Телега учителя Ли скрипела, увозя меня от мира, который я знал. Пыльная дорога вилась между холмов. Я сидел, прижимая к груди свой тряпичный свёрток с учебником, и смотрел как рисовые поля сменяются каменными утёсами. Воздух становился прохладным, наполненным запахом хвои.

Учитель Ли, чувствуя моё напряжение, пытался отвлечь меня рассказами.

— Школа, в которую ты едешь, Чен, особенная. Она находится у подножия гор Удан. Ты слышал о таких?

Я покачал головой. Мои горизонты до сих пор ограничивались холмами вокруг моей деревни.

— Удан… — его голос приобрёл почтительный, торжественный оттенок. — Это не просто горы, а настоящая колыбель Дао. Это место, где учатся гармонии и сила рождается из мягкости, а движение из покоя.

Я слушал, не понимая до конца. Моя вселенная состояла из цифр. Что такое «мягкая сила»? Я видел, как отец ломал хворост, а для этого нужна была грубая сила.

— Там практикуют ушу, — продолжал учитель. — Тайцзицюань, например. Выглядит как медленный танец, но в его основе лежит великая мудрость. Говорят, мастер тайцзи может, поддаваясь, опрокинуть могучего противника. Использовать его же силу против него самого.

В моей голове, привыкшей к вычислениям, щёлкнуло. Словно защёлкнулась первая деталь в сложном механизме. Использовать силу противника… Это звучало как теорема. Если сила, приложенная к телу, то можно найти такой угол, при котором…

— Это… как уравнение? — робко спросил я.

Учитель Ли удивлённо посмотрел на меня, а затем рассмеялся, но не зло, а с одобрением.

— Возможно, Чен. Возможно. Говорят, великие мастера видят в схватке геометрию и потоки энергии. Может, твои числа помогут тебе и здесь.

Когда мы наконец прибыли, у меня перехватило дыхание. Из густых облаков, цеплявшихся за склоны, проступали крыши древних храмов, будто вырастая из самой скалы. Они не противостояли горам, а становились их частью. Воздух звенел от тишины, нарушаемой лишь колокольчиком где-то в вышине и криком орла. Это была совершенная система, живой организм.

Школа-интернат была строгим, казённым зданием у подножия священного массива. Но ее расписание включало не только математику и физику. Рано утром, до уроков, всех учеников выводили на плац для занятий гимнастикой. И не простой, а основанной на принципах Удан.

Первый раз, когда я попытался повторить плавные, круговые движения тайцзицюань за инструктором, у меня ничего не вышло. Моё тело, привыкшее к грубой работе и постоянным сутулым позам над книжкой, было деревянным. Другие ребята, городские, более ухоженные, посмеивались над моей неловкостью. «Смотри, деревенский чертёнок корячится!» — шептали они. Старое, знакомое чувство чужеродности снова сжало мне горло.

Но однажды вечером, оставшись один на пустом плацу, я смотрел, как старый даосский монах практикует тайцзи. Его движения были подобны воде, обтекающей камни. И вдруг я увидел не просто красоту, а траекторию движения.

Он описывал руками не просто круги, а эллипсы. Его перенос веса с ноги на ногу был идеальной синусоидой. Его «толкающие» движения не были прямолинейными, а были дугами, параболами, выстроенными по законам оптимальной механики. Моя вселенная чисел и формул вдруг ожила в этом медленном танце.

Я снова стал тем мальчиком, который видел цифры в падении дождя. Только теперь дождём были движения мастера. Я начал повторять их, но не просто копируя, а глубоко понимая. Я представлял оси координат, векторы приложения силы, центростремительное ускорение и делал не просто движение, а решал уравнение, где неизвестным была гармония.

Когда через несколько недель инструктор снова проводил занятие, его взгляд задержался на мне.

— Ты, мальчик, откуда узнал о принципе «растворения» в приёме?

Я растерялся, ведь не знал названий, а лишь видел, что для нейтрализации прямолинейного толчка нужно приложить силу не прямо, а под углом, создав вращательный момент, и вычислил этот угол интуитивно, по тому, как ветер гнет бамбук, но не ломает его.

— Я… просто подумал, что это эффективно, — пробормотал я.

Инструктор долго смотрел на меня, а затем кивнул.

— Продолжай думать мальчик. В Удане ценят не только силу, но и ум.

В тот вечер, лёжа на жёсткой койке в общежитии, я впервые не чувствовал себя чужим. Горы Удан, их даосская мудрость и строгая красота математики начали сливаться во мне в единое целое. Мягкость побеждает жёсткость. Слабость побеждает силу. Я нашёл в этом свой путь. Именно здесь, среди древних храмов и геометрических траекторий тайцзи, закладывался фундамент моего будущего ремесла, в котором сила противника, его замыслы и его секреты должны были стать всего лишь переменными в уравнении, которое предстояло решить.

Горы Удан стали моим молчаливым учителем. Я научился читать их ритм. Как туманы клубятся в ущельях по законам гидродинамики, так смена времён года подчиняется неумолимым циклам, более грандиозным, чем любая математическая константа. Эта предсказуемость и высший порядок успокаивали меня. В мире, где люди видели лишь волшебство, я видел безупречную логику.

На уроках математики я перестал бояться поднимать руку. Задачи, над которыми корпел весь класс, я решал в уме за несколько секунд. Сначала на меня смотрели с недоверием, потом с завистью, а затем и с уважением. Мой учитель, господин Чжан, человек с пронзительным взглядом, однажды оставил меня после урока.

— Чен, откуда ты всё это знаешь? — спросил он, указывая на моё решение задачи, которое я нашёл тремя разными способами, включая один, не входивший в программу.

— Я… просто вижу, — смущённо пробормотал я.

— Видишь? — он прищурился. — Объясни.

Я начал объяснять не по учебнику, а так, как видел это сам, представляя числа не символами на бумаге, а физическими объектами через их движение и взаимодействие. Я говорил о траекториях, как в тайцзи и о равновесии как в системе «инь-ян». Господин Чжан слушал, не перебивая, а потом медленно кивнул.

— У тебя дар, мальчик. Не просто способности, а настоящий дар как у музыканта с абсолютным слухом.

Вскоре моё имя зазвучало за пределами класса. Я стал побеждать во всех школьных олимпиадах и однажды господин Чжан вызвал меня в свой кабинет. На его столе лежала официальная бумага с гербом.

— Чен, — сказал он торжественно. — Провинциальный комитет по образованию проводит отбор на Всекитайскую математическую олимпиаду. Лучшие поедут в Пекин. Я подал твоё имя.

Я замер. Пекин. Столица. Тот самый мифический центр империи, о котором я только слышал.

— Но… почему я? — выдохнул я.

— Потому что ты лучший, — просто ответил учитель. — Наша школа должна быть представлена самыми достойными. Ты должен показать им, на что способен.

Слова «наша школа» отозвались во мне странным эхом. Впервые в жизни я чувствовал себя не изгоем, а частью чего-то большого и значительного. Меня выбрали и признали. Не за силу в руках, не за чистоту крови, а за мой ум.

Вечером того дня я поднялся на небольшую скалу за общежитием, откуда открывался вид на долину. Огни деревень мерцали внизу как россыпи звёзд. Я представил себе Пекин, Великую стену, Запретный город и современные университеты.

Во мне зажглось новое, незнакомое чувство. Гордость. Но не личная, не эгоистичная. Это было чувство причастности. Я был винтиком в огромном, великом механизме под названием Китай. И от того, насколько исправно я работаю, зависело общее дело. Слова отца, сказанные на прощание: «Отныне Китай твоя единственная семья», — вдруг обрели особый смысл. Это было прозрением.

Я сжал кулаки. Во мне не было слепого патриотизма, рождённого из лозунгов. Моя любовь к Родине рождалась из благодарности. Она дала мне шанс и оценила по уму, а не по происхождению. Я был готов отдать ей все свои силы. Смотря на уходящее за горы солнце, я дал себе клятву не подвести учителя Ли, не опозорить школу, и оправдать доверие этой необъятной, сложной, великой страны, которая стала мне матерью, отцом и семьёй. Во мне закладывался стержень, выкованный из благодарности и осознания собственной ценности. Я был сыном Китая и готовился доказать это на самом главном экзамене в своей жизни.

Читать книгу "Шпион из поднебесной" полностью

Статья странная, совершенно не отражающая действительность. НО!
Я полностью подтверждаю что тайцы лицемеры. Я живу тут 2 года уже, в Бангкоке, работаю в тайской компании, встречаюсь с тайкой, прохожу разные бюрократические процедуры, играю в футбол. Мне лень расписывать тут, но тайцы действительно лицемеры, и двуличные. Например, вы слышали о том, что у тайцев среди родственников и друзей распространено ростовщичество, да не просто, а с лютейшими условиями как взять в долг у мафии, поэтому многие тайцы по сути в долговом рабстве и месяцами, годами работают на дядю, брата, подругу детства, и да, они сами также делают со своими друзьями, и получается такая цепочка из рабов. У тайцев много боли внутри, они по сути терпилы, и по этому когда таец получает минимальную власть, очень высока вероятность что он станет занозой в заднице у многих людей, а по отношению к фарангам у них выученное лицемерие и подхалимство. Это дейсвительно выученное лицемерие, когда они радушно вам улыбаются, они даже не осознают почему так делают. Но есть осознанные лицемеры, которые осознают, потому что вы тратите на них деньги.
Когда таец зарабатывает больше 15000 бат, у него включается некий режим, скажем темщика, или цыгана из бизнес-молодости. Поверьте, я как приехал, проникся страной сразу, начал учить язык и за два года я говорю так, как многие не говорят кто живет тут больше меня. Я действительно не поверхностный турист. Тут очень много понтов в гос организациях, люди по сути провоцируют тебя идти через взятку. Про барные улицы молчу вообще, такой концентрации лицемеров я не видел нигде. Там даже директора баров такие же лицемеры и чайки. Поэтому спустя два года вынужден констатировать, что я разочаровался и у меня больше нет желания интегрироваться в культуру и быт этой страны и язык учить я прекращаю.

Мы уже писали ранее про наших тайцев, о том, как мы поймали этих двух маленьких дракончиков и что они вытворяли после поимки, здесь.

И вот наконец наши дракончики приручены.

Даже сами не ожидали, что страхи наших маленьких дикуш удастся победить так быстро. Ведь буквально на днях они готовы были на потолок клетки залезти от страха. Страх конечно ещё не прошёл доконца, но малыши перестали шипеть и кидаться, пытаясь разорвать в клочья предполагаемого обидчика.

Когда первого малыша удалось разгладить, чтобы он замурчал и дал себя разглядеть, оказалось, что оба котёнка пацаны. До этого момента мы знали пол только более пугливого, т. к. он ещё на днях всё сам нам показал, пытаясь от страха залезти на стенку клетки вверх ногами.

После того, как малыши поняли, что люди совсем не страшные, они быстро начали постигать все кошачьи премудрости (заинтересовались игрушками и освоили лоток).

Поскольку поначалу к нашим дракончикам невозможно было приблизиться, разумеется ни о какой обработке от блох и речи быть не могло. А когда наконец взяли их на руки, как и ожидалось, обнаружилось, что блохи их буквально съедали. Так что малышей сразу обработали от блох.

Поначалу тайцев не выпускали из клеточки, опасаясь, что потом их будет не поймать, придётся устраивать гонки с препятствиями по комнате. А вот бурундуки, прибывшие вместе с тайцами, и в частности Мэгги, приехавшая на следующий день, были на свободном выгуле по комнате. Наши дракончики сами виноваты, что не вызывали пока ещё доверия, и соответственно страшно было сразу их выпускать. Но тайцев уже очень сильно интересовало, как играют на свободе их более дружелюбные собратья. Вот, например, они заинтересовались мячиком, который гоняла Мэгги.

Но сеансы поглаживаний стали учащаться и тайцы тоже получили кредит доверия. Их стали выпускать из клеточки хотя бы на время уборки, чтобы малыши потихоньку осваивались в пространстве квартиры.

После таких прогулок братьев еле удавалось загнать в клетку. Они такой бунт устраивали, хотели на свободу🤣 Громили клетку.

Ну и, как мы уже говорили ранее, хозяева для малышей нашлись ещё в процессе их поимки. Так что, как-только крошки стали вести себя адекватно, они сразу поехали домой. Оба братика уехали вместе. В новом доме из Омара и Хайяма они переименовались в Мямлика и Шустрика.

Самое интересное, что весь этот процесс социализации совершенно диких, как казалось, малышей занял менее недели. Мы ещё даже не успели поймать третьего котёнка из этой семейки, а братья уже поехали в новый дом, став совершенно адекватными и ласковыми котятами.