Я всегда был заядлым книголюбом и проводил много времени за чтением романов самых разных жанров. Мне всегда нравилось пользоваться библиотекой — покупать книги зачастую бессмысленно: прочитаешь и потом они вечно пылятся в шкафу.

Я уже давно хожу в нашу городскую библиотеку. Это маленький городок, где каждый день видишь одних и тех же людей на улице, где в ресторанах можно просто сказать «моё обычное» и никто даже не посмотрит на тебя с недоумением. В библиотеке уже лет двадцать работает одна женщина — фактически она единственная там трудится, если не считать посетителей и волонтёров, которые раз в неделю помогают ей с уборкой. Она всегда отзывчива, все рады её видеть, а в библиотеке благодаря ей всегда чисто и тихо.

Недавно она пропустила рабочий день — такое случалось всего несколько раз, обычно из‑за болезни. Я не придал этому значения, а на следующий день она появилась, так что все подумали, что она просто простудилась — это было логично, ведь она работала с множеством детей. Однако после этого она стала вести себя очень странно. Трудно точно описать, но выглядит так, будто кто‑то копирует её движения. Самое странное — то, как она смотрит на входящих людей, словно они её раздражают, что совершенно не вяжется с её любовью к работе.

Её соседи жалуются на странные звуки, доносящиеся из её дома, и их описания меня пугают. Один сказал, что слышал что‑то вроде скрежета по стенам. Я подумал, что это, наверное, крысы, но он уточнил, что звук совсем другой. Другой сосед зашёл и сказал, что похоже на собаку, которая скребёт когтями по стенам. Звук, судя по всему, можно было услышать, только подойдя вплотную к дому — изнутри его не различить, он слишком тихий.

Всё это можно было бы объяснить — может, она просто переживает из‑за нового питомца? Я не собирался вмешиваться, но однажды, когда я брал книгу с полки, она уставилась на меня и велела подойти. Я подошёл, и она заговорила приглушённым голосом. Она попросила меня пройти в подсобку библиотеки, где хранится всё, что не выставлено на полках. Мне стало не по себе, но я иногда работал там волонтёром, и, возможно, ей просто нужна была помощь с уборкой. Не хотелось отказывать и выглядеть невежливым, поэтому я пошёл за ней. Теперь я жалею об этом.

Когда мы вошли в кладовую, её глаза выглядели бледными. Она посмотрела на меня и сказала, чтобы я перестал в это смотреть. Я растерялся — в что смотреть? Она сказала, что всё ещё остаётся собой. Её голос был монотонным, без малейших эмоций. Мне стало по‑настоящему не по себе.

Я уже собирался уйти, когда она рванула к двери и заперла её — быстрее, чем я когда‑либо видел. Она повторяла, чтобы я перестал смотреть. Меня начала бить дрожь, а она вдруг улыбнулась и приложила палец к губам, словно призывая молчать. Половина её зубов отсутствовала, остальные торчали неровно, острые и зазубренные. Я бросился к двери, изо всех сил дёргая ручку, но она была заперта. Я быстро отпер дверь изнутри, пока она мчалась за мной. Как только я выбежал из подсобки, шаги затихли, и я помчался домой, захлопнув за собой дверь.

Несколько дней я не мог в это поверить — наверное, это был сон, думал я. Но как бы я ни пытался найти оправдание тому, что увидел, у меня ничего не получалось. Теперь, выходя на улицу, я замечаю, как она незаметно выглядывает из окон библиотеки, следя за моими передвижениями, словно лев, выжидающий момента для прыжка.

Я больше не хожу в библиотеку.

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Точного возраста не помню. Зато помню кухонный стол, миску с хлопьями, которые размокали у меня перед носом, и маму, входящую в комнату с ярко‑белым конвертом — она держала его так, будто это что‑то важное.

— Посмотри‑ка, — сказала она. — Тебе прислали письмо.

Когда ты ребёнок, почта кажется чем‑то взрослым. Счета, напоминания о визитах, рекламные купоны — всё это не для тебя. Поэтому, когда мама протянула мне конверт, я почувствовал странную гордость, словно только что поднялся на новый уровень.

На конверте было написано моё имя. Только имя, без фамилии. И без обратного адреса в углу.

— От кого это? — спросил я.

— Наверное, от родственников, — ответила она. — Кто‑то решил пошутить и забыл дописать остальное.

Она сказала это с улыбкой, но улыбка застыла на секунду, а потом дрогнула в уголках.

Я разорвал конверт. Внутри была обычная открытка: шарики и торт. А внутри, аккуратными синими чернилами, всего два слова:

«С днём рождения».

Ни подписи, ни «от твоего двоюродного брата такого‑то». Только это.

Я помню, как повернул открытку к маме, будто на обратной стороне был написан ответ. Она посмотрела на неё несколько секунд, потом положила на столешницу.

— Видишь? — сказала она. — Кто‑то тебя любит. Ешь свои хлопья.

На этом всё должно было закончиться. Странное, безобидное детское воспоминание. Но на следующий год пришёл ещё один конверт. Такой же белый. Такой же аккуратный почерк на лицевой стороне — только моё имя. И снова без обратного адреса.

Внутри те же слова: «С днём рождения».

После третьего года подряд мама перестала называть это забавным.

Однажды я застал её стоящей у кухонной стойки с открытой открыткой в руках. Она водила пальцем по надписи, словно пытаясь её узнать, потом перевернула конверт, будто на обратной стороне могло что‑то волшебным образом появиться.

— От кого это? — спросил я.

Она вздрогнула, будто я подкрался незаметно.

— Я же сказала, — ответила она. — Наверное, кто‑то из родственников. Иди надевай обувь, поедем к бабушке.

После этого она перестала оставлять открытки на виду.

Но они продолжали приходить. Каждый год. В один и тот же день. Такие же открытки. Тот же почерк.

Когда я пошёл в среднюю школу, они начали меняться.

В один год внутри было написано: «С днём рождения. Надеюсь, ты получишь всё, о чём просил».

Ладно. Не так уж странно.

На следующий год: «С днём рождения. Надеюсь, тренировка прошла хорошо. Я горжусь тобой».

От этих слов мама вдруг замолчала. Тогда я начал серьёзно заниматься баскетболом: задерживался после школы, чтобы побросать мяч, у нас были игры, родители сидели на трибунах и кричали — всё как обычно.

Через год открытка гласила: «С днём рождения. Молодец, что попал в команду. Ты выглядишь сильным на площадке».

Впервые за всё время что‑то в этих словах заставило меня почувствовать тошноту.

— Откуда они это знают? — спросил я маму.

Она попыталась отмахнуться, но лицо её выдало.

— Может, твой тренер, — сказала она. — Или кто‑то из родителей. Не переживай из‑за этого.

Но она переживала. Позже тем же вечером я слышал, как она говорила по телефону — не слова, а тон: низкий и напряжённый. На следующий день она отнесла открытки в полицейский участок.

Когда она вернулась, выглядела скорее расстроенной, чем успокоенной.

— Они сказали, что мало что могут сделать, — сообщила она мне. — Нет угрозы. Нет имени. Ничего, что можно отследить. Сказали, что, скорее всего, это кто‑то из родственников пытается пошутить. Или подросток, который ведёт себя странно.

— Ты показала им часть про команду? — спросил я.

— Да, — ответила она. — Они сказали, что если появятся угрозы, мы должны вернуться.

На следующий год открытка снова была простой: «С днём рождения». Словно тот, кто их писал, получил указание умерить пыл. Или сам решил немного сбавить обороты.

Мы переехали, когда мне было тринадцать. Мама нашла лучшую работу в другом городе: новый дом, новая школа, всё новое.

Я помню, как стоял на подъездной дорожке через неделю после переезда, смотрел на почтовый ящик с новыми цифрами и думал: «Они не знают, где я теперь живу».

Через несколько месяцев мне исполнилось четырнадцать. Утром в день рождения в почтовом ящике лежал конверт.

Такой же белый. Такой же аккуратный почерк — только моё имя.

Я долго смотрел на него, прежде чем взглянуть на маму.

— Может, его переслали со старого адреса, — сказала она, но мы оба понимали, что это бессмысленно.

Внутри открытки было написано: «С днём рождения. Новый дом. Ты всё тот же».

В ту ночь мама установила дополнительные замки на двери.

После этого открытки снова стали обычными. Всё так же каждый год. Всё так же в один и тот же день. Всё тот же почерк. Но послания вернулись к простым:

«С днём рождения. Надеюсь, у тебя будет отличный день».

«Надеюсь, ты почувствуешь себя особенным».

Со временем я привык к этому. Это стало чем‑то, что просто происходит. Как взросление. Как смена времён года. Раз в год появлялось напоминание о том, что кто‑то знает, где я живу и сколько мне лет, — а потом жизнь шла дальше.

Я переехал сразу после колледжа — в убогую двухкомнатную квартиру с тонкими стенами и дверью, которая заедала в дождь. Это было первое место, которое полностью принадлежало мне: старый диван, подержанный телевизор, каркас кровати, который я собрал сам и чуть не сломал в процессе.

Каждый год открытка всё равно приходила. Каким‑то образом они всегда знали мой адрес. Мы были в растерянности.

Когда мне было двадцать три, я встретил свою девушку.

Её имя здесь неважно. Она работает с девяти до пяти, помнит дни рождения, приносит закуски на киновечера, эмоционально вовлекается в сериалы — всё как у обычного человека.

Однажды, когда я уходил с работы, девушка позвонила мне. Я дал ей ключ, но она оставила его у родителей. Я сказал, что у меня есть запасной под ковриком у двери. Знаю, все говорят, что так делать нельзя. Но я всё равно это сделал: однажды я сам заперся снаружи и пришлось вызывать слесаря. После этого ключ лежал под ковриком — простое решение. Мы сближались, и её переезд ко мне был лишь вопросом времени.

Мы были вместе почти год, прежде чем я рассказал ей про открытки.

Это всплыло, потому что приближался мой день рождения, и я в шутку упомянул про свою «загадочную открытку», которая приходит по расписанию. Она спросила, что я имею в виду. Я попытался говорить небрежно.

— А, это просто такая штука, — сказал я. — Я получаю эти случайные открытки на день рождения с детства. Без имени. Без обратного адреса. Каждый год один и тот же почерк.

Я ожидал, что она рассмеётся или хотя бы заинтересуется. Вместо этого она замерла.

— Сколько лет подряд? — спросила она.

— С шести примерно, — ответил я. — То есть очень долго.

— И ты не знаешь, кто их отправляет.

— Нет.

— И они всегда находят тебя. Даже когда ты переезжал.

— Да. — Я пожал плечами. — Это странно, я знаю. Мама однажды ходила в полицию, но они сказали, что это не так серьёзно.

— Это серьёзно, — возразила она. — Это ненормально. Это слежка. Кто‑то следит за тобой.

Я сказал, что она преувеличивает. Не было никаких угроз. Никаких «я тебя убью». Никаких мёртвых животных на крыльце. Только пожелания ко дню рождения.

— Что они пишут? — спросила она.

— В основном просто «С днём рождения», — ответил я. — Иногда что‑то вроде «Надеюсь, у тебя будет отличный день». В таком духе.

Она посмотрела на меня так, будто у меня три головы.

— Нам нужно пойти в полицию, — сказала она.

— Они ничего не сделают, — ответил я. — Когда мама ходила, они ничего не сделали. Нет никаких зацепок.

Она на время отступила, но я видел, что ей это не нравится. Через несколько дней она прислала мне ссылку на камеру для дверного звонка и написала: «Я оплачу половину». Я заказал её. Это казалось простым компромиссом.

Камера пришла. Я установил её. Несколько месяцев это был просто удобный способ видеть, когда приносят посылки. Я привык проверять её, когда был на работе: наблюдал, как курьеры оставляют посылки, а соседи выгуливают собак.

Мой день рождения в этом году выпадает на будний день.

Примерно за неделю до него начали появляться вещи.

Первым был мой любимый фастфуд. Заведение за углом, где делают огромные жирные бургеры, которые я всегда говорю, что нужно перестать есть. Курьер позвонил мне снаружи и сказал: «Я снаружи с вашим онлайн‑заказом», и я чуть не ответил, что у него неправильный номер.

Я открываю дверь. В руках — пакет. Кверху прикреплён чек.

В графе «от кого» — пусто. Только мой адрес. Оплата онлайн.

Я думаю, что это от неё.

Отправляю девушке фото пакета:

«Ты что, решила забить мои артерии жиром перед днём рождения?»

Она отвечает через минуту:

«О чём ты?»

Бургер ещё тёплый. Картофель фри — идеальный. Жир просачивается сквозь бумагу именно так, как мне нравится. Я снова читаю чек. Ни имени. Ни строчки для сообщений.

«Ты не отправляла это?» — пишу я.

«Нет? Это шутка или тебе кто‑то прислал еду?»

Я сижу секунду, держа палец над экраном. Пишу, что, наверное, это ошибка доставки. Или мама, или ещё кто‑то. Она отправляет смайлик со смехом и говорит, чтобы я наслаждался, пока они не поняли и не забрали обратно.

Через два дня появляется небольшая коробка. Коричневый картон. Без логотипа. На этикетке — моё имя и адрес. Внутри — маленькая плюшевая собачка. Глуповатая. Типовая. Такая, какую выигрывают в аттракционах на ярмарке.

Это напоминает мне, как она всегда показывает на плюшевые игрушки в магазинах и пытается убедить меня, что нам нужна ещё одна подушка на кровать.

Я снова думаю, что это от неё.

На этот раз звоню.

— Ладно, ты явно в ударе, — говорю, когда она берёт трубку.

— В каком ударе? — спрашивает она.

— Плюшевая собачка, — отвечаю. — Пытаешься подготовить что‑то милое ко дню рождения?

Она смеётся, озадаченная.

— Милый, я ничего тебе не отправляла, — говорит она. — Я весь день на работе.

Я рассказываю ей про коробку, про собачку, про то, что это похоже на её подарок. Она замолкает.

— Это было от компании? — спрашивает она. — Например, от Amazon? Или просто обычная коробка?

— Обычная, — отвечаю. — Ни имени. Ни чека с подарком.

— Может, кто‑то отправил и не указал имя, — предполагает она. — Может, твоя мама?

Я знаю мамин почерк. Знаю её вкус в открытках. Это не похоже на неё.

Уговариваю себя, что это ничего не значит. Людям иногда приходят случайные посылки. Компании иногда отправляют небольшие подарки ко дню рождения. Адреса путаются. Я бросаю собачку на диван. Жизнь идёт дальше.

На следующий день — цветы.

Я возвращаюсь с работы и вижу яркий букет на пороге. Такой, что выглядит дорого: собран в стеклянной вазе с большим бантом. В маленьком пластиковом конверте — белая карточка.

Я открываю её и читаю четыре слова:

«Оно здесь. Не могу дождаться».

Имени нет.

Отправляю девушке фото:

«Ладно, теперь я точно знаю, что это ты»

Она присылает три сообщения подряд:

«Это не я. Клянусь. Тебе нужно позвонить кому‑то».

У меня сжимается грудь. Я стою в дверях, долго смотрю на цветы. Ваза оставляет капли на моём коврике.

Звоню маме. Рассказываю про еду, плюшевую собачку, цветы. Она молчит несколько секунд, потом говорит:

— Сохраняй всё. Делай фото. Храни чеки. Это уже слишком.

Девушка продолжает писать:

«Позвони в полицию. Пожалуйста».

Через несколько минут приходит ещё одна посылка. Маленькая коробка. Лёгкая.

Внутри — одна из старых открыток ко дню рождения.

Не та, что я узнаю. Но точно такая же: шарики, торт, глянцевая печать. Внутри, теми же аккуратными синими чернилами, три слова:

«Теперь я считаю дни».

Я смотрю на почерк, пока глаза не начинают расплываться.

Девушка снова пишет:

«Это уже не весёлая история, — пишет она. — Это серьёзно. Мне страшно за тебя».

Следующая посылка приходит позже тем же вечером, примерно во время ужина.

Я почти не хочу открывать дверь, когда звонит звонок. Вместо этого смотрю в камеру. Вижу, как курьер ставит коробку, фотографирует, уходит.

Обычный коричневый картон. Без логотипа. Без обратного адреса. Только моё имя и мой адрес, аккуратно напечатанные.

Руки дрожат, когда я открываю её.

Внутри — мой запасной ключ.

Тот, что лежал под ковриком.

На первый взгляд в коробке больше ничего нет. Только ключ посередине.

К нижней стороне крышки приклеена записка. Тот же аккуратный почерк. Те же синие чернила:

«Мне это больше не нужно. Неделя перед днём рождения».

Я заглядываю под коврик, хотя уже знаю, что там найду.

Ничего.

В горле пересыхает. Воздух в доме кажется неправильным. Как будто я нахожусь не на своём месте. Как будто зашёл в свой дом и обнаружил там чужую мебель.

Я отхожу от двери и запираю замок. Впервые в жизни это не приносит облегчения.

Я звоню 911.

Выпаливаю диспетчеру всё: открытки, подарки, записки, ключ. Жду, что она прервёт меня и скажет, что это нормально, что я драматизирую.

Она не прерывает.

— Вы чувствуете себя в безопасности в своём доме сейчас? — спрашивает она.

— Нет, — отвечаю я. Голос дрожит. — У кого‑то был мой ключ. Они оставляют вещи каждый день. Они знают, где я живу. Они знали это с детства.

— Хорошо, — говорит она. — Вам нужно покинуть дом и приехать в участок. Возьмите ключ и все записки. Мы составим заявление и начнём дело.

— Разве кто‑то не должен приехать сюда? — спрашиваю я.

— Если сейчас никто не пытается войти в дом и нет непосредственной угрозы, лучше приехать лично, — отвечает она. — У вас есть транспорт?

Я говорю, что есть. Она снова просит меня уйти. Не оставаться в квартире. Взять ключ. Взять записки.

Я кладу трубку, хватаю кошелёк, телефон, маленький пакет с уликами — открытки и записки, которые я сложил на столе. Замешкавшись, звоню девушке.

Она берёт трубку на втором гудке.

— Привет, — говорит она. — Ты в порядке?

— Нет, — отвечаю я. — Слушай. Ты на работе, да?

— Да. А что?

— Мне нужно, чтобы ты сделала для меня кое‑что, — говорю я. — Когда закончишь, иди прямо к родителям. Не заходи в мою квартиру. Не встречайся со мной здесь. Я позвоню тебе из участка.

— Что случилось? — спрашивает она. Голос становится тонким.

— Я объясню позже, — говорю я. — Пожалуйста. Просто иди к родителям. Останься там на ночь.

Она молчит секунду.

— Хорошо, — говорит она. — Позвони мне, как только сможешь.

Я запираю дверь, хотя знаю, что смысла в этом нет. То, что происходит, уже как минимум раз проникло внутрь. Может, и больше. Я спускаюсь по лестнице с ключом в кармане, чувствуя, будто это я вторгся в чужую жизнь.

Сейчас я сижу в холле полицейского участка.

Всё слишком ярко. Стулья пластиковые и жёсткие. В углу телевизор показывает дневное ток‑шоу с выключенным звуком. Ребёнок с мамой заполняют форму о потерянной вещи. Мужчина спорит у стойки о том, как забрать машину со штрафстоянки.

Я держу прозрачный пластиковый пакет с ключом и стопкой сложенных открыток внутри. Моё имя ещё не назвали. Я здесь достаточно долго, чтобы нога не переставала дёргаться.

Мой телефон вибрирует.

На секунду я думаю, что это девушка. Или мама.

Это уведомление с моей камеры дверного звонка.

«Обнаружено движение у вашей входной двери».

Сердце падает в желудок.

На секунду я думаю только: «Она не послушала. Она всё‑таки пришла в дом».

Я неуклюже хватаю телефон, чуть не роняю, ловлю в ладони. Нажимаю на уведомление, и появляется прямая трансляция.

Это не она.

Мужчина стоит на моём крыльце спиной к камере.

Он крупный. Не просто высокий, а широкий. Массивные плечи натягивают ткань тёмной куртки. Капюшон надвинут. Руки опущены. Он стоит так неподвижно, что сначала мне кажется, будто трансляция зависла.

Потом я слышу его дыхание.

Оно идёт через маленький динамик: медленные, ровные вдохи и выдохи. Как будто он успокаивает себя.

Он стоит так, что камера дверного звонка не видит его лица. Только край челюсти в свете фонаря, изгиб уха, затылок.

Он не стучит сразу.

Просто стоит.

— Сегодня ты молчишь, — наконец говорит он.

Его голос спокойный. Мягче, чем я ожидал. Чуть выше. Не какой‑то чудовищный рык из фильма ужасов. Обычный мужской голос с чем‑то холодным за ним.

— Я знаю, что ты там, — говорит он.

— Не стоит заставлять меня ждать, — продолжает он.

Я сжимаю телефон так сильно, что болят пальцы. Смотрю на стойку регистрации, но никто не обращает на меня внимания. Никто не знает, что на моём экране мужчина стоит у моей двери и разговаривает с пустым домом, будто я там и слушаю.

— Ты знаешь, какой сегодня день, — говорит он. — Мой любимый день.

Он выдерживает паузу.

— Твой день рождения, — произносит он.

Поднимает руку. Она настолько большая, что почти закрывает корпус камеры дверного звонка, когда проходит мимо. Манжета куртки задирается, обнажая запястье с бледной кожей и тёмными волосами.

Он стучит.

Три раза.

Каждый удар медленный и тяжёлый, отдаётся эхом через крошечный динамик.

Стук. Стук. Стук.

Я чувствую это в груди, будто он бьёт не в дверь, а в меня.

— Ну же, — говорит он, теперь с большим воодушевлением. — Ты ведёшь себя невежливо.

Он стучит снова, на этот раз сильнее.

— Открой дверь, — требует он. — Пора праздновать.

Я смотрю на экран. Люди ходят вокруг меня в участке. Жужжит принтер. Кто‑то смеётся над чем‑то, что сказал сотрудник. Никто из них не слышит мужчину у моей двери.

— ОТКРОЙ ДВЕРЬ! — внезапно кричит он. Спокойствие исчезло. В его голосе звучит что‑то похожее на радость. — ПОРА ПРАЗДНОВАТЬ!

Он бьёт кулаком в дверь. Камера дрожит. Фонарь на крыльце мерцает. Он по‑прежнему стоит лицом к двери. Он не оборачивается. Ему не нужно видеть меня. В своём сознании он уже видит.

Моё имя так и не назвали.

Он снова бьёт в дверь. И ещё раз. И ещё.

Он всё ещё стучит. Всё ещё ждёт меня.

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

-- Дыши! Скомандовала она. Ну я и задышал. Правда из-за того, что осознанно дышал я будучи вампиром только для лечения, как-то рефлекторно подлечил свою рану.

Сказать что я охренел - ничего не сказать. Натаха конечно привлекательная самка, просто ситуация как-то не очень располагает. Грязный подвал, камеры, куча людей вокруг. С другой стороны... Когда если не сейчас? Может следующей ночью мы уже и не вернёмся.

Придя к этому осознанию, я послал мысленную команду в пах, и к моему удивлению, пинг оказался минимальным. Пинг... какой нафиг пинг? Может еще трассировку до матки провести?! В общем, я понял, что могу контролировать эрекцию просто по воле мысли, да ещё и так, как никогда ранее.

Где-то в процессе, Натаха требовала что бы я кусал её. Точнее что бы мы кусали друг друга. Вспоминая прошлые ночи, мне это слегка насторожило. Не собирается ли она меня выпить, она мне на это ответила очевидную вещь - если бы она хотела выпить кого-то из вампиров, выбрала бы кого-то из тех, кто потрёпан поболее нашего. И то верно.

Новые возможности воодушевили, а взаимные укусы и наличие невольных зрителей, стеснённо отводящих взгляды, пробудили какой-то шквал ностальгии. Когда мне и ребятам из моей компании было лет по 16, распутство, алкоголь, дурные затеи. Вспомнилось всё. И попытки снимать домашнее порно, и прогулки босиком, и купание голышом в реке ночью, и драки у гаражей. В общем-то типичное подростковое детство, но такое живое. Такое своё...

Укусы вампирессы это конечно нечто... Какой-то новый вид удовольствия. Сам секс, словно какая-то формальная закуска к основному блюду. Ей мои уксы похоже тоже нравились. Эти стоны, дрожь в плечах и до самых кончиков пальцев.

Очень необычный опыт. Проводя пальцами по её ключицам, я чувствовал её холодную кожу, она мертва, как и я, а муражки по коже от удовольствя всё равно пробегают. Даже волосы на ощупь немного иные, чем у живых. Мы не потели, не уставали. Мы были только друг для друга, без мира вокруг.

В голове вновь заиграла Агата Кристи - Ein Zwei Drei Waltz как и 12-14 лет назад. Это было как танец. Романтичный, тягучий, немного болезненный, пьянящий, сюриалистичный. Я проникал в неё не только в традиционном смысле, но и в вампирском. Клыки мягко вонзались в её кожу. Её же укусы были малость агрессивны, но это даже немного бодрило. Словно две разные стихи столкнулись в новый шторм.

Мне хотелось кусать её то плавно, медленно вонзая зубы в кожу, а порой и вовсе едва сдерживался от того, что бы откусить от нее кусок. Очень своеобразная форма поцелуев. Почему поцелуев? Потому что с ними тоже самое.

Ритм менялся, менялась и музыка в голове, тягучая и болезненная Ein Zwei Drei Waltz сменялась неспешной и мелонхоличной "Опиум для никого", следом такая же спокойная но глубокая "Щёкотно", немного уносящая из реальности, в прочем из-за слов которой я немного вспомил про реальность.

Там есть строчки «Завтра мы уйдём из дома. Не хочу, там холодно». Мне уже начинает нравится этот подвал и эта жизнь. Жизнь обстоятельство. А потом слегка игривая "Днём и ночью". И ведь и правда.. как и в этой песне «Не могу реально кончить».

И к моменту когда прошло уже часа два, в мысленном плейлисте была "Красная шапочка".

«О, как ты жила Без любви, без тепла Без любви, без тепла»... Под этот плавный ритм, мы уже вырубались. Кажется близился рассвет. Вампирское проклятье. Мы так и уснули друг на друге.

Уже в полусне, когда мысли были едва связными, где между парой минут по ощущением проходит несколько часов, голову заняли рассуждения. Почему-то всё "молодое" происходящее в моей жизни, как-то традиционно связано с музыкой, и чаще всего с Агатой Кристи. Какие-то подростковые пиздострадания. Не люблю я это. Но где-то внутри. В тех угольках что от меня остались, спустя столько лет, еще теплиться этот огонёк.

Ночью мы проснулись так же друг на друге, но обоих уже как-то отпустило. В воздухе было напряжение. Мы оделись я закурил, Натаха тоже взяла у меня сигарету. Так лёжа и курили.

Ждали. Ждали. Ждали.

В этот раз долго никого не было, и вот когда истекал третий час, раздался гул подъезжающих автомобилей. Дверь открылась и сразу же включился свет. Не приятно. Это всё равно что среди ночи проснутся, пойти в туалет, и включить свет. Только еще больней, словно это не тусклая лампочка в подвале, а промышленный прожектор. Проходит быстро, но контраст очень сильный.

Первый спустился Артём. Бликуя очками от тусклой лампочки, он уже как мне кажется буднично скомандовал встать у стены. Следом зашли Джеки, Жека, и несколько рабочих, которые стали забирать матрасы.

Кураторы как обычно перекинулись парой фраз о том кто кого берёт. Я, Натаха и ещё одна девчонка с которой вернулась Натаха, теперь в одной группе. И снова я у Жеки. Ну и пусть. Я уже привык к нему. Только какой-то он хмурый сегодня.

-- Так, ну чё? не будем тянуть. У нас сегодня мало времени. Погнали! Пробурчал Жека и направился на верх. Мы последовали за ним. Выйдя на улицу, я уже был готов вдохнуть полной грудью и ощутить бодрящий аромат подворотни вместо кофе, как вдруг до меня дошло, что вообще-то я могу не дышать. Более того, обычно я и не дышу.

Ох как меня разозлило это осознание. Три ночи к ряду я вдыхал эту отвратительную вонь. Ну такие затупы мне свойственны. Хоть какой-то островок стабильности в загробной жизни.

Снаружи нас ждал Бобик жеки, а так же стояло две газели. В одну рабочие грузили матрасы, а из другой доставали офисные стулья.

-- Ты. Указал на меня Жека.

-- Садись вперёд, а девчонки назад.

Вперёд так вперёд, мне всё равно. Мы погрузились в машину и тронулись. Как всегда по пути Жека дал композицию сегодняшней ночи.

-- Сегодня у нас мало времени и три цели. В этот раз каждый работает в соло. Финальная зачистка. Подчищаем хвосты так сказать. Это ваш шанс проявить себя, но действовать надо тихо. Что бы без шума там всякого, а то соседи, полиция, все дела. Нам это нахрен не нужно.

Кратко и по делу. Даже спросить особо не чего. Мне даже не интересно вампиры это или люди. Какая разница? Либо мы их, либо нас не ждёт ничего хорошего. Всё просто.

Долетели до первой точки мы быстро. Окраина, но местечко получше прошлого. Остановились мы возле двенадцатиэтажки, один подъезд. Похоже бывшая общага.

-- Первым пойдёшь ты. Сказал мне Жека. Открыл бардачок, пошурудив в нём, достал оттуда старый кнопочный телефон, позвонил на него, послушал что работает. К своему подключил наушник а кнопочный сунул мне.

-- Девятый этаж, от лифта налево, предпоследняя дверь, сороковая квартира. У тебя 15 минут. Если звонок сорвётся - переломаю кости. Понял?

-- Понял. Цель кто?

-- Баба одна.

-- Оружие надо?

-- Да не...

-- Уверен? У меня лом есть, бита и...

-- Ну давай биту.

Жека вручил мне биту, я собрался выходить.

-- А, вот еще. На. Жека протянул мне связку ключей. Чип от домофона и ключ от квартиры. Интересно, а чего он не может достать.

Я зашёл в подъезд. Изрисованные двери, голый каркас перил, ремонта этот дом не видел лет 20 наверно. Я не стал подниматься на лифте. Мало ли... застрянет, или бомж какой в нём спит, может камера стоит, или еще чего.

Надписи на стенах и подоконниках. "Веня лох", "Света + Максим", "Хорошо проведём время 8943...". Паутина в углах лестниц. Капли давно засохшей крови у почтовых ящиков. Вместо батареи в трубу забит чопик.

Проходя третий этаж, почувствовал запах жаренной картошки, на четвёртом кто-то громко слушает музыку.

Поднимаясь по лестнице мне вспомнилось, как мы встретились с одногруппником, Ромой Тюриным, спустя лет пять после выпуска. Он стал наёмником, был в горячих точках, и рассказывал о том, как это меняет. Штурм здания становился рутиной. Выбил дверь, бросил гранату, укрылся у проёма, заглянул, увидел людей, навёл автомат от бедра. Выстрел. Выстрел. Зашёл. Проверил помещения. Закончил чистку.

Да, я не в горячей точке, это не война, но нет никакого волнения, такая же рутина. Зашёл. Сделал дело. Вышел. Вот так это воспринимается. С этими мыслями я дошёл до нужной квартиры.

Старая самодельная дверь из листа металла. Я прильнул к ней ухом, в надежде что-нибудь расслышать. Какой-то приглушённый звук. Разговоры, стуки, взрывы. Похоже какой-то фильм или сериал. Звук глухой. Похоже источник либо далеко, либо за железной дверью еще и деревянная. А может и то и другое.

Надо зайти тихо и закрыть за собой дверь, что бы не дать возможность легко сбежать. Я очень тихонько вставил ключ, поворот, другой. Замок издаёт тихие щелчки. Скорее всего в квартире этого не слышно. Это хорошо.

Последний оборот. Быстро и со скрипом железных петель открываю дверь, вижу перед собой деревянную, толкаю. Хорошо что она не закрыта. Сразу же захлопываю и... Чёрт! Этот конченый замок изнутри закрывается только ключом, а я хлопнул. Звуки затихли. Похоже фильм поставили на паузу. Такой факап! Закрывать нету времени. Чёрт с ней. Захлопываю за собой деревянную дверь. Она хотя бы приглушит крики.

Беглым взглядом осматриваюсь. Справа от входа явно сан узел, чуть дальше кухня, в левом углу две двери. Из одной из них раздаётся голос.

-- Сём?! Это ты вернулся? Раздаются шаги.

Ответить? Чужой голос может вызвать подозрения. А из какой из комнат был голос? Не успел понять. Надо срочно что делать. Нужен эффект неожиданности. Быстро и тихо, словно пролетая над полом, запрыгиваю в угол между двух дверей и заготавливаю биту.

-- Опять ты где-то шлялся по своим блядям! Скотина такая! Я тебе сейчас устрою!

Отлично, звук из комнаты справа от меня, сподручно будет бить битой. Заготовил биту. Дверь открывается, женщина делает шаг и тут же со всего вампирского размаха получает битой в лицо. Женщина тут же падает без сознания.

Без сознания... дышит... странно что не убил с такого удара. Тихо и аккуратно значит? Тихо получилось. Лицо у неё в крови, но вокруг чисто. На случайность не тянет. Случайность... она упала. А где упала?

Окинув взглядом помещение ещё раз, глаза останавливаются на ванной. Ну да... вполне бытовой случай. Я взял женщину под руки и поволок в ванну.

Я вроде не сильно голоден, но... почему бы и нет? Я разместил женщину над ванной, что бы было легко смыть кровь в случае если брызнет и начал пить её.

Она человек. Не вампир. Кровь другая. Это можно есть, но... это как-то пресно что ли. Да, ощущение ровно те же, что и при первой кормёжке, но не сравнимо с вампиром. Это успокаивает. Теперь я уверен что смогу контролировать себя с обычными людьми.

Сделав пару глотков, я не отрывая клыков начал зализывать раны, что бы избежать лишних брызг, и зализал полностью освободив клыки. Осталось доделать дело. Взявшись по удобнее за голову, резко повернул в сторону. При падении в тесной ванной ведь логично, что можно свернуть себе шею?

Щелчок. У неё дергается нога. Чёрт. Предсмертная конвульсия? А что если её смогут спасти? Нельзя так оставлять. Я приподнял её немного и долбанул посильнее лицом о край ванной. Кровь с лица размазалась по ванной. В целом... похоже на несчастный случай.

Я вышел из квартиры и закрыл дверь на ключ. Выйдя из подъезда, меня уже ждал Жека.

-- Ну чё? Уже всё что ли?

-- Ну да. Тётенька "споткнулась" в ванной, разбила лицо и свернула себе шею.

-- Чёт ты слишком быстро. Всего 5 минут прошло. Надо проверить.

-- Ок, с тобой подняться?

-- Ага.

Мы с Жекой быстро поднялись по лестнице. Жека дёрнул закрытую дверь и косо посмотрел на меня.

-- Это как это она сама закрылась изнутри?

-- Это я закрыл за собой. Доставая ключи и открывая дверь ответил ему.

Жека зашёл в ванну, осмотрел тело. На его лице читалось что-то вроде "сойдёт". Он заглянул на кухню и опустил фотографию на холодильники лицевой стороной вниз. Мы вышли и я снова закрыл дверь.

Спустившись Жека похвалил меня что справился быстро и чётко, и отметил что похоже мы управимся быстрее Артёма. Я вернул ему телефон и биту. Мы погрузились в бобик и поехали дальше.

Ехали мы быстро и не долго. Завернув во двор перед нам предстала сталинка фасад которой давно не ремонтировался. Да в общем-то можно наверно это и не упоминать, последнее время, не считая выезда с Джеки, я только в таких опшарпанных местах и нахожусь. Сталинка, высотка, подвал. Всё ни живое и не то что бы мёртвое. Как и мы сами.

Следующей была Натаха. Ей надо было завалить какого-то деда. В качестве оружия она взяла у Жеки кочергу и нож. Телефон так же был вручен, но уже без комментария про сломанные кости. Пожалуй это уже и так было очевидно.

В этот раз у Жеки ключей похоже не было, подъездную дверь он открыл сильным рывком, превысив силу притяжения электромагнита.

Наташа отсутствовала не долго, чуть дольше меня, может минут 8. Всё это время мы с девчонкой что была с нами, мы сидели в тишине. Как-то не вязался разговор и была небольшая не ловкость. Я даже имени её не знаю. Жека курил на улице.

Натаха вышла с окровавленной рукой, я аж присвистнул от такого зрелища. Что-то суетлива объяснила Жеке. Он отправился наверх один. Случилось чего, или просто проверять пошёл? Жека вернулся почти сразу и похоже был доволен. Жека выкинул нож куда подальше.

Натаха села в машину, я что-то пошутил про использование старика как перчатки и линию фистинга.

Мы поехали на последнюю точку. Ехали чуть дольше, но бобик нёсся словно пёс несущейся за брошенной палкой. Это было немного страшновато учитывая что это ведро почти не может тормозить. Проехав какой-то парк мы снова завернули в тесный дворик, и встали в тени чуть дальше фонаря.

Нашей коллеге досталась женщина. Она взяла у Жеки биту, ключи, телефон и скрылась в мрачном подъезде. Спустя пару минут Жека зашёл следом. Их не было минут десять. Я залип в окно. Просто разглядывал двор ни о чём не думая. Натаха похоже тоже задумалась о своём.

Девчонка вышла и сразу села в машину, а Жека остался снаружи и кому-то звонил.

-- Ну как всё прошло? Спросил я у девчонки.

-- Всё спокойно. Коротко ответила она. Да, разговор так и не клеится.

Мне стало любопытно кому звонит Жека. Я прислушался.

-- Как у вас там? От Джеки что-то ничего не слышно. Да...

Похоже он говорил с Артёмом. Ничего особо интересного. Он вернулся и мы поехали. Понимая что, скоро мы будем в том убогом подвале, я закурил в машине с разрешения Жеки и постарался проникнутся этой сигаретой. Их осталось мало.

В какой-то момент меня посетила мысль. А зачем? Зачем я курю? Смысла в этом нет.

Я сжал пачку, и открыл окно. Стало страшно. Так страшно, как еще не было за все эти ночи. Я словно был над пропастью. Одно действие, одно решение, один выбор. Помедлив пару секунд, я выбросил пачку. Мне это больше не нужно.

Жека включил музыку и завязался небольшой разговор. Во время разговора я то и дело отключался от мира. Бесит. Я надеялся став вампиром, эта черта покинет меня, но увы.

В общем суть разговора была примерно в следующем: Мы молодцы, Жеке оказывается 60 лет, Джеки задерживается. Вскоре нас ждёт что-то вроде собеседования. А остальное вопросы от девчонок, которые уже задавали ребята в прошлых вылазках.

Могу только припомнить свой вопрос.

-- Все наши цели были же людьми. Они чем-то провинились? Почему их надо было убирать?

-- Как ты понял что это были люди? Спросил Жека.

-- По крови.

-- Ты её пил?

-- Да.

-- Понятно. В общем, они что-то узнали про нас. Или были близки к этому. А в наше время информация распространяется очень быстро. Нам это не нужно. Цифровой след тоже представляет проблемы. У меня вот ни соц сетей, ни мессенджеров.

Мы приехали. Газели закрыты, рядом стояли рабочие, Вольво Артёма тоже уже стояло недалеко. Дом, милый дом. Пробормотал я спускаясь в подвал.

В подвале уже не было матрасов, проходы в другие комнаты заколочены, стоят стулья повёрнутые к стенам. У стен с напряженным видом стояла сегодняшняя группа Артёма. Мы ждали группу Джеки. Долго ждали. Я уже от скуки колупал стену.

В какой-то момент мне надоело это напряжение.

-- Вы чё такие напряженные?

-- А ты не знаешь?

-- Чего? То что в живых останутся не все? А чё толку переживать, всё равно сейчас ничего не сделать.

Парни хмыкнули.

Спустя еще какое-то время раздался громкий визг тормозов, дверь подвала открылась, послышался голос Джеки "Давайте быстрее! Быстрее!". В комнату вошли только двое. Вид у них напуганный и потрёпанный.

-- У вас что-то пошло не так? Спросил я очевидную вещь.

-- Ооо ещё как!

-- А что именно?

-- Ничего, потом узнаешь.

Какие-то все мутные и дёрганные. То ли мне везёт и у меня всё лайтово как-то выходит, то ли тут собрались одни паникёры. Чёрт его пойми.

Этой ночью я совершил убийство. До этого. Убивал. Я только вампиров. А сегодня убил человека. И... Мне всё равно. Рутина. Либо они, либо я. Прям как и описывал Рома. Стал ли я от этого менее человечным? Не думаю. Живым бы я так не сделал только потому, что не было необходимости.

Только вот... Когда Рома мне рассказывал про эту рутину... Было видно что, он действительно делал это монотонно, но он сломался. Пока он это рассказывал, я видел как его глаза становились мокрыми. Он не пустил слезу, но на него это прям накатило. Не думаю что он сам это понимал. Я же спокоен. Безмятежен. Словно в медитации. Или словно ничего и не было. Так может... Я всё таки меняюсь?

Продолжение следует...