Бред

«Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас»

«Чунга-Чанга - синий небосвод,
Чунга-Чанга - лето круглый год,
Чунга-Чанга - весело живем,
Чунга-Чанга - песенку поем!
*
Чудо-остров, чудо-остров,
Жить на нем легко и просто,
Жить на нем легко и просто,
Чунга-Чанга!
*
Наше счастье - постоянно
Жуй кокосы, ешь бананы,
Жуй кокосы, ешь бананы,
Чунга-Чанга!
*
Чунга-Чанга - места лучше нет,
Чунга-Чанга - мы не знаем бед,
Чунга-Чанга - кто здесь прожил час,
Чунга-Чанга - не покинет нас!..»

Если человек "мёртв" (умиротворён), он сам может отказаться от своего счастья (=от "смерти"). Но, как правило, таких дураков, желающих отказаться от счастья "смерти" в пользу несчастья "жизни" не бывает. Человек, ведь, не враг себе (?).

Мы дорожим нашим не-здоровьем, дорожим нашими болезнями, несчастьями. Наше нездоровье, неблагополучие позволяет нам делать умо-заключение, что когда-то (в старые добрые времена) мы были здоровы. Мы ощущаем себя лишенцами, злым роком лишёнными здоровья и всего остального.

Фактически (же) это наше нездоровье началось в самый момент нашего рождения. А значит мы никогда здоровыми не были и быть не могли.
Дорожить здоровьем – дорожить (разве что) тем, что у нас было до нашего рождения – дорожить нашим не-бытием (=счастьем), к которому мы и стремимся вернуться всю жизнь.

Но, по сути, это не-бытие у нас есть прямо сейчас. Строго логически нас всех быть не может. Мы – то, чего не может быть.

«Исхитрись-ка мне добыть
То-Чаво-Не-Может-Быть!
Запиши себе названье,
Чтобы в спешке не забыть!...»

Хотя бы потому, что всё на этом свете лишь относительно, а не абсолютно. В нашей насквозь искусственной (притворной, лицемерной) "жизни" нет ничего абсолютного. Во всём нагромождении наших знаний нет ни одной точки опоры. Все "знания" - голимая ЛОЖЬ.

И поэтому весь этот хлам висит в воздухе, абсолютно ни на что не опираясь. Все наши знания, а значит вся наша жизнь, все наши ценности – досужий домысел, фантасмагория, мечта, сновидение.

Поэтому дорожить жизнью – это дорожить тем, чего у нас нет. Мы живём (условно говоря) в одном единственном мгновении (точнее – нигде и никогда). Нас просто нет («их-там-нет»).

Мы все – призраки (привидения), которые дорожат своим (таким же призрачным) здоровьем и (такой же призрачной) жизнью. Мы дорожим лишь нашим сновидением, нашими мечтами, фантазиями. Мы не желаем просыпаться, протрезвляться.
Но, судя по всему, проснуться всё же придётся (?).

Пребывать в смерти – это как раз и есть то, что (претенциозно?) называется "находиться здесь и сейчас" (=нигде и никогда =везде и всегда).

Наш глаз обычно смотрит в некую «даль», но постепенно приближается к «самому себе» - наступает близорукость (?). Это чем-то похоже на открывание век у Вия.

Открой ему (тебе - Вию) веки и ты увидишь, что жизнь – это не движение (не изменчивость), а неизменность. Ты – сама эта Смерть (неизменность), которая сеет себя (сеет смерть) вокруг и поэтому создаёт у тебя иллюзию «жизни» (изменчивости). Именно ты "убиваешь" всё вокруг тебя (а потом жалеешь). Потому и убиваешь, чтобы жалеть (="любить").

С наступлением смерти (с прозрением тебя – Вия) «жизнь» останавливается в одном мгновении. "Время" (=ожидание смерти) останавливается. Ведь ты нашёл то, что всю жизнь искал. Ты (в каком-то смысле) становишься памятником, монументом.

«Ф а у с т

Всю жизнь в борьбе суровой, непрерывной

Дитя, и муж, и старец пусть ведёт,

Чтоб я увидел в блеске силы дивной

Свободный край, свободный мой народ!

Тогда сказал бы я: мгновенье!

Прекрасно ты, продлись, постой!

И не смело б веков теченье

Следа, оставленного мной!

В предчувствии минуты дивной той

Я высший миг теперь вкушаю свой.

Фауст падает. Лемуры подхватывают его и кладут на землю.

М е ф и с т о ф е л ь
Нигде, ни в чем он счастьем не владел,
Влюблялся лишь в своё воображенье;
Последнее он удержать хотел,
Бедняк, пустое, жалкое мгновенье!
Но время — царь; пришёл последний миг.
Боровшийся так долго, пал старик.
Часы стоят!

Х о р
Стоят! Остановились!
Упала стрелка их. Как мрак ночной,
Они молчат.

М е ф и с т о ф е л ь
Все кончено. Свершилось!

Х о р
Прошло!

М е ф и с т о ф е л ь
Прошло? Вот глупый звук, пустой!
Зачем прошло? Что, собственно, случилось?
Прошло и не было — равны между собой!
Что предстоит всему творенью?
Всё, всё идет к уничтоженью!
Прошло... что это значит? Всё равно,
Как если б вовсе не было оно —
Вертелось лишь в глазах, как будто было!
Нет, вечное Ничто одно мне мило!..»

Такой «памятник» - законченная (?) Книга жизни (законченная Галатея). Ты остановился в творчестве - в ваянии, в валянии дурака. Ты вырезал «себя» (="ничего", пустое место) из «ничего», из "бога". Конец – всему «делу» венец. «Венчание на Небесах" - соединение конца с началом.

«Если долго сидеть на берегу реки, то можно увидеть, как по ней проплывет труп твоего врага.»

Река – течение время - насквозь воображаемая (исключительно только) тобой изменчивость. Ты сам себе снимаешь кино о твоей «жизни».

Твой враг – твоё представление о «себе» (=твоё представление о «смерти»).
Твой («бога») враг – «Слово божье». Твой («бога») враг – "любовь", которой ты убиваешь всех вокруг, создавая иллюзию твоей жизни. Ради своей жизни (кажущейся изменчивости) ты убиваешь (изменяешь) всех вокруг себя.

Но тебе надоедает убивать (ты насыщаешься смертью, кровью ="любовью" =пре-любо-деянием). И тогда поднимешь «из крови свою рожу бульдожью» - сытый. А сытый голодного не разумеет.

Жалость к умирающим – жалость к убиваемым тобой. Ты ("бог") убиваешь всех их "любовью" к ним (=любовью к «себе»). Конец "любви" – конец убийствам – «конец всем печалям, концам и началам».
Любовь смертоносна =животворяща (только во тьме свет, только в смерти рождение, только в конце начало).

К концу воображаемой «жизни» тебя начинает тяготить твоя смертоносность (=животворность). И постепенно ты прекращаешь сеять смерть (="любить" жизнь =любить «себя»). И тогда твой «труп» приплывает к тебе, и течение реки времени (=реки "жизни" =реки твоей лжи самому себе) останавливается. "Финита ля комедия".

У человека есть только то, чего он лишён - чего ему не хватает, что он желает иметь, но не имеет. У человека «есть» только то, чего у него «нет».

Личность (лицо, Галатея) – это то, на что человек (Пигмалион) смотрит «снаружи» (из-далека). «Прекрасное далёко не будь ко мне жестоко!».

В этом смысле человек боится обрести («познать») «себя». Человек (Пигмалион) боится познать Галатею (свою мечту, произведение искусства). Самопознание приводит человека к "смерти" - к познанию себя. Человек страшно боится красоты Галатеи (боится потерять красоту?).

Человек (Пигмалион) боится сблизиться и со-во-купиться с Галатеей. Поэтому человек (Пигмалион) держится от лица «смерти» (от Галатеи, от личности) на некотором расстоянии (=держит смерть за левым плечом?).

А значит человек всегда находится вне «себя» (вне личности, вне лица). Человек смотрит на «себя» «снаружи» (изнутри "себя" он «себя» видеть не может).

Человек (Пигмалион) теряет «себя» (из вида, из поля зрения), когда погружается в «себя» (когда совокупляется с Галатеей). Галатея - это то, что окружает человека, а не он "сам". Галатея - это "другие" люди (а не он "сам").

Страх смерти - это страх перед "другими" людьми, это страх потери окружения, в том числе страх потери "других" людей. Страх смерти - это страх дырки бублика потерять тело бублика, страх стать дыркой без бублика.

Страх смерти - это страх дырки (бублика) остаться без тела (бублика) - остаться без социума. Страх смерти - это страх личности остаться без общества - без общения, в абсолютном одиночестве - "на необитаемом острове". Человеку (=Абсолюту) нужны отношения - чтобы было "всё относительно" ("как у людей").

С другой стороны, человек погружается в «себя» (совокупляется с Галатеей - со лицом смерти) каждую ночь. Но это для него настолько привычно (обыденно, пошло), что он не придаёт этому никакого значения, не видит в смерти «смерти».

И утром человек воскресает из смерти "как ни в чём ни бывало". Таким образом человек практикует "воскрешение" каждый день , но не видит в этом никакого "чуда" - не видит никакого "воскрешения".

Страх смерти – это страх того, чего нет. Человек (Кощей бессмертный) боится обнаружить свою бессмертность. Человек боится потерять свою смерть (=личность, лицо, «себя») из виду. Чтобы жить, человеку (Пигмалиону) необходимо постоянно смотреть в лицо смерти - на Галатею.

А это значит, что сам человек (Пигмалион) - это и есть "смерть". Смерть (=человек =Пигмалион) боится самой себя (смерти). И поэтому, не отрываясь, смотрит в лицо смерти (=на Галатею).

Человек боится потерять представление о «себе» (боится забыть "себя" и заснуть навсегда). Человек боится потерять то, чего у него нет (чего он лишён).

Человек боится встречи с призраком (привидением - с тем, что ему привИдилось, показалось) – с «собой». Человек (Пигмалион) боится обрести (встретить) то, чего у него нет - свою мечту ("себя" как личность - как Галатею).
Галатея - смысл жизни человека (="смерти" =Пигмалиона).

Любой человек, как личность - это всегда (всего лишь) ПРИЗРАК (это то, чего нет, "то, чего не может быть"). Поэтому любой "человек" не может умереть хотя бы (просто) потому, что его нет ни среди "живых", ни среди "мертвых" - умирать просто некому и некуда.

Любая "личность" (Галатея) - это такая же кажимость, как радуга, как "горизонт". Любая "личность" - это всего лишь "оптический обман", "иллюзия".

«А рельсы-то, как водится,
У горизонта сходятся…»

Всякая "личность" - это точка "схождения" рельс (у горизонта), точка "пересечения" параллельных прямых. А это значит, что нет нигде никаких личностей, нет никаких "людей". Нет "смерти" просто потому, что некому умирать. Никто нигде не живёт.

«Призрачно все в этом мире бушующем.
Есть только миг, за него и держись!
Есть только миг между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь…»

Только горечь сладка. Только сладость горька.
Например, соль – это горечь. Но мы добавляем её в пищу, чтобы сделать пищу сладкой - вкусной, приятной, возбуждающей желание её есть в больших количествах.

Таким образом, соль (всякого рода горечь, противность) возбуждает в нас похоть (пристрастие к пище разного рода, в том числе духовной, эмоциональной, интеллектуальной).
Нам только противное (=горькое) приятно (=сладко).

И, наоборот, любое приятное событие (любая сладость) в нашей жизни – это всегда ложка дёгтя в бочке мёда. Любое мгновение счастья отравляет нам жизнь, является Ядом для нас.
Воспоминание о каком-либо приятном ("светлом") переживании, которого, по сути, и не было в реальности, мгновенно окрашивает текущую жизнь в весьма мрачные (горькие, отвратительные) тона.

«И стало нам так ясно, так ясно, так ясно,
Что на дворе ненастно, как на сердце у нас.
Что жизнь была напрасна, что жизнь была прекрасна,
Что все мы будем счастливы, когда-нибудь, бог даст…»

В той мере, в какой мужчина – некая сладость, он – всегда Яд (горечь). Он отравляет, губит женщине всю её жизнь. Вся её жизнь летит «коту под хвост».
В той мере, в какой мужчина – некая горечь, он – всегда сладость. «Ложка мёда в бочке дёгтя». «Луч света в тёмном царстве». Ведь и всякий Яд в малых дозах - это "лекарство".

В результате приходим к выводу, что нет нигде и ни в чём ни горечи, ни сладости. Есть одна лишь похоть и капризы (и ничего более). Вся жизнь любого человека - страсти-мордасти, не стоящие (даже) выеденного яйца.

Вся жизнь (любого) человека (и женщины, и мужчины) - сплошное лицемерие и притворство, игра в "жизнь", которой на самом деле у него НЕТ.
В этом смысле любой человек - (именно) мертвец, пытающийся притвориться "живым". И использует для этой цели всякие горечи ("соли"), острые приправы и т. д. и т. п.

Вся жизнь любого человека - посмешище, "буря в стакане воды".
Смердящего зловонием мертвеца мы пытаемся приукрасить некими благо-вониями - другой смердящей вонючестью, которую мы условились считать "приятной". Одним зловонием мы перебиваем запах другого зловония.

"Кол колом вышибают". Взамен одного кола вбиваем другой кол. Меняем шило на мыло.
А как иначе прикажете вечному и неизменному мертвецу (=Кощею бессмертному) казаться себе живым (=изменяющимся, время от времени рождающимся и умирающим)?

Мы как бы рождаемся и как бы умираем. Создаём у себя впечатление краткости нашей "жизни" в вечности всегда одного и того же мгновения.
Вся наша жизнь (со всеми "мужчинами" и "женщинами") - сплошная ложь, фантасмагория. Голь (=всегда нищий на "жизнь" Дух) на выдумки хитра.

Да здравствует наша вечная "смерть" - самая гуманная в мире, вечная, нетленная ценность.

Если женщина "любит", она - "любовница", а мужчина - "любовник".
Когда женщина настаивает на официальном браке и является его инициатором? Тогда, когда она озабочена «собой», сохранением своей самоценности и никакой «любви» к мужчине (к мужу) у неё нет. Брак по инициативе женщины – это брак по её трезвому (=свободному от "любви") расчёту.

Влюблённая женщина абсолютно не озабочена «собой». Она без памяти «влюблена». Без памяти о ком? Без памяти о «себе». Все её помыслы (=вся память) – о «любимом». «Любовь» делает женщину абсолютно не озабоченной некой «регистрацией» отношений - закабалением мужчины. «Лишь бы милый рядом». «С милым рай и в шалаше». «С любимым на край света».

И только тогда, когда «любовь» проходит (а значит её, как таковОй, и не было) женщина начинает суетиться. Поскольку «любви» уже нет, требуется другая привязанность, уже не имеющая с «любовью» ничего общего. Брак – это связь через людскую молву , через людской суд. Брак – это насильственная связь по суду, по приговору. Женщина обращается за помощью к Закону, к обычаям, традициям - к органам правопорядка, и они дружно загоняют мужчину в стойло - в брак.

В браке людей связывает не «любовь», а давление социума. В браке люди живут не для себя (не друг для друга), а для исполнения воли посторонних, всегда злых, враждебных друг к другу «людей». В браке - «в зле да шёпоте».

Чем больше между людьми «брака» (вмешательства посторонних, всегда злых «людей»), тем меньше «любви». И, наоборот, чем меньше «любви», тем больше «брака» - больше оглядки на всегда мерзких и зловонных «людей».

«Я коней заморил, от волков ускакал,
Укажите мне край, где светло от лампад
Укажите мне место, какое искал
Где поют, а не стонут, где пол не покат.
*
О таких домах не слыхали мы,
Долго жить впотьмах привыкали мы.
Испокону мы в зле да шёпоте
Под иконами в черной копоти...»

Поскольку на Земле (=в Царстве мёртвых) с "любовью" проблемы (её нет), постольку есть насильственный институт семьи и брака.

Почему женщины соглашаются на позорную роль "жены" (=продажной женщины), вместо того, чтобы жить в "любви" (=быть любовницей)? Потому что в женщине нет никакой "любви" - она глубоко несчастна и хочет поскорей умереть (=хочет быть убитой законным мужем).

"Муж" - это, фактически, палач, который приводит в исполнение смертный приговор "судьбы". Но, поскольку мужчина недостаточно мужественен (и именно поэтому позволил связать себя узами брака - посадить в тюрьму), у него не получается (быстро и почти безболезненно) умиротворить супругу. Муж, как правило, растягивает это умиротворение жены на (тюремный) срок супружеской жизни - устраивает себе что-то типа потехи, развлечения от скуки. Играет с женой, как кошка с мышкой.

"Жена" - это типичный опущенный, насмерть униженный человек, для которого каждый день - потенциально последний в её "жизни". "Жена" надеется на "смерть" (=на избавление от мучений "жизни" в браке), но "муж" (как назло) попадается импотентный (тщедушный и инфантильный). И тогда ей приходится (тоже для развлечения от скуки) самой заниматься его воспитанием (=его умиротворением).

В настоящей любви человек (спонтанно и абсолютно добровольно) "унижен", умиротворён с самого начала. В нём нет эгоизма , нет никакой самоценности. Поэтому ему "легко" живётся, он "летает", порхает.

Почему женщины соглашаются на роль любовницы?
Они хотят настоящей "любви" взамен домашнего взаимного насилия и принуждения, навязывания друг другу.
Фактически, настоящей "любви" такая (предавшая саму себя) женщина (и чья-то жена, и чья-то любовница) никогда не имеет (ни с мужем, ни с "любовником").