Лига Сказок

Сижу в кафешке в своей Фуэнхироле, смотрю на цетральный городской офис туризма, что расположен через дорогу от меня.

Занятно то, что здание офиса всегда выполняло роль некоего связующего звена между путешественниками и моим городом: сто тридцать лет тому назад это был ж/д вокзал, много позже, когда началась эпоха массового туризма, здание превратилось в офис туризма. Пандемия внесла свои коррективы в его работу -- старинный домишка, впервые за почти полтора века существования стоит закрытым, а ведь такого не случалось даже во времена "испанки", когда вирус покосил много больше народу, нежели сейчас. Как такое явление, как Ковид, сумело начисто подтереть функциональную суть рассматриваемого объекта? Нет ли в этом всем "подмены понятий"? Налицо дисбалланс в соотношении масштаба бедствия и противомер к нему. Конечно-конечно -- нет туристов, к черту и офис туризма, но вековая намоленность серых стен, впитавшая в себя чаяния не одного поколения неприкаянных путников не может стереться так просто.

С такими мыслями, я допил кофе, расплатился и пошел к офису:"Карантин, должен был смыть с него сущность инфо-центра для туристов, но и оголил прежнюю -- вокзал. Стереть изначальную суть, просто не в его компетенции".

Вот, сколько дыр в моей логической цепочке, ровно из стольких направлений может явиться паровоз. Корявому выводу -- корявая дорожка -- не успел я докурить первую сигарету, как прикатил паровозище, находу отрыгивая из чернеющих недр боковых пространств между паровым котлом и колесной базой рельсы, по которым и ехал.

Машинист -- усатый закопченый громила, рявкнул мне, полувывалившись из оконца двери:

-- Куда путь держишь, любитель софистики?

-- В Урюпинск! -- бодро отрапортовал я.

-- Тудой не катаемся. Может, лучше в Хогвард?

-- Дык, не в обычный Урюпинск, а метафорический -- где "Побарабанум" изобрели. -- уточнил я со знанием дела.

-- Так бы сразу и сказал, -- машинист потянул за ручку гудка, и агрегат взвыл по слоновьи, будто тоже соскучился по Урюпинску.

Я заскочил в прицеп с углем, и помахал  неприличным жестом полицаю в маске. Паровоз, почесал на северо-восток.

-- Часто в Хогвард наведываешься? -- поинтересовался я у водилы.

-- Часто направляюсь тудой, но не разу не доезжал.

-- Отчего так?

-- Несоответствие смысловых наслоений, -- пожал плечами машинист, -- Хогвард -- фантастическое допущение, задающее первоначальное направление, но потом в маршрутном листе появляются проблемы подросткового взросления, банальные страсти, навроде зависти, карьеризма...и приезжаем, в конечном итоге, в Борисполь.

-- Со мною с пути не собьемся, -- заверил я, -- начал с бреда, закончу им же, а там и Урюпинск недалече.

-- А что у тебя там? -- спросил Хосе (так звали машиниста).

-- Подземный бункер, в пыточных казематах которого куются идеи.

Тут, Хосе зашелся отборной испанской бранью, заливая слюной дверцу топки, отчего та угрожающе зашипела.

-- Понимаешь язык топки? -- с надеждой в голосе спросил я.

-- Конечно! Я ей -- сцуко, рельс до Урюпинска не хватит, а она мне -- не дрейфь, из минусов за бред Андрюхин полотно сложим...

-- Добро, -- удовлетворенно сказал я, и заснул сном младенца.

Отвращение обывателя ко всему странному -- недооцененная сила, невостребованный энергетический ресурс. Я толкаю бред в уши читателя, а он отталкивается от него в свою повседневную рутину, то есть, с меня точка опоры, позволяющая не выпасть пиплу за пределы привычного болота, но когда он-пипл, совершает толчок, стена непонимания двигается в мою сторону, задавая первоначальный импульс к движению в противоположную сторону, а там и родной Урюпинск недалече. Но, существует одна маленькая проблемка -- домой возвращаться тоже как то нужно: триместровый отчет по налогам отправить, с сыном в Майнкрафт поиграть, дочу рисовать поучить... Чтобы вернуться, необходимы попутчики, и обязательно дробное их число, скажем ...ммм..два с половиной -- двое остануться в Урюпинске, а половина одного, созвонится со второй половиной, и та сбросит ему на айфон геолокацию Фуэнхиролы. Если Вы все еще меня читаете, это значит, что во всех моих предыдущих рейдах со мною всегда был кто-то располовиненный. Когда половина нижняя, к тому же женская, то по возвращении приходится выслушивать ревнивые речи от жены.

Я проснулся от громоподобного оклика Хосе:

-- Вставай, Андрюха, с пути сбились -- в Борисполь прикатили.

Вот что может произойти, когда много думаешь о налогах!

-- Ешкин кот, -- проворчал я, -- и времени мало до начала игры в майнкрафт с Данькой. Ладно, Хосе, не переживай, в следующий раз обязательно докатим до Урюпинска, а сейчас я на самолет спешу...попал, конечно, на стоимость билета...

Скромный офисный креветко -- Массы, всегда желал от жизни самую малость: на работе, он жаждал окончания смены, дома вечером -- вкусного ужина, ночью -- страстно желал Лубоф.

Его дедушка, уважаемый аксакал рода Массы -- ХлебА ИзрэлИщ, учил внука так:"Как подрастешь, внучек, обязательно женысь, и нэвесту мы тебе нашли ладную -- Лубоф. Не жэнишься, придет дядька Спэрмотоксикоз из соседнего аула, в нарды под виноградником играть тебя пригласит, сядешь с ним юным джигитом за игру, а встанешь древним стариком. Чтобы вместо Спермотоксикоза из "Бобылы" не пришел Нэвроз из "Гюмри", надобно наградить Любоф детми, жить отдэльно от родителей из "Массы", записать дэтей в "Дзюды", и из офисы домой возвращаться через "Гаражы", Нэвроз в "Гаражы" ходыть не любоф."

Стар был ХлебА Изрэлищ, устарела мудрость его вековая, снесли аул "Гаражы" очкарики из "Ботаны", и построили на его месте поселок городского типа "World of tanks", впрочем, дядька Нэвроз туда ходыть тоже не лубоф.

Возвращается как-то Массы из рода "Массы" на КВ-2 домой через бывшие Гаражы, вдруг видит сквозь смотровую щель -- на пыльной дороге, аккурат на пути у Массы, сидит по-турецки дедушка ХлебА Изрэлищ, кальян покуривает, насвай пожевывает, куриный помет в дорожную пыль сплевывает.

Нажал Массы на тормозы, высунулся из танка, и говорит:

-- Здравствуй дедушка Изрэлищ, ты почто на дороге сидыщ, паровозом пыхтыщ, аль сказать что хотыщ?

-- Кончай язык каверкать, балбес - переросток, -- отвечает ему Изрэлищ, -- зол я на тебя внук, очень зол...

-- Ну воот, -- расстроился Массы, -- что не так-то? Я, понимаешь ли, еду к зеленке, Серегину "Матильду" в засаде поджидать, пулеметом-пятидесяткой разжился только что, настроение клевое, а тут ты...почто Изрэлищ на внука ворчищ?

-- Ты вот, в КВ-2 сидыщ, -- заскрипел недовольно ХлебА, -- а его не в "Массы" построили, а в "Ботаны". У Массы с Ботаны издревле кровная вражда! Ботаны как придумают что, подсунут в Массы, а потом говорят, что это всегда в Массы лежало.

-- А что в этом плохого, дедуль?

-- Конкретно в КВ-2, ничего -- отличная техника, чтобы блиндажи громить, -- похвалил танк ХлебА, -- но джигиты из  "Ботаны" рааазное придумывают. Неровен час, вернешься домой, а у твоей жены - Лубоф, хобот заместо носа..или чего иного...ботаны уговорили пришить, а тебе скажут, мол, так оно правильнее, так и должно быть...и что ты тогда делать будешь?

-- Если все из "Массы" одобрят новую моду, -- решительно ответил Массы, -- то и я одобрю. Ты же, дедуль, всегда меня учил супротив роду сваго не ходить, а я мнение аксакалов чтуу.

Изрэлищ закашлялся, сплюнул насвай, и сказал:

-- Ну, собственно, я тебя предупредил, дабы кум-Нэвроз к нам в "Массы" в гости не засобирался, заводи шарманку, поехали домой...увидишь хобот, не переживай, все в "Массы одобрили".

С тех пор, как в Ад протянули оптиковолоконку и построили серверную станцию, прогресс устремился в Преисподнюю семимильными шагами: завезли роботизированные пыточные агрегаты, замкнули вентиляцию на канализации, установили электочесалку спины для Цербера, но самым заметным технологическим скачком было появление в отделе кадров Седьмого круга дешифратора ментальных алгоритмов душ -- ДМА.

В процессе дешифровки нескольких миллионов алгоритмов современных грешников, черти выяснили, что сии мыслительные матрицы схожи между собой на 95 процентов приблизительно. Сатана, рвал и метал в ярости, от осознания того, что количественная характеристика человеческого ресурса чудовищным образом превалирует над качественной:

-- Девяносто пять к пяти! -- сокрушался Сатана Григорьич, -- это ж с двадцати душенок лишь на одну уникального контента!

-- А хрен ли ты хотел, кум? -- недоуменно спрашивал шефа Астарот, -- семь смертных грехов на все основные ловушки для человеков? Маловато -- попадаются на одно и то же, устремления почти одинаковы...

-- К чему клонишь? -- буркнул в ответ Дьявол, -- расширить спектр грехов?

-- Не в нашей компетенции, -- покачал рогатой головой Астарот, -- расщепить имеюшийся на более мелкие составляющие. Профит, по предварительным оценкам экспертов, до двух процентов уникальности.

-- Чего так мало?

-- Дык, потому что те же яйца, только вид сбоку: расщепили, к примеру, грех мужеложества на мелкие составляющие, запустив на Земле моду на голубых, розовых, зоофилов, некрофилов, черт знает кого еще, а по сути, одним словом сие пополнение назвать можно -- содомиты!

-- И что делать? -- поинтересовался Григорьич.

-- Возвращаться к истокам бизнеса, -- авторитетно провозгласил Астарот, -- то есть вспомнить: зачем начинали, какой профит ожидали, на кой нам вообще души грешников? А апосля и проанализировать первоначальный план с учетом новых технических возможностей -- может от лишнего балласта избавиться, каковой паскудным бременем бюджет Ада тяжелит.

-- Может, эффективных менеджеров с Земли наймем? -- спросил Сатана, -- кто там сейчас самый шустрый по этой части, да с безвременным пропуском во все круги Ада?

-- Ну, если на вскидку, -- закатил глаза Астарот, -- может кто из РосОНано сгодится?

Григорьич задумался, сместил корону с макушки на правый рог, чтобы не падала, и склонился в позе роденовского мыслителя:

-- Ладно, хорошо, -- наконец вышел из режима сканирования неусопших Дьявол, -- срочно, телеграфируйте земной агентуре:"Опрокинуть Камаз с пальмовым маслом на трамвайные рельсы на углу а Патриаршьих в десять ноль две по московскому времени, аккурат перед бентли младшего бухгалтера урюпинского филиала РосОнано Вертоплюева Сергея Адабашьяновича, и чтобы никаких ком! Как копыта отбросит, сразу ко мне!"

-- Дорогой ты наш Сергей Адабашьянович! -- с распростертыми объятиями встретил обоссавшегося со страху бухгалтера в чертогах Ада Астарот, -- милости просим, милости просим, а мы Вас здесь совсем заждались..без ваших квалифицированных консультаций и котлы варят не так, и Цербер смердит, як пердит, точно кот домашний, совсем обмельчали в масштабах, то ли дело -- специалист из корпорации по смежному профилю к нам пожаловал. Эх, заживем теперь. С Вашими мозгами, да с нашими мощностями!

-- Эээ, здесь, это где? -- осторожно поинтересовался у демона клерк.

-- В Аду, батенька, в вотчине Вашей, мы уж лет десять диву даемся, с какой настойчивостью Вы к нам ПМЖ выбивали. Вотс, спешу уведомить, что старания ваши увенчались абсолютным и безповоротным ..кхм..успехом.

-- Отлично! -- неожиданно бодро воскликнул бухгалтер, -- наконец-то повышение, курршавель твою налево!

Дьявол не стал являть свой венценосный рогатый фейс пред Сережей сразу, оно ведь непонятно пока -- клиент это, али наемный специалист, посему понаблюдать надобно...

В первую же неделю пребывания Адабашьяновича в Аду, под его чутким руководством была проведена широкомасштабная реформа финансового отдела -- новый эф. менеджер упразднил двойной бухгалтерский учет:"Потому как кредит организации -- это актив работника, А дебит -- пассив; актив компании -- похуетив для управленца, а ее пассив -- обьект списания в частную собственность экономисту, в итоге, если компания и менеджер -- части одного целого, то отсюда следует, что дебит и кредит -- тождественны друг другу, так же как и активы с пассивами, а урюпинский спец тавтологиями не марается."

Реструктуризация цехов с кипящими котлами, тоже прошла революционными методами -- уголь не закупили, серу из ушей не вынули, а зажигалки сперли. Котлы остыли.

В конечном счете, уровень производства Боли в Аду -- главного энергетического ресурса ведомства, заметно повысился. И дело было не только в экономии средств на закупку угля, Сатана, и прочие демоны, наконец узрели, что от издевательств над современными грешниками, Боли вырабатывается не больше, чем от их прозябания в холодных посудинах, то есть почти ничего. Вот тут то больно стало чертям, и потекла та Боль от осознания собственных неудач по кабелям, и засверкала Преисподня аки праздничная ярмарка, а на крыше адских чертогов выросла вилла Сершея Адабашьяновича...с бассейном и парковочными местами для трех "бентли" и двух ферарри, и вертолетной площадкой.

-- Почему боль нынешних грешников не энергоемка? -- спросил Дьявол Астарота.

-- Ну, если судить по последнему пополнению, -- Астарот покосился на Сергея, -- они не в курсе, что вообще грешили.

-- Как так?

-- Например, -- начал обьяснять демон шефу, -- грех воровства у нашего бухгалтера возрос до эпических масштабов, но он то себя вором не считает.

-- А что еще за ним числится? -- поинтересовался Сатана Григорьевич.

-- Ммм, по молодости, бросил любовь свою единственную -- Валерию, к аборту принуждал, а как не вышло, дитяте свому от нее на седьмом году жизни от рака помиравшему не помог, и когда Лера в "штаты" поехала по приглашению Nasa ведущим специалистом работать, да вместо этого была свезена мошенниками в Чили на метаамфитаминовое производство, Сереженька об том прознал, да и подсобил бобосов мириканскому наркобарону за то, чтобы то Леру в бетон живьем схоронил, разумеется после того, как она производство наладит...

-- И не больно ему от содеянного? -- вытаращился на кума Дьявол, приглаживая копытом вставшие дыбом волосья промеж рогов.

-- Больно, кум, ужас как больно.

-- И какой же именно грех себе в вину вменяет?

-- Предательство.

-- Доброотный грех. -- улыбнулся Сатана.

-- Предательство, но не Леры, -- продолжил Астарот, -- а воров-подельников на работенке своей. Устроил Сереженька сдуру да по молодости Леру в свою корпорацию, а она честной оказалась -- круговую поруку загубить на корню обещалась. Убрал он ее вовремя, покась дров не наломала, но на всю жизнь в душе Сережи чувство вины поселилось...перед подельниками, за то что подставил их по недомыслию. Это то предательство он и считает своим единственным грехом. Боюсь, что многие нынче на Земле такие -- грех за грех не почитают, стыд презирают, да боли за содеянное не ощущают.

Дьявол дооолго переваривал доклад Астарота, безуспешно силясь приладить отваливающуюся нижнюю челюсть на место. Потом изрек:

-- Дааа...дела, не придумали мы для таких грехов в Аду места. Сие -- большой стратегический просчет, вся Боль мимо нас проходит, и чертовские аккомуляторы не заряжает. Делать нечего, телеграфируй вахтеному на вратах Ада: "Всех свежих клиентов отпустить, доброго пути пожелать, геолокацию Рая на Ватсап им сбросить". Пущай у папы на баллансе посидят.

"Я мыслю, следовательно существую"

Рене Декарт.

Если мыслительный процесс -- главный маркер жизнедеятельности, то сами мысли, это продукты жизнедеятельности. Мысли -- все что мы имеем, ведь любой материальный объект принимается нами лишь после умственной обработки. Объект может быть в наличии, но без обработки информации о нем, мы не знаем о его существовании.

Познакомимся, я -- Деньги. Нет, не бездушная пачка хрустящих купюр, не счет в банке, я -- обработанная разумом квинтесенция  всего вышеперечисленного и много чего еще -- мысль, даже идея, а для вашего внутреннего взгляда могу выглядеть вполне материально, даже антропоморфно. Обо мне грезят все, или почти все люди. Грезят, в основном, однообразно, и так часто, что я способен вышагивать по этим грезам из одной головы в другую точно по квадратикам тратуарной плитки, выложенным от двери одного дома к другому.

Однажды, в образе бомжа, я вылез из телевизора в квартиру Пети Друнова -- ухватился за мечту, излучаемую его очами в сторону изображения графа Монте-Кристо на экране.

-- Аббат Фариа? -- метко попал в "молоко" Петр, машинально наводя на меня мушку пульта.

-- Лучше. Я -- тот, кто не приносит счастья, но позволяет грустить в комфорте, -- ответил я, и сразу добавил, -- Ты зачем в меня этим целишься? Отключить хочешь?

--  Грустить в комфорте... Ааа, Коньяк, -- недогадливо догадался Друнов, -- почему без шоколадки?

-- К философам прихожу без презентов, в виде чистой идеи. -- отозвался я, одергивая грязное драное пальто, задравшееся пологом на загривок в момент неуклюжего прыжка из форточного размера телека.

-- Ч-чистой? -- недоуменно повторил  собеседник, оглядывая мой неопрятный прикид, -- какова же тогда грязная?

-- Чисто выбритая высокомерием, облаченная в Hugo Boss гордыней, закованная в Rolex алчностью. Но, ты ведь не о том мечтаешь, не правда ли? Для тебя, я, скорее, свобода.

-- Деньги! -- наконец дошло до Петра.

Я, поклонился в издевательском реверансе.

-- И что теперь?

-- Пойдем, пожрем. -- заявил я, и деловито прошагал на кухню -- к холодильнику.

-- Там мышь повесилась! -- искренне соврал Друнов.

Мышь, перед обалдевшим взглядом подоспевшего хозяина холодильника, уже вылезла из петли, когда я отворил дверку агрегата, села на скумбрию, и поводя левой передней лапкой направо, прогорланила тоном базарной торговки: "Свежие фрукты, апельсыны-мапэльсины, арбузы-гарбузы, сладкие, вах-вах, пальчики оближешь!"

Правой лапкой, указав налево, пропела ангельским сопрано:"Окорока копченые, потроха печеные, мозги тушеные!"

Петр, сглатывая слюну потянулся к полке белого кормильца. Мышь фыркнула, согнула левую лапу в локте, зажимая ею распрямленную левую, и рявкнула басом:"Накося-выкуси!"

Друнов, обиженно посмотрел на меня.

-- Дела желудочные вне моей компетенции, я -- лишь идея, а желудок материален. -- неоправданно бодро оправдался я.

Желваки ходуном заходили на лице приходящего в ярость философа, он вытянул из кармана халата пульт управления телеком, и приставив его к моему сердцу нажал на окурок, прилипший к красной кнопке. Выстрел, еще один -- контрольный в голову!

Чтоб я к тебе хоть раз еще пришел.....накося-выкуси Петя!

Сидела в харчевне компания мужиков, говорили о разном, в числе прочего, зашел разговор и бесполезном знании:

-- Я духовную семенарию окончил, а последние пятнадцать лет еретиков четвертую по приказу вышестоящих чинов, -- пожаловался Курт, -- согласно квалификации, мне полагалась должность судьи инквизиции третьего ранга, но как только было замечено начальством, что я в пытках хорош, прописали мне оклад на три сольдо больше, чем судье, вот я и застрял в палачах навеки. Зачем учился -- время тратил, все равно позабыл изрядно науку теологическую.

-- Это еще что, -- ответил Бранд, -- я из семьи потомственных костоправов, и дело фамильное постиг в совершенстве, но покамест отец в силе был, да главным костоправом на деревне слыл, подрядился я в юности подмастерьем к плотнику. Десять лет прошло, а я все плотничаю.

-- А я язык несуществующий выучил. -- Буркнул Вирс.

-- Как так? -- Изумился Бранд.

-- Зря не поставил в споре на самое бессмысленное занятие,-- всхохотнул Курт, -- рассказывай, как тебя угораздило?

Вирс глубоко вздохнул, хлебнул Эля, и начал рассказ:

" Проезжал мимо нашего хутора купец с богатым караваном, меня заприметил -- заметил, как я ловко скороговорки на одном дыхании выпаливаю, и говорит:" Мне на чужбине лавочник надобен -- товар сбывать из твоих краев. Пойдем со мной, обучу тебя языку страны той далекой." Я и пошел с ним. Четыре месяца с караваном шли, все язык престранный учил, постиг его от и до, быстрее чем на родном балакать стал. А как добрались в город иноземный, до лавки купеческой дальней, так оказалось, что язык, мною освоенный, только я и знаю. А чудак-купец и говорит:"Обучил я тебя языку края далекого да заморского, чтобы у покупателей веры больше было, что мол, не с континента родного товар прибыл, а с краев вовсе неведомых да диковинных, посему и цена кусачая".

-- Как же ты с тамошним людом торговал? -- удивился Курт.

Вирс, махнул рукой, и сказал:

-- Жестами, цену на пальцах показывая, да достоинства товара на мне одному тарабарщине известной расписывая. Впрочем, торговля шла бойко.

-- Стало быть был резон тарабарщину ту учить. -- заключил Бранд.

-- Может и был, -- пожал плечами Вирс, -- только мне того мало было. Отработал я у купца два сезона, да подался в "лихие людишки" в леса. Сколотил шайку, и подельников тому языку и обучил, чтобы наушники по тавернам суть разговоров наших не прознали.

-- Где же они сейчас, подельнички твои? -- спросил Курт, поглаживая обух топора, висящего на поясе.

-- Разбогатели мы все, остепенились, один епископом стал -- твоим начальником Курт, другой купцом заделался, тем самым, который рынок строить в нашей деревне решил, именно он тебе заказ и дает, Бранд.

-- А как же тарабарщина ваша, забыли небось? -- поинтересовался Бранд.

-- Как же можно? Мы с вами сейчас на ней и говорим.

Курт с Брандом взволнованно переглянулись, и первый из них спросил:

-- Брешешь? На этом языке еще деды наши говорили.

-- Дед твой также в шайке нашей состоял, а женился, и супругу свою обучил.

-- А мой дед? -- выпучив глаза, спросил Бранд.

-- А ты его и не знал вовсе, о чем говорить? -- ухмыльнулся Вирс.

-- А как же книги старые в семенарии? -- не унимался палач.

-- Их дед того купца, что меня обучал, составлял, он и язык придумал.

-- Брешешь, все ты брешешь, -- вскричал Курт, вскакивая из-за стола, -- зачем только, в толк взять не могу. Орава мужиков взрослых речь неведомую освоила, будто бы им заняться нечем!?

-- Ты же учил мудрость книг, кои тебе не надобны вовсе, а ты, Бранд, впустую ремесло костоправа освоил, вам ли меня спрашивать об этом? -- улыбнулся Вирс.

-- Молоды были, себя искали и ошибки совершали. -- возразил Бранд.

-- А я созрел, бесполезное знание себе на службу поставить вознамерился, дабы в старости сожалеть не о чем было, -- пожал плечами Вирс, -- тайное знание промеж избранных -- единит.

-- Докажи бредни свои! -- настаивал Курт. -- Должен остаться кто-то, кто помнит язык праотцов наших.

-- Были такие, -- с грустью произнес Вирс, -- да ты их всех четвертовал на службе у Священной инквизиции, а ты, Бранд, им всем гробы ладил. Коли на языке предков ваших, черное звалось белым, а Бог -- Сатаной, то того достаточно, чтобы добрых людей в ереси обвинить и со свету изжить...

Курт схватился за топор, но через мгновение поостыл, и изрек:

-- Пьян Вирс не в меру, потому и бред несет, пошутковали и довольно, поздно уже, айда по домам разбредаться...

Мужики разошлись, но и Курт, и Бранд, не поверив ни единому слову Вирса, уходили с тяжелым камнем на душе, отравленной сомнениями, оброненными в пьяной болтовне:"А вдруг это стервец правду говорил? Ведь и лгал весьма складно! Какое же бесполезное занятие -- сомневаться в том, в чем был уверен всю жизнь, по вине малознакомого бродяги-балагура!"