Это место... Моя школа до боли знакомая и привычная потеряла свою обычную атмосферу. Нет больше старшеклассников курящих вейп в школьном туалете, первоклашек которые не видят преград и сносят всё подряд...
а сейчас... Сейчас только я и жуткое чувство что на меня кто то смотрит...
На первый взгляд это типичный российский район, но людей тут нет. Да тут есть звуки машин, ест свет в окнах и товар в магазинах. Как я и говорил раньше сколько бы вы тут не бродили вы не найдете не единое живое существо, а товар в магазины и свет в окнах включают некие сущности...
Правила бывают разные. Некоторые хотят тебе помочь, некоторые - забрать контроль над жизнью. А другие - спасти ее. Если на темной улице кто-то идет за тобой… ты знаешь, что делать.
⠀
Главы: 1
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
⠀
~
Как часто ты чувствовал себя неуютно в темных пространствах? Как часто избегал встретиться взглядом с отражением в неосвещенных комнатах, не оглядывался через плечо, когда казалось, что кто-то тебя преследует? Я подумал, что стоит написать о правилах, связанных с этим, чтобы объяснить природу этих опасений и, быть может, удержать от непоправимого тех, кто думает, что может ходить, специально оглядываясь назад на каждом шагу, только чтобы доказать, что я ошибаюсь.
(Но ты ЗНАЕШЬ, что ничего не получится. Знаешь, насколько силен инстинкт, вопящий в черепушке, что смотреть НЕЛЬЗЯ. И никто тебе об этом не говорил. Это заложено глубоко-глубоко внутри.)
Это история о том, как я встретил Джорджа.
⠀
***
Поздно вечером я (будучи слегка навеселе, скажу честно) покупал с лотка батончик Марс во фритюре. Если вы к несчастью живете там, где недоступна такая высокая кухня, что ж, поверьте на слово – это прекрасно. Прекрасно. Рассчитавшись, я отошел от ларька и уже собирался двинуться дальше, когда увидел его.
Молодой на вид, темноволосый. Поднял воротник теплого пальто от холода. Приятное пальто. И шарф. Очень практично, одобряю.
Он посмотрел через плечо, проходя мимо. И вот это я уже не одобряю.
А потом я увидел, как его тень стала чуть больше.
Твою мать.
Я уже знал к тому времени о Том, Кто Стоит за Твоей Спиной. Кто бы доверил мне такую работу совсем без подготовки, верно? Но никогда раньше я не видел своими глазами, как он охотится.
Если окликнуть парня, какова вероятность, что он снова бросит взгляд через плечо? Но если я просто пойду за ним по пятам, толку тоже не будет. Черт. Я не знал этого человека, но не мог допустить, чтобы с ним случилось непоправимое.
Пока я раздумывал, время, к сожалению, не остановилось. Быстро приняв решение, я бросился за ним. Обогнул холм, рассчитывая встретить его на другом конце улицы. Дождь шел стеной, ноги скользили на булыжной мостовой, холодный воздух ввинчивался в ушные раковины будто до самого мозга. Мне очень нужно было оказаться с парнем лицом к лицу.
Он уже собирался завернуть за угол, когда я подошел. И снова тревожно оглядывался через плечо.
– Завязывай с этим! – крикнул я.
Он посмотрел на меня как на сумасшедшего. Оглянулся. Снова посмотрел на меня.
– Вы со мной разговариваете?
Из водосточной трубы на углу капала вода. Каждая капля подсвечивалась фонарями и сияла, как позолоченная жемчужина. Не знаю, слышал ли Джордж, но ритм был совсем неестественным.
Кап-кап-кап-кап
Пауза
Кап-кап-кап-кап
– Да, и я хочу, чтобы ты перестал оглядываться. – Я подумал немного и добавил: – Потому что позади тебя ничего нет.
Тень немного уменьшилась. Я никогда не практиковал такого, никогда не было повода. И, видимо, выдал это выражением лица... а Джордж заметил. Его тень начала расти. Но уже не едва уловимыми скачками, не микро-изменениями, которые заметит только такой человек, как я. Нет. Выглядело так, будто кто-то светил фонариком прямо ему под ноги, подходя все ближе и удлиняя бесконечную тень.
Она теперь чернела позади него, раскидываясь на всю площадь, проваливаясь в рамы типичных для Эдинбурга высоких окон, обезглавленная темной черепицей крыш.
– Ты пялишься мне за спину, – обвиняюще сказал Джордж, но не обернулся. И славно. Одобряю. Разумный мальчик в практичном шарфе, быть может, и забыл правила, но сразу понял все, когда я напомнил.
Я перебирал в голове один план за другим, но все было не то. Главное сделать так, чтобы он успокоился. Абсолютно необходимо, чтобы он не оглядывался. Чтобы он не увидел свою тень, чего бы это не стоило. В идеале его надо было бы ослепить, но я не очень понимал, как добиться этого на неком расстоянии, имея в распоряжении только две ручки, телефон и ключи в кармане. Да и как-то не хотелось вступать с ним в поединок.
Изо всех сил стараясь выглядеть одновременно так, будто не представляю угрозы и искрюсь абсолютным профессионализмом, я проскочил последние несколько шагов, схватил парня за руку и пошел вниз по улице. Он подчинился без сопротивления. Такого поворота я не ожидал, но, когда взглянул на его лицо, все понял. В глазах у Джорджа стояли слезы.
– Ты знаешь, что у меня за спиной, – шепотом прохрипел он.
– Да. – Я не стал отрицать. – И это “что-то” питается страхом, поэтому тебе нужно немедленно перестать думать о нем. Лучше думай о том, что я веду тебя в безопасное место. Подумай о… э-э-э… батончиках “Марс” во фритюре. – Сказав это, я вспомнил, что все еще держу угощение в руках, и предложил ему кусочек. Джордж согласился, дрожа. – Сосредоточься, пожалуйста, и назови мне свое имя. И что ты завтра приготовишь на завтрак.
Мы шли очень быстро, а я отчаянно сжимал его локоть. Это не помогало. Я переложил руку ему на плечо.
То, что громоздилось позади него, было теперь настолько материальным, что уже само отбрасывало тень. Мне оставалось только молиться, чтобы он не заметил. Мало что можно было разобрать в неясном пятне на асфальте, но у этой твари, похоже, был нож.
– Джордж. – Это все, что он сказал. Не удивительно, учитывая, насколько парень был напуган.
– Отлично, Джордж. Мы идем… черт, моя квартира слишком далеко. Давай зайдем в библиотеку. Это в паре улиц отсюда.
Теперь по булыжной мостовой стучали три пары ног. Я подстроил шаг так, чтобы слиться с топотом преследователя. Хоть бы Джордж не заметил… Я болтал и болтал обо всем на свете, только чтобы отвлечь его. Нож у тени под нашими ногами стал длиннее.
Когда мы подошли к ярко освещенным стеклянным дверям библиотеки, облегчение волной затопило меня.
Уверенным быстрым шагом я подошел ко входу, втолкнул Джорджа внутрь и захлопнул дверь.
Но это всего лишь стекло. Оно не выдержит. Я увлек Джорджа в недра библиотеки, нашел стул, поставил его спинкой к стенке (и боком к еще одной, две всегда лучше) и усадил своего спутника.
Во внезапно наступившей тишине было слышно лишь наше тяжелое дыхание.
– Это один из Других? Тот с кем ты разделался ради меня?
Я замер. Джордж не должен такого спрашивать. Он такого и знать-то не должен.
– Все нормально, я тоже хранитель, – успокоил он меня. – Но мне это передалось по наследству, вроде как, так что я толком не знаю, что делать.
И я рассказал ему о правилах. Особенно об одном: никогда не оглядывайся назад на темной улице. Если оно однажды выберет тебя целью, ты никогда больше не в безопасности.
Рассказал, как это происходит. Сначала это за тобой следуешь лишь собственная тень. Если не начать беспокоиться, паниковать и бояться, если не верить, что кто-то стоит за твоей спиной, оно не сможет набраться сил, чтобы навредить.
Но если оглядываешься назад… можешь увидеть сухой лист, мечущийся на ветру, или тень странной формы… И все это по капельке будет придавать все больше правдоподобия мысли, что там кто-то есть.
И вот этой толики веры уже достаточно, чтобы сделать его чуть сильнее. Недостаточно, чтобы навредить, недостаточно, чтобы материализоваться, но достаточно, чтобы влиять на окружающий мир. Например, изменить ритм капель из водосточной трубы. Или сменить направление ветра. Чтобы тебе показалось, что что-то есть позади тебя. Чтобы ты снова обернулся через плечо.
И с новой порцией веры оно может сделать воздух позади твоей шеи теплым, как дыхание. Или обострить тишину так, что ухо само начнет силиться поймать хоть звук. Оно сможет удлинить твою тень, чтобы,обернувшись и увидев ее, ты не смог понять, как такое может быть. Ты подумаешь, что что-то не так. А если что-то не так, то где-то рядом опасность. И ты испугаешься Того, Кто Стоит за Твоей Спиной. И сделаешь его сильнее.
Я говорил ему все это, даже не осознавая, что совершаю большую ошибку.
Доводилось ли тебе когда-нибудь читать или рассказывать историю, которая пугала до чертиков? Так, что на глаза сами набегали слезы, а кожа потела и бугрилась мурашками? Будто страх пытался истечь из каждого доступного отверстия в теле?
Да, я позаботился о том, чтобы посадить Джорджа спиной к стене. Но не себя. И пока я делился знаниями о правиле, слезы набежали мне на глаза. Я вытер их и заметил, что Джордж смотрит на меня намного более испуганно, чем следовало хранителю в этой ситуации.
– За мной что-то есть? – спросил я самым размеренным спокойным тоном, какой только смог изобразить.
– Ничего. Ничегошеньки.
Мне на голову упала книга.
– За тобой нет абсолютно совершенно ничего.
Влажное теплое дыхание окатило мою шею. Прямо как я только что говорил. Ну зачем я привел этот пример? Ненавижу ощущение дыхания на шее.
– Пожалуйста, посмотри на меня, – сказал Джордж. Сейчас, зная, что он учился на медбрата, я думаю, что в нем включились тогда профессиональные навыки.
Я уставился на него, стараясь перестать косить в пустой библиотечный проход в поисках любого выхода. Прямо в его глаза. Кстати, у него шоколадно-карие глаза, если тебе интересно.
– За тобой абсолютно ничего нет. И никогда не было. Ты в безопасности. Ты в полной безопасности.
Я встал. Есть еще одна вещь, которую можно попробовать в такой ситуации. Последний шанс. Лучше всего этот метод срабатывает, если рядом кто-то, кому можно безоговорочно доверить свою жизнь, но у меня был только Джордж.
Я подошел к нему, взял за руки и поднял. Ладошки чуть не выскользнули – его были все мокрые от пота.
– Скажи, ты сможешь доказать, что за моей спиной ничего нет? – спросил я, отчетливо понимая, насколько дерьмово поступаю. – Можем мы встать спина к спине?
Обычный медбрат, никогда не хотевший связываться с чем-то подобным в жизни, заглянул мне через плечо. И заметно вздрогнул.
Тот, кто стоял за моей спиной, размахнулся ножом и, со свистом рассекая воздух, приставил его к моему горлу.
Джордж зажмурился и быстро сделал два шага вперед, мимо меня, прямо в объятия к тому, кто стоял за моей спиной. Его дрожащая спина прижалась к моей.
Холодная сталь у горла исчезла.
Я протянул ладони назад и взял его за руки. Некоторое время мы просто стояли так, дыша в унисон, с сердцами, бьющимися, как у испуганных кроликов. Стояли, осознавая, что те, кто стоят сейчас за нашими спинами, обычные безобидные незнакомцы, с которыми не страшно столкнуться на улице.
Вот так мы и познакомились с Джорджем.
⠀
***
Конечно, я ничего не мог сделать, чтобы поправить события той ночи. Тот, Кто Стоит за Твоей Спиной, все-таки получил свою добычу, хоть и не одного их нас. На следующий день в воскресенье я увидел ее. Женщина спешила мимо по полупустой улице, встрепанная и помятая настолько, что больше походила на ходячую гору мусора. Она шла, спотыкаясь, одетая в грязный офисный костюм, и выглядела так, будто опаздывала на позорное увольнение. На морщинистом лице залег отпечатком недостаток сна. Вот только для такой молодой дамы было многовато морщин.
Она не подняла головы и не обернулась на меня, проходя мимо. Видимо, научилась наконец. Глядя на ее усталое лицо, слыша, как она бормочет бессвязные мольбы, прохожие думали, что она сумасшедшая, наркоманка или бездомная нищенка. Но я знал, что с ней. И знал, что уже нет смысла пытаться ее спасти.
Почти скрывшись из виду, она все-таки обернулась через плечо. И в тот же момент из-за угла вышла другая женщина, так что они увидели бы друг друга только мельком. Она казалось моложе и красивее первой. Ее офисный костюм был тщательно отглажен, вы никогда не поняли бы, что это тот же самый человек. И шла она размеренным, спокойным шагом.
Стоило мне моргнуть, видение исчезло.
Я постоянно читаю некрологи, заметки коронера и полицейские отчеты. Официально эта женщина умерла из-за некого психического заболевания или от передозировки. Но что точно – она сошла с ума.
И это хорошо.
Эволюционные механизмы защиты настроены так, что, если будешь достаточно долго недосыпать, потеряешь рассудок. Один из старейших способов мозга защититься. Только это помешает окончательно увериться, что тот, кто стоит за твоей спиной, реален. И что он тебя убьет.
⠀
***
Так что не оглядывайся, когда поздно вечером спешишь домой. Ты уже знаешь правило. Я делаю все, что могу, чтобы ты был в безопасности. Рискованно писать такое, рискованно дарить еще чуть больше веры, так что тебе же лучше не пытаться нарушить правило.
Спи, развернув кровать к стене одной стороной (а лучше двумя, две всегда лучше).
Скажи друзьям, чтобы не оглядывались, потому что от этого станет только страшнее.
И если сегодня ночью проснешься, чтобы сходить в туалет…
НЕ смотри в зеркало.
~
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны
Юмани / Патреон / Boosty / QIWI / PayPal
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Мы с детства слышим одни и те же предупреждения, не важно, в какой стране живем и к какой культуре относимся. Что если я скажу вам, что это неспроста? Что если скажу, что лучше ими не пренебрегать?
⠀
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
⠀
~
Я всегда с удовольствием читаю истории о правилах. О библиотеке, в которой ни в коем случае нельзя прерывать девушку в светоотражающем жилете, читающую самой себе стихи до полуночи. Кемпинге, где нужно вежливо предложить безликим людям, пришедшим к костру, разделить трапезу. О старинном доме, в котором очень не рекомендуется выглядывать из окон, если услышишь звон колоколов.
Особые правила для особых мест. Проклятых, древних, необычных в каком-то роде или просто очень привлекательных для различных сущностей. Можно многому научиться, читая чужие списки правил. Чужие, с потом и кровью добытые знания о том, что безопасно, а что – нет. Но духи так разнообразны… Один норовит вырвать язык тому, кто осмелится с ним заговорить, другой убьет за грубость, если с ним не поздороваешься. Чтобы помнить, кто есть кто, нужно быть настоящим экспертом.
Я не жил в подобных местах. Просто в обычной квартирке в старой части Эдинбурга. Здесь нет ничего ни проклятого, ни древнего, если честно, мое обиталище можно назвать самым не сверхъестественным местом в городе. Здесь безопасно.
В городе редко встретишь Хранителя, в отличие от сельской местности. Леса, озера, долины, поля и даже крупные фермы – каждое такое место имеет своего хранителя, смотрителя или владельца. Эти звания передаются из поколения в поколение, вручаются вместе с внушительным багажом знаний от опытных наставников. Мне нравится разговаривать с людьми из этих диких мест. Хранители, смотрители и владельцы лесов, озер и полей достойны, на мой взгляд, всяческого уважения. За их нелегкий труд и за странности мест, за которыми они присматривают.
В моей жизни нет ничего особенного. Не хочу ни в коем случае обидеть что-нибудь древнее и волшебное, но самое худшее, что можно встретить в городе, – какую-нибудь кокаиновую нимфу или покрытого собственной блевотой пьяного тролля. Но кое с чем мне все же пришлось столкнуться. И, если потерпишь еще немного, я расскажу тебе свою историю.
⠀
***
Надо отметить, что я везучий малый. В моей жизни нет ничего, что зависело бы от выполнения особых правил. Да, в Эдинбурге есть мост, по которому не стоит идти, если не слышишь эхо собственного голоса, а на Троне Артура – высоком холме неподалеку от города – то и дело творится чертовщина…
Но меня больше интересуют такие правила, которые действуют везде. И в церкви, заполоненной приведениями, и в обычном кафе.
⠀
• Если спешишь домой между двумя и четырьмя часами ночи – не оглядывайся.
⠀
• Всегда спи ногами к двери. Кровать должна касаться стены хотя бы одной стороной (а лучше двумя)
⠀
• Если, проходя мимо комнаты, краем глаза видишь человека, а когда оборачиваешься, чтобы проверить, оказывается, что это всего лишь вешалка – не пугайся. Но всегда проверяй.
⠀
• Нарушай хотя бы одно новогоднее обещание до середины февраля.
⠀
• Перед сном всегда плотно закрывай дверцу шкафа. Не страшно, если появится щель. Если только через нее не сможет пролезть палец.
⠀
• Во сне всегда будь укрыт одеялом. Можно вытащить одну ногу, но так, чтобы ее невозможно было заметить из-под кровати.
⠀
• Если не можешь отделаться от ощущения, что кто-то наблюдает за тобой в окно, в идеале закрой шторы. Можешь выглянуть с кровати или дивана, но никогда не подходи вплотную к окну. И никогда не прижимайся лицом к стеклу.
⠀
• Не все могут безопасно спать в полной темноте. Ты поймешь.
⠀
• Не пытайся переспать с кем-то, пока не сходишь на три свидания. Им сложно держать одну форму больше, чем два раза, так что на третий ты в безопасности.
⠀
• Утром в середине зимы (не важно, какой праздник ты традиционно празднуешь) убедись, что где-то в доме болтается хотя бы один носок без пары.
⠀
Есть и еще, но не думаю, что стоит продолжать. Эти правила стали частью нас самих. Либо они заложены в нас с самого рождения вместе с иррациональным порывом искать глаза тигра в джунглях, либо давно стали культурными аспектами, которые разделяет большинство, даже не зная, почему делают это.
Конечно, не все правила универсальны. Например, то, что обязывает предлагать чашку чая (именно чая) незнакомцам, входящим в твой дом, работает только на этом туманном острове. Существа, ради которых оно было создано, обитают только здесь.
Другие правила зависят от культурных обычаев наших стран, возьмем хотя бы традиции на новый год. Он привязан к по сути произвольной дате, которую не разделяет большинство нечеловеческих созданий. Это просто часть ритма нашей жизни, некая точка, при прохождении которой на нас могут обратить внимание определенные сущности.
Но все ж в Эдинбурге не так уж много особых правил. Есть некоторые… специфические инструкции для тех, кто работает в определенных частях Замка после трех ночи, но это просто вопрос здравого смысла. Шотландия – дикая страна, хранящая память веков. Эдинбург – старинный город. Важный город. Прекрасный город. В нем так много слоев и так много призраков. По улицам здесь бродят невообразимые вещи. И я бы никому не рекомендовал стучать где-либо здесь семь раз подряд.
(Ну а если ты заказал шашлык у человека с татуировкой из ос на вокзале Глазго, ожидая последнего поезда… что ж, ты не знал, как плохо все кончится, но понимал ведь, что сама идея так себе.)
Сейчас ты, наверное, задаешься вопросом: “Кто ты, черт возьми, такой?” Ну, у меня нет никакого официального звания. Нет земли, нет значимого происхождения, нет опыта работы в полиции или чего-нибудь вроде того. И меня не выбирали люди.
Все получилось совершенно случайно. В первую ночь после переезда сюда я увидел фантастически яркий сон. Я танцевал с самой красивой женщиной, какую когда-либо видел. Огнем сверкали ее рыжие волосы, рваное платье медного цвета трепетало. В каждой руке у нее было по мечу, и она отчаянно вплетали опасные взмахи в пляску. Но я не боялся. Она двигалась с такой ясностью намерений, так вдохновляла меня своей грацией, что и я плавно и четко двигался в вихре металла, и клинки ни разу не коснулись меня. Я в жизни никогда не танцевал и не умел. Но в том сне она направляла меня. Только так можно это объяснить.
Меня разбудил стук в дверь. Это была она.
– Признаюсь, после нашего танца я немного проголодалась.
Я пригласил ее. Предложил яичницу с беконом. Да, сейчас я понимаю, что сглупил. Большая часть магии основана на правилах и ритуалах, а закон порога, неприкосновенность жилища и правила гостеприимства – древнейшие из древних. И важнейшие. Бесчисленные сущности только и ждут приглашения в дом, чтобы уничтожить тебя… Но я рад, что сделал так, а не иначе. Она не притронулась к яичнице, хотя отметила, что предложение было уважительным и вежливым.
Первым делом она рассказала мне об Уэверли. Хотя нет, первым делом она посоветовала мне купить новую кофеварку, потому что старая на днях сломается, примерно через пять чашек кофе. Второе, что она сказала мне, это то, что, прежде чем сесть на поезд до Стерлинга, всегда нужно проверять, останавливается ли он в Силвери.
Кстати, на пути в Стерлинг нет остановки в Силвери. То есть есть, но только когда я на станции. Я поспрашивал у друзей, и все подтвердили это. Только когда я сажусь в поезд, появляется новая точка на карте.
Я могу сойти в Силвери. Меня пригласили. Но тебе такого делать точно не стоит. Как-то раз я видел, как подросток попытался сделать это, а еще раз там сошел мужчина, не отрывавшийся от телефона и, видимо, считавший остановки до своей (и фатально просчитавшийся). Об этом у меня тоже есть пара историй.
Короче говоря, днем я – офисный планктон, тонущий в бесконечных таблицах.
Ну а в свободное время… один из тех, кто, знаешь, вроде как помогает людям с правилами. Нас таких много (учитывая количество людей и сущностей в большом городе), но с большинством я не знаком.
Я взялся писать это потому, что, очевидно, не все люди знают правила. Кто-то не проникся в детстве, кого-то не научили родители, другие доверяют инстинктам (которые им безбожно врут). Поэтому я решил попробовать объяснить хотя бы несколько.
Некоторые очевидны. Давай честно, всё ты, блять, знаешь, почему дверца шкафа никогда не должна быть открыта настолько, чтобы покрытый струпьями палец смог высунуться из-за нее и медленно сомкнуться на дверце в тусклом сумраке спальни. Ну а если не знаешь, просто представь себе эту картину. И свою реакцию, если такое реально произойдет. Поздравляю, теперь ты в курсе.
Другие правила заставляют людей думать, что они переросли суеверия. Что теперь они сами взрослые и лучше знают. Ну вот и нет. Взрослые не боятся наступать на трещины, но это не значит, что детям тоже безопасно делать так. Не значит, что дети зря боятся. Эджлинги забирают только самых маленьких и нежных.
А есть абсолютно нерациональные правила.
Джордж – медбрат по профессии и тоже хранитель по совместительству – позвонил мне вчера. Он рассказал об ужасно странном происшествии в больнице. Это и сподвигло меня записать свои мысли здесь.
***
Пожилая пациентка сообщила, что проснулась около трех ночи, вся в поту. Но вокруг не было ничего, кроме тишины. Она посмотрела на дверь и увидела в проеме… Не решусь назвать это человеком. Его бесконечные руки волочились по полу, туловище было перекручено, как веревка на петле висельника, а на месте глаз зияли кровавые дыры.
“Человек” остановился в дверях, тяжело сопя, а затем двинул рукой. Очевидно, он не мог переступить порог, но вот запустить в комнату корявые руки – еще как. Он подтягивал руку на кончиках пальцев, впиваясь ногтями в половицы, глубоко вздыхал, почти стеная, и понемногу, сантиметр за сантиметром, затягивал будто резиновую конечность все дальше в палату. С сухим стуком, будто от лапок гигантского паука, рука пробралась, щелкая обломанными ногтями, вдоль всего ряда коек, к нашей героине.
Он коснулся замершей женщины длинными ладонями. И в этом прикосновении не было холода, нет. Теплая, скользкая, слегка липкая кожа почти любовно гладила ее ноги. Что-то подсказало ей лежать совершенно неподвижно, не реагировать, не подавать признаков жизни… Влажные тяжелые пальцы ощупали каждый пальчик на ее ноге, приподняли пятку, подковырнули тут и там разбухшим ногтем… и отпустили ногу.
Длиннорукое существо тяжко вздохнуло.
– Здесь нет вкусных глазок, – скулил он. – Хочу вкусных глазок…
Он снова глубоко вздохнул, откашлялся какой-то мерзкой слизью и захныкал, как ребенок, выпрашивающий мороженое:
– Вкусные глазки-и-и…
А потом исчез.
⠀
***
Конечно, врачи не поверили пациентке. Посчитали ее сумасшедшей или испытавшей сонный паралич. Она так настаивала, что даже проверили камеры, но не нашли никаких признаков того существа. Никаких следов, никакой слизи. Но работа Джорджа состоит в том, чтобы помогать старикам приводить себя в порядок, и он утверждает, что ее ноги были… липкими. Ощущение было настолько неестественным, что его чуть не вырвало. А уж поверь, у Джорджа очень крепкий желудок. Достаточно крепкий, чтобы без дурноты вычищать гной из застарелой раны парня, додумавшегося разрезать руку, засунуть свой член в открытую рану, а затем еще полночи ржать над этим за пинтой пива.
Джордж подытожил свой рассказ тем, что очень рад, что пациентка спала к двери ногами, а не головой. И, как оказалось, в больнице заведено класть всех пациентов именно так.
Вот я и подумал, что неплохо сообщить вам обо всем этом.
Я еще вернусь и расскажу другие истории из опыта таких людей, как мы с Джорджем.
(Подлиннее, ведь мне не придется снова описывать контекст, ха-ха)
И объясню еще пару правил, которые вы знаете с детства.
~
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны
Юмани / Патреон / Boosty / QIWI / PayPal
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Не бойся чужих глаз, смотрящих прямо на тебя. Не бойся улыбки в отражении, хотя ты готов поклясться чем угодно, что ни один мускул на твоем лице не шевелится. Не бойся слез красивого цвета багрового вина, стекающих по твоей щеке.
Раньше и я этого боялась. Была в ужасе от гримас отражения, которое не могла контролировать. Особенно когда ночью стояла в тусклом свете перед зеркалом в ванной. А потом я услышала стук, будто кто-то искал вход. Или выход. И все превратилось в кошмар.
Я была совершенно ошеломлена и потеряна, поэтому отвернулась от зеркала, облокотившись о раковину, пытаясь не обращать внимания на скрежет и постукивания, которых просто не могло существовать.
Но у меня никогда не было повода бояться. Оно не может увидеть тебя, пока ты не отвернешься. И я тому доказательство. За моей спиной на пол свалилась зубная щетка. Тело остолбенело от страха, никак не реагируя на голос в голове, вопящий “беги!”, – да я и не смогла бы. Ледяное колючее прикосновение заморозило все мышцы, как анестезия. Грубые осколки сомкнулись вокруг моего лица в совсем не нежном объятии. И прежде чем я смогла хоть как-то воспротивиться, все было кончено.
Никакие стуки и мольбы не способны вызвать сочувствие у этой твари. Оно слишком долго пробыло замурованным по ту сторону, ожидая, пока кто-то ослабит бдительность. Отражение смеха, вечность ожидавшее своего шанса.
Не волнуйся, тебе не придется смотреть на все это. Просто повернись к зеркалу спиной.
Мои руки намного мягче, обещаю.
~
Оригинал (с) likeeyedid
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Я не узнаю эту девочку на моем пороге. Это не моя дочь, откуда взялся этот ребенок?.. Я не понимаю, что происходит, но сделаю, что нужно, только бы все было хорошо.
⠀
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
⠀
~
Это не мой ребенок.
⠀
Вот и все, о чем я могла думать.
⠀
– Дорогая? – спросил мой муж. – Все в порядке?
⠀
– Кто это? - произнесла я, глядя на маленькую девочку, которую я никогда раньше не видела, стоящую в моем доме, одетую в одежду моей дочери. – Где Лиза?
⠀
Он бросил на меня взволнованный взгляд, а девочка-которая-не-была-Лизой выглядела очень напуганной.
⠀
– Что ты имеешь в виду? – спросил он. – Ты хорошо себя чувствуешь?
⠀
Почему он уклонился от вопроса? Почему просто не ответил? Я сделала глубокий вдох, пытаясь сохранять спокойствие.
⠀
– Я буду в порядке, – сказала я, – как только ты скажешь мне, где моя дочь.
⠀
Он нахмурился, а глаза маленькой девочки наполнились слезами. Он приобнял ее за плечо и, наклонившись, прошептал ей на ухо: «Иди наверх, дорогая. Мамочка себя нехорошо чувствует”.
⠀
Девочка не стала терять времени и сделала так, как он сказал. Она прижала учебники к груди и, промчавшись мимо меня, взлетела по лестнице. Я слышала, как хлопнула дверь комнаты моей дочери. На лице мужа застыла смесь жалости и сдерживаемого гнева.
⠀
– Ты не принимала свои лекарства, – сказал он. – Не пытайся отрицать, я вижу это по твоим глазам.
⠀
Я пренебрежительно махнула рукой.
⠀
– Они мне не нужны. Я с ними плохо соображаю.
⠀
Гнев на лице мужа стал менее сдержанным. Хорошо очерченные морщинки над его губами углубились.
⠀
– Ты помнишь, что случилось в последний раз, когда ты так говорила? – спросил он.
⠀
– Я…
⠀
Этого вопроса было достаточно. Словно волна тошноты, в мой разум хлынул рой разбитых и запутанных образов.
⠀
Мой муж кричит, перепачканный кровью.
⠀
– Посмотри, что ты заставила меня сделать! – визжит он. – Посмотри, что ты натворила!
⠀
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног, и, прежде чем поняла, что происходит, обнаружила, что падаю назад, в объятия мужа. Горячие слезы текли по моим щекам, тело содрогалось от неистовых рыданий.
⠀
Муж нежно погладил меня по волосам и зашептал мне на ухо.
⠀
– Ш-ш-ш, – ворковал он. – Это нереально, дорогая. Я обещаю, это не по-настоящему.
⠀
Я молча кивнула в знак согласия. Позволила ему отвести меня в нашу спальню и осторожно уложить на кровать.
⠀
Он подошел к комоду, где хранил коктейль из таблеток, которые я принимала каждый день, чтобы сохранять рассудок. Я с благодарностью проглотила их.
⠀
Вскоре мой разум затуманился, и я почувствовала, что превращаюсь в податливого зомби, которому можно внушить все, что угодно, заставить сделать что угодно.
Конечно, я знала, что это неправда, что та девочка – не Лиза. Я знала, что смерть нашей дочери свела с ума не меня, а моего мужа. Я знала, что он похитил эту девочку, когда она была еще совсем малышкой, и промыл ей мозги, заставив поверить, что она и есть Лиза.
⠀
Но, что важнее всего, я знала, что, если я не приму свои таблетки, если я разрушу его шаткую иллюзию, он убьет девочку и начнет все сначала.
⠀
Как в прошлый раз.
⠀
~
Оригинал (с) lifeisstrangemetoo
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
Перевела Юлия Криницкая специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Воздушные круассаны, хрустящие булочки, тающие во рту, и нежнейшие кусочки мяса. И всё это украсить терпким вином. Звучит заманчиво, правда? Только у кого-то возбуждается аппетит, а у него - нечто иное…
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
~
Я ненавижу слово “фуди”. Оно звучит настолько дешево, что вызывает у меня отвращение. Но, если понадобится описать меня одним словом, этим словом будет именно “фуди”. Я не гений кулинарии, но люблю готовить всякое. И мне нравится есть вне дома. Когда планировала отпуск – я сначала выбирала рестораны, где хотела бы побывать. И да, я именно тот человек, который выкладывает еду в Инстаграм! И благодарна всем, кто делает так же. Но больше нет.
С некоторых пор я больше не могу есть на людях. После того рокового дня, когда я решила пообедать вне офиса…
***
Запах жира и шкворчащего мяса немедленно проник в машину, стоило мне только въехать в Дэйри Твист – местечко для сегодняшнего бизнес-ланча. Я снова оказалась “счастливчиком”, которому поручили забрать еще порядка 7 заказов для коллег.
Вечная головная боль, потому что с собой приходилось брать кучу кредиток и наличных для оплаты. Но зато коллеги любили, когда мне выпадала эта роль, – я еще ни разу не облажалась.
Как-то я поклялась, что начну носить готовые обеды из дома, если мне еще раз выпадет такая честь – ехать за обедом для всех. Конечно, есть риск упустить восхитительные деликатесы от Дэйри Твист, но так хотя бы будет полезнее. Да и дешевле.
Дэйри Твист – олдскульная семейная закусочная, которая открывается только на время обеда. Здесь уже более 50 лет делают лучшие бургеры во всём городе. Внешне конструкция Дэйри Твист напоминала букву “Т”: основное здание располагалось в перекладине, а машины парковались в два ряда под металлической крышей в ноге буквы “Т”. Паркуешь машину, выходишь, делаешь заказ и покладисто ждешь, пока твой номер не прозвучит из хрипящего динамика.
Удачно заняв последнее место на парковке, я заглушила двигатель и вышла из машины. Сегодня на работе я с самого утра чувствовала себя просто неотразимой: укладка и макияж (пришлось очень постараться с этим), новая юбка и туфли. Я даже надела кое-что из ювелирки, хотя обычно обхожусь без украшений.
Но сейчас мой вид казался мне жутко неуместным, я ощущала себя неуютно, как на показе мод, пока шла к окну делать заказ мимо всех припаркованных машин.
А потом я почувствовала взгляд… Мужчина в огромном грузовике пялился на меня. В шляпе. С тощим лицом и короткой седой бородой. С тонкими губами и ввалившимися щеками. Зажав зубами сигарету, он неотрывно пялился на меня даже не подумав отвести взгляд, когда я посмотрела не него в упор. Не выдержав, я поспешила отвернуться и сделала вид, что он не особо то меня и волнует.
Кроме грузовика на парковке были еще машины, в основном тонированные, в темных стеклах которых бликовало полуденное солнце.
Я и раньше бывала здесь и видела много машин, но что-то меня зацепило, хотя я упорно гнала плохие мысли из головы.
Подойдя к прилавку, я почувствовала себя в большей безопасности. За прилавком, как всегда, стояла жена владельца – очень приятная пожилая дама. Я надиктовала ей свой большой заказ: “Это без огурца, тут без майонеза, картофельные завитушки-фри, обычную картошку, сюда добавить бекон, Пепси – если есть, Доктор Пеппер, если нет, пожалуйста, тут без лука…” – и так далее.
– Хорошо, моя дорогая, твой номер заказа – 336. Как будет готов – сразу же позову, – с милой улыбкой сказала мне дама за стойкой.
– 332, – прокаркал громкоговоритель, и работник кухни поставил на стойку промасленный пакет и огромную пластиковую чашку.
Я услышала, как открылась и захлопнулась дверь грузовика, а затем – шаркающие шаги и смачный плевок. Обернулась через плечо и увидела, как водитель грузовика приближается к стойке.
Живот мерзко скрутило, вход в зал был только один, и на мгновение я почувствовала себя загнанной в угол.
“Да ладно тебе, успокойся, здесь светло и многолюдно. Иди в машину”. – Мой внутренний голос, как мог, успокаивал меня.
Я направилась к выходу, намеренно не смотря на вошедшего мужчину и усиленно разглядывая парковку. Но боковым зрением уловила поворот его головы, когда проходила мимо.
На парковке мне улыбнулся пожилой приветливый мужчина. Он сидел за рулём массивного, черного Линкольна, одетый в классическую рубашку. Густые волосы с благородной сединой. Улыбнувшись в ответ, на секунду я подумала, что он присматривает за мной и почувствовала отеческую защиту и небольшое облегчение.
В машине я залипла в телефон, пока из динамика не прогремел мой номер. Тот грузовик давно уехал, но на душе остался неприятный осадок. Еще один придурок, заставил меня понервничать. Интересно, знал ли он, что его ухмылка настолько мерзкая? Или он делал это намеренно, завидев одинокую девушку?
Ладно, не он первый, не он последний.
Уровень адреналина пришел в норму, и я почувствовала, что проголодалась.
– 335, – прозвучало из динамика, и у меня заурчало в животе.
Таааак, уже ближе…
– 336.
Подойдя к окну выдачи, я увидела поднос с напитками и бумажные пакеты на картонной подставке. Придётся нести в два приёма…
– Похоже, кто-то вытянул короткую соломинку, – пошутил старик из Линкольна, когда я проходила мимо, нагруженная пакетами с едой.
– Ага. Но это явно моя последняя вылазка за обедами. Ни за какие коврижки больше сюда не поеду, – ответила я и вежливо улыбнулась. Пожилой мужчина был очень симпатичен и напомнил мне Джери – веселого парня с работы, который заказал двойной чизбургер без томатов.
Уместив все заказы на заднее сиденье авто, я села за руль и уставилась перед собой. Окна тачки были опущены, на улице стояла теплая весенняя погода. Мне совсем не хотелось сейчас ехать в офис, и еще эти пакеты от Дэйри Твист так аппетитно пахли и были офигительно горячими (не люблю есть еле-еле тёплую еду).
“Да пошли бы они нахер, – подумала я, – хватит с меня этого дерьма!” Порылась в пакетах и нашла свой заказ. Первый укус был восхитительным, я вгрызлась в бургер снова. Такая хрустящая булочка, намазанная сливочным маслом, сочное мясо, буквально тающее во рту... Я успела съесть половину этого чертового бургера, прежде чем пришла в себя!
– О, да, вот это мне нравится. Симпатяжка с волчьим аппетитом! – прозвучало у меня над ухом.
От неожиданности я подпрыгнула! Я так была увлечена едой и лентой новостей в телефоне, что совершенно не заметила, как он подошел.
Кто-то стоял напротив моего окна. Повернув голову, я уткнулась взглядом в мужскую промежность в складках брюк. Подняв глаза, я увидела дружелюбного старика из Линкольна. Но в этот раз он показался мне мерзким. А может…а может, он хотел попросить меня быть более осмотрительной?
– О детка, ты реально знаешь, как надо глотать…, – сказал он.
Ну точно мудак.
Я была так увлечена парнем в грузовике и так радовалась его отъезду, что оказалась совершенно не готова сейчас к подобному, меня застигли врасплох. Я застыла и тупо смотрела перед собой, сжимая в руке недоеденный бургер. Я пыталась придумать достойный ответ, но у меня перехватило горло от волнения.
“Вали отсюда, закрой окна и жми на газ!” - кричал мой внутренний голос.
У меня всегда было хреново с импровизацией – я не умела придумывать и жутко нервничала, когда кто-то слишком настойчиво мной интересовался. Уровень нервозности вышел на полную мощность, моё тело обмякло, руки и ноги дрожали.
– Боже, как же я люблю цыпочек, которые любят хорошо пожрать, – сказал старик и откровенно помял своё хозяйство.
Владелец Линкольна наклонился, и наши глаза оказались на одном уровне. Он широко мне улыбался. Наконец-то я смогла его рассмотреть: жидкая бороденка росла тонкой полоской от нижней губы, расширяясь к подбородку, а глаза были серебристо-голубыми. Несколько верхних пуговиц рубашки были расстёгнуты, золотая цепочка запуталась в волосах на груди старика.
– Давай-давай, не останавливайся, тогда твоя задница станет красивой и толстой. Но не переживай, мне нравятся такие задницы. – Произнеся это, он опёрся руками о машину.
Это стало последней каплей. Я очнулась от паралича и швырнула недоеденный бургер ему в лицо, а затем схватила первый попавшийся стакан и отправила его следом в открытое окно. Дёрнув коробку передач, задним ходом я пулей выскочила с парковочного места. Позади меня сердито загудела чья-то машина.
Я видела его в зеркало заднего вида: он запрокинул голову в диком хохоте.
Остаток пути на работу я ревела – горячие слёзы текли по моему лицу и не думали останавливаться.
***
Я не выходила из квартиры, не выходила из комнаты отдыха на работе во время обеденного перерыва примерно месяц после того дикого случая. Я даже не могла просто проехать мимо закусочной, а вся еда имел привкус золы еще несколько недель.
Позже друзья вытащили меня из дома – выпить и перекусить, в новое заведение с отличными отзывами. Я нервничала, но все же пересилила себя, и решила пойти.
Мы смеялись, болтали и выпивали. Принесли закуску, что-то необычное: жареный козий сыр и мёд. Только мы вошли во вкус, и тут я увидела его! На остановке напротив ресторана. Он ухмылялся, пожирая меня голодным взглядом. Следил за каждым куском, который я клала в рот. Буквально поглощал мое удовольствие от еды.
– Держу пари, тебе нравится брать в рот шарики. – Его слова прозвучали где-то над моим ухом.
– Ребят, посмотрите туда, вы видите этого жуткого старика? – спросила я.
Но он уже ушел. На остановке был еще более пожилой мужчина, который торопливо встал, приветствуя свою только что прибывшую жену.
– Этот дедуля? Оооооу, он выглядит очень милым! Всё еще встречает свою жену после стольких совместно прожитых лет!
А мне кусок в горло не лез, я даже пить больше не могла.
***
Я не выходила на улицу еще несколько недель. Это было сложно, ведь в нашей культуре так много сосредоточено вокруг еды и ужинов вне дома, и мне это нравилось, но я не могла. Мне было слишком страшно.
Но потом меня пригласили на свидание, и я подумала, что буду в безопасности, находясь рядом с мужчиной. Не прокатило… Он был там. Он облизнул губы. Я ушла посреди свидания.
Мой мужчина оказался очень понимающим, предложил попробовать еще раз как-нибудь позже. Он был очень милым.
Если я не могу поесть вне дома, почему бы мне не приготовить что-то вкусное самой? У меня было второй свидание с парнем, который мне нравился. Мы очень старались приготовить что-то вкусное, но в итоге спалили весь ужин и решили заказать тайскую еду.
Доставленные блюда пахли просто невероятно. Мы разложили лапшу по тарелкам и включили комедию на Нетфликсе. Пили вино. Я положила в рот первый кусочек еды – боже, как это было вкусно.
В вазе, стоявшей у телевизора, я увидела отражение…его отражение. Он ухмылялся.
– А ты знаешь, на что девочки в Таиланде готовы за 5 баксов? – зазвенел у меня в ушах его голос.
Я закричала и рухнула на пол.
***
Я начала терять вес, правда, пока что немного. Бедренные кости стали выпирать, из-под кожи появились очертания позвоночника. Еда была невкусной. Я пыталась заставить себя поесть и буквально давилась энтеральным питанием.
Большинство окружающих думает, что у меня расстройство пищевого поведения. Но я слышу его шепот… Когда у меня спрашивают, что со мной, я вру, что доктор велел соблюдать мне специальную диету из-за непереносимости некоторых продуктов. Обычно этого объяснения всем хватает, и они затыкаются.
Говорят, что это может быть посттравматическое стрессовое расстройство, но я уже ни в чем не уверена. Я склоняюсь к тому, что у меня галлюцинации, флэшбеки, но не каждый же раз. Я знаю, что я постоянно его вижу. В ресторанах он смотрит на меня издалека, всегда с ухмылкой и с этим блеском в серебристо-голубых глазах.
***
Я наняла частного детектива. Он разговаривал с владельцами Дэйри Твист, говорит, что они замечательные люди. У них были кадры с видеокамеры примерно месячной давности, но это не имело значения. Владельцы забегаловки знали этого старика, он был постоянным посетителем и обычным человеком.
Я много думаю об этом, день за днем. Он забрал у меня то, что я любила, то, что мне по-настоящему нравилось. Я знаю о нём многое: его адрес, его распорядок дня, знаю, во сколько он возвращается домой. Я много следила за ним, гуляя с одним из братьев моей подруги. Я отлично потрудилась. Я знаю, как сделать так, чтобы жизнь утекала из него по каплям, долго-долго. Я не хочу, чтобы он ушёл быстро, это было бы слишком легко для него. Я хочу видеть его глаза. Я хочу, чтобы моё лицо – последнее, что он видел, прежде чем свет для него померкнет.
Я хочу, чтобы он знал, кто я такая.
~
Оригинал (с) Throwawayaracehorse
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны
Юмани / Патреон / Boosty / QIWI / PayPal
⠀
Перевела Галина Клапоцкая специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Последние тайны готовы пасть… Я не смог уйти от музея, но теперь беспокоюсь только об одном: как бы не потерять самого себя.
⠀
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
⠀
~
Я выбираюсь из туннеля Эрни, отплевываясь от грязи. Привкус земли покрывает язык и горло, исцарапанные локти запеклись коричневой коркой.
Подхожу к Эрни и глажу его курносый нос, купаясь в свете звезд, льющимся со стеклянного потолка. Мохнатый гигант фыркает и сопит, принимая ласку.
Напыщенное мелкое кудахтанье доносится из коридора. Знаете, как будто очень богатая задница смеется, откинув назад глупую голову с непомерной короной. Я вытираю землю с циферблата часов: уже девять. Три часа презренные гости бродят по музею без присмотра.
Не хочу даже думать, что они успели натворить.
Я готов. Сейчас я выйду в коридор и направлюсь прямо к запертой двери…
Что это? Что происходит? Сердце сейчас разорвется.
Одна за другой каждая витрина в музее взрывается осколками в жуткой симфонии битого стекла. Оглушительный грохот проносится по этажам, коридорам, галерее над оранжереей… Какофония марша надвигающегося безумия.
Воздух в музее обжигает, как раскаленный пар. Гид – глаза и уши этого места – попытался навсегда оставить пост, и здание взорвалось горячей вспышкой ответной яростью. Музей возненавидел меня за побег. И высвободил все экспонаты.
Гости стали разменной монетой. Высокомерные смешки сменяются нерешительным замешательством… А тишина быстро уступает крикам, полным душераздирающего страха. Стеклянные витрины продолжают лопаться, осыпая мрамор осколками, как градом.
Среди разгулья хаоса мне вдруг думается, что и сам музей всего лишь своеобразный экспонат. Ящик пандоры для богачей. И теперь, когда вокруг меня все взрывается и рушится, выплескивая в мир драгоценные артефакты, послание музея звучит предельно ясно: если он не может заполучить меня, пусть не сможет никто.
Двое мужчин врываются на выставку животных и эволюции, унося ноги от незримого ужаса. Их лица как две греческих маски – выражают совершенно противоположные эмоции: у одного под нахмуренными бровями гнездится страх, другой стискивает челюсти, будто скрученные болтами презрения. Мистер Страх и Мистер Ярость. Явление жесткой дихотомии человеческой природы перед лицом смерти. Они знают, что умрут на этом помпезном кладбище богачей. Слышат, как музей зачитывает им смертный приговор с каждым новым звоном стекла.
– Что происходит? – жалобно блеет мистер Страх. – Где ты был?
– Я… – Я замолкаю на полуслове.
В мнимой безопасности скучной экспозиции животных они снова чувствуют себя увереннее. Непринужденное высокомерие падает на разум богатых гостей, как накинутое привычным жестом покрывало. Я бы разделил их нарастающее спокойствие, если бы не увидел Хамелеона, длиной не больше пальца, ползущего по запястью мистера Ярость.
Мистер Страх следит за моим взглядом. Смотрит вниз на предплечье своего спутника так пораженно, что глаза лезут из орбит.
– Боже. – Голос мистера Ярость дрожит. – Я читал об этом. На афише. Как так вышло…
Я вытираю потную ладонь о штанину и пячусь назад. Это… Меня это не касается. Я должен покинуть музей. Должен узнать, что находится за стальной дверью.
– Он укусит меня, д-да? Он ядовитый, так ведь, гид? Черт тебя дери, убери эту тварь от меня!!!
Я отхожу шаг за шагом:
– Нет, хотя…
Внезапно мужчина снимает хамелеона со своей руки, давит ему на шею, чтобы крошечный рот открылся и обнажил клыки… и с размаху швыряет рептилию в своего спутника, как дротик. Попадает. И смеется.
Богатые и знаменитые, приезжающие сюда, всегда одинаковые.
Мистер Страх корчится, стараясь зажать тонкие струйки крови, сочащиеся из свежих ран на шее.
Одинаковые.
Метаморфозы начинаются. Кожа мужчины вокруг раны расцветает волнами оранжевого и фиолетового цвета. Чешуя поднимается от крошечных дырочек вверх к челюсти, переливаясь в лунном свете. Человеческие клетки не предназначены для мимикрии, и богач передо мной подтверждение тому. Мистер Страх не издает ни звука, только лицо его застывает в страдальческой гримасе боли. Кожа пульсирует зеленым цветом, по ней прокатываются волны океанской синевы… А вместе с ними по телу расходится и агония. Достаточная, чтобы вмиг потерять рассудок. Достаточная, чтобы захотеть выскрести налитые кровью глаза из орбит. Но худшее еще впереди.
Хамелеон не ядовит. Но он меняет человека. Запускает мутацию. Человеческая оболочка не может долго выдерживать ускоренной эволюции. Пятна чешуи, тут и там покрывающие плоть богача, вскоре становятся прозрачными, как стекло. Пустота расширяется слабыми импульсами, как круги на воде.
Мистер Страх неровной походкой бредет к лестнице, пытаясь схватиться за перила ставшей уже полностью прозрачной рукой… но он не знает, что мутация меняет его кожу. Делает ее хрупкой, как бумага. Стоит ему попытаться сомкнуть ладонь на перилах, заостренные кости пальцев прорывают бумажную плоть, впиваясь в дерево, как колючие белые скобы. Мистер Страх падает на колено единственной ноги, все еще нетронутой мутацией…
Я отчетливо вижу его печень и сердце. Все органы и сосуды открыты передо мной через его прозрачную спину, будто у огромной медузы.
Метаморфозы распространяются дальше, поднимаются по шейному отделу к черепу, и я вижу, как плоть тает, обнажая кости. Мужчина силится выдавить последний крик, но не издает ни звука.
Только сухо трещит прозрачная шея, ломаясь под тяжестью мозга.
Голова богача падает на мраморный пол. Кожа лица постепенно отслаивается, на ходу превращается в полупрозрачную пыль. Как похоже на Стеклянных бабочек с выставки насекомых… Не удивлюсь, если именно так они и появились на свет.
⠀
***
Кончина богача дает мне краткую приятную передышку. Когда сердце замедляет лихорадочный стук, когда вставшие дыбом волосы успокаиваются, тогда я вспоминаю, каким уязвимым он выглядел с обнаженными внутренностями, каким он был охвачен страхом за мгновение до того, как распрощался с головой. Его воспоминания, надежды, страхи, его раздутое богатством эго – все это разбилось о мраморный пол, вместе с нелепым, мясистым вместилищем его “я”.
Как отрадно.
Мистер Ярость вырывает меня из мгновения экстаза. Он выпрыгивает, как черт из табакерки, дико размахивая молотком перед моим лицом и чуть не снося переносицу.
– Мы все тут в полной заднице из-за тебя! – Он хлещет меня не словами, а раскаленным бичом вины. Снова замахивается, но рассекает лишь воздух.
Я бросаюсь к двери. Балансирую на скользком полу, огибая углы. Я бегу в фойе.
Разгневанные гости, взрывающиеся витрины… Это слишком, София. Я знаю, что ты наблюдаешь за мной, дорогая. Я буду свободен.
Неохотно я проскакиваю поворот к стальной двери и поднимаюсь по парадной лестнице. Я открою ее, как и говорил Джонни, но позже. А сначала отвяжусь от богатого придурка.
Пол на выставке Искусств и Музыки усеян осколками стекла. Все экспонаты теперь разгуливают по музею. Но я иду к задней стене. Туда, где сверкает золотом табличка с надписью “Зубная Фея”.
Мистер Ярость влетает в двери вслед за мной в тускло освещенную комнату, небрежно держа молоток на плече.
– Некуда бежать, гид. – Он смотрит налево, потом направо.– Что, и тут не осталось мерзких уродцев, чтобы выполнять твои приказы, а? – Он осматривает пол в поисках осколков – всего, что осталось от сбежавших экспонатов.
Но Зубная Фея никогда не выполнял моих приказов. И ему не нужно бить стекло, чтобы освободиться. Только глубокий тошнотворный голод, гнездящийся в глубинах холста, требующий, немедленно требующий вгрызться в зубы незваного гостя, нужен, чтобы пробудить картину. Рука, покрытая пепельной кожей отрывается от холста неподалеку от меня. Жадно протягивается, искореженная и костлявая… За ней подергивающаяся грудь… шея… Нити красной масляной краски, похожие на кровавый сироп, свисают с обожженной кожи. Он выгибается с картины, наполовину показывая лицо: только челюсть, рот и щеки под неровным контуром, отделяющим плоское от объемного.
Богач поворачивается, чтобы бежать, но пальцы Зубной Феи длинные, а голод простирается бесконечно. Рука бросается к богачу, как кобра, крепко прижимая его к стене. Молоток выскальзывает из онемевших пальцев.
Я едва стою от потоков адреналина, которые бешено бьющееся сердце качает по венам. Кожа вся покрылась мурашками. Но это зрелище… то, как ожившая картина один за другим вырывает зубы богатому ублюдку… Боже, как это опьяняет! Мерзкая радость наполняет мое нутро, с каждым новым зубом, хрустящим в десне, пока мольбы богача не тонут во влажных липких стонах… Я считаю их. Шесть, семь… Почти как секунды перед Новым Годом.
Когда кончаются зубы, в дело идут губы гостя – розовые пиявки, болтающиеся теперь на нитях нервов и кровавого сиропа.
– П’моги мне, ‘жалуйста…
Я лишь улыбаюсь в ответ. Не в замученном гиде следует ему искать спасения. Поднимаю молоток и оставляю ублюдка захлебываться собственной кровью. Обескровлен.
***
Фойе музея встречает меня в неизменном порядке. Богато украшенное и величественное. Я смотрю на витражный потолок и посмеиваюсь, спускаясь по лестнице в его шикарную утробу. Под оркестр взрывающегося стекла, отдаленных криков и воплей, под рев бурлящего потока хаоса, как под фанфары. Ужасающий Музей для богатых и знаменитых оказался просто театром абсурда, и он съел меня целиком. Раскинув руки под светом созвездий, я вплетаю в его голос свой смех.
В моих руках ключ от стальной двери. И скоро страданиям придет конец. Я чувствую твою улыбку, София. Папа уходит.
Отсюда совсем недалеко до заветного коридора. До заветной двери. Уже скоро, София. Ты будешь гордиться мной.
***
Желудок болезненно сжимается.
Я не ожидал увидеть его здесь у стальной двери. Неимоверно толстого коротышку, чуть не трещащего по швам, едва стоящего на двух коротких ногах.
– Майкл, – строго говорит Куратор, загораживая дверь. – Не делай этого, пожалуйста.
Металлическая головка молотка сияет в моей твердой руке. Я иду к двери.
– Ох, дружок, да ты сошел с ума! Эта ухмылка… – Он качает головой. – Музей завладел тобой, верно?
Я поднимаю руку и нащупываю будто не свои губы… Господи, как давно я улыбаюсь? Как давно…
– Если ты сейчас развернешься и уйдешь, – хриплый голос толстяка дрожит, – тебя больше никто не потревожит. У тебя есть выбор, Майки.
Я молчу и думаю. Ледяной ветер, врываясь через разбитые окна, пробирает до костей. Дыхание паром вырывается изо рта.
– Отправляйся на пенсию, будь свободен. Проживи те годы, что тебе отпущены. Ну или войди в дверь и оставь надежду покинуть это место. То, что внутри, сломает тебя, мой мальчик. Сломает… ее. – Он поднимает руки вверх. – Пожалуйста, Майкл. Ты хочешь уйти?
Я хочу ответить.
Хочу сказать “Да”, но Музей контролирует мой язык. И мою руку.
И головка молотка снова и снова сверкает красным.
Каждый удар наполовину принадлежит мне, наполовину Музею. Но каждый треск его черепа, каждый всплеск мозга Куратора под молотком – плата за пятнадцать лет мучений.
Превратить его голову в булькающий фонтан крови в крошеве костей оказалось удивительно легко. Красное пятно свободно растекается по шикарному белому мрамору пола, расползаясь ветвистыми струйками, похожими на багровых червей. В сером вечернем мире ярко-алая кровь Куратора горит огнем.
Я с трудом выдыхаю через плотно сжатые в улыбке чеширского кота зубы, запятнанные красными пятнами. Он мертв. Он действительно мертв.
Сердце стучит, и нужно немного времени, чтобы отдышаться. Я успокаиваюсь и рыскаю по карманам в поисках ключа. Он легко проворачивается в замке. Так легко, будто дверь регулярно открывали.
Но это невозможно. Раз в неделю я работаю здесь, и она всегда заперта.
Стальная дверь открывается с протяжным стоном. Круглые лампочки пунктиром ведут вглубь короткого коридора с металлическими стенами. В конце деревянная дверь. А над ней… над ней золотая табличка, гласящая:
Следующий…
Сердце снова колотится.
Следующий Гид.
***
Я неохотно тяну за ручку. Если улыбка все еще и приклеена к моему лицу, теперь она исчезает.
Внутри комната оклеена розовыми обоями, они поистрепались от старости и кое-где отходят от стен, свисая скрученными клоками. За исключением одной стены, сплошь заклеенной полароидными фотографиями. Полки завалены плюшевыми мишками. Пол – одеждой. С потолка свисают тенеты светящихся гирлянд.
Я подхожу к стене с фото и опираюсь на нее рукой, вглядываясь в снимки. Беру один из них, и улавливаю острый железный запах от засыхающей крови на пальцах.
Фото датировано тремя годами ранее. В кадре стоит Куратор, еще не такой круглый, рядом с девочкой-подростком с аккуратным светлым хвостиком на голове. Они улыбаются.
Еще один снимок слетает со стены. На белой полосе надпись: “ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МУХОЛОВКИ”. В кадре Куратор и та же девушка, на этот раз помладше. Снимок датирован еще двумя годами ранее. Они стоят в музее рядом с нашей гигантской Венериной мухоловкой. Я был в тот день в музее. Работал.
Что это за комната?
Я иду к углу стены и беру самую раннюю фотографию. Снято пятнадцать лет назад. Подтянутый Куратор с пышной шевелюрой сидит рядом с больничной койкой. На белой полосе надпись, накорябаная яркой ручкой: “БЕЗ РАКА!” Рядом с Куратором на кровати сидит все та же девочка. Лет пяти-шести. Ярко-голубые глаза и…
София.
Розовые стены кружатся в сумасшедшем вальсе. Меня ужасно тошнит.
Не может быть. Этого не может быть. Куратор был прав, я просто схожу здесь с ума. Я просто…
– Папа? – Голос тихий, далекий, такой испуганный…
Этот голос рвет меня надвое.
Я оборачиваюсь.
Те же глаза. Та же улыбка. Мое счастье выросло, ей теперь чуть за двадцать. Пятнадцать лет прошло с того дня, когда я в последний раз слушал ее голос.
– София?..
Она обнимает меня, и я не могу сдержать слезы. Думаю о том, как Куратор подделал то уведомление о смерти. О том, как София все это время была заперта у меня под боком, как животное в клетке, как очередной экспонат, взращиваемый для игр богатых и знаменитых… А потом думаю только о ее улыбке.
***
Когда объятия распадаются, она отстраняется от меня и вдруг замечает осколки черепа на темно-бордовом жилете. Нам еще нужно наверстать упущенное. Нам есть еще о чем поговорить… Но после того, как она видит кровь на моих руках, ее улыбка гаснет. Гаснут и глаза.
Вся в слезах от долгожданной встречи, София садится на кровать.
– Где ты был?
– Здесь, в музее, дорогая. Раз в неделю, каждую неделю. Все остальное время жил в коттедже неподалеку. Мне не разрешают посещать музей в выходные, говорят, тут много уборки.
Она задыхается, проходит немного времени, прежде чем Софи справляется с эмоциями.
– Неправда. Папа, в оставшиеся шесть дней Куратор мне все здесь показывает и рассказывает. – Она указывает тонким пальцем на фото на стене. – Он говорит, что я стану супер-гидом и буду наслаждаться каждым мгновением этой работы, как и ты.
“Следующий Гид”, – гласит табличка. Я помню.
Мне кажется, что сердце не выдержит. Что оно разорвется от любви, жалости и ужасов этого вечера.
Этот мир проклят. Он безумно жесток.
– Дорогая, не важно, что говорил тебе этот ужасный человек. Он растил тебя, чтобы сделать… – Я крепко зажмуриваюсь и глубоко вдыхаю. Как же не хочется говорить ей, кто он такой. Как же не хочется говорить моей девочке, что вся ее жизнь – ложь, а наставник – монстр. – Он растил тебя, как растят скот на убой. Чтобы сделать пешкой в руках богачей, такой же, как я.
Она мотает головой и шмыгает носом:
– Нет! Это неправда! Это не так! – Софи вскакивает с кровати и мчится к двери. – Куратор – мой друг! Он никогда не поступил бы так со мной.
– Он такой же мерзавец, как и остальные! – Я срываюсь на крик. – Послушай меня, послушай: они все монстры, все они. Все те, кто посещает этот богом забытый Дом Ужасов!
Она ведь даже никогда не видела здесь богачей. Пряталась за дверью своей тюрьмы в те ночи, когда я проводил экскурсии. Она мало что понимает из моих воплей и просто рыдает, потерянная и жалкая.
Я подхожу к ней, чтобы взять за руку, чтобы успокоить…
– Не трогай меня! – кричит моя дочь.
Я не знаю, что делать.
– Пожалуйста, послушай меня. Богачи достойны презрения. Они бывают здесь раз в неделю, а ты просто никогда не видела их, потому что сидишь…
Она выскакивает за дверь.
– София, не надо…
Маленькая ножка оскальзывается на бордовой луже, собравшейся за дверью.
София падает и кричит, кричит так, что у меня кровь стынет в жилах! Она лежит беспомощной кучей, лицом к лицу с разбитой головой Куратора, превратившейся в кровавую кашу из костей и плоти под моей рукой. И кричит потому, что узнает своего друга и наставника. А еще, возможно, потому, что уже знает, что ее отец…
– Монстр… – Слова слетают с дрожащих губ Софии. – Ты… Ты м… монстр, папа!
Я хочу схватить ее за руку, сказать, что все в порядке, что теперь мы свободны, но она отбивается от меня, отчаянно визжа.
– Я не монстр, милая, я… – тихо, умоляюще начинаю я.
Она отступает шаг за шагом, как от бешенной собаки. Бледный лунный свет отблескивает на ее кровавых следах.
Внизу на мраморном полу она видит не отвратительного человека, пятнадцать лет смеющегося над моими мучениями, не человека, который похитил ее от матери и воспитывал в своей извращенной манере, нет. В безжизненном теле Куратора она видит честного малого, человека, который заменил ей отца. А я тот, кто размазал его мозг по стенам.
Она бросается бежать. По коридору, за угол, вниз по ступенькам, по которым столько раз ходила прежде.
Я кричу ее имя и пускаюсь в погоню. И вот наконец снова вижу свою дочь. Застывшую в нескольких шагах от парадной двери посреди фойе.
Вельзевул и Зубная Фея выползают из коридоров, медленно приближаясь. Мерзости музея не бродят бесцельно. Они ищут меня. Музей меня не отпустит.
София оглядывается, как затравленный зверек, и безуспешно борется с замками. Светлый хвостик трепещет на макушке. Я подхожу. Она оглядывается и кричит. Прохожу мимо, вставляю в замок свой мастер-ключ, поворачиваю...
И весь холодею. Ключ, безотказно служивший мне пятнадцать лет, не поворачивается. Я в панике трясу ручку, кручу и кручу, но тщетно! Экспонаты приближаются к нам со всех сторон.
Конечно, дверь не откроется. Этим вечером нет.
Ведь кое-что сегодня не так.
В музее нет гида.
***
Вельзевул машет сломанным крылом в дальнем углу фойе. Отвратительный хоботок закручивается и снова вытягивается, пульсируя.
Они высосут мою плоть и выдернут зубы так же легко, как богач в ресторане срывает мясо с разваренной кости. София будет следующей.
Нет, она будет свободна.
Вельзевул тащит разъезжающиеся ноги по мраморному полу. Все ближе. Ближе.
И я понимаю, что должен делать.
Я раскидываю руки и вещаю в пустоту стен:
– Экскурсия начнется в десять часов. Слева от вас гардероб, можете оставить там личные вещи.
Звон прекращается.
– Это ты хочешь услышать? – кричу я в недра Музея. Экспонаты замирают. – Это ты хочешь?.. – Я замолкаю, падая на колени. Слезы льются по щекам, лужицами собираясь на роскошном полу.
Музей принял бы и Софию в качестве гида, но это моя ноша.
Позади раздается механический щелчок. Мы с Софией оборачиваемся.
Снег медленно падает на землю по ту сторону огромного дверного портала. Я вижу черный блеск – машина Куратора припаркована у крыльца.
– Видишь? – Я беру холодную ладошку Софии и крепко сжимаю ее своей. – Этот музей проклят. Как и все его гости. – Быстро тянусь к ее щеке, пока она не успела увернуться. – Посмотри, во что я превратился. Посмотри на меня.
Я не могу на нее наглядеться. Моя любовь, мой мир, мое все. София здесь, она настоящая. Живая.
– Посмотри на меня, дорогая. – Слезы текут по моему лицу, стекают за воротник. – Пусть я больше не твой отец. Пусть для тебя будет так. – Я убираю волосы с ее лба. – Но я хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя, София.
Она наконец поднимает на меня заплаканные глаза, и в этот момент я отчетливо понимаю, что она видит не меня. А Музей. И хорошо, что так. Ведь если бы было иначе, она могла бы решить остаться.
– Я всегда буду любить тебя, девочка моя.
Мне нравится думать, что она улыбается мне в ответ. Но, возможно, это просто уловка разума. Я отпускаю ее руку, оставляя связку ключей, снятую с Куратора, в ее ладони.
– Сейчас ты сядешь в эту машину и уедешь.
Она шмыгает носом и кивает.
– И будешь ехать до тех пор, пока не окажешься в безопасности, милая.
Джонни не соврал, что свобода ждет за стальной дверью. Только не меня. Музей поглотил меня, как когда-то Мариэтту. И мне отсюда не уйти.
Но София еще может.
– До свидания, папа.
И второй раз за много лет я улыбаюсь искренне.
Я смотрю ей вслед, будто проживая ее жизнь, ее будущее. Первый день на первой настоящей работе. Ее лучезарная улыбка на свадьбе. Лица ее детей, впервые идущих в школу…
Я смотрю вслед дочери, пока черная машина не исчезает из виду.
***
Когда я возвращаюсь в музей, вокруг царит тишина. Экспонаты разошлись по своим местам.
Ставлю пластинку с вальсом на полную громкость и иду подметать стекло с холодных одиноких полов музея. Таких же холодных, как я.
Экспонаты все еще на свободе, но вряд ли от вас уклонилось то, как я все пятнадцать лет оставался цел и невредим. Музей всегда защищал меня от них, потому что я здесь Гид.
Обходя первый этаж здания, я нахожу одну витрину, оставшуюся целой в этот суматошный вечер. Наверняка единственную. Я вижу ее, проходя мимо крыла паранормальной выставки.
Она упирается рукой в стекло. Пальцы со скрежетом скользят вниз.
– Идем же, Мариэтта, – говорю я, вставляя ключ в замок до упора.
Из патефона льется божественная мелодия единения струн и души. Под эту музыку нужно танцевать. Я крепко держу свою даму. Моя походка пружинистая и статная, и мы рука об руку идем в шикарное фойе.
Великолепное небо, усеянное звездами, льет лазурный свет через витражи потолка. Мы беремся за руки под вечным пологом. У нее блестящее кукольное лицо, но какое это имеет значение? За ним – душа молодой женщины, когда-то ходившей по гулким залам. И она потрясающая. Сегодня она снова может почувствовать себя юной и живой.
Я веду в летящем вальсе. Мы с ней прекрасная пара, кружащаяся в лунном свете.
– Марриэтта, моя дочь свободна. София свободна! Она где-то там и готова начать новую жизнь.
Луна, мрамор музея и мое сердце. Холодные губы.
Мы кружимся в вальсе с прошлым гидом налево, потом направо.
– Разве это не прекрасно, Мариэтта?
Кружимся под звездами.
– Мариэтта?..
~
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны
Юмани / Патреон / Boosty / QIWI / PayPal
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
