Славянский мир ещё в начале прошлого века был населён не только людьми и животными, но целыми сонмами потусторонних существ - добрых и злых, прекрасных и уродливых. Переезжая из деревень в города, люди забывали о них, но тем интереснее теперь, почти как диковинку, их рассматривать.
В мрачное, тёмное существо превращался ребёнок, погибший до крещения. В этом промежутке времени - от рождения до приобщения к Церкви - человек ещё находился как бы между мирами, на пороге жизни. У него ещё не было имени, его тело ещё не было подпоясано. Сама роженица в первые сорок дней считалась подверженной власти потусторонних сил, и тем более её новорожденный ребёнок. У восточных славян родившая женщина должна была первое время лежать вне дома - чаще всего в бане.
Если погибал некрещёный ребёнок, его нельзя было хоронить на кладбище. В Македонии, например, его хоронили даже не за кладбищенской оградой, а на расстоянии не менее сорока шагов. В Сербии и Болгарии их хоронили в саду возле дома, а у восточных славян - на перекрёстках, в огородах, на гумнах, в болотах, на меже или под избой.
Некрещёных младенцев, как и других заложных покойников (умерших не своей смертью, тех, "кто не изжил своего века") нельзя было поминать в церкви, поэтому родственники поминали их отдельно, на Троицу умерших (Семик, Навская Троица) - то есть в четверг на Русальной неделе, за неделю до настоящей Троицы. В этот день нельзя было ничего мыть или стирать, "не то кто-нибудь в семье утонет" - потому что среди прочих особо поминали в этот день утопленников.
Матери, у которых погибли новорожденные, в этот день приглашали соседских детей и угощали их поминальной едой (кутьёй, блинами, кашей). В Харьковской губернии каждая покупала по двенадцать крестиков и раздавала двенадцати детям: считалось, что так можно крестить своих умерших детей и ввести в царство божие, потому что тогда двенадцать апостолов помолятся за них. Если этого не сделать, дети вернутся и будут преследовать и терзать своих матерей.
Кроме того, такие матери не должны были есть сезонные плоды (ягоды и фрукты) до следующего весенне-летнего праздника (Вознесения, Троицы, Иванова дня, Преображения), вместо этого они должны были угощать этими плодами других.
В самых опасных демонов превращались не просто погибшие, а убитые дети - во чреве или сразу после рождения. Они преследовали и своих матерей, и братьев, и сестер, и других рожениц.
У украинцев погибшие до крещения младенцы назывались потерча (потерчуки) - от слова "потерять". После своей смерти они семь лет скитались по свету, и просили: "Хреста!" голосами, похожими на лягушачье кваканье. Тот, кто слышал это, должен был сказать: "Іван та Марія! Хрещу тебе в ім'я Отця, Сина і Святого Духа. Амінь", тем самым освободив неупокоенную душу и превратив её в ангела. Если же за семь лет никто не освобождал её, она превращалась в нечистый дух.
У русских был дух игоша (если умер своей смертью, и есть версия, что его имя родственно Яге, а может, оно от имени Игнат) или ичетик (если был убит, его этимология ещё более тёмная), у которого не было ни рук, ни ног. Игоша предпочитал жить в доме как домовой и мстил всем, кто не оставлял ему хлеба, а ичетик скитался по омутам и по мельницам, издавая звуки, похожие на хлопание бича по воде.
В Новгородской губернии таких существ называли полуверцами, они ходили среди людей, почти неотличимые, кроме того, что запахивались не на ту сторону: мужчины по-женски, а женщины по-мужски. Они даже могли прийти в церковь, но уходили сразу после Херувимской песни, причем выходили из церкви, пятясь задом. Называли их полуверными, потому что они находились ещё где-то между нашим и тем мирами, и ещё могли стать как ангелами, так и бесами.
У южных славян это нави, некрштенци, душета. На юге Сербии и в Македонии - свирци (потому что свистят, корень тот же, что в слове "свирель"), на востоке Сербии - морете, ночнице, в Болгарии - леуснечата, дяволче. В Словении это малик (от "маленький"), в Герцоговине - плакавац.
Самые известные - это, конечно, нави. В южнославянских представлениях они летали стаями в образе птиц и плакали (вспоминается образ из книги "Мио мой Мио"), а ночью сосали молоко рожениц и кровь некрещеных детей, поскольку при жизни были лишены материнского молока. Если они не находили роженицу, то выпивали молоко и кровь у овец и коров. Сильнее всего они буйствовали во время Святок, когда наши миры были особенно близки.
В Словении их тоже видели большими черными птицами, которые издавали в небе печальный свист. Увидев их, нужно было зачерпнуть воды и брызнуть в их направлении со словами: „Krstim t navje v imnu Bga čta, sina in svtga duha“.
Украинские мавки (они же навки) накануне Троицына дня бегали по полям, хлопали в ладоши и кричали: "Ух, ух, соломенный дух! Мене маты породила, некрещену схоронила!" По некоторым поверьям у мавок (нявок) спереди нормальный человеческий вид, а сзади видны внутренности.
Конечно, словом "нави" называли не только погибших младенцев, но и вообще всех неупокоенных мертвецов. И так сильна была вера в этих существ, что они даже попали в "Повесть временных лет". В 1092 году в городе Полоцке люди начали погибать от рук мертвецов. Невидимые, они ходили по улицам, слышны были их стоны и звуки шагов, и ранили попадавшихся им людей. Летописец сохранил это в веках таким образом: "…человѣци глаголаху, яко навье бьють полочаны", то есть "люди говорили, что нави убивают полочан".
t.me/lang_witch_ | vk.com/lang_witch
