Сегодня либералы-антисоветчики рисуют нам царскую Россию как светлое православное царство, где жили благородные и честные люди, заботившиеся о благе отечества. Это якобы было идеальное общество, свободное от пороков и коррупционных проявлений, где представители элит искренне служили интересам родины.
Однако у капиталистов нет Родины и факты, а также исторические свидетельства доказывают, что реальность значительно отличалась от романтизированного представления.
Некоторые члены российского руководства, включая министров финансов и экономики, имели тесные связи с представителями британской элиты. Они часто принимали решения, выгодные иностранным партнерам, что иногда ставило национальные интересы на второй план.
Великобритания использовала свое влияние при российском дворе, пытаясь склонять правительство к действиям, выгодным ей самой.
Совет министров Российской империи XIX век Фото из открытого доступа
Цена продажности
Знаменитый канцлер императрицы Елизаветы, дочери Петра Первого, Алексей Петрович Бестужев-Рюмин ведал внешней политикой Российской империи и часто действовал в интересах Великобритании, заключая сделки, выгодные английской стороне.
Он получал огромные суммы денег от англичан за содействие их политическим целям по 5-7 тысяч фунтов (стоимость одного поместья).
Один эпизод описывает требование Бестужевым крупной взятки размером в 10 тысяч фунтов стерлингов, отвергнув предложение принять деньги в форме беспроцентной ссуды.
Данные о выплатах фиксировались в официальных отчетах британского правительства, что позволяет подтвердить обвинения в коррупции.
Источником сведений служит книга Дэвида Хорна «Британская дипломатическая служба 1689-1789», опубликованная в 1961 году, основанная на архивных документах.
Таков был моральный упадок среди аристократии эпохи Елизаветы, Екатерины II и позднее.
Внешняя политика Российской империи XVIII-XIX веков была направлена, как ни странно, на возрастание мощи англичан.
Могущество Британии было на первом месте, она использовала Россию в войнах против Франции практически непрерывно с 1799 года, начиная с альпийских кампаний Суворова. Союз с Наполеоном был недопустим, поскольку мог бы позволить ослабить Великобританию.
Англия воспользовалась ситуацией вторжения Наполеона в Испанию, поддержав восставшие колонии Латинской Америки, расширив таким образом свои торговые рынки.
Во время швейцарского похода Суворов потерпел серьезные потери, теряя солдат на Чёртовом мосту,Ю в то время как британский флот под командованием адмирала Нельсона закрепился на Мальте. Укрепление британского контроля над Средиземным морем ограничило доступ России к Черноморским проливам, затруднив выход флота в международные воды.
Вызов англичанке
Император Павел I решил кардинально пересмотреть стратегию внешней политики Российской империи, поставив цель ограничить влияние Англии и укрепить собственные позиции. Кульминационным событием стала серия решительных мер, принятых в 1800 году.
Первоначально Павел установил союзнические отношения с Наполеоном, закладывая основу для противодействия британской морской гегемонии. В рамках этого альянса шведские и датские войска заняли Гамбург, ключевой порт Германии, куда традиционно доставлялись товары из Англии. Вскоре последовали санкции против Англии: осенью 1800 года Павел приказал арестовать английские суда в российских гаванях и прекратить импорт английских товаров, вызвав резкое ухудшение двусторонних отношений.
Наполеон Бонапарт и Павел I. Фото из открытого доступа
Одновременно начались переговоры с Наполеоном о проведении совместного военного похода в Индию, целью которого было свержение британского господства в регионе. Успех подобной экспедиции угрожал основам британского влияния, поскольку Индия считалась главной жемчужиной в британской короне.
Реализовав подобные планы, Павел рассчитывал достичь ряда стратегических целей:
Избежать конфликта с Наполеоном в будущем (война 1812 года);
Обеспечить себе свободный проход через турецкие проливы и открыть дорогу к богатствам Востока, включая Египет и Персию;
Закрепить контроль над важными торговыми путями и источниками сырьевых ресурсов.
Заключительным этапом этого процесса стало введение строгого экономического эмбарго: указом от 11 марта 1801 года Павел запретил любую поставку российских товаров за границу без личного распоряжения монарха, фактически закрыв страну от внешнего рынка и препятствуя экспорту ключевых продуктов в Англию.
Однако реализация этих планов прервалась трагической гибелью Павла I, убитого в результате дворцового заговора в ночь на 12 марта 1801 года.
Ответственность за организацию убийства лежит на английском посольстве и лично Чарльзе Уитворте, английском посланнике в Петербурге. В результате престол занял новый царь — Александр I, совершивший фактически отцеубийство и отказавшийся от инициатив своего отца, объявив его сумасшедшим.
Убийство императора Павла Фото из открытого доступа
Так Россия пошла не по пути усиления собственной державы, а стала прислужницей Англии
Человеческие потери ради величия Великобритании
Россия выступила в роли инструмента, используемого Великобританией для укрепления собственных позиций, жертвуя собственными ресурсами и жизнями своих солдат. Вместо следования собственным интересам, Александр I вел военные кампании, подчиняясь требованиям союзников, прежде всего Англии, терпя тяжелые поражения и большие человеческие жертвы.
Пока русские солдаты боролись с Наполеоном, Англия захватывала новые территории, включая южную Африку, которая ранее принадлежала Голландии.
Кампания 1812 года завершилась победой России, но, вопреки здравому смыслу, по зову англичанки, Александр продолжил борьбу в Европе, потеряв десятки тысяч солдат в сражениях, таких как битва под Лейпцигом, где сложили голову 23 тысячи русских солдат. Полководец Кутузов умолял этого не делать, но он умер в Заграничном походе, так и не остановив это безумие.
Заграничный поход русской армии 1813-1814 годы Фото из открытого доступа
Дворянство относилось к солдатам пренебрежительно, считая их равными домашнему скоту, в отличие от признания заслуг офицеров и дворянства.
Вместо того, чтобы воспользоваться плодами побед, Россия потеряла тысячи солдат (в учебниках об этом не написано) и оказалась экономически истощённой, в то время как Англия процветала, развивая промышленность и торговлю.
Великобритания откровенно использовала Россию для собственного экономического подъёма.
Русский отставной генерал-майор Алексей Ефимович Вандам-Едрихин (1867-1933) в своей книге «Наше положение» (1912) написал: «Плохо иметь англосакса врагом, но не дай Бог иметь его своим другом!»,
"…На полях Италии, на высях Швейцарских гор, под Шенграбеном, Аустерлицем, Прейсиш-Эйлау, Фридландом и по всему кровавому пути от Москвы до Парижа доблестнейшая из всех армий собирала камни для пьедестала английскому величию…" (Вандам «Наше положение» (1912))
Так Россия выстилала дорогу величия Великобритании - великой военной, богатейшей промышленной и торговой державе того времени.
Сама же Россия, положив десятки тысяч русских солдат за чужие интересы, ничего не получила.
Эффективная эксплуатация России
Уже после падения Наполеона европейские державы объединились против России, стремясь ограничить её растущую силу. Это проявлялось в открытых столкновениях, таких как Крымская война 1853-1856 годы, где весь мир выступил против России.
Постоянно вмешиваясь в дела Турции, Англия старалась поддерживать Балканы нестабильными, предотвращая установление контроля России над проливами Босфора и Дарданелл. Подобные вмешательства наблюдались неоднократно, особенно в периоды, когда Россия близка была к достижению успеха.
Когда Россия сталкивалась с внутренними восстаниями или внешними угрозами, Англия оказывала поддержку враждебным силам, будь то польские повстанцы, кавказские сепаратисты или Япония в период Русско-японской войны 1904-1905 годов.
Параллельно с военным давлением Англия продолжала получать выгоду от экспорта зерна и других ресурсов, эффективно эксплуатируя Россию.
Прямым следствием манипуляций Запада стало вовлечение России в Первую мировую войну, это была роковая ошибка, стоившая миллионы жизней и приведшая к падению монархии.
Британцы в Архангельске 1918 год Фото из открытого доступа
Династия Романовых открыто изменяла русским национальным интересам, а Россия заплатила за это миллионами человеческих жизней и утраченными историческими шансами.
Дворянская элита смотрела на русских людей как на туземцев в колонии, она в основном жила и потребляла на Западе, выкачивая при этом из России все ресурсы. Она же подвела Россию к краю пропасти и только большевики спасли Россию в 1917 году, подобрав никому не нужную власть и дали отпор интервентам, в том числе и англичанке.
Сегодня верующие утверждают, что церковь никогда не поддерживала рабство, что всё это клевета и наговоры. Но давайте в самом начале обратимся к высказываниям авторитетных церковных иерархов.
Епископ Кавказский и Черноморский Игнатий Брянчанинов совершенно открыто называл крепостное право рабством, защищал его и считал его богоучреждённым. Его, как вы понимаете, признали святым.
"Рабство, как крепостная зависимость крестьян от помещиков, вполне законно и, как богоучрежденное, должно быть всегда, хотя в различных формах»
"Слово Божие и Церковь – как Вселенская, так и Российская – в лице святых отцов, никогда и ничего не говорили об уничтожении гражданского рабства»
"Не твое дело, что господин твой бесчеловечен, ему за это судит Бог. Ты неси свой крест, данный тебе Богом ради твоего спасения. Неси безропотно, благодаря и славословя Бога с креста твоего"
Игнатий Брянчанинов
Виктор Бычков. Несение креста Фото из открытого доступа
А вот высказывание ещё одного святого русской церкви – Тихона Задонского:
«Что господа приказывают, то крестьяне должны делать, и какие оброки налагают, — давать, и какую работу повелевают, — исполнять. И все это им должно творить безропотно, творить ради Господа, ибо Господь так повелел. Работайте же, о возлюбленные и смиренные овечки, не ради людей, а ради Господа. Будете ради Господа работать, когда все по заповеди Его будете творить, и угождать будете не людям, а Господу. Тогда подлинно будете Божиими рабами и свободными во Христе, хотя и называетесь рабами человеческими».
Отрывок из книги Тихона Задонского "Наставление христианское"
Виктор Бычков Несение креста, фрагмент картины Фото из открытого доступа
Замена христианской свободы христианским смирением
История крепостного права в России ставит сложный вопрос: почему православный народ, чьё государство называло себя защитником веры, терпел столь жестокую систему зависимости, противоречащую основным постулатам христианства?
Ответ находится не в самом учении, а в том, каким образом вера использовалась государством и как изменилось восприятие христианской истины. Вместо акцента на свободе, заложенной в Евангелиях («нет ни раба, ни свободного»), российское общество сделало акцент на покорности и смирении.
Простолюдинам внушали идею, что их страдания являются необходимым этапом духовного пути, а освобождение мыслилось не в социальных переменах, а в личном нравственном совершенствовании. Люди слышали, что надо нести свой крест, смиренно слушаясь властей, потому что любая власть дана от Бога. Такой подход позволял считать социальный строй справедливым и божественным устроением, отводя вину от государственных институтов и возлагая ответственность исключительно на отдельного человека.
Для элит, напротив, возник удобный способ оправдания собственной привилегированности. Дворянство воспринималось как инструмент царского управления страной, данная Богом собственность над крестьянами объяснялась необходимостью исполнения священных обязанностей государства. Крепостной перестал восприниматься как личность, став объектом собственности и инструментом для реализации государственного порядка.
Эта двойственность восприятия привела к возникновению своеобразного религиозного мировоззрения, оправдывающего социальную несправедливость и закрепощённость большинства населения.
Виктор Бычков Несение креста Фото из открытого доступа
Считали ли крестьян людьми
Вопрос крайне болезненный и неоднозначный. Формально крепостной считался полноценным членом общества, наделённым всеми атрибутами христианской жизни: крещением, венчанием, исповедью. Его душа признавалась равной перед Богом, что должно было служить моральным ограничителем произвола.
Однако в повседневной жизни и юридически крепостной воспринимался скорее, как движимая собственность, принадлежавшая владельцу земли. Его судьбу, достоинство и благополучие целиком зависели от воли помещика. Право покупки, продажи, разделения семей, произвольного наказания стали обыденностью, порождая условия полного отсутствия личной свободы и достоинства.
Причины молчания церкви
Почему церковь, обладавшая высоким моральным авторитетом, не выступила активно против крепостного права? Причина проста: к периоду расцвета крепостничества церковь фактически интегрировалась в государственную структуру.
После ликвидации патриаршества императором Петром I церковь превратилась в подразделение имперской администрации, обязанное соблюдать официальную линию правительства.
Поэтому вместо резкого обличения социального зла церковники предпочитали предлагать народу надежду на награду в загробной жизни. Роль мученичества, послушания властям и стойкости перед испытаниями преподносилась как добродетель, ведущая к небесному блаженству. Такая позиция выступала эффективным средством подавления недовольства среди низших слоёв населения, позволяя сохранить стабильность существующего порядка.
Таким образом, тихое согласие церкви с несправедливыми условиями эксплуатации стало важным фактором, поддерживающим функционирование крепостнического режима.
Социальная пропасть
Часто упускают из виду, что крепостное право создало не только социальное неравенство, но и глубокий разрыв внутри российского общества, ставший настоящей психологической и культурной пропастью.
Разделение проявлялось буквально во всём:
Язык: дворяне свободно общались на французском, крестьяне говорили исключительно на русском.
Образование: элита имела доступ к европейскому образованию, широким знаниям, культуре Запада, тогда как простой народ оставался практически неграмотным.
Повседневная жизнь: образ жизни аристократии кардинально отличался от быта простых крестьян, проживавших в условиях традиционного уклада.
Восприятие закона: представление о правах и обязанностях существенно различалось между сословиями, создавая глубокие различия в правовом самосознании.
Следствием этого расслоения стало ощущение полной отдельности и неприязни между слоями общества. Барину крестьянская масса казалась чужой, примитивной, иногда даже варварской. Любовь к абстрагированной идее «народа» легко сочеталась с пренебрежительным отношением к конкретному простому человеку. Подобный раскол нанес глубочайшую травму российскому обществу, последствие которого чувствуются и спустя столетия после отмены крепостного права.
Вера была взята в плен
Таким образом вера в Бога оказалась встроена в жёсткую политическую и экономическую систему, подчинённую другим приоритетам: государственным интересам, материальной выгоде и стремлению к власти.
В результате религия утратила роль независимой духовной инстанции, защищавшей справедливость и равенство. Церковникам разрешалось заниматься личным спасением душ, но запрещалось критиковать общественные нормы и бороться с социальным угнетением. Таким образом, православие в России оказалось сведено к положительной роли утешения для угнетённых и украшения привилегированного положения господ.
Судьба Якова Джугашвили, старшего сына Иосифа Сталина, — словно трагическая поэма, строки которой до сих пор написаны полумраком военных тайн. В то время как вокруг его гибели в немецком плену клубились туманы мифов, рассекреченные протоколы допросов позволяют пролить свет на подлинный облик его противостояния врагу, являя его как человека принципов, выкованных убеждениями.
Воинская стезя, чуждая политике
В отличие от младшего, честолюбивого Василия, Яков Джугашвили не грезил о политических вершинах. Он выбрал стезю инженера, выучился в Артиллерийской академии и, словно предчувствуя грозу, в мае 1941 года принял под командование батарею 14-го гаубичного полка. Увы, война оказалась безжалостно короткой для старшего лейтенанта Джугашвили. Уже в июле того же года, в пекле боев под Витебском, его подразделение угодило в смертельное кольцо окружения, и он оказался в плену у солдат 39-го танкового корпуса вермахта.
Идеологическая дуэль на допросе
В плену Якову сулили златые горы сотрудничества, но он остался непреклонен. Для нацистской Германии пленение сына советского вождя обернулось пропагандистским триумфом. Однако допрос 18 июля 1941 года развеял надежды на легкую победу: перед ними был не сломленный пленник, а идейный противник. В остром споре с капитаном Реушле и майором Гольтерсом Джугашвили яростно отстаивал свои взгляды.
Он утверждал, что комиссары, искренне верующие в коммунизм, пользовались заслуженным уважением, разбивая немецкие мифы об их ничтожности. Он признавал, что реформы порой вызывают ропот недовольства, неизбежный в обществе. Сын Сталина с гордостью отзывался о советских полководцах, таких как Тимошенко, Ворошилов и Буденный, называя их выдающимися стратегами, словно давая понять, что не держит зла на советскую власть. Он негодовал, слыша измышления об убийствах немецких военнопленных красноармейцами, уверяя, что видел лишь достойное обращение и что приказ о расправах не мог быть отдан.
Не обошли стороной и тему немецких диверсантов, чья жестокость вызывала всеобщую ненависть в рядах Красной армии. Яков рассказывал, как эти враги, облаченные в форму красноармейцев и милиционеров, использовали самые коварные приемы. Он поведал историю о женщине-диверсантке, несшей с собой сосуд с чумой, чтобы отравить колодцы. Однако немцы лишь презрительно отмахнулись, назвав это пропагандистскими сказками.
В политическом плане Яков оставался верен отцу и утверждал, что советская власть осыпала народ благами, возвысив его над царским режимом. Он подчеркивал, что благодаря большевикам Россия обрела мощную промышленность и независимость. Но немцы стояли на своем: во всем виноваты большевики, развязавшие мировую бойню.
При всей своей несгибаемости в разговорах с врагом, Яков Джугашвили, по воспоминаниям современников, был личностью сложной и противоречивой. Споры о мотивах его поступков и поведения в плену не утихают и по сей день. Одни видят в нем убежденного коммуниста и патриота, готового стоять за свои идеалы до конца. Другие полагают, что им двигала личная обида на отца и стремление доказать свою независимость.
Тень антисемитизма?
В стенограмме допроса промелькнули слова, вызывающие сегодня тягостное недоумение, — неприязнь к евреям. Яков утверждал, что евреи ищут лишь выгоду, что русский народ всегда питал к ним неприязнь. По его словам, они чужды созидательному труду, а их главная страсть – торговля, за что их и презирают.
Эти строки звучат особенно диссонансом, учитывая, что женой Якова была еврейка, Юдифь Исааковна Мельцер. Возможно, антисемитские высказывания были циничной попыткой расположить к себе немцев. Немцы были убеждены, что в СССР правят евреи, и предположили, что жена Сталина тоже еврейка, что вызвало гневную реакцию Якова.
Достойный финал
Яков Джугашвили был узником концентрационного лагеря Заксенхаузен. 14 апреля 1943 года он бросился на проволочное ограждение лагеря и был сражен пулей охранника Конрада Хафриха. По другой версии, его убило электрическим током, прежде чем раздался выстрел, поскольку проволока находилась под напряжением.
Будучи ценным пленником, Яков Джугашвили не стал орудием нацистской пропаганды и до конца сохранил верность своим убеждениям. Его трагическая гибель стала символом стойкости и несгибаемости советского солдата перед лицом смертельного врага.
Вопросы о том, почему Яков Джугашвили отверг сотрудничество с немцами и почему выбрал смерть, продолжают будоражить умы. Был ли это отчаянный акт протеста против режима или осознанное стремление к героической гибели? Возможно, истина навсегда останется сокрытой за пеленой времени. Но история Якова Джугашвили навсегда останется горьким напоминанием о трагических судьбах людей, чьи жизни были безжалостно сломаны жерновами войны и тиранией политических режимов.
На его примере воспитывались поколения советских школьников. Паша Морозов донёс на своего отца за его «контрреволюционные преступления», отрёкся от него и за это был убит друзьями отца – «кулаками». Нам говорили, что Павлик поступил как настоящий пионер-герой, который должен пожертвовать родственными привязанностями и даже самой жизнью в классовой борьбе ради торжества коммунизма.
Н. Чебаков. Павлик Морозов, 1952
Во время «перестройки» Павлик подвергся переоценке. Полностью принимая всю фактическую сторону дела («донос» с последующим убийством), как она излагалась советскими агитационными книжками, разоблачители, помимо банальности, что доносить на родных это нехорошо, стали утверждать, что Пашу Морозова убили чекисты, чтобы развязать террор против кулаков. Характерно, что колхоз в деревне, где жил Павлик, удалось организовать только после его убийства и осуждения его предполагаемых убийц.
Есть и третья версия. Она появилась уже в 90-е годы и основана на внимательном изучении документов, относящихся к делу.
Осуждение отца Павлика
Павел Трофимович Морозов родился в ноябре 1918 года в деревне Герасимовка нынешней Свердловской области. Он был старшим ребёнком в семье и, как водится в крестьянских семьях, рано начал работать. Это мешало его успехам в школе, хотя, как отмечают знавшие его, он старался прилежно учиться.
Интересно, что пионером Павлик Морозов не был. Первая пионерская организация в школе, где он учился, была основана только после его гибели. Конечно, её назвали его именем.
Павлик Морозов (в центре, в фуражке) с одноклассниками, слева — его двоюродный брат Данила Морозов (1913 г. р.)
Жизнь в семье Павлика складывалась неладно. Его отец часто и нещадно бил его мать и детей. Незадолго до трагических событий Трофим Морозов бросил жену и детей и ушёл к другой женщине. Неудивительно, что Павлик ненавидел отца.
При всём этом Трофим Морозов до поры до времени был уважаемым человеком на деревне и считался лояльным к советской власти. До 1931 года он избирался председателем сельсовета.
Как раз на этой почве и было возбуждено уголовное дело против Трофима Морозова. Он был уличён в торговле поддельными справками для раскулаченных переселенцев и в присвоении имущества раскулаченных. Никаких следов «доноса» Павлика на отца в следственном деле нет.
Павлик Морозов обличает отца. Рисунок из газеты «Пионерская правда»
На суде против Трофима Морозова дали показания его жена и сын Павлик. 13-летний Паша, правда, говорил «в духе времени», как примерный школьник, о том, что его отец совершал «контрреволюцию», и что он отрекается от своего отца. Но ясно, что в основе его показаний лежало банальное желание отомстить за свои и мамины обиды. Судья даже прервал выступление Павлика, поскольку оно совсем не относилось к сути разбираемого дела.
Трофим Морозов был приговорён к 10 годам лагерей, которые и отбыл. К убийству своего сына он уже не был поэтому причастен.
Месть родственников
Родня Трофима решила отомстить не столько детям, сколько его жене. А что может быть более страшным для матери, чем смерть её детей?
В сентябре 1932 года в лесу были найдены тела Павлика и его 8-летнего брата Феди. Убийцы даже не скрывались. Мать Трофима, увидев на улице свою сноху, сказала ей со смехом:
— Мы тебе наготовили мяса – можешь наесться!
Расправа народного суда была короткой. Непосредственные участники убийства – 19-летний двоюродный брат Павлика Данила и дядя Павлика Арсений Кулуканов были приговорены к расстрелу. Соучастники преступления – дед Сергей и бабка Ксения – посажены в тюрьму, из которой уже не вышли (им было за 80 лет).
Журналистская версия о том, что Павлик Морозов разоблачил на суде «связь своего отца с кулаками», появилась уже после этого резонансного убийства и стала основой для легенды о пионере-герое.
В 1999 году Генпрокуратура РФ отказала правозащитному обществу «Мемориал» в посмертной реабилитации осуждённых за убийство Павлика Морозова, так как «нет никаких оснований считать их жертвами политических репрессий» и «убийство было совершено на бытовой почве».
Знаменитая фраза «Веселие на Руси есть пити, иначе нам не жити», авторство которой приписывают Владимиру Святославичу, известна всем. «Повесть временных лет» утверждает, что сказана она была князем в разговоре с миссионерами из Волжской Булгарии – в ответ на предложение принять Ислам. Уже более тысячи лет эта фраза служит оправданием всем любителям горячительных напитков, а также доказательством «исконной предрасположенности» русского народа к пьянству.
Даже Некрасов написал как-то:
«Чужды нравственности узкой, Не решаемся мы скрыть Этот знак натуры русской Да! Веселье Руси – пить!»
Но мы с вами сразу отметим для себя, что хрестоматийный рассказ о «выборе веры» составлен не ранее XII века и потому может рассматриваться лишь в качестве «исторического анекдота». Дело в том, что послы от хазарских иудеев, по утверждению автора ПВЛ, сообщают Владимиру, будто их землёй владеют христиане. Между тем крестоносцы контролировали Иерусалим и окружающие его территории с 1099 по 1187 гг. А в X веке, когда Владимир «выбирал веру», Палестина принадлежала арабам.
Но какова же была реальная ситуация с употреблением алкоголя в домонгольской Руси?
До государственной монополии на производство и продажу спиртных напитков, винных откупов или акцизов в те времена ещё не додумались, и потому князья не имели никакой выгоды от пьянства своих подданных. Впрочем, и возможности регулярно напиваться тогда на Руси ещё не было.
Вначале давайте выясним, что именно пили русские при Владимире Святославиче и его преемниках.
Крепких спиртных напитков на Руси в то время не знали. Простые люди пили мёд, брагу, квас (в те времена так называли густое пиво, отсюда выражение «квасить») и перевар (сбитень). Весной к ним добавлялся сезонный напиток – березовица (забродивший берёзовый сок). Березовицу можно было приготовить в индивидуальном порядке. А вот остальные напитки из перечисленных варили несколько раз в год «артельным методом» – сразу на всю деревню или городскую слободу. Совместное употребление спиртного на особом пиру («братчине») приурочивалось к какому-нибудь празднику («заветные дни») и носило ритуальный характер. Опьянение рассматривалось как особое религиозное состояние, приближающее человека к богам и духам предков. Участие в таких пирах было обязательным. Отсюда, как считают, берёт начало недоверчивое отношение к абсолютным трезвенникам, которое до сих пор встречается в нашей стране. Но иногда провинившихся лишали права посещать «братчины». Это было одним из самых тяжёлых наказаний: ведь считалось, что не допущенный к пиру человек лишается защиты и богов, и пращуров. Христианские священники, несмотря на все старания, так и не смогли побороть традицию «заветных» братчин. Поэтому пришлось пойти на компромисс, привязав языческие праздники к христианским. Так, например, Масленица была привязана к Пасхе и стала неделей, предшествующей Великому посту.
Приготовленные для братчин напитки были натуральными, «живыми», и потому имели ограниченный срок хранения. Запасти их впрок было невозможно.
Исключение составлял знакомый всем по былинам и сказкам мёд (сейчас такой напиток называют медовухой). Его можно было приготовить в любое время года, в любом количестве и в любой семье. Но этот хмельной напиток был гораздо дороже перевара или браги. Дело в том, что пчелиный мёд (как и воск) издавна был стратегическим товаром, пользующимся большим спросом за рубежом. Большая часть добываемого мёда не только в языческие времена, но и при московских царях отправлялась на экспорт. И для простых людей регулярное употребление медовухи было слишком дорогим удовольствием. Даже на княжеских пирах «ставленный мёд» (получался в результате естественного брожения пчелиного мёда с соком ягод) часто подавали лишь хозяину и почётным гостям. Остальные пили более дешёвый «варёный».
Виноградные (заморские) вина были напитками ещё более редкими и дорогими. Они делились на «греческие» (привозились с территорий Византийской империи) и «сурьские» (то есть «сирийские» – это вина из Малой Азии). Покупалось виноградное вино в основном для нужд Церкви. Но часто вина не хватало даже для причастий, и тогда его приходилось заменять олуем (разновидность пива). Вне церкви «заморское» вино мог позволить подать к столу лишь князь или богатый боярин, да и то не каждый день, а по праздникам. При этом вино, в соответствии с греческой традицией, вплоть до XII века разбавляли водой.
Скандинавские наёмники новгородских и киевских князей принципиально новых алкогольных традиций на Русь не принесли. У них на родине также весьма популярны были пиво и мёд. Именно мёд на своих пирах пили и воины Вальхаллы, и боги Асгарда. Отвар из мухоморов или каких-то одурманивающих трав, который, как утверждают некоторые исследователи, готовили «неистовые воины» скандинавов (берсерки), не стал популярен на Руси. Видимо, потому что употреблялся он не для «веселья», а напротив, для облегчения пути в Вальхаллу.
Итак, даже слабоалкогольные напитки основная часть населения домонгольской Руси употребляла лишь несколько раз в год – по «заветным» праздникам. Но имелось исключение из этого правила. Князь был обязан устраивать регулярные совместные застолья для своих дружинников, которые ещё и считали себя вправе попрекать его в скупости и жадности. Например, согласно Новгородской летописи, в 1016 г. дружинники Ярослава Владимировича («Мудрого») на пиру ругали князя:
«Мёду мало варено, а дружины много.»
Хорошие профессиональные воины ценились очень высоко и цену себе знали. Они могли покинуть прижимистого князя и уйти из Киева в Чернигов или Полоцк (и наоборот). Насколько серьёзно князья считались с мнением своих дружинников, видно из слов Святослава Игоревича:
«Как мне одному принять Закон (т. е. креститься)? Дружина моя смеяться станет».
А сын его Владимир говорил:
«Серебром и золотом не добудешь верной дружины; а с нею добудешь серебро и золото.»
На своих пирах князь, конечно же, не хотел споить своих воинов и превратить их в законченных алкоголиков. Совместное застолье должно было способствовать установлению дружеских неформальных отношений между дружинниками. Поэтому пьяные ссоры на пирах не приветствовались и за них строго наказывали. С другой стороны, такие пиры поднимали авторитет щедрого и хлебосольного князя, привлекали в его дружину сильных и опытных воинов других княжеств.
Но иногда дружинники требовали хмельных застолий не только в княжеском тереме, но и во время походов. В распоряжении историков имеются подлинные свидетельства трагических последствий такого легкомыслия. Скандинавская «Прядь об Эймунде» утверждает, что в 1015 г. воины Бориса Владимировича (будущий «Святой») в своём лагере «спали крепко по всем шатрам, быв крайне утомлены и очень пьяны». И князь был убит всего шестью (!) варягами, которые ночью атаковали его палатку: «быстрыми ударами нанесли смерть ему (Борису) и многим другим» и без потерь «ускакали прочь». Голову будущего святого норманны преподнесли Ярославу (Мудрому), который сделал вид, что разгневался и приказал с честью похоронить «любимого брата». Если вам интересно, чем в это время занимался «окаянный» Святополк, откройте статью Война детей Владимира Святого глазами авторов скандинавских саг. Здесь скажу лишь, что на момент смерти Владимира Святославича он находился в тюрьме по обвинению в измене. После кончины князя сумел освободиться и бежал в Польшу – к своему тестю Болеславу Храброму, что находит подтверждение в польских и немецких источниках. На Руси он появился уже после гибели «святого» Бориса.
«поверив слухам, что Арапша далеко... сняли с себя латы и... расселись по окрестным деревням, чтобы пить крепкий мёд и пиво.»
Результат:
«Арапша с пяти сторон ударил на россиян, столь внезапно и быстро, что не могли ни изготовиться, ни соединиться и в общем смятении бежали к (реке) Пьяне, устилая путь своими трупами и неся неприятеля на плечах.» (Карамзин)
Помимо рядовых воинов и многих бояр погибли два князя.
Летописи сообщают, что в 1382 году захвату Москвы Тохтамышем предшествовали грабёж винных погребов и повальное пьянство среди защитников города.
В 1433 год Василий Тёмный был наголову разбит и пленён небольшим войском своего дяди Юрия Звенигородского:
«От москвичей не было никакой помощи, многие из них уже были пьяны, да и с собой везли мёд, чтобы пить ещё.»
Неудивительно, что Владимир Мономах пытался запретить употребление спиртных напитков в «полевых условиях». В своих «Поучениях» он особо указал, что князю «следует чтить гостя питием», но «в походе необходимо блюстися пьянства и блуда».
Алкогольные напитки и традиции Московской Руси
В 1333-1334 гг. работавший в Провансе алхимик Арнольд Вилльнёв методом дистилляции получил из виноградного вина спирт. В 1386 г. генуэзские послы, следовавшие из Кафы в Литву, привезли эту диковинку в Москву. Дмитрию Донскому и его придворным напиток не понравился. Было решено, что «аквавиту» можно использовать только в качестве лекарства. Генуэзцы не успокоились и снова привезли спирт в Москву – в 1429 г. Здесь в это время правил Василий Тёмный, который признал спирт негодным для питья.
Примерно в это время кто-то догадался заменить традиционное пивное сусло забродившим овсяным, ячменным или ржаным зерном. В результате этого эксперимента было получено «хлебное вино». Существует предание, что изобретателем и «первопроходцем» стал аж сам митрополит Киевский Исидор (в 1436-1458 гг.), титулярный (латинский) патриарх Константинопольский (1458-1463 гг.), сторонник Флорентийской унии, против своей воли внёсший важный вклад в провозглашение в 1448 г. автокефалии Московской митрополии.
В марте 1441 года Исидор прибыл в Москву, где разгневал Василия II и иерархов русской церкви, помянув во время архиерейского богослужения папу римского Евгения IV и зачитав с амвона Соборное определение Ферраро-Флорентийского собора. Был заключён в Чудов монастырь, где якобы изобрёл от нечего делать новый алкогольный напиток. В октябре того же года бежал в Тверь, а оттуда – в Литву. Однако многим исследователям эта версия кажется сомнительной. Скорее всего, «хлебное вино» было примерно в одно время получено в разных монастырях местными «самородками».
Между тем с 1431 года на Русь перестали поступать бургундские и рейнские вина, которые раньше поставляли купцы Новгорода. А в 1460 г. крымскими татарами была захвачена Кафа, откуда привозили вина из Италии и Испании. Мёд по-прежнему оставался дорогим напитком, а против употребления браги и пива возражала Православная церковь: в то время эти напитки считались языческими. В этих условиях «хлебное вино» стало изготавливаться всё чаще и в возрастающих количествах. Со временем появились и «злачные места» – трактиры, в которых можно было выпить новый хмельной напиток, полученный путём перегонки зерна (злаков).
«Хлебное вино» было дешёвым, но непривычно крепким. С его появлением в русских землях увеличилось число пожаров и выросло количество пропивших своё имущество нищих.
Оказалось, что и качество нового продукта оставляет желать лучшего и без дополнительной обработки пить его неприятно, а порой и для здоровья опасно. В странах Южной Европы такой проблемы не было. Европейцы проводили дистилляцию виноградных (а также – некоторых фруктовых) вин. Россияне использовали забродившее зерно (сусло) либо жидкое тесто, в которых содержалось большое количество крахмала и сахарозы вместо фруктозы. Полученный из фруктового сырья спирт практически не нуждается в очистке и отдушке. А вот в спирте, получаемом посредством перегонки зерновых или овощных продуктов, имеется большая примесь сивушных масел и уксуса. Чтобы отбить неприятный запах «хлебного вина» и улучшить его вкус, стали добавлять в него растительные добавки. Особенно популярным был хмель – отсюда и ведут происхождение известные выражения «хмельной напиток» и «зелёное» (точнее – зельёное) вино: не от прилагательного «зелёный», а от существительного «зелье» – трава. Пресловутый «зелёный змий», кстати, тоже от «зелья». Затем догадались пропускать «хлебное вино» через фильтры – войлок или сукно. Таким образом удавалось уменьшить содержание сивушных масел и альдегидов. В 1789 году петербургский химик Товий Ловиц установил, что самым эффективным фильтром является древесный уголь. Выяснилось также, что наилучший результат достигается при определённой концентрации водно-спиртовой смеси. Вы, наверное, уже догадались, каким оказалось оптимальное разведение спирта: от 35 до 45 градусов.
Поскольку сырьё для производства «хлебного вина» было и дёшево, и доступно, «варить» его стали почти повсеместно. Этот «самопальный» напиток назывался тогда «корчма» – от слова «корчага», означавшего сосуд, использовавшийся для изготовления «хлебного вина. А известное всем слово «самогон» появилось лишь в конце XIX века. Позже словом «корчма» стали называть трактиры, в которых подавали «хлебное вино».
Имеется любопытная версия, согласно которой разбитое корыто, служившее символом несчастья в пушкинской «Сказке о рыбаке и рыбке», было предназначено именно для приготовления «хлебного вина». Крестьянский способ его изготовления был следующим: корчагу с брагой накрывали другой корчагой, ставили в корыто и отправляли в печь. При этом в процессе варки браги проходила и стихийная дистилляция, продукты которой и попадали в корыто.
Ещё в XIX веке в деревнях фиксировалась пословица:
«Счастье – корыто, корчагой покрыто.»
Корыто стариков из сказки Пушкина было разбито, следовательно, они не могли готовить «хлебное вино».
Итак, с крепкими спиртными напитками русский народ познакомился позже жителей Западной Европы. Полагают, что именно потому у большинства наших соотечественников имеется так называемый «азиатский ген», который активирует ферменты, расщепляющие попадающий в организм алкоголь. Носители этого гена пьянеют медленно, но в их организме быстрее образуются и накапливаются токсичные метаболиты этилового спирта. Это ведёт к повреждению внутренних органов и повышает частоту смерти от алкогольных интоксикаций. Исследователи полагают, что в Европе носители азиатского гена уже «отбракованы» эволюцией, а в России этот процесс ещё продолжается.
Но вернёмся в XV век и увидим, что на Руси тогда были предприняты первые попытки монополизировать производство алкоголя. По утверждению венецианского путешественника Иосафата Барбаро, сделано это было Иваном III между 1472-1478 гг. Одной из причин стала обеспокоенность Великого князя нарастающим пьянством на территории его государства. И последовала попытка взять ситуацию под контроль. Представителям низших сословий при Иване III официально разрешалось употреблять спиртные напитки лишь 4 раза в год – в установленные ещё в дохристианские времена праздники.
На этой иллюстрации В. Васнецова к «Песне про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» мы видим пир Ивана Грозного, внука Ивана III:
После взятия Казани Иван IV приказал заводить на Москве кабаки (в переводе с татарского это слово означает «постоялый двор).
Первый кабак был открыт в 1535 году на Балчуге. Поначалу в кабаки допускались лишь опричники, и это рассматривалось как одна из привилегий.
Хлебное вино в кабаках подавали без закуски: отсюда идёт традиция выпитую водку «занюхивать рукавом». Жёнам и другим родственникам запрещалось уводить пьяных из кабака до тех пор, пока у тех оставались деньги.
Кабаками заведовали целовальники (которые целовали крест, обещая не воровать).
В первый раз это слово фиксируется в «Судебнике» Ивана III. Целовальники разделялись на судебных, таможенных, рядовых (эти следили за торговыми рядами). Позже их стали называть приставами. А вот служители кабаков так и остались целовальниками.
Строительство казённого кабака, кстати, было повинностью окрестных крестьян. Они же должны были содержать целовальника, который царского жалованья не получал. И потому про этих работников кабаков говорили:
«Если целовальнику не украсть, то и хлеба достать негде.»
Целовальники «крали»: и для себя, и на взятки приказным и воеводе. А если целовальник убегал с вырученными деньгами, на правёж ставилось всё село, жители которого были обязаны покрыть недостачу. Поскольку о воровстве целовальников было известно всем, но отказаться от их услуг было невозможно, богобоязненный царь Фёдор Иоаннович даже отменил для них крестное целование – чтобы они не губили свои души клятвопреступлением. Но, как и предупреждали царя умные люди, освобождённые от крестного целования кабатчики совсем обнаглели и начали так «красть», что через два года присягу пришлось восстановить.
Право открыть свой кабак царями даровалось в виде особой милости. Так, Фёдор Иоаннович разрешил открывать кабаки в Пскове одному из представителей семейства Шуйских. Польский король Сигизмунд, добиваясь избрания русским царём своего сына Владислава, также щедро обещал «пожалование кабаков» членам боярской Думы. Те из бояр, кого Сигизмунд обделил, получили право открывать кабаки от Тушинского вора (Лжедмитрий II). А Василий Шуйский, в поисках поддержки, стал раздавать грамоты на право открывать кабаки и людям купеческого сословия (это право у них потом отняла Елизавета в 1759 году – по требованию дворян, кабаки которых конкурировали с купеческими). Существовали и монастырские кабаки. Даже патриарх Никон выпросил у Алексея Михайловича кабак для своего Новоиерусалимского монастыря.
Михаил Романов, первый царь этой династии, обязал кабаки ежегодно вносить в казну фиксированную сумму денег. Если окрестным мужикам не удавалось такую сумму пропить, «недоимка» взыскивалась со всего местного населения. Наиболее ушлые целовальники, стараясь собрать побольше денег, устраивали в кабаке игры в карты и в зернь. А самые предприимчивые ещё и «блудных жёнок» при кабаке держали. Такой цинизм властей вызывал возмущение у некоторых священников, которые причисляли пьянство к первородным грехам человечества. В распространившейся тогда «Повести о Горе-Злосчастии» (герой которой пропивает своё богатство) утверждалось, что именно пьянство стало причиной изгнания Адама и Евы из Рая, а запретным плодом была виноградная лоза:
Дьявол во многих произведениях тех лет изображается похожим на целовальника, а в проповедях напрямую сравнивается с ним.
Лубок «Пьянство есть корень зла»
Особенно непримиримыми противниками пьянства выступили проповедники старообрядцев. Вот как, например, описывает питейные заведения знаменитый протопоп Аввакум:
«Слово в слово бывает (в кабаке), что в раю при Адаме и Еве... Ввёл дьявол в беду, а сам и в сторону. Лукавый хозяин напоил, да и с двора выпихнул. Пьяной валяется ограблен на улице, а никто не помилует.»
Кабаки изображались как Антицерковь – «храм и община, умерших при жизни».
Но государственная политика спаивания народа давала свои плоды, и в 40-х годах XVII века (при царе Алексее Михайловиче) в результате затянувшегося празднования пасхи в некоторых волостях пьяные крестьяне даже не смогли вовремя начать посевные работы. При этом царе, кстати, на Руси уже было около тысячи кабаков.
В 1613 году первые виноградники были разбиты близ Астрахани (вино, получаемое здесь, называли чигирем). При Алексее Михайловиче виноград стали сажать на Дону, при Петре I – на Тереке. Но до товарного производства вина дело тогда не дошло.
При Алексее Романове проводилась серьёзная борьба с самогоноварением, подрывавшим государственный бюджет. Напиваться люди должны были только в кабаках, покупая в них «хлебное вино» по явно завышенным ценам.
В 1648 г. в Москве и некоторых других городах начались «кабацкие бунты», вызванные попытками властей взыскать с населения долги кабакам. Даже в правительстве поняли тогда, что в погоне за лёгкими деньгами зашли слишком далеко. Был созван Земский собор, получивший название «Собор о кабаках». Было решено закрыть частные питейные заведения, которые самовольно открывали для своих крестьян предприимчивые помещики. В казённых кабаках теперь нельзя было торговать в долг и под заклад. Было запрещено винокурение в монастырях и помещичьих усадьбах. Целовальникам предписывалось не открывать кабаки по воскресеньям, праздникам и постным дням, а также в ночное время, торговать спиртным навынос. Кабатчики должны были следить, чтобы никто из клиентов «не упивался до смерти». Но «план» по сбору с населения «пьяных» денег не отменили. И потому, «дабы государевой казне порухи не было», власти значительно повысили цены на алкоголь.
А сами кабаки тогда были переименованы в «кружечные дворы».
Советский Союз постоянно вел широкие геологоразведочные работы по всей стране с целью поставить богатства недр на службу трудовому народу. Сибирь рассматривалась руководством страны как кладезь полезных ископаемых, правда, разведка и добыча их обходилась в копеечку, но цель оправдывала средства.
В 1978 году группа геологов обследовала реку Большой Абакан. Облетая на вертолете район ее притока Еринат, специалисты неожиданно заметили поляну подходящую для посадки. Геологам было очень желательно высадиться именно в этом районе, но от такой мысли пришлось отказаться, поскольку поляна была прямоугольной, да еще явно расчищенной человеческими руками. После нескольких облетов члены экспедиции заметили и нечто подобное на избушку. Однако, никаких людей в этом районе, удаленном на расстояние свыше 250 км от ближайшего города, не должно было быть.
Дом и надворные постройки отшельников. Источник изображения: wikimedia.org
Высадка геологов состоялась примерно в 15 км от обнаруженной поляны. Затем они отправились к делянке, прихватив с собой продукты и оружие. Руководила группой Галина Письменская.
Возле избушки геологи увидели сарай, в котором хранился картофель, сделанный людскими руками мостик через небольшой ручей и другие следы человеческой деятельности. Навстречу геологам вышел дед и пригласил в дом, раз уж добрались из такой дали.
Изба состояла из одной комнаты, тускло освещавшейся светом проникавшем через крохотное оконце. В избушке было темно, грязно и смрадно. Поначалу казалось, что больше в помещении никого нет, но потом удалось заметить двух женщин, которые стояли на коленях и молились. Одна из них при этом плакала и причитала о том, что визит незнакомцев случился из-за их грехов. Не желая дальше запугивать хозяев, гости вышли наружу.
Вещи семьи отшельников Лыковых (Красноярский литературный музей). Источник изображения: wikimedia.org
Поход от места посадки до хижины отшельников был неблизким - геологи успели проголодаться. Они разместились на полянке и приступили к обеду. Довольно долго из строения никто не выходил, но любопытство оказалось сильнее. Старик и обе женщины показались наружу, подошли к гостям. Вскоре завязалась беседа из которой выяснилось, что старика зовут Карп Лыков, а женщины - это его дочери Наталия и Агафья. Понять Карпа Лыкова было просто, а вот его дочери говорили на искаженном языке, так что первое время беседовать с ними было сложно.
Письменская поинтересовалась, пробовали ли отшельники хлеб, на что Карп ответил, что он пробовал, а вот дочери нет. Вскоре женщины впервые в своей жизни ели хлеб, первоначальный контакт был завязан. Через некоторое время старик рассказал историю своей семьи.
Так выглядели отшельники в первый год встречи с геологами. Источник изображения: wikimedia.org
История семейства отшельников
Пожилой мужчина происходил из семейства староверов, которое до 1917 года терпело определенные притеснения, но в общем жилось довольно сносно. Правда, Карп Лыков крайне негативно относился к императору Петру I, считая его чуть ли не Антихристом. Причем говорил об этом самодержце дед так, будто они были современниками.
Большевистская революция резко ухудшила положение всех верующих, на староверов начались настоящие гонения. Пришедшая из Нижегородской губернии в Сибирь семья Лыковых двинулась на Алтай. Там приходилось тоже несладко, ну а начавшаяся коллективизация и вовсе подвела черту под оседлостью семейства. Комиссары потребовали переезда 6 семей к людям, поскольку для создания общего хозяйства требовалось участие не менее 10 семей. В 1936 году коммунистический патруль убил (скорее всего случайно) брата Карпа Лыкова Евдокима.
После этого семейство Лыковых начало кочевую жизнь. Правда, Карп Лыков еще пытался устроиться на работу в Абаканский кордон, но после нескольких встреч с НКВД было решено затеряться в тайге. Весной 1941 года приехавшие на Абаканский кордон наблюдатели Лыковых уже не обнаружили. Кочевую жизнь начинали 4 Лыковых — Карп, его супруга Акулина и дети Савин и Наталья. В 1940 году на свет появилась Агафья, в 1943 сын Дмитрий. Новое место жительство было выбрано вдалеке от людей, но в 1946-47 гг. было несколько контактов, на картах даже появилось место "заимка Лыкова". Однако через несколько месяцев заимка опустела, Лыковы ушли еще дальше. Спустя некоторое время о них забыли.
На протяжении 3 десятилетий у семьи Лыковых не было вообще никаких контактов с внешним миром. Акулина научила детей читать по привезенным с собой Библии и другим церковным книгам. Заостренные березовые ветки служили заменой гусиным перьям, а сок жимолости подходил в качестве чернил. Так дети научились писать. Родители рассказывали им о существовании внешнего мира, городов, где люди ютятся в тесных жилищах, но для детей это все было абстракцией.
Главным продуктом в пищевом рационе семейства был картофель, еще отшельники выращивали морковь и коноплю, в лесу росли грибы и ягоды, кедровые шишки падали прямо на крышу их избушки. Приходилось часто есть траву и кору деревьев вкупе с картофельной ботвой, но Лыковы никогда не могли наесться досыта.
Копка картофеля. Источник изображения: wikimedia.org
Несколько легче стало когда подрос Дмитрий. Он обладал исключительной силой, мог долго ходить в сильные холода босиком по снегу и ночевать на свежем воздухе. Дмитрий добывал для семьи мясо и мог зимой в одиночку принести тушу молодого лося. Беда была в том, что у семьи не было никакого оружия, так что охотиться приходилось исключительно с помощью ям-ловушек. Несколько разнообразить рацион помогала рыбная ловля. В 1961 году неожиданный снег в июне полностью уничтожил урожай моркови, резко сократился урожай других культур. Это привело семью на грань гибели, от голода умерла мать Акулина Лыкова.
Дальнейшая жизнь проходила в крайней нужде, причем семейство для выживания проявляло чудеса изворотливости. Например вопрос с одеждой они решили с помощью конопли, для чего умудрились сделать ткацкий станок. Та же конопля давала масло, а ведь выдавить его совсем непростое дело. Проблема обуви решалась с помощью лаптей и калош из бересты. Кресало и кремень помогали добывать огонь.
Агафья Лыкова с братьямиДмитрием и Савином. Источник изображения: wikimedia.org
Геологи рассказали отшельникам о важнейших за последние десятилетия событиях в мире. Так Лыковы узнали о Великой Отечественной войне, о полетах в космос и на Луну, смене власти в стране и о том, что гонения на религию резко уменьшились. Лыковых познакомили с часами (которым они очень удивились) и календарем. Но больше всего отшельников поразил целлофан, Карп полагал что пришельцы умеют мять стекло руками. Младшие постоянно иронизировали над собой, Карп верил во все достижения прогресса и всему восторгался. Вот только на предложение геологов вернуться к людям он ответил категорическим отказом.
В 1981 году состав семьи отшельников резко уменьшился — Савин и Наталья умерли от почечной недостаточности, а Дмитрий от пневмонии. Врач Игорь Назаров (проводивший медицинское наблюдение за семьей) высказал мнение, что смерть троих членов семьи наступила от завезенных геологами вирусов к которым у отшельников просто не было иммунитета. Особенно жаль геологам было Дмитрия, они предлагали с помощью вертолета переправить больного в городскую больницу, но Дмитрий отказался. Карп Лыков скончался 16 февраля 1988 года во время сна.
Агафья отказалась вернуться к людям, она продолжила отшельническую жизнь в одиночестве на своей заимке, где и живет по сей день.
27 февраля 1917 года на продуваемую злым ветром Тверскую улицу (питерскую Тверскую, не путать с ее московской тезкой!) вышел из своего дома депутат Государственной Думы, присяжный поверенный Александр Федорович Керенский. Дверь с тяжелыми хрустальными стеклами грохнула у него за спиной, как зубами клацнула, словно хотела укусить. Керенский покосился на величественное привидение Смольного собора, висевшего в воздухе над марлевой завесой позёмки, а потом решительно повернулся в другую сторону, лицом к неразличимому отсюда Таврическому дворцу, и поднял воротник своего щегольского, негреющего пальто… Всего час тому назад ему позвонили оттуда, и дрожащий голос произнес долгожданное, заветное: — Началось!
Социальный шторм, который все предвкушали с таким лихорадочным нетерпением, который в упоении звал горьковский Буревестник, наконец-то действительно обозначился на горизонте. Нескольким сотням образованных людей удалось-таки раскачать лодку Империи, привести в движение косные массы. Очень скоро воспетая ими Революция сметет их всех, одного за другим, раскидает по планете, как чудовищное цунами, кого-то и проглотит; а они-то рассчитывали в охотку попрыгать на волнах!
Так и тянет в ущерб документальности и научности воспользоваться киношным приемом: на мгновение остановить кадр, с разных сторон показать застывшую сцену с одинокой черной фигурой, дать зрителю и самому герою насладиться драматическим моментом, оценить его по достоинству… По-режиссерски кричу в мегафон:
— Внимание, Александр Федорович! Это — самый, самый главный, роковой, поворотный момент вашей жизни! Дверь, что захлопнулась только что за вашей спиной, уже никогда не откроется! С вашей семьей — женой, красавицей Ольгой, и мальчишками, Олегом и Глебом, — вы никогда больше не будете вместе! Ни к ним, ни в квартиру эту вы не вернетесь. Более того: само это казенное жилище, предоставленное вам государством как депутату, станет для вас последним собственным домом…
Нет, не слышит… слишком громко свистит в ушах разбойный февральский ветер с Невы. Ему предстоит несколько следующих дней кое-как ночевать на сдвинутых креслах; потом несколько месяцев маяться в квартире министра юстиции с царскими портретами по стенам, в обществе скорбной жены арестованного предшественника, а потом ненадолго поселиться в великоватых для его щуплой фигуры царских покоях…
А дальше — полвека скитаться, искать себе пристанища, расписываться в книгах для постояльцев недорогих отелей, уповать на щедрость женщин и случайных благотворителей — и повсюду, ото всех слышать в свой адрес одни упреки и проклятья…
Убить царя
Биография этого уникального человека, первого и последнего «президента» так и не провозглашенной Российской Республики, сегодня, можно сказать, малоизвестна*. А ведь он взлетел бесстрашным сёрфингистом на самый гребень революционной волны: женщины кричали от ужаса и восторга и швыряли к его ногам свои драгоценности, мужчины злились или завидовали. На виду у всех он проделывал головокружительные трюки, что называется, «откалывал номера»: к цепочке этих отчаянных, с риском для жизни проделанных «номеров» и свелась вся его бешеная политическая карьера. Краткие мгновения славы, а потом — затяжная расплата: предательство союзников и выдвиженцев, злые и прилипчивые сплетни, полвека скитаний, забвение на родине и остракизм в среде русской эмиграции. И в конце — унизительная старческая немощь, мучительная смерть, запрет на погребение в земле православных погостов и могила на лондонском кладбище «для лиц без вероисповедания».
Конечно, всем этим он обязан в первую очередь особенностям своего характера. Пылкий, нетерпеливый, всегда тяготевший к крайностям, он и в более спокойные времена едва ли остался бы безвестным. Но ему выпало жить в эпоху, когда «невозможное стало возможным»; когда яркий поступок, вовремя брошенное огненное слово весили больше, чем годы упорного труда или профессиональные навыки. Керенский был медиаперсонажем, опередившим время и развитие техники: говорят, если бы в годы его славы существовало телевидение, он правил бы Россией до конца своих дней… Но революционные матросы, ловившие его в 1917-м в коридорах Гатчинского дворца, телевизор не смотрели.
Саша Керенский родился 22 апреля (по новому стилю — 4 мая) 1881 года, через месяц с небольшим после зверского убийства Александра II Освободителя. Царская тема пройдет через всю судьбу Керенского. Через 13 лет учеников Ташкентской гимназии выстроят в широком коридоре, чтобы сообщить им трагическое известие о смерти императора Александра III. Скорбное благообразие мероприятия будет нарушено происшествием: один из гимназистов, услышав о смерти Самодержца, лишится чувств, драматически упадет в обморок на глазах у всех. Надо ли говорить, что гимназистом этим был Саша Керенский, сынок директора гимназии?
Пройдет совсем немного лет, и тот же самый чувствительный юноша, Александр Керенский, сам предложит себя подпольщикам-террористам в качестве цареубийцы: он будет искать контакта с эсерами, чтобы поучаствовать в покушении на жизнь Николая II. Но опытные и проницательные бомбисты из партии «социалистов-революционеров», познакомившись с Керенским и рассмотрев его вблизи, признали адвоката непригодным для столь серьезного дела.
И тем не менее именно Керенскому суждено в феврале 1917-го в качестве министра юстиции Временного правительства арестовать царскую семью, открыв тем самым для пяти невинных детей путь на Голгофу. Впрочем, в те дни Керенский будет публично клясться: «Я лично посажу их на пароход!»… Но тут же в легкомысленном разговоре с единомышленниками при упоминании о царе он сделает многозначительный жест, проведя указательным пальцем поперек шеи — и беспечно заметит, что Революция требует этой жертвы… Цирковая гибкость политика: говори одно, думай другое, делай третье.
Когда в далекий Тобольск к царственным узникам долетит — с большим опозданием — весть о свержении Керенского, государь с необычным для него сарказмом усмехнется:
— А он говорил, что народ так любит его…
Насмешка Ильича
Биография скромного и провинциального присяжного поверенного, которому суждено было стать первым демократическим самодержцем России, причудливо переплелась не только с судьбой его венценосных предшественников, но также и с судьбой политического преемника, Владимира Ленина.
Они родились в одном и том же городе, Симбирске; отцы обоих служили по линии народного просвещения. Федор Керенский забрался по карьерной лестнице выше Ильи Ульянова — и впоследствии оказывал детям земляка весьма ощутимое покровительство. Вот что будет позже говорить об этом сам Александр Керенский:
«Состоялось знаменитое покушение на жизнь императора Александра Третьего. Старший Ульянов, Александр, принимал участие в этом покушении и был казнен. И когда Владимир, второй сын, закончил школу, гимназию, ему было сложно поступить в университет. Тогда мой отец написал документ, в котором рекомендовал Владимира Ульянова как образцового ученика. Благодаря этому он смог получить образование, поступить в университет».
Хочется сделать на полях истории жирную отметку, поставить восклицательный знак: государственный чиновник довольно высокого ранга, Федор Керенский, дает отличную рекомендацию брату казненного государственного преступника, по нашей сегодняшней терминологии — террориста! И тем самым обеспечивает Владимиру Ульянову социальную адаптацию, наилучшую из возможных — выписывает ему, пользуясь советским клише, «путевку в жизнь».
Александр Керенский, вопреки расхожему мнению, с будущим «Лениным» практически не общался. «…У нас не было непосредственных контактов, — объяснит он позже, — потому что он был старше лет на десять. Даже на двенадцать. Но я в детстве был знаком с его матерью. Его отец умер, когда я был совсем маленьким…»
Впрочем, в решающий момент Александр Федорович спасет Владимира Ильича: в июльские дни 1917-го Керенский, будучи министром юстиции, своевременно предупредит Ульянова о предстоящем неминуемом аресте по обвинению в сотрудничестве с неприятелем (немцами); а ведь в жизни революционера, как известно, главное — это вовремя смыться… Дважды спасенный Керенскими, отцом и сыном, вождь мирового пролетариата по-своему «отблагодарит» земляка: не без его ведения возникнет и пропишется в истории миф о бегстве Керенского, переодетого в медсестру, из Зимнего дворца. Эта нелепость станет настоящим кошмаром, сопровождавшим Керенского буквально до последнего вздоха.
Генрих Боровик, встречавшийся с ним в 1966-м, вспоминает: «Он прямо закричал: ну скажите вы там, в Москве — ну не бежал я, переодевшись женщиной! Ну, есть же там у вас умные люди!»
Впрочем, «не все так однозначно»: и переодевание, и бегство все же имели место, но не там и не тогда. Чуть позже, пойманный в ловушку в Гатчине, Керенский избежал неминуемой выдачи на расправу, переодевшись в матроса и благополучно проскользнув мимо революционного сброда, заполнившего Гатчинский дворец — родной дом того самого императора Александра III, при известии о смерти которого он в детстве упал без чувств…
Блеск и ужас Петербурга
Пора бы вспомнить, однако, что пока мы «растекались мыслию по древу», Керенский стоял там, где мы его оставили: на пороге собственного дома. И для него — все еще утро 27 февраля 1917 года. Оживим наш стоп-кадр, приведем в движение кинопроектор истории. Поднимемся выше колокольни Смольного собора, выше низких февральских облаков; не претендуя на глубину и полноту, окинем беглым взглядом общий расклад сил и действующих лиц. Итак, покуда есть еще русский царь, занятый войной, армией, подготовкой весеннего наступления (имевшего все шансы стать победным); есть огромная страна, напрягающая все силы перед лицом страшного и кровавого испытания; и — отдельно — есть блистательный Петербург, столица империи: великий город живет своей собственной жизнью.
Тут стразами сверкают и переливаются поэты и художники Серебряного века — великие имена будущей всеевропейской славы нашего Отечества… Тут трудится в красивейших дворцах неспешное консервативное правительство; его составляют квалифицированные, но не самые решительные люди России… А еще тут бурлит и пенится пестрая «общественность»: в ресторанах и актовых залах, в курительных салонах и на благотворительных вечерах она во всеуслышание называет правительство «бездарным» и требует немедленно, прямо в разгар войны допустить к рулю государства их самих, честных и талантливых…
А между тем по страшным питерским подворотням шныряют немецкие шпионы, в тиши кабинетов плетет кружева британская разведка, ездят по фабрикам и заводам агитаторы-марксисты. И томятся от безделья в казармах тысячи, десятки тысяч солдат запасных полков, прижившихся в городе с его соблазнами и утехами, готовых отдать душу дьяволу, лишь бы избежать отправки на фронт.
Керенский в Севастополе. Май 1917
И над всем этим взбаламученным морем возвышается круглым куполом Таврический дворец, Четвертая Государственная дума, собрание «народных представителей» — тех самых, которые, как говорилось в царском указе, призваны помогать исторической наследственной власти вести русский государственный корабль по бурным волнам истории.
Кого они «представляют», эти «представители»? Вот, Керенский, например, был избран в Думу от города Вольска, в котором никогда не бывал. Но разве это важно? Важно день за днем бросать в лицо власти страшные обвинения, которые даже доказывать не нужно — власть виновата по определению, а ее обвинитель автоматически становится «лучшим человеком страны»!
Эту нехитрую механику Керенский постиг еще в 1912-м, когда — именно как неподкупный представитель «общественности» — прибыл для расследования трагических событий на Ленских рудниках. Там в результате стечения обстоятельств и неловких действий местной администрации погибли рабочие. Правительство направило к месту происшествия специальную комиссию; но не дожидаться же, в самом деле, результатов расследования! И вот в Иркутскую губернию буквально прилетает на крыльях праведного гнева молодой и пылкий Керенский и, поселившись напротив сенатора Манухина, руководителя правительственной комиссии, начинает строчить ежедневные разоблачительные фельетоны в столичные газеты. Кто помнит трудягу Манухина, кропотливо изучавшего факты, помогавшего пострадавшим и их семьям? Никто. А вот Керенский успешно «оседлал волну»: она поднимет его на такую высоту, что он без труда шагнет из своей полубезвестности в Государственную думу, в революцию, в портретную галерею истории.
Тенора революции
Справедливости ради надо сказать, что в величественном зале заседаний Таврического дворца Керенский поначалу выглядел довольно бледно. «Он всегда слишком нервничал. Не без основания его называли неврастеником, — вспоминал его первые выступления депутат Демьянов. — Он обладал громким и излишне резким голосом, в речах его всегда слышались высокие крикливые ноты. Он никогда не говорил спокойно, и это слушателей иногда раздражало. Вообще, слушать его было довольно тяжело». Это потом его красноречие будет всеми признано; он даже «удостоится» сравнения с Гитлером по силе воздействия на слушающих. А пока он «на подпевках» влился в ряды многочисленных крикунов и демагогов, которых современник едко назвал «тенорами революции». Бородатые и лысые, безупречно одетые, вкусно поевшие в прекрасном думском буфете, они сменяли друг друга на трибуне, соревнуясь в смелости, которая ровно ничего не стóила: премьер Столыпин, вызвавший на дуэль «потерявшего берега» депутата, давно убит, а других охотников поставить думских краснобаев на место не предвиделось.
Александр Керенский дает интервью бельгийскому телевидению. 1967
Однако в этих залах и коридорах не просто упражнялись в краснобайстве: невидимая постороннему глазу, здесь шла напряженная подготовительная работа к захвату государственной власти. И наш Керенский, внук священника и сын одного из столпов русского просвещения, делая самые первые шаги по всероссийской политической сцене, вступит во влиятельный клуб, который окажет на его дальнейшую карьеру самое решительное воздействие. Таким клубом было политическое масонство. Позаимствованное в Европе вместе с прочими «плодами Просвещения», это тайное общество если когда и было, как нас уверяют, прекраснодушной организацией гуманитариев, давно перестало ею быть. Трактаты Новикóва, полные символов архитектурные проекты Матвея Казакова, рыцарские обряды, покорившие сердце самого императора Павла I, остались в XVIII веке.
К началу ХХ века масонские ложи превратились в тайные кружки круговой поруки, в кузницы карьеры, немного похожие на закрытые и престижные «студенческие общества» американских университетов. Трудно поверить беспечности и толерантности самодержавия: в стенах важнейшего из государственных учреждений почти официально, без помех функционировала ячейка этой весьма своеобразной организации — строила планы по захвату власти, формировала списки будущего высшего звена государственного управления, терпеливо, с клетки на клетку, продвигала своих и задвигала чужих. На первых этапах революции расчет масонских закулисных технологов блестяще оправдался: первое Временное правительство было практически сплошь масонским. Кто их выбрал, кто назначил, уполномочил принимать непоправимые решения с далеко идущими последствиями? Неужели — темная закулиса, тайные общества, резиденты зарубежных разведок? Или взбаламученная, неграмотная революционная толпа, охотно голосовавшая за того, кто крикнет громче, выкинет самое неожиданное коленце?
К началу 1917 года Керенский уже давно не был рядовым членом ложи: он удостоился титула ее генерального секретаря! Это запоминающееся словосочетание еще не раз всплывет в новейшей истории нашей страны.
Ставка на пиар
И все-таки вплоть до утра 27 февраля он оставался «одним из…» — представителем думской массовки. Показательно, что государыня императрица, возмущаясь в письме мужу наиболее дерзкой из речей Керенского, называет его Кедринским — настолько эта фамилия не на слуху. Могла ли она знать, что совсем скоро этот самый «Кедринский» лично отдаст приказ об аресте ее и ее детей? И предстанет перед царем, которого когда-то мечтал убить, вершителем его судьбы, полномочным представителем «новой России»?
…Не было и половины девятого, когда Керенский через боковую дверь («библиотечный подъезд», известный только посвященным) проник в Таврический дворец. В здании царила истерическая атмосфера. Коллеги Керенского, господа депутаты, пребывали в полной растерянности: столько лет они призывали бурю, а теперь, когда буря грянула, не знали, что предпринять. Один лишь Керенский всем своим видом показывал, что контролирует ситуацию и точно знает, что делать. Попробуем теперь по достоинству оценить поразительную кривую его взлета на гребень волны! Он вышел из дома одним из депутатов Думы, одним из «теноров революции», бросающих в пороховой склад набитой вооруженными людьми столицы искры красноречия. А уже к вечеру он стал — единственным уверенным в себе человеком в растерянном русском парламенте, настолько уникальным и незаменимым, что умудрился вскоре войти в обе конкурирующие структуры власти — и во Временное правительство, и в Совет рабочих и солдатских депутатов!
Вот живая картинка, нарисованная участником и очевидцем событий того дня, Василием Шульгиным. Распахнув дверь, Керенский как привидение возник на пороге комнаты, в которой самоназначенные «министры» пытались выработать хоть какой-то план действий:
«Театральным жестом Керенский бросил пакет на стол:
— Наши секретные договоры с державами… Спрячьте…
После этих слов Керенский вышел, хлопнув дверью, а присутствующие в недоумении уставились на пакет.
— Что за безобразие, — сказал <глава Временного комитета Государственной думы> Родзянко, — откуда он их таскает?»
Так в чем же был секрет его силы, которую он черпал из электризованного воздуха революции, буквально из ниоткуда?
Первым среди российских политиков он сделал ставку на пиар (хотя до появления такого понятия в словаре политтехнологов оставались еще долгие десятилетия). Он научился не держаться за бесполезные аргументы, не выдвигать никому не нужные резоны, не захлебываться в разъяренном народном море, а скользить по его волнам, балансировать над его пучиной… Даже до буквального: после одной из брошенных им ярких, но совершенно бессмысленных фраз («Верите ли вы мне?! если — нет, то можете меня убить!») люди в шинелях подхватят его на руки и с воем восторга понесут из зала прочь — прямо к вершинам власти!
Для того, кто пытается представить себе тайные пружины истории, заглянуть в темный колодец, из которого вылетает человекоядный змей гражданской междоусобицы, биография Керенского — увлекательный, полный загадок и подсказок сюжет, далеко не исчерпанный…
«Кем ты стал!»
Отдельная увлекательная тема — проследить за тем, как стремительно схлынула волна восторгов, как хор тошнотворных восхвалений («…кристально-чистый, честный, искренний, мягкой души, скромный и деликатный до застенчивости…») сменился злословием и проклятиями. Питерские обыватели передавали из уст в уста сплетни и слухи — о том, что он якобы заказал чайный сервиз с монограммой «Александр IV», что он спит в Зимнем дворце в постели императрицы… Отсюда и прилепилось к Керенскому обидное прозвище «Александра Федоровна». Великолепный Бальмонт свысока пенял ему: «Кем ты был, кем ты стал! Посмотри на себя…» То, что еще недавно приводило революционный Петербург в состояние экстаза — его ораторские импровизации, его полувоенный френч, — станут теперь вызывать лишь смех и отвращение. А он-то остался тем же, каким был всегда! Забегая вперед, скажем: и через 10, и через 20, и через 30 лет, на чужбине, в изгнании, стареющий, нищий, почти слепой, он останется тем же — верящим в себя и свою правоту, самовлюбленным, нелепым в своем непрерывном лицедействе (еще в гимназии, а затем в университете он принимал участие в театральной самодеятельности и в письмах родителям подписывался «…будущий артист императорских театров»; современники утверждали, что ярче всего он проявил свои способности в роли Хлестакова.., из которой так и не смог выйти).
Еще во времена Государственной думы девушка-стенографистка однажды попросила у него тезисы его выступления, для упрощения работы по расшифровке его речи. «Какие там «тезисы»! — воздел он руки в комическом изумлении. — Когда я готовлюсь выступать, никогда не знаю, что скажу; а когда закончил — никогда не помню, что говорил!»
И этот-то человек самоуверенно взвалил на себя верховную власть в воюющей, охваченной беспорядками стране с тысячелетней историей, сотнями народностей, тысячами накопившихся социальных противоречий!
«Мы не совершали ошибок», — бросит он в конце своей долгой жизни. Почему же тогда для всех — и для союзников, и для политических противников, и для красных, и для белых — он стал ненавистным лузером, символом бессилия и поражения?
Смерть «месье президента»
Он пережил всех. Царя-мученика, которого малодушно обрек на смерть. Тяжеловесов и мудрецов Временного правительства, людей рассудительных и авторитетных, никогда не принимавших его всерьез, — Милюкова, Гучкова, Набокова-старшего… Героического Лавра Корнилова, который чуть было не повернул вспять колесо истории, но был арестован Керенским, что и предрешило крах «временных» властителей России. Пережил своего земляка Ленина, который отнял у него власть. Он стал сторонним свидетелем победы его страны над Гитлером, испытания советской атомной бомбы, из своего XIX века он шагнул аж в 50-е, 60-е годы XX века, дополз до порога 70-х… Проницательная писательница Нина Берберова назвала его «человеком, убитым 1917 годом». И никакие воспоминания, письменные и устные, никакие интервью, лекции в заморских университетах не компенсировали его бессрочной отставки от жизни. Он любил повторять, что старается чаще летать самолетом, так как надеется погибнуть в авиакатастрофе… Но Бог наказал Керенского сказочным долголетием — и чашу унижений, разочарований и угрызений Александр Федорович испил до самой последней капли.
Во время одной из горчайших старческих болезней сыновья (когда-то, в угаре революционных дней, брошенные им в опасности и болезни, без средств к существованию, но с несмываемым пятном смертельно опасной фамилии) пристроили его, неплатежеспособного, в дешевую лондонскую больницу… Каков же был ужас Керенского, когда, придя в себя, он осознал, что это за больница — финансируемый правительством Великобритании бесплатный абортарий для женщин из социальных низов!
Рыдающий Керенский кричал:
«Вы не понимаете, что это значит — умереть в женской клинике мне, после тех дурацких слухов о моем бегстве в женском платье! Лучше уж я умру на улице, под забором!»
Когда он оказался в больнице в следующий раз, весной 1970-го, после рокового падения на улице, он так страстно желал смерти, так мучительно боролся с жизнью, что тем самым, по свидетельству врачей, парадоксально ее продлевал… Как бы ни были велики наши претензии к нему, его мучительную кончину невозможно представить себе без содрогания и сочувствия. Обездвиженный, плохо слышащий, почти ослепший, давно переживший свою славу властитель, «месье Президент», как называли его официанты в парижских кафе… Свою последнюю спутницу он умолял принести ему яд, кричал на врачей и медсестер, отказывался принимать лекарства. В конце концов он сорвал повязки и умер, отправившись на Суд, который и справедливей, и милосерднее нашего, человеческого.
Как ни трудно в это поверить, масон и неудавшийся цареубийца Керенский всегда считал себя человеком верующим, православным. С увлечением пел на клиросе, отмечал церковные праздники, а упокоился — после тягостных посмертных мытарств — хоть и на непонятном кладбище «для лиц без вероисповедания», но — под православным крестом, рядом с оскорбленной и брошенной им когда-то первой женой.
Немногие охотники отнестись к его личности «без гнева и пристрастия» признают, что он по натуре не был кровожадным, искренне не любил кровавых «эксцессов» — и это при диктаторских полномочиях, в дни смуты, когда человеческие жизнь и достоинство вообще ничего не стоили. На другую удивительную черту его биографии указывает его внук, Степан Глебович, живущий сегодня в Британии: «Говорили, он прихватил с собой несметные богатства… А у него даже банковского счета никогда не было!» Нам, привыкшим к разоблачениям отрешенных от власти казнокрадов с их припрятанными миллионами, это бескорыстие Керенского кажется настоящим чудом.
Он мечтал открыть в русской истории новую, демократическую эру… А в итоге если чем и послужил России — так это собственным примером, наглядным для всех, кто выбирает скользкое политическое поприще: только обостренное чувство ответственности, только внутреннее смирение и способность видеть себя со стороны, только со-трудничество с Богом и ровное упорство, неукоснительный, ежедневный труд могут приносить благие плоды, а не те дьявольские суррогаты, которые рано или поздно углями сыпятся на стриженую бобриком голову ряженого самозванца, любящего себя в искусстве гораздо сильнее, чем искусство в себе.
Уже более трёх десятков лет в России формируется сословное общество, где есть успешные и богатые, для которых Россия – страна возможностей, все остальные нищие, бедные и неудачники, которые не развиваются и не желают заниматься бизнесом.
Касте «новых дворян» (их 2-3%) принадлежат 90% богатств страны и именно для неё формируют миф о «России, которую мы потеряли». Мол был рай на земле, но пришли «кровавые большевики» и всё разрушили.
Богданов-Бельский. «Воскресное чтение в сельской школе», 1895 г.
Правда при этом предпочитают на озвучивать, что царскую Россию в феврале 1917 года разрушили не красные комиссары, а тогдашняя российская элита, включая родственников императора, аристократии, генералов, депутатов Думы, и руководства ведущих политических партий. Однако они не справились и России грозила потеря государственности.
При этом умалчивают тот факт, что большевики спасли Россию от гибели и захвата её земель, воссоздав государственность и направив Россию на социалистический путь развития.
Это был прогрессивный путь, который начался с ликвидации неграмотности и создания советской школы
26 декабря 1919 года Владимир Ильич Ленин подписал декрет о ликвидации безграмотности среди населения РСФСР. Документ устанавливал обязанность учиться грамоте для всех жителей республики в возрасте от 8 до 50 лет, которые не умели читать или писать. Граждане имели право выбирать обучение на родном или русском языке.
Основные положения декрета включали привлечение грамотных граждан к обучению неграмотных в рамках трудовой повинности, сокращение рабочего дня обучающихся на два часа с сохранением зарплаты, уголовное наказание за препятствия обучению и приоритетное выделение ресурсов для борьбы с неграмотностью.
Ленин продолжил тему в статье, опубликованной в январе 1923 года, подчеркнув необходимость усиления усилий в области повышения грамотности населения.
320 тысяч библиотек в СССР
Советский Союз считался самой читающей страной мира, что подтверждено международным исследованием 1966 года. Жители СССР уделяли чтению значительно больше времени, чем жители других стран.
Этому способствовали высокий уровень издания книг, государственная политика поддержки чтения, активная пропаганда чтения через библиотеки и образовательные учреждения, а также проведение мероприятий и курсов, направленных на популяризацию литературы.
Советский Союз имел репутацию самой грамотной страны благодаря нескольким факторам. Во-первых, высокому уровню издательской деятельности, обеспечивающему широкий доступ к разнообразной литературе. Ежегодно выходили миллионы книг разных жанров, делая литературу доступной для широких слоев населения.
Во-вторых, государственная политика активно поддерживала чтение, внедряя его в образовательную программу школ и университетов, а также продвигая через многочисленные библиотеки и читальные залы.
В-третьих, проводились разнообразные курсы и мероприятия, посвященные литературе, создавались книжные клубы, стимулируя интерес к книгам.
«Мы, родившиеся в СССР, стояли в очереди за книгами, собраниями сочинений как наших классиков, так и зарубежных писателей, брали книги в библиотеках, собирали макулатуру, которую меняли на книги, выписывали всевозможные периодические журналы, где печатались произведения современных писателей. Мы, родители, читали нашим детям на ночь, устраивали семейные чтения и обсуждения произведений»
Оттого и выросли поколения умных, читающих людей.
Активная образовательная политика Советского государства привела к достижению практически полной грамотности населения. Широкая сеть библиотек и крупные тиражи изданий сделали книги общедоступными. Чтение ценилось обществом и играло ключевую роль в повышении образовательного и культурного уровня граждан. Оно помогало расширить знания, развить интеллект и сформировать критическое мышление. В итоге советское общество характеризовалось высоким уровнем образованности и культурной развитостью.
Оптимизация советской школы
Реформаторы, начиная с 90-х годов и по настоящее время последовательно оптимизируют советскую школу. В 1991 году в России насчитывалось 69,9 тысяч школ, в 2024 году их количество уменьшилось до 39,5 тысяч.
Мы постепенно возвращаемся в прошлое, в имперскую Россию, где кухаркиным детям достаточно было церковно-приходской школы, а качественное образование было для элиты.
«На дурака не нужен нож, Ему с три короба наврешь – И делай с ним, что хошь!»
