Пока Саул в страхе пребывал в мрачных сводах Аэндорской пещеры, филистимляне готовились к решающей схватке. Когда филистимляне, как я уже упомянул, расположились станом, подсчитав свои набранные из разных народов, царств и провинций силы, то наконец к ним примкнул и царь Анхус со своим собственным войском и в сопровождении Давида с его шестьюстами тяжеловооруженными товарищами. Увидев Давида, военачальники филистимлян стали расспрашивать царя Анхуса, откуда явились эти евреи и кто призвал их. Тот ответил, что это Давид, который бежал от своего властелина, Саула, и, придя к Анхусу, был принят им, а теперь, желая отблагодарить его за оказанную услугу и отмстить Саулу, примкнул к их войску. Но Анхус этим объяснением навлек на себя неудовольствие военачальников, которые стали укорять его за то, что он принял к себе в качестве союзника врага, и советовали ему отослать Давида обратно, потому что под видом помощи у того может скрываться тайное желание оказать своим друзьям большой вред и таким образом иметь предлог для примирения со своим государем. Ввиду таких соображений, военачальники требовали немедленной отсылки Давида с его шестьюстами товарищами назад в то место, которое Анхус предоставил им для жительства, потому что ведь это тот самый Давид, который, по хвалебным гимнам девушек, убил множество десятков тысяч филистимлян. Услышав эти соображения и признав их вполне правильными, царь Гитты призвал к себе Давида и сказал ему: Я со своей стороны могу тебе заявить, что верю в полную твою ко мне преданность и любовь; ввиду этого я и взял тебя с собою на войну в качестве союзника. Но не так смотрят на дело остальные полководцы. Поэтому возвратись еще сегодня в то место, которое я предоставил тебе для жительства, не подозревай меня ни в чем дурном и охраняй там страну мою, чтобы в нее не вторглись какие-нибудь враги. Такого рода дело тоже достойно союзника. Поэтому Давид, по приказанию царя Гитты, возвратился в Секелу (Иосиф Флавий. Указ. соч. Т. 1. Книга 6. Глава 14, 5. С. 320—321).

В этот момент Давид проявил слабость и лукавство, заявив: что я сделал, и что ты нашел в рабе твоем с того времени, как я пред лицем твоим, и до сего дня, почему бы мне не идти и не воевать с врагами господина моего, царя? (1 Цар. 29:8). Осознав, что избежал участия в войне против своего народа, он, вместо благодарности Богу за это чудо, решил подстраховаться и публично выразил сожаление, что не идёт против своих соплеменников. Давид и его люди с радостью возвращались в Секелаг, ликуя от разрешения, казалось бы, неразрешимой дилеммы. Но никто из них не возблагодарил Бога, полагая, что спасение достигнуто их хитростью и дипломатией, которая на деле была проявлением неверия и бесчестия.

Между тем в то самое время, как Давид отправился на помощь к филистимлянам, на Секелу нагрянули амалекитяне, взяли ее силою, подожгли ее и, захватив здесь и в других филистейских владениях богатую добычу, вернулись домой. Найдя Секелу совершенно разрушенною и разграбленною и видя, что обе его жены, равно как жены и дети его товарищей, захвачены в плен, Давид с горя разорвал свою одежду и предался ввиду постигшего его бедствия такому отчаянию и так заплакал, что вскоре у него не хватило и слез. Вместе с тем он чуть было не подвергся опасности со стороны своих товарищей, которые, в отчаянии, что их жены и дети уведены в рабство, готовы были побить его камнями на смерть, потому что считали виновником всего несчастия именно Давида. Придя несколько в себя от постигшего его горя и вознесясь мыслью к Господу Богу, Давид предложил первосвященнику Афиафару надеть на себя облачение и, вопросив Предвечного, сказать, даст ли Он евреям возможность при погоне настичь амалекитян, отбить у них захваченных ими жен и детей и наказать врагов (Иосиф Флавий. Там же. С. 321—322).

Итак, когда казалось, что худшее позади и Давид избежал войны против своего народа или смерти от филистимлян, оказалось, что самое страшное впереди — в дымящемся и опустевшем Секелаге. Это был суровый урок: попытка действовать самостоятельно, отвергая Божье водительство, приводит в руки иной силы. Бог, допустив это, показал Давиду, что хитростью и отступлением от Него ничего не добиться. Спустя тысячу лет Христос скажет: Кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами (Мк. 8:38).

Впервые за долгое время Давид, оказавшись в отчаянной ситуации, обратился к Богу. Он не вопрошал Творца, убегая к филистимлянам, не спрашивал Его, когда Анхус предлагал воевать против Израиля, не обращался, идя в составе филистимского войска, и даже когда Бог чудесным образом остановил этот поход. Лишь потеряв жён, детей, имущество и уважение товарищей, он взмолился. Как часто мы поступаем так же, взывая к Богу лишь в беде, в тупике, осознавая своё ничтожество и переставая заигрывать со грехом. Господь услышал Давида, как часто слышит нас, неблагодарных. Но если мы упорно отходим от Него, пожинаем посеянное. Бог видел искреннее раскаяние Давида и ответил ему.

Так как со стороны первосвященника последовал ответ положительный, то Давид бросился во главе своих шестисот воинов в погоню за неприятелями. Достигнув ручья, носившего название Васела, и совершенно случайно найдя там какого-то заблудившегося египтянина, совсем истощенного лишениями и голодом (так как человек этот в продолжение трех дней блуждал без пищи по пустыне), Давид сперва подкрепил его силы пищею и питьем, а затем стал расспрашивать его, кто он и откуда. Тот ответил, что он египтянин и был брошен тут своим господином, так как по болезни не мог дальше следовать за ним; при этом он пояснил, что находился в числе тех, которые подожгли и разграбили Секелу и другие иудейские поселения. Давид тотчас употребил этого человека в качестве проводника к месту расположения амалекитян и напал на них в то время, как они лежали на земле отчасти за едою, отчасти уже пьяные от вина, отчасти наслаждаясь обществом захваченных в виде добычи пленниц. Давид нагрянул на них совершенно неожиданно и учинил среди них страшную резню, что было тем легче, что все они были безоружны, не ожидали ничего подобного и направили все свои помыслы исключительно на пьянство и на разгул. Некоторые из амалекитян были перерезаны в то самое время, как они сидели еще за столом, так что кровь их обагрила стоявшие на столе кушанья, другие были перебиты в тот момент, когда они пили за здоровье своих собеседников, третьи, наконец, пали под ударами мечей, погруженные в глубокий сон от чрезмерного употребления вина. Все те же, которым второпях удалось надеть на себя оружие и которые стали оказывать Давиду сопротивление, были убиты также без труда, как и безоружные, лежавшие на земле. Спутники Давида провели за этою резнею весь день, с утра до наступления вечера, так что от всей массы амалекитян не уцелело более четырехсот человек, которым удалось вскочить на своих верблюдов и спастись бегством. Таким образом Давид вернул назад все то имущество, которое захватили у евреев враги, а также освободил своих жен и жен товарищей. Когда на возвратном пути евреи прибыли на то место, где они оставили двести товарищей своих для охраны имущества, то остальные четыреста не хотели отдать последним известной части добычи, мотивируя это тем, что они не согласились вместе с ними преследовать врагов, но предпочли спокойное безделье, и предоставляя им теперь удовлетвориться лишь получением обратно своих освобожденных из плена жен. Но Давид вмешался в это дело и заявил, что такое решение гнусно и несправедливо, потому что, раз Господь Бог даровал им победу над врагами и дал им возможность вернуть свое имущество, следует разделить всю добычу поровну как между участвовавшими в походе, так и между теми, которые остались для охраны остального добра. С тех пор установился среди них закон, в силу которого одинаковую часть добычи получали как участники походов, так и охранители имущества. Прибыв в Секелу, Давид разослал часть добычи всем своим сородичам и приверженцам в области колена Иудова. Так произошло разрушение Секелы и избиение амалекитян (Иосиф Флавий. Указ. соч. Т. 1. Книга 6. Глава 14, 6. С. 322—323).

Не прошло и трёх дней после разгрома амаликитян и возвращения Давида в Секелаг, как к нему прибывает гонец…

Авессалом (ивр. אַבְשָׁלוֹם Авшалом — «Отец мира, покоя») был третьим сыном царя Давида, рожденным от Маахи, дочери Талмая, царя Гешура (2 Цар. 3:3). Таким образом, он происходил не только от могущественной иудейской династии, но и по материнской линии был связан с арамейской знатью — политически значимым союзом в эпоху, когда Иерусалим ещё только укреплялся как центр объединённого Израиля.
Жил приблизительно в X веке до н.э., если принять на веру, что он действительно реальный персонаж из истории. Главный источник его жизни - 2-я Книга Царств (главы 13–19).

Происхождение и статус

Уже с рождения Авессалом обладал особыми привилегиями. Он был сыном законной жены царя (в отличие от детей наложниц), а позже считался одним из самых вероятных наследников престола после смерти старшего брата Амнона (2 Цар. 13). Его родство с царём Гешура обеспечивало ему не только аристократический статус, но и убежище в трудный момент жизни.
Авессалом с юности был известен как человек необыкновенной красоты. В 2 Цар. 14:25–26 говорится: «Во всём Израиле не было мужчины столь красивого, как Авессалом, и не было в нём ни одного недостатка… Когда он стриг голову… волос с головы его весил двести сиклей по весу царскому (около 2,3 кг.)».
Это описание не только подчёркивает физическое совершенство, но также предвещает трагический мотив: его волосы, источник гордости, станут символом его падения.

Воспитание при дворе Давида

Хотя Библия не даёт прямых сведений о детстве и воспитании Авессалома, можно предположить, что он рос в роскоши дворца Иерусалима, окружённый образцами мужества, хитрости и политической борьбы. Его отец, Давид, был не только царём, но и харизматическим вождём, поэтом и воином. Подобно другим принцам древнего мира, Авессалом, вероятно, обучался военному искусству, политике, судопроизводству, законам и ораторству.
Однако в отличие от других детей Давида (включая Соломона), воспитание Авессалома происходило в условиях царского попустительства и семейного хаоса. Давид, увлечённый государственными делами и собственной страстной природой, редко вмешивался в дела своих сыновей, не наказывая даже за тяжкие преступления — что позже станет роковой ошибкой.

Сестра Фамарь и брат Амнон

Авессалом был особенно привязан к своей родной сестре Фамари (Тамар), также дочери Маахи. Когда Амнон, его сводный брат и старший сын Давида, изнасиловал Фамарь и остался безнаказанным, в душе Авессалома зародилась ненависть, гнев и чувство справедливости, смешанные с уязвлённой гордостью. Давид, хотя и разгневался, ничего не предпринял против Амнона — возможно, из-за того, что тот был его старшим наследником.
«И возненавидел Авессалом Амнона, за то, что он обесчестил сестру его Фамарь» (2 Цар. 13:22)
На протяжении двух лет он хранил молчание, вынашивая план мести. Это свидетельствует не о мимолётном гневе, а о расчётливом, глубоко внутреннем характере, о формировании личности, способной на заговор и долгое терпение.

Перелом: Убийство Амнона

"Пир Авессалома" (Никколо же Симоне, ок. 1650).

Когда время пришло, Авессалом устроил пир, на который пригласил всех царских сыновей. Во время пира его слуги убили Амнона по его приказу. Это была не просто месть, но и первое открытое проявление самостоятельной воли — вызов Давиду и династии.
После убийства Авессалом бежал в Гешур, к царю Талмаю, своему деду по материнской линии (2 Цар. 13:37), где провёл три года в изгнании. Это время сыграло ключевую роль в формировании его характера как претендента на трон: из мстителя он превращался в политического игрока, из страстного брата — в харизматичного узурпатора. Царь Давид долго тосковал, но не возвращал его, не в силах ни простить, ни наказать.

Возвращение Авессалома (2 Цар. 14)

После трёхлетнего изгнания в Гешуре Авессалом, казалось, исчез из политической жизни. Однако в Иерусалиме у него оставались сторонники. Ключевую роль в его возвращении сыграл Иоав, полководец Давида. Он подослал мудрую женщину из Фекои, которая через аллегорию (о матери, потерявшей одного сына и рискующей потерять другого) убедила царя вернуть изгнанника.
Давид уступил: «Пойди и приведи отрока Авессалома» (2 Цар. 14:21)
Но при этом Давид был холоден: Авессалому было запрещено являться к царю — он жил в Иерусалиме, но не имел доступа ко двору. Это решение, по сути, ещё больше унизило его. Спустя два года бездействия он поджёг поле Иоава, чтобы добиться аудиенции и восстановления в правах.
Царь в итоге поцеловал его, но примирение было формальным, поверхностным — эмоционального сближения не произошло. Именно тогда, по всей видимости, в душе Авессалома окончательно оформился план завоевания популярности и захвата трона.

Популярность среди народа (2 Цар. 15:1–6)

Авессалом начал вести себя как наследник и реформатор. Будучи чрезвычайно красивым, обаятельным и харизматичным, он устраивает парад: ездит на колеснице с пятьюдесятью людьми перед ним. Он становится судьёй и принимает простых людей, жалующихся на бездействие официальной власти. Он обольщает народ у врат Иерусалима, говоря: «О, если бы меня поставили судьёю в этой земле, ко мне приходил бы всякий, кто имеет спор и тяжбу, и я судил бы его по правде» (2 Цар. 15:4).
Так формировался культ личности: прекрасный, справедливый, открытый, народный принц, в отличие от удалившегося от людей и угасающего Давида.
Библия подчёркивает: «И вкрадывался Авессалом в сердца израильтян» (2 Цар. 15:6)

Заговор и мятеж

Лист из иллюстрированной Библии Моргана, "Сцены из жизни Авессалома", ок. 1250.

Через четыре года подготовки (по Масоретскому тексту; по Септуагинте — сорок, что не соответствует логике событий и считается ошибкой переписчика) Авессалом объявляет, что идёт в Хеврон, чтобы «исполнить обет». На деле — это была столица Давида до Иерусалима, и именно там он провозгласил себя царём.
Он собрал сторонников под видом жертвоприношения. С ним был Ахитофел из города Гило, мудрейший советник Давида — переход Ахитофела был серьёзным ударом. Были привлечены влиятельные люди из всех колен Израиля.
Он действовал хитро: пригласил 200 знатных людей на пир, ничего не сказав о бунте, чтобы подставить их и привязать к делу.

Бегство Давида

Когда Давиду сообщили о заговоре, он не стал сражаться, а бежал из Иерусалима со своими приближёнными, чтобы избежать кровопролития. Он оставил в городе 10 наложниц — «хранить дом» (впоследствии над ними Авессалом устроит публичное унижение отца) – и шпиона Хушая, чтобы подорвать советы Ахитофела.
Давид в изгнании вновь переживал годы гонений, как в молодости, но теперь от собственного сына.
Ахитофел предложил устроить молниеносную атаку, пока Давид не окреп, а также войти к наложницам Давида, чтобы оскорбление было публичным и неотвратимым. Эти советы Авессалом исполнил частично: он публично овладел наложницами отца на крыше дворца при честном народе, но нападение отложил, прислушавшись к Хушаю, тайному стороннику Давида. Это задержка оказалась роковой.

Падение Авессалома

"Смерть Авессалома", Колорадо Джанквинто (1762).

Давид собрал войско и разделил его на три части под командованием Иоава, Ависая и Ифтая Гефянина. Перед сражением он велел: «Сберегите мне отрока Авессалома» (2 Цар. 18:5).
Битва произошла в лесу Ефремовом, и вопреки численному превосходству мятежников, Давид одержал победу. Сам лес сыграл важную роль: «лес истребил больше людей, нежели меч» (2 Цар. 18:8).
Авессалом, убегая на муле, запутался волосами в ветвях теребинта, и остался висеть, между небом и землёй, — и это было страшное ироническое завершение его тщеславия: те самые прославленные волосы стали петлёй.
Иоав, несмотря на приказ Давида, пронзил Авессалома тремя стрелами, а затем его добили десять его воинов.
Авессалома похоронили в яме в лесу. Его тело было покрыто камнями — восточный символ презрения. Так закончилась жизнь «принца мира», погибшего в междоусобице, которую он сам и начал.

Эпилог: Плач Давида

Царь, узнав о смерти сына, впал в отчаяние. Он не празднует победу, а плачет, повторяя: «Сын мой Авессалом! Сын мой! О, если бы умер я вместо тебя! Авессалом, сын мой, сын мой!» (2 Цар. 18:33)
Это один из самых трагических и человечных криков Библии — слова отца, который потерял сына, пусть и мятежника. Его страдание было столь сильным, что армия, вернувшаяся с победой, вошла в город, как побеждённая, и только Иоав своей прямолинейной отповедью вернул царя к обязанностям.

Историко-литературное значение

Образ Авессалома вдохновлял художников и поэтов: в нём сочетаются красота, ярость, мятеж и гибель. В иудейской традиции он часто служит предупреждением против гордыни и непочтительности к родителям. В христианстве он иногда рассматривается как прототип Люцифера — прекрасного, но падшего.
Авессалом — анти-Исаак: сын, которого отец не смог спасти. Он — анти-Соломон: красив, харизматичен, но без мудрости.
Его история показывает цену попустительства, опасность амбиций и боль семейного предательства.
Он был жертвой как собственных ошибок, так и запущенной семейной травмы, зачатой насилием Амнона и молчанием Давида. Библейский текст не осуждает Авессалома впрямую, но и не оправдывает его. Он показывает трагедию династии, построенной на грехах и гордости.

Гробница Авессалома

Гробница Авессалома.

«Авессалом, ещё при жизни своей, поставил себе памятник в Царской долине; ибо сказал: „Нет у меня сына, чтобы сохранить память имени моего“. И назвал памятник своим именем; и называется он „памятник Авессалома“ до сего дня». — 2 Царств 18:18.

Это место связывали с Авессаломом уже в древности. Согласно преданию, жители Иерусалима долгое время подходили к этому месту, чтобы бросить в него камни — в знак осуждения сына, восставшего против отца.
Современное здание, которое традиционно называют "памятником Авессалома", представляет собой монумент высотой около 20 метров, высеченный из скалы, в форме усечённой пирамиды, украшенной эллинистическими и египетскими архитектурными элементами:
Нижняя часть — квадратный массив с резными полуколоннами; верхняя — коническая надстройка, напоминающая пагоду или шапку; внутри — небольшая камера, предположительно для погребения.
Однако археологи датируют сооружение I веком н. э., т. е. оно появилось примерно на тысячу лет позже событий жизни Авессалома. Стиль постройки — смешение иудейских, греческих и римских мотивов. Даже неизвестно, стоял ли древний памятник Авессалома на том самом месте, на котором находится ныне существующий.