Серия «Мои рассказы»

На вечере было полно молодежи. Яблоку в арт-кафе «Лира» некуда было упасть. Ребята были довольно шумные, но слушали внимательно. В основном, читали свои стихи. И тут дошла очередь до Овечкиной. Она оказалась худенькой и невысокой девушкой с густыми темными кудрявыми волосами, которые ниспадали на угловатые плечи.

Читала она неожиданно низким грудным бархатистым голосом, иногда слишком уж театрально растягивая слоги и сильно жестикулируя. Но поэма была прекрасна, и ее исполнение вживую только подчеркивало прелестный музыкальный язык, внезапные переходы стиля и абсурдно-лирический сюжет.

Когда Александра произнесла последнюю строку, раздались жаркие аплодисменты. Ей кричали «Браво!», а она кланялась с независимым видом и наконец произнесла:

— Здесь, в зале, присутствует автор поэмы Семён Уткин. Хочу поблагодарить его за столь вдохновляющее творчество! — и она показала рукой в сторону окна, где стоял, опираясь на подоконник, невысокий мужчина в возрасте, седой и небритый, в немодных очках, одетый в простой серый свитер и джинсы.

Ему тоже досталось немало аплодисментов в тот вечер, пока я протискивалась поближе к окну.

Когда объявили перерыв, я повернулась к Семёну и представилась, добавив эмоционально:

— Я ваша горячая поклонница!

Мужчина улыбнулся в ответ и произнес:

— Ого, рад слышать!

— Вам надо активнее печататься, я убеждена в этом. У меня есть знакомства в редакции журнала «Литературные кубики», можете вы отправить мне рукопись какого-нибудь своего произведения на электронную почту?

Мужчина снял очки и потёр переносицу. Вокруг постоянно сновали парни и девушки, поэтому я предложила ему взять кофе и пройти в другой зал, чтобы поговорить в более спокойной обстановке. Семён проследовал за мной.

— В сущности, у меня из того, что можно отдать в печать, есть несколько повестей и один роман… — была в его тоне какая-то неловкость.

— Отлично, присылайте всё мне.

Мы обменялись номерами телефонов, причем у Семена был какой-то древний китайский смартфон с треснутым экраном. Он записал мою почту как раз к началу второго отделения поэтического действа. Я попрощалась с ним и выпорхнула на весеннюю улицу в самом восторженном настроении.

Семён прислал мне несколько файлов на следующее утро. Я провела за его книгами весь день и к рассвету дочитала все, что там было. Особенно прекрасным мне показался очень нежный и в то же время ироничный роман «Дуня», при этом Дуня было, как ни странно, прозвищем молодого юноши. Мне показалось, что роман автобиографичен, но точной уверенности не было.

Я написала длинный и полный восторженных эпитетов ответ на его письмо и предложила встретиться, чтобы обсудить роман лично.

Семён ответил, что он редко выходит из дома и работает тоже удаленно, поэтому проще всего его застать там — и он написал адрес. Он жил в центре, на Некрасова.

Когда я позвонила в квартиру, уже было понятно, что это коммуналка. В коридоре сохло чьё-то белье, стояли тазы и детская ванночка в окружении темных старых полированных шкафов. Семён встретил меня все в том же наряде, извинился за обстановку и проводил меня в свою комнату.

Там было очень светло, два больших окна освещали скромную обстановку. Как это часто бывает, в комнате был сделан спальный второй этаж, на который вела огороженная лесенка с перилами. Видимо, это была защита от того, чтобы дети не полезли наверх. Девочка лет четырех и совсем ещё маленький карапуз около года бегали туда-сюда с какой-то яркой вертушкой и визжали от восторга.

— Жена вернётся после восьми, она работает в поликлинике, — пояснил Семён.

— Как же вы умудряетесь работать в такой атмосфере? — удивилась я.

Рабочий стол с компьютером помещался в углу. По стенам стояли древние советские шкафы и комоды, а по углам стояли и висели разноцветные ёмкости для хранения, набитые всяким барахлом.

В комнате вообще было достаточно захламлено, везде валялись яркие пластмассовые игрушки, детский манеж стоял возле лестницы, а в проеме висели качели. В общем, тут было царство детей.

— А кем вы работаете? — наконец спросила я.

— Я корректор и литературный редактор. Занимаюсь чужими книгами, получается, — развел Семён руками.

— А я займусь вашими, — решительно сказала я.

— Так что же роман, его можно будет напечатать? — с надеждой спросил Семён.

— Пишите синопсис, а я пробью в редакции, уверена, все возможно, — обнадежила его я.

— Папа, папа, покачай меня! — воскликнула девочка, подбежав к Семёну и ловко взобралась ему на колени.

После этого он взял ее за пухлые ладошки, ножками она встала на его ступни, и Семён, улыбаясь, стал поднимать и опускать свои вытянутые ноги, на которых стояла малышка. Она заливисто смеялась при этом, а мальчик тянул к ним ручки.

Эта милая семейная сцена так растрогала меня, что у меня напрочь вылетели из головы все слова, которые я хотела сказать автору по поводу его романа.

Тут Семён всполошился и пошел ставить чайник. Я почувствовала себя очень неловко, потому что не взяла ничего к чаю и никаких гостинцев детям, о которых, впрочем, я и не знала заранее.

Весь этот быт и дети не укладывались у меня в голове. Вот рядом со мной общается с сынишкой не просто кто-то там с горы, а настоящий гениальный писатель во плоти и крови, наверное, будущий классик.

Классик накрыл на стол, поставил сушки и пряники, намыл пару яблок и разлил по кружкам черный чай. Я захрустела яблоком и всё-таки решила направить разговор в литературное русло.

— Семён, а этот роман… Он про вас? — ляпнула я, но сразу смутилась.

Он улыбнулся и посадил сына на колени.

— Ну как сказать, напрямую все же нельзя меня отождествлять с Дуней. Но, видимо, каждый писатель хочет запечатлеть себя в какой-то степени в своих книгах.

— А весь этот треш на станции имел какое-то отношение к реальности? — я чувствовала, что несу полную ерунду, но уже не могла остановиться.

— Об этом я не скажу, пожалуй, — Семён опять улыбнулся.

Нет, разговор с живым классиком Семёном Уткиным решительно не клеился.

— А кто вы по образованию?

— Лингвист. Но, как видите, ударился в филологию и деторождение, — Семён держался так просто и подтрунивал над собой.

— А сколько вам лет? — продолжала я задавать глупые вопросы — да уж, на роль журналиста, берущего интервью у гения, я явно не тянула.

— Тридцать восемь.

— А писать когда начали? — продолжила я свой допрос.

— Лет в семь, но вообще в студенчестве всерьез занялся этим.

— А почему Дуня?

— Это занятная история. Меня друзья прозвали Дункан после того, как вышел в окно третьего этажа и не получил ни царапинки. Ну а потом Дункан превратился в Дуню.

— Вас так до сих пор зовут?

— Я ни с кем не общаюсь с тех студенческих времён, — отозвался Семён, как мне показалось, с грустью.

Нет, ничего не получалось умного сказать, хоть ты тресни. Вот он, тот, кто написал эти чудесные книги, его можно потрогать, можно спросить о чем угодно, но ничего нормального не придумывается. Да, у меня не филологическое образование, я не журналист, я не работаю ни в издательстве, ни в редакции, но я чувствую, будто открыла алмазное месторождение, и никто об этом не догадывается, а мне так важно было разнести благую весть по миру.

Мы сидели и болтали дальше, пока не пришла его жена Ольга, и тут я быстро засобиралась домой. Потом была длительная переписка с редакцией, и главный редактор очень благоволил моему «открытию», взял в план на печать все три повести и роман Уткина в следующем году.

Но выпуск в печать так и не вышел, редакция развалилась, больше журнал не издавался.

С другими редакциями я не была знакома, но пыталась стать литературным агентом своего протеже. Когда одно из именитых издательств запланировало-таки печать романа, я сразу позвонила Семёну, но трубку взяла его жена.

— Его не стало на прошлой неделе, сердечный приступ, — коротко сказала Ольга и положила трубку.

— И давно это у вас? — сочувственно поинтересовалась психолог.

— С тех пор, как я подобрал Томаса с улицы. Шел дождь, погода была промозглая, а он так жалобно мяукал, что я не смог пройти мимо.

— А чем сейчас мешает вам эта зависимость, что не даёт сделать? — мягко спросила Елена.

— Понимаете, я познакомился с девушкой. И она против того, чтобы во время секса с нами в постели был мой кот, — мужчина говорил совершенно серьезно.

— Да, я ее понимаю. Предлагаю вам попробовать завести кошку, авось ваш кот переключится на нее, а то, получается, он вас держит в настоящем рабстве. Да-да, не удивляйтесь, я уверена, что именно он хочет от вас такого поведения и не может вас отпустить.

— Хорошо, Елена. Завтра же заведу кошку, — вздохнул мужчина и попрощался.

Через некоторое время мужчина обратился к этому психологу снова. На этот раз он пришел не один, а под руку с высокой брюнеткой, которая ревниво смотрела на психолога исподлобья.

— Елена, вы знаете, история повторилась снова, — тревожно сказал Вениамин, — но на этот раз с моей женой. Только прошу вас, не предлагайте познакомить ее с другим мужчиной!

— О, нет ничего проще! — воскликнула Елена, — ваша жена мигом успокоится, когда родит, вот увидите.

Больше она этого мужчину не видела. Надеюсь, у него сложилось все хорошо.

Солнце уже клонилось к закату, когда Саид наконец увидел то, что ему нужно — на горизонте показался скальный участок уже практически на краю пустыни, в котором можно было найти укромный уголок и переждать ночь.

И точно — после недолгой разведки Саид заметил небольшую пещеру в скалах, куда и направил своего верблюда. Сознание его было уже довольно сильно затуманено, а голова кружилась из-за того, что он давно не пил, но он был опытным путешественником, для которого пустыня была практически родным домом и имел все шансы выжить.

В пещере был очень низкий свод, передвигаться приходилось согнувшись, а верблюд ночевал снаружи у входа. Расстелив себе нехитрую постель из шкур на ночь и устроив костер, Саид отключился, как только приклонил голову. В это время на улице была уже ночь, освещенная полной луной в безоблачном и полном звёзд небе.

Ночью ему приснился кошмар, от которого он проснулся в холодном и липком поту. Руки его дрожали, ноги сводило судорогой. Он вскочил, первым делом проверив привязанного за каменный уступ верблюда. Тот безмятежно спал. В пещере ночью было холодно, и Саида трясло, так как костер давно прогорел и потух. Он положил в рот ещё фиников, чтобы придать себе сил.

Вдруг он увидел слабое свечение в углу пещеры, за поворотом от входа. Саид удивился и пошел исследовать это место. Какая-то груда камней испускала мерцание, и Саид решил, что там спрятаны сокровища.

Почти всю ночь он разбирал камни, силы его были на исходе, так что ему приходилось долго отдыхать. Как только забрезжил рассвет, он под камнем обнаружил нечто странное, испускающее неяркий свет — старую и потертую масляную лампу.

Саид понял, что лампа заколдована и стал пытаться оттереть нагар рукавом, чтобы рассмотреть узоры на лампе. И тут пещера осветилась ярким голубым светом, так что Саида ослепило. Он упал на колени, закрыв лицо руками и замер от ужаса, думая, что разбудил опасного духа пустыни, поэтому ему конец.

Наконец, свет почти потух и над Саидом раздался громоподобный голос откуда-то сбоку:

— О, смертный, ты выпустил могущественного джинна из тысячелетнего заточения! У тебя есть три желания, загадывай! Только желание должно касаться одного человека, и нельзя желать увеличения количества желаний, смерти, любви, воскрешения и бессмертия.

Саид долго боялся поднять голову, наконец, он поднял глаза и увидел, что в пещере никого нет, зато у входа видны громадные ноги, покрытые густой шерстью. Он не посмел выползти из своего укрытия и от сухости во рту почти не мог говорить. Наконец, он прокашлялся, при этом лёгкие резануло острой болью и ответил едва слышно изменившимся голосом:

— Пить… Дай мне пить…

— Слушаю и повинуюсь, — ответил раскатисто джинн.

На полу пещеры появились сосуды с водой, с вином и верблюжьим густым молоком. Саид жадно припал к воде и облился ей, жадно глотая.

Спустя некоторое время он пришел в себя и почувствовал, что голова стала яснее, а руки и ноги перестало сводить судорогами. Он выбрался наконец из пещеры и увидел существо величиной с шатёр. У него были большие глаза навыкате, густые сросшиеся брови, все тело покрыто плотной шерстью, а из одежды только набедренная повязка.

— Саид, готов ли ты сказать мне свое второе желание? — пророкотал джинн.

Ответом ему было молчание. Саид глубоко задумался, понимая, что он может совсем на ерунду потратить драгоценное желание, упустить возможность полностью изменить свою жизнь.

— А сколько можно решать? — спросил Саид.

— Сколько угодно, — ответил джинн.

— Тогда я не буду торопиться.

***

Саид теперь постоянно думал о своих желаниях. В итоге он призвал джинна из лампы через месяц, после долгих размышлений в своем шатре, и сказал ему важно:

— Я хочу стать могущественным, удачливым и богатым халифом.

— Слушаюсь и повинуюсь, — только и ответил джинн.

И в тот же миг Саид очутился в прекрасном мраморном дворце, окружённый свитой, прекрасными невольницами и сильными невольниками разных цветов кожи. Одет он был в роскошные шелковые одежды, расшитые жемчугом и золотыми нитями.

Перед ними стояли инкрустированные драгоценными камнями столики из редких пород дерева, вставленными самыми изысканными яствами и прохладительными напитками.

Дворец был окружён огромным садом, полным цветов и фруктовых деревьев, в саду били причудливые фонтаны и гуляли важные павлины и изящные газели, а в ветвях пели сладкоголосые птицы.

Во дворце жила и семья Саида — его старенькие родители, жена и дети. Все они были обласканы вниманием и заботой, им прислуживали, как самым знатным и богатым людям, и исполняли все их желания.

Саид, увидев все это богатство, возблагодарил джинна и стал потихоньку вершить государственные дела — казнить, миловать, судить и распоряжаться казной.

Так прошло несколько лет. И тут заболевает отец Саида, да так тяжело, что никакие лекари не могли его вылечить, и никакие молитвы не помогали.

Саид очень горевал и часто вспоминал, что у него осталось ещё одно желание. Сначала он было уже хотел призвать джинна и пожелать отцу здоровья и долголетия, но внезапно подумал — а ведь мать его тоже уже стара и может скоро умереть. Не лучше ли спасти мать, ведь он ее больше любит, она его вскормила и вырастила.

Подумал, подумал Саид и не стал тратить на отца свое последнее желание. Когда отец его умер, он долго не мог утешиться, а тут и мать его захворала, не ходить не может, ни говорить, только стонет.

Призвал он лекарей, да только не становилось матери лучше, тогда снова подумал Саид о джинне. Только собрался его вызвать, как его пронзила мысль — а вдруг его любимая жена заболеет? Ему лучше ее спасти, оставить для нее свое желание.

Схоронил он и мать через недолгое время и был безутешен сначала, но жена его забеременела, и он утешился.

Как пришло время его жене рожать, ее окружали лучшие лекари его халифата. Да только роды протекали очень тяжело, жена его стала терять много крови после рождения ребенка и жизнь ее была под угрозой.

Опять вспомнил Саид про джинна, время шло на минуты, но подумал он — а что, если первенцу его грозит беда? Лучше спасти своего наследника, чем жену, будут у него и другие жены.

Так и умерла его жена, не спасли ее ни молитвы, ни снадобья. А младенец через пару дней пожелтел и перестал есть молоко кормилицы. Тогда забеспокоился Саид и подумал — вот он, нужный случай для его последнего желания, и приказал подать ему лампу.

Как принесли ему требуемое, он подумал: а вдруг ему самому будет грозить опасность? Как бы он ни хотел наследника, своя жизнь ему была дороже. Так и передумал он, не стал желание тратить.

Жил Саид долго, родили ему жены и наложницы много детей, терял он друзей, но не тратил желание, берег для себя. Наконец, состарился он, совсем одряхлел и разум его стал мутиться время от времени. Понял он, что теперь пора использовать желание джинна, пожелать себе ещё здоровой жизни, сколько будет можно, и не будет случая в его жизни важнее.

Но когда явился джинн перед очи Саида, вспомнил он, как схоронил родителей, жену и первенца своего, пожадничал желание на их спасение. И возненавидел он себя, что мог спасти хоть кого-то из дорогих ему людей, но не стал. Так он посмотрел на джинна, обливаясь слезами и не стал ему высказывать никакого желания. Посчитал он, что любые его желания не стоят жизни тех людей, которые умерли без его вмешательства. Горько раскаялся, но поздно уже было, да и чувствовал он, что разум его покидает.

Велел он принести ему ядовитую змею, принял от нее укус и умер, так и не потратив свое последнее желание. А после его смерти джинн стал наконец свободен, и больше его никто из смертных не видел.

Сначала, как водится, было вступление пиар-менеджера, миловидной девушки Йоль с розово-зелеными волосами и фоном внутренностей космического корабля — она кратенько рассказала о цели миссии и особенностях подбора экипажа. Тут все было до последнего слова ожидаемо и банально, так что Леонид особенно не слушал, постукивая себя по коленке, чтобы унять подступающее исподволь волнение.

«… наш суперкомпьютер Алина рассчитала, что наиболее эффективно будет использовать людей в двух ипостасях — бодрствующих и спящих, причем настаивала на том, чтобы жёстко выбрать только одну из этих ролей для каждого члена экипажа. В итоге «реалисты» не будут спать совсем, «сновидцы» же не выйдут из специального анабиоза до конца полета.

К первым предъявлялись особые требования по физической подготовке, они отрабатывали свои действия при самых разных обстоятельствах в тренировочном центре и между ними установилось заранее своеобразное братство, включающее и дружеские, и романтические, и сексуальные отношения.

У вторых же исследовалась психика вдоль и поперек, в том числе мышление и воображение, чтобы наиболее эффективно отвечать задачам нашей миссии…»

Голос Йоль был очень приятным, мягким, но в то же время убедительным. Леонид подвинул у себе список вопросов и стал делать пометки для себя, пока пиар-менеджер продолжала освещать самые любопытные подробности будущей жизни экипажа на борту.

Но вот, наконец, настал черед вопросов. Первой слово дали нейросетевой личности по имени «Свирепый орк» и его сгенерированная внешность вполне соответствовала этому грозному имени.

— А как отразится на психике и физическом здоровье «реалистов» пребывание без сна? Они там не поубивают друг друга в итоге?

Йоль улыбнулась, а ответить вызвалась, собственно, одна из «реалистов», крепкая темнокожая Марьям:

— Думаю, нам ничего не угрожает. Наш мозг, как и тело, будет отдыхать и восстанавливаться по частям. Все рассчитано так, словно мы будем в сутки спать в среднем по восемь часов. Но при этом у нас не будет ни снов, ни видений, ни одурманенного сознания — мы всегда должны быть в полной боевой готовности и обрабатывать всю необходимую информацию о происходящем в реальном времени.

Орк забавно поморщился на это, но продолжал гнуть свою линию:

— У «сновидцев» при этом ничего не атрофируется? Как они без мышечной нагрузки протянут?

Отозвался «сновидец» Ясь, упитанный белокурый парень с носом картошкой:

— У наших тел будет необходимая нагрузка с помощью особых приспособлений и датчиков, но без участия нашего сознания. Я рассчитываю схуднуть и подкачаться к возвращению на Землю, — на эти слова Яся Орк скорчил недоверчивую рожицу, но промолчал.

— Неужели вам, «сновидцам», не будет недоставать реальности? Вы ведь пропустите все самое интересное! Не почувствуете на себе невесомость, будете лишены возможности живого общения… Одни только фантазии! Я бы сошла с ума, — недоуменно спросила рыжая и веснушчатая женщина с совершенно непроизносимым именем. Сзади нее реял виртуальный звездно-полосатый флаг.

— Да ведь фантазии-то практически безграничны! Я вас уверяю — наш мозг, наша личность включает в себя все необходимое для полноценной психической жизни, — ответил «сновидец» Дарк, — каждый из нас — микрокосм, мы можем во сне беседовать с любым существом, которое сгенерует наше сознание. Кроме того, это ведь будут осознанные сны, мы сможем создавать любые события, любое окружение. А в это время наш мозг будет неустанно трудиться над задачами миссии, дополняя возможности суперкомпьютера Алины.

Леонид встрепенулся и задал свой вопрос, заботливо заготовленный заранее:

— Почему же сознание «сновидцев» будет разобщенным? Разве не круче, если бы они могли мысленно взаимодействовать друг с другом? Я имею в виду и возможность появляться во снах друг друга, и возможность их работающим на миссию мозгам каким-то образом объединять усилия?

Тут вызвался отвечать пожилой уже «сновидец» азиатской внешности, с косичкой:

— Такой вариант действительно рассматривался. Но не получилось создать достаточно безопасную для нас систему. Изолированное сознание лучше защищено, а вот Алина уже соединяет наши возможности, как ей заблагорассудится.

Леонид продолжал, уже вдохновенно импровизируя:

— То есть весь экипаж в конечном счёте доверяет себя Алине? Я так и не понял, какая иерархия будет на борту.

— Люди и Алина не противостоят друг другу, они дополняют друг друга. В каких-то случаях за людьми остаётся решение, причем в зависимости от ситуации оно может быть коллективным и индивидуальным. Это сложно, понимаю, но у сотрудников миссии есть только специализации, нет никакой линейной иерархии, а Алина — это тоже своего рода специалист — ответила Йоль.

— А правда ли, что «реалисты» и «сновидцы» не особо симпатизируют друг другу? — не унимался Леонид.

— Я скажу за себя, — это произнес громадный детина-«реалист», у которого нижняя челюсть напоминала утюг, — я этих спящих никогда не пойму, хоть ты тресни! Никакие сны не заменят мне настоящего, и я бы не хотел проваляться всю миссию в консервной банке, как килька какая-то.

Раздался взрыв смеха и Бени, худенькая брюнетка с ультракороткой стрижкой, подхватила:

— Да, мы тут забавляемся, подшучивая друг над другом и все равно мы — единая команда! И роботы тоже, хотя им почему-то сегодня не дали слово.

— А что бы вы выбрали, в какой части экипажа быть? — внезапно с этим вопросом обратилась Йоль к самому Леониду.

— Знаете, я всегда симпатизировал «реалистам», но сегодня мне приснился такой восхитительный осознанный сон, что, пожалуй, я теперь понимаю все преимущества быть «сновидцем», не зависеть от реальности — не растерялся Леонид.

— А у самих ребят выбора не было, они подбирались на конкретную роль и место, — добавила Йоль.

Дальше уже пошли более конкретные вопросы, и Леониду стало не так интересно. Он все сидел и думал, а правда, что же выбрать — сны или реальность? Синюю или красную таблетку? И не находил ответа.

Домик был весь изукрашен сердечками и цветочками, в окнах виднелись разноцветные витражи, а на крылечке сидел рыжий кот и с подозрением на меня смотрел.

— Котик, кис-кис-кис! Иди ко мне, я тебя поглажу, — позвала я.

— Лучше б колбаской угостила, — хмуро ответил кот.

— Ой, ты говорящий!

— Ты что, с Луны свалилась? Тут все говорящие, даже мухи, — кот не отличался вежливостью, надо признать.

— Ну да, почти что с Луны, — я улыбнулась, — я путешествую по мирам. Давай знакомиться? Я — Даша.

— Леопольд, — ответил котик и добавил, — а в других мирах колбаса вкусная?

— Смотря в каких… В некоторых очень даже вкусная!

— А ты можешь взять меня с собой? — у котика глаза стали такими огромными и жалобными, как у кота в «Шреке».

— А что, тут плохо кормят? — участливо спросила я.

Вместо ответа котик неожиданно отломил кусок от деревянного крыльца и протянул мне со словами:

— Попробуй вот.

Я недоуменно взяла эту щепку и откусила от нее кусочек. Внезапно щепка оказалась со вкусом молочного шоколада.

— Ого, какая вкуснятина! — восхитилась я.

— Можешь попробовать ещё что-нибудь, ну вот песок с дорожки или пару цветков. Или бабочку, если поймаешь, — ухмыльнулся Леопольд.

Я охотно приняла это предложение и стала есть все подряд. Песок был со вкусом бисквита, цветочки оказались фруктовой карамелью, а запихивать в рот живую бабочку я не решилась.

— Тут что, все сладкое? — изумилась я.

— Именно! В нашем проклятом Розовом мире все вещи имеют вкус сладостей. А я терпеть сладкое не могу! Я хочу нормального мяса! — кот чуть не плакал.

— Так,теперь понятно, — ответила я, — а в целом какая тут жизнь?

— Мне тут категорически не нравится! — заявил Леопольд и нервно задергал хвостом, — эти дети вечно прибегают, хватают меня, наряжают в нелепые платьица и пытаются напоить какао! Все тараторят без умолку целый день! Феи эти самые, — тут Леопольд покосился на меня, — не выполняют свою работу, как надо! Ни одного моего желания не было исполнено, так как, видите ли, они против правил! И меня пытают щекоткой, если я слишком грустный или злой. Тут все должны улыбаться, как идиоты!

Чувствуя, что кота теперь сложно будет остановить, я схватила его на руки и прижала к себе. Леопольд осекся. Я начала его гладить и чесать за ушком, приговаривая:

— Милый котик, конечно, я возьму тебя с собой, мы найдем мир, где тебе будет очень хорошо, обещаю!

Кот начал мурлыкать и уткнулся мордочкой в меня, словно искал защиты. Я растрогалась, но мне ещё нужно было рассказать Леопольду детали о том, что его ждёт:

— Понимаешь, Лео, я не могу сама выбирать мир. Я просто переношусь куда попало и каждый раз превращаюсь в жителя мира, в котором очутилась, чтобы суметь в нем выжить. И если ты пойдешь со мной, с тобой будет то же самое, иначе новый мир тебя не примет.

— Я согласен, — пробормотал кот, осторожно выпуская когти на передних лапах поочередно. Казалось, будто он хочет вцепиться в меня, чтобы я его тут не оставила.

Получается, для него этот розовый сладкий мир из детских фантазий был настоящим адом. Интересно, а другие жители счастливы тут? Я стояла на пороге дома, а ведь в нем, возможно, кто-то был внутри. Но я жалела Лео, который, очевидно, не горел желанием ни с кем тут общаться. Ну кроме меня, разве что.

Однако у меня есть работа, благодаря которой я и путешествую по вымышленным мирам — мне нужно их исследовать, чтобы дополнять путеводитель. Тот самый путеводитель, которым пользуются люди реального мира, чтобы выбрать себе подходящий  сон на ночь.

Работёнка была мне по вкусу — я обожаю приключения, даже опасные, а каждый новый мир таит в себе те ещё сюрпризы! Розовый мир Леопольда внешне был таким привлекательным, но вдруг он обернется кошмаром для спящего? Тут нельзя было спешить.

Я объяснила коту ситуацию, как могла, попросив его стать моим провожатым по Розовому миру, совсем как Вергилий у Данте.

— И сколько нам тут ещё торчать? — нахмурился Леопольд.

— Я сама не знаю. Перенос в следующий мир происходит внезапно, когда у меня в голове накапливается необходимое количество информации о текущем мире. Все считывается и анализируется в реальном времени, ведь физически я сейчас лежу в специальной камере, облепленная датчиками.

— Ты хочешь сказать, что меня нет? Что я просто фантазия? — кот вынул усатую мордочку из-под моей руки и выглядел растерянным.

— Ох, Лео, это сложно, правда. Миры живут и развиваются сами по себе, каждый в своей реальности. Они — часть ноосферы, с которой связаны все разумные существа во Вселенной, не только люди. Возможность в них проникнуть была открыта не так давно и я понятия не имею, как технически это происходит. Для Розового мира ты также реален, как и я — для своего. А вот я в этом мире вроде проекции, хотя у меня тут есть физическое тело. А ещё время в каждом мире идёт по-своему и я не знаю, сколько мне ещё нужно пребывать в воображаемых мирах до конца рабочего дня.

— Ну тогда добро пожаловать в Розовый мир, расскажу и покажу все, что знаю — сказал Лео без всякого энтузиазма.

— Не факт, что следующий мир тебе понравится больше, — предупредила я.

— Погоди, ты сказала что-то про конец рабочего дня. А если он закончится, когда ты будешь всё ещё здесь?

— Если я не доделала исследование мира, то на следующий день я снова сюда вернусь. Но в Розовом мире за это время могут пройти годы, правда, воображаемые миры особо не меняются, — ответила я.

— Но меня тут, может быть, ты уже не найдешь! — кот даже зажмурил глаза и явно не от удовольствия.

— Давай надеяться на лучшее? Представь, что ты станешь драконом в следующем мире. Будешь жить в уютной пещере, питаться рыцарями, которые забредут к тебе в поисках золота и приключений, похитишь какую-нибудь принцессу, чтобы скучно не было… Романтика! — я улыбнулась.

— А что, я не против, — оживился Лео.

— Тогда за работу?

— Вперёд! — Лео соскочил с рук и грациозно подпрыгнул, дёрнув за шнурок дверного колокольчика. Раздался мелодичный звон и через минуту дверь вкусного домика открылась.