Моряк, который не вернулся домой — Роберт Луис Стивенсон
Рассказ — я хочу сказать, плохой рассказ — может написать всякий, но далеко не всякому дано написать роман, хотя бы и плохой. Размеры — вот что убивает.
Роберт Луис Стивенсон
На одном из островов Самоанского архипелага, рядом с деревушкой Ваилима, высится гора Веа. Лет сто назад подняться на её вершину было невозможно, но вот однажды, в 1894 году, застучали топоры — и путь сквозь непроходимую чащу был расчищен. Там, на вершине, похоронили легендарного Тузиталу, а к могильной плите прикрепили табличку со словами: «Домой вернулся моряк, домой вернулся с морей, и охотник вернулся с холмов». Строки эти давно переведены на самоанский, их превратили в красивую и грустную песню. Но Тузитала написал их на английском — ещё в ту пору, когда жил в иных краях и носил другое имя: Роберт Луис Стивенсон.
«Мы созданы из вещества того же, что наши сны...»
Вся его жизнь — история борьбы двух противоположностей, парадоксальное соединение несоединимого. В поисках золотой середины он метался между профессиями адвоката и писателя, разрывался между набожностью и атеизмом, объездил полмира в поисках страны, где мог бы жить без вреда для своего хрупкого здоровья, он писал о приключениях, а вынужден был месяцами безвылазно сидеть дома...
Дом №8 на Говард-Плейс в Эдинбурге — здесь родился Роберт Луис Стивенсон
Роберт Луис Бэлфур Стивенсон и родился как будто на грани, на рубеже: в середине XIX века, 13 ноября 1850 года в Эдинбурге. Дед писателя, шотландец Роберт Стивенсон, был знаменитым инженером, строителем маяков. Дело Роберта Стивенсона продолжил Томас Стивенсон — и, разумеется, ждал того же от собственного сына. Юный Луис честно ездил вместе с отцом туда, где возводились новые маяки, пытался вникать в премудрости его искусства... но при этом не испытывал ничего, кроме скуки. Мальчика влекло совершенно другое — сочинение историй.
С раннего детства болезненный, опекаемый отцом, мамой и няней Луис Стивенсон мечтал о приключениях. Морские битвы, пираты, поиски сокровищ — всё это манило его воображение с тех самых пор, как отец взял за правило перед сном рассказывать сыну выдуманные истории. И хотя Томас Стивенсон оставался человеком респектабельным и предельно набожным, фантазия увлекала его в тропические моря. Хороша была и нянюшка Камми: она рассказывала юному Стивенсону о похитителях трупов, о религиозных фанатиках прошлых веков, о привидениях...
Стивенсону 7 лет...
И хотя это объяснение может показаться слишком уж очевидным, возьмите пиратов и парусники, добавьте истории о привидениях и о прошлых веках, помножьте всё это на интерес к глубинам человеческих страстей и пределам, которые положены смертным, — и вы обнаружите, что описали все или почти все книги Стивенсона.
Мы привыкли судить о нём только по «Острову сокровищ» да, может, ещё по «Чёрной стреле». Их мы читаем в детстве. Но откройте пару-тройку томов его собрания сочинений, и вы будете удивлены: один и тот же человек ухитрился создать циклы детских стихотворений и несколько книг эссеистики, он писал о своих путешествиях по Франции и южным морям и в то же время придумывал истории о таинственном... Чрезвычайно плодовитый и разносторонний автор с отточенным слогом и вниманием к деталям. Сам он признавался, что лучшие его истории придуманы не им. Они просто появились в снах, «очень живых и очень страшных». Всю жизнь Стивенсон «смотрел сны»: начинал рассказывать себе историю, а потом обнаруживал, что она продолжается во сне, её словно разыгрывают... человечки, похожие на детей, «которые играют в нашем внутреннем театре».
К примеру, именно человечки подсказали ему идею «Олаллы» — на первый взгляд типичного готического рассказа с непременным замком, таинственными обитателями оного, с красивой и обречённой девушкой... Даже вампиры там есть.Но копните чуть глубже — и обнаружите горькие и глубокие размышления автора о природе человеческих желаний и стремлений, о том, как связаны между собою душа и тело, в каких отношениях находятся род (семья) и индивид. Неожиданным выглядит и финал, в котором Стивенсон прибегнул к христианской символике, — это он-то, многие годы оспаривавший религиозные взгляды отца!
Раздвоенность, разобщённость, которая при этом гложет и душу, и тело, — вот постоянная тема Стивенсона. Он и сам с лихвой отпил из этой чаши. Кое-как отучившись, защитив диплом, Луис восстал против отца и заявил: ни маяки, ни юриспруденция его не интересуют! Он будет писателем!
... 14 ...
В те годы, особенно для консервативного, набожного шотландца, каким был Томас Стивенсон, писательство представлялось занятием малодостойным и уж точно не прибыльным. Отец был в ярости.Он пообещал лишить сына наследства и ни на секунду не допускал мысли о том, что Луис сможет зарабатывать на жизнь писаниной. Тем более — что он станет знаменитым. Несколько последующих лет только подтвердили правоту Стивенсона-старшего.
Бродяга, беглец, беллетрист
Летом 1875 года в Шатийоне-на-Луанге полицейский комиссар задержал подозрительного человека. Одетый бедно и эксцентрично, незнакомец имел при себе простенький рюкзак, в котором самой ценной вещью был двухтомник поэта ХV века Шарля Орлеанского. Документов при арестованном не оказалось, поэтому бродягу отправили в тюрьму. Спустя какое-то время вызволять его явился довольно респектабельный джентльмен, но даже после этого комиссар не поверил, что задержанный — молодой литератор.
Позже Роберт Луис Стивенсон писал об этом случае с улыбкой, даже вставил его в эпилог своей дебютной книги очерков «Путешествие внутрь страны». Но первые годы жизни в качестве профессионального писателя были для него совсем не так веселы, как он пытался это представить. Лишённый постоянного заработка, он перебивался разного рода работой: писал эссе и путевые очерки, начал публиковать в журналах первые рассказы. При этом Стивенсон много путешествовал по Европе, стал своим в богемных городках, где жили и работали французские художники.
С отцом он по-прежнему был на ножах: тот не воспринимал выбор сына всерьёз и укорял за легкомыслие. И хотя время от времени родители помогали Стивенсону деньгами, вряд ли тот принимал эту помощь с радостью.
...и 20 лет.
Переломным в жизни Луиса оказался год 1870: врачи обнаружили у писателя туберкулёз. Это означало глобальные перемены во всём: необходимость строжайшим образом следовать медицинским предписаниям, внимательнее относиться к климату, избегать чрезмерных нагрузок...
Тогда же в городишке Грёз Стивенсон познакомился с американкой Франсис Матильдой Осборн. Ни то, что она была на десять лет его старше, ни двое детей, ни муж не отпугнули Луиса: он влюбился и решил во что бы то ни стало жениться на Фанни. К счастью, на тот момент она уже не жила с супругом, оставалось лишь развестись да пожениться... но это «лишь» означало ещё и необходимость переломить отцовскую волю. Для Томаса Стивенсона женитьба на разведённой женщине, которая вдобавок старше супруга, — это было нечто чудовищное и невообразимое!
Но Луис не сдавался. Друзья и враги единодушно признавали, что при всей своей болезненности он имел необычайно сильную волю. «Характер — кремень», — говорили о нём. Этот характер позволял Стивенсону даже в самые тяжёлые дни работать, по многу раз переписывая, шлифуя свои рассказы, эссе, очерки... Вот и теперь Стивенсон был полон решимости довести дело до конца: он боролся за Фанни, поехал за нею в Америку, едва не умер в этой поездке, но всё же добился своего.
Фанни круто переменила его жизнь. Сам Стивенсон тяготел к серьёзным историческим исследованиям, но Фанни, заботясь о благосостоянии семьи, убеждала его писать книги развлекательные. Из-за неё Стивенсон поссорился со своим лучшим другом, коллегой, неофициальным литературным агентом. Благодаря ей отправился в путешествие по южным морям Тихого океана — это продлило ему жизнь.
Именно сын Фанни, пасынок Луиса Ллойд Осборн, стал соавтором трёх книг: «Несусветного багажа», «Отлива» и «Потерпевших кораблекрушение». Ллойд же невольно вдохновил Луиса на первый его художественный роман, который принёс Стивенсону всемирную славу и навсегда покорил сердца многих поколений мальчишек и девчонок.
Фанни Осборн в 1870-м
Карта-сокровище
Всё началось с карты, какие всегда рисуют ребята: выдуманной карты выдуманного острова. Ллойд приехал на каникулы в городок Каслтон, где Стивенсон лечился от очередных хворей. Ллойд любил рисовать, и Луис, который души в пасынке не чаял, иногда брал в руки бумагу и карандаши присоединялся к мальчику. Таки возникла карта Острова сокровищ — а появившись, властно заявила о своих правах.
К тому времени Стивенсон давно уже мечтало том, чтобы взяться за большую книгу. Несколько раз начинал и бросал, не завершив: то ли замыслы были неудачные, то ли не хватало терпения. На сей раз появился ещё один стимул. Гостивший в доме друг-издатель был приглашён на чтение первых глав и был впечатлён настолько, что согласился печатать их с продолжением в журнале для подростков.
Фанни Стивенсон в 1885-м
«...Я уронил задумчивый взгляд на карту своего «Острова сокровищ» и средь придуманных лесов зашевелились герои моей будущей книги. Загорелые лица их и сверкающее оружие высовывались из самых неожиданных мест; они сновали туда и сюда, сражались и искали сокровище на нескольких квадратных дюймах плотной бумаги. Я не успел опомниться, как передо мною очутился чистый лист, и я составлял перечень глав».
Роберт Луис Стивенсон
Но продолжения-то не было! В какой-то момент Стивенсон утратил интерес к роману, попросту застрял, причём на самом интересном месте.Ничего толкового в голову не приходило, что бы он ни делал. И только переезд из Каслтона в Давос подстегнул воображение писателя — тот снова взялся за перо и довольно быстро написал вторую половину книги.
Позже Луис сам признавался, что смешал в разных пропорциях уже известные компоненты: попугая позаимствовал из «Робинзона Крузо» Даниэля Дефо, скелет-указатель из «Золотого жука» Эдгара По... Фокус был лишь в том, как именно смешать всё это «чужое», чтобы получить «своё». Стивенсону это, вне всяких сомнений, удалось.
Та самая карта...
Поначалу роман встретили без восторга: в том самом журнале для подростков на него никто не обратил внимания. Лишь когда «Остров сокровищ» вышел отдельной книгой, его ждал ошеломляющий успех.
Но Стивенсона терзали сомнения. Роман о пиратах сделал его популярным писателем, но писателем для детей, несерьёзным. «Чёрная стрела» только укрепила всех в этом мнении.
Сам Стивенсон хотел большего. Даже в приключенческих вещах он стремился исследовать природу человеческой души. Неожиданная глубина обнаруживается даже в не слишком удачном рассказе «Маркхейм»: истории убийцы, которого соблазняет — и тем самым подталкивает к признанию и раскаянию то ли Дьявол, то ли Иисус. Вещица на первый взгляд бесхитростная, но мастерски сделанная! А в беседе Маркхейма с незнакомцем заметна перекличка с Достоевским, с его Иваном Карамазовым и чёртом. Стивенсон любил книги российского коллеги, читал «Преступление и наказание» во французском переводе.
Скрытые грани таланта
Лучшие и наиболее любимые публикой книги Стивенсона не сразу были оценены по достоинству. Как и «Остров сокровищ», «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», сперва прошла незамеченной.
К ней писатель подступался не один год. Сперва написал пьесу «Декан Броуди», затем первый вариант «Джекила», раза в три более объёмный, чем финальная версия. Во всех текстах-предтечах обе ипостаси одного человека были одинаково злобными и жестокими. Жена в пух и прах раскритиковала раннего «Джекила и Хайда», Стивенсон прислушался к её советам и написал другую версию. В ней, как мы знаем, доктор Джекил — человек внешне добропорядочный и, в общем-то, склонный к благим делам. Вот только, как и все люди, Генри Джекил в различных пропорциях совмещает в себе сразу и добро, и зло. Таинственная тинктура, которую изготовил доктор, словно дистиллировала из него именно злое начало. Оказавшись на воле, мистер Хайд (с английского — «тайный, скрытый») принимался творить то, чего на самом деле хотел, но боялся Генри Джекил.
Фотопортрет 1887 года
Стивенсон исследует природу человека и показывает, как потворство внутреннему злу ведёт к его разрастанию. В конце концов, Хайд берёт верх над Джекилом: теперь уже не Хайд — отклонение от нормы, но тот, из личности которого был извлечён этот концентрат зла.
Конечно, Стивенсону удалось отыскать точную и красивую метафору, но, помимо этого, он написал историю увлекательную, живую, интригующую. Она напоминает и диккенсовскую прозу, и детективные рассказы Эдгара По, есть в ней и толика «достоевщины».
Поначалу отклики на повесть были неопределёнными. После выхода «Острова сокровищ» прошло три года, и Стивенсон всё ещё не был уверен, что сумеет написать столь же удачную книгу.
Затем начался «джекил-бум»: за первые полгода в Англии было продано 40 000 экземпляров, в Америке — 250 000, если, помимо лицензионных, учитывать ещё и пиратские издания. «Джекила и Хайда» превозносили и хаяли, критики находили в повести огрехи, пеняли на недостаточную масштабность, на отсутствие логики... Но успех книги был бесспорен. Она повлияла на таких разных авторов, как Оскар Уайльд и Артур Конан Дойл. Позднее «Джекил и Хайд» стала основой для многочисленных кинолент: от точных экранизаций до фильмов «по мотивам...»
В южные моря, навстречу собственной легенде
Сам Стивенсон в какой-то момент тоже словно бы принял волшебную тинктуру. Только в результате появился не мистер Хайд, а мистер Лайт: улучшенная, отполированная до глянца личность Стивенсона, которую и предлагали публике. Его взрывная эмоциональность, непростые отношения с отцом, многочисленные хвори — всего этого как бы не существовало. Но в реальной жизни от этого было не сбежать. И если, скажем, в отношениях с отцом Луис успел прийти к некой хрупкой гармонии, то со здоровьем найти компромисс удавалось далеко не всегда.
Памятник писателю в Сан-Франциско
В 1887 году Томас Стивенсон умер, и теперь уже ничто не держало Роберта Луиса в Старом Свете. Обстоятельства как будто вынуждали его покинуть родину: климат Британии дурно влиял на здоровье писателя, Фанни мечтала вернуться в Америку, сам Стивенсон тосковал по путешествиям...
И вот наконец-то семейство, в том числе мама писателя, отправилось за океан. Плыли они на корабле, который перевозил «обезьян, племенных жеребцов, коров, спички и сено». Качка была чудовищной, равно как и запах, но всё это не могло испортить Стивенсону настроения. Они прибыли в Нью-Йорки были встречены возгласами: «Да здравствует Стивенсон!» В Америке его уже знали и любили, писатель оказался в самом центре внимания. К нему тут же обратились с просьбой написать очерки, причём сулили вполне приличные деньги, два издательства буквально вымаливали у него права на ещё не написанный роман!.. Он словно навёрстывал упущенное в Британии, купался в лучах недополученной славы.
Прошёл год — и здоровье снова вынудило Стивенсона к перемене мест. Отправившись в Сан-Франциско, он нанял яхту, чтобы целых семь месяцев странствовать по южным морям. Это, конечно, было не плавание на «Испаньоле» в поисках Острова сокровищ, но свою толику приключений писатель получил и даже написал о них цикл очерков «В южных морях».
На Гавайях, 1889 год
В конце концов, тихоокеанские острова Полинезии и Микронезии стали второй родиной Стивенсона. К некоторому удивлению самого писателя, он решил поселиться на острове Уполу. Семейство выкупило землю и оплатило возведение большого особняка с камином(!). Вскоре дом этот стал местом паломничества как местных жителей, так и заграничных гостей: покинув родные края, Стивенсон стал ещё более значимой фигурой, его сравнивали с Байроном, к нему спешили за советом или литературным «благословением».
Местные жители тоже уважали этого странного заморского господина. А уж после того, как на самоанском вышла повесть «Сатанинская бутылка»!.. Стивенсона даже стали называть Тузиталой (Сказителем историй) — и свято верили, что у него в сейфе действительно хранится волшебная бутылка с заточённым в ней бесом.
Эта повесть во многом напоминает «Шагреневую кожу» Бальзака, но менее тяжеловесна и более жизнеутверждающа. Главный герой — современник рассказчика, человек, которого тот условно именует Кэаве. Однажды Кэаве достаётся волшебная бутылка. Сидящий в ней чёрт выполняет любое желание, но после смерти её обладатель, разумеется, попадёт в Ад. Бутылку можно продать другому. Однако цена должна быть ниже той, за которую купил бутылку её нынешний обладатель.
«Сатанинская бутылка» — лишь один из примеров мистической прозы Стивенсона. Его всегда интересовали народные поверья, легенды, истории о духах и оживших покойниках
Жизнь в Ваилиме подарила Стивенсону новые идеи, добавила ему оптимизма и сил. Но передышка оказалась недолгой. Прошло всего несколько лет — и возобновилось кровотечение из горла («визиты Кровавого Джека», как называл его Стивенсон), отнялась правая рука... Он не сдавался и продолжал писать свой очередной, вершинный, как это все признавали, роман. Увы, «Уир Гермистон» так и не был закончен.
Ещё накануне Стивенсон трудился, а 3 декабря 1894 года увидел, что Фанни полна дурных предчувствий. Сам он счёл это ерундой, постарался успокоить жену и отправился в погреб за бутылкой бургундского. Вернулся, стал помогать Фанни с салатом... вдруг пошатнулся и упал, а через два часа умер от кровоизлияния в мозг.
***
Моряк Роберт Луис Стивенсон так и не вернулся домой, точней, не вернулся на родину. Остров Уполу стал его вторым и последним домом; и после смерти сюда продолжали приплывать те, кто ценил талант «охотника, ушедшего в холмы». С годами многое забылось, и образ писателя многое потерял, как будто сделался двухмерным. Стивенсон был очень разным и как человек, и как автор; он любил добрую шутку, но в то же время мог глубоко рассуждать о серьёзнейших материях. Он сомневался, искал, много работал и, увы, многого не успел.
Источник: журнал Мир фантастики
Материалы о других писателях:
Роберт Адамс
Айзек Азимов
Пол Андерсон
Роберт Асприн
Эдгар Райс Берроуз
Жюль Верн
Альфред Ван Вогт
Курт Воннегут
Гарри Гаррисон
Роберт Говард
Лайон Спрэг Де Камп
Роджер Желязны
Стивен Кинг
Говард Лавкрафт
Лагин Лазарь
Станислав Лем
Чайна Мьевиль
Андрэ Нортон
Джонатан Свифт
Роберт Силверберг
Марк Твен
Джеймс Типтри-младший
Герберт Уэллс
Филип Фармер
Роберт Хайнлайн
Роберт Шекли
Харлан Эллисон
