Перед вами одна из не многочисленных Тунгусо-маньчжурские народностей. Эвенки! нет это не те смешные ребята из Звездных войн.
Но чем то схожи: доброта, единство с природой и отличные охотники.
Всего насчитывается не более 70 тысяч представителей этого народа. Из них половина проживают на территории России. Они населяют почти всю Сибирь.
Большинство, как вы поняли по их лицу, эвенков живёт в Якутии. Ни в одном субъекте Федерации эвенки не составляют большинства. Даже в существовавшем до 2006 года Эвенкийском автономном округе их было меньше, чем русских (3,8 тысячи против 11 тысяч).
Впервые русские встретились с эвенками в XVII веке. В Приамурье, которое вошло в состав России в 1653 году. Его освоением занимались разношёрстные отряды из бандитов и беглых бунтовщиков. Официально подчиняясь Нерчинскому воеводе, на самом деле они не слушались никого и творили беззаконие, что вынудило тунгусов искать убежище в ранее враждебной им Маньчжурии, которая принадлежала Цинскому Китаю.
В 1689 году был подписан Нерчинский договор. России пришлось отказаться от освоения Приамурья. В следующий раз русские вернутся сюда уже в XIX веке.
Принятие российского подданства изменило вековой уклад жизни эвенков. Улучшились отношения с якутами, с которыми тунгусы раньше конфликтовали. Якуты не могли выплачивать ясак с той же регулярностью, что и их соседи-охотники, и вынуждены были приобретать у тунгусов пушнину в обмен на скот. Это привело к развитию торговли между народами.
Из-за необходимости платить ясак эвенки стали всё активнее заниматься пушным промыслом. Для охоты на мелкую дичь они начали использовать огнестрельное оружие. Продажа меха русскими подстегнула развитие рыночных отношений и распад родового строя. Наметилось расслоение на богатых и бедных. Появились наемные работники.
После Октябрьской революции эвенки как и все народы страны подверглись коллективизации. Новая власть усиленно приучала тунгусов к оседлости, объединяла в колхозы, делала стада оленей общими.
Основным занятием эвенков стали транспортное и мясное оленеводство. Отрасль датировалась из бюджета СССР. Но в 90-х страна рухнула, оленеводческие совхозы и промысловые предприятия остались без поддержки государства. Большая их часть не выжила в рыночных условиях.
В современной России общественные эвенкийские организации занимаются сохранением своей культуры. Регионы, в которых проживают представители этого народа России, строят культурные центры и проводят национальные праздники эвенков. Часто на эти праздники приезжают соплеменники из Китая и Монголии.
Государственные телевидение и радио Бурятии и Якутии выпускают передачи, посвященные культуре этого народа.
Сердце тундры и тайги: олень. Поэтому многие так и живут в тайге, занимаясь традициоными промыслаи. Оленеводство, охота, поиск мамонтов, золото ( да, не все традициооное но я надеюсь вы меня поняли).
Их культура под угрозой исчезновения, некоторые очень любят говорить о многонациональности России, даже не подозревая какие малые коренные народности у нас в стране есть. Об их количестве и разнообразии вы можете узнать даже из книг, которые возможно даже были у вас.
Надеюсь моё эссе даст вам идею посетить Якутию, или ознакомиться с фольклором кочевых народов тайги и сибири. У них очень интересные сказки
упд
при наборе тегов, увидел что существует: "Дневник эвенка" и "БОНУ" так что есть возможность увдеть как живут северные народы
Происхождение, ранняя государственность, Золотая Империя и монгольское владычество, приход русских, под царской и советской властью, наши дни
Эвенки (самоназвание — эвэнкил и орочон, устаревшее — тунгусы) — это коренной народ Восточной Сибири тунгусо-маньчжурской группы. Сегодня представители этого народа проживают в России (главным образом в Красноярском крае и Якутии), а также в Монголии и на северо-востоке Китая. Эвенки — кочевой народ охотников-оленеводов, который, несмотря на свою немногочисленность, расселился на огромной площади Сибири, простирающейся от Енисея на западе до Охотского моря на востоке, и от Северного Ледовитого океана на севере до Северного Китая на юге.
Чтобы понять характер этого народа, необходимо обратиться к уникальной земле, на которой он сформировался. Адаптация к экстремальным климатическим условиям при низкой плотности населения обусловила культуру эвенков. Большая часть территорий, где они живут, подвержена многолетней мерзлоте.
Сибирь — это царство снега, густых хвойных лесов и мхов. Медведи, волки, лисы и другие звери и птицы научились выживать в суровых условиях, находя пищу даже долгой зимой. Горы поражают своим величием, а многочисленные полноводные реки несут свои воды на огромные расстояния. Сибирь — удивительный край, поражающий своей красотой и масштабами, напоминающий о том, что природа может быть суровой, но в то же время прекрасной и удивительной. Такие же Эвенки — суровый северный народ с удивительной жаждой жизни и гармонией с родной природой.
1/4
ПОДРОБНЕЕ В PDF-версии
Происхождение народа эвенков является сложным вопросом, однако учёные сходятся во мнении, что этнос сформировался в результате длительного процесса смешения разных групп жителей Сибири и Дальнего Востока. Самым важным на начальном этапе было взаимодействие древнего палеосибирского населения и тунгусоязычных пришельцев с юга. Пришельцы, вероятно, определили физический облик эвенков, внеся антропологические признаки так называемого байкальского комплекса, но основные навыки выживания в суровом мире сибирской тайги и тундры были получены от палеосибирских автохтонов. Многочисленные свидетельства также подтверждают заимствование южанами элементов духовной культуры северян.
Представители древних тунгусских племён позднего бронзового века, известные как глазковская культура (первая половина второго тысячелетия до нашей эры), пришли в Сибирь с юга и считаются предками современных эвенков, эвенов и юкагиров. Жили они племенами, которые не только отлично адаптировались к природным условиям горно-лесной тайги, но и первыми освоили обработку меди и бронзы в этих местах. Информация об этой культуре получена в основном из раскопок временных стоянок (жилища типа чумов) и могильников.
Мужские захоронения содержат каменные, костяные, реже медные и бронзовые остроги, рыболовные крючки и оружие, в то время как женские показывают, что их главной работой была обработка рыбы и туш животных. Самобытная керамика и украшения из кости, нефрита и перламутра свидетельствуют о художественном вкусе древних сибиряков. Элементы материальной культуры глазковцев, такие как шитая берестяная лодка, сложный лук и трёхсоставная распашная одежда, стали основой для максимально адаптированного к природным условиям Сибири хозяйственно-культурного типа.
Современные генетические исследования показывают, что эвенки как этнос сложились на основе смешения аборигенов Восточной Сибири с тунгусскими племенами, пришедшими из Прибайкалья и Забайкалья, около 3500 лет назад. Окончательное отделение эвенков от эвенов произошло, по одной из теорий, в XVII–XVIII веках во время движения на запад и северо-запад, вызванного распространением якутов. Наиболее распространены у эвенков Y-хромосомные гаплогруппы C3c1 и N.
Авторский проект о коренных народах Сибири стартовал в прошлом году. После эвенков и якутов очередь дошла до чукчей, но... снова эвенки! В прошлый раз я многое не успел осветить. Перед вами — в три раза более объемная и интересная работа по этой теме.
Ранняя государственность
Предки эвенков имели уникальный опыт участия в государственной жизни. Это произошло в Царстве Бохай, многонациональном государстве, основанном в 698 году на территориях, соответствующих современному Северо-Восточному Китаю, Корейскому полуострову и российскому Дальнему Востоку. Основным населением государства были мохэ — тунгусо-маньчжурский народ, но на севере проживали и предки эвенков. На суровых землях Бохая успешно выращивались рис и пшеница, разводились великолепные лошади, развивалось ремесло (железные и бронзовые изделия, керамика). Торговля шёлком, мёдом и женьшенем процветала, а предки эвенков активно участвовали в международной системе обмена, торгуя мехами.
После того как кидани в 926 году нанесли сокрушительный удар по царству, народы, находившиеся под монгольским владычеством, начали миграцию к Байкалу. Это привело к смешению с потомками родственных кочевников-скотоводов народа увань, что стало основой для формирования протоэвенкийского народа вокруг этого региона. В период неолита охотники глазковской культуры создали прочную хозяйственную основу. Однако настоящей экспансии древних тунгусоязычных охотников по огромному суровому краю мешала их малая мобильность и зависимость от даров природы. Ситуация изменилась, когда на смену коровам и лошадям пришёл северный олень. Приручение оленей, зафиксированное китайскими источниками начала VI века в Верхнем Приамурье и Прибайкалье, позволило начать освоение новых земель.
Империя Цзинь и Монгольское Владычество
В X–XI веках среди наследников народа мохэ выделился тунгусо-маньчжурский народ под названием чжурчжэни. В XII веке под руководством полководца Агуды они разбили киданей и создали могущественную тунгусскую «Золотую» империю (Цзинь). Империя Цзинь существовала с 1115 по 1234 год, охватывая Маньчжурию, Северный Китай и Приморье, и была построена на эксплуатации китайского населения. Для поддержания порядка создавались военные поселения из чжурчжэньских колонистов, а кавалерия Золотой империи, набранная из рядовых тунгусов-охотников и скотоводов, не имела себе равных в регионе. Центрами ремесла и торговли служили крупные города, такие как Сюйпинь в районе современного Уссурийска.
Монгольский поход на Цзинь начался в марте 1211 года под предводительством Чингисхана. Монголы ненавидели чжурчжэней за регулярные военные походы в степь с целью «сокращения совершеннолетних». Монголы вынудили врагов запереться в городах, разорили их земли и, воспользовавшись мятежами, одержали решительную победу в 1234 году. После падения тунгусского государства и «наведения порядка» монголами, началось движение беженцев на север по сибирской тайге и тундре. Взаимодействуя с аборигенами и ранее пришедшими тунгусами, беглецы создали местные версии общетунгусской культуры, что окончательно оформило формирование близкородственных этносов — эвенков и эвенов.
В последующие два века тунгусы-оленеводы успели освоить приленскую тайгу, но столкнулись с вторжением якутского народа. Кочевые предки якутов мигрировали из области озера Байкал в бассейн рек Лены, Алдана и Вилюя в XV веке, где они частично ассимилировали, а частично силой вытеснили эвенков. Успехи якутов опирались на выведение особых пород лошадей и коров, успешно адаптированных к северным условиям, в то время как потомки гордых строителей каменных городов, вынужденные упростить хозяйство до уровня охотников-собирателей, проигрывали пришельцам.
1/3
Приход Русских (XVII–XIX вв.)
Первый контакт эвенков с русскими произошёл в XVII веке. В 1601 году был основан первый русский заполярный город в Сибири — Мангазея, который стал важным торговым и военным центром. Мангазея контролировала территории, где проживали различные коренные народы, включая тунгусов (эвенков). Ясак — натуральный налог в царскую казну, уплачиваемый ценными шкурками, — стал основным инструментом политики России в Сибири, позволяя государству контролировать местные народы и получать ресурсы.
Взаимоотношения между русскими и эвенками были сложными: они включали честную торговлю мехами и товарами, но также злоупотребления при сборе ясака и грабёж, что вызывало конфликты. Прямое вооружённое противостояние русским землепроходцам было бессмысленным, но эвенки сохраняли свой традиционный образ жизни и культуру, что стало формой пассивного сопротивления. Уходя глубже в тайгу, эвенки колонизировали новые обширные регионы севера Сибири.
Переход «под руку Белого царя» в конечном итоге стал решением многих проблем для эвенков. Он означал прекращение племенных междоусобиц и давления со стороны воинственных Алтын-ханов, енисейских кыргызов и якутов. После того как русские победили в войнах с кыргызами и монголами, пришла пора навести порядок, и была начата интеграция эвенков в социальную структуру Российской империи. Сбор ясака был упорядочен, а с 1763 года разрешалось вносить оплату не только мехами, но и деньгами, и даже система заложников ушла в прошлое. Появился симбиоз с якутами, которые оседали на земле и стали покупать пушнину у эвенков для уплаты ясака. Более того, империя создала Тунгусский казачий пятисотенный полк (1761–1851 гг.) для защиты забайкальской границы. Служба в полку давала наследное звание казака и освобождала от уплаты ясака в обмен на пожизненную службу.
Под царской и советской властью
Грандиозные события Революции 1917 года не сразу отразились на удалённых землях эвенков. Однако после 1924 года Советская власть начала преобразования традиционного образа жизни (оленеводство, охота), которые привели к репрессиям национальной верхушки и разрушению сложной системы торговли. Это вызвало ряд вооружённых конфликтов с новой властью в 1924–1930 годах, которые были подавлены. С другой стороны, эвенки получили доступ к образованию, медицине и «социальному лифту». С 1931 года тунгусы официально стали именоваться эвенками.
К началу Великой Отечественной войны эвенки воспринимали себя как часть семьи народов СССР, что подтвердилось их добровольным участием в общей победе. Только с территории современного Эвенкийского района на фронт ушло около 400 представителей коренных народов, а боевые награды получили не менее 270 эвенков, включая Героя Советского Союза Иннокентия Петровича Увачана.
После распада СССР в 1990-х годах эвенки столкнулись с трудностями, связанными с потерей традиционных источников дохода, но с начала 2000-х годов ситуация начала меняться к лучшему. Современные эвенки стремятся сохранить свою культуру и язык, активно участвуют в политической жизни и развивают экотуризм. Тем не менее, они продолжают сталкиваться с вызовами, такими как изменение климата и необходимость адаптации к современным условиям.
Кроме того наш проект расскажет про:расселение и образ жизни; геологический и природно-исторический контекст; климатические и ландшафтные условия; жизнь в гармонии с природой; народную философию и традиции; оружие и воинское дело; материальную культуру (жилище, транспорт, одежда); духовную культуру и мировоззрение (шаманизм и мифология), современность и туризм.
1/4
Техническое примечание: из-за ограничений на длину в этом посте лишь часть моей работы.
Три родовых общины коренных малочисленных народов Севера просят правительство Якутии оградить их от посягательств со стороны нерюнгринского охотника. Оленеводы обвиняют его в браконьерстве и поджогах их таежных баз, сообщает ТайгаПост.
Руководители родовых общин КМНС «Ченкере», «Булчут», «Янги» обратились в правоохранительные органы, министерства по развитию Арктики и делам народов Севера и экологии, а также в Департамент биологических ресурсов особо охраняемых природных территорий с заявлением на нерюнгринского охотника Дмитрия АФАНАСЬЕВА. Они утверждают, что Афанасьев браконьерничает на их родовых землях, а также пытался прибрать общины к рукам.
Из заявления следует, что он обманом завладел печатью кочевой родовой общины (КРО) «Булчут» и незаконно назначил себя ее председателем. Лишь в результате судебных разбирательств община смогла избавиться от председателя-захватчика.
По словам оленеводов, действия Афанасьева прикрывал руководитель Нерюнгринского комитета охраны природы Евгений ТЕЛЯТНИКОВ (в настоящее время он отстранен от должности и признан подозреваемым по делу о мошенничестве при присвоении спонсорской помощи комитету). Якобы Телятников предупреждал Афанасьева о проверках в тайге и всячески прикрывал его деятельность.
«Афанасьев регулярно занимался выловом рыбы (таймень, ленок и хариус), в том числе в нерестовые периоды с использованием сетей и в огромных масштабах. И под покрывательством Телятникова Е.С. вывозили рыбу и икру под видом рейдовых мероприятий. Аналогично происходило с добычей и вывозом мяса копытных (лосей и оленей)», - говорится в заявлении председателей КРО.
Последней каплей в чаше терпения южно-якутских оленеводов стал массовый поджог в мае их таежных баз. В зимнее время они буквально спасают жизни охотников, там также хранились провизия и запасные части для техники. За последние годы в районе реки Алдан было сожжено шесть баз эвенков. В устье Унгры огонь также уничтожил заимки предпринимателя Жукова и кордон Департамента биологических ресурсов, где должен был постоянно находиться инспектор.
Председатель родовой общины «Ченкере» Денис ГАВРИЛЕНКО рассказал ТайгаПост следующее:
- Афанасьев обманом влез к нам в доверие. Но когда мы поняли, что это за человек, запретили приближаться к нашим землям. И у нас начали гореть таежные базы, последние сожгли в мае этого года. Мы написали заявление в полицию. Но проблема в том, что эти заимки не поставлены на кадастровый учет, а значит, и нет документов, какой ущерб нам нанесен.
- Почему вы думаете, что поджоги – это дело рук Афанасьева?
- Да это все знают! Он как будто застрял в 90-х. Мы поймали его в тех местах, но, когда уже базы были сожжены. Он уверял, что просто сплавлялся по реке, хотя у нас есть видео, что он поднимался на моторках в нерестовый период. Благодаря Телятникову ему долгое время все сходило с рук.
По словам Дениса ГАВРИЛЕНКО, Афанасьев незаконно оформил на себя землю на берегу Алдана, принадлежащую родовой общине «Ченкере». В июле община отправит туда кадастрового инженера, чтобы он установил, пересекаются ли участки.
Председатели трех родовых общин считают, что Минэкологии и Министерство Арктики должны вмешаться и, проверив деятельность Афанасьева, отменить его разрешение на проезд в особо охраняемую природную территорию «Унгра».
Ранее Дмитрий АФАНАСЬЕВ уже был «героем» публикаций ТайгаПост, когда устанавливал свои порядки в гаражном кооперативе «Радуга», должность председателя которого, видимо, так же присвоил. По данным издания, Афанасьев проиграл несколько судов членам кооператива, но гнет свою линию. А беззубые нерюнгринские правоохранители только разводят руками, ну, или, как говорят горожане, многие из силовиков с барского плеча Афанасьева получили там гаражи. И копать под благодетеля им невыгодно – как бы на самих себя не выйти.
История «зубной феи» из Сибири, которая выбрала жизнь на Крайнем Севере
На берегу Охотского моря, в устье реки Большая Гарманда, в 535 км от Магадана и в шести тысячах километрах от Москвы расположился поселок Эвенск — административный центр Северо-Эвенского района Магаданской области. Это одна из самых отдаленных от Магадана территорий региона, суровое побережье Охотского моря, где дикая и безлюдная тайга начинается сразу за окраиной. Здесь живут 1200 человек. Летом добраться до Эвенска можно по временной дороге, зимой ее заносит до непроходимости, и тогда — только самолетом. В то время как многие стремятся уехать из отдаленных северных поселений в крупные города, Людмила Бадакина, зубной врач из Республики Алтай, двенадцать лет назад сюда приехала и уезжать не планирует. Во-первых, говорит, не нужна ей «ускоренная жизнь» больших городов. А во-вторых, если уедет — кто будет детям зубы лечить?
Северо-Эвенский район — национальный район Магаданской области. Исторически — земля эвенов, но также здесь проживают коряки и ительмены. Основным промыслом народностей были разведение оленей, ловля рыбы, охота. Существенная часть населения кочевала вместе с животными. В 1650 году на эту землю впервые пришли казаки Российской Империи. Сведений о том периоде сохранилось немного, как-то жили, меняя пушнину на табак и металл. В 1822 году был создан Гижигинский округ, территория уезда составляла 264 804 кв. км (примерно равнялась площади нынешней Румынии).
В Советское время в 1931 году решили создать Северо-Эвенский район с центром в селе Наяхан. Сюда приезжали кочевники — эвены, которые пасли стада оленей, и власти организовали два крупных оленеводческих товарищества «Элекчан» и «Путь Ленина».
Наяхан стоял в 17 км от одноименной реки, в половодье были часты наводнения. Поэтому в 1951 году власти решили перенести центр Северо-Эвенского района в поселок Эвенск. Часть домов разобрали и перевезли в новый райцентр, где собрали обратно. В течение 1950-х годов основная часть жителей переехала в Эвенск, село Наяхан опустело.
Маленький Эвенск приютился между морем и бескрайней тайгой. Фактически это единственный крупный населенный пункт на сотни километров вокруг. Ближайшее поселение — Гарманда в 45 километрах, но там живет не больше двухсот человек. В Эвенске есть школа, детский сад, больница, несколько магазинов. Зимой добраться сюда можно только самолетом, так как с 2019 года компания «Полиметалл» отказалась «пробивать» дорогу по снегу, власти региона заявляют, что у них такой возможности тоже нет.
У местных есть машины, моторные катера для рыбалки, снегоходы и другая техника, но в районе нет ни одной заправки. Топливо привозят частники различными способами, в том числе морем, местные его покупают. Во всем поселке нет асфальта.
Именно сюда двенадцать лет назад приехала Людмила Бадакина. Ей тогда было 40 лет. Сегодня она врач в местной школе и участница двух танцевальных ансамблей, исполняющих национальные танцы народов Севера. «Региональный аспект» публикует ее монолог.
Где снега больше, чем листьев
— Я представительница народности алтай-кижи, родом из Республики Алтай. Приехала вместе с мужем в Эвенск по приглашению главного врача Эвенской районной больницы [в рамках программы по найму медиков в отдаленные территории] в 2013 году. Кадров здесь не хватало.
Почему-то всегда хотела куда-то на север поехать, где снега больше, чем листьев. И откликалась на вакансии, звонила и на Камчатку, и в Магаданскую область, несколько вариантов было. И вот главный врач Эвенской больницы Леонид Аркадьевич Васильев меня уговорил. Помню, проснуться не успела, шесть утра у нас, а он звонит: «Собирайтесь потеплее, обязательно куртки с капюшонами берите и приезжайте».
До сих пор помню свой первый день здесь. Мы прилетели 15 ноября 2013 года, остановились в поселке Сокол недалеко от Магадана, где стоит аэропорт. Мороза я не боялась, а вот ветер оказался непривычным — у нас на Алтае не бывает такой пурги.
Первое впечатление — лиственницы, много лиственниц. Это мои родные деревья с детства. Родительский дом находится на краю поселка у леса, и там тоже лиственницы. Только у нас они очень большие и широкие, а здесь от мороза, видать, не такие. Еще обратила внимание: едем на автобусе, и верхушки деревьев от ветра все наклонены в одну сторону.
Когда летела в Эвенск, смотрела в иллюминатор на барханы. Как из песка, только снежного. Думала тогда — куда лечу? Вокруг снег и сопки, полная неизвестность.
Булка из портфеля
Главврач, Леонид Аркадьевич, сам с Марий Эл, теплый след оставил в памяти. Он ушел из жизни пять лет назад, сердечный приступ прямо на рабочем месте, в больнице Эвенска. Не спасли. Он нас тогда лично встретил на машине скорой помощи, сам наш багаж таскал.
Мы с мужем приехали, и даже не знали, где хлебный магазин в Эвенске, а в Магадане хлеба не взяли. Он нас привез в квартиру, у него был портфель такой кожаный, оттуда вытащил булку свежего хлеба, положил на стол и говорит: «Вам на обед, я же знаю, что вы хлеб не купили». Мы только глазами хлопали.
Это сейчас приглашенным специалистам по программе «Земский доктор» все условия в Магаданской области дают: квартиры обставленные, технику, что-то необходимое из бытовых вещей и подъемные по два миллиона рублей. А когда я приехала, такого не было.
Помню, вошла в служебную двухкомнатную квартиру: кровать старого больничного образца, с сеткой железной, а на окне — решетка, потому что первый этаж. Мрачно было: ни штор, ни посуды, ни техники бытовой, все сами со временем покупали… В самолет же больше 20 килограмм багажа не возьмешь. Поэтому я всегда говорю: это и есть мерило нажитого за человеческую жизнь. Не нужно цепляться за вещи. Через полгода мы переехали в однокомнатную квартиру по соседству.
В этой квартире мы будем жить, пока я работаю. Она не в собственности, служебная для приглашенного специалиста. Как работать перестану, будет видно. Тут много квартир пустующих.
Вид со двора, поселок Эвенск
Когда мы только приехали, в доме у подъездов не было дверей. Представляете, в каком шоке мы были? В самом подъезде — куча мусора. В поселке даже элементарных мусорных баков не стояло. На краю Эвенска квадрат огородили изгородью из плах, вот туда мусор все кидали, а экскаватор потом с земли грузил мусор в кузов грузовика.
Со временем становилось лучше, по чуть-чуть, год от года что-то исправляли. Сейчас мусоровоз ездит, контейнеры оборудованы, нормальный полигон обустроили.
11 тысяч за билет до Магадана
Проблемы, конечно, есть. Хотелось бы улучшить связь, все-таки в каком веке живем. Интернет очень медленный, только мобильный, скорость низкая. И насчет зимника: из Магадана зимняя дорога есть до Кварцевого, до золоторудного разреза. Остается отрезок всего в 100 километров до Эвенска, но зимой шоферы, если много снега, не могут там проехать. Никто не пробивает, не чистит. Свежие продукты в таком случае везут только самолетом
Цены высокие, несмотря на довольно большие зарплаты, в 50–100 тысяч рублей. Огурцы, помидоры — 900–1000 рублей за килограмм, масло в этом году подорожало — 2 000 рублей. Хлеб стоит 70–80 рублей. Фрукты — яблоки, апельсины, мандарины — 350–400 рублей. Оленина, правда, у нас дешевле, так как хозяйства есть, оленей разводят — 550 рублей за килограмм. А в Магадане, например, 1000–1200 рублей.
Аэропорт стоит совсем рядом с поселком, на окраине, удобно. Но взлетная полоса грунтовая, весной все в кашу превращается, самолетам сложно садиться, отменяют рейсы. А ведь зимой и весной аэропорт — единственная связь с большой землей.
В Магадан люди ездят нередко — например, к врачам на обследование. Но летать дорого, билет стоит 11 тысяч, туда-обратно — уже 22 тысячи только на дорогу, плюс проживание. Сейчас, правда, к нам стали выезжать узкие специалисты. По программе медпомощи в отдаленных районах привозят врачей, которых здесь нет — окулиста, невролога, онколога и других. Выявляют много заболеваний, особенно глазных. У окулиста всегда как в мавзолее очередь.
Жить, а не зарабатывать
С самого начала главврач мне сказал: «За детское население Северо-Эвенского района, за зубки детей — вы ответственная». Сейчас я мое рабочее место в школе — больница там арендует кабинет, чтобы с детьми было удобней работать.
Дети меня зубной феей зовут. Спрашивают: «Вы тоже уезжаете?» Я говорю: «Нет, кто вам зубки будет лечить?» На весь район сейчас два зубных врача — один в районной поликлинике, вторая — я. Даже тату с феей на руке набила — своеобразный оберег, напоминание о том, что я на своем месте.
В районе живет три с небольшим тысячи человек. Есть, конечно, отток населения, но люди все равно приезжают. Сейчас работают программы «Земский доктор», «Земский учитель»: дают по два миллиона подъемных, средним медработникам — по миллиону, если потом пять лет отработаешь, [иначе деньги придется вернуть].
Приезжают люди из разных регионов. Работает у нас, например, замечательная фельдшер, ей семьдесят пять лет, до сих пор на скорой, из Калмыкии родом. Есть и мои земляки, трое учителей по приглашению с Алтая приехали, еще в 2011 году. Живут здесь и работают, уже квартиры купили в поселке. На днях приехали две медсестры из Тывы.
Приезжают и те, кто хочет, как в Советское время — заработать на Северах и вернуться. У них есть цель — накопить денег, поэтому люди экономят на всем. Летом рыбу заготавливают на зиму, много не тратят, средства откладывают. У меня такого нет. Может, я финансово безграмотная, но я здесь просто живу. Стараюсь разнообразить стол, что-то из фруктов покупаю, балуем себя. Понемногу, но балуем.
На рыбалке прямо в Эвенске.
Здесь и мои сын с невесткой пожить успели, приехали с детьми, моими внуками, через три года после нас с мужем, и остались на семь лет. Сын работал в аэропорту, в службе авиационной безопасности, невестка устроилась воспитателем в детский сад. Если с профессией и умением, если с дипломом, здесь работа всегда найдется. Уехали они только в прошлом году, по личным причинам.
С работы на репетицию
Говорят, здесь скучно. Связь не скоростная, интернет медленный. Нет ресторанов, торговых центров. Но все зависит от человека. Мне скучать некогда. Сейчас, например, я только с репетиции вышла.
В зале на репетиции северных танцев.
Как приехала, не сразу, но потихоньку начала ходить на концерты. На «материке» все платные, а здесь — бесплатные. И такие яркие национальные концерты! Много ансамблей танцев Крайнего Севера. У меня глаза горели.
Я никогда не танцевала, а сейчас посещаю два ансамбля — при РДК «Северный» “Ачачген” (Улыбка) и коллектив песни и танца “Дэрэн” (Истоки). До семи на работе каждый день, а потом иду на репетиции. Исполняем корякские, эвенские, чукотские танцы. Ну и спортом, естественно, тоже занимаюсь: растяжка, спортзал, все это помогает контролировать тело в танце.
Эвенская культура, язык очень самобытны, красивы, притягательны. Жаль, что местные дети уже плохо говорят на своем языке, плохо знают его, пользуются русским. Культура вымирает, и горько за этим наблюдать. В последние годы власти активизировались, появились классы, где преподают на национальном языке. Я всегда детям говорю: язык своего народа хотя бы на бытовом уровне нужно знать. Пока живы старейшины, надо учиться у них, нет языка — нет нации.
Здесь проходит много национальных праздников: слет оленеводов, праздник первого олененка, праздник первой рыбы. Эвенск — многонациональный, каждая нация свои праздники проводит или соревнования. В 2023 году на празднике Туйгивин (День зимнего солнцестояния), я неожиданно победила на соревнованиях по танцам народов Севера. Очень почетно и приятно мне как алтайке!
Ежегодно летаю домой в отпуск на Алтай, обязательно увожу отсюда костюмы, танцы, культуру показываю, стараюсь познакомить с ней людей.
Три года подряд выступаю там на свадьбах родственников — эксклюзив, изюминка! Им очень нравится. Говорю на выступлении: «Танцы народов Крайнего Севера на алтайской земле — да здравствует дружба народов!»
А в Эвенске, наоборот, представляю культуру Алтая, алтайскую кухню. Она, конечно, состоит из мяса, из баранины прежде всего, которую здесь редко можно купить, поэтому на местные праздники готовлю боорсоки (мучное лакомство, которое подают с медом), талкан (похожая на муку мелкая крупа из обжаренного ячменя, которую часто добавляют в чай, очень сытная), ток-чоки (алтайский десерт из кедровых орешков, молока и меда).
На весеннем празднике
Я остаюсь
Друзья и родные спрашивают, не пугает ли, что мы находимся как на острове. Вокруг тайга и море открытое. Бывает, заметает, и не улететь. Нет, не пугает — вокруг люди, и ты знаешь, что обязательно найдешь помощь. Я так думаю, что именно из-за особенных людей мне здесь и нравится, из-за отношения друг к другу.
Иногда говорю, что тут как в Советском союзе, это касается характера живущих на Севере. Как бы вам объяснить?.. Не испорченные они, не ожесточенные, не озлобленные. Когда несколько лет назад я в Магадан прилетела, не знала, что и как, спрашивала у людей — и ни одного грубого слова в ответ. Трогательное отношение к человеку: видят, что мы иногородние и прям все разжевывают, показывают. Контраст с «материком», с отношением в Новосибирске или в Москве, где я бывала. Там грубое слово могут сказать на ровном месте.
Даже не знаю, что в больших городах меня бы соблазнило. Деньги, комфорт — категорически нет. Если бы мне предложили хорошие условия, подъемные, жилье и работу в Москве или Санкт-Петербурге, я бы отказалась. Там цивилизация, ускоренная жизнь. А здесь воздух другой, атмосфера другая, никуда не надо торопиться. У нас нет поездов, маршруток нет, автобусов нет. Вышел за поселок — и ты уже в лесу, дышишь свежим воздухом. Мне нравится эта удаленность от суеты, бесконечного движения городов, трасс и дорог, пробок, которые съедают время.
Здесь начинаешь ценить простые радости, слышать себя, работать над собой без спешки. Можешь выбрать увлечение и отдаваться ему. Захотелось «цивилизации» — вот самолет, садись и лети. А все равно вернешься. Пожив в этом спокойном ритме, уже не сможешь существовать в суете городов. Как по мне, это и есть настоящая жизнь.
Поэтичный нацизм... да уж, ничто не ново под солнцем. Хочется сказать, а от чего не на якутском? Почему вы используете инородный, чуждый, навязанный вам язык? Или вы не для якутов глаголите? И от чего на русскоязычном Пикабу? Давайте в якутской, "самостийной" (эта "жжж" неспроста) соцсети, чтобы все очень гордились и пели про лиственницы, да про праздники, о том как язык их выздоровел. "Жар свободы"? А вас держат в полоне? Пока что это нацистская провокация нацеленная на разлад в обществе. Итог, не позорьтесь, провокаторы несчастные. И готовьте панамку побольше.
Опять же, пораженческие мысли про "последних якутов", а ничего, что сейчас регион на подъёме? После последнего "жара свободы" только-только восстанавливаться стали. Товарищи якуты, автор вам тут за "жар свободы" вещает, да за юношей с зимами. Выскажетесь, сильно вас ущемляют?
13 февраля - День родного языка и письменности в Якутии
Однажды в Интернете попался пост неизвестного мне автора Лилии Винокуровой. Сохранила его в избранном и периодически открываю - так по-русски о родном якутском языке, наверное, еще никто не говорил. Сегодня в День родного языка хочу поделиться с вами этим откровением. Читаем и наслаждаемся.
С ДНЕМ РОДНОГО ЯЗЫКА! Язык якутов — гордость наша, наше лицо и судьба, надежда и боль... Он живет еще в драгоценных сказаниях, в юных поэтах и в мальчиках, поющих на родном языке. Сколько новых дарований выплеснула эпоха 90-х на сцену якутской культуры, тех, кто указывает на материнский язык как на исток и почву своего таланта. Они — не первые и не последние для нас. Мы ведь не вчера родились, мы пришли в этот мир столь давно, что не помним — когда.
Но я помню, как однажды в здании Музыкального театра М. Е. Николаев, тогда глава Верховного Совета республики, заговорил на якутском языке с трибуны, еще прикрытой красным «партийным» бархатом. Как странно забилось вдруг сердце, впервые на высоком собрании из уст официального лица услышав родную речь. Услышать материнский язык как государственный — после столетий, когда речь наша властью была названа инородной, слыла дикой и непросвещенной, потом — отсталой и неперспективной...
В жизни же язык служил и царствовал долгое время. Он сотни лет учил всех проходящих говорить на себе , соединяя собой берега двух океанов, всю огромную таежную и тундровую землю с запада на восток, от Таймыра до Амура, от бурят до чукоч. Он стал общим, родным и привычным для скотоводов и пашенных крестьян, каюров и государевых казаков, для ссыльных и оленеводов. На нем торговались и пели, состязались и пили, с ним дружили и воевали, убивали и роднились. Он вобрал в себя голоса и души, кровь и плоть племен и народов... Язык пережил все перевороты и войны, выжил даже в испепеляющие годы ушедшего века. Великий и беззащитный, он жил, пока не хлынул мир железный и бензиновый, мир грабящий чрезмерно и открыто жующий нахапанное...
Наступила странная жизнь, где были странные люди: они словно и не старались жить. Просто ели, пили, рыли землю, рыскали по ней, оставляя за собой разор и мусор. Им никто не был нужен, ничего не казалось достойным внимания. Язык и люди, на нем говорящие, казались временным недоразумением, вещами, давно потерявшими товарную ценность. Этих странных людей, и пришлых, и местных, становилось все больше и больше.
Язык заболел в эти годы — он был не нужен. В детских садах и школах, на улицах и собраниях, всю длинную жизнь с рождения до кладбища — все больше и больше говорили на другом языке. По коре земли, тысячу лет говорящей на якутском языке, впервые зашагали якуты, сызмальства говорящие только на чужом языке. И не всегда это были сироты. В суете тех буден неосязаемый как воздух, которым мы дышим, Язык сидел, свернувшись в крохотный клубочек, в каждом из нас. Он бывал порою забыт, как давно не приезжавший дед. Он бывал забит в тех, кто с детства был отлучен от него. Его уже стеснялись в образованных кругах — как бедно одетого родича, заглянувшего на нарядную вечеринку. Юные в те годы, мы смущались на вопрос-упрек: «Как? Вы говорите на языке оленеводов и скотоводов?». Испуганно оглядывались на привыкшие к простору громкие голоса земляков...
Но сны нам снились в чужих городах, в иноземных самолетах — на нём, на родном языке. А когда охватывала беспричинная тоска, болели душа и тело, мы знали, что стоит собраться и спеть любимые старые песни, стоит перекинуться словами на усмешливом, гибком, текучем, игристом моем языке — и боль уйдет, растворяясь в прозрачном воздухе отцовского говора.
Язык якутов умирал долго. Он уходил со стареющими якутами — с каждым охотником, молча мерзшим на бесконечных тропах в погоне за валютной пушниной. С каждой колхозной дояркой, не видевшей солнечного света, потому что шла на ферму до рассвета и возвращалась после заката. Умирал с каждым стариком с его рассказами о неправдоподобной, смешной старой жизни... Язык уходил с песнями, замолкшими в покинутых родовых аласах, со старинными заклинаниями, отлетавшими от растерзанной техникой земли. Он умирал в бормотании запивших якутов, в оскудевшей речи позабывших корни чиновников. Язык умирал в городах и поселках, потому что на нем нельзя было спросить дорогу, сделать в магазине и аптеке покупку. Нельзя было объяснить школьнику физику и астрономию, алгебру и анатомию.
Но язык не хотел умирать! Он рождался с каждым новым человечком в деревянных сельских домах. Он начинал лепетать с каждой новой девчушкой в коротком платьице, он смеялся с мальчиком, принесшим домой свою первую утку — мужскую добычу. Росли дети и язык жил в них — отгадывал загадки, пересказывал сказки, дразнился и шутил, дрался и мирился, учил уроки и говорил с людьми. И, наконец, на якутском языке объяснялись в любви — прозрачными полунамеками, в тончайших полутонах, уходящим в неизъяснимую тайну двойным значением старых слов, красотой вечного, не стираемого веками изустного признания в готовности поделиться теплом души и тела... Любовь поднимала язык над обыденной землей, становилась его вершиной и звездным часом. Язык слагал новые, неслыханные ранее песни и стихи, придумывал новые имена вещам и явлениям, заставлял искриться и звенеть полузабытые звуки. Так когда-то родились шедевры поэзии якутов — золотая ирония Өксөкүлээх и серебряный стих Алампа.
Красив наш язык и богат он несметно — лицами, голосами: горным сдержанным шепотом, речным открытым раскатом, ровным таежным гулом или равнинным аласным напевом. Заговорит иной, и я слышу, как говорят там, где живут его родители. У каждого своя интонация, свой голос. На слух северян рокочущий говор живущих на средней Лене и на Алдане сродни почти брани, а непривычное ухо не сразу уловит музыку колымского говора. Но для каждого из нас именно в этих звуках — вся красота зовущего материнского голоса...
Внезапно напомнив нам о себе августовскими звездами, одиноким костром на берегу реки, язык заставляет нас, взрослых и старых, болеть и бредить в пыльных каменных кабинетах. Где якутский язык — там простор и синее небо, пахнет вечерним дымокуром, кони идут на водопой. На окраине уже собираются парни, будут игры и придут девушки. Там язык веселится и живет настоящей жизнью. Смеется и балагурит, намекает и умоляет, зовет и требует, торжествует и благодарит. Он дышит полной грудью, переливается всеми цветами и красками, горделиво красуется и любуется роскошью живущего тысячелетия Слова.
Там, в далекой глубинке, прячась за дальними озерами и высокими горами, язык уцелел, цепляясь за верхушки цветущих лиственниц, за корни шумящих берез. Но даже в те — ушедшие полунемые — года, стоило дать языку возможность, он разгибал свою спину, поднимался во весь рост. Сколько было сложено стихов, написано повестей, запоем прочитанных якутами: «пока бьется сердце», всегда есть надежда. И новорожденных дочерей называли именами якутских цветов, так сильно хотелось не только видеть, но и слышать их красоту...
В городах и поселках урбанизированные якуты тихо пели якутские колыбельные детям. Пустяковая вещь — колыбельная для малыша. Но теперь ему до смертного часа оглядываться на всех перекрестках Земли — на музыку тюркской речи. В многоязычной чужой толпе вдруг окликнут их детской памятью. И радость узнавания, и гордость родства через годы и расстояния одолеют глухоту всемирной пустыни, немоту растущего одиночества.
А как мы бываем обезоружены обращением иноплеменника на родном нашем языке. В единый миг он становится близким и ясным, мы на него уже рассчитываем как на своего и в тяжелом пути, и на азартной охоте. Потому как свято верим: тот, кто выучил наш язык — он сделал это, чтобы жить рядом. Долго, вместе, может даже навсегда. Якуты любят говорящих на якутском языке иноплеменников, любовью сирот, нежданно нашедших родню... О, язык! Самая прочная нить в человеческом общежитии, самое дорогое в мире лекарство против страха...
Как не любить нам свой язык — чистейший алмаз в шкатулке драгоценностей языков мира! Он несет в себе скорбь и гордость столетий, настойчивость и надежды предков, звенящую ярость зимней стужи и задыхающуюся нежность подснежника, поднявшегося из-подо льда. Он обволакивает тихим шепотом белых ночей, поющим колдовством незаходящего солнца, одурманивает глухим зноем июльского сенокоса. Вся затаенная страсть земли, восемь месяцев стонущей под морозом, чтоб взорваться цветением всего живого — в нем. Почувствуйте немыслимость бытия, изобильную щедрость лета над вечным нетающим льдом — заговорите на якутском языке.
Одним звуком, одной остановкой на полудыхании он меняет и цвет, и вкус. Многоликий, изменчивый, переливающийся наш язык — одним и тем же словом может приласкать и ударить, восславить и обозвать. Щедрым цветистым орнаментом сравнений и описаний, сказочным диапазоном интонаций якутский язык способен уничтожить и возвысить. Каким словом обозначит человека или деяние — равносильно судьбе. Если хлестким уничижением — значит, забвение. Если слогом высоким, звенящим и благоухающим — парить тебе в небесах памяти людской, пока будет жить последний якут.
Неужели он придет — день, когда родится в мире последний якут? Тот, кто заберет с собой наши сущность и бытие, наши Любовь и Молчание? Только мы умеем так любить людей и мирные вещи — молча, светлея лишь лицом и глазами: пышные стога еще зеленого сена; золотую поленницу возле дома; стариков — за трогательное ожидание чуда рождения внуков; девушку, в белом платье прошедшую праздничным полем твоей юности — за обещание счастья; юношу, бегущего по верхним жердям длинной изгороди — за торжество избыточной силы и радости жизни.
Как мы любим запах цветущей лиственницы и свечение сергеляхских сосен, возвращаясь из дальних краев! А ощущение полноты и равновесия жизни в тишине осеннего дня над Леной! Невозмутимые лица земляков в это шумное, обезумевшее время. Вы заметили: у всех, кто родился здесь или долго живет — даже лица похожи? Потому как не только раса проступает в человеческом лице, а еще душа и мысли. Мы узнаем своих по всему миру — по долгому взгляду северян, тоскующих по человеческому общению, по простору и свободе. По таким «якутским» лицам, даже если он природный белорус или татарин.
Как родинки на любимом лице, мы находим приметы своих. Наши – это теплое слово для чужого ребенка. Горячий чай зашедшему путнику – неважно, какого цвета его глаза. Подставленная спина — для женщины, ступающей в лодку... Кормление духов дорог и божественного Байаная – атеистами всех кровей. И ни в одном городе ты не услышишь, только в Якутске: когда автобус, накренясь, прессует всех, весь народ выдыхает «Айуу-айа» на якутском языке. В живом обиходе всех якутян ироничное слово «муннях», скупое и сухое «суох», спасительное, светлое слово «ючюгей»… Язык якутов – тайный знак северного побратимства, символ веры в незыблемость солнечного мира.
Язык щедрый, терпимый и многострадальный — за сто последних лет всего два раза довелось ему вместе с нами ощутить жар свободы. Как мало говорим по-якутски, как порой пугающе мы молчим. Молчим порой и в радости — боимся сглазить благоволение всевидящих и всеслышащих покровителей-духов. Их настроение так переменчиво, так они строги и беспощадны к якутам!
Наше молчание — это молчание мужчин, глядевших на выжженный засухой луг. Молчание женщин, встречавших пустых охотников в голодный год. Безмолвие людей, которым сотни лет прохожие чужаки в лицо говорили: «Вы дикие». А ответить не позволял запрет, впитанный с молоком матери: «Не торопись ответить на оскорбление. Жизнь на Севере так коротка и драгоценна». Мы промолчим, даже когда при нас пытаются принизить культуру нашу и язык. Молчание — плата за неловкость двуногих, вдруг недобрым словом задевших кормящую мать...
Кто нас может действительно оскорбить? Что может потрясти или сдвинуть с точки опоры народ, обживший студеные широты планеты? Народ, отстоявший право остаться собой у самой неумолимой Природы. Народ, вобравший в себя силу и кровь всех племен, ставших здесь землей и травой. Народ, видевший таяние ледников и падение великих империй. Народ, который еще увидит полуденное солнце над своей головой.
Он изумляет мир своими детьми — их талантом и красотой, интеллектом и обаянием, готовностью к творчеству и свободе. Сколько красивых девушек родилось на этой алмазной и скупой на живое земле! Сколько отважных и умных юношей станут взрослыми завтра на земле, которую белый свет зовет Якутией. Она живет нашим общим трудом, бескорыстием и детской верой в торжество справедливости. Нашей наивностью, смешной доверчивостью, безоглядной, нерасчетливой добротой согрета земля, принявшая всех сосланных и беглых, всех осиротевших и всех бродяг.
Сколько еще нам вместе студеных зим пережить, сколько слез уронить, сколько песен пропеть, чтобы летом сойтись всем живущим в просторном краю на праздник якутов – Ыhыах. Старым якутским благословением, добрым хранением духов жив Каждый в этом краю. Не искушайте судьбу – уважайте язык, каждое слово в котором несет и тайный алгыс, и холодное предостережение…
Мы тоже однажды уйдем, как уйдут все народы — и великие, и малые. Но пока мы живем, пока здесь рождаются дети с тонким раскосоглазым ликом, зимы завершаются хрустальным громом ледоходов, текут последние чистые реки, встает солнце над землей, пусть в этом краю и стон, и торжество звучат и на якутском языке...
Я знаю: когда мы придем в ту страну, где все люди — как в детстве — братья, там, у Вечного костра, ждет нас достойное место. Это ведь мы отогрели дыханием своим продрогшую землю, построили дома, разожгли очаги. Это мы глядим в новый век черными глазами предков, богатые их терпением и состраданием. Это мы — якуты, мы — ураанхай-сахалар пронесли старинный наш язык через снежное безмолвие. Прислушайтесь в редкой тишине бегущей жизни: разговаривают океаны, перекликаются континенты, шепчутся звезды. Тысячелетний ледник под нами резонирует во Вселенную — эхом якутской речи…
