! Я ему сразу:

— Оргтор, тащи ту книжку про свитого Друзя. Там чё-нить про эмиттеры есть?

Пока он бегал, я пнул пару гротов, чтоб притащили мне жратвы. Один приволок сквига, а тот, гад, цапнул меня за палец. Я его схарчил, но он был горький, как… как… как испорченный сквиг. Фу. Надо найти нормальную жратву, а то с этими сквигами никакого кайфа.

Оргтор притащил книжку, всю драную, с пятнами крови. Раскрыл её и начал тыкать пальцем в закорючки.

— Тута, — грит, — про свитого Друзя пишут, что он не тока стукал всех, но и думал, как стукать лучше. Типа, он брал у юдишек их шмотки и заставлял их же шмотки против них работать. Хитро, да?

— Хитро, — киваю я, а в башке уже план зреет. — А про эту штуку… эмиттер — есть чё?

— Про катушки ни слова, — Оргтор пожал плечами. — Но там пишут, что свитой Друз нашёл какую-то машину юдишек, типа большой шмалялы, и заставил её стрелять по их же пацанам. И все такие: Вааааах! и шли в бой!

— Ваааааах! — заорал я, бо это было реально круто. — Уггар, где ты эту штуку нашёл?


— Там, в развалинах, — он махнул лапищей в сторону выхода из бункера. — Там ещё куча хлама юдишек. Я видал, как один грот туда лазил и вытащил какую-то коробку с огоньками. Но его потом сквиг сожрал, так что коробка где-то валяется.

— Пошли искать! — командую я. — И тащите всех пацанов. Будем искать эту коробку, катушки и всё, что блестит или бабахает. А если юдишки вылезут, порубим их в капусту!

Пацаны заорали «Ваааааах!» и ломанулись в развалины. Я шёл впереди, хотя пузо всё ещё ныло. Гракдок тащился рядом и бормотал, что цемент, мол, держится, и это круто, а значит надо чаще сыпать. Я его пнул, чтоб не каркал.


В развалинах было темно, сыро и воняло горелым металлом. Грибы на стенах светились, но света было мало. Мы нашли кучу хлама: ржавые трубы, куски проводов, пару скелетов юдишек и даже одну башку, которая всё ещё мигала красным огоньком в глазу. Уггар сказал, что это «серво-череп», и начал её ковырять.

И тут я заметил: в углу, под кучей обломков, что-то блестело. Не просто блестело, а прям сияло. Я заорал:

— Пацаны, сюда! Это ништяк!

Мы раскидали обломки, и там была коробка. Не просто коробка, а типа юдишкин сундук, весь в огоньках и кнопках. Уггар аж завизжал, как грот, и начал тыкать в неё пальцами.

— Это ж, это ж… — бормотал он. — Это модуль управления! Если его к катушке приладить, то можно сделать мега-шмалялу!

Я почесал башку. Эмиттер, модуль, катушка, шмаляла… Это всё звучало хитро. Но я ж умный, я понял: если эта штука заработает, то я не просто босс, а босс, который всех уделает.

Тогда я сказал:

— Уггар, — говорю, — делай, чтоб харашо бабахало.

Пока Уггар ковырял коробку, я смотрел на пацанов, которые таскали ништяки и дрались между собой за хлам.

Но тут из-за угла вылезла толпа чернявых. А за ними стояли двое не просто юдишек, а с тремя руками и какой-то штукой, что гудела, искрила и палила сгустками дрянной гадости, которая отрывала от пацанов куски, разбрызгивая каплями по сторонам. Пацаны заорали, я схватил шмалялу и начал палить.

С простыми чернявыми мы разобрались быстро, хоть их было вдвое больше, особенно когда я взял кусок арматуры и вломил тем до кого успел дотянуться.

С теми же, трехрукими так не получилось, потому что они быстро расплескали и разорвали.

— Па старанам, пацаны! — заорал я, откатываясь в сторону.

— Щас, спрячемся за камни, чтоб юдишки думали, что мы сгинули! Потом вылезем и пастукаем их!

Рядом оказался Уггар и я сразу его пнул, чтоб он шевелился быстрее. Трехрукие, гады, продолжали шмалять своей фигнёй, выковыривая пацанов из укрытий и так они скоро могли добраться до нас.

Я тогда зарычал:

— Уггар, гротова задница, твоя штуковина готова или мне тебя по башке настукать, чтоб у тебя мозги заработали?

Уггар, весь в проводах, как сквиг в кишках, поднял башку и оскалился, показывая зубы, которые были бы ничего, если б не торчали во все стороны.

— Босс, не трынди! Я тута не просто катушку мучаю, я тебе ща такой рогатый крутяк заделаю!

— Рогатый? Рога? Мне? — я аж прищурился. — Это чё, как у тех испорченных юдишек? Не, Уггар, рога — это не по-оркски.

— Да не рога, босс! — он замахал лапами, чуть не уронив коробку. — Это на самом деле модули! Умные штуки! Я их к той коробке с огоньками приладил. Ща будет шлем, а в нём — типа мозги юдишек, тока без их дурацкой башки.

Я почесал затылок, где когда-то прилетел удар. Умные модули звучали подозрительно, но если они сделают меня хитрее, то я готов. Уггар тем временем притащил кучу железяк, пару проводов и тот серво-череп, что мы нашли. Он его раскурочил, вытащил мигающий огонёк и приладил к коробке. Потом взял ржавую каску, что я раньше пнул, и начал пихать в неё провода, кнопки и какие-то блестяшки. На верх каски он прицепил два маленьких рога — ну, типа, модули, как он сказал. Периодически он это бил, стучал и не успел я ему еще раз втащить, как он протянул устройство мне. Выглядело понтово, но как-то не по-нашему.

— Готово, босс! — Уггар сунул мне шлем. — Няпяль и будешь самый хитрый и умный орк!

Я взял шлем, покрутил в лапах. Рога блестели, провода торчали, а изнутри что-то гудело, как сквиг когда его попинаешь. Было немного стрёмно. Ну, думаю, надо пробовать. Няпялил шлем, и тут — БАМ! — в башке будто молния шарахнула. Не больно, а как будто кто-то в черепе заорал:

— ОРК, ТЫ НЕПРАВИЛЬНО ДЫШИШЬ! ВДОХ ЧЕРЕЗ НОС, ВЫДОХ ЧЕРЕЗ РОТ!

Я аж подпрыгнул, в пузе опять хрустнул цемент, и арматуру чуть не выронил.

— Это чё за хрень?! — ору. — Уггар, ты мне юдишку в башку засунул?!

— Не, босс! — Уггар заржал, как грот, которому наступили на ногу. — Это умный модуль! Там еще когитатор есть. Он, типа, думает за тебя. Ну, или с тобой. Юдишки его делали, чтоб их шмалялы стреляли точнее, ну и всякое разное помогал им делать. А я его переделал, чтоб он базарил, как надо! — и пробормотал себе под нос — Думал оно всё же рванёт…

Шлем опять загудел, и голос, такой противный, как у юдишки, который ещё не знает, что его ща стукнут, выдал:

— ОРК, ТВОЯ ПОСТАНОВКА НОГ НЕОПТИМАЛЬНА ДЛЯ БОЯ! ПЕРЕСТАВЬ ЛЕВУЮ НОГУ ПРАВЕЕ!

— Да заткнись ты! — я стукнул себя по шлему. — Уггар, это чё, теперь всегда так будет?

— Ага, босс! — лыбился Уггар. — Он тебя учит, как быть хитрым! Слушай его, и будешь всех уделывать без царапин!

Я хотел уже стукнуть Уггара за такие шуточки, но тут опять юдишки с тремя руками шмальнули своей гудящей штукой — и уже как-то близко.

Я выглянул и шлем заорал:

— УКЛОН ВЛЕВО, УГОЛ 45 ГРАДУСОВ! СЕЙЧАС ЖЕ!

Я, не думая, сиганул влево, и сгусток просвистел мимо, врезался в стену, а не в моё пузо. Пацаны заорали, а я сам охренел. Это было вовремя! Шлем, кажись, знает, как не получить по башке. Я схватил шмалялу и пальнул в юдишку, но шлем опять забубнил:

— ПРИЦЕЛ СМЕЩЁН НА 23 ГРАДУСА! ПРИЦЕЛ СМЕЩЁН…. СТВОЛ ВВЕРХ И ВЛЕВО, ОРК!

Я поправил, пальнул — и башка одного юдишки разлетелась на куски, как мелкий сквиг под пяткой. Кровь, мозги, всё в разные стороны. Пацаны опять заорали, а Оргтор не приминул сказать приятное:

— Босс, ты прям как свитой Друз! — вопит. — Хитро стреляешь!

Хочет нобом стать. Наверняка.

— А то! — я оскалился, хотя шлем всё ещё гудел и бормотал:

— СТРЕЛЬБА ЭФФЕКТИВНА НА 87%. РЕКОМЕНДУЮ ПРОВЕРИТЬ БОЕПРИПАСЫ.

— Заткнись, железяка! Я и без тебя знаю, что крутой!

В зал ворвались еще чернявые испорченные юдишки с ножами, клешнями, шмалялами и попытались нас прибить.

В общем, когда-то тогда я и стал умный, так как только со шлемом понял всякое разное, чего не знал раньше. И это было удобно. Хотя жить стало сложнее, так как приходилось больше слушать и думать над советами шлема. Вообще если честно, шлем был ничего. Он, конечно, трындел без умолку, но пару раз спас мне шкуру. Пока мы с пацанами рубили остатки юдишек, он подсказывал: «Бей справа», «Уклоняйся», «Не жри этот сквиг, он ядовитый». Последнее я проигнорировал, потому что сквиг был вкусный, но потом пузо долго болело и обблевал всё вокруг.

Ладно, шлем был прав, гад.

Пока чернявые не кончились, оставшийся трехрукий не шмалял.

Это не простой юдишка, а какой-то неправильный, даже по их меркам. Ростом он был почти как орк, тока тощий, как грот, которому неделю не давали жрать. Кожа у него была серая, будто кто-то выжал из него весь цвет, и вся в каких-то пузырях. Морда — ну, типа обычная морда, тока вместо глаз четыре красных огонька мигали, как у серво-черепа, а вместо рта — дырка, из которой торчали мелкие щупальца, шевелящиеся, как черви.

Жуть, короче.

У юдишки было три руки, как я и сказал. Две нормальные, ну, насколько у юдишек бывает нормальное — костлявые, с когтями, как у плохого орка. А третья рука — это ваще не рука, а какая-то хрень, будто из металла и мяса сразу. Она росла из плеча, вся в проводах и шипах, и на конце — здоровый клешень, как у тех крабов, что гроты иногда таскают. Клешень щёлкал, искрил и вонял горелым, как будто кто-то поджёг сквиговую шкуру.

А в двух нормальных руках юдишка держал свою шмалялу. Эта штука была длинная, вся в ржавых шипах и с какой-то зелёной дрянью, что текла по трубкам на стволе. Когда он шмалял, именно из неё вылетали не пули, а сгустки, которые гудели, и при попадании в стену оставляли дырки, будто кто-то молотом врезал. Один такой сгусток попал в пацана по имени Зогг, и тот заорал, как грот, которому наступили на хвост, а потом его нога просто *плюх* — и растеклась, как расплавленный металл.

Не, так не пойдёт! Так скоро все пацаны у меня закончатся.

Шлем мой, с этими дурацкими рогами, сразу забубнил:

— ВНИМАНИЕ! ЭТО ПЛАЗМЕННОЕ ОРУЖИЕ, ВЕРОЯТНОСТЬ ЛЕТАЛЬНОГО ИСХОДА ПРИ ПОПАДАНИИ — 93%! РЕКОМЕНДУЮ ИЗБЕГАТЬ ПРЯМОГО КОНТАКТА!

— Да заткнись, железяка! — я стукнул по шлему, но в башке уже чё-то щёлкнуло. Шмаляла его была слишком понтовая для простого юдишки. Я ж хитрый, я сразу понял: если лезть на него в лоб, то могу остаться без пуза, а цемент там и так еле держится. Но ведь если его сейчас не прибить, то понтовый ствол уйдет от меня.

Шлем опять загундосил:

— РЕКОМЕНДУЮ ТАКТИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ И УСТАНОВКУ ЛОВУШКИ! ВЕРОЯТНОСТЬ УСПЕХА — 64%!

— Ловушка? — я оскалился. — Не сейчас!

— ПРЯМОЙ БОЙ НЕРАЦИОНАЛЕН! ВЕРОЯТНОСТЬ ПОРАЖЕНИЯ — 89%! РЕКОМЕНДУЮ ТАКТИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ И УСТАНОВКУ ВЗРЫВЧАТКИ!

— Заткнись, железяка! — я стукнул по шлему так, что рога затряслись. — Хитрить — это для слабаков! Я босс, я его врукопашную порву, как сквига! Будет знать, как шмалять по моим пацанам!

Оргтор, который всё ещё таскал свою драную книжку про свитого Друза, подскочил и зашептал:

— Босс, а в книжке пишут, что свитой Друз иногда хитрил, а иногда просто лез и всех рвал! Может, ты и прав, но этот юдишка с клешнёй и шмалялой — он неправильный, с Хаосом дружит!

— Хаос, шмаос! — я сплюнул, и слюна попала на что-то забывшего здесь грота, который тут же завизжал и убежал. — Если он такой крутой, то я ещё круче! Уггар, тащи мне что-нибудь тяжёлое, чтоб стукать! А ты, Оргтор, веди пацанов за мной, будем этого юдишку в клочья рвать!

Уггар, весь в проводах и с ржавой трубой в лапах, оскалился:

— Босс, я б тебе дал катушку, но ты ж её сломаешь! Возьми вот эту арматуру, я её из стены выломал. Смотри, я тут на конце кое-что примотал! Ей стукать — самое то!

Он сунул мне здоровый кусок арматуры, весь в ржавчине и с каким-то плотно замотанным кульком на конце. Я взвесил её в лапе — тяжёлая, как надо. Хорошая штука, чтоб башку проломывать. Шлем опять забубнил:

— ОРУЖИЕ НЕЭФФЕКТИВНО ПРОТИВ ПЛАЗМЕННОЙ ТЕХНОЛОГИИ! РЕКОМЕНДУЮ…

Я заорал так, что стены задрожали:

— Я ТЕБЕ ЩА РЕКОМЕНДУЮ ПО БАШКЕ ПОЛУЧИТЬ! — и рванул туда, где прятался юдишка. Пацаны за мной заорали «Ваааааах!» и ломанулись следом, размахивая трубами, кирпичами и всем, что под лапу попалось.

— ЭЙ, ЮДИШКА! ЩА ТЫ ПОЗНАЕШЬ, ЧТО ТАКОЕ ПАСТУК! — и рванул на него, размахивая арматурой.

Юдишка не визжал, как другие испорченые юдишки, а просто поднял шмалялу и пальнул. Зелёный сгусток света полетел прямо в меня, но я, благодаря шлему (, сиганул в сторону, и сгусток врезался в стену, оставив дырку, из которой посыпалась пыль. От второго выстрела тоже увернулся и он оторвал лапу бежавшему сзади Нарзоггу.

Шлем заорал:

— УКЛОН УСПЕШЕН! ТЕПЕРЬ ОТСТУПИ И…

— НИКАКИХ ОТСТУПОВ! — я прыгнул прямо на юдишку, пока он не успел снова шмальнуть. Его клешня щёлкнула, пытаясь схватить меня за ногу, но я врезал арматурой по ней, и она отлетела, как будто я стукнул по сквигу. Провода и куски мяса брызнули во все стороны, а юдишка зашипел, как чайник.

— Ха! — ору. — Без клешни ты не такой крутой, да?

Я вновь размахнулся тяжелой арматуриной и врезал мутанту прямо по башке. И в этот момент та примотанная штука на конце сработала:

— БАБАХ! — взрыв-пакет рванул, отрывая гаду башку и еще чуть ниже всего. Ошметки разлетелись — и я вместе сними, пока не приземлился на кучу пыльных камней, а сверху полилась чёрная дрянь, фонтаном бившая из нижней части трёхрукого.

Лапу я не чувствовал, но вроде она была на месте.

Я поднял уцелевшую клешню и заорал:

— КТО ТУТ БОСС? Я БОСС!

Пацаны заорали так, что стены затряслись, а шлем пробубнил:

— ПОБЕДА ДОСТИГНУТА! ЭФФЕКТИВНОСТЬ РУКОПАШНОГО БОЯ — 92%! РЕКОМЕНДУЮ ПРОВЕРИТЬ РАНЫ НА ИНФЕКЦИЮ!

— Заткнись, железяка! — я подобрал его шмалялу. Она уже не гудела, но уже не так страшно, вся искрилась и была частично погнута. Уггар подбежал, пялясь на неё, как на бочку пива.

— Босс, это ж плазменная шмаляла! — он чуть не подпрыгнул. — Давай я её поковыряю, может починю!

— Ковыряй, — говорю, — и вторую не забудь. Но если сломаешь, я тебя порву, как этого юдишку. — Я показал на кучу мяса, что осталась от врага.

Я почесал башку под шлемом. Может, шлем и трындел про ловушки, но порвать юдишку врукопашную — это было по-оркски, по-настоящему. Хитроумие — это хорошо, но когда ты держишь оторванную клешню (жаль, не башку) врага, а пацаны орут «Ваааааах!», это ваще кайф!

После того, как я порвал того трёхрукого юдишку, пацаны смотрели на меня, как на бочку пива после долгой драки.

Оргтор подскочил и заорал:

— Босс, ты ваще зверь! Порвал юдишку голыми лапами! А шлем твой с рогами — это ж прям понт! Надо тебя звать Рогатый!

— Рогатый? — я почесал башку под шлемом, и тот сразу загундосил:

— РЕКОМЕНДУЮ ПРИНЯТЬ ПРОЗВИЩЕ ДЛЯ УКРЕПЛЕНИЯ АВТОРИТЕТА! ВЕРОЯТНОСТЬ ПОВЫШЕНИЯ ЛОЯЛЬНОСТИ БАНДЫ — 78%!

— Хм, Рогатый… звучит круто. Ладно, пацаны, я теперь Рогатый! И ща мы порвём всех юдишек в этих развалинах, а ништяки заберём себе!


К концу зачистки мы натаскали кучу ништяков. Гроты, которых я пнул, чтоб не путались под ногами, тащили всё, что мы нашли: ржавые шмалялы, ножи, ящики с патронами, гранатами, коробки с кнопками и странными штуками: индикаторами и вообще кучу других вещей — провода, железяки, даже один серво-череп, который мигал и бормотал что-то про «Императора». Я его пнул, и он заткнулся.

На базе пацаны устроили гулянку. Жрали сквигов (я проверил, не ядовитые ли, бо шлем опять трындел), орали «Ваааааах!» и дрались друг с другом за добычу. Я сидел на куче ништяков, размахивал арматурой в такт орущим гротам и визжащим сквигам и было хорошо.


Шёл орк-бой к хранилищу взрывчатки,
Весь в броне, с пивасом в руке,
И увидел — гроты трутся в переулке,
И орк их спросил:
— Чьи вы, шкуры, мразь такая?
А те в ответ завизжали:


— Мама — взрывпакет, папа — цистерна с брагой,
Мама — взрывпакет, папа — цистерна с брагой!


Все они в кожанках и в клёпаных шлемах,
И глаза — как у психов
Хотел было орк пройти мимо,
Но получил в глаз блевотой сквига.


Мама — взрывпакет, папа — цистерна с брагой,
Мама — взрывпакет, папа — цистерна с брагой!


Весёлую шутку сыграли гроты с бойзом:
Оглушили трубой, связали кишкой,
Разукрасили красным и синим,
Заставляли хвалить мелкоту.


Мама — взрывпакет, папа — цистерна с брагой,
Мама — взрывпакет, папа — цистерна с брагой!!!

Показать полностью 2
305

Ответ на пост «Заслуженный учитель России заявил, что проблемных учеников надо отправлять в трудовые школы»30

"На проблемы в учебных заведениях наконец-то обратили внимание" - тем, кто может сделать что-то не на словах, глубоко похеру происходящее.
"Одной из мер борьбы с хулиганами станут отметки по поведению" - мне одному кажется, что это не более чем погрозить пальчиком и сказать "Ай-яй-яй, нехорошо так себя вести" и при этом надеяться на то, что закоренелый преступник исправится. 🤦‍♂️

31

"Свитоши"

Тута, значт, будит моя естория. Ну то, што я пережил за то время пака живу.

Как нармальный зиленый, появился я уже нармальным — бальшой и сильный, а не как у других нежинок, что мне встречались. Раждаются такими хлипкими, што с ними и падратся нильзя. И пре этам их все равно нада пастаянно стукать по голове и жопе, чтобы они расли. Пачти двадцать годов! Ну кроме железяк. Но те тоже такими были. Проста по галаве им сильнее пастукали, вот они такими и стали.

Ачнулся я, значт, в каком-то грязном углу. Галава балит, будта хто-то по ней молотом стукнул. Вакруг — одни зиленые морды и все арут друг на друга, как будта их сквиг за жопу цапнул. Пачисал за ухом, и тут до меня дашло: я тоже один из них. Зиленый, красивый и, пахожи, самый умный из них.

Но тож начал арать. А што — харашо выходит. Юдишки тоже парой хатят арать, по ихнему панедельнику, но им нильзя, а нам можно какда хатим.

Но сасед плоха арал, ни так как я. И тагда я дал ему пару раз в рыло. Он упал, и началь выть. Вышла красива, мне хорошее стало.

Тагда другой сасед абиделся за первага саседа и папытался стукнуть миня, но мне было больна и не панравилась. И тагда я пастукал ему в живот, пичень (ат слова «пинать»), хрустнул руку и пастучал по галаве. Ему ни панравилась, но он промалчал, так как на чуть-чуть уснул.

Мне радастна стала.

Пасматрел на сваи руки. Кулаки харошие. Ани были грязными и пакрыты сухой слизью. А еще пустые.

Аглянулся.

Вакруг хадили ище зиленые и тагда я падумал, што нада взять што-та потяжилее чем мой кулак, хоть он и хорош, но пастукать их всех будит не так харашо, как чем-то, так больше пастукаю и будет радастнее.

Хде взять?

Нужиг склад. В любом зиленам, оркскам лагере должин быть склад, са всяким хламом. Там точна отыщится что-то, што можна привратить в аружие.

Лучше б канешна, дабыть в драке — атнять его у какога-нибудь слабака. Или место бальшого замеса найти — любой битве валяется куча брошенного оружия.

Можна кузню найти или мастерскую.

А ваще вакруг была тимно и сыро. Вакруг была куча грибов, каторые светились так, ну слегка.

Кроме двоих, постуканных мною зиленых, лежали на палу и другие. Но я их не бил, они типа выпали из грибов, што на стенах. Я умный — со стен щас ище упадут и стукнуться другие, но пака прикреплины.

Нада босса найти, старшааа какого. Навирняка он есть. Пайду и спрашу у ниго аружие.

А то што-то тиха и никто не арет больше.

А ище хателась жрать.

И ждать ни хателась. Аглянулся апять, а пад нагами што-та бегает и ползает, и па стенам.

Паднял, а эта такая мелкая, круглая и мягкая зубастенькая штука. Эта падлюка мелкая цапнула за палец и тогда я сажрал её. Была вкусна и сладка. Но следующая была горькая.

Пака искал выхад, то папались и саленые и кислые и сочные.

Патом нашел выход и ушел из зала с грибами, с вкусными штучками, каторые (типерь знаю што ани сквиги) и падающими зилеными.

Вышел в колидор и астанавился, так как он уходил в разные стороны и вел в несколько комнат.

В первай жи комнате стаяла и пучила на ниго глаза толпа мелких зиленых придурошного типа. Позырил на них, ни пахавать у них, ни аружия какого не увидал. Если тока самих сожрать, но сквиги аказалтсь сытыми и патаму уже не хотелась асоба.

Пашел дальше по колидору.

Шел, шел, а выхода чё-то не была. А фсё патаму, што все эти грибы были пад землёй! И ище в коком-та бункире.

— Людишки што-то тут устроили нипонятное! — он тыкал пальцем в ржавую трубу. Тут фсе была как в этам самом подземном лабиринте. Стены холодные и липкие, а воздух спертый и пахнет жилезом.

И там, где уже нибыло грибов, каторые свитились чуть-чуть, была тимно.

— Я иду, я иду, я иду…

Он шел уже чуть не на ощупь, так как света вообще ни было. Ну никакого ваще.

— Как эти юдишки ваще тута ходют, нипанятна же ничиго! — заорал я, сатрясая битонные своды.

Была видна, што часть ходов перекрыта апустившимися штуками, часть люками, и ваще никак не аткрыть.

Можна была бы пайти па следам юдишек, но тута были токо мои слиды. А тех юдишек здеся давно ни было.

Если ни счетать пападавшиеся на пути руки и ноги скилетов фсяких. На них ни шмалял, ни рубил ни была, кроме клаков ткани.

Порой пападались тусклые красные светяшки на стенах, и при свете их он увидал стрелки, што толстым концом указывали куда-то.

Снисти бы уж эти тупые стены!

За адной стиной слышалась какая-та вазня. Тиха-тиха, будта бы там што-то бубнило. Прислушался.

Хм. Будта хто-то каму-та что-то гаварит делать.

Разагнался и врезался плечом в жилезную дверь. Но плохие юдишки сделали харошую дверь и она стукнула меня в плечо так, што плечо онемело. Была бы чем, так падарвал их!

Прешлось идти дальше.

Как-та па стрелкам вышил к дыре в стене, каторая была типа быстрым спуском юдишек вверх-вниз. Пачиму так ришил? Я ж умный! Переда мной была сплющенная бальшая жилезная каробка, ис каторой торчали высушенные руки и черепушки тех, хто на нём катался. А к кабине был приделан аторванный трос.

Катнул нагой один черепок. Развликаться ани магли.

На адном была каска, што голаву прикрывала. Вот зачем прикрывать голаву, если фсё астальное раздавило? Взял его, но ни нашол куда его адеть, так как был мал. А ищо птичка черная на каске

Ладна, атлажил каску… Патом тех мелких зиленых приганю, пускай предумают што с ним зделать. Наплечник нармальный.

Ага, ничиго нет, и напялены тока наплечники. Нада ещё искать, можит с каго что сниму.

Ципляясь за стены, покарабкался наверх. Нашол кусок аторванного троса, што ищё свесал свирху и пополз быстрее по ниму. Полз мима двух двирей, в адну из каторых заглянул.

Тама был колидор, раскурочинный будта паталок решил упасть и мистами так и зделал. Хател уйти, но тама в комнати нашёл сушеный скилет. Он целый, есле ни считать что тока нижняя чилюсть асталась с зубами ат чирипушки. На груди старые римни, трескающиеся от времени, на котором была подвешана кабура под малую шмалялу. Сам ствол лижал на палу. Рукаять ели можна была ухватить, но шмаляла пулями, делала громкий бабах и лязгала, и была раскрашена красивай ржавчиной. А ищё две абоймы были палны маслянистых пахожих на зиленых тупагаловых пуль.

Как понял, што ана делает бабах? Так взял и нажал, и хорошо что не смотрел в ствол в этат момент. А то скилет юдишки тоже наверна так пасматрел и галавы ни стала. Вон на вирху пуля в паталке застряла, вместе с кусками черепа.

Ищё взял сумку мелкую с его бока — ему ни жалко. Выкинул хлам и повесил на сибя, чтобы складывать ещё ништяки если найду.

Выбрался патом наверх па тросу. Тута уже была свитлее, так как верхняя часть бункера была как ришито от дырак.

Пака не дабрался до верха.

А там был город юдишек. Наверное. БЫЛ.

Он привратился в кучу руинистых развалин. Павсюду валялись куски металла, словно кто-то агромными кувалдами пакалатил па всему, што пападалось под руку. Варонки в зимле, битоне, обугленные остовы техники, искореженный металл. Ат диревьев тока абугленные, как кости, пеньки. Ну да, кости — тож обугленные, разбитые, разорванные, прадырявленные. Воздух прапитан вонью гари и металла. Ничиго живого ни была видна, тока разруха и смерть.

Я аж задахнулся:

— Красотищща какая!

Пад нагами валялся клыкастый череп. Орочий. В маи глаза будта писок папал, защипало. Я всю драку прапустил!

Што-то хрустнуло и я тока успел павирнуть голаву, как мима пралитела пуля.

Сразу стала виселее — я ищё успеваю памахаться чуть-чуть!

Я заметил того, хто шмалял (он такой черноватый), но дратса он ни хател, а хател из своей шмалялы меня дастать.

Эта была ни так весело, но тоже развлекуха, потому тоже достал малую шмалялу и начал палить. Но так как я умный, то палил так, штобы он особа не савался ко мне, а я шёл к ниму.

Я стукнул в стену, пад каторай он сидел и та упала на ниго.

Но он тоже прыткий был и сделал то, чиго я ни ждал. Он прыгнул на миня из пыли. И эта был ниправильный юдишка, так как заместа руки у ниго была слизнявое щупальце, каторым он зажал маю шмалялу, так что я ни мог в нём наделать атверстий.

А втарой рукой, типа нармальной, он ткнул меня нажом, но папал в бицуху, кагда я увирнулся.

Сразу вытащить нож ни смог и он остался тарчать.

Я иму дал рыло, хде вместо рта была кучка мелких щупалец. Но он не хател умирать даже какда я иго ударил нажом. Раз десять. Он булькал и пытался миня дастать щупальцем. Тагда я оттащил его пад стенку и уронил её на ниго. Тама тока ноги смишно подёргались и потому я сильна не сердился.

Опять захателась жрать, а в руинах кроме чернаго с щупальцем никого ни было и патаму пашол назад.


Пака топал, то на руке кровь пиристала вытикать и эта была харашо, патаму как визде аставлял слиды красные. А красный вижу и хочеца дратса, а никаво нет и патаму тока злюсь.

Назад дашел, па пути искал сквигав и ел их и надаело патом. Пачиму я, самый умный, должин сам их искать кагда есть мелкие зиленые, каторые и далжны мне их насить, так как я бальшой и сильный.

Пашол их искать и нашол канешна. Ани тусавались возли других оркав, памагая им — выкавыривая им камни, чесая им пятки. Я тагда схватил аднаго мелкава и сказал ему штобы он принес мне сквига, а он сказал што ни может так как уже занят. Тагда я дал иму пинка и он сразу асвабадился, так как сказала што мой пинок сильнее и што как сможит встать, то сразу пабежит за сквигами. Но я ни стал его ждать, а пашел за другим. Этат мелкий грот спрятался за каким-та оркам и штобы его достать нужна была падвинуть таго.

Я иму сказал:

— Атайди.

А он сказал:

— Ни атайду.

Я сразу ни стал его бить.

— Он сквигав принисет мене.

— Я Наррзог, я грота первый запахал, а патаму он мене принисет сквигав. И патаму ни трогай его.

— А што если трону?

— Узнаишь, зиленый!

Мне сразу стала интересна што он сделаит и тагда я быстро накланился и из-пад ног вытащил верещащего мелкава за ухо.

— Во!

И тагда этат зиленый Наррзог меня ударил в челюсть. Грот вырвался, начал бегать и верищать, из-за чего все кто тута был стали сматреть на нас.

Тагда я ударил его, а он миня. А я его. А он миня. А я его. А он миня. А я его. А он миня. А я его. А он миня. А я его. А он миня. А я его. А он миня. А я его. А он миня. А я его. А он миня. А я его. А он миня. А я его. А патом еще раз. А он миня, но уже слаба. А я его и еще раз и еще.

А патом он уже не бил, а лег атдыхать.

Мне панравилась, эта было весела!

А грот побежал за сквигами.

Выкруг было сыро и тут спать нихателась в мокрам и тогда я взял ище двух гротов, палажил их на бальшой гриб и сам лег сверху на мяхкое.

Они смишно пытались выбраться и па спине как массаж вышел и патаму уснул, а патом праснулся атдахнувшим.

Кагда праснулся, то зиленых оркав и гротов в помищении стала больше. Все дрались и ругались и была весело, но патом мне надаело. Жилание что-то покрушить была тоже сильным и можна была харашо падрацца, и я знал как.

Выйдя впирёд, я шмальнул в паталок и на этат красивый бабах абирнулись все. И тагда я зделал грудь калесом и выпятил челисть впиред и сказал… громка сказал, как мог:

— Я БОСС!

Я сматрел на них, ажидая харошую драку, а они на миня и што-то неришилися. И тагда адин вышел, выпятил впиред чилюсть и хател сказать, но я ничаянно павирнулся к ниму и шмаляла аказалась у ево живота. Он пиридумал и сдал назад, а я тагда расстроился что драца не придется.


***

Мы с зилеными сматрели на гриб навирху, хде рос адин зиленый:

— Расшебется!

— Ни царапины ни будит!

— Шмякнится и арать будит.

— Всмятку раскатаеца.

У пузыря круглава гриба, вздумавшего расти на паталке ципляясь к стенам натинулась внешняя кажура так, што был видин силуэт орка внутри.

И вот он там шевельнулся, дернулся и паявилась лапища руки с когтями. Ана прарвала кажуру и через нескалька мигов из грибного кокона орк шмякнулся галавой вниз. Или плюхнулся. Или хрустнулся. Или шандарахнулся… Кароч, башкой и прям вниз. Но патом попыхтел, паварочался, патом шатаясь встал и заарал.

Пацаны развликались как магли. Они уже все падрались меж сабой, и ни знали чем заняца.

Но патом они падашли и сказали што им скучна, и што им тожи нужны шмалялы и ремни. А мене тоже нужна была большая шмаляла и браня, штобы ножами в меня не тыкали, и тагда мы пашли наверх, куда я хадил, па пути сабирая арматуру и острые железяки, если мы увидим еще плахих черных юдишек с щупальцами, нажами и шмалялами. Гроты тащились следом, волоча основной хабар и всякие найденные ништяки.

Харашо, что мы сабрались в банду и я стал старшаком. Вмести мы сильнее и можим пративостаять болие сильным врагам. Вмести весилее. И всигда есть у каго подсматреть всякие интиресные примочки.

Я паказывал дарогу и гаварил маладому, тока вылупившемуся глупаму зиленаму, каторага звали Орггор:

— Панимаишь? Вмести мы как кулак, а па адному — вот как ты, ваще мала што сделаешь. Та ни рычи! Банда — эта круто! Тут и пахавать сквигов вмести можна, и памахаться весело какда больши накаво нет, и попонтоваться шмалялами.

Я понтово паказал ему ржавый ствол на римне, атчево он завистливо зарычал. Гришно ни понтаваться такой штукой, кагда ана есть тока у тибя. (Хатя они думают па другому)

И если я встретил аднаго плахого юдишку, то может быть и еще кучка найдется чтобы всем падратца, и снять с них какие-небудь интересные вещички.

КРАК!

Это зиленые папытались атарвать кусок абшивки калидора, штобы пасматреть што есть за ним. Тама тока чуть старых трубак, па каторым тикла вада и ище всякие жидкасти.

Пака астальные пашли дальше, адин, Ургар, взялся их ламать. Ни то, штобы мне это надо, но была любапытна:

— Нафига?

— Хачу патом их примастрячить их в дело, или штуку какую собрать, а пака, — он взмахнул выламанной трубой, — можна и так фигачить.

Навирху я первым выпустил наружу из ришетчатаво здания Орггара — ни то, штобы я опасался чиго, но проста хател пасматреть, пальнет ли кто в ниго из развалин, а зырить тута лучше са стараны.

Но никаво нибыло и все пашли искать юдишек, или каво с кем падратца или паискать какую-нить понтовую шмотку. И тока Ургар забирался ва фсякие сгаревшие или пачтисгаревшие оставы машин, выламывая и вырывая из них провода и прочую хрень.

— Импульсная катушка… Эта… Хм… Малый модуль управления… Шины для гидравлики еще целые… Втулка на 20 и кольца резьбовые…— барматал он сибе пад нос нипанятные слава, будта ругался на то, что я его стукнул. Ну была один раз, так чиго бубнить?

— Всё нармальна, тута не всё хлам! — улавил он как я сматрю.

Тута я увидал, как пацаны сталпились вакруг бальшой васьмикалеснай зиленай, как мы, машины, присыпанной абломками стены и слихка памятой с бока. Навирху была явна какая-то пушка, потому шта… Ну патаму. Хто хоть раз видал ствол из каторага шмаляют, никагда нии с чем их не перепутаит. Она была ни такая малая, как моë шмаляло, а пабольше, аднака для такой машины — малая.

— О, какая шмаляла!

— Тока ствол памятый.

— Щя исправлю! — Ургар, тут же забравшись на машину, принялся лупить па стволу большой шмалялы тяжелой желязкой.

— Эта далжно типерь работать? — все сматрели на ствол ва вмятинах.

— Ага! Зырьте! — Ургар вскинул шмалялу, выдирнув её из крипленья и выбрав в качистви мишени руины в старане, устроил дакку!

— Тра-та-да-та-да-та-да! — исдавала штука в его лапах, а гильзы сыпались красивым звоном. И када он выпустил длиннющуу очередь (и низаметна была штобы куда-та папал) и фсе захатели тож так пашмалять, на паследних выстрилах из руин тож начали палить. Тока па нам.

— Цвырк-цвырк — сказали пули у уха.

— Вуужик — прашиптал лазирный луч.

Пацаны спирва начали аглядыватца. Но не из-за таго, что думали куда прятатца, как гроты, часть из каторых из-за этава мильтшения приняла часть выстрилав в себя, а паглядеть — есть ли ищё хде пуляющие уроды. Пара оркав сматрела на дырки в своих телах.

— Чиго ждём? Махачка началася!

Пацанов будта харашенька пнули и штобы успеть на пастук, я ламанулся в атаку ва вись апор. Мы паднялися ради драки и иминна ее они и палучат!

Вакруг литали пули и прихадилась парой сматреть, штобы меш мною и вспышками агня было што-то твёрдое. Я шмалял па агням, как и Ургар из бальшой шмалялы па зданию. Ваще это была нисправидлива, што у ниво такая пушка и посли драки эта нада была исправить — самую бальшую дакку даёт босс!

Там сидели, канешна ж, юдишки. Тожи чернявые и ниправильные, так как придставлял юдишек адинаковыми, а эти были разные. Ну там у того, што прибил, были щупальца, у этих, каво увидал — па многу глаз на лице, или клешня, что прикольно, или рага. Тож прикольно, патаму шта бить кажий раз адинакавого можит надаесть са времинем. Наверна, так как мне никада не надаедало.

Ну вот. Падбежал и прыгнул в первое же атверстие, куда мог пралезть. Тама шмальнул в ближайшиго юдишку и пака они ни абернулись на миня, прыгнул на тех, што палили по пацанам. Шмалять весела, но када есть шанс памахать кулаками, то иго низя упускать!

Я стучал по их галавам, а они разлитались, так как я был тяжилее, чем ани и эта была весела, пака два раза ни пальнули в живот и стала очень больна и я пиристал с ними забавлятся, а схватил их шмалялу и начал дакку. Пули выбивали из стен облака пыли, а из некатарых юдишек многа крови, и аднаму дажи атарвала что-то. Дакка была, пака были патроны. А када они кончилися, то вакруг уже были пацаны, што арматурой, кирпичами и трубами били па ищё живым юдишкам, а хто паумнее хватал пуляли и шмалялы с трупов и бижал дальши. Я бижать ни мог, так как бижала кровь и вообще хадить ни хателась.

А хателась нимнога пасидеть у стины, што я и зделал.

Патом пацаны вирнулись и набижали гроты, и ани падашли-ка мне.

— Босс, ты щя сдохнешь, да?

— Нидаждётесь! — сказал я и захател спать. Но спать нильзя и тагда я пасматрел на дырки в живате и начал думать што делать.

— А давай заткнём их? — сказал адин из сабравшихся зиленых, каторага звали Гракдок.

— Давай. А чем?

— Ща наёдем. Так, милката, брысь отсюдава и тащите чем можнга заделать дырки.

Милката разбижалась и неатарые орки тож. А потом када прибижали, то несли: атрубленные пальцы, щупальца и рага с юдишек, диривянные чопики, камни и прочие штуки. Ургар принес какой-та мишок и сказал тока, што это «Цимент» и што можит дилать так, штоб всё была тверда и жидкасти впитываит. Никто ни знал шо такое, но наверна што-то непрастое. Гракдок тагда спирва хател взять щупальца и запихнуть их в дыры в живате, но я начал его бить па галаве пака были силы, а када их ни стало, начал упалзать.

— Так мы тибя ни спасём, босс. — сказал Гракдок и сказал гротам и оркам штобы они миня падиржали, патаму шта я хароший босс и нашол им подрацца и ништяков.

Они меня диржали, а патом Гракдок вставил деревяшки в дырки, и хатя крови была уже менее, насыпал туда цимента. Как он сказал:

— Шоб навирняка!


***

Гракдок прашел мима, будта и не тварил ничево плахова. Самаабладание у гавнюка проста бальшо.

Хатя ваабще-та мог и не делать нияево и ради смеха пазырить сдохну или нет. Так што ладна, пака пускай паходит. Хатя вот мене хадить ваще стало ни так удобна из-за цимента в живате, хота Ургор базарит што оно само атвалится. Патом.

Все набрали ништяков с чернявых людишек и всякава хлама, и типерь все кавырялись в ней. Из-за таво, что я заживал, набрал меньше пацанов, аднака эта были их праблемы, а ни маи. Целые зиленые штаны, крепкие боты с высохшего трупа, куртач с билым пятном от растекшигося мозга и шмаляла пабольше были атобраны у слабаков.

Па пути назад шмалялами и рубилаии парубили дверь в комнату, где што-то бубнило. Там был адин сушеный труп юдишки, и всякие пульты с цвитными кнопками. С них парой што-то базарили, но нипанятна. А на башке у трупа была надета штука, с каторой тоже базарили, но не так. Эту штуку я сибе взял, штобы патом разобраца.

Орггур, этат маладой пацан, што упал с паталка, листал книшку. Но ни сматрел картинки, а ржал, зыря на закарючки.

— Ты хде эта взял?

— У таво миртваго замурованнова юдишки.

— И ты панимаишь их закарючки?

— Ага.

— Ну тады вона там што намалевано? — ткнул я на стену в нашей базе.

— «Зал N 67t СПО».

— А в книшке што?

— Пра свитого гаварится, как он стукал всех и малитвы всякие.

— Што за свитой?

— Свитой Друзь… Эээ… Друз.

— Не, это хто такой ваще свитой?

— Ну такой, каторый гаварит всем што делать и все делают.

— Ноб? Старшак? Босс?

— Не! Свитой, сияние такое ещё вакруг ниго.

— Блестяшек многа таскал на сибе?

— Да не! Ну свитой! Бальшой ум, шмаляло, крутое рубило и вооот такая бицуха! В ниго шмаляли, резали, он типа аткинулся,а патом встал и всех пастукал.

— Аааа, свитой. Крутой босс. Как я. А малитва?

— Эта када пацанов жмут, стукают, то ани завут свитова на помощь падрацца.

— Зашибись. А вот тут что базарят? — я дал иму паслушать штуку с башки сушенава трупа.

Орггур гаварил, абьясняя о чем тама базарят, а мне нравилась! Эта называлась песня и ана паказалась прикольной.

Слава ни все запомнил, но ана заела в голове. И казалась, што чем больши я её слушал, тим больши она казалась понтовой.


Бешино в драку зиленые варвались!

В свети агнеметов их рожи паказались.

Дрались и па полнай атрывались -

Шли врагов грамить.

Взяли люди лазганы и цепы,

Чтобы зиленых палажить на месте,

Но на это ни хватило силы -

Орков не убить!


— Среди зиленых шел свитой,

в кожанам плаще,

Гаркнул он «Ваааааагх! »

Всем рубилом «Вжах»!

Пацанов (бойзов), вел он за сабой…


https://author.today/work/374638

Если оставите под оригиналом свои впечатления и поставите лайк, то автору будет приятно.

Показать полностью
1

Помощь в автоподборе, Екатеринбург!

В общем, основное сказано в заголовке. Хочу съездить на осмотр автомобиля для дальнейшего приобретения, и хотелось бы прибегнуть к помощи профессионала, либо опытного человека, так как собственного опыта в данной сфере практически нет. Подскажите - к кому обратиться? Стоит ли обращаться в компании и если да, то в какие?

Помощь в автоподборе, Екатеринбург!
7

Онлайн библиотеки Испании или Великобритании

Здравствуйте, уважаемые книголюбы, знатоки разной всячины и прочий люд!
Помогите!
Подскажите, киньте ссылки на сайты вышеназванных стран, где можно почитать разнообразную литературу.
Можно вообще испаноязычные и англоязычные ресурсы.
Можно ссылки с пиратскими сайтами, ботами в телеграмме.
Самому не удаётся разобраться...
(картинка для привлечения внимания, коммент для минусов внутри)

Онлайн библиотеки Испании или Великобритании
47

День завода - праздник, которого нет

Работаю в одном из цехов на заводе № 9, в г. Екатеринбурге. Это который разработчик и производитель ствольных артиллерийских систем в России, ведущий разработчик танковых пушек.
Вчера праздновался день завода (История АО «Завод № 9» ведется от 30 октября 1942 года.)
Где-то играла музыка, заводоуправление украсили шариками 🥳 наверняка открывалось шампанское и произносились торжественные речи.

Вот только мы, рабочие, узнали об этом совершенно случайно.
Никто нам, тем кто тут работает в 12-часовых сменах и слова не сказал (доброго слова, имеется в виду)

Хотя чего это я, ведь рабочих не поздравляли ни 23 февраля, ни с 9 мая, а тут всего лишь день завода...
При этом завод массово ищет рабочих, не хватает рабочих рук и сохраняется высокая текучесть кадров.
Их и не будет хватать при таком отношении к людям, при одних из самых низких зарплат в городе (оператор чпу), при высокой концентрации бардака.
Ну и что возмущает моих родичей - столовые, при постоянном питании в которых можно оставить половину зарплаты.

День завода - праздник, которого нет
Показать полностью 1
2

Крысолюд. Глава 5 (продолжение)

День начал клониться к вечеру. Вечерняя мгла сгущалась над долиной и морем; она гасила яркие краски и окутывала жёлтую равнину и притихшее море однообразной белесой туманной пеленой. В траве и редком кустарнике, ещё не везде искажённом той силой, что веяла от шаманов, цвиркали мирные птицы и мелкие безвредные насекомые.

Постепенно туман терял свою белизну, по мере того как наступала ночь. Но и тогда, когда темнота уже опустилась совсем, туман всё равно продолжал темнеть, клубясь и протягивая свои удлиняющиеся щупальца в сторону остатков звериного войска, чей лагерь широко раскинулся по берегу.

А в тех местах, где наиболее плотно клубился тёмный туман, начали выходить ряды чёрных воинов. Сотни высоких бойцов, затянутых в чернённые доспехи и тёмную кожу, беззвучно выстроились в несколько шеренг и направились к одному из краёв зверолюдского воинства.

Как и всегда, не все отдыхали среди тварей: продолжались выяснения отношений за право занять место ведущих гурты вместо погибших, разрывались на куски раненые, чтобы утолить голод выживших. И среди них оказались те, кто увидел, как к ним направляются ряды новых врагов. Но, к счастью для одних и к сожалению для других, мало кто обратил внимание в этом хаосе на новые крики. И лишь когда с лёгким шорохом с неба ударили разветвлённые сети молний, оглушая и спящих и бодрствующих, вот тогда многие начали вскакивать на лапы и копыта, пытаясь оказать сопротивление.

Эти воины не стремились напасть и убить всех. Нет, у них была другая цель, которую всем ещё только предстояло узнать. Из-за спин воинов взлетели сети, тяжёлым грузом опадая на тех, кто ещё стоял, а уже к ним из строя побежали налётчики, оглушая, выдёргивая оружие, связывая и утаскивая измененных Хаосом зверей за строй. Тех, кто валялся на земле, также не забывали оглушать, чтобы в неожиданный момент они вдруг не сорвали план.

Обезумевшие звери метались — одни пытались убежать, тогда как другие кидались в бой. И тех и других закидывали цепями с прикрепленными к ним крючьями, которые, зацепившись за мясо и кости, утягивали за строй обречённо блеющих и тявкающих тварей. Пара минотавров, толпа других копытных оказались утянуты в глубь тумана. И прежде чем горгон и шаманы подоспели к опасности, так же молча и тихо чёрные воины в своих необычных шлемах и острых наплечниках отступили назад.

Из сна меня вырвало то, что меня тащили. Грубо, беспардонно тянули за ногу, и тело билось о мелкие камешки, и шкуру царапало, на острых участках оставляя капли крови и клочья меха.

Попытался вскочить, но руки были плотно примотаны к телу, а в пасть чья-то рука тут же засунула кляп. Извиваясь, попытался разорвать верёвки, что стягивали кисти, или перерезать их когтями, но не доставал — вязали мастера. Да к тому же получил несколько весьма болезненных ударов древками копий от тащивших меня трёх воинов. На время затих, пообещав себе, что попытаюсь урвать удобный момент, чтобы освободиться. Рядом тащили знакомые туши Тупого и Белоглазого. От этого менее обидно не стало. Видно было мало, да ещё порой моя морда оказывалась повернута к земле, где нещадно билась о неё. К счастью, это продолжалось не так долго, и вскоре послышался плеск воды, я почувствовал, как меня поднимают, а затем краткий миг полёта и болезненное приземление на доски. Через какое-то время меня на верёвках подняли на водой, втащив на палубу более крупного судна. Мне на спину упал ещё кто-то. Затрещали ребра, но тело, упавшее на меня, вскоре оттащили. Какое-то время продолжалась небольшая суета, после беспокойного лагеря тварей казавшаяся просто идеальным порядком. Последовал небольшой скрип, и небольшой корабль (а это скорее всего был именно он), отплыл от берега.

Дернувшись, перевернулся, но ничего кроме бортов и звезд на небе не рассмотрел. Обзор был также ограничен валяющимися тушами тварей, а между ними бродили белокожие (были видно подбородки из-под щлемов, а некоторые их вообще сняли) высокие воины в чёрных доспехах, один из которых, заметив, что я за ними наблюдаю, подошёл ко мне, наклонившись. Лёгкая добрая улыбка появилась на его лице, когда он наступил на мой хвост и давил, наблюдая за моей реакцией. ”Больно, погань, слезь!!!” - хотелось крикнуть, а лучше вцепиться когтями в его лицо, стирая гадкую улыбку. И видя, как мне больно, он ещё сильнее давил, перенося весь свой вес на давящую ногу, и всё шире становилась его ангельская улыбка. В хвосте что-то хрустнуло. Затем, неожиданно сильными руками он приподнял меня, оперев спиной на борт. А потом этот садист начал наносить удары сапогами куда придётся, что закончилось несколькими ударами в солнечное сплетение (или где оно должно быть). Садист с улыбкой смотрел, как я задыхаюсь, как пытаюсь через боль вдохнуть носом такой вдруг ставший желанным воздух. Заметив, что ещё кто-то возится на палубе, он переключился на них, оставив меня в покое.

И всё же я мог теперь наблюдать за тем, что твориться вокруг.

“Мой” корабль без усилий скользил по волнам среди нескольких десятков кораблей поменьше, несколько огромных треугольных парусов наполнял ветер, волны разбивались о золоченый нос, с установленной там скульптурой прекрасной девушки, чья фигура была сделана так искусно, что казалось, она ещё и шевелится, поворачивает голову, чтобы окинуть взглядом бесконечные морские пространства.. Я еще никогда не видел такого огромного корабля, (я тут вообще кораблей не видел) не меньше замковой башни, с мощным корпусом. На его палубе возвышались башни из темного дерева, отделанного переливающимися золотом и серебром. Стояло несколько крупных баллист, у которых дежурили их расчёты. Тёмные паруса легко хлопали, а команды неспешно раскладывали пленных на палубах.

Туман ещё держался, когда вдалеке показался тёмный силуэт горы, напоминающей айсберг из твердой скалы или целый остров. Размеры его поражали. Вдоль огромной стены, к которой мы подбирались, зияли провалы пещероподобных доков огромного города-корабля, куда и стремились возвращающиеся корабли, высаживающие десант. Подойдя ближе, я увидел, как облачённые в чёрное воины формировали в доках охрану и выстраивались в линию. Такие же, как и напавшие, корсары в плащах из кожи кракена, подчёркивающих их внешний вид демонов из бездны, стояли бок о бок с мрачными типами, похожими на палачей, чьи лица были скрыты, а двуручные палаши — дречи — готовы отрубить всё лишнее буйным пленникам. В клетках, недалеко от них, боевые гидры топтались и фыркали. Постоянный шлейф дыма окутывал зверей, а каждая из их голов отрыгивала целые сгустки пламени, пока их шеи скручивались и мотались туда-сюда. Шкуры зверей имели в темноте тёмный, скальный цвет, навевая мысли, что они были столь же прочны.

Плеск за бортом привлёк моё внимание, и там я заметил то, на что не обращал внимание ранее. Нас сопровождали и в воде. Над водой показались спинные плавники животного, до отвращения бледные, словно существо привыкло жить там, куда не доходят солнечные лучи. Перед нами поднялась вверх пара длинных, слабо светящихся щупалец. Огромные мерзкие чёрные глаза, на короткий миг показавшиеся из воды, явно искали добычу. Чуть ниже этих двух глаз были мириады других, маленьких, голубоватых, излучающих странное свечение. Тело у чудовища было бледное, почти прозрачное, как плавники. Под самой кожей виднелись толстые синие и лиловые вены, бока были испещрены рубцами. Я с дрожью заметил в них злобный разум и бесконечную ненависть. Чуть дальше над водой порой поднимались вытянутые туши морских змеев, дальних сородичей той змеюки, которую я встретил в пещерах. Они держались поодаль, видимо опасаясь твари, расположившейся у огромной плавучей горы.

Но никто из моих захватчиков не обращал на них внимания, будто бы для них это была привычная деталь пейзажа. И появившаяся робкая надежда, что сейчас моих захватчиков потопят и сожрут глубинные монстры, начала так же быстро таять, как и появилась.

Я тоскливо посмотрел на морские просторы, в которых ещё можно было найти свободу (и лёгкую смерть), ожидая, что вновь круто изменившаяся судьба снова не несёт ничего хорошего.

В доках встречающие приводили в чувство тех, кто ещё не очухался. Тех, кто стремился показать свою силу и освободиться, как минотавры, или впадающих в буйство, без устали били. Бичи надсмотрщиков безостановочно хлестали обезумевших зверолюдов, приучая к покорности.

Вполне возможно что там была не простая плеть, так как лёгкий чёрный шлейф поднимался после каждого удара и, судя по крикам, переходящим в сип, они причиняли ужасную боль.

Пленников вели многочисленными коридорами, расположенными внутри огромного корабля, и которыми он был пронизан, среди бесконечных палуб, складов, коридоров, лестниц стояли бесконечные ряды клеток с пленниками этих морских корсаров.

Одно из таких зашипело на них, проходящих мимо, и длинная, запачканная грязью иглообразная шерсть волнообразно встопорщилась, поджались короткие и мускулистые передние лапы. Единственный целый глаз засветился, вперившись в тех, кого проводили мимо него, тогда как второй затёк гноем. Оно бросалось с визгом, щелкая слюнявой пастью, готовясь вцепиться выдающимися вперед резцами. Лишь в последний момент прыжка, когда, казалось, что от челюстей существа не уйти, железная цепь вокруг шеи с лязгом обрывала его движение.

Разочарованно давясь слюной и задыхаясь, оно зашаталось и, пища, рухнуло вниз.

Из тех, кого я видел ранее, признал “родственных” крыс и мутантов, как две капли похожих на тех, что сидели на цепи в остойниках, завров и сцинков, клыкастика, но раза в три больше, чем тот, которого сожрал в лесу. Здесь также были представители полулюдей–полузмей — у которых вместо ног были мощные хвосты. Большое количество людей было плотно набито в клетки, в которых никто не убирал, и жуткое зловоние распространялось от них вокруг.

Но гораздо больше было тех, кого я не видел и даже представить не мог, что существуют подобные существа. Крылатые и бескрылые, покрытые слизью и сухие, когтистые, зубастые, в природной броне и без неё, мускулистые и мясистые, тонкотелые и жирные, безглазые и усеянные странными наростами, имеющие длинные шеи и те, у кого было не понятно, где вообще голова, многоголовые и со всевозможными наростами, с ластами и копытами, шипастые и волосатые — тут было на что посмотреть. И если бы я сам теперь не оказался на их месте, то с удовольствием прогулялся бы вдоль клеток, рассматривая диковинных и странных существ.

Похоже на то, что эти охотники собирали всех существ, которых вообще была возможность поймать. А это на самом деле не корабль, а какой-то зоопарк или плавучая тюрьма.

Нас привели к частично пустым клеткам на одной из внутренних палуб, куда всех и запихнули.

Толстые металлические прутья с трёх сторон, через которые с трудом можно было протиснуть руку, а потолок, пол и одна из стен — из самого настоящего камня. Почему-то именно это больше всего поразило меня. Корабль, в котором есть каменные стены! А как же плавучесть и всё такое?

Из удобств была небольшая щель у одной из решёток, куда можно было справлять естественные надобности. Над этим отверстием в потолке тоже было оно, откуда стекали фекалии сверху, с других ярусов, где видать также содержали невольников. Поэтому в плотно забитых клетках стояла мерзопакостнейшая вонь, к которой я немного привык, пока бродил со стадом зверолюдов, от них конечно и сейчас воняло неслабо, но к этой вони было совсем непросто привыкнуть. Те, у кого ещё сохранялись мозги, старался держаться подальше от таких решёток, ну а у кого их не было или Хаос выжрал им мозги или обратил их в труху (не знаю, что он с ними делает, что на определённом уровне они становятся особенно тупыми) и не заморачивались подходить к уборному месту, накладывая кучи на том месте, где он в данный момент находился. Да, тусклый свет проникал также через эти отверстия, а ещё иногда проходящие отряды морских налётчиков несли светильники, на свету которых можно было рассмотреть чуть больше подробностей.

Оторванность от стада, скученность, голод — наиболее подходящие условия, чтобы показать соседям свою раздраженность и силу. Кто-то кого-то толкнул — сверкнули зубы, когти, и стали выяснять, кто тут главнее. Дрались на ощупь, потому как глаза ещё не привыкли к этому рассеянному свету, и доставалось и тем, кто совершенно не желал принимать участие в этом дележе.

Я тоже не собирался, стараясь боком протиснуться подальше, но хриплый лязгающий голос Белоглазого прозвучал совсем рядом:

-Помоги!

Эх, да что же такое! Помочь - порвут же меня. А не поможешь - порвут Белоглазого, а потом установят свои порядки и прихлопнут меня опять же. Наверняка. Я в стаде выжил во многом потому, что был полезен, добывал еду. А что я тут добуду? Лишний рот. Потому выбор очевиден.

Оружие мне было не нужно, развязанные перед входом в клетушку руки были уже вооружены тем, что мне досталось от появления в этом мире - крепкие когти, которые стали сильнее после того, как я сожрал странные специи или камни, казалось, что светились в темноте. Крепкие костяные пластины на костяшках пальцев могли поспорить с некоторыми латными перчатками в плане защищённости. Зубы — хоть до конца с одной стороны и не восстановились после памятной первой встречи с ящеролюдами, но клыки были целы и мясо они могли рвать как ножи. А глаза были более приспособлены бродить по туннелям без света, чем у лесных тварей.

Хвост вот только не работал, переломленный пополам, тащась за мною странной верёвочкой, на которую так и норовили наступить. И хоть голод вновь начал терзать моё тело, драка в таких условиях давала определённые преимущества.

Пока Белоглазый с Тупым и ещё кем-то примкнувшим к ним вовсю полосовались и кусались с козлоголовыми, я ударил сбоку, оглушая ударами кулаков под рога и в челюсти, прокусывая лапы, дробя мелкие кости и превращая их шкуры в лохмотья.

Любая драка кажется бесконечной, хотя на самом деле проходит лишь малая толика времени. Так и тут — сколько прошло на самом деле времени было непонятно, когда, хрипло дыша, на ногах остались псиноголовые и я, а наши противники лежали в лужах вонючей крови, подыхая или жалобно блея, склонив головы с прижатыми ушами, признавая поражение и наше господство.

Белоглазый, облизывая окровавленную пасть, примерял роль лидера, рыча на оставшихся в нашей клетке зверолюдов, а я внимательно всматривался, пытаясь определить на ощупь, кто же из убитых был больше всего похож на животное…

Не успел я приступить к еде, как из клетки напротив до меня донеслось:

-Очередная смерть, Морр. Посмотри, господин мой, да прими жертву ежесущную и очисть осквернённое, водитель снов и ушедших, владыка Иных Мест! Во тьме обретаясь, взываю к тебе: не оставь одиноким во мраке, не покинь в часы скорби, будь мне поддержкой и утешением, приди на подмогу, протяни свою длань!...

-Эй, ты кто такой? Человек?

-Ох, щупальца Маннана, - надтреснутым старческим голосом отозвались из сумрака. - Если мне не изменяет память, то в эту клетку посадили толпу животных Хаоса, мерзких зверолюдов!

-Выбирай выражения, кто бы ты ни был! А то они могут обидеться по любому поводу и, если уж не смогут тебя сейчас достать, то заплюют издалека. Не сдохнешь, так замучаешься отмываться.

Меж прутьев клетки, откуда доносился голос, показалось человеческое лицо. Точно, старик — клочковатая борода, тёмные провалы глазных впадин, огромные залысины.

-Ох, молот Зигмара, будь я проклят! Говорящая на тилейском тварь!

-А вот сейчас уже я могу обидеться, старикан. Как думаешь, если я подговорю оставшихся козлоногих покидаться в человека дерьмом, откажутся они от такого развлечения?

-Не надо, не надо, клянусь весами Верены, я просто очень сильно удивился! Хотя, где ещё подобное можно встретить, как не на Ковчеге наггароти!

-Стой, старик. Ты кто такой и что за наггароти, и что за ковчег? Старик захихикал.

-Кто я такой? Да уже, пожалуй, никто. Раб. Как и ты, и все кто тут сидит.

-Я — не раб!

-Если не раб — то мясо.

-С чего бы?

-Потому что ты в руках наггароти. А у них просто - ты или раб, или мясо.

-Рррр, человек, не зли меня. Ты кто такой и откуда? До того, как стал рабом.

-Хейм… - он запнулся. - Хейм Фундель, из Багны, что рядом с Лабрианом.

-Что за Багна? Что за Лабриан?

-Как какой? Он один, земля Риеки, на берегу Уледзиндхата - Дымного моря, в северных землях Свободного союза племён.

-Что за Риеки? Что за море? Что за племена?

-Эй, парень–парень, стой! Тьфу, парень… Уж больно много вопросов. Ты-то сам кто? На человека явно не тянешь, хотя в такой темноте и можно спутать… И как зовут тебя? Что ты вообще знаешь об окружающем мире?

-Кто я — не знаю, а нелюбимые тобой зверолюди дали мне прозвище Голодное Брюхо. - отвечал я, пытаясь отделить копыто твари от тела. - А знаю только то, что есть зверолюды, живущие в лесах, воюющие с ящерицами и людьми. Есть крысы, что живут под землёй среди мутантов и воюют с ящерицами. Что у ящериц и зверей есть те, кто могут творить разные странные штуки, управляя насекомыми, огнём и всякое такое. И… И всё, пожалуй.

-Судя по звукам, у них были основания на то, чтобы тебя так назвать… Что же, приятно познакомиться, Голодное Брюхо. Нам будет о чём поговорить.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Дарлотрил Искатель, предводитель друкайев Чёрного Ковчега, один из посвященных Братства Малекита, принимал вернувшегося из налёта Сохирса Тёмного Тесака, предводителя налётчиков, и угощал его вином.

Сохирс пил медленно, трудно; мутное вино стекало по подобному мрамору подбородку, тяжелыми каплями шлепалось на пластины доспеха, скатывалось вниз, впитываясь в тёмную ткань. Каждая капля этого напитка могла быть отравлена, и на то были определенные причины.

-Итак, ещё раз — мы нашли потрёпанных скотов, которым ящерки устроили взбучку. Мы увидели, где они стали лагерем. Ты возглавил воинов, взяв тех, кого хотел. И при этом ты захватил всего около трёхсот голов? И при этом всего нескольких минотавров?! Позволь узнать, почему ты не захватил горгона? Где их Предводитель Зверей? Где шаманы? Подношение их, в качестве жертв на алтаре Кхейна, могло бы дать нам редкостную возможность стать немного ближе к нашему Королю, дать силы постичь новые высоты в деле постижения Сил этого мира. Ответь мне, друкай.

Дарлотрил с презрением следил за тем, как капля пота выступила на лбу Сохирса.

“Как он мог вообще достигнуть подобных высот?” — спрашивал он самого себя, дав себе зарок непременно избавиться от подобного труса в своих рядах. Не сразу. Трусами легче управлять.

-Могучий повелитель, мы совершили налёт, не потеряв ни единого воина. Разве жизнь друкаев не важна для Малекита, да воссоединимся мы вновь под его знаменами! Шаманы и горгон ещё довольно сильны. Ящерки вряд ли смогут их захватить, а мы можем подождать, пока они сделают друг друга слабее, и тогда захватим даже сланна у ящериц. К тому же, последователи Морати не ценят сильных жертв, им гораздо приятнее считать их по количеству голов…

-Мерзость… Мы вернёмся сюда только через несколько лет, и уже кто-то другой захватит наших жертв. Другой! Не мы!

-…К тому же мы можем всегда сделать из количества - качество.

Дарлотрил не задал вопроса, но по слегка изогнувшейся брови можно было различить появившийся интерес.

-Мы набрали хорошую добычу. Но клетки переполнены, скот дохнет без пользы. Путь к убежищу долог… Мы могли бы сейчас провести некоторые игры, не откладывая. А победителей, наиболее сильных и яростных, уже принесём в жертву. Не думаю, что последователи Кхейна будут возражать против подобного…

Секундное молчание и Дарлотрил решил.

-Не лишено здравого смысла. Но в следующий раз, Тёмный Тесак, будь более исполнителен.

-с угрозой произнёс он. - А для игр нам могут пригодиться ещё немного низших. А сейчас начнём готовиться к ним. Ты можешь идти, друкаи.

Сохирс с поклоном попятился на выход, звеня подвешенными на жертвенные крючья колокольчиками.

“Долбаный кхаинит, тебя так легко заинтересовать! Хотя, я наверное, слишком уж переиграл.

А жестоким я умею быть.”

Показать полностью 2
4

Рубеж веков. Глава 15

Войско не смогло выступить в путь до полудня. Знатные бегали, выясняли как могло произойти такое нападение, кто виноват и как не допустить подобного впредь. Немногочисленные отряды всадников уходили из лагеря, чтобы найти обидчиков. Но что их искать – если они вон, видны невооруженным глазом. Поэтому они вскоре возвращались и их командиры спешили к командующему корпусом, фон Русворму. Женщины из лагеря, при этом, несмотря ни на что утром сходили к реке стирать вещи своих сожителей и вели себя как ни в чём не бывало.

Пока все суетились, Теодор отдыхал. Его ещё не перевели протодекархом, а потому он осмотрел снаряжение скопефтов в полулохе Глёкнера, проверил наличие свинца, пороха, достаточно ли фитиля, полны ли фляги водой. Глядя на всю суету, решили приготовить горячий завтрак. После которого он завалился под телегу и читал тот дневник, что он нашёл в вещах сипаха. Увлекательная оказалась вещь. Пергаментные листы скрывали пересказ семейной легенды одного знатного димота, предки которого служили многим Ромейским императорам, в том числе и Маврикию. И рассказывалось там, в частности, что этот великий император, последний из династии Юстиниана Великого, перед тем как его самого и его детей казнил жестокий Фока, блокированный в Городе мятежными войсками, успел их семье передать часть казны, вместе со своей короной, которую они надёжно и спрятали, чтобы передать наследникам. Короне этой предписывались волшебные свойства, так как она перешла к Маврикию от Юстиниана, а тому досталась от других великих императоров, коих в прошлом было не счесть. Но Фока не дал династии Юстиниана ни единого шанса. И потому вскоре после его гибели эта семья стала искать, кому же передать реликвию. Ираклию и его потомкам не передали, так как они не любили Город и вообще хотели перенести столицу в Карфаген. Да и не задерживались потомки Ираклия на троне, свергая и убивая друг друга. Когда к власти пришли Исавры, то Льву III Иконоборцу, первому из этой династии, они решили преподнести корону, как достойному. И как описывалось, именно это помогло ему остановить арабское нашествие и разбить их огромную армию у Акроинона. Затем корона попала к Константину V, который задавил восстание армянина Артавазда, а патриарха Анастасия, за то, что тот признал Артавазда императором - выпорол и голым провёз сидящим на осле задом наперёд и вновь утвердил его патриархом, разбил прочих врагов как на западе, так и на востоке и вернул огромное количество земель… На этом месте Теодор удивился. Это не тот ли Константин, которого ныне называют Копронимом – то есть Навозником? Ничего подобного Теодор в скриптории не встречал!

Из захватывающих историй прошлого, которых Теодор и не слышал, его отвлекли команды строиться. Перед выходом повесили несколько дезертиров, что решили, что уж больно много опасностей ожидает их впереди. Но так как поймали их более сотни, то остальных выпороли, и ткнув в ещё покачивающиеся на ветках дуба тела, указали, что в следующий раз с ними сделают то же самое.

Войско вновь пошло вперёд, держа путь подальше от болотистой Ригины, держась вдоль по накатанной дороге. До Адрианополя оставался всего один дневной переход. С запада нёс свои воды Эврос, от которого к востоку на чуть более мили располагалась относительно ровная долина, а потом начинались почти бесконечные холмы, которые затем, через почти неделю пути упирались в горы Странджа.

Корпус не успел уйти далеко. Впереди, насколько хватало взгляду, появилась тёмная полоса, которая всё приближалась и приближалась.

По войску ромеев и их союзников прозвучала команда от командующего остановиться. Подтягивались колонны бойцов и тучи пыли приходили вместе с ними, чтобы осесть на одеждах людей.

Скрип телег обоза, щелканье кнутов погонщиков скота, ржание коней, мычание волов, звон и стук набедренных щитков и прочих элементов снаряжения, крики офицеров, звук шагов тысяч людей и боевых труб – все звуки смешивались в один сплошной фон. Теодор с солдатами лишь пытался понять, что происходит, так как из-за спин товарищей ничего не было ясно.

Через какое-то время их стали разворачивать в боевые порядки. Турмарх маркиз де Виллаб и друнгарий де Вальверде отдали команду и они двинулись к реке. По их приказу построились в терцию, где центром общего построения стал плотное каре контарионов, с одоспешенными бойцами в первых рядах, и алебардистов, общим числом до двух с половиной тысяч человек. Перед фронтом контарионов растянулись в три ряда все скопефты с мушкетами и часть с аркебузами, общей численностью под пятьсот солдат. Все прочие аркебузиры четырьмя малыми каре выстроились по углам каре контарионов, каждая численностью до трёхсот человек. Таким образом Сицилийская турма стала основой левого фланга корпуса Русворма, упираясь в Эврос и доходя до дороги на правом фланге.

Через промежуток в сотню шагов в сто строилась турма, которую обычно называли Критской или Венецианской, под командованием Стефана Алусиана. Здесь немало солдат была набрано с Крита, Кефалонии, Керкиры, Лефкаса, Итаки, Мелеты и прочих греческих и не совсем островов, принадлежащих этой республики, как и сам нынешний командир, чья семья когда-то эмигрировала туда из терпящей поражение Империи со всеми накопленными богатствами и поступила на службу к дожам, но в начале прошлой зимы решившие вернуться. Никто и не сомневался, что он просто является человеком купцов, какие бы пышные патриотические речи он не вёл. Правый фланг «критян» упирался в Латинскую турму, хотя тут правильнее назвать всё же полк, так как он был полностью сформирован из иностранных добровольцев, присоединившихся к войску из желания поучаствовать в грабежах. Из них сформировали единую боевую единицу под началом выбранных офицеров для удобства командования этим разношёрстным обществом. Не менее трёх тысяч головорезов, под командованием Йозефа Лакатоша, считались опытнейшими воинами и на них возлагались большие надежды, в отличие от «ромейских» турм. Они стали правым флангом корпуса. Ланциарная турма, набранная в Городе в самую последнюю очередь и состоящая в основном из самого отъявленного сброда и самой худшей выучки, которые до этого использовались в основном в качестве саперов, располагались в резерве, под командованием Франсиско Пласа и Димитрия Контостефана.

Большая часть кавалерии, до пяти сотен всадников Грегора Тебара располагалась ближе к правому флангу. Остальные три сотни, поделенные на несколько эскадронов, должны были прикрывать промежутки между турмами и сами делать «вылазки» между ними.

Всех тех, кто ехал в лекарских обозах со стёртыми ногами, мучающихся животом и прочих болезных, хоть как-то способных участвовать в намечающемся сражении, командиры старались поставить в строй.

А то, что сражение будет, становилось понятно всем, так как за толпами конницы, которая перемещалась вдалеке, стали появляться отряды сарацинской пехоты, под своими странными значками и знаменами.

Под припекающим солнцем солдаты стояли и смотрели, как в двух милях, вне пределов прицельного огня артиллерии разворачиваются подразделения врага. Тысячи и тысячи разнообразно, но преимущественно ярко одетых сарацин под командой своих офицеров, в самых ярких одеяниях казались сплошным морем, которое шумело, рокотало, готовясь захлестнуть ряды тех, кто пришёл на встречу с ними. Основная часть их конницы оттянулась назад, за ряды пехоты, но несколько отрядов лёгких всадников, вооруженных луками и стрелами, то подлетали на расстояние до ста восьмидесяти футов, или стадию, то пускала стрелы с расстояния в две стадии, пытаясь поразить кого-нибудь из ромеев или латинян. Периодически по ним давали залп до пары десятков солдат, чтобы отогнать. Но такая перестрелка не наносила какого-либо ощутимого урона обеим сторонам.

Всё это время, пока всё новые и новые отряды врага, судя по количеству значков, подходили и вливались в строй, саперы и артиллеристы под командованием унгра Карла Иствана оборудовали позиции на небольшой возвышенности, которая располагалась позади войск, ближе к правому флангу. С него прекрасно было видно пространство долины у реки, свои войска и вражескую пехоту, а потому именно здесь со своим штабом обосновался также и Кристоф фон Русворм.

Напряжение росло, солдаты пытались как-то отвлечься, занять себя чем-то:

- Эй, Гедик, кто там носится у сарацин то туда, то обратно?

- Известно кто – пейки, курьеры, приказы султана или кто там за него, развозят.

- А что, тут прям точно султан сам против нас вышел? А какой – румелиец или силистриец?

- Да нам тут без разницы, что один, что второй… Хотя румелийцы давно уже верховодят в этом союзе, силистрийцы у них чуть ли не на побегушках. Но тут именно силистрийцы, естественно. Адрианополь это их город…. Ну и вряд ли сам султан. Султан Ибрагим обычно тёплый сезон с основной армией проводит, а она сейчас вроде где-то в Унгории, если верить тому, что говорят латиняне. И не вижу его туга.

- Туга?

- Ну бунчук, штандарт… - Гедик развернулся в сторону знамени турмы, стоящего в центре каре контарионов.

- А эти тогда кто, если не армия? – возмутился кто-то из задних рядов.

- Да много кто… Всех не перечислить, да и не знаю. Тут должны быть в основном войска сераткулу, ополчения, которое собирает местный бейлербей, ну то есть губернатор, со своими санджакбеями. Вон, чуть в стороне… да, вон те… Похожи на гондеры местных болгарских войнуков.

- Гондеры?

- Да, так их отряды называют. Перед нами вроде секбаны… Нууу, исмаилитские крестьяне с аркебузами… а может и сариджи – это почти они же, только из охотников. Ну или разбойников, там разница не всегда видна…

- А откуда ты столько всего знаешь о них? Как тебя не спросишь – у тебя есть ответ!

- Известно откуда – не болтаю много и ушами не хлопаю, не зеваю, а слушаю, в отличие от вас.

- Шахзаде! Шахзаде! – донеслось со стороны исмаилитов, когда группа пышно одетых всадников проскакала вдоль фронта вражеских войск.

- Вот мы и узнали кто там главный… - протянул невесело Гедик.

- Ну и?

- Вы совсем тёмные, шахзаде – титул сыновей султанов. А значит надо быть внимательнее – вряд ли значит тут только сераткулы, наверняка кто-то из корпуса капы-кулу, постоянных войск, есть – сипахи с джебелю - латники, гуреба, янычары… Кто угодно тут может из них оказаться.

Весь разговор вёлся так, чтобы было слышно только ближним, негромко, чтобы можно было услышать команды от офицеров.

От массы вражеских войск отделились несколько всадников, которые достигли середины разделяющего войска пространства и остановились. Им навстречу выехала делегация доверенных лиц от ставки Русворма, но пообщавшись некоторое время они повернули коней назад. Сзади в это время тянули молитвы на свой лад латинские и ортодоксальные священники, прося у Господа победы над мерзкими исмаилитами.

Лемк заметил маркиза Гомеса де Виллаба, который хоть и был верхом, но привставал на стременах и посматривал в сторону врагов и постоянно оборачивался к своим спутникам. И рядом с ним неизменный и невозмутимый Никколо да Мартони, как и его подопечный в чернённых кирасах с сегментными набедренниками, горжетами, наплечниками, налокотниками, латных перчатках и высоких сапогах. Их шлемы, с плюмажами из пышных перьев, были сняты и лежали на сгибе локтя.

Трудно сказать, в какой момент началось сражение. Просто отряды лёгкой конницы, которые на время переговоров прекратили нападения, вновь начали небольшими группами совершать налёты и раз за разом к ним присоединялись всё новые всадники и целые группы. Отгоняли их уже не залпами пары десятков человек, а вдвое-втрое большими силами. Начали появляться потери – и если у неподвижно стаявшей ромейской пехоты свободное место занимал боец из задних рядов, то тела коней и их всадников стали своеобразным украшением приречной долины.

А уже вслед за лёгкой конницей дрогнули, наклонились вперёд значки вражеской пехоты, и она двинулась всем фронтом на ромейские турмы. Вглядываясь в наступающих на них до рези в глазах и крепко сжимая лёгкий мушкет, захваченный у руин, Лемк пытался сопоставить то, что он видел, с тем, что он слышал. Когда-то, когда он читал книги и слушал рассказы опытных солдат, он представлял себе сарацин во многом именно такими по внешности – смуглые, худые, с заросшими лицами чёрными бородами, одетыми в туфли и сапоги, с широкими штанами, натянувших по две-три яркие рубахи, одни подлиннее, а другие покороче, или имевшие сверху расшитые камзолы, затянутые по многу раз обёрнутыми кушаками, ремнями, из-за которых торчали кинжалы, длинные ножи и пистоли, у командиров и просто у тех, кто был побогаче. Ну и многочисленные навернутые на голову тюрбаны, а также высокие шапочки с кисточками. Но вот чего не было – не было крика и визга, с которым они, как писали, зачастую шли в бой.

А потом его взгляд сместился, и он с удивлением увидел над сарацинским войском небольшое знамя, с нарисованным на нём крестом. Под ним шли свободно, не держась никакого строя вперемешку белолицые и русобородые, и более смуглые чернобородые бойцы, одетые почти, как и простые ромеи – тёмные полукафтаны, только зачастую с разрезными, затянутые ремнём или кушаком, в сапогах или обмотках, да в шапках-магерках с четырьмя козырьками. Наверное, это были те, о которых говорил Гедик Старый – войнуки.

Но спросить уже было нельзя, прозвучала команда к бою - все разговоры между бойцами запрещались под страхом смертной казни.

Раздались залпы орудий. Первые небольшие ядра, пролетая над головами солдат турм, падали в землю далеко от вражеской пехоты, лишь раз снеся морду одной из лошадей, отчего её всадник кувырком полетел с неё на землю. А потом, по мере смещения прицела и приближения противника, ядра стали падать в ряды их толп, снося по множеству человек, или отскакивая от плотной почвы, и попадая в людей, отрывая ноги и калеча.

Кентарх, возглавивший воинов, вооруженных мушкетами, дал приказ открыть залповую пальбу всеми воинами, когда враги подошли на расстояние в сотню шагов. Теодор, едино со всеми стрелками, вскинул ружьё, уже не удерживаемое сошкой и наведя в сторону шагающих врагов произвёл выстрел, в последний момент зажмурив глаза, чтобы не попали искры. Развернуться, отойти на несколько шагов, отсоединить фитиль, достать деревянный шомпол, прочистить ствол, насыпать порох, закинуть пыж, утрамбовать его шомполом, закинуть свинцовую пулю, закинуть ещё один пыж и вновь утрамбовать его плотнее к пуле. Наконец-то убрать шомпол. Открыть пороховую полку, насыпать на неё затравочного пороха, закрыть полку, сдуть лишний. Примерившись, прикрепить фитиль, который периодически выкидывает искры, в зажим-серпентин. Готов вновь сделать выстрел. Всё просто, действие отработано так, что все стрелки в любом состоянии могли его повторить с закрытыми глазами. Удивительно, как они когда-то долго этому учились, ведь это совсем несложно. Хотя и сейчас, то фитиль у кого затухнет и он просит огня у соседа, либо сам возится с огнивом, либо не удержит и что-нибудь выронит – то сошку, то рожок. Ох, не зря их лупили инструктора, чтобы они не забывали их привязывать покрепче.

За это время уже отстрелялись два первых ряда и вновь надо делать несколько шагов вперёд, чтобы вновь всё повторилось – выстрел и иди заряжай. Вот только это были не учения, и через полускрытое пороховым дымом пространство, куда они посылали выстрел за выстрелом раздались крики команд, звуки выстрелов и по порядкам ромеев прошёлся удар вражеского свинца и стрел.

Несколько бойцов упали, кто-то кричал от боли. Сочетание запаха пороха и крови вновь вернуло Теодора к тому бою в руинах и страх, что следующий залп врага будет более точен, что свинец так же прилетит и пробьёт его тело начал сковывать его сердце. Лишь привычка, доведённая командами командиров почти до состояния, в котором уже не слушаешь самого себя, а только выполняешь команды, не позволила ему бросить всё, а продолжать так же планомерно шагать вперёд, производя залп и уходить назад, чтобы вновь зарядить своё оружие.

Прозвучала команда прекратить стрельбу и стрелки замерли, глядя на медленно рассивающиеся клубы дыма. На холме продолжали бухать орудия, а офицеры позади выкрикивали приказы.

Когда стало относительно просматриваться поле, то Теодор, удерживающий свой раскалённый мушкет, с удивлением увидел сотни лежащих тел перед их строем и отступающие толпы врага, которых вроде бы и не стало меньше. Кое-где тела лежали прям вповалку, чуть ли не грудой. Стоя в первом ряду, Лемк выглянул из строя и посмотрел на линию своих товарищей. Их по виду не стало меньше, лишь убитых и раненых, пользуясь тишиной, начали вытаскивать помощники лекарей и обозники из-под ног солдат. Самим стрелкам и контарионам ещё давно строго-настрого приказали не обращать на своих убитых и раненых внимание, чтобы не ослаблять силы своего войска, и чтобы таким образом не думали избежать опасностей битвы.

Пока Теодор отвлёкся, рядом пролетело ядро и товарищ, стоявший справа рядом с ним, а также боец позади упали. Глядя на него, он увидел посередине груди дыру размером в кулак, и страх, на время куда-то девшийся, вновь начал возвращаться.

Сколько прошло времени, было непонятно. Попробовав ударить сперва вдоль реки и получив ружейно-пушечный отпор, вражеская пехота теперь ударила по Латинскому полку, за чем сейчас бойцы Сицилийской турмы и наблюдали, приводя себя в порядок и страдая от редкого артиллерийского огня противника. Но вражеским секбанам, сариджам и войнукам не удалось своим огнём расстроить и полк Лакатоша и они тоже поспешно побежали назад.

На лицах стрелков начали появляться улыбки. Это было похоже на победу, сарацины ничего не могут поделать с ними!

- Не расслабляться! Это ещё не конец битвы! Заткнуть рты! – закричали старшие офицеры, что начали повторять и младшие, и сам Лемк, приложив в спину прикладом развеселившегося бойцы слева, вышедшего из строя и кричавшего в сторону врага нечто бессвязное:

- Ну как, а? Сволочи! Убью! Всех! Валите отсюда! Я вас тут всех вместо женщин использую! Уй! Больно, ты чего? – наконец отреагировал он на удар и замолчав.

- Господи, а где же второй корпус? – тихо прошептал Теодор, глянув как перестроившееся враги вновь идут в бой.

Лемк и его товарищи солдаты, а также большинство офицеров неподдельно бы удивились, но Кристоф фон Русворм не отправил гонца к Карлу Эммануилу, как это было условлено ещё у Малгары. Честолюбивый генерал слишком хотел отличиться, а потому мысли, что он может в одиночку справиться с этим, видимо наспех набранным исмаилитским войском, его не оставляли с самого того самого момента, когда к нему стали поступать сведения о том, что врагов вблизи всё больше и больше. Когда же он увидел, что врагов и больше, он и тогда не стал отправлять гонцов к савойцам. Вместо этого в его голове план сокрушительного удара железных терций против плохо организованных толп, принял форму обороны на крепких позициях. К тому же, не раз бывавший на учениях турм генерал-фельдвахтмейстер видел, как слабы турмы в наступлении, как они ещё плохо держат строй в движении, чем конечно же могли воспользоваться враги. Их тактика, когда под видом ложного отступления они заманивали растянувшегося и потерявшего строй врага под удар своей кавалерии был давно и всем известен, а потому он, несмотря на просьбы того же юного маркиза де Виллаба атаковать, приказал ждать. Отражение первой атаки врага полностью лежало в его планах. Главное дождаться, пока враги устанут, измотают себя в атаках, а дальше можно и рискнуть, отправить приказ к наступлению. Тем более что тут мало было тех, кого бы ему было жаль потерять – отсталые и нищие ромеи, именующие свой городок «Империей», напыщенные и гордые испанцы, слуги торгашей… Их главная задача – принести ему победу, и если даже они все погибнут, то значит так тому и быть.

Вторая атака принесла сюрприз – сарацины и их союзники, вновь под пушечным огнём сблизившись с турмами, не стали пытаться выиграть стрелковый поединок, где залп трёх шеренг скопефтов до шестисот воинов в каждом, выдавал в идеале в минуту до тысячи восемьсот выстрелов. Это не считая отрядов аркебузир, стоявших на флангах турм. Соревноваться с такой насыщенностью огня было трудно нерегулярным войскам, а потому понявший это шахзаде и его военачальники сделали следующий шаг, с упором на особенность сарацин – яростный ближний бой, в котором они были традиционно сильны.

Сделав по два выстрела, шеренгам стрелков пришлось быстро отступать, назад, под защиту контарионов, становясь за их каре, наклонивших после их отхода пики и алебардистов. Отступая, скопефты в сутолоке потеряли строй и стали больше походить на толпы тех же сарацин, пока офицеры не начали наводить порядок. Но обтекающие каре контарионов сарацины и не думали останавливаться, атакуя ощетинившихся пикинеров и накинувшись на перестраивающихся стрелков, большая часть которых отошла за каре. Лишь малая часть стрелков оказалась внутри каре.

Многие скопефты, не успев сделать и выстрел, бросали мушкеты и аркебузы, доставая свои клинки, чтобы отбиваться от яростно наседающего врага. Лемк, со свистом достав свой меч, тоже начал отбиваться, стараясь держать противника на дистанции своим чуть более длинным клинком. Используя длину рук, он старался издалека нанизать противника на остриё, ударить в голову или шею, чтобы уж наверняка вывести врага из боя. Но вместо одного убитого тут же занимал другой, стремящийся разрубить Теодору голову. Яростные крики, которыми осыпали друг друга бойцы, сбивали дыхание, но остановиться было невозможно.

Оглушающий выстрел под ухом, которое наполняется звоном, и тяжёлая свинцовая пуля поражает сразу двоих врагов, у которых кроме белых рубах, никакой защиты не было. Это задние шеренги стрелков, пользуясь тем, что всё-таки основная масса пыталась валом опрокинуть контарионов, стоявших подобно волноломам у штормового моря, начали давать выстрелы по готовности, подбегая к своим сражающимся и отступающим товарищам и разряжая ружья в упор. Это сперва позволило Лемку нанести несколько быстрых рубящих ударов по ошеломленному таким поворотом дел противнику, поразив их. А когда вся вражеская пехота откатилась к каре контарионов, они тем самым сделали себе только хуже, так как теперь все оставшиеся стрелки получили возможность взяться за свои мушкеты и аркебузы, открыв огонь и поражая стоявших плотными массами врагов.

Этого уже исмаилиты выдержать не моги, и теряя людей под ударами пуль, пик и страшных ударов алебард, они вновь начали, второй раз за битву, отступать в сторону своих позиций, недолго преследуемые двумя эскадронами ромейской кавалерии, рубящей отступающих, но которым пришлось вернуться, когда они подошли к ещё имевшимся свежим сарацинским силам, отогнавшим их стрелами и огнём из ружей.

Отражение второй атаки, несмотря на успех, не просто далось Сицилийской турме. Во многом это было благодаря тому, что левый фланг, упиравшийся в Эврос, врагам было непросто обойти, что доказывали многочисленные трупы врагов, оставшимися на пространстве между стрелками, рекой и контарионами.

Многие раненые потянулись в сторону обоза. Трупы уже даже своих толком не убирали, лишь оттаскивая их из-под ног. Можно было бы подумать, что вот же она – победа! Но шум сражения на правом фланге, который от реки было не видно, говорил о том, что всё ещё не кончено. Да и вражеская пехота вновь убежала не так далеко, под криками своих беев, ударами барабанов отдыхая и приходя в себя.

А в это время Кристоф фон Русворм впервые начал сомневаться в возможности того, что он победит. Подозвав молодого ромея, которого приставили к нему в качестве курьера, он отдал ему приказ, который был уже, возможно, несколько запоздавшим:

- Скачи скорее… Найди второй корпус. Пусть спешит сюда, мы обнаружили султанское войско.

Яростные атаки пехоты оказались лишь отвлекающим маневром, султанским военачальникам так же оказалось не жаль свои пехотные войска, которые отдавали свои жизни, пока их конница, как думал Русворм, стоявшая и ждущая пока он нанесёт удар, всё это время просто выжидала удобного случая, чтобы показать себя во всей красе.

Много веков подряд конница господствовала на поле боя. С седых времён, без сёдел и стремян, всадники перемещались по полю боя, осыпая пехоту дротиками, стрелами, коля копьями, рубя клинками. Много сменилось народов и многие вносили что-то своё, новое в тактику, изобретая приспособления, чтобы ловчее было победить врага. И среди лучшей конницы мира, что позволяло раз за разом одерживать им новые победы, стояла как раз сарацинская конница. Имея многовековые традиции ещё с кочевых времён, непрекращающийся опыт если не от ведущихся войн, то от набегов на соседние народы, предоставляя лучшим воинам земельные наделы – тимары, за счёт которых они покупали снаряжение и предоставляли несколько конных латников – джебелю, разводя одних из лучших коней на территории Фессалии и Срема в Румелийском султанате и на территориях долин у Данубы в Силистрийском султанате, они были страшными противниками для всех войск. Мало того, стать подданным султанств было очень легко, особенно если ты имеешь своего коня, и умеешь обращаться с оружием, что для многих европейских младших детей бедных дворян было неплохим способом занять положение повыше и заработать свою долю богатств на непрекращающемся театре битв. Таких бедных европейских дворян, имеющих выучку в кавалерии и внешне порой даже мало отличимые от тех же рейтар, называли гуреба.

И обойдя правый фланг ромеев, что позволяла сделать холмистая местность, более семи тысяч превосходной сарацинской конницы ударило во фланг и тыл войска. Конечно, они появились не в один миг. Сначала заметили тучи пыли за холмами. Грегор Тебар успел развернуть свои пять сотен конницы, думая отразить фланговый обход. Ланциарии Франсиско Пласа и Димитрия Контостефана тоже успели медленно развернуться навстречу опасности. Но большего они сделать не успели. Конница Тебара оказалась смята и покатилась назад, в сторону своих войск, мешая своим собственным войскам. Сам командир, Тебар, был убит одним из первых. Русворм и все, кто имели возможность, поскакали прочь с холма, через обоз в сторону тыла стоящих турм. Фланговый удар по Латинской турме так же опрокинул их и теряя людей, они побежали через Критскую турму к реке.

Вражеская пехота, одушевлённая успехом своей конницы, третий раз пошла в атаку на «сицилийцев» и «критян». Позиции артиллерии оказались захвачены вражескими кавалеристами и орудийная прислуга, которая не успела сбежать, была изрублена. И здесь, среди посеченных тел, было установлено пятихвостое знамя шахзаде.

Миг счастья, от того что выстояли во второй раз, сменился отчаянием от видения того, как бегут люди с правого фланга, успел пережить Теодор до того момента, как по команде хладнокровных командиров он вновь открыл стрельбу из успевшего немного остыть мушкета по наступающим врагам.

«Критяне», по команде Стефана Алусиана начали отступать назад, в сторону обоза, куда уже ворвались вражеские всадники. Теряя людей от свинца и стрел, выхватываемые арканами лёгкой конницы, они медленно пятились назад, подставляя врагов под фланговый огонь «сицилийцев». Но враг был уже настолько охвачен яростью боя, что не обращал внимание на потери. Они стремились уже покончить с этими пехотными крепостями, которые никак не поддавались им. Тяжёлая вражеская конница – сипахи с джебелю, гуреба – раз за разом накатывались на «критян», их волны доходили и до Сицилийской турмы, но каждый раз они не могли пробиться внутрь через пики и алебарды, поражаемые свинцом, от которого не могли защитить их доспехи, теряли людей и коней, отступая назад и вновь пробуя сломить волю своих врагов.

На удивление, часть сарацинской конницы, ворвавшаяся в лагерь, так в нём и осталась, не довершив окружение ромеев и дав время «критянам» отойти к Эвросу, а остаткам Латинской турмы и кавалерии перестроиться и открыть огонь из-за спин бойцов ближнего боя.

Поле боя неузнаваемо изменилось. Там, где был правый фланг ромеев, не осталось ничего, кроме груд мертвых и раненых тел. На месте штаба Русворма – знамя командующего сарацин. Там, где был тыл Сицилийской турмы – место ожесточённого сражения.

Мушкет в руках Лемка настолько раскалился, что стрелять из него стало уже невозможно, и подхватив выроненную убитым алебардистом фашарду, он рубил и колол врагов, стоя сначала во втором ряду, а затем уже и в первом. Сгоревший порох, грязь и кровь покрыли его тело так, что его бы не узнала и родная мать, если бы она у него была. О чём может думать человек, находящийся на грани гибели? Лемк не знал о чём думали другие, так как он молился о том, чтобы его друзья выжили. Для него жизни других сейчас потеряли значение. Он видел, как какой-то смуглый темнокожий воин на коне, налетев, отрубает солдату здоровяку голову, но в следующий момент его пронзает пика и удар фашарды разрубает ему грудь. Конь в ярости бьётся копытами, прыгает, облитый кровью своего хозяина, а в следующий момент пуля останавливает и его жизнь.

- Эх, будь тут мои богемцы… - слышит он рядом, оборачивается и видит, что рядом с ним сражается сам фон Русворм. И Лемк стал понимать, что скорее всего это конец, раз уже даже командующий войском, человек, который знаком с Императором, бьётся в первом ряду.

Но это не оказалось концом, так как оттуда же, из-за холмов, откуда какое-то время назад появились сарацины. Появились новые кавалерийский отряды. Три тысячи всадников единым отрядом налетели на многострадальный холм, смяли стоявших там исмаилитов и без промедления ударили в спины увлекшимся сарацинам. Рубя прямыми тонкими мечами, стреляя в упор из пистолей, одетые в хорошие доспехи, савойская конница с союзными отрядами, они навели панику, но когда сперва одиночные, а затем и подхватывающие начали кричать:

- Шахзаде! Шахзаде! – только уже с оттенком страха, отчаяния, то враги в этот самый миг повернулись и начали бежать. Смертельно уставший, Теодор был бы и рад бежать и добивать паникующих врагов, но сил уже не было. Лишь кавалерия, да отдельные солдаты кинулись преследовать врага.

Но тут появился да Мартони:

- Строиться! По местам! Стрелки – зарядить оружие!

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!