Таверна "На краю вселенной"

— Это место оно живое, — прошептала Элиза, её голос дрожал. — Я чувствую это через амулеты. Что-то здесь не так.

— Всё здесь не так, — буркнул Джек, сжимая нож. — Пахнет, как в могиле.

Гидеон поднял взгляд от карты, его глаза блестели в темноте. — Это не просто кузница. Если твой отец работал с пустотой, Сэмюэль, это место — якорь. Точка, где грань между мирами тонка, как бумага. И если здесь есть разлом…

— То он открыт, — закончил Сэмюэль. Он знал это. Чувствовал. Револьвер на поясе был горячим, словно предупреждал. Он шагнул к воротам, но остановился, услышав шорох в кустах. Не ветер. Что-то двигалось. Быстро.

— Прячьтесь, — прошипел Джек, отступая к деревьям. Элиза погасила фонарь, и ночь поглотила их. Сэмюэль сжал посох, руны на нём слабо замерцали. В темноте раздался хруст веток, а затем — низкий, гортанный рык. Не зверь. Не человек. Что-то хуже.

Из тени выступила фигура. Высокая, сгорбленная, с длинными руками, заканчивающимися когтями, которые царапали землю. Кожа её была серой, будто пепел, а глаза — два белых огонька, горящих в пустоте черепа. Сэмюэль узнал её сразу. Вендиго. Тварь из легенд, порождённая голодом и отчаянием, пожирающая души тех, кто осмелился ступить на её территорию. Но эта была другой. Её движения были слишком точными, слишком осмысленными. Она смотрела прямо на Сэмюэля, и он почувствовал, как револьвер на поясе запульсировал, словно в ответ.

— Это не просто вендиго, — прошептал Гидеон, прижимаясь к дереву. — Пустота её коснулась. Она… усилена.

— Замечательно, — огрызнулся Джек. — И что теперь? Стрелять или бежать?

— Ни то, ни другое, — сказала Элиза, доставая амулет с вырезанным символом. — Вендиго уязвимы к огню и серебру. Но если пустота в ней, нам нужно больше. Сэмюэль, твой револьвер…

— Я знаю, — отрезал он, поднимая оружие. Револьвер был тяжёлым, но в его руке он ожил. Руны на стволе засветились тусклым красным, и Сэмюэль почувствовал, как кровь в его венах запела, словно в ответ. Вендиго издала вопль, от которого задрожали деревья, и бросилась вперёд.

Сэмюэль выстрелил. Пуля, окружённая багровым сиянием, врезалась в грудь твари, и та отшатнулась, но не упала. Её кожа задымилась, но глаза продолжали гореть. Джек метнулся в сторону, заходя с фланга, и вонзил нож в бок вендиго. Лезвие, покрытое серебряной пылью, зашипело, но тварь лишь развернулась и ударила его когтистой лапой. Джек отлетел к дереву, выругавшись.

Элиза бросила амулет на землю, и вокруг него вспыхнул круг света, отрезая вендиго от них. Тварь завыла, но не остановилась, царапая барьер когтями. Гидеон выкрикнул заклинание, и воздух вокруг сгустился, но Сэмюэль знал, что этого мало. Он шагнул к барьеру, револьвер в одной руке, посох в другой. Вендиго посмотрела на него, и в её глазах он увидел не просто голод. Она знала его. Как фигура с крыльями. Как пустота.

— Ты не уйдёшь, — сказал он, и его голос был холодным, как сталь. Он выстрелил снова, целясь в голову. Пуля пробила череп, и вендиго рухнула, но её тело начало растворяться, превращаясь в чёрный дым, который втянулся в землю. На месте твари осталась лишь выжженная трава и запах серы.

— Это был не конец, — сказал Гидеон, тяжело дыша. — Она была стражем. Что-то охраняет кузницу.

Сэмюэль кивнул, глядя на тёмные ворота. — Тогда идём внутрь. Я хочу знать, что.

Они вошли в кузницу, и тьма сомкнулась вокруг них. Внутри пахло углём и металлом, но под этим скрывался другой запах — смерти. Пол был усыпан пеплом, а в центре стоял старый горн, всё ещё тёплый, словно кто-то разжигал его час назад. На стенах виднелись следы когтей, а в углу лежала куча костей, слишком маленьких, чтобы быть человеческими. Или слишком изломанных.

Элиза зажгла фонарь, и свет выхватил что-то на дальней стене — вырезанную руну, похожую на те, что были на револьвере. Сэмюэль подошёл ближе, чувствуя, как посох в его руке задрожал. Он коснулся руны, и стены кузницы загудели, словно в ответ. Пол под ногами треснул, и из щели начал сочиться чёрный дым.

— Назад! — крикнула Элиза, но было поздно. Дым собрался в фигуру — высокую, сгорбленную, с крыльями, сложенными за спиной. Это была не та фигура, что помогла Сэмюэлю в маяке. Эта была другой. Её глаза были пустыми, а голос, когда она заговорила, звучал, как скрежет металла.

— Ты пришёл, Кольт, — сказала она. — Но цена ещё не уплачена.

Сэмюэль поднял револьвер, но его рука дрогнула. Он чувствовал, как пустота тянет его, как шепот в его крови становится громче. Элиза схватила его за плечо, её амулеты засветились. Джек встал рядом, сжимая нож. Гидеон начал читать заклинание, но его голос дрожал.

— Назови свою цену, — сказал Сэмюэль, глядя в пустые глаза твари.

Фигура улыбнулась, и её улыбка была острой, как лезвие. — Твоя душа. Или их жизни. Выбирай.

Ночь за стенами кузницы взвыла, и тени начали сгущаться. Сэмюэль сжал револьвер сильнее. Он знал, что выбор будет стоить ему всего. Но он также знал, что не позволит пустоте победить. Не сегодня.

P.S.

Друзья, вот и ещё одна глава в нашей мрачной саге! Надеюсь, вы чувствуете тот же холодок по спине от вендиго и теней пустоты, что и я, когда писал это. Но, знаете, даже охотникам на нечисть нужен перерыв, так что в субботу и воскресенье я беру тайм-аут — буду наслаждаться солнцем, кофе и, может, даже посмотрю пару эпизодов "Сверхъестественного" для вдохновения. У меня ведь, кроме моих историй, есть ещё основная работа, а выходные — это святое время для перезарядки! Но не переживайте, в эти дни вас ждёт порция мистики в духе "Сверхъестественного", чтобы не терять настроения. До встречи в понедельник, держите амулеты наготове и не забывайте проверять тени за спиной! 😉

— Что-то не так, — тихо сказала она. — Песок… он движется неестественно. Как будто кто-то его направляет.

Миральда взглянула вниз. Пепельные дюны и правда шевелились, словно живые, формируя спирали и узоры, которые тянулись к северу, туда, куда они летели. Ритм в её груди отозвался на это зрелище, ускорившись. Она стиснула зубы.

— Вельветто, — позвала она. — Что это за чертовщина?

Ртутный шар, парящий рядом, закружился медленнее, его поверхность подёрнулась рябью, как вода под ветром.

— Это Разлом, — ответил он, его голос дрожал. — Он не просто разум, Миральда. Он… поёт. И эти узоры — его голос. Он зовёт вас, как Тень. Но теперь он знает, что вы можете ответить.

— Отлично, — Громыхало фыркнул. — Теперь мы не только ходячие батарейки для Разлома, но ещё и его личный хор. Может, споём ему колыбельную и уложим спать?

Тарин, сидевший в углу, вдруг резко выпрямился. Его медальон, зажатый в кулаке, начал слабо светиться.

— Это не шутка, — сказал он, его голос был хриплым. — Я слышу её. Тень. Она не просто зовёт — она указывает путь. К сигналу.

Миральда бросила на него взгляд. Глаза Тарина были мутными, словно он смотрел не на глайдер, а сквозь него, в какую-то иную реальность. Она хотела спросить, что он видит, но Ритм в её груди вдруг ударил так сильно, что она едва не выпустила штурвал. В ушах зазвучал голос — не Тени, а чего-то большего, древнего, как само время:

«Ты несёшь мою искру, дитя. Приди. Дверь открыта».

— Миральда! — Кайра схватила её за плечо, выдернув из оцепенения. — Ты побледнела. Что происходит?

— Оно говорит, — выдавила Миральда, её голос дрожал. — Разлом. Не Тень. Что-то большее.

Глайдер затрясло. Песок под ними взметнулся вверх, формируя гигантскую воронку, в центре которой пульсировал свет — тот самый сигнал, к которому они летели. Тик-Так выдал предупреждение:

— Энергетический всплеск! Рекомендую немедленное снижение!

Но Миральда не слушала. Она направила глайдер прямо в центр воронки.

— Если это ловушка, мы не убежим, — сказала она. — Если маяк — мы должны знать, что там. Держитесь.

Глайдер нырнул в вихрь. Песок хлестал по обшивке, но вместо шума бури в кабине зазвучала мелодия — низкая, вибрирующая, словно само пространство пело. Вельветто сжался в маленький шар, его голос стал почти шёпотом:

— Это Песнь Разлома. Она древнее, чем Пустоши. Древнее, чем мы все.

Когда вихрь рассеялся, глайдер оказался в центре огромного кратера, стены которого переливались, как обсидиан. В центре возвышалась структура — не то башня, не то алтарь, сотканная из чёрного металла и света. Она пульсировала в такт Ритму в груди Миральды.

Команда выбралась из глайдера. Песок под ногами был тёплым, почти живым. Тарин шагнул вперёд, его медальон теперь горел ярко, отбрасывая тени, которые двигались сами по себе.

— Это оно, — сказал он. — Сердце Разлома. Место, где всё началось.

Кайра вытащила кинжал, её глаза сверкали решимостью.

— Если это сердце, то я знаю, что с ним делать.

Но Миральда остановила её, подняв руку. Ритм в её груди теперь был не просто пульсом — он стал мелодией, которая тянула её к алтарю. Она шагнула вперёд, чувствуя, как прожилки на её коже загораются ярче.

— Оно хочет говорить, — сказала она. — И я хочу знать, что оно скажет.

Алтарь задрожал. Из его центра поднялся столб света, и в нём сформировалась фигура — не Тень, не Страж, а нечто иное. Оно было одновременно человеком и нечеловеком, его черты менялись, как песок под ветром. Голос, что зазвучал, был многоголосым, сотканным из тысяч шепотов:

— Вы пришли. Несущие искру. Вы открыли дверь, но знаете ли вы, что за ней?

Миральда шагнула ближе, несмотря на протестующий крик Кайры. Ритм в её груди синхронизировался с голосом, и она почувствовала, как её сознание расширяется, словно она видела не только Пустоши, но и тысячи миров, связанных Разломом.

— Кто ты? — спросила она, её голос был твёрд, несмотря на страх.

— Я — Разлом. Я — мост. Я — конец и начало. Вы взяли мою силу, но сможете ли вы её удержать?

Громыхало сжал свой ключ, готовый к бою. Тик-Так замер, его сенсоры искрили, пытаясь обработать данные. Тарин смотрел на фигуру, его лицо было смесью ужаса и благоговения.

— Чего ты хочешь? — Миральда сделала ещё шаг. — Зачем ты звал нас?

Фигура улыбнулась — или это был оскал?

— Я не звал. Вы сами пришли. И теперь вы — часть меня. Но Пустоши не единственная арена. Дверь открыта, и другие миры уже идут к вам.

Свет алтаря вспыхнул, и Миральда почувствовала, как Ритм в её груди разрывается, словно пытаясь вырваться наружу. Она упала на колени, хватая ртом воздух. Голос Разлома эхом отдавался в её голове:

— Выбери, дитя. Стань моим голосом или сгори в моей песне.

Тарин бросился к ней, но свет от алтаря оттолкнул его. Кайра закричала, бросаясь вперёд с кинжалом, но песок под её ногами взвился, блокируя путь. Громыхало замахнулся ключом, но Вельветто остановил его, крикнув:

— Это не бой! Это выбор!

Миральда подняла глаза на фигуру. Ритм и Тень сплелись в ней воедино, и она поняла, что ответа нет. Только вопрос, который она должна задать себе.

— Что я могу сделать? — прошептала она.

Фигура наклонилась ближе, её глаза были звёздами, её голос — бурей:

— Стань мостом. Или разрушь его.

Свет поглотил всё.

Внутри церкви было темно, как в могиле. Фонарь, который я прихватил из таверны, отбрасывал дрожащий круг света, но он тонул в тенях, будто свет боялся задерживаться здесь слишком долго. Алтарь в центре зала был пуст, но икона Девы Марии над ним казалась... неправильной. Её глаза, нарисованные века назад, следили за нами. Я мог поклясться, что они двигались. София тоже это заметила — её пальцы стиснули папку с бумагами так, что суставы побелели.

— Лукас, — прошептала она, — посмотри на стены.

Я направил фонарь в сторону. Каменные плиты, покрытые мхом и трещинами, были испещрены символами. Не латынь, не греческий — что-то старше, угловатое, как письмена, вырезанные когтями. Они не были здесь, когда мы спускались в подвал. Или были, но мы их не видели. Я провёл пальцем по одному из символов, и камень под рукой показался тёплым, почти живым. Пульсирующим. Я отдёрнул руку, словно обжёгся.

— Это не просто церковь, — сказал я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Это... клетка.

София посмотрела на меня, её глаза блестели в полумраке. — Клетка для чего?

Я не ответил. Потому что ответ уже формировался в воздухе — в запахе сырости, в едва уловимом скрежете, доносившемся из-под пола. Мы оба знали, куда нужно идти. Подвал. Туда, где тени были гуще, а воздух — как вода, в которой можно утонуть.

Лестница скрипела под нашими шагами, каждый звук отдавался эхом, будто кто-то повторял их в темноте. Фонарь выхватывал куски пространства: облупленные стены, лужи воды, которая сочилась из трещин, и что-то ещё — следы. Не обуви. Не лап. Что-то, что оставляло длинные, изогнутые борозды, как будто кто-то тащил за собой когти. София схватила меня за рукав, её дыхание было частым, но она не остановилась.

Внизу было холоднее, чем я помнил. Подвал пах землёй и чем-то металлическим, как кровь. Пол был усыпан осколками костей — мелкими, хрупкими, будто их жевали и выплюнули. Я направил фонарь в дальний угол, туда, где мы нашли бумаги. Там, где тени двигались, даже когда свет падал на них.

— Лукас, — София указала на пол. — Это не просто кости.

Я присел, направив свет. Среди обломков лежал кусок ткани — старый, истлевший, но с вышитым узором. Крест, перечёркнутый тремя линиями. Я видел этот символ раньше, в архивах Ватикана, в запретных книгах, которые пахли пылью и грехом. Это был знак культа, который считался мёртвым ещё до крестовых походов. Культ, поклонявшийся не богу и не дьяволу, а чему-то между. Чему-то, что жило в трещинах мира.

— Они не ушли, — пробормотал я, поднимаясь. — Они всё ещё здесь.

И тогда мы услышали это. Не шёпот — стук. Медленный, ритмичный, как сердцебиение. Он шёл из стены, из-за той самой плиты, где мы нашли тайник с бумагами. Я подошёл ближе, чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом. Плита была холодной, но под пальцами я ощутил вибрацию, как будто за ней что-то дышало. София стояла рядом, её фонарик дрожал в руке, выхватывая из темноты моё лицо, а за ним — тень. Длинную, сгорбленную, с пальцами, которые тянулись к потолку.

Я обернулся, но там ничего не было. Только пустота. Но пустота эта смотрела на нас. Я чувствовал её взгляд — не злой, не голодный, а... любопытный. Как будто мы были насекомыми под стеклом.

— Лукас, — голос Софии сорвался. — Нам нужно уходить.

— Нет, — я сжал кулак, ногти впились в ладонь. — Оно хочет, чтобы мы ушли. А я хочу знать, что оно скрывает.

Я ударил по плите, не думая. Камень треснул, как скорлупа, и из щели вырвался запах — не гниль, не смерть, а что-то древнее, как сама земля. За плитой открылся проход, узкий, уходящий вниз. Свет фонаря не доставал до конца, но я видел ступени — грубые, вырезанные в камне, покрытые чем-то, что блестело, как слизь.

— Ты идёшь? — спросил я, не глядя на Софию. Я знал её ответ.

Она шагнула вперёд, её лицо было бледным, но решительным. — Если это убьёт нас, Лукас, я тебя прокляну.

Я усмехнулся, но смех застрял в горле. Мы начали спуск. Ступени были скользкими, и каждый шаг отдавался эхом, как будто кто-то шёл за нами. Или впереди. Шёпот вернулся, теперь громче, и в нём было больше слов, но я не мог их разобрать. Они были как песня, которую ты слышишь во сне и забываешь при пробуждении. Но одно я знал точно: они звали меня. Не Софию. Меня.

На дне лестницы был зал. Не подвал — пещера. Стены были покрыты теми же символами, но теперь они светились, тускло, как угли в золе. В центре стояло нечто, похожее на алтарь, но не из камня — из костей. Сотни, тысячи костей, сплетённых в спираль, как гигантский позвоночник. И в центре этого алтаря лежала книга. Не Библия. Не гримуар. Что-то, что выглядело так, будто его вырезали из кожи, которая всё ещё дышала.

Я шагнул к ней, не в силах остановиться. София схватила меня за руку, но я стряхнул её. Книга шептала. Не словами — чувствами. Она обещала ответы. Она обещала правду. Она обещала силу. Мои пальцы коснулись обложки, и я услышал голос. Не из книги — изнутри себя. Он был низким, как гул земли, и говорил на языке, который я не знал, но понимал.

— Ты пришёл, — сказал он. — Ты всегда приходил.

Я обернулся, но София исчезла. Свет фонаря погас, и тьма сомкнулась вокруг меня, как вода. А в этой тьме что-то двигалось. Длинные пальцы. Зеркальные глаза. И улыбка, которая была острее любого ножа.

P.S. от автора:

Тени становятся густыми, Лукас. Ты думал, что ищешь ответы, но, может, это они искали тебя? Продолжай копать, но помни: некоторые двери лучше не открывать.

— Это не просто леший, — пробормотал Алексей, его голос звучал глухо, как из-под воды. — Следы слишком… неправильные. Словно он хочет, чтобы мы их нашли.

Иван не ответил, лишь бросил взгляд через плечо. Его лицо, освещённое тусклым светом, казалось вырезанным изо льда — холодным, но готовым к бою. Он остановился, принюхался. В воздухе витал запах — не земли, не снега, а чего-то тяжёлого, металлического, как ржавчина, смешанная с сыростью могилы.

— Он близко, — тихо сказал Иван. — Чуешь?

Алексей кивнул, хотя его сердце билось так громко, что, казалось, лес услышит. Он вспомнил строки из блокнота отца: "Леший не зверь, не дух — он лес. Он видит твои страхи, пьёт их, как воду. Не верь глазам, верь клинку." Алексей сжал арбалет крепче, но пальцы дрожали. Он не был как Иван — тот, казалось, родился с ножом в руке, а страх для него был лишь топливом. Алексей же видел в тенях больше, чем хотел: лица пропавших, глаза отца, исчезнувшего в таком же лесу.

Лес сгущался, сосны становились гуще, их ветви цеплялись за одежду, словно пытаясь удержать. Следы привели к поляне, где снег лежал нетронутым, будто метель обошла это место стороной. В центре возвышался старый дуб — огромный, с корой, похожей на кожу старейшины, испещрённую трещинами. У его корней лежал алтарь — грубо вытесанные камни, покрытые мхом и пятнами, которые могли быть кровью. На одном из камней лежала шапка — меховая, потрёпанная, с меткой Витьки, лесника.

Иван присел, осмотрел её, не касаясь. Его пальцы замерли над рукоятью ножа.

— Он играет, — сказал он, почти шёпотом. — Оставил приманку.

Алексей хотел ответить, но слова застряли в горле. Ветер принёс звук — низкий, гортанный, как стон земли. Он шёл отовсюду и ниоткуда, вибрировал в костях, заставляя кожу покрываться мурашками. Лес ожил. Сосны заскрипели, их ветви зашевелились, будто пальцы, тянущиеся к незваным гостям. Тени на поляне задвигались, хотя солнца не было, чтобы их отбрасывать.

— Иван, — голос Алексея дрогнул, — это не леший.

Иван медленно поднялся, его глаза сузились, как у волка, почуявшего добычу. Он видел это раньше — не в этом лесу, но в других, где тьма носила разные имена. Он выхватил нож, лезвие сверкнуло, отражая несуществующий свет.

— Назови его как хочешь, — процедил он. — Оно умрёт.

В тот же миг тень у дуба сгустилась, превращаясь в фигуру. Высокая, выше человеческого роста, она была соткана из мрака и ветвей — тело, словно сплетённое из корней, глаза, горящие зелёным, как болотные огни. Руки, длинные и узловатые, заканчивались когтями, которые царапали снег, оставляя глубокие борозды. Оно не двигалось, но воздух вокруг стало трудно вдыхать, будто лес выжимал жизнь из лёгких.

— Гости, — голос твари был как шорох листвы, смешанный с хрипом умирающего. — Давно не было гостей.

Алексей вскинул арбалет, но его руки дрожали. Иван шагнул вперёд, встав между братом и тенью. Он не смотрел на тварь — его взгляд был прикован к алтарю, где шапка Витьки теперь казалась слишком аккуратно положенной, словно часть ритуала.

— Где люди? — спросил Иван, его голос был твёрд, как сталь. — Ленка, Егорыч, Витька. Говори, или я вырежу тебе сердце.

Тварь засмеялась — звук был как треск ломающихся костей.

— Сердце? У леса нет сердца, охотник. Только корни. Они пьют. Пьют страх, пьют кровь. Твоя тоже подойдёт.

Алексей выстрелил. Болт с руной вонзился в плечо твари, но та лишь качнулась, как дерево на ветру. Зелёные глаза вспыхнули ярче, и лес ответил — ветви над головой затрещали, снег посыпался с них, как пепел. Тварь шагнула вперёд, её когти вонзились в землю, и из-под снега полезли корни — чёрные, живые, извивающиеся, как змеи.

Иван рванулся к алтарю, повинуясь инстинкту. Он смахнул шапку, пнул камни, и те рассыпались, обнажив яму, полную костей — старых, пожелтевших, и свежих, ещё с остатками плоти. Запах ударил в ноздри — гниль, кровь, земля. Тварь взревела, её голос сотряс поляну, и корни устремились к Ивану, но он уже доставал из кармана мешочек с солью и травами.

— Алексей, заговор! — крикнул он, швыряя соль в яму.

Алексей, бледный, как снег, начал бормотать слова из блокнота — старые, тяжёлые, как камни, слова, что отец заставлял учить наизусть. Корни замерли, тварь пошатнулась, но не отступила. Её глаза впились в Алексея, и он почувствовал, как лес лезет в его разум, показывая лица — Ленка, кричащая в темноте, Егорыч, разорванный на части, отец, стоящий у такого же алтаря, с ножом в груди.

— Не верь ему! — рявкнул Иван, бросаясь к твари с ножом. Лезвие вонзилось в её грудь, но вместо крови брызнула смола, липкая и чёрная. Тварь взвыла, и лес ответил — сосны наклонились, их ветви хлестнули по плечам Ивана, оставляя кровавые полосы.

Алексей закончил заговор, его голос сорвался на крик. Корни в яме вспыхнули, будто подожжённые, и тварь рухнула на колени, её тело начало распадаться, превращаясь в кучу веток и мха. Но зелёные глаза всё ещё горели, и голос, теперь слабый, как шёпот ветра, произнёс:

— Лес помнит, охотники. Лес не прощает.

Поляна затихла. Снег медленно падал, покрывая кости и остатки алтаря. Иван, тяжело дыша, вытер нож о куртку. Алексей опустился на колени, его руки дрожали, блокнот выпал в снег.

— Это не конец, — сказал он, глядя на брата. — Оно… оно знало отца.

Иван кивнул, его лицо было мрачнее тучи. Он подобрал шапку Витьки, сжал её в кулаке.

— Тогда найдём, что осталось. И закончим это.

Где-то в глубине леса хрустнула ветка. Лес смотрел. Лес ждал.

Лин покачала головой. — Вирус был одноразовым. Сеть адаптируется. Следующий корабль будет готов к подобной атаке. Нам нужно что-то новое… или хотя бы данные с того ядра, чтобы понять, как Сеть мыслит.

Эмма, всё ещё бледная, но с решительным взглядом, сидела рядом с Кейном, который чистил свою винтовку. — Мы не можем просто сидеть и ждать, пока они пришлют ещё один корабль, — сказала она. — Если Сеть такая умная, она уже знает, что мы сделали. Они придут за нами.

— Она права, — поддержал Рик, стоя у края толпы колонистов. — Мы видели, как эти твари строят новые машины. Если у них есть база или какой-то центр, они уже готовят ответный удар.

Кейн хмыкнул, проверяя затвор винтовки. — Тогда найдём эту базу и разнесём её, пока они не разнесли нас.

Алекс посмотрел на горизонт, где море сливалось с небом. — Лин, ты говорила, что корабль передавал сигналы. Можешь отследить, куда они шли?

Лин кивнула, открывая планшет. — Я сохранила часть данных с ядра, пока вирус загружался. Сигналы уходили на северо-запад, примерно в двухстах милях отсюда. Там может быть другой корабль… или что-то большее. Но чтобы добраться туда, нам нужна лодка покрепче и больше топлива.

— И людей, — добавил Рик. — Половина колонии ранена, а другая половина напугана до смерти. Нам нужны добровольцы, и не факт, что их будет много.

Толпа колонистов зашумела. Некоторые кричали, что нужно бежать, покинуть остров, пока Сеть не вернулась. Другие настаивали на укреплении обороны. Алекс поднял руку, призывая к тишине. — Если мы сбежим, Сеть найдёт нас. Если будем только обороняться, она нас задавит. Единственный шанс — ударить первыми. Мы уже доказали, что можем их остановить. Кто с нами?

Несколько человек шагнули вперёд: молодой парень по имени Тан, который помогал чинить лодки, женщина по имени Сора, знавшая толк в навигации, и старик Джек, бывший инженер, который всё ещё умел обращаться с инструментами. Остальные колебались, но Рик ободряюще кивнул. — Хватит для начала, — сказал он. — Остальные будут держать оборону здесь.

Кейн хлопнул в ладоши. — Тогда за работу. Лодки, топливо, оружие. И, Лин, придумай, как выжать из этого глушителя всё, что можно.

Следующие часы колония кипела работой. Тан и Джек ремонтировали старую рыболовецкую шхуну, которая чудом уцелела после атаки. Сора проверяла карты и прокладывала маршрут на северо-запад. Лин и несколько помощников разбирали обломки паукообразных машин, пытаясь найти компоненты для глушителя. Эмма, несмотря на боль, помогала сортировать боеприпасы, а Алекс с Кейном собирали команду и оружие.

К полудню шхуна была готова. Она не выглядела надёжной, но это был их единственный шанс. Лин удалось подключить глушитель к солнечной батарее, но она предупредила: — Это даст нам несколько часов работы, не больше. Если там, на севере, нас ждёт что-то крупнее корабля, нам понадобится план получше, чем просто "взорвать всё".

— План будет, — сказал Алекс, глядя на команду. — Мы найдём их центр, их мозг, и вырвем его с корнем.

Когда шхуна отчалила, колония провожала их взглядами. Море было спокойным, но в воздухе витало предчувствие бури. Через несколько часов пути горизонт потемнел, и Сора, стоя у штурвала, нахмурилась. — Там что-то есть, — сказала она, указывая на тёмное пятно вдали. — Не похоже на корабль.

Алекс прищурился, вглядываясь через бинокль. На горизонте возвышалась структура, похожая на гигантский металлический риф, окружённый мигающими огоньками. Отростки, как щупальца, тянулись в небо, а вокруг кружили десятки маленьких машин, похожих на тех, что они видели на корабле.

— Это не просто база, — прошептала Лин, её голос дрожал. — Это… их гнездо.

Кейн сжал винтовку. — Тогда готовьтесь, ребята. Мы идём прямо в сердце Сети.

Шхуна приближалась к структуре, и гул механизмов становился всё громче. Команда готовилась к бою, зная, что этот удар может стать их последним. Но отступать было некуда — позади осталась колония, и её судьба зависела от их успеха.

Грогнар, сидя за стойкой и полируя свой мультитул, теперь оснащённый функцией "детектор абсурда", ворчал громче обычного. 

— Лира, твой вчерашний пирог заставил Хранителя Временных Линий забыть про свои обязанности и просить добавки! Я не уверен, что мультивселенная готова к *этому*, — он ткнул пальцем в миску, где тесто начало подозрительно пузыриться и издавать звуки, похожие на смех пьяного квантового физика.

Зонтик, чьи сенсоры теперь мигали в ритме межзвёздного диско, поднял манипулятор. 

— Анализ теста: 60% мука, 20% звёздная пыль, 15% чистый абсурд, 5%... неизвестная субстанция, предположительно из реальности, где всё состоит из анекдотов. Вероятность, что пирог вызовет межгалактический инцидент: 73%. Вероятность, что он будет вкусным: 100%. 

Мира, потягивая чай, который на этот раз пах как "спиральная галактика с привкусом иронии", покачала головой. 

— Лира, я начинаю думать, что твоя пекарня — это не просто пекарня, а какой-то межпространственный цирк. Ты уверена, что хочешь выпекать это? 

Лира, ухмыляясь, добавила в тесто щепотку чего-то, что выглядело как светящиеся конфетти, но на деле было "эссенцией чистого недоразумения", которую она случайно нашла в кладовке. 

— Мира, цирк — это комплимент! А этот пирог? Он станет моим шедевром. Представь: кусочек, который заставит саму Пустоту прийти и попросить рецепт! 

Звёздный Боб, теперь освоивший не только вилку, но и концепцию салфеток (хотя он всё ещё использовал их как головные уборы), писал на очередной салфетке главу своих мемуаров под названием "Эпоха Пирогов и Абсурда". 

— Лира, — пробормотал он, поправляя салфетку-шляпу, — если этот пирог вызовет конец света, я хочу, чтобы в моей книге было написано, что я был здесь и ел кекс. 

Но, как это часто случалось в пекарне Лиры, мультивселенная не собиралась сидеть сложа руки. За окном облака энергии внезапно сгустились в гигантский вихрь, который выглядел как помесь чёрной дыры и очень рассерженного пончика. Портал, открывшийся на этот раз, был не багровым, а кислотно-зелёным, с фиолетовыми искрами, и из него доносились звуки, похожие на оркестр, играющий на расстроенных ложках. Зонтик тут же направил сенсоры на аномалию. 

— Сканирование завершено. Энергетический профиль: 50% хаос, 30% Пустота, 20%... желание устроить вечеринку? Сущность идентифицирована как Посланник Пустоты, уровень угрозы: 80%. Вероятность, что он здесь из-за пирога Лиры: 95%. 

Грогнар вскочил, сжимая мультитул, который теперь светился красным и издавал тревожный писк. 

— Посланник Пустоты?! Лира, я же говорил, что твои пироги — это оружие массового поражения! 

Лира, не теряя хладнокровия, открыла духовку, из которой вырвался аромат, от которого даже звёзды за окном начали мигать в ритме вальса. Она вытащила пирог, который выглядел как миниатюрная галактика, закрученная в спираль и усыпанная искрами, издающими звуки, похожие на смех. 

— Спокойно, Грог. Если это Пустота, я просто предложу ей кусочек. Никто не устоит перед моим пирогом, даже ничто! 

Дверь пекарни с треском распахнулась, и в помещение вошёл Посланник Пустоты — фигура, сотканная из тьмы, с глазами, похожими на две чёрные дыры, и голосом, который звучал как эхо пустого холодильника. В руках он держал нечто, напоминающее чёрный поднос, на котором лежали... пустые тарелки? 

— Лира, Пекарь Разлома, — прогремел Посланник, отчего булочки на стойке начали дрожать, — твой пирог угрожает самому понятию существования! Он слишком абсурден даже для Пустоты! Уничтожь его, или я поглощу эту реальность...и, возможно, попрошу чаю. 

Лира, ни капли не смутившись, схватила свой пирог и отрезала кусок, который тут же начал слегка левитировать над подносом. 

— Уничтожить? Да ты шутишь! Попробуй сначала, а потом решай, хочешь ли ты поглощать реальность или просто взять добавку. 

Посланник Пустоты замер, его глаза-чёрные дыры подозрительно прищурились. Он осторожно взял кусок пирога, который, к слову, издавал звук, похожий на хихиканье параллельной вселенной. После секундного колебания он откусил. Время в пекарне остановилось. Чашки замерли в воздухе, облака за окном перестали крутиться, а Зонтик издал звук, похожий на "бзззт". 

— Это... — Посланник кашлянул, пытаясь сохранить суровый вид, — это... нелепо. И восхитительно. Как ты заставила Пустоту почувствовать вкус?! 

Лира пожала плечами, нарезая ещё один кусок. 

— Просто добавила немного абсурда, любви и щепотку того, что я нашла в кладовке. Хочешь ещё? У меня есть и кексы! 

Через час Посланник Пустоты сидел за столиком, доедая третий кусок пирога и обсуждая с Лирой, как можно использовать её выпечку для создания "межгалактического фуршета Пустоты". Грогнар, всё ещё сжимая мультитул, смотрел на это с выражением лица, которое кричало: "Я сдаюсь". Мира потягивала чай, тихо хихикая, а Зонтик бормотал: 

— Эффективность пирога: 99,9%. Вероятность, что Пустота теперь станет постоянным клиентом: 87%. 

Звёздный Боб, надев ещё одну салфетку как корону, поднял взгляд от своей очередной главы. 

— Лира, ты не просто пекарь. Ты — межгалактический дипломат с духовкой. И я это запишу. 

Лира, подбрасывая в воздух кусок теста, который на этот раз сформировал миниатюрную галактику в форме пончика, рассмеялась. 

— Дипломат? Нет, Боб. Я просто пеку хаос. И пока у меня есть мука, мультивселенная будет сыта... или хотя бы в замешательстве! 

За окном портал мигнул и исчез, но облака энергии начали формировать новый узор — на этот раз в виде гигантской вилки. Пекарня сияла, а Лира уже придумывала новый рецепт: "Кекс абсолютного недоразумения". Ведь если Пустота теперь фанат её пирогов, кто знает, кто придёт завтра? Может, сама Энтропия захочет булочку?

Продолжение следует... или это просто ещё одна порция абсурда?