— Что с лицом? — спросил Горкин, заметив поникшего друга, изучающего учебник химии.

— Да че-то лажа мне какая-то досталась.

Листая страницы, Березин натыкался на странные послания вроде «Не забудь поздравить Льва Сергеевича с Днем учителя» или «Если трудно, смотри на Менделеева и вздыхай». Эти заметки были еще более унылым чтивом, чем задачи и таблицы, напечатанные типографским станком.

«Что ж, видимо придется взять на себя всю редакционную работу!» — решил Березин и подрисовал одному из двумерных ученых несколько похабных татуировок.

Львом Сергеевичем оказался химик по фамилии Глазов, которого раньше никто из класса Березина не встречал. Ну или просто не запомнил его лица. Это был высокий дядька лет пятидесяти в вечно вытянутых водолазках и мятых брюках — принципиальный фанат своего предмета, не выносивший постороннего шума. На первом же уроке он выставил за дверь Горкина и Сухачева за то, что те ржали над понятием «газы» и даже пытались их воспроизвести.

Ромка Березин тоже был на грани депортации, но его спасло то, что у Сухачева имелась привычка спорить и они с Глазовым зацепились языками.

Вскоре Ромка понял, что с химией у них мало общего, а тройка в аттестате — наиболее вероятный итог этих отношений. Списывая у соседки по парте и подгоняя ответы под результаты решебника, Березин кое-как пережил сентябрь, а вот в октябре у него начались реальные проблемы. Кто-то из класса заикнулся, что Глазов каждый год выбирает парочку жертв и принципиально ставит им худший бал в четверти, если те не желают учиться.

Тройки Березину сходили с рук, но вот за двойку в четверти отец мог завести разговор о переводе в вечернюю школу и копке траншей у него на работе. А этого Ромка боялся даже больше, чем ремня. Да он готов был хоть каждый день ходить с красным задом: среди его юных друзей-приматов такое даже было в почете. А вот вечерняя школа — это как штамп или позорный столб. Да и в траншеях Березину не нравилось: грязи больше, чем в его комнате.

Пятого числа Березин пришел в школу с невыученными уроками. Сегодня был День учителя, и преподаватели никого не заваливали. Прощение мог заслужить любой, но, как оказалось, химику эта магия была чужда. В восьмом «В» двое учеников сегодня получили единицы, и весть об этом быстро разошлась по школе. В кабинет Глазова Ромка и его друзья заходили как на эшафот. Химик сидел за столом и размашистыми движениями что-то черкал в журнале. Березин представил, что тот рисует огромные колы, которыми можно буквально заколоть человека.

— С Днем учителя, Лев Сергеевич! — выпалил вдруг Березин, вспомнив послание из своего учебника.

Глазов оторвал взгляд от журнала и уставился на школьника. Повисла гнетущая тишина. Тут за Ромкой, точно стая индеек, закулдыкали остальные:

— С праздником, Лев Сергеевич!

— С днем препода! — брякнул с задних рядов Сухачев.

— Спа-си-бо, ребят, — удивленно кивнул Глазов, а когда все расселись, посмотрел на Березина. — Ну раз ты у нас сегодня такой внимательный, то давай к доске — проверим домашнее задание.

«Спасибо, блин, за помощь, козлина», — Березин проклинал про себя автора послания в учебнике.

Написав условие задачи, Глазов впал в ступор.

— Ну что же ты? Забыл, как дома решал? — спросил химик.

Ромка обреченно кивнул.

— Ну ничего, вспомним вместе. Давай сперва составим уравнение реакции и расставим коэффициенты, а ребята помогут.

Дальше случилось и вовсе невообразимое: Березин вместе со всем классом решил домашнее задание и даже понял суть. Глазов, конечно, не поставил ему оценку, потому что решение было общим. Но зато Ромка спасся, а заодно спас товарищей-оболтусов. А всё из-за обычного поздравления.

Это уже потом он узнал, что Глазова никогда никто не поздравляет, потому что директор не дает ему собственный класс из-за старой вражды, а чужие классы обычно обходят кабинет угрюмого химика стороной.

Это была пусть и маленькая, но победа — и всё благодаря подсказке в учебнике. Но в целом ничего глобально, конечно, не изменилось. Глазов оставался таким же принципиальным и продолжал карать лентяев красной пастой.

На очередной контрольной Ромка погрузился в траур. Вредная соседка ему не помогала и вообще отсела от него на самый край парты, словно двоечники были заразными. Березин напрягал мозги, но мощности не хватало, и задачи не решались. Водя беспокойным взглядом по классу, он наконец зацепился за бороду Менделеева. Вспомнив еще один завет из учебника, Березин уставился на ученого и, подперев подбородок, тяжело вздохнул. Чуда не произошло. Менделеев тоже не дал списать и вообще, судя по взгляду, игнорировал Ромку. Собрав контрольные работы, химик отпустил ребят на перемену, и Ромка, в последний раз взглянув на портрет седовласого предателя, поплелся в коридор.

В конце дня Березин спускался по лестнице, глядя в окна и представляя, что скоро всё свободное время будет посвящать корням, — и речь шла совсем не о математических примерах, а о траншеях — как вдруг навстречу ему попался Глазов.

— Березин. Погоди, — остановил его химик. — Я твою работу уже проверил. Есть парочка вопросов.

Березин готов был провалиться на месте. Он не ожидал, что казнь настанет так скоро.

— Пойдем ко мне в кабинет, обсудим, — предложил Глазов, и они вместе поднялись на третий этаж.

Зайдя в кабинет, Глазов остановился у портрета Менделеева и молча уставился на него. Рома последовал его примеру, впился взглядом в черно-белый рисунок и тяжело вздохнул.

— Я раньше тоже от него помощи ждал, — подал наконец голос химик. — В школе вообще химию не понимал и злился, что Дмитрий Иванович не придумал что-то попроще, чем свою таблицу. Но потом я изучил его биографию и его работы, и он стал моим молчаливым наставником, на которого я равняюсь всю жизнь.

Березин кивнул.

— Почитай о нем, очень интересно. А пока у меня есть немного времени, давай-ка проведем работу над ошибками, — предложил Глазов и достал из ящика стола работу Ромы.

Им потребовалось около часа, чтобы перевести на человеческий язык то, что было зашифровано в химических формулах, но в конце концов до Березина стали доходить скрытые смыслы, и остаток контрольной он добил сам, пока Глазов проверял другие работы.

— Молодец. Видишь, не так сложно. Главное — обращать внимание на мелочи, — похвалил химик Березина и, поставив ему первую за все время четверку, показал на выход.

Домой Березин шел, окрыленный успехом. Достав учебник по химии, он бросился изучать послания бывшего восьмиклассника, который подобрал нужные ключи к сейфу, где хранил свои слабости Глазов. Химик и автор посланий сходились в одном: нужно обращать внимание на мелочи. Например, очередная запись, оставленная карандашом, говорила о том, что химик обожает кофе, но терпеть не может взятки.

Тогда Ромка купил на карманные деньги хорошего зернового кофе и, принеся на урок, попросил Глазова рассказать о химических реакциях этого напитка. У химика загорелись глаза. Это был настоящий открытый урок. Глазов с радостью поведал ребятам о целом ряде химических реакций, связанных с этим продуктом, и, одолжив кофемолку у математика, с удовольствием приготовил вместе с классом слабый, но очень ароматный напиток, который они выпили во имя науки.

Дела Ромки шли на лад. Пока одноклассники давили смешки над очередной низкобюджетной карикатурой, Березин использовал новые ключики к преподавателю и получал его расположение. Но вскоре ключики закончились.

Шло второе полугодие, и на носу была важна контрольная, от которой зависело, вырвется Березин в хорошисты по химии или так и останется среди неизлечимых троечников.

«Карандаш у тебя, что ли, сломался?!» — внимательно листал Ромка злосчастный учебник, надеясь найти в нем хотя бы одну подсказку, но страницы были чисты, как жидкий натрий под слоем керосина, а несколько тем так и остались для Березина белым пятном.

За три дня до контрольной Березин попытался зайти с разных флангов: он приносил химику шоколад, но тот его не брал и даже ругался, что Березин хочет его подкупить. Затем Ромка попытался завести на уроке разговор о химических опытах в кино, но Глазов попросил не отвлекаться и не мешать остальным. Отказывался Глазов и от кофе, и от дополнительных занятий с Ромкой после уроков, ссылаясь на занятость…

И тогда Березин понял, что дело дрянь. Химик снова превращался в прежнего роботизированного преподавателя, который никого не выделял и никому не делал поблажек. Он перестал шутить и обращать внимание на проблемы учеников. Что-то изменилось, и дело было не только в том, что пропали подсказки. Березин это чувствовал.

За день до контрольной он осмелился зайти в кабинет химика после уроков. Тот сидел за своим столом и проверял контрольные другого класса.

— Лев Сергеевич, можно?

— Чего тебе, Березин? — не отрываясь от работы, спросил химик.

— Я хотел спросить… — Березин осторожно прикрыл дверь.

— Ну спрашивай. Только быстрее, я занят.

Рома некоторое время не решался. Просто стоял, заламывая пальцы на руках, и периодически смотрел на Мендлеева, но тот, как всегда, не мог сказать нужных слов.

— У вас все хорошо? — подал наконец голос Березин.

— А почему ты спрашиваешь? — черкая красной ручкой в тетради, вопросом на вопрос ответил Глазов.

— Мне просто кажется, что у вас какие-то проблемы. Ну… по вам это видно. Может, я как-то могу помочь?

Ромка и сам понимал, насколько это всё глупо, но решил пойти ва-банк.

— Помочь? — химик отложил в сторону ручку и, потерев глаза, повернулся к Роме: — За контрольную переживаешь?

— Да нет, я…

— Да ладно, Березин, я знаю, что за нее. Не переживай, ты справишься. А если и не справишься, то ничего страшного в этом нет. Есть вещи куда хуже тройки за контрольную. Такие вещи, которые не исправит работа над ошибками, потому что ошибиться в таких случаях можно только раз. В этих случаях можно лишь ждать и надеяться на лучшее, потому что от тебя мало что зависит. Главное, что ты сделал все что мог, а дальше пусть решает Господь или какие-то другие высшие силы… — он замолчал и, кусая губы, задумался о чем-то на минуту. Ромка терпеливо ждал. — Спасибо тебе, Березин, — внезапно сказал химик.

— За что это? — удивился Рома.

— За то, что выслушал. Остальное неважно. Приходи завтра за сорок минут до первого урока, разберем с тобой твои проблемные места. Сдашь на четверку, я в тебе уверен, — сказал химик и вернулся к работе.

В тот момент Ромка ничего не понял, но чем больше времени проходило, тем яснее становилось, что Глазов открыл ему душу и понял что-то очень важное для самого себя, так и не посвятив в детали школьника. Казалось бы, Ромка просто задал вопрос. Но этого вопроса как раз и не хватало преподавателю.

***

Ромка сдал ту контрольную на четыре с минусом, но это было не главное. Главное, что в конце года он взял карандаш и оставил собственное послание для будущего восьмиклассника: «Запомни, он такой же человек, как и все».

Березину так понравилась эта идея с поиском ключиков к сердцам учителей, что он решил продолжить работу неизвестного автора и передать свои наблюдения следующим поколениям. Возможно, кому-то это поможет не меньше чем ему. Проанализировав всех остальных преподавателей, Рома оставил в каждом учебнике небольшие послания карандашом: «У Людмилы Олеговны день рождения первого апреля, и это не шутка», «Математичка любит, когда перед началом урока ей говорят комплименты», «Артур Степанович ненавидит врунов и видит их насквозь. Лучше сразу признаться, и тогда, скорее всего, пронесет».

Будет ли от этого польза, Березин не знал, но он четко понял одно: как только ты перестаешь видеть в учителе робота, найти общий язык и решить любые проблемы намного проще. И речь тут не только об учебе. А может, и с остальными людьми это тоже работает. Как знать.

Александр Райн

Друзья, приходите на мои литературные концерты. Вот тут список городов и вся информация

А тут можно подписаться на мой телеграм-канал, где я выкладываю еще больше рассказов и личных историй

Современные персональные технические устройства в принципе позволяют человеку в одно и то же время обучаться, слушать любимую музыку и говорить по сотовому телефону. К сожалению, при попытках выполнять одновременно несколько дел эффективность снижается тем быстрее, чем больше число задач.
Как правило, мы не способны параллельно осуществлять даже две сознательные задачи, например активно беседовать и управлять транспортным средством при интенсивном уличном движении. Если нет необходимости серьезно вникать в тему разговора, человек может в это же время вести автомобиль. Однако чем глубже наше сознание вовлечено в каждую из этих задач, тем значительнее конкуренция между их выполнением.

Как мы справляемся с проблемой ограниченности своих функциональных способностей? Есть по крайней мере два пути. Первый — образование блоков информации, сжатие большого количества информации в единый организованный элемент. Такими блоками являются многие слова. Представьте себе, к какому объему информации открывают доступ такие слова, как «мать», «школа», «любовь» и т. д.

Второй способ преодолеть ограниченность наших функциональных способностей — это практика, тренировка. Как известно, человек выполняет привычные задачи гораздо лучше, чем новые. Мозг решает новые проблемы довольно медленно; он делает много ошибок, выполняет поэтапно действия, которые можно было бы сделать в один прием. При выработке навыка выполнение задачи выходит за пределы области сознательного (Raaijmakers and Shiffrin, 1992; Chein and Schneider, 2005). Например, человек с достаточным опытом видеоигр может одновременно разговаривать, тогда как новичку необходимо сосредоточиться на игре. Практический опыт позволяет снизить функциональные затраты на выполнение задачи.

Считается, что при избирательном внимании сенсорная информация поступает в оперативную память. Согласно приведенному выше определению (Cowan et al., 2005), данные о запахе или вкусе «становятся временно доступными для когнитивной обработки». Если вы задержались на этом определении примерно в течение десяти секунд, оно находится в оперативной памяти. Нетрудно заметить, что вас отвлекают раздражители, в том числе ваши собственные мысли и ощущения, например прочитывание вот этой фразы. Таким образом, ваша способность думать на любую тему имеет ограничения. Поэтому можно говорить о «мыслительной оперативной памяти» («концептуальной оперативной памяти»), а также о зрительной или вербальной оперативной памяти.

Оперативки у тебя мало: пусть докупит.