Признаюсь честно, - доводилось мне в «местах не столь отдаленных» пребывать не раз. Много раз. Да… Это не лучшие страницы моей жизни, - чего уж там говорить. Никому там не пожелаю оказаться. Никому из тех, кто этого не заслуживает. А тем кто заслуживает – то место по ним «плачет», как сказано в известной поговорке, и с радостью ждет в гости.
Я ни разу в жизни не заслужил там оказаться, насколько я сам могу судить о себе. Хотя со стороны кому-то может показаться и по другому, возможно. Но тем не менее я там очень часто оказывался. Но не волнуйтесь, - всего лишь по долгу службы. Скорую помощь ведь не только в квартиры и на улицы вызывают. Но и в учреждения временного задержания граждан правоохранительными органами – КПЗ, ИВС, СИЗО и т. д.
В основном это - полубомжи, алкаши, наркоманы, и прочие отбросы общества. Привозят их по мелкому воровству, нарушению общественного правопорядка, дракам, и прочим обычным бытовым поступкам подобного рода людей.
Ну и, поскольку такие люди – тоже люди, то и у них со здоровьем проблемы могут случиться. Вплоть до серьезных нарушений. Стресс ведь такой, как-никак, в здании оказаться, в котором все смотрят на тебя через решетку. А ты в наручниках. На грязной скамейке лежишь. Тут и давление до потолка подскочить может, и камни из обеих почек, и прочих органов полезут, и много еще чего может с тобой сделаться.
Травмы? Нет, с этим не вызывали ни разу. По крайней мере, не жаловались. И свежих синяков, полученных от представителей правоохранительных органов, я не замечал никогда. Наоборот, порой удивлялся железной сдержанности полицейских, когда какой-нибудь задержанный отморозок в приличной одежде, и с золотыми перстнями, крыл отборным матом охранника в погонах, а тот пытался взять у него показания.
Но, при этом, этот же задержанный крайне вежливо общался со мной, пока я, одновременно с дачей показаний, мерил ему давление и проводил обследования. Выглядело это примерно так.
Полицейский: - Гражданин задержанный, Ваша фамилия!?
Задержанный (кричит): - Пошел ты туда-то! Я твою маму любил! – (понятно, что вместо «туда-то» и «любил» были другие крайне не литературные слова)
Я: - Мужчина, успокойтесь! Задерите рукав, - давление вам померяю.
Задержанный (шепотом): - Да, доктор, сию минуту… Сейчас, сейчас…. Вот так? – лицо его из звериного превращалось в доброе, и где-то даже плаксиво-просящее.
Полицейский: - Задержанный! Фамилия, имя, отчество ваше?!
Задержанный (снова превращаясь в Халка) – Я же тебе, представитель нетрадиционной сексуальной ориентации, сказал, - куда тебе идти. Вот туда и иди! Маму твою любил, люблю, и любить буду!!..... Да, доктор, что вы сказали, простите? - снова поворачивался ко мне он, превратившись в доброго Дедушку Мороза.
Да уж, - думал тогда я, - опасная у вас тут работенка. Не менее тяжелая, чем у нас, конечно же, но – по опасности… Всё-таки гораздо опаснее, чем у нас.
Бедный полицейский же, несмотря на эту бурю эмоций со стороны того мужика, даже глазом не моргнул, и не применил какие-то свои спец. средства для успокоения буйных нелюбителей уголовного кодекса. Хотя, не исключено, что он был сыном этого самого буяна, который кстати, с натяжкой, но все же мог сгодиться ему в отцы. Очень уж акцентировано он задерживал свое внимание на матери полицейского. Но дополнительный срок, скорее всего, он себе всё же намотал тогда.
Впервые на вызовы к заключенным гражданам я начал приезжать, когда перевелся работать из маленького городка в крупный мегаполис на станцию скорой помощи.
Вызвали из КПЗ при отделении полиции. В подвал. В «преисподнюю», как назвали ее сотрудники отделения. Несколько этажей вниз с первого этажа. Тяжелая толстая железная дверь. За ней – вонючий подвал, в полутьме, с несколькими закрытыми камерами, и открытой клеткой со скамейкой. Грязь везде, как в натуральном подвале старенькой хрущевки. Сам живу в старенькой хрущевке-однушке, поэтому и про подвал своего дома знаю. Один в один. Только без труб и луж на полу. Клининговую компанию сюда организовать не мешало бы, - подумалось мне тогда. С дезинсекцией, для профилактики.
В клетке – мужичок лет 50, бомжеватого вида, и в такой же бомжеватой одежде.
- Вот клиент ваш! – торжественно представил его полицейский, сидящий за столом с бумагами и настольной лампой.
- На что жалуется?
- Сердце, говорит, болит.
- Ой болит, болит… - тут же отозвался «клиент», который все это время сидел в клетке на скамейке, держался за грудь, и раскачивался вперед-назад, опустив голову.
- Иди сюда! – громко приказал ему полицейский.
Тот, опираясь двумя дрожащими руками об скамейку, кряхтя, привстал на неустойчивые ноги, и не поднимая головы, поковылял к нам.
- Ой, ой, ой, ой… - сочувствующе-притворно пожалел его полицейский. По магазину-то не так полз, когда конину (коньяк) воровал.
- Когда заболело сердце-то? – спрашиваю бедолагу.
- Да вот… Час назад… Или два… А сколько время сейчас?
- Восемь вечера.
- Ну, вот, значит, примерно так и получается… - следуя какой-то неизвестной своей логике, заключил «клиент».
- Мне бы его в машину забрать, кардиограмму снять. – обращаюсь к сотруднику сего учреждения.
- Да пожалуйста, пожалуйста. – с еле скрываемой радостью засуетился охранник. Так. Фролов! (обращаясь к задержанному), - подписи ставь, и – дуй отсюдова! Еще раз попадешься – надолго присядешь!
- Его на носилках еще надо бы поднять… Там, просто, если что серьезное, может не дойти пешком по лестницам, крутым вашим, наверх-то.
- Не не не, я – дойду! Нормально всё, дойду я! – решительно запротестовал Фролов, глядя на расстроившегося было полицейского.
Набрав с Фролова добрых десятка два подписей, - для полиции и для скорой (о том, что отказывается от носилочной транспортировки), мы двинулись в долгую «экспедицию на поверхность».
Вышли из здания мы уже вдвоем с пациентом, без полицейского.
Сняв с себя, наконец, медицинскую маску, я вздохнул свежий воздух после той злосчастной «преисподней». Мужичок достал из кармана сплющенную в гармошку грязную пачку сигарет, и собрался закурить.
- Э – э! Погоди курить с больным сердцем-то! – попытался одернуть его я.
- Да нормально всё будет. – продолжал свой оптимистичный настрой «клиент», уже дымя сигаретой. – А вы, вообще, в какую сторону сейчас поедете? Может до дому меня довезете?
- До какого «дому»? - удивился я. – Сейчас кардиограмму с тебя сниму, - и в больницу! Если не в кардиокорпус еще. Давай, заходи. - открываю боковую дверь скоровской «газельки».
- Да не... Я это… пойду я, наверное… - критично оглядев салон, чуть поморщившись, ответил Фролов. - Вроде прошло уж… Дома выпью… таблетку… Нормально всё будет…
Эти слова он говорил, постепенно отдаляясь от нас, сначала робким шагом, а потом все увереннее и увереннее. Последние фразы бормотал, идя уже походкой легкоатлета по спортивной ходьбе, переходя перекресток. Мне только оставалось проводить его тоскливым взглядом.
Тогда я впервые узнал истинную причину вызовов скорой помощи в КПЗ отделений полиции.
Все последующие в моей практике вызовы в "преисподнюю", были примерно такого же содержания.
Некоторые доезжали таки до больницы, но потом давали оттуда стрекача. Некоторые просились остановиться в дороге, и сбегали. Особо продвинутые и опытные, так же, как приснопамятный Фролов, выходили из здания в сопровождении доктора, и потом шли уже в свою сторону. Главное, что полиция отпустила, а дальше уже дело десятое.
Все ведь уже давно знают, что с недавнего времени у службы СМП имеется приказ от высшего руководства: «С общественных мест забираются все. С любым диагнозом». Нашлись и те, кто не преминул воспользоваться этим в своих целях. И понятно, что никаких болей в груди, животе, или еще где-то, у них нет и в помине. Зато есть больная голова с похмелья, которую нужно срочно отнести домой, для дальнейшего «домашнего лечения».
Есть, конечно, на свете некая легенда о «штрафе за ложный вызов». Но это - всего лишь из разряда россказней о некоем божественном существе. Да, - он есть на официальном уровне. Люди в него верят. Но никто и никогда его не видел. Невозможно доказать, как и опровергнуть. Просто представьте эту ситуацию:
- У тебя была боль была на самом деле?
- Да, была.
- Чем докажешь, что она была?
- Я ее чувствовал.
И вот здесь диалог закончен. Нет продолжения. Ни один суд в мире не сможет опротестовать «чувство». Также к этому отнести «страх» за себя, близких, лежащего бомжа на улице, и так далее. И прочие человеческие чувства, не поддающиеся градации и судебным решениям. Поэтому, - забудьте, друзья, про эти сказки «о штрафе за ложный вызов». Разве что, если человек сам не признается, что, - да, обманул, развел, играл роль, и т. д. И то – будет прощен за чистосердечное раскаяние.
Вот так наша многострадальная «скорая помощь» порой оказывается в очередной многоходовой ловушке у некоторых "клиентов Фроловых".
