Страх - это хорошо. Страх - наш оберег, наш спаситель. И иногда то, чего действительно стоит бояться, оказывается ужаснее любой фобии.
⠀
Главы: 1 • 2 • 3 • 4 • 5 • 6 • 7
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
~
Описывая свою собственную историю жизни со страхом, я с ужасом ожидала вашей реакции. Критики, которой, я искренне верила, достойна. Позвольте просто сказать – теперь я наконец-то смогла свободно выдохнуть впервые с того момента, как начала делиться здесь историями. То, что вы смотрите на меня как на человека, несмотря на то, что я совершила, – величайший дар. От всего моего горького сердца – спасибо вам.
Я начала публиковать эти истории, зная, что в конце концов смогу поделиться с вами миром, который обрела в нашей странной группе поддержки. Я изложила все истории, не раскрывая личности организатора, чтобы каждого участника вы могли принять без предвзятости. Мы вместе прошли семь ступеней. Остался одна.
***
После того, как меня отпустила дрожь от пережитых заново худших моментов жизни, я посмотрела на Алека, сидящего в паре стульев от меня.
Наверное, именно такой типаж вы представляете, вызывая в голове абстрактный образ мужчины. Приятная, почти безликая внешность, лет сорока, с современно подстриженными каштановыми волосами, ухоженной бородкой. Из-за линз очков в толстой оправе за миром наблюдали внимательные бледно-голубые глаза. Бежевая футболка с воротником на пуговицах, верхняя пуговица расстегнута, добротные синие джинсы. Я ничего не смогла понять по его внешности, поэтому заранее была заинтригована.
Заметив внезапное внимание, Алек усмехнулся.
– Да, я… – начал было он, но тут же осекся, увидев, как напряглись плечи Вало. – Я последний.
Мужчина поудобнее устроился на стульчике, не теряя безупречной осанки.
– Меня зовут Алек. Думаю, мой страх универсален. Возможно, большинство людей боятся этого, конечно, не до такой степени, как я. – Алек задумчиво потер подбородок большим пальцем. – У меня аутофобия. Я боюсь оставаться один.
Я кивнула, соглашаясь с его мыслью: большинство и правда боятся одиночества. Часть группы оказалась со мной солидарна.
– У меня было немного… необычное детство, – продолжил он, качая головой. – Отца я никогда не знал, а мать была невероятно, чрезмерно заботлива. Оглядываясь назад, думаю, что она просто отчаянно боялась потерять меня так же, как потеряла его. Но то, что я сейчас понимаю ее мотивы, никак не меняет того факта, что я оказался тогда единственным ребенком, у которого никогда не было шанса на личную жизнь. Я жил в одной комнате с мамой, она настояла на домашнем обучении. И мне никогда не разрешали выходить на улицу одному. Никогда.
Тиген лениво хохотнула, прикрыв глаза, держа у губ наполовину выкуренную сигарету:
– Черт, чувак. Как ты пережил ее?
Алек послал ей ухмылку в ответ.
– Я не понимал, насколько ненормально жил, когда был ребенком. Но, став чуть старше, – лет в десять-одиннадцать – начал догадываться и расстраиваться. Я видел по телевизору детей, играющих на улице. Детей, гуляющих без родителей, – недоверчиво размышлял он, глядя вдаль, будто и сейчас эта концепция была для него так же нова, как и десятилетия назад. – Я попытался раздвинуть границы, но она лишь удвоила усилия, все время не переставая повторять, что хочет меня защитить. Знаю, это звучит странно, но она была моей матерью, и я любил ее. Поэтому повиновался.
Мужчина лукаво улыбнулся в пустоту.
– Но я никогда не оставлял надежды вкусить свободы. Я не оставил мысли об этом, но точно понял, что она никогда не позволит мне быть нормальным ребенком, если постоянно ее тревожить. Поэтому дождался двенадцатого дня рождения и попросил ее позволить мне покататься по окрестностям на велосипеде. Не по подъездной дорожке, под ее неусыпным наблюдением из шезлонга, а по улице. Я умолял, умолял и умолял, заливаясь слезами, пока она наконец не сказала “да”.
– Ты хочешь сказать, что не ездил на велосипеде без мамочки до двенадцати лет? – не смог сдержать удивления Дон.
Алек медленно покачал головой:
– Да. И, честно говоря, я был очень удивлен, что она согласилась. В ночь перед днем рождения я едва мог уснуть, зная, что проснусь в самый волнующий день моей юной жизни. Первым делом утром я отметился у мамы, а потом побежал в гараж за велосипедом. В ужасе она осталась смотреть из окна, как я поехал по подъездной дорожке и дальше на улицу. Впервые в своей жизни я был совершенно и абсолютно одинок. – Он поднял густые брови, подчеркивая последнее слово. – Я чувствовал ветер в волосах, наконец-то смог сосредоточиться на своих мыслях… Почти уверен, что съел жука, но мне было все равно. И примерно на середине пути по запланированному маршруту что-то схватило меня.
– Боже милостивый, – пробормотала Эди, закрывая хрупкими ладошками рот.
Кивнув, Алек продолжил:
– Я свалился с велосипеда, расцарапал локти и колени об тротуар, подвернул лодыжку… А на земле у своего лица увидел две большие ступни, грязные и босые. В ужасе я поднял глаза на пожилого мужчину с сальными черными с проседью всклокоченными волосами, смотрящего на меня сверху вниз. На лбу у него был вырезан перевернутый крест – символ зла, так говорила мне мать, – из раны по изможденному лицу струйкой текла кровь. Он наклонился ко мне и сказал: “Привет, парень”. – Алек подражал голосу незнакомца. Серьезный, угрожающий тон. – Я понятия не имел, что делать, забормотал что-то о том, что он может забрать велосипед, если захочет… Но он только фыркнул, смачно харкнул на тротуар и сказал, что не хочет велосипед… он хотел меня.
– Не стоит говорить, что я испугался. Я вскочил на ноги и побежал так быстро, как только мог, но все же двигался медленно из-за подвернутой лодыжки. Мужчина шел за мной, осыпая невнятными проклятиями и угрозами: “Я доберусь до тебя, парень! Я отрежу твой маленький член и высосу кровь!! Я отдам твое тело сатане!”
Томасин вздрогнула, представив эту картину, Алек все повторял бредовые слова незнакомца, с выпученными глазами и покрасневшим лицом, пока, наконец, не остановился ненадолго, чтобы передохнуть, и мы сидели молча, пока он не успокоился.
– Я едва смог обогнать его. Ворвался в дверь, бросился в объятия к матери, рыдая так, что и слова не мог из себя выдавить. Когда я наконец смог объяснить, что произошло, она лишь проворчала, что соседи-сатанисты совсем распоясались. Предложила пойти забрать велосипед и попробовать еще раз в другой день, но… ущерб уже был нанесен, – вздохнул он, торжественно качая головой. – Больше я никогда не хотел кататься на велосипеде. И в принципе все время сидел дома. Пару недель спустя, я смотрел телевизор, пока мама готовила ужин. Позади что-то зашуршало, и, оглянувшись, я увидел все того же мужчину, стоящего в кустах за окном. И он смотрел на меня.
Алек вздрогнул всем телом.
– После этого я больше не мог оставаться один. Никогда. Динамика отношений между матерью и мной изменилась: внезапно я стал нуждаться в ней больше, чем она когда-либо нуждалась во мне. Я тенью ходил за ней по дому. Забирался к ней в постель каждую ночь, не в силах заснуть один даже при том, что мы делили комнату… Никто больше не застал бы меня в одиночестве.
В зале повисла тишина. Выждав немного, Сесилия мягко спросила, настаивая:
– И что случилось дальше, Алек?
Он пожал широкими плечами.
– Так мы и жили долгое, долгое время. Пару лет назад она заболела. Мы пытались бороться, но болезнь прогрессировала агрессивно и быстро. Несколько лет я заботился о ней так же, как она заботилась обо мне всю жизнь. В ее последнюю ночь я сидел у ее кровати, пока она спала. Вдруг она открыла глаза, взяла мою руку в свою, посмотрела мне в лицо и сказала, что должна кое-что мне открыть. Я ответил, что она может доверять мне во всем, в чем угодно… Тогда она сжала мою руку и сказала: “ Что ж, сынок, я сильно тебя поломала, правда?” Я покачал головой, попытался сказать ей, что она всегда видел от нее только доброту, но она прервала меня… и рассказала.
Алек потер ладони, не находя себе места.
– Тем утром, в мой двенадцатый день рождения… это она сделала. Она наняла того ужасного человека, чтобы он напугал меня. И снова заплатила, чтобы он вернулся еще раз.
– Какого хрена? – выпалила я, не веря своим ушам.
Алек только кивнул. И добавил:
– Сказала, что слышала о сатанинских культах. Что боялась потерять меня, не хотела видеть, как мне больно, поэтому специально напугала так, чтобы я забыл про независимость. Она все извинялась и извинялась, настаивая, что сделала это только ради моей безопасности, но меня вдруг охватила ярость. Я схватил одну из подушек и просто… Задушил ее.
Вало уронил голову на руки в очевидном шоке.
Алек оглядел комнату, оценивая нашу реакцию.
– Первые несколько минут после того, как ее сердце перестало биться, я был… воодушевлен. Но это чувство быстро покинуло меня, сменившись знакомым страхом. Я какое-то время так и держал ее в той постели, пытаясь представить живой, пытаясь притвориться, что она все еще со мной, но компании ее трупа было недостаточно, чтобы унять мой страх. А пару недель назад она начала пахнуть. Пришлось от нее избавиться. Но одиночество, и – что более важно – абсолютный ужас только усилились.
У меня в животе внутренности скрутило в узел от его слов.
– Поэтому я пригласил вас всех, – признался Алек, пожимая плечами. – Потому что так я беру под контроль свой страх. Я знаю, что мать обманула меня, но все же она была права… просто от одних ваших историй я больше, чем когда-либо, убедился, что мир полон опасностей, особенно когда ты один. С вами мне больше не придется оставаться одному.
Сесилия усмехнулась, складывая на груди руки в черной кожанке:
– Серьезно? – скептически огрызнулась она.
Мужчина холодно посмотрел ей в глаза:
– Могу с уверенностью заверить вас, что серьезно.
Томасин взвизгнула, вскочила со стула, но Алек схватил ее за предплечье.
– Села. Быстро, – скомандовал он сквозь сжатые зубы, рывком отправляя ее обратно на пластиковую сидушку. – Никто из вас не покинет этой комнаты. Я обезопасил здание. У нас здесь есть все, чтобы выжить.
– Алек, – пораженно начала Эди, – ты не можешь заставить нас остаться здесь.
Он только усмехнулся.
– Не могу? Вы дали мне все, что нужно, чтобы заставить вас остаться. Каждый из вас подробно описал свои фобии, и мне остается только использовать их против вас же.
Дон резко встал, опрокинув стул:
– Пошел ты, Алек. Я не позволю запирать себя, как животное в гребаной клетке. – Он буквально кипел. – Я ухожу и предлагаю всем последовать моему примеру.
Коренастый мужчина повернулся к двери, теннисные туфли заскрипели по вытертому линолеуму. Алек вытащил пистолет из-за пояса сзади, направил его в спину Дону…
– НЕТ! – завопила я, но поздно.
Три выстрела прогремели по комнате, оглушив нас. Дон качнулся вперед, ноги его подкосились, заставив упасть на колени. Пораженный, он повернулся через плечо…
– Да ты, блядь, издеваешься…
И рухнул замертво.
– ДОН! – Сесилия вскочила с места и бросилась к Дону, чтобы помочь ему, но всем было ясно, что мы уже ничего не можем сделать. Мы же сами оставили телефоны за дверьми комнаты, чтобы “обеспечить конфиденциальность”.
Нерешительно я тоже встала и прокралась к Сесилии, не отводя взгляда от пистолета. Ничего не произошло. Остальные присоединились к нам, постепенно образовав круг скорби о человеке, которого практически не знали.
Алек медленно подошел к нам, хихикая, ткнул пистолетом на раны от пуль, испещрившие спину Дона и спросил:
– Эй, Ева… А эти дыры пугают тебя?
***
Несколько месяцев мы провели в том зале под бдительным оком Алека. Он закопал Дона во дворе церкви, рядом со своей матерью. Сесилия несколько раз пыталась убежать, но он не лгал, сказав, что “обезопасил” церковь. В любом случае окрестности были абсолютно пустынны. И каждый раз, когда она пыталась убежать, Алек ловил ее и на несколько часов запирал в шкафу. Совершенно одну… не считая часов. Ее крики разбивали мне сердце.
Сесилия стала только смелее в плену, а вот обо мне такого сказать нельзя. Слабость. молчаливость, покорность – вот что надолго досталось мне. Очевидно, эти черты характера Алек находил привлекательными, потому что я явно ему понравилась. Видя, что я никогда не сопротивляюсь – да и понимая, что одной рукой сложно дать отпор, – он стал понемногу доверять мне больше, чем другим. В награду за послушание он давал мне ручку и бумагу, чтобы смогла написать книгу, о которой мечтала. Приносил кусок торта, полакомиться после ужина. Или позволял на несколько минут выйти во двор и почувствовать солнце на лице.
В один из дней во дворе созрели яблоки. И, когда ветви дерева отяжелели, Алек взял меня с собой собирать урожай. Он держал корзину, пока я рвала плоды. А как только корзина наполнилась, я вытащила свой складной нож – тот самый, которым когда-то опилила себе руку, тот самый, который всегда ношу в заднем кармане, тот самый, который я надежно спрятала, когда Алек выносил из зала тело Дона, оставляя кровавый след, – и несколько раз вонзила его в шею мужчины. Он попытался сопротивляться, но оказался не готов. А я напротив. Я постепенно готовилась к этому моменту с той секунды, когда Дон упал на землю.
– Шшшш, Алек, – ворковала я лежащему на траве мучителю, захлебывающемуся собственной кровью среди разбросанных алых яблок. – Тебе больше не придется быть одному.
Когда я убила в первый раз, это было случайно. И вина почти захлестнула меня с головой.
Во второй раз я убила намеренно. И ни черта не почувствовала.
***
Я помогла другим членам группы, но нам все еще только предстоит вернуться домой – будто бы нам есть куда возвращаться. Мы пришли сюда в отчаянии, в последней попытке найти способ жить нормальной жизнью. Пришли, потому что фобии отняли у нас все: семьи, друзей, чувство безопасности… И поэтому решили здесь и остаться. В месте, которое адаптируем под наши потребности, с людьми, понимающими нас, как себя.
Томасин с радостью разбила зеркало в ванной комнате, заглушив непрестанный стук.
Я помогла Эди заколотить дверь в подвал, отрезав единственную лестницу в старой церкви.
Сесилия растоптала все чертовы часы в здании.
Тиген устроила себе спальню в чулане для метел. И благодарна нам за то, что мы запираем ее каждую ночь.
Мы прочесали всю церковь в поисках ненавистных восьмерок ради Вало. И уничтожили их. А если он все же где-нибудь наткнется на чертов символ, мы всегда рядом, чтобы похлопать его по плечу и вернуть к реальности.
Мы выкопали тело Дона, освободив его из темноты, которой он так боялся. И сожгли останки самым ярким огнем. А потом собрали пепел и оставили в стеклянной урне под лампой, которую никогда не выключаем. Для Дона свет больше никогда не погаснет.
Алека мы похоронили рядом с его матерью. Так и не решили, было ли это проявлением доброты или наказанием, но это казалось правильным.
С моей фобией оказалось сложнее, но Сесилия обнимает меня каждый раз, пока не закончится приступ, а когда я успокаиваюсь, камни на ее повязке скользят по моему лицу и наши губы встречаются.
Мы живем так уже год, выезжая только чтобы пополнить припасы. Понимаю, возможно, не такого конца вы ждали, но хочу, чтобы вы знали: мы счастливы здесь. Сесилию больше не мучает бесконечное тиканье. Томасин не избегает отражений. Вало не выпадает из жизни. Эди спокойно ходит по земле, не проваливаясь в безумие. Тиген больше не волнуется о том, что творит ночами. А Дон нашел покой в свете.
И я… ну я нашла всех их. Каждое утро меня встречает лучезарная улыбка Сесилии. Днем Тиген угощает меня сигареткой за чаем. Я каждый день говорю Томасин, что она прекрасна, а она иногда делает мне макияж. Долгими часами мы беседуем с Вало, чей интеллект поражает меня. Эди наливает мне бурбон вечерами. Наши взаимоотношения заполняют пустоту в моем сердце, которая разверзлась после смерти моей собственной бабушки. Она умерла раньше, чем я перестала употреблять, раньше, чем я успела сказать ей, как много она для меня значила. И каждую ночь перед сном я кладу руку на лампу Дона, чтобы впитать ее тепло.
Так что пожалуйста, не нужно жалеть ни меня, ни кого-либо из нас. Мы не заперты здесь, остаться – наш выбор. Здесь мы в безопасности от мира, а мир в безопасности от нас. Вместе мы построили новый мир, в котором можем постоянно поддерживать друг друга.
Вместе мы построили мир без страха.
~
Оригинал (с) hercreation
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны
Юмани / Патреон / Boosty / QIWI / PayPal
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
