Пошли с девушкой горячих кровей на студенческую вечеринку по случаю Хэллоуина. Нарядились в меру испорченности и желания выделиться — Амуром и Психеей. (Нашли книжку с непристойными картинками и прикрыли свои желания мифом да полосочками ткани.)
Она такая персидская вышла Психея, народ её подкалывал вопросом: почём дыньки?.. Психея лупила в ответ по чему попадёт. А я был Амуром с прищуром, батя — татарин. У меня спрашивали, не будет ли курнуть. Явились, в общем, Бонни и Клайд на минималках.
Ну и по ходу вечеринки, крепко загудев, я сделал своей спутнице предложение. Она согласилась. Договорились утром идти подавать документы.
... Моё утро началось в три часа дня. В дверь колотились, как молотом по башке. У двери всё было в крови. На половичке лежала тыква с вечеринки, тогда сортовых "америкосовских" и не было. А на ней — отрубленный безымянный пальчик с розовым ноготочком. И с моим "кольцом", которое ночью я сотворил из кольца с пивной банки. Соседи услышали крики в парадном и видели в глазок окровавленную девушку. Потом нашли эту инсталляцию.
Мы были женаты, протянули два Хэллоуина. Не обсуждали старый инцидент, хотя отсутствие пальца было ужасно. Но ещё одну вечеринку я покинул с другой девушкой. Так уж вышло, оправдываться глупо. Моя Психея нас догнала, с прыжка свалила девушку и встала на неё. Как чёрная статуя, замерла, давя подножие каблучками. Прекрасная и опасная. Амур-предатель, то есть я, на коленях умолял прекратить это безумие. Подойти не мог, жена была с ножом, который всегда носила с собой. Гладкий стилет, влезающий в косметичку с пудреницей. Тот самый, думаю, отхватывающий пальцы — он был очень острый. Вмешались нежданные прохожие. Тоже пьяненький молодняк.. Травмированную девушку забрали они же.
Я сбежал после не из города, не из института — из брака. Мне и моей родне угрожала её семья, развод длился долго и муторно. Но она сама никогда больше не выходила со мной на связь. Презирала за побег больше, чем за все унижения, что я нанёс этому гордому сердцу.
Я женился снова, уже на трезвую голову, лишь в тридцать. Она не замужем, насколько знаю. У себя на малой родине руководит центром помощи женщинам в трудных жизненных ситуациях. Называется центр "Психея"...
Для наведения марафета у меня была особая губочка. Заговорённая на идеальный результат. Начав тереть ей, не остановишься, пока поверхность не заблестит, как зеркальце.
Я двигался привычно, ни на что не отвлекаясь, но почувствовал вдруг странную влажность. Не на себе, потеть нам не свойственно, а вокруг. Места, начищенные мной, ещё и отражали капли, добавляя размера бедствию. Да и без отражений капли становились всё крупнее и стучали только чаще.
На взмокшей губке я съехал по небольшому наклону, словно на саночках, и еле удержался за край, чтобы вползти внутрь. Верная же подруга моя шмокнулась вниз, в целую лужицу, успевшую скопиться и натечь. Провожая её с горечью, я, однако, вынужден был забыть эту потерю очень скоро.
Ибо внутри ждало меня весьма печалящее всякое сердце зрелище: работники, не сдавшие своего труда, в немалом количестве и великом ужасе сбились в сухой пока мысок. Тесня и душа друг друга, жалостливо умоляя о помощи, они — и я в их числе — смотрели на бездумно подкатывающую волну, готовую затопить наш приют и смыть всех за одну крупинку времён из песочных часов. (Пусть бы это были даже не виданные миром часы, где пересыпался бы весь песок Великой пустыни...)
Откуда дождь в обувной коробке? Как ливень — или это последний Потоп — попадает сюда?
Ни сиятельный мастер голенища, ни подмастерья колодки, ни ученики кожаной тесьмы, ни глухой мэтр лихого стука каблука со своим треугольником не знали ответа. Они продолжали заунывно стенать, икая от собственных слёз, иссушающих душу, лишь ахая порой от заливающей воды. Доходящей уже по грудь первой линии терпящих бедствие. Начавших в безнадёжном отчаянии отступать на собратьев.
В давке, тьме и зачарованном вертиго от нехватки воздуха мы умудрялись передавать инструменты крайним рядам, зажатым в самом конце сапожного носка. Треугольник мэтра, готовый уж к панихиде, направлял нас своим звоном.. Наконец добротный пошив поддался усилиям несчастных. И настоящий вал, будучи последним, окатил всех, выбрасывая наружу.
Чтобы передать в безумную власть стихии! Ветер разметал нас, как лёгкие эглеты, ударяя о громадные дивные папоротники. Косой дождь хлестал великие древние растения, соревнуясь с пращой. Повисший на листе-арбалете треугольник захлёбывался в визге.
Повсюду здесь бежали, катились, валялись и лежали наши трудовые друзья... И повсюду были размокшие обувные коробки с нашим золочёным значком, наклонно падающие с перевёрнутой повозки рикши, стоявшей теперь с поднятыми оглоблями-бивнями. Трубившей слоном о большом позоре. «Обувь, пошитая вручную в европейских артелях» гибла под экзотическим ураганом на другом краю света, брошенная на произвол судьбы вместе с мастерами.
Мы, уцелевшие, забрались на пальму и попросили убежища у юрких зверьков, ловко запасавших плоды тайфуна. Башмак по ноге стопчется, а потоп — так после нас.
Ещё и охромевший, мэтр расслышал гимн в успокоении природы. Он снял свой треугольник, сделав лассо из старого шнурка. И сыграл аллилуйю новой артели маленьких проворных собирателей. У нас всегда сезон! «Все фрукты отобраны вручную. Спелость гарантируем».
ИИ — это не искусственный интеллект, которым в десятых годах как-то не заморачивались. Это Игорь Иванович, наш трудовик. Чел, стоивший той шараги, откуда я выпускался. В своё время военный, он реально побывал в горячих точках. Но, имея какое-то педобразование типа колледжа, ОБЖ вести не пошёл. А развёлся с женой и стал анекдотичным трудовиком, сухим и желтушным. Запойным по-тихому, после запоя приходившим на уроки свежим, выбритым и в светлом костюме. (Кроме светлого, было ещё два модных образа: в полосочку на праздники и синий-моно. Рубашек имелось больше.)
Всегда вычищенный, с отглаженной стрелочкой, в натёртых до блеска туфлях — и холостяк. При этом внешне очень спокойный, доброжелательный, гибкий к порядкам и документам. Аккуратист с таким почерком, что его журналы можно было смело показывать начальству! Училки-разведёнки, одинокие, вдовы, кого в любой школе хватает, ИИ выделяли.. Он же, с давно пропитой печёнкой, к дамам и к жизни относился желчно. Смешивая солдафонский, женоненавистнический и педагогический юмор, на уроках лицемерил меньше. Например, клеил на молотки бумажки "не влезай — убьёт", в банку с шурупами подбрасывал земляных червей, хиляков и ботанов пугал, разбивая кривые табуретки их производства об свою голову...
Вот такого дядьку мой 11 "Бе-е" получил классным руководителем. В последний год, как сладко пела завуч на собрании предкам, пришлось вынужденно назначить. Понятно, он у нас ничего не вёл, зато в первой смене ему вовсе не дали часов, оставив только руководство. ИИ бился с нами ревностно, повышая дисциплину, следя за формой, оценками, поведением. Шесть дней в неделю он приходил в 7:26 утра, отсиживая с нами занятия, и пять дней в неделю уходил домой около восьми вечера, после своих уроков. В ночь на воскресенье страшно напивался, говорят — в одиночку.. С утра в понедельник Игоря Ивановича опережал запах одеколона, не выветриваясь до вторника.
Узнав его ближе, без уроков труда и табуретов, подросшие мы думали, что алканит мужик от тяжёлых военных воспоминаний, развода, однообразия. Считали классного, в сущности, нормальным человеком. И обычным русским лузером, если по чесноку...
Однажды в понедельник он не выходит на работу и на связь. Как назло, нужен срочно — подпись классного в характеристике мне подделать не удалось. С остальными нормально, печать тоже шлёпнул у секретарши, пока та курила в "архиве". А у этого алкаша, ругался я про себя, не автограф, а каллиграфия! Направился к нему домой, узнал у географа, который очень за коллегу беспокоился, адрес.
Это была комната в квартире на несколько хозяев. (Вся жилплощадь, что ему досталась после размена с супругой.) Дверь в комнату не заперта. Захожу — и будто в пустой стакан проваливаюсь. Забитые досками окна, цементные стены без обоев, лампочка на проводе. Раскладушка с тремя костюмами. Вскрытые местами полы. Дверь за мной, отпущенная от прострации, защёлкивается. И на этот факт срабатывает некая сигнализация. В пустой комнате вдруг, как из небытия, звучит музыка... Я знаю, что это, в ужастиках слышал похожее. Это "Ода Люциферу", отвратная латынь, как бы извращённый "Отче наш".
В таких обстоятельствах исполнение такого дерьма подкашивает куда больше, чем в фильмах с еретиками в мантиях. И тут из-под раскладушки выполз совершенно пьяный ИИ... Жёлтый, как лимон. На работу он больше не выходил, уехал "умирать в лес". Так тётки школьные болтали, стуча себя по лбу.
У меня пульс зашкаливал ещё неделю, наверное. Я же ничего никому не рассказывал, хотя подозревал про тот "лес" кое-что своё.. На эмоциях пОшло прогулял урок, вынудив психопатку-историчку, по-кроличьи грызущую древко указки, меня выгнать, и пошёл к одной училке, с которой дружил. Выпалил ей всё как на духу. Так она посмотрела сперва на меня — можно ли мне доверять?! А потом, тоже молчала долго, говорит: знаю, что он злой. Попала раз под его ненависть.. Работали с ним на выборах, считали бюллетени. Я попала в эту бодягу по приказу, первый раз.. И смешала бумажки, спутала стопки, куда какую кладём.
Он ударил меня по руке, горько вспоминала училка, с такой силой и яростью, словно за себя голоса считал.. Бестактно поучал, пока я таращилась на свою красную кисть. Он-то сверху бил, а я рукой ещё об стол стукнулась, "осушила" её. Но ИИ какой угодно, только не сумасшедший. Ликовал он тогда от всей моей боли, что подловил, что проучил... Даже, что вышел из себя, позволил себе это верховенство над девчонкой почти.
После, глубокой ночью, когда наша комиссия закрывалась, я искала его по всей школе. В мастерских есть пустая подсобка. Он стоял там, качаясь, и дул на свечу на сломанной парте. Незадуваемую. Свеча не гасла, а он смеялся. И откуда-то звучала та музыка, какую ты слышал. "Ода Люциферу", записанное послание огромной секты своим последователям.***
____________ *** Эта старенькая "хоррор-аллегория в диалогах" имела подлинные основания быть написанной. Но сейчас, когда одного из прообразов произведения не стало, я публикую рассказ и с извинениями тоже. Перед старшими товарищами с непростыми судьбами и характерами - за собственную обидчивую молодость в профессии...
Пришёл с тренировки измочаленным и послал сумку голевой шайбой в ворота.. (Удар "брысь под лавку" называется.) Звук раздался непривычный — словно я хрусталь расколотил. А этого быть не могло: клубный дермантин на завязках переносил лишь старые мягкие кеды. У меня давно "жёсткая стопа", поэтому часть тренировки в зале провожу в такой обувке, но потом убираю кеды в эту сумку.
Смотрю, а сумка-то не моя. Новее и чище явно. Я чужую чью-то прихватил по ошибке, такие "пакеты для сменки" есть у всех одноклубников.
Пришлось открыть, чего теперь. Ущерб-то на моей совести. Завязки разжимаю — эх, одни черепки внутри. А цвет подшивки тёмно-синий, и не разглядеть, что там ещё валяется. Вытряхиваю всё на пол и, как бы это сформулировать.., задумываюсь.
Выпадают из сумаря три чёрных крупных семечка, вроде бразильского ореха. Продольных и таких крепких — не расшибёшь. Гладкие, аж глянцевые; и до того чёрные, как смоль. Черепки же эти из чистой глины, ломкой. Недавно был обожжён сосуд, да ещё плоховато, что по "сырым" краям осколков заметно.
Сложил куски-то эти: самопальный кувшинчик с низким узким горлышком. Кстати, семена точно слишком здоровые для горлышка; не пролезли бы, если в готовый сосуд класть. Ну куда это деть?.. Горшок (кувшин) разбил, а вдруг семечки нужны хозяину? Мало ли ведь, кто что выращивает, у меня у друга жена ботанический сад развела.. Есть у них даже канадский клён, что для сиропа используется. (Они клёну дыру в крыше пробили, благо дом частный, хотя на чердаке холод теперь канадский.) Вот, отложил пока мешок этот. В спортивный центр позвонил, спросил про свои кеды, сообщил, что сумки перепутал.
Прошла неделя, другая. Никто не откликнулся, не признался. Я и подзабыл уже этот эпизод. А между тем мы дома начали чудить...
Нас трое в квартире: я и родители. Я зачем-то этажерку снёс в прихожей, прям чувство меня охватило, что надоела она. Сил нет, что стоит тут годами! За этажеркой пятно чёрное нашлось, как после пожара.
У матери в кухне аномалии. Показалось ей, вроде все крупы, приправы, заварка долгоносиком поражены. Банки шевелятся. Мать одну на пол уронила с испуга — так на полу нет ничего. А в руки тару взять не может: если открывает, то паразитов видит.
У отца старый телевизор, он его ностальгически посматривает, задудел. Вместо всех звуков дудит трубой! Он по нему треснул по старинке — телик начал кричать, как человек... Я батю отродясь таким бешеным не знал.
Когда с соревнований вернулся и как раз этажерку развалил, то после сели и поговорили. Родаки, смотрю, не в себе. Мать уж вежливо спросила: "Сынок, ты ничего такого домой не приносил?". Я по лбу-то себя и хлопнул, про семечки вспомнил. Показал их, горемычные черепки, мать даже вздрогнула. "Извод", говорит, какой-то тебе подбросили.
А отец в руку одно семя взял, сдавил — и оттуда потекла дождевая вода. Потому что дождём запахло!! Я же смотрел семечки, трогал. Они как из стали были!
Напитались, следовательно, нами. И готовились прорасти..
И все, главное, ко мне с вопросами: да как её угораздило?! Такая дама уважаемая оконфузилась.. А я, видевшая ту очередь воочию, возражу любому. Там каждое лицо было с историей, и не только из жёлтой прессы, но и из энциклопедий тоже. Похожими их делало одно - скорбное выражение, просящее и даже умоляющее.
Ближайшей подруге моей немного за сорок. За научные достижения, за наработанное благосостояние она расплатилась с лихвой абсолютным одиночеством. Даже мошенники и разводилы с ресурсов для знакомств обходили её стороной. Дошла она до стадии "самокритичного анализа" от отчаяния. Когда всё уже вроде есть, цели выполнены, а счастья нет.
И вот вообразила она, начитавшись про энергии и порчи, что над ней висит венец безбрачия. Блок однозначный поставлен на личную жизнь! Причём ей самой, может, - такой "самосглаз", настолько упёрто она с юности к другому стремилась, что прочие интересы отмела и вычеркнула.
Нашла она дорогого экстрасенса, не из шоу, а по отзывам знакомых профессорских жён. (Элита здесь, как в генералитете, - это одно, а вот их жёны - совсем другое...) Не столичного, не модного - знающего. К нему запись на месяцы вперёд, и всё равно у скромного, правда, дома очередь стоит: вдруг примет.. И вот в этой очереди я и наблюдала разных богатых и знаменитых одинаково несчастными. (Я поехала с подругой, она боялась одна.) Мы были записаны заранее, поэтому она просто прошла ко времени, я ждала на улице, в очень милом садике.
Вышла она где-то через час, долго плакала потом в беседке. Но ничего не рассказала - плакала и всё.
Потом вроде успокоилась, именно по жизни. Мы также часто виделись, и я не замечала перемен. Кроме реально приятных улучшений: настроение её выровнялось, тоска сгладилась, темы в нашем общении стали разнообразнее.
Тут у неё назрела научная командировка на несколько месяцев. В поезде, по дороге туда, подруга моя получила вынужденного попутчика. Его на самом деле подбросили к ней в купе, потому что в брони билетов произошёл технический сбой.
В итоге она не едет ни в какую командировку, возвращается с ним в обнимку и закругляет карьеру. Продаёт что-то из имущества и недвижимости и пребывает с кавалером в счастливом безделье. Они регистрируются и отбывают на юга. Все эти события, длящиеся для людей годами, происходят за два месяца!!
И только молодые попали на курорт, кругом горячие новости - взяли этого экстрасенса за мошенничество. Миллионы брал за "воскрешение"... Натурально, детей воскрешал, говорят. Страшное дело! Но на каком-то слишком крутом заказчике прокололся, и тот отомстил. Ещё хакнули (или купили у помощничков) списки его клиентов, слили в Интернет - так все про подругу и узнали. Напротив её фамилии был комментарий "специалиста": никакого венца нет, просто глаза разуть надо!
За этот вывод подруга заплатила 650 тысяч рублей... Но мне (и на суде тоже, её вызывали) она сказала, что никаких претензий не имеет. Она замужем и счастлива.
Недавно, когда этот скандал сменился сотней других, мы с ней болтали за кофе. И она сама, без всяких понуканий, вдруг сказала, что экстрасенс этот был очень одарённым человеком. И хорошо подготовленным... Он пояснил подруге, что ей нужна "ловушка расплава". Она столько лет копила в себе топливо для работы, что её это в результате сожгло. Отработанное топливо пора сбросить, охладить, чтобы добывать новое...
Ведь подготовился как, подлец, подластился! Подруга моя - ядерный физик (ну, физик-ядерщик), так-то! Но ведь купилась же. И пока очень счастлива, тьфу-тьфу. Не сглазить...
Ещё не пробило семи часов, а учитель информатики Сергей Аванесович уже галопировал к месту работы в весьма растрёпанных чувствах. Расстроенная его физиономия во всяком любителе живописи отозвалась бы лицом постаревшего "Мальчика, укушенного ящерицей" с картины Караваджо.
"Мальчик, укушенный ящерицей". Караваджо
Впрочем, в костюме этого физика и лирика в одном флаконе тоже был непорядок. Нервному кадыку над неправильно застёгнутой верхней пуговкой ходилось совсем тяжело и неуютно... И как сутки не спавший информатик ни дёргал воротничок, легче кадыку не становилось.
Беспокойная натура педагога не могла найти себе то места, то собеседников. Она пыталась прислониться к гнутой батарее в холле, но это быстро оказалось неприятно. Старалась донести что-то умственное и тревожное до охранника и уборщиц, но те в столь раннее время или зевали от минутного безделья, или были вовсю заняты подготовкой к новому дню. Спровадив информатика, весь техперсонал перекрестил, не сговариваясь, его взлетающую по лестнице спину и выдохнул с громадным облегчением.
— Вот ты ж лапоток! — нежно выразилась завстоловой Надежда Ивановна, случайно застрявшая в слушателях, до которых добрался источник знаний. — Чего-то там лопочет, там лопочет.. Аж на душе приятно. Ну пошла, девоньки, слышь?! Пирожки ставить пошла. Приходите с охраной за горячими!
"Девоньки", раздарившие свою горячку прошлому веку и холодные к нынешним временам, как замороженное копыто, при упоминании пирожков оживились, словно встарь. И даже дружно начали тереть пока и так чистые полы. А охранник страшно крикнул — где сменка??? — репетируя в пустую дверь и представляя себе ученика-нерадивца Севостьянова, который из сплошного ёрничанья переобувался только посуху.
Сергей Аванесович прошёл в свой кабинет и даже сел за учительский компьютер, создав видимость подготовки к уроку. Однако натура не унималась. В мучениях выждав полчаса, любимец женщин и детей протёр очки, причесал короткие седоватые кудри пятернёй и расстегнул напрочь своего душителя — верхнюю пуговку. Погладив на прощание гитару, висевшую на стене закутка-лаборантской, примыкавшей к классу, он вышел вон не оборачиваясь. Готовый на всё.
В половине восьмого утра у директора школы трещали все телефоны. Местный же вызов в такой час был нонсенсом, секретарь чётко знала своё дело. Но сейчас "местный" точно звонил! Директор, навсегда и однозначно "интересная женщина" без даты рождения (которая, как её ни вымарывали, всё время всплывала в каких-то документах, попадавшимся на глаза бессовестным сплетницам), вызову искренне изумилась. Настолько, что вышла в приёмную самолично. Там она застала свою секретаршу, до слёз огорчённую сумятицей. И главного компьютерщика всея учреждения — учителя информатики. Учитель, Сергей Аванесович, вёл себя экстраординарно, сверх всякой меры даже для кибернетика.. Стоя к руководству спиной и не слыша появления лица вышестоящего, он что-то взволнованно объяснял. Напоминая драматическими жестами совсем не информатика, а физкультурника, показывающего некие лечебные упражнения на вытянутых руках несчастной секретарше.
Директор чутко вслушалась опытным ухом.
— И вот когда сюда зайдут протоны, — правая рука информатика нерасторжимо слилась с левой — то может возникнуть большой барабум! Гигантский глобальный взрыв, вы понимаете? Надо эвакуацию объявлять, выводить всех. Хоть это ничего и не даст, но вести уроки при такой угрозе мы не имеем морального права!
— Пи.. Пиристаньте, пожалуйста, — жалко пискнула секретарь, напирая на "и". — Вот директор, ей и докладывайте!
Сергей Аванесович наконец развернулся. Директор смотрела на него чрезвычайно спокойно, но с хитрым прищуром, чуть скрадывающим слабость прочей мимики, к неопределённо небольшим летам начальства не подходящей.
— Что такое случилось, дорогой мой педагог? — вкрадчиво спросила она и расцвела, как роза на клумбе, своей знаменитой "мягкой" улыбкой.
Пошедший пятнами смущения информатик опустил руки по швам и попробовал сократить развёрнутый в голове многочлен до коротких нерешаемых уравнений.
— Понимаете.. Доброе утро!! Но оно не доброе, понимаете?! У них скоро запуск, а мы сидим как ни в чём не бывало! А надо же спасаться!.. Предпринять попытку помощи.. Во имя будущего. Совещание нужно провести в связи с экстренной угрозой, — неожиданно разборчиво закончил он.
— Ну конечно, — обворожительно проворковала директор, не снимая улыбки и ласково беря учителя под руку. — А как же. Совещание сейчас созовём. Вы извините, Любовь Петровна просто не разобралась в ситуации. Идёмте! У вас первый урок есть?
— Да! Но сейчас это не имеет значения, пуск через полчаса! — отшатываясь от своей ящерицы, воскликнул седенький мальчик с полотна кисти классика, всё сильнее поддаваясь глубокому страху.
Однако поединок выходил неравный — и ядовитый тяп случился. Ящерица сперва протащила мальчика за собой, будто суслика, а потом ловко втолкнула этот лёгкий завтрак первым в кабинет. Одновременно успев поглядеть на секретаршу (нахохленную, как реликтовый филин), закатить глаза, беззвучно расхохотаться и постучать себе по лбу.
Через несколько минут в приёмную руководства потянулась пёстрая стайка. Снятые с насестов заместители в порядке строгой очереди удивлённо взирали на Любовь Петровну, хранившую интригующее молчание на каменном желтоглазом лице. Не нарушая регламента по статусу, они проследовали и расселись так, как было утверждено при нынешней власти. Заключая процессию, в этот овальный кабинет вкатилась девушка с блокнотом, штатный баснописец учреждения и какой-то последний зам, присевшая с пустого края стола. Все вздохнули и встали пересесть — девушка была не замужем.
Собравшиеся моргали молча и степенно, последний зам строчила в блокноте вводные фразы к статейке "Об актуальности оперативных совещаний руководства в образовательном процессе". Мирную атмосферу нарушила укушенная натура Сергея Аванесовича. Совпадая с великим портретом в выражении момента ужаса, он объявил, смотря на настенные часы:
— Нам всем жить осталось двадцать минут..
На чём и умолк, словно пригвождённый директорским взором. Девушка, как самая молодая и не поднаторевшая пока в "оперативных совещаниях", раскашлялась, силясь что-то произнести. Ей помогли справиться с порывом, подвинув воду и предложив попить "прям подольше, только маленькими глотками". Прочих изменений за столом не произошло.
Директор поправила причёску экстравагантным жестом-волной:
— Коллеги, мы собрались по просьбе Сергея Аванесовича. У него сейчас идёт занятие, дети сидят одни за дорогостоящим оборудованием, но Сергей Аванесович счёл своим гражданским и педагогическим долгом информировать нас о возможной глобальной угрозе. Прошу вас, расскажите всё о вероятных рисках! Обстоятельно, если можно, Сергей Аванесович, чтобы все поняли специфику ситуации.
Она подняла информатика взглядом, зацепив девушку-зама, поперхнувшуюся водой.
— А что говорить?! — переполошился педагог. И вдруг зачастил, будто его шилом укололи:
— Коллеги! Мы с вами свидетели исторических событий!! Сегодня, десятого сентября две тысячи восьмого года, состоится первый запуск Большого адронного коллайдера, чаще называемого БАКом!
— А что же это такое? Поясните для гуманитариев, — начала игру первый зам, не просыпаясь под подёрнутыми ярким солнцем очками.
— Да для всех проясните, — поддержала матёрая вторая заместительница.
— И отдельно для началки, если можно, — сказала заместительница по начальным классам.
— Ну почему же только для вас отдельно? — парировала зам по воспитательной работе. — Это всем пригодится. А перед второй сменой вообще можно видео познавательное пустить.
— Поддерживаю идею с видео, — молвила директор. — Вот сейчас его и снимем, пока Сергей Аванесович так занимательно рассказывает нужные, правильные вещи, встроенные в образовательную плоскость! Распорядитесь про оператора, — бросила она в пустоту.
Пустота чихнула в блокнот и унеслась, пролив недопитое. Остальные не шевелились. Вода капала на пол. Директор рассекла взглядом стол, стену и остановилась на часах, кивнув головой.
— Мне можно продолжать? — спросил вдруг информатик, начинающий забывать, зачем он здесь.
— Обожди, Серёж, — по-свойски попросила первая заместительница, как бы не скрывающая возраста, но утаивающая факт совместного обучения в одном классе с директором учреждения. — Во сколько запуск?
— Он состоится.. Он уже состоялся!.. Должен был, по плану, во всяком случае, — засуетился мнительный учитель.
Все загалдели:
— Ой, как всё-таки интересно! В великое время живём, товарищи, ох, коллеги! Научно-технический прогресс набирает обороты. Не оскудевает международная мысль! Это же международный проект, правильно?
— Конечно! Наши учёные там тоже есть! — гордо подтвердил информатик.
— Ну вот и замечательно! — сказала ящерица, разминая уставшие челюсти. — Совещание окончено, коллеги, всем спасибо за плодотворную работу! Отдельная благодарность собравшему нас Сергею Аванесовичу! Спасибо, что держите в курсе ключевых событий мирового масштаба, а то за рутиной подчас за ними и не уследить... Вы сейчас зайдите к себе, проверьте класс, завершите урок. А на перемене запишите пятиминутку для второй смены об этом агрегате.
— О коллайдере.. — осмелел информатик.
— Именно! О прорыве научной мысли. На фоне новой активной доски, которую в результате местных скромных достижений отдали словесникам. Оператора я пришлю.
— А у вас в квартире газ! — в облике директора заплясали искорки огненной рептилии-саламандры. — У вас коллайдер. — Директор откровенно брызнула смехом. — Нечто куда большее впереди, чем эти доски. Раз уж мы все выжили, правда?
Мальчик, вышедший взрослым из рамы только сейчас, ещё долго чувствовал след от укуса.. И совсем немного иногда сожалел, что никакого барабума не было...
Попросту не у кого было мне учиться хиромантии. Поэтому я смотрел на сотни ладоней — и нёс, что на ум и язык придёт...
Не так давно, всего-то в прошлом веке, жили с матерью будто при Иване Грозном. На глухом хуторе вдвоём, на гектары вокруг коровьи пастбища... Деду тут дали дом, он старшим пастухом до болезни работал. Отец ушёл. Держала нас бабка: и коров пасла, и гадала тут же. Знала всё на свете! И её знали — перебывало у нас людей!! Но мать учиться у неё не хотела, всё в город стремилась.. Только вот бабка померла, дом не продашь, дохода нет, а люди едут. Так стал я маленьким вещуном; чтоб мне проще было, придумали мы, будто я по руке судьбу читаю.. И что, разоблачил нас кто? Или хотя бы попытался уколоть: мальчик, да это же дикость какая-то, в космос летаем, а у вас тут мрак средневековый! Нисколько, все взяли и поверили.
Словаря я набирался из бабкиных календарей. (Радио ловило плохо, телевизор тут не показывал.) Она собирала такие, с советами на каждый день. В школу не ходил, ещё бабка мне выхлопотала инвалидность, потому как ближайшая школа в двадцати километрах и попасть в неё можно только летом. Остальными сезонами не проехать.
Но ко мне учителя нет-нет да и добирались. То на подводе, санях, с начальством, то по коровьим колеям, если не размоет. И вот по осени, мне тринадцать исполнилось, взялась за моё обучение новая ответственная "учителка". (Мать уж через пастухов просила, чтобы её за шкирку держали: катается часто, людей принимать мешает. Но та — ни в какую, мол, мальчику надо помочь путёвку в жизнь получить.. Идейная.) И вот приезжает она снова, сама на лошади, верхом, а грязь выше колен стоит и дожди льют. Мы её не ждали в такую погоду — принимали городских, которые в первом же поле застревали на своих "Жигулях" и шли до нас пешком в смешных ботиках. Настолько хотели судьбу свою разведать, что ног, здоровья не жалели. (Женщины особенно, конечно, но и мужчины посещали.)
Получилось, что застала учителка мои сеансы.. Ох, позорила она меня, просвещённая женщина, а на мать даже накричала. Что ж вы, чуть не плачет, делаете с мальчиком! Он же врёт отчаявшимся людям, где только чуши этой набрался?! Он учиться должен, или вы хотите его всю жизнь тут держать, в отшельниках-хиромантах? Отцвели давно хироманты ваши! Буду, ротик скривила, добиваться пересмотра инвалидности. Поселим при совхозе, чтоб жил и учился. А вы тоже — это она матери всё — женщина, работать бы попробовали! Или у вас тут ещё притон, может, действует?!
Я стерпеть этого уж не мог, мать моя была "бестолочь ленивая", как бабка говорила, но низостей никаких не допускала. Помню, голову нагнул, набряк весь и говорю, логику-то женскую на практике познавал: напраслину возводите, а дайте-ка вам погадаю, не бойтесь! Она вывернулась вся, как пружина, и так с вызовом — сам не испугайся, ну гадай давай!! Я в уме всю обстановку свёл и приговор-то вынес.. Вам, в руку её утупился и бормочу, как привык, надо горячности опасаться. Конь, говорят, горяч, коли наездник лихач. Лошадей-то не гоните, беды избежите.
Выскочила она от нас. И прям у лошади вырвало её. Лошадка тотчас как осатанела: глаза навыкат, копыта вверх. Молодуха разогнулась и к ней, с лаской вроде. Так лошадь её отгонять, копытом в грудь стукнула... Лечилась учительница после в городе долго; назад не приехала, но и шума не подняла.
Просидели мы так в глухомани аж до 96-го года. В двадцать шесть лет я начал учиться жить заново. Как будто ослеплённый прозрел.. Ничего, выучился всему, но ту дремучесть, в которой вынужден был зреть, вспоминаю с тяжёлой печалью.
А вот то, что и кому я наговорил, пробирается внутрь меня глубоко, дальше памяти. Как сквозь влажную пелену. Едкой тоски и бесполезного сожаления... Вред-то от лживых пророчеств бессмертен, он врезается в мысли и меняет судьбы, даже если всё предопределено. И даже если встреча со мной всем этим людям была предначертана — я ведь что-то сломал в них, испортил, погубил. Будто по-своему провёл линии на чужих руках.
Под пересменок, с утра, конденсат попёр. Мощно сбрасывается. И хз, откуда, и инженерная тайна - почему. Из теплообменника вроде, но все колена проверил, там порядок. Раньше бы я стукнул разик костылём стальным, а сейчас дешевле по башке себе стукнуть - система на датчиках, завод бесперебойный. И ни один чек не горит на агрегатах, хотя сбой в процессах перегонки явный.
Вызвал на место происшествия себя - начальника смены - и в одиночку провёл заседание комиссии. Надеясь, что зажмурюсь крепко, после глазки открою, а как бы и не было ничего..
Притих только, тут в перегонке где-то как шарахнет! И из всех "герметичных" частей пар повалил. Красный, как мак!!! По цеху адские облака поплыли. Побежал ЧП объявлять по инструкции, сирену врубил и т.д. Пар уже в цехе не помещается, загустел настолько, что установки не видно. Ну, я все рубильники и отключил мозолистой рукой..
Промзону с ребятами покинули; спецы, правда, в момент прибыли.
Находят после наши безопасники следы неизвестного вещества, в отсеке, который для предварительной стадии нужен. Где готовят смесь к перегонке.
Стажёр наш, студент из технаря, дождался, когда смесь вся ушла в установку. И в ещё прогретую чашу закинул кристаллы красной соли. "Прокалить немного", как он сказал в рыданиях. Соль раскалилась: он заценил, да и сухого льда туда бухнул. Компоненты под боком, вот он и похимичил немножко. Конечно, получалось интересно. Для пущей магии он воды дистиллированной добавил - волшебная смесь выдала реакцию и проникла, текучая уже, дальше по трубам.
Стажёр в каком-то "огненном шоу" для души выступает. Искал доступные эффекты для представления: дым цветной, чтоб артисты на парах выходили, как из бани.
Неведомые кристаллы купил в какой-то лавочке, на коробке с солью из текста - два значка, похожих на "кол" в журнале карандашом.. Иероглифы. Так он блогера отыскал, советчика по дешёвым сценическим эффектам. Тот всё греет - и наш не растерялся.. Просто усилил эксперимент.
Я же, орал когда на него, завод из-за тебя остановил! Ты понимаешь, что ты рисковал не только производством, но и людьми?! А если бы рвануло всё...
Плачет, как девчонка, хиппи этот. Хоть хипстер, как ни назови. Разве ему можно предприятие доверить - да ему надо любую деятельность запретить персональным законом!
Семью жалко, конечно. Чтоб не посадили парня, ущерб придётся возмещать. За всё, как у нас водится.
А это полтора миллиона, предварительно, и только на текущий момент...
