Серия «Рассказы»

Но, внезапно, лес, протянутый на весь горизонт, заиграл багровыми красками, а над ним пестрели алые облака.

Глава семейства очень удивился этому событию, а когда обратил взор назад, то не увидел ни женушку, ни доченьку. Только увидел, как со щелей бревенчатого дома, крыша которого покрыта соломой, сочилась густая, словно смола, кровь. Тучи сгущались с молниеносной скоростью и стали покрывать всё небо. А когда заслонили небо, вся трава вокруг приобрела тёмно-вишневый оттенок. А после того, как заслонили солнце, полился кровавый дождь. Муж и отец мчался к дому, думая, что они укрылись в нём, попутно ощущая, как его лицо покрывалось кровью, а одежда впитывала её. Зайдя внутрь, тотчас увидел, как два скелета, один больше другого, лежали на кровати в объятиях друг друга.

Он проснулся. Окинул всю местность встревоженным ото сна взглядом. Всё те же вишнёвые облака, красная трава — всё вокруг покрылось багровым цветом. Даже язычки пламени костра, который всё ещё горел, были исключительно алым цветом — никакого намёка на оранжевый, к которому он был привык ещё до начавшегося кошмара.

Микула Селянинович всё это время лежал возле темного и одинокого дерева без листвы в глухой степи. Он взглянул на весь горизонт, дабы удостовериться, что никого нет, стал развязывать мешочек и достал оттуда провиант.

Пища хоть и утоляла голод, но стала безвкусной. Вкус и запах навсегда покинули этот бездушный, кровавый мир. Единственное, где они остались, так это во снах и воспоминаниях — Микула всё ещё помнил, как пахла трава и каким пряным был вкус холодного молочка. Но понимал, что с каждым днём эта память постепенно слабла. И когда предавался тем самым сладким снам, алый кошмар с каждым разом всё быстрей и быстрей настигал его.

Микула взял горсть земли в ладонь и сжал в кулак — не чувствовал он больше жизни в почве, и не предавал ему силы, как в былые времена.

Закончив с трапезой, богатырь потушил костёр, закинул за спину мешок и двинулся в путь. Степь оставалась такой же пустой и безжизненной. За многие километры было никого не видно, и он мог спокойно идти, не ожидая какой-нибудь засады.

Однако за ним следили. Пятеро силуэтов на другом конце горизонта позади Микулы, облаченные в багрового цвета балахоны (здесь весь мир погружён в кровавый оттенок — даже само солнце заливало обезумевший мир вишнёвыми лучами, так что не имеет смысла каждый раз упомянуть об этом) и головы которых накрыты капюшонами, тщательно следили за ним.

— Он всегда отдыхает в открытой местности, — начал жаловаться крайний справа сухим, старческим голосом, — как же нам подобраться к нему незаметно?

— Неужели нам придётся с ним драться в открытую? — спросил второй слева звонким, пищащим голосочком.

Они обращались к тому, кто стоял в центре — видимо, тот был лидером среди них, несмотря на то, что выглядят они одинаково.

— Ничего страшного, — произнёс главный жутким и низким тоном, — он направляется в лес. Там и заставим его врасплох.

Селянинович двигался медленным темпом, иногда почесывая свою густую, обросшую бороду. А ведь прошло так много времени, что уже давным-давно перестал вести отчёт времени — да и никто вообще среди выживших и обезумевших не следил за часами.

На горизонте вновь виднелся очередной лес. Богатырь злобно нахмурился, но всё равно двинулся вперёд.

На опушке леса кто-то был, крестьянин-богатырь чуть-чуть приблизился и увидел корову — она стояла к нему хвостом и до него доходили звуки чавканья. Микула приблизился ещё ближе — та обернулась и перед ним показалась следующая картина: в её пасти находилась окровавленная туша мертвого волка, и она тщательно жевала. Голова оторвалась от тела и упала на траву.

Здесь не только люди сошли с ума. В тот злопамятный день весь домашний скот на всем селе стал агрессивным и стал нападать на людей и на друг друга — пришлось Микуле всех их перебить, но паре детишек не удалось избежать быть съеденными от нескольких быков.

Корова, завидев очередную жертву пред собой, тотчас бросила тушу волка и протянуто замычала. После чего рванулась к нему, выставив рога вперёд. И Микуле Селяниновичу не оставалось ничего, кроме как ловко схватить его за рога и свернуть ей шею. Издался мгновенный хруст, и корова пала замертво.

Достал из мешочка ножичек и стал разделывать мясо. Единственное, что ещё приметил богатырь во время своего странствия, так это то, что мясо здесь не тухла. Совсем.

Разобравшись с коровой, он почувствовал странное ощущение, будто за ним следили. Бросил взор назад и никого не увидел — лишь одинокое дерево. Микула думал, что начал тоже чуть сходить с ума, фыркнул и зашёл в лес.

Лишь спустя четверть часа те самые странные силуэты вышли из-за дерева и двинулись дальше вслед за Микулой.

Прошло несколько часов. Всё те же деревья окружали богатыря, и лес не собирался заканчиваться. Микуле вновь приходило чувство преследования. Он решил сделать привал — собрал хворост и разжёг костёр с помощью огнива. После чего сел спиной к ближайшему дереву и заснул.

Тем временем, люди в балахонах прыгали с одной ветви на другую. Приметили вдалеке дым и поспешили туда. А когда добрались, то увидели самого богатыря возле костра.

Лидер кивнул остальным, и последние запрыгнули на то самое дерево, подле которого спал Микула. Они потихоньку спускались — его храп звучал всё громче и громче. Главный показал пять пальцев — это означало, что нужно нападать всем одновременно. Достали из-за обширных рукавов маленькие кинжалы и кинулись на него впятером.

Дальше события происходили молниеносно — Микула тотчас, не распахивая очи, схватил крайнего справа за руку и им же сшибанул остальных. Другие четверо отлетели в сторону — трое из них плюхнулись о землю, а одного приплюснуло о ствол другого дерева насмерть. С них со всех слетели капюшоны, и бывший крестьянин увидел лысые головы, покрытые от макушки до шеи странными татуировками. Тот, которого Селянинович использовал в качестве орудия, громко вопил от боли, так как богатырь умудрился сломать ему руку. Микула не стал с ним церемониться, взял его за башку и со всей силой вбил о дерево, — голова лопнула как арбуз, и рука покрылась липкой кровью и осколками черепа.

— Сдавайся, и преклони колено перед самим Даархом! — завопил лидер среди оставшейся тройки, — все остальные богатыри уже пали бессмысленной смертью.

— Не дождешься! — грозно молвил Микула.

Двое соратников побежали к нему. Селянинович взял горстку горящего хвороста и кинул в них. Язычки пламени охватили их мантии, и эти двое последователей Даарха стали издавать адские вопли от боли и перекатывались по земле. Но всё-таки сгорели дотла, и их крики умолкли навсегда.

Лидер остался один — запаниковал и решился было убежать с места битвы, как в его ногу вонзается маленький нож, и он издал пронзительный крик.

Микула подошёл к уползавшему от него прочь главному оккультисту.

— Тебе не одолеть Даарха, смирись с этим! — испуганным голосом твердил лежачий, — он поднялся к небесам и убил вашего Всевышнего. То, что ты видишь вокруг — это живое доказательство. Даарх теперь занял Его место. Ты не сможешь его одолеть...

Но не успел раненый досказать предложение, как богатырь поднял высоко ногу и раздавил его голову. Кровь и ошмётки мозга разлетелись в стороны.

Микула Селянинович достал ножик, вытер лезвие о балахон уже мертвого лидера, потушил костёр и двинулся вперёд.

Вышел наконец-то из леса в очередную, гладкую степь. Он не раз встречался с оккультистами раньше и не раз столкнётся с ними в дальнейшем.

Микула понятия не имел, как разобраться с высшей, темной, силой, которая высится в небесах и повелевает всем миром. Но те далёкие воспоминания всё ещё держат его сознание и мысли на плаву и дают ему надежду. А надежда, как говорится, умирает последней.

И в самом углу города, как раз возле того места, откуда начинается тропинка, стоит большое каменное здание темно-серого цвета, с крышей из черепицы и широким, кирпичным дымоходом. Деревянная дверь со скрипом отворилась, и оттуда вышел здорового телосложения мужчина — на вид ему было лет сорок, с большим брюхом. На голове у него пышная, рыжая шевелюра, слегка испачканная сажей; на лице красовались густые усы с бородой — тоже рыжие, но зато чистые. Он был одет в темно-синий жилет, надетый поверх рубашки с закатанными по локоть рукавами, а на ногах были коричневые, мешковатые штанины с ботинками. 

"Хм, надо будет смазать петлицы", — подумал он и с таким же скрипом закрыл за собой дверь. 

— Доброе утро, Кандор! — донёсся со стороны гор старческий голос. Рыжебородый обернулся и увидел плешивого старика, одетый в серую рубаху, на его синих штанинах справа от него красуется аккуратно зашитая закладка — поди, жена постаралась на славу. В правой руке находится трость, с которым он осторожно спускается по тропинке вниз — без него он давно упал бы и повредил себе что-нибудь. 

— И тебе того же, дядя Генри, — с улыбкой поприветствовал в ответ. 

— Ой, не надо так меня называть, — проворчал старик, но помощь от Кандора, который поднялся навстречу ему и протянул руку, все же принял, схватившись за него свободной рукой. — Так обычно дети и подростки меня зовут, а для тебя просто Генри.

— Ладно, — согласился тот, ведь спорить со сердобольными в этом мире считалось проявлением неуважения — даже если ты пытаешься помочь ему вопреки его мнению. 

Они оба потихоньку спускались и достигли кузни. 

— Спасибо тебе, Кандор, — похлопал по его плечу Генри, затем посмотрел на холмы, что простирались за хвойным лесом и тростью показал туда, — хе, смотри-ка. 

Кандор посмотрел в ту сторону и заметил, как некий силуэт еле-еле поднимается вверх по склону холма. 

— Этим детям совершенно нечем заняться, — заприметил старик. 

— С чего ты взял, что это ребенок? 

— Может я и старый, но глаз у меня зоркий, — Генри постучал себе по виску, чуть ближе к глазу, — а если быть точнее, это девушка, шестнадцати лет отроду, шатенка со взъерошенными волосами. 

— Неужели это дочь Гарольда? 

— Скорее всего. 

— Не надо так придираться к детям — просто вышла с утра пораньше поглазеть на рассвет, вот и все, — возразил рыжий кузнец, напрочь забыв о традициях. 

Генри повернулся к Кандору и бросил на него сердитый взгляд. 

— Лучше бы с таким рвением работать начали, проявляли бы инициативу какую-нибудь, сами бы подходили к тебе и спрашивали: "Дедушка, давай тебе помогу" или "Дедушка, я хочу построить полку для книжек", но нет, приходится мне самому все это предлагать! — Старик плюнул на землю и успокоился. — Я надеюсь ты шел туда же, куда и я? 

— Конечно, в пекарню у Билла. 

Генри кивнул, и они оба неспешно направились вглубь города. 

— Почему ты не спускаешься по обычной дороге, на котором повозки едут за твоим товаром? — поинтересовался Кандор. 

— По серпантину? Ты издеваешься что ли? У меня на это уйдет куча времени. 

— Но так будет безопаснее. 

В ответ Генри лишь махнул на него рукой. На улицах было пусто и влажно, но самое главное — было спокойно и умиротворенно. Больше всего этим двоим хотелось как можно быстрее прийти в пекарню и успеть закупиться у пекаря — иначе они могут остаться ни с чем. 

— Я надеюсь, ты не собираешься покупать у него все ватрушки, — Генри широко улыбнулся, обнажив свои не только зубы (они были желтыми, но зато все на месте), но и десны, и легонько так постучал тростью по его пузу. 

— Эй, — недовольно буркнул Кандор, — если будешь доставать, то может быть и все. 

Старик заржал так, что чуть не выронил трость. Рыжебородый заразился его смехом и тоже засмеялся. 

— Кстати, как твои дела в кузне? — спросил у него Генри, закончив смеяться. 

— Да нормально, Грэг должен был запустить горн. — Он обернулся посмотреть на свою кузню — из дымохода валил черный дым. — Запустил. а как дела у тебя в мельнице? 

— Да нормально, — сказал старик и бросил взгляд на гору. — Как всегда колесо крутится. 

Кандор пригляделся, но мельницу так и не разглядел, а ведь он находился гораздо дальше, чем та девушка на холме, да и к тому же мешали деревья. Он задумчиво посмотрел на старика и спросил: 

— Неужели ты и на таком расстоянии видишь? 

— Нет, просто хотел выпендриться также, как и ты, — Генри снова залился хохотом и двинулся дальше, не дожидаясь кузнеца. 

"М-да, — задумался Кандор и усмехнулся, — с таким чувством юмора он проживет о-о-о-чень долго".

***

Наш дуэт завернул за угол и через десять домов заметили посреди пустой улицы одинокого, но высокого человека, который стоял возле закрытого магазина. Он ничем не отличается от других домов — единственное, что его выделяло, так это вывеска над входом "У пекаря Билла" (название прочитал старик вслух). 

— Ба-а-а, — удивился Генри, он закончил издавать звуки, но пасть осталась еще открытой несколько секунд. 

— Что такое? 

— Ты не поверишь, кто там стоит. 

— И кто же? 

— Сейчас узнаешь — как говорится, некоторые вещи лучше приятно увидеть собственными глазами, нежели слушать это от кого-то. 

Они подошли поближе, и Кандор удивился — он увидел знакомого ему блондина со светлыми усами — на нем был белый сюртук из грубого хлопка и с длинными рукавами. 

— Привет, Гарольд, — первым поздоровался Кандор и протянул ему руку. 

— И тебе того же, — он пожал ее — аналогичные действия провернул и с Генри. 

— Неужели он еще не проснулся, — проворчал как обычно старик и хотел было поднять трость и постучать по витражному окну, но его остановил Гарольд, схватив одной рукой за его плечо, а другой показывал на крышу указательным пальцем. Кандор и Генри взглянули наверх — из дымохода валил дым, намного гуще, чем у кузни. Кузнец по пути сюда только сейчас заметил, что в этом уголке города только у его кузни и пекарни Билла работали печи.

— Ты добрался сюда через весь город ради Билла? — спросил рыжебородый. 

— Нет, не ради него, — голос у Гарольда звучал так утонченно и мелодично, будто его учили этому с самого детства — в какой-нибудь аристократической семье, где для этого нанимают специального репетитора, который занимался бы с ним каждый день в специально отведенной комнате, — ради его ватрушек. 

Генри улыбнулся и посмотрел на засмущенного Кандора, которого, по его мнению, неправильно поняли. 

— Он встает в три часа ночи, — поясняет Гарольд, поглядывая на окна, — работает так несколько часов и затем выставляет свою продукцию. В момент открытия Билл распродает все в считанные минуты, а дальше уже пекут его помощники, и Билл уходит спать. — "Если бы не его голос, Элизабет вряд ли вышла бы за него замуж", — подумал Кандор. — Помощники, к сожалению, готовят не так вкусно, как Билл. Да что помощники — во всем округе, пожалуй, нет никого лучше, чем Билл. Поэтому я сюда и пришел. 

— Ты бы еще его биографию нам рассказал, — огрызнулся Генри, — а иначе зачем мы тут с утра пришли — столько слов, а мог бы сказать: "Его ватрушки — просто АГОНЬ!" — последнюю фразу Генри произнес отчетливо и громко, — а так, — и махнул рукой. 

— Ну извините, — возразил Гарольд, — вы спросили почему иду издалека, вот и ответил. 

Генри смотрел куда-то в сторону и, скорее всего, пропустил мимо ушей последнее предложение фермера. 

— Да, я совсем забыл, — добавил Гарольд, обращаясь к Кандору, — мне нужно две лопаты и одну косу, примешь заказ? 

— Так мало? — с сочувствием спросил Кандор, — полгода назад ты запрашивал у меня гораздо больше. 

— Дела идут все хуже и хуже, — тоскливо вымолвил Гарольд, — если и дальше так пойдет, то нам придется закрыться и податься к крестьянам, — он чуть ниже опустил голову и закрыл глаза, — Элизабет поддерживает, как может; Лилиан тоже иногда помогает, хотя ввиду ее возраста мне не очень хочется ее нагружать; а вот Элкеми — проблема, она почему-то с головой окунулась в эти конкурсы, почему, сам не знаю. По крайней мере она обещала, что сегодня с утра встанет пораньше и поможет по хозяйству. 

Кандор, увидев его расстроенное состояние, не решился говорить про Элкеми, и без того усугубив его настроение. Но кузнец не учел одного — с ним был Генри. 

— А мы кстати видели ее, — вмешался старик. 

— Где? — спросил Гарольд, слегка оживившись. 

— Та-а-ам, за городом, — махнул Генри с помощью трости в сторону домов, он указал чуть повыше, давая понять, что на самом деле дальше — за домами, — поднималась на вершину холма, мой зоркий глаз не обманет. — Он хотел проделать тот жест, с пальцем у виска возле глаз, и уже поднимал правую руку, но умудрился заехать тростью по голове, напрочь забыв, что именно в этой руке и держал трость. — Ой. — вскрикнул старик от боли и чуть было не упал на спину, но Кандор и Гарольд вовремя подхватили его. 

— Я конечно понимаю, что слегка задержался, но бить себя по голове в ожидании — это чересчур. 

Троица посмотрела на распахнутую настежь дверь магазина и увидели толстого мужика с белым фартуком и колпаком такого же цвета на голове — это был Билл.

***

Лучи солнца осыпались на город, и люди потихоньку выходили со своих домов, большинство из них направлялись к пекарне. Спустя некоторое время, они втроем вышли из магазина, Кандор и Генри попрощались с Гарольдом. Кузнец заметил, как фермер с разбитым настроением вяло поплелся, будто сейчас уронит мешок с содержимым. 

Кузнец и мельник завернули за угол, купцы расставляли свои товары на прилавки, ожидая кучу народа. Кандор на обеих руках тащил большие льняные авоськи, наполненные мучной продукцией, а у Генри авоська с едой была поменьше и надета сквозь руку, в которой он держал свежеиспеченный батон и жмачно откусил от него здоровый кусок. 

— Объедение! — еле-еле Кандор разобрал слова Генри, который умудрился произнести с набитым ртом. 

— Ты сперва доешь нормально, потом говори, — посоветовал ему кузнец. 

Генри на это ничего не ответил, они молча шли и заприметили вдалеке кузню. Возле него стояла телега, запряженная здоровым и темно-коричневым носорогом. Извозчик был в соломенной шляпе и в серой накидке, в зубах у него торчал пшеничный колос. 

— Это, наверно, мой сын ждет меня там, — пояснил Генри. 

Пока они не добрались до кузни, Кандор все-таки решился поспорить с ним. 

— Я считаю, что ты поступил с ним плохо. 

— О чем ты? — обернулся Генри. 

— Я про Гарольда, того фермера, не надо было тебе ему рассказывать о ней. 

Генри рассмеялся, но не так сильно, как с утра. 

— Поверь мне, это очень правильное решение, — Генри почесал ушибленное место, — и все же я понимаю твои чувства. 

Они наконец-то доковыляли до повозки; извозчик, небритый, приподнялся и протянул Генри руку — тот бросил недоеденный батон обратно в авоську и взялся за руку извозчика, последний потянул на себя, и старик уселся рядом с ним. Кандор отделил одну авоську от других и протянул его Генри. 

— Спасибо, что потащил, — и взял у Кандора авоську, положив на пол между ног, — лучше говорить правду сейчас, нежели чем потом, ведь если постоянно замалчивать об этом или даже врать, что все хорошо, то ты только усугубляешь ситуацию, пузырь наполняется и наполняется и БАЦ, — кузнец ждал увидеть от него какой-нибудь жест руками, но он этого не сделал, — как гласит поговорка: "Лучше горькая правда, чем сладкая ложь", ладно, до завтра. 

— Но! — крикнул извозчик, носорог завопил, потащил за собой телегу с извозчиком и стариком, пересек мост через реку и направился к мельнице по серпантину.

***

Дверь в кузню отворилась тихо и беззвучно (видимо, Грэг постарался), и Кандор вошел. Внутри было жарковато, но к таким вещам он уже привык. Человек, стоящий за горном, заприметил Кандора, отложил щипцы, снял рукавицы и двинулся к нему. Он был относительно молод, волосы угольного цвета, лицо и руки были в саже, а на его туловище висел кузнечный и сильно испачканный фартук.

— Билл как всегда в строю? 

— Несомненно, — ответил Кандор. 

Он улыбнулся, его белоснежные зубы виднелись отчетливо посреди всего черного безумия на его теле, взял у него пакеты и понес на кухню. 

— Грэг, ты закончил с лошадиными подковами? 

— Давно уже. 

Хотя в основном люди пользуются носорогами, но все же есть и другие, которые отдают предпочтение лошадям. 

— Только не забудь умыться, а то опять кухню в черт знаешь что превратишь. 

Грэг тяжело вздохнул и вышел на улицу. Кандор снял жилетку, повесил на один из крючков возле входа и медленно направился на кухню. Юноша зашел обратно уже чистым (более менее) и уселся за стол уплетать пирожки, а Кандор подошел к нему и высыпал несколько серебряных. 

— Что на этот раз? — Грэг хмыкнул носом. 

— Две лопаты и коса, — тихо вымолвил Кандор, и сел на табуретку возле стола. 

— Когда уже будут серьезные заказы? — Грэг доел один пирожок и принялся за следующий, — хочется как раньше, ковать мечи и доспехи. 

— В скором времени я отправлюсь в замок, — пояснил Кандор, — у меня намечается аудиенция у королев, вот там я и получу заказ. 

— Ты мог бы отправиться в замок заранее, как это ты обычно делал. 

— Не хочу, — устало фыркнул старший кузнец, — чтобы попасть в замок, нужно пройти через площадь, а там сейчас проходит этот дебильный конкурс среди портных, позже пойду. 

Кандор взял ватрушку со стола и откусил солидный кусочек. "И правда объедение", — подумал он.