Мы уже писали на эту тему, но уж больно история хороша, не грех повториться.
Купец 1-й гильдии Алексеев был Читинским городским головой годах в 1884-1887. Почтеннейший купец, Почётный гражданин, попечитель всяких благотворительных обществ, уважаемый во всех отношениях человек. Ещё он промышлял грабежами на большой дороге - жил широко, любил собирать вокруг себя шумные компании, вот и поправлял бюджет на почтовом тракте. Грабил вместе с двумя сообщниками, - работали ребята жёстко, свидетелей не оставляли, обязательно добивая всех выживших.
Грабежи на большой дороге были для Сибири, в общем-то, делом обыденным, и кресты вдоль тракта с нехитрыми дощечками с эпитафиями тем, кто кончил здесь свой земной путь от пули, ножа, топора или дубины обитателей тайги, были обыденной частью дорожного пейзажа. Местные ямщики, проезжая, любили рассказывать пассажирам, кто под крестом похоронен и когда, при каких обстоятельствах окончил свой жизненный путь. Да что рассказывать: ещё в самом конце века XIX-го на некоторых пустынных, считавшихся опасными перегонах ямщики соглашались ехать по ночам только несколькими тройками и просили пассажиров иметь наготове заряженное оружие. Но всё же серия грабежей почтовых карет, примерно в одной местности, сопровождавшаяся хищением крупных сумм, взволновала высокое начальство. Особенно последнее ограбление, случившееся в ночь накануне рождественского сочельника, 5 января 1887 года в 23 верстах от Читы, когда была ограблена почта, шедшая из Яблоновой в Читу. Причём ямщик и почтальон оказались убитыми, а сопровождавший почту канонир забайкальской батареи тяжело раненным. Высокое начальство взволновалось и потребовало незамедлительно разыскать виновных.
Чита, общий вид, конца XIX - начачала XX вв.
На розыск бросили славящегося своим умением раскручивать самые запутанные преступления сыщика – читинского исправника Перфильева.
Перфильев не подвёл, дело было раскрыто. Можно представить, каково было изумление начальства, да и всего населения, когда выяснилось, что организатором и непосредственным исполнителем этого и других дерзких преступлений был почтеннейший купец и сам городской лорд-мэр Алексеев, совершавший налёты и грабежи в сообществе содержателя участка почтовой гоньбы по фамилии Пент и некого унтер-офицера Маньковского.
Улики были бесспорны: безжалостно убирая свидетелей, сообщники беспечно, на русский авось, бросали на заднем дворе Алексеевского дома порванные конверты и обложки от денежных упаковок. Ещё Перфильев выяснил, что следы лошадей, на которых преступники пребывали на месте преступления, оказались идентичны подковам и особому ходу рысака, на котором Алексеев выезжал в вечер происшествия из дому. Но главной уликой оказались показания выжившего канонира, сопровождавшего почту. При ограблении он был тяжело ранен, но, упав с саней, нашёл в себе силы и выдержку, чтобы незаметно для преступников вытянуть голову из папахи, когда те, с Алексеевым во главе, стали «для безопасности» простреливать головы всем лежащим жертвам. Канонира спасло то, что его папаха оказалась крепко зажата поднятым воротником шубы и что он свалился лицом вниз; в эту пустую папаху сообщник Алексеева всадил две пули, после чего преступники стали грабить почту и, полагая, что живых уже нет, не стеснялись в разговорах.
Обстоятельства ограбления просятся, конечно, в какой-нибудь приключенческий фильм. Собираясь на дело, Алексеев устроил у себя вечер, на который по обыкновению пригласил всю городскую знать. В разгар торжества, сославшись на хлопоты по устройству ужина, заботливый хозяин ненадолго отлучился и успел на любимом рысаке вылететь навстречу почты, обделать всё дело, потом вернулся и был радушным и хлебосольным хозяином, накормив гостей роскошным ужином. А на Крещение все приюты Читы получили от своего попечителя и городского головы конфеты для детей в ознаменование очередной «удачной коммерческой сделки» щедрого благотворителя.
Военный суд чадолюбие Читинского мэра не оценил и поступил с ним примерно так, как сегодня поступают с виноватыми партийными бонзами китайцы. Алексеев и Пент были приговорены к смертной казни и благополучно были повешены прямо перед … городской управой и главным читинским почтамтом соответственно (ну кто сказал, что царским опричникам был чужд юмор; чёрный, конечно, но всё же…). Унтер Маньковский отделался сравнительно легко – всего 20 лет каторги.
Грабежи и разбои на дороге после этого, конечно, не прекратились, и вскоре читинские обыватели стали уверенно говорить, что почтовый содержатель не был повешен как следует, спасся и продолжил разбойничать. Подобные измышления для наших людей – дело обычное, но в данном случае молва получила столь распространённый характер, что начальству пришлось назначить особую комиссию, и в присутствии специально выбранных депутатов от населения эта комиссия разрыла могилу Пента и констатировала, что его тело, всеми опознанное, находится там, где ему и положено быть после виселицы, и, следовательно, грабежи производятся кем-то другим.
Вот и не говорите после этого, что при царе власти не реагировали на общественное мнение. Реагировали. Даже могилы разрывали.
