Серия «Фадеев Ростислав Андреевич (1824-1883). Письма»

11 апреля 1879 года -- 6 апреля 1880 года. Размышления о дальнейшем пути России после реформ Александра II»
XII письмо. 6-го апреля 1880 г.
...Я не разделяю ни в какой степени мнения повторяемого многими, что петровское преобразование принесло нам столько же зла как добра; я думаю что единственная ошибка великого Преобразователя заключается в церковном вопросе, все же остальное едва ли могло быть совершено иначе как он сделал; но думаю также что всему на свете есть мера и срок.

...Но казенная среда, по самой сущности своей почти двух-вековой задачи, не знала в России ничего кроме себя одной, а потому у нее не оказывается теперь ни орудий, ни уменья для пригодного обращения с общественными силами, начинающими складываться вне ее; она видит в них нечто чуждое своим преданиям, и не умея направлять их, старается не давать ему ходу. В нашей народной жизни очевидно произошло, или правильнее сказать, теперь только выказалось раздвоение, источник всех современных затруднений. Задача текущего времени заключается в восстановлении цельности нашего внутреннего быта. Понятно почему все неприязненное нам в Европе боится восстановления такой цельности сто-миллионного народа пуще всего на свете.
Надо сказать прямо: упрочение нашего будущего зависит от одного главного условия, начинающего отчетливо выясняться в умах большинства, от того условия, чтобы русское правительство в полном своем объеме стало вполне русским, чтобы оно невынужденно, по внутреннему чувству, шло в ту же сторону, куда растет русское мнение.

11 апреля 1879 года -- 6 апреля 1880 года. Размышления о дальнейшем пути России после реформ Александра II»
XII письмо. 6-го апреля 1880 г.
...Все виды власти сосредоточены в Петербурге, который сам есть исключительное произведение переходной эпохи и естественно проникнут ее духом. Пестрое скопление людей, привлеченных в эту искусственную столицу не только наименее русское из городских населений, разрозненное с общей почвой и воспитанное исключительно в книжном духе, но кроме того оно в полном составе своем живет под казенною крышею, связано с отживающими порядками бесчисленными личными интересами, а потому в большинстве желает не замещения этих устаревших порядков иным, русским складом государства, а напротив, увенчания их на западный образец бюрократической конституцией. О степени русской закваски Петербурга можно судить по тому наглядному примеру, что даже ближайшее сельское население окрестностей столицы до сих пор нисколько не обрусело, до сих пор остается таким же чухонским, каким застал его Петр Великий. В глухих областях финские населения растворились в недрах владычествующего народа, под Петербургом – нет. Этот город совершенно лишен силы русского притяжения, потому что русский дух заменяется в нем духом казенным. Но это казенное население стоит перед глазами властной среды и заслоняет Россию. Однакож Россия не Петербург, она просыпается. В наши дни повторяется явление, знаменовавшее петровскую эпоху, только в обратном смысле: теперь как и тогда, направление большинства официальной среды встречает отпор в русском чувстве, но тогда жизнь была в первой, косность во втором, теперь на оборот. Из такого раздвоения истекает то последствие, что между органами власти и мнением земли (которого надо сказать, эти органы не признают) все более усиливается взаимное непонимание, точно между турками и болгарами, то есть, говоря образно, раздвигается бездна. В темноте трудно ходить большими шагами.
Современное настроение тем более серьезно, что долгий опыт открыл наконец глаза всем поголовно, что ни одна душа не верит, как верили прежде, возможности улучшить тягостное положение посредством каких бы ни было переделок в административных порядках, перестановок казенных органов. Исчезла вера в самые эти органы.
В виду будущего опасен не наш безмысленный нигилизм – явление далеко не самостоятельное – опасно недоразумение, проникающее всю современную русскую жизнь и его причина. Мы выдвинуты из прежнего связного государственного порядка, при котором худо ли, хорошо ли, всякая подробность соответствовала духу целого и теперь, в ожидании чего либо окончательного, ни одна из наружных форм нашего устройства не прилажена к лежащей под ней сущности. Кроме того отчужденная от почвы казенная среда в большинстве остается проникнутой космополитским духом отжившей эпохи, идущим прямо вразрез возникающим стремлениям земли. Все уродливые явления текущего времени, вся дерзость горсти общественных поддонков, мечтающих о переделке государства, выростают из общего чувства неудовлетворенности, перетолковываемого на известный лад. Ни власти, ни нам всем невозможно выбраться на свет, на путь действительно спокойного развития, не отрекшись от привычных взглядов и преданий воспитательной эпохи, не покончив с двух-вековым неуважением к сами себе. Нельзя указать ни одного из нынешних неудовольствий на власть, источник которого не коренился бы в искусственной оценке явлений нашей жизни, глубого въевшейся в официальный слой и среду в которую он погружен.

11 апреля 1879 года -- 6 апреля 1880 года. Размышления о дальнейшем пути России после реформ Александра II»
IX письмо
...Порядки воспитательного петровского периода, выразившиеся в бюрократической опеке, совсем истлели. Между властью и подданными нужны иные отношения. Покуда одиночное непокорство русского человека проявлялось разбоем в лесу, можно было жить даже при скованном обществе; но как только непокорство стало принимать политический оттенок, правительству не может уже обойтись без содействия общества. Самомалейшая сборная сила во столько крат сильнее всякого числа несвязных единиц, что никакое, самое прочное государство не устоит, если в его недрах будут открываться людям возможность сплачиваться только в тайные союзы, если на встречу этим противозаконным союзам и всему подрывающему общие основы не будут в праве явно выступить законные союзы между гражданами, для чего нужно общественная организация в замен нынешнего разброда, нужен простор в действиях и личном почине, которого покуда недостает. Но это еще не все. Не в ничтожной шайке революционеров заключается наша болезнь, шайка только ее признак; болезнь состоит в том, что при нынешнем устройстве лучшие русские люди не могут ничего предпринять в пользу государя и государства. Опасный оборот болезни наступит в тот час, когда эти лучшие люди убедятся в безвыходности общего положения. Такого полного разочарования именно не следует дожидаться.
В 1861 году, вместе с освобождением крепостных, власть могла упрочить поместное дворянство на новых основаниях и опереться, подобно западным правительствам, на своих людей; но когда раз она предпочла иной, более широкий путь, то теперь нет уже выбора; или земские люди будут признаны властью своими, заслуживающими полного доверия, или у нее совсем не останется своих людей. Иной опоры у нас нет. Из наших чиновников и даже офицеров нельзя образовать выделенной из народа правительственной группы как на западе; корпорации не прививаются у нас. Как достаточно доказано опытом, значительнейшая часть русских чиновников и офицеров идет по течению преобладающего в стране мнения, а потому действительно опоры взамен дворянства надо искать в той силе, которая представляет страну самым несомненным образом – в земстве.
Для упрочения будущего необходимо перенести центр тяготения с песка на камень, справляясь только с нашей историей, а не с чужими примерами. Подражательная конституция, в которую мы втянемся неизбежно, если нынешние недоразумения затянутся на некоторое время, собьет нас окончательно с пути и приведет очень скоро к новой, гораздо худшей смуте. Если б можно было сложить все людские головы необъятной России в одну, то и эта сверх-человеческая голова не придумала бы иного.

X письмо
...Раньше было говорено о том, что многие помещичьи земли переходят теперь в другие руки; для правительства важно именно, чтобы подобные имения миновали рук кулаков, которые проходят по земле подобно саранче и выжавши из нее все соки, разоривши окончательно, сбывают ее. Чем скорее имения попадут в руки не эксплуататора, а действительного работника хозяина, тем лучше для благосостояния страны.

XI письмо
...История не складывается по личному усмотрению, она вызревает в темном сознании масс и осуществляется по мере того, как находятся правители или государственные люди, умеющие обратить стремление большинства в действительность без перерыва течения государственной жизни. Когда таких людей нет, назревшее стремление вторгается в историю собственною силой и совершается революция. Потому я считал достойным внимания и изложил в записке лишь те заключения, в которых по личному опыту видел зачаток вызревающего общественного мнения, то есть складывающуюся силу, с которой нельзя не считаться, сколько бы она ни противоречила привычным взглядам отживающей эпохи.

...Едва ли кто поверит в возможность простого возвращения к прежнему, т. е. к нынешнему государственному и общественному обычному порядку, итогом которого оказываются неслыханно безобразные явления, требующие исключительных мер.

11 апреля 1879 года -- 6 апреля 1880 года. Размышления о дальнейшем пути России после реформ Александра II»
VII письмо
...Все европейские конституции кроме английской – ложь, ведущая только к растрате общественных сил в бесплодной борьбе; английская же конституция, как произведение особых вековых условий, не поддается пересадке на иную почву. По непреложному закону человеческих обществ верховная власть может быть только единоличной и всегда бывает такою в лице монарха, диктатора или ловкого вожака мнения; ясно, стало быть, что первое благо для народа – наследственная власть, избавленная от ежедневной заботы о своем охранении, а потому свободная и чистосердечная в отношении к народу. Принцип разделения властей в государстве – неосуществимая мечта, так как одна только исполнительная власть, распоряжающаяся войском, полицией, выбором начальствующих лиц и расходованием денег, есть власть действительная; она соглашает свои действия в конституционном государстве с большинством представительного собрания, как в самодержавном делает уступки напору мнения, выражающегося иным способом; но эта разница не изменяет существенным образом ни ее природы, ни даже свойства ее отношения к подданным.
Представительные собрания неспособны к прямому вмешательству в управление, как доказано всемирным опытом. У них нет и не может быть основных, твердо установленных воззрений во внутренней и внешней политике, охраняющих единство исторических целей народа. Кроме того, всякому сборищу людей недостает того именно краеугольного камня, на котором зиждется исторический мир: личной совести и нравственной ответственности, говорящих лицу а не толпе; а где отсутствует личная совесть, там нет уже ни белого, ни черного, нет нравственной основы, без которой никакое современное христианское общество не может избежать беспрерывных судорог и окончательного растления. По этой последней причине, еще более чем по всем прочим, верховная власть, не мыслимая без сознания долга, может быть только одноличной и полномочной в своем круге действия. За представительными собраниями признается важная способность другого рода, способность к надзору за законностью действий орудий власти, к поверке бюджетного плана в отношении итога и источников государственных налогов, к выражению перед властью назревших мнений и потребностей страны. По заключению всех оттенков русской мысли без этих трех условий всякое правительство будет ходить во мраке, в такой же степени как и народное сознание, вследствие чего между ними возникнет постоянное непонимание, не могущее привести ни к чему хорошему.

...Очень естественно, что конституция на французский образец составляет мечту значительной части русского чиновничества, вместе с денежной жидовщиной и тою частию печати, которую можно также назвать чиновничьею. Даже люди, злоупотребляющие властью для личной выгоды, желают того же, отлично понимая, что сочиненная конституция, спутывая еще более непроглядность наших домашних дел, нисколько не помешала бы их оборотам. Понятно как было бы лестно, удобно и выгодно всякому крупному чиновнику засесть в палате представителей, укрепить свое служебное положение политическим и действовать обеими руками – на управляемых в качестве агента власти, на власть – в качестве избранника управляемых.

...Так было бы в случае, если б подражательный русский парламент имел время обнаружить свои последствия; в действительности же, по всей вероятности произошло бы иное. Зная среду, из которой он был бы преимущественно набран, можно не сомневаться, что этот парламент, вызванный к бытия единою властью и никем иным, сериозно вообразил бы себя представителем народа и стал бы действовать соответственно такой уверенности. Власть сознающая свое всемогущество и не привыкшая к снисхождению постепенно, не выдержала бы и прекратила это зрелище (действительное зрелище) гораздо ранее срока, к удовольствию низших и большей половины высших сословий. Произвольно присочиненная к нашей истории попытка закрыла бы на долго путь к развитию, действительно осуществимому и плодотворному.

11 апреля 1879 года -- 6 апреля 1880 года. Размышления о дальнейшем пути России после реформ Александра II»
II письмо.
...Заключение ясно. Революционное движение не нашло в России почвы в смысле общественных условий, но нашло достаточно обильный личный материал. Трудно доступное в своих подпольях для преследования полицейского, и не опасаясь окружающих людей, как граждан, это революционное движение, не искорененное во время, грозит стать для современной России нравственно тем же, чем была вещественно запорожская Сечь для старой Польши: прибежищем всех отчаянных людей, не находящих себе места в общественном строе. Подземная крамола не в силах конечно поколебать русский государственный порядок, как видимая Сечь не разрушила польского, но может затормозить дальнейшее его развитие и тем самым довести до какой-нибудь катастрофы.
Ясно также что нигилизм составляет не сущность, а лишь форму нашей язвы. В промежутке времени, какое мы переживаем, между разрушением крепостного государственного склада и полным окончанием нового, общество естественно является не осевшимся, в нем появилось громадное число людей выбитых из привычной колеи или вызванных из толпы новыми потребностями, к которым они не успели еще приготовиться и примениться. Им нужно жить. Социализм есть ни что иное как случайное знамя этих людей, как современный ярлык бродящих общественных осадков, укрывшихся в трещинах и пустотах нашего государственного здания; он есть буквально особый вид казачества второй половины XIX века, явление, проходящее чрез всю русскую историю, но с соответствующим времени ярлыком. Завтра имя этого осадка легко заменится иным, но главное дело все таки будет не в осадке, а трещине, дающей ему приют. Наша администрация без общества уподобляется молоту без наковальни, который не раздробляет злых семян, а только глубже загоняет их в почву. Можно думать, что социализм, составляя явление заносное, чуждое русской жизни, все же безопаснее всякого самородного противугосударственного произведения собственной почвы, которое успело бы приютиться в наших нравственных пустырях, за что нельзя ручаться в будущем. Русский простой народ не увлечется западными теориями, но у него есть свои мечтания, которыми руководителе, менее грубые чем нынешние заговорщик, сумели бы, чего доброго, воспользоваться. Кроме того что та же революционная секта может вновь разростись из нескольких не подобранных семян, но еслиб удалось даже раздавить ее без остатка механическими мерами (что довольно сомнительно) оставляя по прежнему между правительством и обществом пустое поле для посева будущих доморощенных плевел, то такой успех принес бы по всей вероятности облегчение весьма кратковременное. В дурных явлениях никогда не оказывается недостатка если есть для них простор.

III письмо
...Но на виду стоит только ущерб гласный, а сколько же составляет негласный? Не охотно, но обязательно должен повторить слова, раздающиеся ныне чаще всяких других в русской земле и против которых не слышно ни единого возражения: в последние два десятилетия продажность и незаконные поборы возросли у нас в несколько крат. Появление подобного растления составляет постоянный признак общественных учреждений, утративших жизненную силу и веру в себя, и в то же время подчиненных лишь сами себе, без надзора со стороны. Деятели таких учреждений, сознавая вместе полную безнаказанность и свое бессилие для общего дела, начинают без зазрения совести обращать данную им власть в в пользу личного интереса; а как язва лихоимства никогда не переводилась в России, то при таких условиях она и разрослась до небывалых размеров, а что всего хуже, до небывалой беззастенчивости. Безобразные оправдания присяжными казнокрадства и продажности чиновников показывают наглядно, что общее мнение не ставит их более в вину личности. Мы пришли к такому нравственному разложению роковым склоном. В начале текущего столетия преобразования Сперанского сняли с русской администрации последнюю тень контроля принадлежащего сенату, общественное мнение не имеет у нас значения, дела ведутся в сущности второстепенными агентами, которым нет выгоды уличать друг друга; наша бюрократия осталась предоставленной самой себе, в виду удесятерившихся денежных оборотов, зависящих от ее разрешения. Многие ли люди устоят против подобных искушений? Тем не мене у русской государственной власти, кроме этого малонадежного орудия, нет никакого иного для воздействия на страну; с таки орудием правительству предстоит идти на встречу самым загадочным вопросам будущего, очевидно надвигающимся на нас.

11 апреля 1879 года -- 6 апреля 1880 года. Размышления о дальнейшем пути России после реформ Александра II»
II письмо.
...В социализме выражается такой же естественный плод западной мысли и жизни как все прочее, а нас учили преклоняться перед всем европейским. Другой вопрос, каким образом нигилизм успел у нас привиться, если бы ответом не служила наша несвязность: он воззвал исключительно к беспочвенным людям, какие есть везде, и положил зародыш мелкой, но сплоченной группе людей в разъединенном обществе. Не опасаясь скорого отпора со стороны бездейственной массы, он легко мог укрыться на время от такой полиции как наша, а затем русская учебная система дала ему рекрут в изобилии.
Должно сказать: систем эта, как многие наши учреждения, истекла не из внутренних потребностей, а из отживших понятий воспитательной эпохи, считавшей первою обязанностию (когда-то правильно) прививать наибольшему числу русских людей высшее европейское образование для самого образования, не справляясь с тем, что им действительно нужно и полезно, не только по нашим, но даже по общим современным условиям. На западе между народными школами для низшего слоя населения и классическими для высшего устроен во всех городах и городках целый ряд практических училищ, в которых каждое сословие и каждая профессия находят потребное для себя знание; вследствие чего, за исключением выдающихся способностей или счастливого случая, громадное большинство людей не выходит из наследственной среды, что одинаково удобно и для них самих, и для развития народной производительности. У нас же, где петровский переворот и без того раздвоил русский народ на два резко противуположные пласта – объевропеившийся (бывший до последнего времени исключительно казенным) и материковым, между которыми нет почти соприкосновения по недостатку промежуточных звеньев; где вследствие того человеку низших слоев почти не открывается иного способа выдвинуться, кроме того чтобы выйти в господа, т. е. попасть на казенное жалованье; где нельзя устроить вдали от промышленных центров небольшого завода, ни воспользоваться в деревне сельско-хозяйственной машиной по неимению мастеров для исправления испорченного механизма; где промышленная предприимчивость находится в полном застое, вследствие необходимости выписывать каждого техника из-за границы, там именно система народного образования старается не исправить, а увековечить эту беду. За немногими исключениями в России существуют одни общеобразовательные учреждения. В Европе они воспитывают людей так называемых либеральных профессий, у нас же исключительно кандидатов в чиновники. Когда сын русского дьячка или мещанина хочет чему-нибудь учиться, он может выучиться только искусству надеть вицмундир, стать чиновником или учителем; иного в России вне столиц не преподается. Вместе с тем этому мещанскому сыну, лишенному предварительного домашнего развития, чрезвычайно трудно следить за курсами, установленными для детей образованных сословий, отчего большая часть отстает на полу-пути. Наше образовательное учебное устройство не дает готовых деятелей для различных слоев населения, его готовый плод есть студент, окончивший университетский курс; оно пригодно, следовательно, лишь для того обеспеченного общественного слоя, дети которого могут отдавать четверть человеческого века на предварительное образование, не заботясь о средствах жизни. Но как вне этой учебной системы нет ничего, то при нынешнем повальном стремлении к диплому и его правам, по ней тянутся все, имущие и неимущие. Каковы же последствия? Исчислено, что из тысячи русских студентов шестьсот не кончают курса; в гимназиях пропорция отпадающих еще большая. Низших и средних технических школ, с более доступным курсом, которые могли бы подбирать неудавшихся классиков, в областях почти вовсе нет, так что выпадающие падают прямо на улицу. Из этой массы бедняков, вышедших из своего звания и не попавших в иное, не знающих никакого занятия для снискания хлеба, не трудно набрать охотников в ряды какого бы то ни было тайного союза, дающего им точку опоры.
В начале нынешнего царствования в России пробудилось сильное стремление к учению, увенчавшее почти двухвековые усилия преемников Петра великого. Масса детей самых бедных сословий хлынула в школы. Если б этим пробуждением воспользовались для удовлетворения действительных потребностей народа, крайне бедного всяким производительным знанием, оно дало бы богатейшую жатву, тьму людей, прирощающих силы государства во всех отношениях, сытых, довольных и спокойных; но его пустили по старой колее, подготовляющей исключительно чиновников. Путь оказался слишком тернистым для большинства, чаемая чаша также оказалась переполненной, и всякий школьник нового наплыва, отставший от своего берега и не приставший к чужому, стал годен только в рекруты нигилизма. Нельзя не заметить при этом, что достигающие цели, т. е. какого-нибудь жалованья или иного приюта на житейском поле, почти все заменяют прежние утопические идеалы самыми будничными стремлениями; можно поэтому сказать с уверенностию, что не утопия, а голод и необходимость чьей-либо поддержки влекут в тайные общества девять из десяти неудавшихся искателей казенного жалованья.