Начало истории

Линор проснулась от крика.

Не своего — матери. Истерика неслась из комнаты через тонкую стену, слова путались, голос срывался на визг. «Сука! Тварь! Я тебе говорила, говорила...» Потом грохот — что-то упало, разбилось. Вадим рявкнул в ответ, матерно, пьяно.

Обычное утро.

Линор лежала на диване в крохотной комнате, которую громко называли «детской», хотя детства здесь никогда не было. Три на три метра, облупленные обои с выцветшими цветами, окно, заклеенное на зиму, чтобы не дуло. Шкаф, диван, гитара в углу. Больше ничего не помещалось.

Она посмотрела на телефон. Половина седьмого утра, суббота. За окном ещё темно — ноябрь в Ангарске был вечной ночью, солнце показывалось ненадолго, вяло, будто извиняясь за своё существование.

В комнате напротив что-то снова разбилось. Мать зарыдала. Вадим хлопнул дверью, прогрохотал в прихожую, хлопнул входной — ушёл. Хорошо. Значит, можно вставать.

Линор скинула одеяло, вчера она легла спать в домашней одежде, в квартире было холодно, батареи едва тёплые. Подошла к окну, потёрла мёрзлое стекло ладонью. За окном показывали чёрно-белое кино двора, гаражи, контейнеры для мусора, заброшенная детская площадка с покосившимися качелями. Дальше — панельные хрущёвки, одинаковые, серые, бесконечные. На горизонте — трубы нефтехимического завода, из которых поднимался дым. Запах химии въелся в город так, что его уже не замечали. Просто было трудно дышать, особенно зимой.

Ангарск. Город, построенный вокруг завода. Молодёжь уезжала в крупные города в поисках лучшей жизни. Оставалось только старшее поколение и те, у кого не было выбора.

Линор тихо открыла дверь комнаты, прошла в прихожую. Мать лежала на кровати лицом к стене, всхлипывала. Вадим ушёл, значит, вернётся вечером — ещё более пьяный, ещё более злой. Так было всегда.

На кухне пахло перегаром и дешёвым табаком. На столе — пустая бутылка, опрокинутый стакан, окурки в тарелке. Линор открыла холодильник — почти пустой. Полбатона чёрствого хлеба, кусок маргарина, банка огурцов. Она отрезала ломоть хлеба, намазала маргарином, съела стоя у окна.

Восемнадцать лет в этой квартире. Восемнадцать лет этих криков, этого запаха, этой жизни.

Мать когда-то была другой. Линор помнила фотографию — Светлана в восемнадцать, красивая, с длинными волосами и мечтательными глазами, в чёрном бархатном платье. Мечтала стать актрисой, ездила на прослушивания в Иркутск. А потом случайная связь, беременность, роддом.

Линор узнала эту историю случайно, лет в десять, когда мать напилась и разговорилась. Рассказала, что имя «Линор» выбрала из книги, которую читала в роддоме — какой-то любовный роман с красивой обложкой. Героиню звали Линор, и имя показалось Светлане необыкновенным, почти волшебным. Единственный подарок, который она смогла дать дочери — красивое, нездешнее имя.

Потом мечты умерли. Началась выпивка, череда мужчин, съёмные углы, перебивание с хлеба на воду. Вадим появился, когда Линор было пять — грузчик с завода, пьющий, грубый, с тяжёлыми руками. Светлана решила, что это лучше, чем одной. Ошиблась.

Иногда Линор смотрела на мать — на потухший взгляд, синяки под глазами, огрубевшие руки — и пыталась разглядеть ту девушку с фотографии. Не получалось. Та девушка умерла давно.

Линор вернулась в комнату, достала из-под дивана рюкзак — старый туристический, ещё дедовский, потёртый, но крепкий. Начала складывать вещи. Тёплая одежда, пара футболок, нижнее бельё, носки. Зарядка для телефона, пауэрбанк. Блокнот с текстами песен, ручка. Пачка сигарет, зажигалка. Нож — складной, с красивой бакелитовой ручкой в форме лисицы, подарок соседского деда, который когда-то научил её играть на гитаре.

Деньги лежали в жестяной коробке из-под печенья, спрятанной в шкафу. Восемь тысяч двести рублей. Всё, что она накопила за последние полгода — игрой в переходах, мытьём посуды в кафе, разгрузкой коробок в магазине. Считала каждый раз, пересчитывала, не веря, что это реально. Восемь тысяч. Мало, чтобы уехать нормально. Достаточно, чтобы попробовать.

Гитара стояла в углу, в потрёпанном чехле. Линор взяла её, провела рукой по чехлу. Старик Анатолий, или дед Толя, как ласково называла его Линор, сосед из квартиры на два этажа выше, подарил ей эту гитару шесть лет назад, перед смертью. Анатолий был из первой волны советских рок-музыкантов, играл в группе, в начале 80-х они поездили по стране, выступали в местных ДК, гаражах и подвалах. Приглашали других играть концерты в Ангарск. Организовывали фестивали. Близилась Перестройка, в воздухе витал дух протеста, люди ждали перемен. Перемены пришли в 90-е. Всё рухнуло. Линор ничего этого не застала. Она помнила деда Толю человеком не слишком ещё старым, но больным, пьющим, но таким добрым, отзывчивым, готовым утешить и прийти на помощь. Она часто отсиживалась у него, когда мама ругалась с отчимом, и находиться дома становилось совсем невыносимо. Дед Толя учил Линор играть, показал первые аккорды. В один из последних дней он отдал ей гитару.

«Хоть кто-то в этом доме нормальный вырастет», — сказал он тогда, протягивая инструмент. Линор было двенадцать, она не понимала, что он имеет в виду. Теперь понимала.

Гитара была старая, советская, с царапинами и потёртостями, но звучала. Линор научилась играть сама — без нот, повторяя за старшими ребятами из дворовой компании, просила показать ей бой и аккорды, порой подбирала песни по слуху, методом проб и ошибок. Часами сидела в подъезде, во дворе, на заброшенной детской площадке, перебирала струны, пока пальцы не кровоточили. Музыка была единственным, что не причиняло боли. Единственным, что было только её.

С пятнадцати лет она играла в переходах, на площадях, где придётся. Зарабатывала на еду, на одежду, на сигареты. Иногда люди останавливались, слушали, бросали монеты в открытый чехол. Иногда проходили мимо, равнодушные. Линор научилась не обращать внимания — на равнодушие, на жалость, на презрение. Главное — деньги.

В те вечера, когда совсем не было настроения играть, и струны под пальцами были непослушны, Линор с компанией ребят гуляли по городу. Стоя на мосту, курили, смотрели на поезда, уходящие в сторону закатного Солнца, загадывали планы на жизнь. Поезда приходили из Иркутска или Владивостока и шли в Красноярск или Новосибирск, и дальше, дальше на запад, пересекая европейскую часть России, в Москву или в Питер. Нагретые шпалы опьяняюще пахли креозотом, оси вагонов - мазутом, из форточек вагонов доносились запахи курицы, варёных яиц, огурцов. Запахи странствий. Так однажды, провожая очередной состав, кто-то из компании сказал, а вот, махнуть бы сейчас в Питер. Там своя атмосфера, своё настроение, другая жизнь. Линор только отмахнулась тогда, дескать, да какой там Питер. Но мысль о побеге запала где-то в глубине сознания, пустила невидимые корни...

Девушка села на диван, достала гитару из чехла, провела пальцами по струнам. Тихо, чтобы не разбудить мать. Сыграла несколько аккордов — простых, знакомых до боли. «Всё идёт по плану», Гражданская Оборона. Любимая песня деда Толи. А следом за ней:

«Наш дом стоит, и всё горит, огнём горит земля...»

Линор остановилась. Слишком громко. Мать могла услышать, прийти, начать спрашивать, куда она собралась. И тогда всё сорвётся.

Она положила гитару обратно в чехол, застегнула молнию. Посмотрела на комнату — на облупленные обои, на пятно на потолке, где протекала крыша, на диван, продавленный за годы. Ничего здесь не останется в памяти хорошим. Ничего.

Кроме гитары.

Линор вспомнила ту ночь — две недели назад. Вадим вернулся поздно, пьяный в хлам, орал на мать, что-то про деньги, про работу. Линор сидела в своей комнате, пыталась не слышать. Но дверь распахнулась, и он вошёл — красные глаза, перегар, руки, которые тянулись к ней.

«Иди сюда, — пробормотал он, шатаясь. — Вон какая выросла...»

Линор не помнила точно, что было дальше. Помнила страх, который парализовал. Помнила его руку на своём плече. Помнила, как схватила пустую бутылку со стола и ударила наотмашь. Отчим пошатнулся. Ударила ещё раз. Бутылка разлетелась вдребезги. Вадим застонал, заваливаясь на бок. Кровь на полу, на его голове.

Мать прибежала, закричала. Не на Вадима — на Линор. «Что ты наделала?! Он же не хотел, пьяный просто!»

Линор смотрела на мать и понимала: она выбрала. Выбрала его, а не дочь. Выбрала этого ублюдка, который бил её, унижал, пропивал последние деньги. Выбрала его.

Линор ушла в ту же ночь. Взяла гитару, деньги, рюкзак. Жила у знакомых — день здесь, два там. Подрабатывала где могла. Копила. Мать звонила, писала сообщения: «Вернись, дочка, всё нормально будет». Линор не отвечала. Знала — не будет.

Две недели назад она решила: уезжает. В Петербург. Там своя музыкальная тусовка, можно пробиться, можно начать жить по-настоящему. Здесь — только медленная смерть. Линор вернулась домой позавчера. Только для того, чтобы собрать вещи.

Девушка встала, закинула рюкзак на плечи, взяла гитару. Посмотрела на дверь комнаты матери — закрытую, молчаливую. Поставила вещи на пол, скинула тапки, и неслышно ступая, на цыпочках, вошла. Склонилась над спящей мамой, поцеловала её в макушку, вдохнула запах волос. "Прощай, мама", - прошептала она. - "И, если можешь, прости".

Вышла в прихожую, взяла вещи, надела куртку, ботинки. Открыла входную дверь — тихо, чтобы не скрипнула. Вышла на лестничную клетку. Холод, запах мусоропровода и сырости. Спустилась на первый этаж, вышла на улицу.

Ангарск встретил её ноябрьским утром — серым, промозглым, безразличным. Ветер дул с востока, нёс запах с завода. На улицах почти никого — редкие фигуры, спешащие по своим делам, укутанные в куртки и шарфы.

Линор пошла к остановке. 105-й автобус - от автовокзала до развязки на трассу М-53. И автостопом на запад. Пять тысяч семьсот километров до Питера.

Она не оглядывалась. Позади оставалась хрущёвка, мать, Вадим, восемнадцать лет жизни, которая не была жизнью. Впереди — неизвестность, страшная и притягательная одновременно.

Автобус подъехал — венгерский «Икарус», дребезжащий, с запотевшими окнами. Жёлтым пятном посреди чёрно-белого фильма, старый, уютный, родной. Линор зашла, махнула проездным кондуктору, направилась в конец салона. Села у окна, положила гитару на колени. Автобус тронулся, и Ангарск поплыл мимо — панельки, гаражи, заводские трубы, пустыри, обшарпанные магазины, остановки с промёрзшими людьми.

Город, где она родилась. Город, плоть от плоти которого она была все эти годы. Город, который она оставляла в прошлом.

Линор достала сигарету, покрутила в пальцах. Закурить в автобусе нельзя, но хотелось. Нервы были на пределе. Восемь тысяч двести рублей. Гитара. Рюкзак. Ничего больше.

Хватит ли? Успеет ли добраться до Питера до того, как деньги кончатся? Найдёт ли там то, что ищет?

Она не знала. Но возвращаться было некуда.

Автобус выехал на проспект Ленинградский — широкий, пустынный, ведущий из города. Ангарск остался позади. Впереди была дорога.

Линор прислонилась лбом к холодному стеклу, закрыла глаза.

Санкт-Петербург. Пять тысяч семьсот километров.

Она доедет. Любой ценой.

"Здравствуй, Сестра, я, как и ты,
здесь никому не нужна,
Просто, северный ветер погнал меня дальше.
Если спросят, я бы многое могла рассказать,
Но - нельзя. Я всегда должна улыбаться..."
(с) Кошка Сашка

"Мы пойдём с тобою дикими степями,
И никто нас не узнает,
И никто о нас не вспомнит,
И никто нас не поймает никогда..."

(с) Ягнята Бродвея

Марго всегда поднималась на крышу перед закатом.

Старый дом на улице Ленина, в самом центре, со стёртыми ступенями и облупившейся краской на стенах. Дверь на чердак не запирали — замок сломали ещё лет десять назад, и никто не удосужился починить. Через чердак, пахнущий голубиным помётом и старой пылью, по шаткой металлической лестнице — и ты наверху. Над городом.

Сегодня она поднималась в последний раз.

За плечами рюкзак с самым необходимым. Смена белья, две толстовки, джинсы, зарядка для телефона, блокнот, ручка. Гитара в потёртом чехле висела на левом плече и стукалась о рюкзак на каждой ступеньке. Пятнадцать тысяч рублей в кармане пальто. Всё, что она смогла унести из дома, не разбудив родителей.

Ветер на крыше был резкий, ноябрьский, пах снегом, который ещё не выпал, но уже висел где-то в низких облаках над Енисеем. Марго прошла к самому краю, туда, где оцинкованные листы крыши переходили в дождевой отлив, и села, свесив ноги. Внизу, на шесть этажей ниже, текла улица — редкие машины, спешащие люди, автобус, тяжело выдыхающий на остановке.

Красноярск раскинулся перед ней, разрезанный надвое тёмной лентой Енисея.

Она помнила этот город таким всегда — огромным, холодным, чужим. Правый берег, левый берег, мосты между ними, как нити, связывающие два мира, которые на самом деле не хотят быть связанными. Панельные многоэтажки на окраинах — серые, одинаковые, бесконечные. Сопки на горизонте — Караульная, Николаевская, Афонтова — тёмные силуэты, которые зимой сливались с небом.

С крыши всё казалось почти красивым. Почти.

Солнце садилось за Столбами — далёкими каменными исполинами, к которым Марго всегда мечтала поехать, но так ни разу и не решилась. Родители обещали свозить её туда, когда она была маленькой. Но потом всегда находились дела поважнее: отец готовил лекции, мать работала в две смены, а она росла тихой девочкой, которая не просила лишнего.

Небо окрасилось в медь и розовое золото. Енисей внизу стал ртутным, почти чёрным, с бликами заходящего света. Коммунальный мост зажёгся подсветкой — голубые огни, отражающиеся в воде. На правом берегу загорались окна в панельках — тысячи квадратных светлячков, за каждым — чья-то жизнь.

Марго закрыла глаза и попыталась запомнить этот момент. Ветер, холодный и чистый. Запах реки, долетающий даже сюда. Далёкий гул города — машины, сирена скорой, чей-то смех внизу, на улице. Это уходило. Всё это — уходило.

Она открыла глаза и посмотрела на свои руки. Пальцы покраснели от холода. На левом запястье, под рукавом толстовки, она чувствовала старые шрамы — тонкие линии, которые она наносила лезвием два года назад, когда не знала, как ещё выпустить боль наружу.

Катя. Всё началось с Кати. Кейт, как называла она себя на английский манер, или Кэти, как ласково звала её Марго.

Они сидели за одной партой в десятом классе. Катя — высокая, с длинными рыжими волосами и россыпью веснушек на носу, смеялась громко и легко, и будущая жизнь представлялась ей путешествием, сулящим много открытий. Марго завидовала этой лёгкости. Сама она всегда была слишком серьёзной, слишком тихой, слишком запертой в своей голове.

Они стали друзьями постепенно. Марго давала списывать алгебру, Катя помогала с сочинениями. Вместе ходили в библиотеку, пили чай в кафе на Мира, где подавали дешёвые пирожки и официантки не гоняли школьников. Катя рассказывала о парнях, которые ей нравились, о ссорах с родителями, о мечте поступить в театральный, куда она ходила на подготовительные курсы.

Марго часто бывала у Кати дома — небольшая двушка на Взлётке, где мать Кати, фельдшер скорой помощи, почти не бывала из-за смен. Они делали уроки на кухне, пили чай с печеньем, смотрели сериалы на ноутбуке, закутавшись в один плед на диване. Читали по ролям пьесы. Несколько раз Марго отпрашивалась у родителей остаться на ночь — «готовимся к контрольной», «доделываем проект». Родители разрешали, доверяли.

Эти ночёвки были сладкой пыткой.

Они ложились спать в Катиной комнате — Катя на кровати, Марго на раскладушке рядом. Перед сном Катя переодевалась, стаскивала джинсы и свитер, оставаясь в майке и трусах, потом натягивала пижаму. Делала это легко, естественно, не стесняясь. Для неё Марго была подругой, почти сестрой.

А Марго смотрела — украдкой, сквозь ресницы, делая вид, что листает телефон. Смотрела на изгиб Катиной спины, на длинные ноги, на кружево бюстгальтера под майкой. Чувствовала, как внутри всё сжимается, как становится трудно дышать. Хотела прикоснуться — просто коснуться рукой плеча, провести пальцами по руке. Но не могла. Боялась.

Что, если Катя поймёт? Что, если увидит этот взгляд, это желание, которое Марго пыталась спрятать? Что, если испугается, отстранится, перестанет быть подругой?

По ночам Марго лежала на раскладушке в темноте, слушая Катино дыхание в метре от себя, и думала: «Я ненормальная. Со мной что-то не так». Пыталась заставить себя перестать, забыть, но эти мысли, эти чувства не уходили. Только крепли.

А Марго слушала и чувствовала, как что-то внутри неё медленно, мучительно ломается.

Она влюбилась где-то между октябрём и декабрём. Не заметила как — просто однажды поняла, что думает о Кате постоянно. Что ждёт её сообщений. Что хочется касаться её руки, когда они сидят рядом. Что когда Катя смеётся, мир становится чуть менее страшным.

Несколько месяцев Марго жила на грани. Дружба, которая была чем-то большим — для неё. Только для неё. Катя ничего не замечала, продолжала говорить о мальчиках из театральной студии, и каждое такое упоминание было как занозой под кожей.

В марте, после школы, они сидели в парке на скамейке. Снег уже почти растаял, весна была в воздухе, и Катя рассказывала, что они будут ставить "Бурю" Шекспира, и ей нравится парень, играющий роль Алонзо.

Марго слушала, смотрела на её профиль, на веснушки, на изгиб губ — и вдруг сказала. Просто сказала, не подумав, не взвесив: «Знаешь, Кэти? Мне кажется, я влюблена в тебя. За время нашего знакомства ты стала мне больше, чем просто подругой. Давай встречаться?»

Тишина после этих слов длилась с полминуты, показавшиеся Марго вечностью.

Катя была ошеломлена, но сумела взять себя в руки. Она глубоко вдохнула, задержала дыхание, выдохнула.

Взяла руки Марго в свои. Посмотрела глаза в глаза.

«Марго, ты очень дорога мне. Но - только, как подруга. Мне нравятся парни, прости. Нам лучше не общаться какое-то время. Я знаю, тебе будет больно. Но, оставаясь рядом со мной, тебе будет больнее во сто крат», - Катя встала. - «А сейчас мне... мне нужно идти».

И ушла, быстро, почти бегом.

После этого они больше не разговаривали. Катя избегала её взгляда в классе, пересела за другую парту, перестала отвечать на сообщения. Не рассказала никому — Марго была благодарна хотя бы за это. Но молчание Кати было хуже любых слов.

Марго полосовала себе лезвием бритвы руки в ванной, зажав полотенце в зубах, чтобы не кричать. Пыталась вырезать эту боль, вытащить её наружу, сделать хоть что-то с тем, что разрывало изнутри.

Носила кофты с длинным рукавом, чтобы родители не заметили шрамы. Когда родители заметили, повели к психологу.

«Это пройдёт, — говорила психолог, женщина лет пятидесяти с усталым лицом и профессиональной улыбкой. — Подростковый кризис. Гормоны. Нужно просто переждать».

Марго тогда кивала, соглашалась, говорила то, что от неё хотели услышать. А потом, в отчаянии, призналась. Сказала, что её не интересуют мальчики. Что она думает о девушках. Что влюбилась в подругу. Что, наверное, она... такая.

Психолог перестала улыбаться. Позвонила родителям. «Нам нужно поговорить».

После этого начались визиты к другим специалистам. «Корректирующая терапия», как это называлось. Разговоры о том, что она «запуталась», что это «влияние интернета», что «все через это проходят». Отец водил её к священнику — хотя семья никогда не была религиозной, вдруг вера должна была помочь. Священник говорил о грехе, о покаянии, о правильном пути.

Марго сидела, смотрела в пол и думала: «Я не могу быть неправильной. Я просто не могу».

Но с каждым днём становилось яснее: она не та, кем хотят видеть её родители. Не та дочь, которую они растили. Не идеальная отличница с правильными желаниями и предсказуемым будущим.

Последний разговор случился неделю назад. Мать плакала на кухне, закрыв лицо руками. «Мы так старались, — повторяла она сквозь слёзы. — Дали тебе всё лучшее. Образование, музыка, книги... А ты...»

Она не договорила. Не нужно было.

Отец стоял у окна, отвернувшись, и молчал. Это молчание было хуже любых слов.

Марго поняла тогда, что они любят не её. Они любят образ — идеальную дочь, которая выйдет замуж, родит внуков, станет врачом или учителем, будет приходить на семейные обеды по воскресеньям.

Её настоящую они не хотели знать.

Солнце почти скрылось за сопками. Небо потемнело до фиолетового, и первые звёзды пробились сквозь городское свечение. Холод стал нестерпимым — Марго поднялась, отряхнула джинсы, сунула замёрзшие руки в карманы.

Красноярск внизу жил своей жизнью, равнодушный к тому, что она уходит. Город не заметит её исчезновения. Никто не заметит — кроме родителей, которые найдут записку утром.

«Простите. Я не могу быть той, кем вы хотите меня видеть».

Она написала эти слова ещё вчера, несколько раз переписывала, пытаясь найти правильные. Но правильных слов не было. Были только эти — честные, страшные, окончательные.

Марго развернулась и пошла к люку, ведущему вниз, на чердак. Подняла рюкзак с крыши, где он лежал рядом с ней всё это время, закинула на плечи — тяжёлый, но не неподъёмный. Взяла гитару. Не оглядывалась. Если оглянуться — можно передумать. Если оглянуться — страх победит.

Спустилась по лестнице, прошла сквозь чердачный полумрак, вниз по лестничным пролётам. У парадной остановилась, поправила лямки рюкзака, перехватила гитару поудобнее.

Последний взгляд на подъезд, на облупленные стены, на почтовые ящики с выцветшими фамилиями.

Потом — шаг наружу, в ноябрьскую темноту.

Автобус по Северному шоссе до трассы М-53, а дальше автостопом. Встать на освещённую фонарями обочину, вскинуть руку, поймать легковушку, или, если повезёт, дальнобойную фуру, и - на запад. Оставляя за спиной тёмную ленту Енисея, потом, по левую сторону, залитые ночными огнями взлётные полосы аэропорта, в сторону Ачинска, и дальше, всё дальше, пока Красноярск не останется где-то позади, в прошлом, в той жизни, которая больше не её.

Санкт-Петербург был в четырёх тысячах восьмистах километрах.

Марго шла к остановке, чувствуя, как сердце бьётся часто и больно. Страшно. Невыносимо страшно. Но возвращаться было ещё страшнее.

Город прощался с ней холодным ветром и редкими снежинками, которые начали падать откуда-то сверху, из чёрного неба. Первый снег в этом году.

Марго подняла воротник пальто и пошла дальше, в ночь, в неизвестность, туда, где, может быть, она сможет, наконец, стать собой.

Привет!

Наверняка у каждого из нас есть знакомые (а может, и мы сами) сталкивались с ситуацией: в паре один тащит всё на себе, а другой – ну так, "лежит на диване", в лучшем случае "играет в танчики". И ты такой сидишь, "спасаешь" его от всего на свете, решаешь проблемы, зарабатываешь, а сам потихоньку сгораешь. Чувство, что ты "пашешь" за двоих, а партнер – "пассажир", который тебе на шею сел. Это, друзья, классика эмоционального выгорания в отношениях, и оно разрушает не только тебя, но и сами отношения.

От имени Экспертного совета proEgo сегодня разберем: почему мы позволяем на себя "садиться"? Как это убивает всё хорошее? И что, черт возьми, делать, чтобы не "сгореть" дотла и построить нормальные, равноправные отношения.

"А он без меня пропадет!" или Почему мы ввязываемся в "спасательство"?

Это не просто так. Под "благородной" маской спасителя скрываются довольно некрасивые механизмы:
▪️Созависимость. Крепкие, но невидимые цепи: "Я без него/нее не могу!" – часто слышим. А на самом деле: "Я без проблем партнера не могу чувствовать себя нужным/нужной!". Ваша самооценка зависит от того, насколько вы "полезны". Он без работы? Вы его устроите! Он не может решить конфликт? Вы за него поругаетесь! А иначе вы кто? Никто?
▪️Привет из детства. "Я должен тащить!": Многие из нас выросли, "спасая" кого-то из родителей (вечно пьяных, вечно болеющих, вечно недовольных) или младших братьев/сестер. Вы усвоили: любовь и внимание = моя жертва. И вот вы, взрослый человек, продолжаете играть эту роль, но уже с партнером.
▪️Страх одиночества. Хуже будет, если бросит: Мы боимся, что если перестанем "спасать", партнер найдет себе кого-то получше. Этот страх заставляет нас терпеть и "тащить" все до последнего, лишь бы не остаться одному.
▪️Низкая самооценка. Ну хоть так я чего-то стою!: Если вы не очень-то цените себя просто так, вы ищете подтверждения своей значимости. И что может быть лучше, чем быть "героем", без которого "никто не справится"? Но это самообман, который истощает.

"И зачем я это делаю?" Как "спасательство" сливает вашу жизнь и отношения

Тихо и незаметно, но очень эффективно "спасательство" разрушает все:

1. Выгораете вы. Конец энергии, привет апатия!
▪️Хроническая усталость, отсутствие радости, апатия, "все бесит". Привет, депрессия!
▪️Вы теряете себя: Где вы, ваши желания? Все ради него/нее.
▪️Злость и обида: Вы копите их, потому что "я все делаю, а он/она..."
▪️Чувство жертвы: А кто вас заставлял? Вы сами, дорогой пикабушник, активно участвовали в этой схеме.

2. Партнер превращается в беспомощного инфантила.
▪️Зачем напрягаться, если вы всегда подстрахуете? Он/она теряет мотивацию развиваться, брать ответственность.
▪️Уважение? А за что? "Спасателя" редко уважают, чаще воспринимают как должное или даже раздражаются.
▪️Стоп развитию: Ваш "спасаемый" никогда не вырастет, пока вы будете его "тащить".

4. Отношения? Это уже не отношения.
▪️ Ролевая игра: Вы – родитель, он/она – ребенок. Где там страсть, равноправие, настоящая близость? Нету.
▪️Конфликты по нарастающей: Обиды копятся, рано или поздно рванет.
▪️Финал – разрыв: Чаще всего "спасатель" ломается и уходит, чтобы просто выжить.

Как спрыгнуть с этой карусели? Руководство для выживших

Это сложно, но жизненно необходимо! И не ждите, что партнер сам изменится. Начинайте с себя.
1. Осознайте: "Я – спасатель!".
▪️Честно ответьте: Что я делаю за партнера, что он/она мог бы сделать сам? Я устал(а)? Моя жизнь – это его/ее проблемы?
▪️Примите: Это не любовь, это деструктив.
2. Ищите корни проблемы.
▪️Почему я так себя веду? Из-за страха? Из-за детства? Если самим сложно, не стесняйтесь обратиться к психологу proEgo. Мы для этого и есть.
▪️Работай над самооценкой: Ты крут(а) сам(а) по себе, а не потому, что кого-то "тащишь".
3. Вруби "Щит!" (личные границы):
▪️Учись говорить "НЕТ": Самый важный навык. "Нет, я не буду за тебя договариваться с начальником". "Нет, я не буду снова давать тебе в долг". Это не ты "плохой", это ты себя спасаешь.
▪️Разделяй мух от котлет: Его/ее проблемы – его/ее ответственность. Твои – твоя.
4. Начни говорить "ртом":
▪️"Я-сообщения": "Я устал(а), когда все домашние дела на мне", вместо "Ты ленивый урод!". Это сложнее, но эффективнее.
▪️Слушай, но не ведись: Пусть он/она ноет, но ты должен(а) понять, это нытье или реальный запрос на взаимную помощь.
5. Делегируй! Отдай "пассажиру" штурвал!
▪️Начни передавать ответственность. Да, сначала будет криво, косо, не так, как ты привык(ла). Но дай ему/ей возможность учиться!
▪️Договорись о взаимности: Отношения – это не монолог, это диалог и действия с двух сторон.
6. Не тяни с помощью.
▪️Индивидуальная терапия: психолог proEgo поможет разобраться в твоих тараканах.
▪️Парная терапия: если партнер не совсем потерян, это шанс реанимировать отношения.

Вердикт: хватит гореть, пора жить!

Перестать быть "спасателем" – это не перестать любить. Это научиться любить из состояния силы и уважения к себе, а не из страха и нужды. Это путь к отношениям, где вы оба – взрослые, равные партнеры, способные на настоящую близость и совместный рост.
Это будет нелегко! Будет сопротивление, будут обиды. Но результат – ты снова почувствуешь себя собой, а твои отношения станут крепче и счастливее. Если, конечно, "пассажир" захочет слезть с шеи. Если нет – то, возможно, стоит подумать, а нужен ли тебе такой "маршрут". На proEgo готовы помочь в этом нелегком, но важном пути.

Пути решения из ваших советов:

1. ☑ Начать бухать (начала, пробухала 2 недели, закончила, бонусом бросила курить и энергетики).

2. ☑ Тотальная блокировка б.мужа, "Даже голубей отстреливать на подлете" и "Разлепитесь уже и перестаньте общаться"

3. ☐ Заняться СВОЕЙ жизнью (я то думала, я уже пол года своей жизнью занимаюсь - оказалось, я все еще (!) до сих пор (!) занимаюсь НАШЕЙ жизнью).

4. ☑ Психолог (хожу раз в неделю), психотерапевт (сходила, сказал, пиздуй, ты мне не интересна - сучка, нормальная),

5. ☐ Общение с девочками из АЛЗ.

6. ☐ Два упражнения на делать то, что нравится (мне психолог сказал писать каждый день "я хочу" - 5 штук и описать себя, как героиню киноленты, а потом спросить, что она хочет по жизни и какая у нее цель?)

7. ☐ Признать и осознать, что бизнес МОЙ, а не НАШ (поговорить об этом с психологом)

8. ☐ Перестать быть жертвой (вообще-то я не считаю себя жертвой, чё вы блин вешаете это на меня, аж бесит. Но раз вешаете - поговорю об этом с психологом)

милые скриншоты, которые показались мне очень важными и которые я вообще не поняла. Буду перечитывать их и пытаться понять.

Посмотрела охуенные "Пингвины моей мамы". Смотрю ДЖо ДЖо. Читаю по прежнему ебучего Волхва(2), прям не нравится мне Фоулз. Что-то мне еще советовали прочесть в комментариях. Завтра уже буду искать, потеряла и не могу найти((

Именно для этого мы и создали «ВБХ — Всё будет хорошо»: чтобы вы вернули себе устойчивость, прекратили обслуживать чужой деструктивный сценарий и начали помогать себе правильно. Это не про лозунги и не про «советы из интернета»; это про системную экосистему поддержки и практики, основанную на актуальных подходах психологии и реальном сообществе женщин, где путь разделён на понятные, выполнимые шаги.

Телеграм-канал «ВБХ — Всё будет хорошо».

Кто мы и кому адресован проект.

Мы — информационный онлайн-проект на базе Telegram-канала «Всё будет хорошо», объединяющий специалистов в теме зависимости и созависимости. Наша аудитория — жёны и матери людей с аддиктивными поведенческими паттернами. Мы говорим о сложном простым языком, помогаем отличать заботу от соучастия, границы от холодности, поддержку от спасательства. Здесь вас не стыдят и не обещают «волшебные таблетки»; вместо этого вы получаете инструменты, структуру и сообщество, с которым идти вперёд легче и безопаснее.

На чём строится работа.

В основе проекта — просвещение и практическая проработка созависимости через призму транзакционного анализа, когнитивно-поведенческой терапии и схема-терапии.

Мы разбираем феномен «благоприятной среды» зависимости — как семейные правила, сценарии и негласные договорённости поддерживают повторяющийся круг. Отдельно рассматриваем роли драматического треугольника (Спасательница, Жертва, Преследовательница) и учимся выходить из них в позицию Здорового Взрослого.

Семь базовых элементов созависимости, которые чаще всего проявляются у жены или мамы зависимого.

Чтобы движение было предметным, мы работаем с семью типичными узлами созависимости. Формулировки могут отличаться, но суть остаётся прежней:

1. Уязвимость — устойчивое ощущение небезопасности;

2. Покорность — отказ от своих интересов ради «мира любой ценой»;

3. Отверженность — страх быть покинутой, толкающий к слиянию;

4. Неполноценность — стыд, самоуничижение и обесценивание собственных потребностей;

5. Завышенные стандарты — перфекционизм и жёсткая самооценка;

6. Эмоциональная депривация — привычка жить «на голодном пайке» чувств, не просить и не принимать;

7. Терпимость к жёсткому обращению — нормализация боли и неуважения.

Мы не клеим ярлыки — мы проясняем механизмы. Понимание компонентов помогает упорядочить хаос и построить план перемен.

Что включает в себе телеграмм канал и экосистема проекта ВБХ - Все будет хорошо.

1. Пошаговые разборы и видео. Короткие ясные объяснения причин и следствий, просвещение по границам, ролям, мотивации к изменениям и типичным сценариям отношений.

2. Диагностика созависимости. Онлайн-инструмент, который показывает выраженность каждого компонента и даёт персональные рекомендации специалиста.

3. Клуб «Разверни себя на 180». Практическая среда с ежедневными заданиями на 5–10 минут и поддержкой кураторов — здесь формируются новые привычки и закрепляются сдвиги.

4. Сообщество. Тёплое, бережное окружение женщин с похожим опытом — помогает замечать прогресс, когда для себя он уже «замылился».

5. Материалы для самоанализа. Чек-листы, дневники наблюдений, мини-практики, к которым можно возвращаться в удобном темпе.

Как это реализуется на практике.

Сначала вы узнаёте, как устроена «экосистема» зависимости: чем именно подпитывается употребление и какую роль вы берёте автоматически. Затем проходите диагностику, чтобы увидеть не абстрактную «созависимость», а её личный профиль. После — выбираете самые выраженные элементы и прорабатываете их в клубе, где каждое задание вписывается в реальную жизнь, а не в идеальные условия. Фокус — на границах, ответственности, навыках диалога, эмоциональной саморегуляции и планировании собственной жизни вне роли Спасательницы.

Почему это даёт эффект.

Мы не «лечим» другого и не обещаем, что он «перестанет пить завтра». Мы возвращаем вам влияние туда, где оно действительно есть: в ваши решения, границы и сценарии. Когда меняетесь вы, меняется и среда, в которой зависимость либо лишается подпитки, либо сталкивается с реальностью. Это не про жёсткость ради жестокости; это про заботу, основанную на ясных правилах, предсказуемых последствиях и уважении к себе.

Что вы получаете уже в первый месяц.

1. Ясное понимание, где именно вы непреднамеренно «подпитываете систему», даже когда искренне стараетесь помочь.

2. Реалистичный план изменений, разложенный на небольшие выполнимые шаги.

3. Поддержку специалистов и женщин, которые идут тем же маршрутом.

4. Простые ежедневные практики, которые реально выполнять, даже если дома штормит.

5. Чувство внутренней опоры и ясности вместо бесконечных кругов вины и самооправданий.

Этика и безопасность.

Проект — информационно-практический. Мы не ставим диагнозы и не даём стопроцентных гарантий. Мы обучаем навыкам, которые возвращают вам субъектность: говорить «да» и «нет», договариваться, выдерживать эмоции, выстраивать границы, прекращать участвовать в разрушительных сценариях. В сообществе действуют правила конфиденциальности и взаимного уважения.

Как присоединиться.

Зайдите в Telegram-канал «Всё будет хорошо». Начните с видео для новичков — оно покажет карту пути. Пройдите диагностику созависимости, чтобы увидеть свой профиль и расставить приоритеты. Если сомневаетесь, начните с бесплатных разборов в ленте и мини-практик: вы почувствуете, что перемены возможны без скандалов и ультиматумов.

Если кратко, наш проект — это пространство, где вместо «спасательства» появляется зрелая забота, вместо чувства вины — ясность, вместо одиночества — поддержка, а вместо иллюзии контроля над чужой жизнью — влияние на собственную. «Всё будет хорошо» — не обещание, а направление. Идти по нему можно маленькими шагами, но лучше не откладывать их на потом.

"Он строит наше будущее, а я - наш дом"

Когда Светлана и Игорь познакомились, его амбиции и горящие глаза восхищали. Он говорил о проектах, о будущем росте, о том, как многого они достигнут вместе. Светлана, талантливый ландшафтный дизайнер, была очарована его энергией. Ей казалось естественным и правильным взять на себя заботу о быте, чтобы ее гений мог творить, не отвлекаясь на мелочи.

«Он строит наше будущее, а я - наш дом, нашу крепость, куда он будет возвращаться, чтобы набраться сил», - с гордостью говорила она подругам.

Первый год был похож на красивую сказку о партнерстве. Игорь много работал, но каждый вечер возвращался к ужину, который готовила Света. Вместе обсуждали его успехи и ее проекты, она создавала невероятный уют в их квартире: идеальная чистота, свежие цветы, вкусная еда. Стала его секретарем и поддержкой, искренне верила, что ее вклад в его карьеру огромен. Это было правдой, только вклад этот был односторонним.

Как из жизни исчезает "Я"

Постепенно, незаметно для самой Светланы, ее собственная жизнь начала сужаться до размеров их квартиры. Сначала она отказалась от сложного, но интересного проекта, потому что "Игорю сейчас так нужна поддержка, у него сдача квартального отчета". Потом перестала встречаться с подругами по вечерам, потому что "он может вернуться поздно, а дома никого нет, ужина нет… ему будет неприятно".

Ее мир начал вращаться вокруг его графика. Утро начиналось не с ее желаний, а с его планов, она вставала в 6 утра, чтобы приготовить ему завтрак и собрать обед. День проходил в хлопотах по дому и ожидании его возвращения. Вечер… вечера как такового не было. Он приходил, уставший, ужинал, отвечал на несколько ее вопросов односложно и садился за ноутбук.

«Я видела его только спящим, - призналась она мне на первой сессии. - Ложилась в постель, смотрела на его лицо и вспоминала, каким он был, когда мы познакомились. Ночью он был моим, а утром просыпался чужой человек, директор крупного отдела, у которого в ежедневнике нет ни одной свободной строчки для меня».

За четыре года Светлана полностью растворилась в муже, ее проекты остались в эскизах. Связь с друзьями оборвалась, интересы свелись к поиску новых рецептов и выбору идеального цвета штор для кабинета мужа, в котором он проводил больше времени, чем в их спальне

Она стала идеальной женой трудоголика, проблема заключается в том, что не осталось места для живого человека со своими потребностями и желаниями

Что такое созависимость в отношениях с трудоголиком

История Светланы - это классический пример созависимых отношений, где один партнер (в нашем случае трудоголик) одержим работой, а второй (созависимый) - одержим этим партнером.

Давайте разберем механизм созависимости на примере Светланы

• Потеря собственных границ. Света полностью подчинила свою жизнь графику и потребностям Игоря. Ее личное время, карьера, хобби - все было принесено в жертву его комфорту и успеху. Она перестала ощущать, где заканчиваются его желания и начинаются ее собственные.

• Иллюзия контроля. Создавая идеальный быт, Светлана подсознательно пыталась контролировать хоть что-то в своей жизни. Если она не могла повлиять на его решения остаться на работе допоздна, то она могла, по крайней мере, создать идеальные условия для его короткого пребывания дома. Это давало ей ложное чувство важности и контроля над ситуацией.

• Оправдание поведения партнера. "Он так много работает для нас", "Он устает, ему нужно отдохнуть", "Скоро этот проект закончится, и все будет как раньше". Этими фразами созависимый партнер заглушает собственную боль и одиночество. Он становится адвокатом для того, кто эмоционально им пренебрегает.

• Низкая самооценка. В глубине души созависимый человек не верит, что его могут любить просто так, за то, кто он есть. Ему кажется, что любовь нужно заслужить: заботой, жертвенностью, полным самоотречением. Успех Игоря стал для Светланы единственным подтверждением ее собственной ценности. Она была не "Светлана, интересный человек", а "жена успешного Игоря".

Точка невозврата

Прозрение для Светланы наступило внезапно и буднично. Игорь получил долгожданное повышение - это был пик его карьеры, цель, к которой они, как ей казалось, шли вместе все эти четыре года. Он позвонил, радостно сообщил новость и добавил:

"Отметим в выходные с ребятами из офиса, я забронирую столик в ресторане".

В этот момент мир Светланы рухнул, не потому, что он не позвал ее, а потому, что в его картине этого триумфа ее просто не существовало. Он собирался праздновать с теми, кого считал соучастниками своей победы - с коллегами. А она, та, что четыре года обеспечивала ему тыл, готовила еду, создавала уют, отказывалась от своей жизни, оказалась за кадром. Она была обслуживающим персоналом его успеха.

В тот вечер она впервые не приготовила ужин, села в тихой гостиной и горько заплакала. Не от обиды на мужа, а от жалости к себе. К той девушке, которая когда-то мечтала создавать прекрасные сады, а вместо этого превратилась в тень.

Путь к себе

Работа со Светланой была долгой и непростой. Первый шаг, который она сделала, - это признание проблемы. Признание того, что ее жизнь пуста, а ее брак - это иллюзия партнерства.

Мы работали над восстановлением ее границ. Она училась задавать себе простой вопрос: "А чего я хочу прямо сейчас?". Сначала ответы были робкими: "выпить кофе в тишине", "прогуляться в парке в одиночестве". Затем они становились смелее: "позвонить старой подруге", "достать свои эскизы", "записаться на курсы повышения квалификации".

Она училась отделять свою самооценку от успехов и настроения мужа. Училась не чувствовать вину за то, что у нее появляются свои интересы, свое время, своя жизнь.

Я не знаю, чем закончится история их брака. Игорь, как и многие трудоголики, не сразу заметил перемены. Для него идеальная система продолжала работать, но Светлана уже изменилась. Она начала долгий и сложный путь возвращения к себе и это самая главная победа в ее жизни, которая не зависит ни от одного мужчины.

Если вы чувствуете, что растворяетесь в партнере, теряя себя - это важный сигнал. Повод остановиться и честно спросить себя "Где в этих отношениях нахожусь я?"

Источник: Татьяна Ильина | Психология по простому