Притча кельтская
Притча
В одном прибрежном селении жила Морвен, чей муж, воин Дункан, был подобен морскому ветру – дикий, неукротимый и не знающий покоя.
Не было в их доме тишины. Часто Дункан в гневе опрокидывал стол, а слова его жгли больнее пламени.
Но они никогда пальцем не тронул жену, она знала, что он её любит
Взгляд его блуждал по чужим жёнам, а сердце тянулось к чужим очагам. И приходили к Морвен соседки, шепча:
-Зачем ты терпишь? Он – как скала без мха, на которой ничто не растёт
Но мудрейшая из женщин селения, старуха Брана, сидевшая у прялки вечность, говорила им:
-Не судите реку, не зная её течения
Ибо знала Брана. Видела она, как Дункан, подобно осеннему шторму, собирал своих товарищей и уходил в набег, за добычей и славой. И дом затихал, и очаг остывал.
Но он всегда все что мог добыть в набеге тащил в дом
Каждое утро Морвен выходила на утёс, что нависал над бурной водой. Она не смотрела на дорогу, по которой он ушёл. Вместо этого она смотрела на море. И ждала.
Соседки жалели её.
-Она ждёт перемены в нём, – говорили они. – Но волк не меняет шкуру
Однажды Брана, проходя мимо, остановилась возле Морвен.
-Ты ждёшь, чтобы море стало пресным? – спросила старуха.
-Нет,– тихо ответила Морвен. – Я слушаю его песню.
-Но оно бушует и приносит разрушения
-Оно же и приносит тёплые течения,от которых рыба идёт на нерест. Оно же и шлифует камни, превращая их в изумрудную гальку. Я не жду, что шторм станет бризом. Я знаю, что за штормом последует штиль
И тогда Брана поняла. Морвен ждала не потому, что была слаба. Она ждала потому, что знала – каким бы яростным ни был ураган, он должен куда-то принести свои тучи. Каким бы буйным ни был воин, ему нужен очаг, чтобы согреть окоченевшие в седле руки.
Она не терпела его гнев – она принимала его пламя, ибо знала, что это то же пламя, что горит в её очаге.
Она не закрывала глаза на его блуждания – она просто помнила дорогу, по которой он всегда возвращался.
Ибо её любовь была не клеткой, желающей запереть дикого сокола. Её любовь была самим небом, в котором он летал.
И каким бы далёким ни был его полёт, он всегда возвращался в то небо, что знало и принимало все его бури.
Вот почему, когда Дункан с грохотом входил в дом, пахнущий дымом чужих костров и кровью, он встречал не упрёки, а чашу с тёплым вином.
И в его диких глазах, на миг, появлялось выражение, которого не было ни в одной другой хижине – выражение человека, нашедшего причал после долгого плавания.
Ибо только в её тишине он слышал отголосок собственного сердца. И только её спокойствие могло усмирить его бурю.
Потому что он подчинялся только ей.
