Мир кошмаров и приключений

Павел Смирнов попивал горячий чай из пузатой голубой чашки и поглядывал на своего хитро щурящегося собеседника, сидевшего напротив него за полированным дощатым столом. Вкус травяного сбора, предложенного хозяином дома, был восхитителен и бодрящ. Чай как рукой снял Пашину усталость после долгого пути на поезде из Москвы и полуторачасовой тряски в «копейке» пенсионера.

Вениамин Михайлович Карлов, пригласивший журналиста Смирнова в Волчью Александровку, всегда сам собирал полезные травки и не признавал никаких магазинных сортов чая и, боже упаси, кофе. Семидесятилетний одинокий старик поглаживал седую, аккуратно подстриженную бороду и сыпал историями своему столичному гостю, приехавшему за местными колоритными легендами о нечисти, воровавшей детей в девяностые и начале нулевых, а ныне обескровливающей домашний скот в забытой миром деревеньке в двадцать дворов. К слову сказать, к сегодняшнему дню в Волчьей Александровке не то что детей - молодёжи уже совсем не осталось. Все кто мог, давно разъехались по городам в поисках лучшей жизни. В деревне, по словам Карлова, остались старики, да старухи, доживать последние годы.

Однако детишки и даже взрослые и поныне хоть нечасто, да продолжали таинственно пропадать уже из соседних деревень. Между тем, власти списывали всё происходящее на сложную криминальную ситуацию, на заповедник Змеиный с наполнявшими его дикими зверьми, раскинувшийся труднопроходимым лесным массивом на сотни гектаров, и попросту на людей, добровольно ушедших из дома. По статистике в стране пропадают десятки тысяч людей в год. Правда, восемьдесят-девяносто процентов из них потом находятся живыми, еще процентов пять - погибшими. Здесь же, из пропавших местных – не нашелся ни один, ни в каком состоянии.

«Мистика и жизнь» конечно не «РенТВ» и не «ТВ3», но предприимчивый Павел, рассчитывал добыть потрясающий материал в захолустье и благодаря ему сделать карьеру именно на этом телеканале. Он предложил Вениамину Михайловичу аж пятьдесят тысяч рублей, если материал того будет стоить и заплатил треть авансом. Целое состояние по местным меркам.

Обрадованный вниманием и незапланированным доходом пенсионер самолично встретил Пашу на проржавевшем до дыр синем «жигулёнке» припарковавшись возле железнодорожной станции. К слову сказать, на станции и людей-то не было, кроме скучающего кассира, бездомного алкаша и пары молодых людей - парня спортивного телосложения и худенькой девушки, которые спорили о чем-то своём. Настоящая глухомань. После бесчисленных подъёмов и спусков петляющей грунтовки, журналиста встретил деревянный дом Карлова, одиноко стоявший на отшибе Волчьей Александровки. Дом, построенный на пологой возвышенности, был не из тех новомодных «экологических» построек, которые массово клепают строители его знакомым на подмосковных дачах, а самый настоящий, прекрасно сработанный пятистенок из леса-кругляка, без единой трещинки и почернения на многолетнем дереве.

«Еще батя мой строил. На совесть вышло!» - гордо похвалился, подъезжая ко двору, Вениамин Карлович, оценив заинтересованный взгляд журналиста и добавил. – «Пойдём в дом, много чё интересного за чаем с бубликами расскажу. Про наш традиционный деревенский праздник поведаю, покажу его даже, наснимаешь от души своего видео. Сегодня уже поздновато, у меня заночуешь, а завтра к местным старожилам тебя сведу. Добавят они тебе историй к моим рассказам. Но мои истории – самые интересные. Запомни, Пашок!».

Павел недовольно поморщился при столь фамильярном обращении, но решил не одергивать старика, пусть называет, как хочет, лишь бы время и затраченные деньги себя оправдали. Начальству-то он счёт выставит, как минимум нолик приписав к расходам. Оттого и без оператора он попёрся к чёрту на кулички, чтоб потом бухгалтерша лишнего у болтливого Васьки не выспросила. Ваське только налей – сразу язык до колен, ничего в себе не держит. Паша не такой, Паша хитрый, скрытный и целеустремленный. Притащит главреду Егорычу эксклюзивчик, глядишь, и ему птица удачи кокетливо улыбнется с верхней жёрдочки карьерной лестницы. Егорыч его и так своим протеже считает, так что дело за малым.

Теперь он сидел напротив неумолкающего пенсионера и, попивая чаёк, глядел на моргающий красный индикатор видеокамеры, а Карлов, (ничуть не смущаясь направленного на него объектива импортной техники) рассыпался историями. Старик иногда переходил с одного рассказа на другой, вскакивал с места в особо волнительные моменты повествования, и Паша тут же просил его присесть и продолжить.

- Так-так. Подождите, вы прервались на том месте, где вы на призрачного волка охотились в заповеднике тридцать лет назад, и перескочили на историю про чудовище, уносящее детей. Давайте по порядку, - недовольно пробурчал Павел и сделал тайминговые пометки на планшете. Он перевёл взгляд на окно, за которым постепенно смеркалось и травяные пологие холмы, начинающееся прямо под домом, заливались золотисто-оранжевым светом солнца, на две трети опустившегося за ломаную линию горизонта. Где-то там, между холмами, пряталась мелкая речушка Волчья, один из рукавов которой кольцом огибал деревню и вновь впадал в основное русло. Про реку Смирнову был также обещан увлекательный рассказ.

- Итак по порядку, детей ведь в деревне уже давно не осталось, а месяц назад одного мальчонку сволокли из Щербатовки, но ведь я не просто так перешел на уносящего детей, - хитро улыбнулся хозяин дома, пока Паша раздумывал о том, что ему надо еще местных пейзажей поснимать для полноты картины. – Он-то под вечер обычно и приходит, и ты его, Пашок, прямо сейчас услышать можешь.

- Услышать? – недоверчиво спросил журналист, всё ещё борясь с желанием выразить неудовольствие старику за фамильярность, даже со скидкой на то, что Вениамин Михайлович в три раза старше его.

Вместо ответа пенсионер встал из-за стола, подошел к окну, распахнул створку и приложил палец к губам. Смирнов снисходительно и несколько недоумевающе наблюдал за его манипуляциями. Но тот жестом попросил подойти Павла, всё так же сохраняя безмолвие. Журналист нехотя поднялся и приблизился к старому интригану.

Он уже собрался выдать нечто оскорбительное Вениамину Михайловичу, как вдруг услышал детский плач. Скорее даже младенческий, а не детский; слабый, но всё-таки четко различимый в вечерней безветренной тиши. И он с каждой секундой ставился всё громче, всё надрывнее. И столько горести и боли несли эти пронзительные звуки, что у Павла захолодило, заболело сердце.

- Чтоже мы тут…а там! – не договорив, журналист схватил со стола камеру и рванул из дома на улицу, спасать плачущее дитя. Ещё у окна он определил направление источника плача и теперь со всех ног летел к речушке, спрятавшейся в высокой траве в двухстах метрах от хозяйского сруба.

- Погоди, Пашок! – донёсся вслед ему крик старика. – Погоди, глупень ты московский, я же пошутил.

Но Павел не останавливался. Он перемахнул через низенький штакетник и бежал со всей скоростью, на которую был способен, сжимая в руке драгоценную камеру. Вот оно – действительно настоящее сверхъестественное! Его путь к успеху! Аркаша Самсонов и эта грудастая выскочка Эльвира будут локти кусать, когда он в Москву вернётся!

Однако не пробежал он и половины пути к речке, как внезапно стал столбом. Из-под его ног, едва не опрокинув бегущего назад, взмыла ввысь черная, в закатном свете, тень, хлопая большими крыльями и уронив добычу в густую траву.

Павел сначала не разобрал, что это за тёмно-серый, пищащий свёрток валяется прямо под ногами. А когда рассмотрел – истерически рассмеялся. Перед ним лежал, вытянувшись в струнку, крохотный дергающийся в агонии зайчонок.

- Ну ты ж мать твою… Бегун какой! – задыхающийся старик нагнал журналиста и тоже остановился, уставившись на затихший и переставший пищать предмет.

- Этот уносит детей? – ткнул Смирнов пальцем в далёкую тень, уносящуюся в быстро темнеющее небо.

- Да я же только собирался тебе рассказать, а ты припустил по-чемпионски, - Вениамин Михайлович восстановил дыхание. – Не обманул я. Детей аист уносит, только не людских, а заячьих. Это птица хищная, хоть вам городским, по-другому кажется.

- Михалыч, мне настоящие истории нужны, а не эта туфта, - зло пнул Павел носком кроссовка мертвую тушку, развернулся и побрёл обратно к дому.

- Будут тебе настоящие истории, сынок, - недобро сощурился старик, извлёк из кармана штанов мятый непрозрачный пакет, и осторожно положил туда мёртвое тельце зверька. После чего, почесав затылок, пенсионер последовал за гостем.

Остаток вечера прошёл в рассказах неумолкающего старика и периодическом позёвывании уже сонного Павла, только и успевающего менять карты памяти в камере. Пенсионер, заметив, что гость из столицы клюет носом и вот-вот вырубится прямо за столом, предложил ему пойти отдыхать, приготовив для него удобную деревянную кровать в отгороженной перегородкой комнате без дверей и маленьким квадратным окошком. Журналист поблагодарил деда и завалился на боковую, тут же огласив дом раскатистым храпом.

Вениамин Михайлович взглянул на спящего Павла и покинул комнату, задернув на входе в спальню плотную занавеску, играющую роль двери. Пенсионер взял с полки мятую пачку сигарет и вышел подымить на крыльцо сруба, с удовольствием разглядывая округу и редкие огоньки окон, поочередно зажигающееся в остальных деревенских домах. К скудному свету от окошек и десятка фонарей вскоре добавилась луна, поднявшаяся над заповедными лесами и затопившая призрачным светом окрестности.

Этого было достаточно старику, чтобы разглядывать всю деревню. Ох и любил же он эти ночные виды, как и всё, что находилось вокруг него. И товарищей-пенсионеров любил, и каждое деревце, и каждый куст, и каждую животину. Даже перестал сердиться на гостя за безжалостный пинок убитого аистом детёныша. Докурив, Карлов затоптал бычок сигареты и побрёл к своему старому другу Мирону, решив нанести тому ночной визит и поделиться новостями. Но перед этим на минутку заглянул в дом и захватил небольшой подарок. Не с пустыми же руками идти…

Тем временем, поначалу крепкий и приятный сон Павла Смирнова, наполненный полуголыми загорелыми девушками на мальтийском пляже, сменился новыми тяжелыми повторяющимися картинами на фоне знакомых деревенских пейзажей. Дневные события, произошедшие с молодым человеком, причудливо переплелись с неожиданными, пугающими образами, настойчиво привязавшимися к спящему.

А снилось журналисту следующее:

Вот он едет рядом с Карловым от ж/д станции бесконечными полями на его дряхлой машинке, а старик изливает на него поток бессвязных, ничего не значащих слов, не отрываясь взглядом от пыльной дороги. А потом, пенсионер внезапно поворачивается к Паше и лицо у него не своё, а Пашиного директора – Егорыча. Мало того, что лицо чужое, так ведь и глаза у псевдоначальника желтые, змеиные, с коричневыми вертикальными зрачками. В самую глубину души журналисту заглядывают эти глаза. А душонка-то, не без греха!

Раззевает клыкастый рот начальник и давай корить Пашу за его намерения лишних денег себе в карман положить, и за то, что оператора без премии оставил, за брошенную им пять лет назад девку беременную, и за прочие грехи. Молодой человек силится выпрыгнуть из подскакивающего на кочках автомобиля, но у него не выходит, ручка дверцы намертво заклинила. Хватает водитель цепкими руками Пашу за шею и душит. Смирнов кричит во сне, и наваждение тут же переключается на момент стремительного бега журналиста на звук младенческого писка у речки. Добегает он до берега, а треклятый аист не улетает, и не аист это вовсе, а худой-прехудой высокий человек с птичьей головой, который в клюве настоящего младенца за ножку держит. А тот трепыхается и жалобно хнычет. Глядит это страшилище на москвича углями красных глаз, шипит, да руками-палками, подобно птице машет, но только не взлетает, а на месте стоит. И Паша тоже стоит столбом, в шаге от чудища, помертвевший от ужаса, с отнявшимися ногами и руками, словно загипнотизированный.

Журналист проснулся, весь покрывшись холодной испариной. В доме заметно посвежело, сквозняк постукивал приоткрытой форточкой в соседней комнате, с улицы доносилось пение ночных птиц. Молодой человек сел на кровати, оглядел полумрак помещения, вытерев ладонью лоб от липкого пота. Протянул руку к телефону, который с вечера положил рядом с собой на стул, стоявший возле кровати. Рука наощупь поелозила по сиденью стула, но телефон не обнаружила.

Паша чертыхнулся, подумав, что всё-таки оставил мобильник на столе, там, где записывал истории Михалыча. Встал с кровати, натянул штаны и футболку, и, хватаясь за стенку, медленно двинулся в большую комнату. На порожке, разделяющем комнаты, зацепился ногой, но смог устоять. Журналист старался не шуметь, чтобы не разбудить хозяина дома, который должен был отдыхать на диване. Но диван был пуст.

«Интересно, куда это черти понесли Карлова среди ночи?» - пронеслась мысль в голове у Паши, дотянувшегося до выключателя на косяке двери. Кнопка выключателя сухо щелкнула, но свет не зажегся. Пользуясь тем, что лунный свет, попадающий внутрь дома, дает хоть какое-то освещение, молодой человек подошел к столу и осмотрел его поверхность. Но и там, ни телефона, ни камеры не было. Красная спортивная сумка с вещами и документами, оставленная им под столом, тоже отсутствовала. В сознании журналиста тихонько начала закипать злость. Не иначе дед упер дорогостоящее оборудование и вещи, а потом свинтил из дому. Он тут теперь будет торчать как дурак, без телефона, документов и денег (потому что банковские карты были запихнуты в кармашки чехла телефона). И ждать неизвестно чего. Ведь все доказательства связи с Карловым остались в сетевой переписке, даже полиции вот прямо сразу и предъявить нечего. Пароли к соцсетям Смирнов менял так часто, что давно уже перестал запоминать их, безгранично доверяя браузеру. Правда, ещё оставалась робкая надежда, что старик просто по привычке убрал куда-то вещи гостя.

Пока Паша вскипал справедливым гневом и придумывал ужасные способы экзекуции подлому старику, с улицы, через приоткрытую входную дверь, донесся тихий разговор. Ни секунды не раздумывая, охваченный яростью, молодой человек рванул на крыльцо. Ну сейчас-то он выскажет пенсионеру, что он обо всем этом думает! Бить Михалыча, конечно нельзя, не дай бог помрет аксакал, но обматерить как следует за перемещение личных вещей непременно надо. И не «Пашок», он ему, а Павел Романович, как его в конторе величают коллеги.

Полный решимости, Паша выскочил на крыльцо, напряженно всматриваясь в залитый лунным светом двор. В следующее мгновение мир поплыл перед его глазами, а голову охватило страшной болью. Молодой человек рухнул с крыльца как подкошенный, ободрав при падении правую часть лица о посыпанную мелким щебнем дорожку. Четыре пары сильных рук тут же подхватили обмякшее тело журналиста и поволокли его к центру деревни. А вслед процессии, волокущей парня, смотрел Вениамин Михайлович, довольно потирая бороду и опираясь на увесистый обломок доски, которой минуту назад треснул выбежавшего на крыльцо Смирнова.

- Шо, Михалыч, работает старая схема? – донесся из темноты ехидный дребезжащий голос и от стены дома, отделилась худая фигура высокого старика, присоединяясь к стоящему у крыльца хозяину дома. Он выглядел куда старше Карлова, можно даже сказать куда древнее. Кожа его лица была настолько морщинистой и сморщенной, что выглядела неживой, ребристой маской, лишь немного двигающейся у уголков рта, когда старик говорил. А потом он широко улыбнулся, обнажая подпиленные треугольные зубы, и облизал сухие, растрескавшиеся губы неожиданно белым языком.

- А то! Как видишь, уже третьего щенка за год нашему Отцу подарю, а ты только одну почтальоншу из Никифоровки притащил! – Карлов горделиво задрал подбородок.

- Ну ладно, ладно. Молодец, что тут скажешь. И за телефончик благодарствую, звонить мне некому, но ты же знаешь, коллекцию нужно пополнять, - осклабился зубастый собеседник.

- Дались тебе эти телефоны, Мирон, - миролюбиво сказал Милахыч и прислонил обломок доски к перилам крыльца.

- Ну ты же куришь свои дурацкие сигареты, хотя уже сто лет от них удовольствия не получаешь, - начал сердится Мирон. – Хорош препираться, пойдём, а то без Отцовской награды останемся.

Зубастый дед, с неожиданной для его возраста прытью, зашагал прочь из двора.

- Не сто, а сто шестнадцать, - тихонько пробурчал Вениамин Михайлович, запирая дверь дома. Затем прихватив пакет с дохлым зайчонком, направился вслед своему закадычному другу, раздумывая по пути о том, что Отец не брезгует такой мертвечинкой. Это детёныш ведь, а дети - лакомство для Уносящего детей, как издревле называли Отца. Хотя он ещё полвека назад запретил себя так местным называть, обозначив себя Хозяином и благодетелем, дарящим долгую-долгую жизнь.

«Как бы Отец не прознал, что я этого дурака аистом разыграл, назвав запретное имя» - сжалось медленно бьющееся сердце Карлова, когда он следовал к центру деревни, минуя редкие фонари с мутно светящими лампочками советских времен. Старик уверено шел к выкрашенному в желтый цвет сельсовету, самому освещенному месту в округе. Он опытным взглядом окидывал льющие тусклый свет фонари, провисшие электрические провода, прислушивался к звуку мерно тарахтящего где-то во тьме генератора. За электроэнергию в Волчьей Александровке отвечал он, и он же имел связь с начальниками из района, также получающими Отцовскую благодать. Правда, не в той мере, что местные. Местные – особая каста, самая счастливая по их же меркам, хоть и долгожительство сказалось на многих из них не самым добрым образом. Слабели рассудком со временем одаренные Отцовским благом и внешний вид изменился не в лучшую сторону. Вот, к примеру, Вениамин Михайлович был самым молодым из сельчан и самым разумным…

Начавшего приходить в себя Пашу Смирнова волокли без особых церемоний. Пару раз его и так гудящая после удара запрокинутая голова чувствительно приложилась затылком о позеленевший щебень некогда асфальтированной и единственной в деревне дороги. Он задергался, пытаясь вырваться из цепких рук несущих его. Но четверо людей, тащащих его к сельсовету, оказались столь сильны, что даже не заметили его попыток высвободиться.

- Уроды! Отпустите меня! Я вас всех пересажаю, клянусь! – вопил журналист, не прекращая попыток высвободиться из железной хватки похитителей. Но руки и ноги жертвы словно тисками зажали, причём негодяи довольно хихикали, упиваясь его бессильной яростью, что привело москвича еще в большее неистовство. Снедаемый гневом, он постарался разглядеть одного из преступников… и тут же перестал орать, в изумлении воззрившись на увиденный в лунном свете профиль лица, того, кто держал его правую руку.

Это был рослый, слишком рослый для обычного человека, лысый дед с крючковатым носом и бородищей до пупа. Сначала Павел не сообразил, что это так белеет на темном лице старика, а когда-таки понял, захлебнулся подступившим ужасом. Всё дело состояло в том, что значительная часть щеки деда, обращенная к нему, была начисто лишена плоти от глаза до нижней челюсти. Белели стиснутые зубы, черные бесформенные клочья свисали со скулы, а запах – от человека исходил такой запах, будто журналист как в детстве побывал ради любопытства с ребятней на разрытом собаками скотомогильнике.

Паша завертел головой, пытаясь увидеть остальных. Вид остальных был не лучше, а у того, первого, пузатого старикана вообще полчерепушки не было. Вместо положенных в данных местах костей и плоти, чудовищную голову плотно обвил клубок тонких веток, похрустывающий при каждом шаге.

- Господи, помоги, - едва слышно зашептал Смирнов, перестав сопротивляться. А потом дед, которого он разглядывал первым, повернулся к нему, нацелив взгляд подсвеченных красным фосфоресцирующих глаз на помертвевшую от страха жертву. При этом, безмолвно разевая зубастый зев, лишенный губ. Когда из отвратительной пасти монстра высунулся бледный раздвоенный отросток, невероятно удлинился и шершаво лизнул лицо журналиста, тот, не выдержав, отключился. Вся четверка захрипела особым тембром и мелко затряслась на ходу, что видимо, обозначало смех.

Продолжение следует...

Автор: Дмитрий Чепиков https://boosty.to/mirkoshmarov

- Ну, готовы увидеть кое-что по-настоящему интересное? - спросил Михаил Алексеевич.

В темноте я не видел его лица, но был уверен, что он лукаво улыбается. Мы находились в подвале больницы, построенной одним из Строгановых для лечения заводских рабочих. Больница появилась незадолго до отмены крепостного права, по назначению не использовалась со времён Октябрьской революции, а ныне и вовсе представляла собой торчащие посреди бурьяна голые стены без окон, дверей и крыши.

Мой спутник указал на что-то лучом фонарика. Я глянул и оцепенел. Буквально замер с вытаращенными глазами и отвисшей челюстью: вдоль стены лежал скелет. Судя по чёрной плесени, покрывавшей его, лежал он здесь уже давно, скорее всего, не один десяток лет. Конечно, зрелище чьих-то бренных останков уже само по себе может вогнать в ступор любого, кроме прожённых циников, но здесь... Здесь было кое-что другое: скелет принадлежал существу, каких нет и не может быть в природе!

Впрочем, считаю нужным дать небольшие пояснения.

Я приехал в этот старинный прикамский городок, надеясь собрать кое-какой материал для новой книги. Во второй половине 90-ых интерес ко всему таинственному и сверхъестественному был высок как никогда. Интерес этот подогревали и регулярные публикации о Молёбской аномальной зоне, и показ сериала "Секретные материалы" по первому каналу, и масса книг о потустороннем, заполонивших прилавки. Мне хотелось быть в тренде. Моя предыдущая книга "Йети: хозяин лесов", посвящённая поискам "снежного человека" в российской тайге, неплохо продавалась. Но гонорары, какими бы большими они ни были, рано или поздно заканчиваются.

Я решил взяться за новый опус, на сей раз посвящённый загадкам горнозаводского Урала. Это направление показалось мне весьма любопытным: соперничающие династии Демидовых и Строгановых, медеплавильные и солеваренные заводы, подземелья, бунты, особая мифология, элементы которой щедро разбросаны по творчеству Бажова... Было и кое-что ещё: байки о гигантском пауке-людоеде, обитавшем в одном из городских подземелий, ислухи о здешнем враче, немце Михаэле Штокмайере, практиковавшем чёрную магию и бесследно пропавшем вскоре после установления Советской Власти. Истории об огромных пауках отнюдь не типичны для городского фольклора, поэтому я предполагал, что из них можно выжать что-нибудь стоящее. Я изложил свои идеи издательству, и оно отнеслось к нимвполне благосклонно: предложило новый контракт, выплатило аванс и предоставило полную свободу действий.

Как правило, начитавшись материалов о каком-либо заинтриговавшем меня городе, я, планируя поездку, первым делом связывался с руководством местного музея или редакцией газеты (буде таковая имелась). Как правило, и там, и там мне всегда шли навстречу (кому ж не хочется, чтоб о его городе написали в книге!) и рекомендовали какого-нибудь краеведа, обладавшего колоссальными познаниями обо всём необычном и сверхъестественном. Так вышло и здесь - я предварительно созвонился с администрацией музея, а приехав, был радушно встречен Михаилом Алексеевичем, представившимся знатоком местной старины.

Был он из тех людей, про которых говорят, что они неопределённого возраста: в одну минуту он казался типичным пенсионером, а в следующую я уже готов был дать ему не больше тридцати пяти. Ростом и комплекцией мой новый знакомый вышел примерно с меня, и самой яркой чертой его внешности была совершенно лысая голова, покрытая нежно-розовой, почти как у младенца, кожей. Ни бороды, ни усов, ни бровей, ни ресниц. Руки он старался держать в карманах, но во время короткого рукопожатия я успел заметить, что они были точно такими же розовыми и безволосыми. Сам Михаил Алексеевич, немного стесняясь, пояснил, что это вероятно что-то генетическое, потому как он такой с детства: волосы не растут и загар не пристаёт. Он вообще старался избегать солнца. А ещё категорически отказывался фотографироваться. Отшучивался, "нефотогигиеничен", мол. Ну, у каждого, как говорится, свои тараканы... Зато рассказчиком был великолепным и знаниями обладал сколь обширными, столь и глубокими. Историю родного города он мог поведать, начиная от первых поселений времён похода Ермака и заканчивая вчерашними событиями. А когда я перевёл разговор в русло таинственного и сверхъестественного, привёл меня к руинам бывшей заводской лечебницы.

- Скажите, известно ли вам следующее имя: Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм? - спросил краевед, пока мы пробирались через пустырь, поросший высоченным, выше человеческого роста, борщевиком.

Я помотал головой.

- Неудивительно, - заметил Михаил Алексеевич, - ведь свои труды он обычно подписывал одним словом: Парацельс.

- Ну! - усмехнулся я. - Кто ж не слышал о Парацельсе! Вы хотите сказать, что этот известный врач и алхимик имеет какое-то косвенное отношение к строгановской заводской лечебнице?

- Как врач - никакого, а вот как алхимик - возможно... Вы где-нибудь встречали его рецепт получения гомункулуса?

Я напряг память, потому что действительно читал что-то подобное.

- Если я не ошибаюсь, - начал вспоминал я, - он писал о том, что нужно поместить в колбу некоторое количество крови, закупорить и закопать эту колбу в навоз на определённый срок? Правильно?

- Почти! - кивнул Михаил Алексеевич. - Только в оригинальном рецепте речь шла не о крови, а о мужском семени. И да, вы правы, колбу надо было зарыть в конский навоз на сорок дней, сопровождая всё это действо определёнными магическими ритуалами. По истечении срока, полагал Парацельс, в колбе будет сидеть маленький человечек - точная копия своего создателя. А вот кормить гомункулуса надо как раз таки кровью.

Он замолчал. Мы преодолели борщевичные дебри и остановились перед дырой, некогда бывшей входом в лечебницу. Я не торопил собеседника и тоже молчал.

- Так вот, - продолжил Михаил Алексеевич, словно прочитав мои мысли. - Интересующий вас Штокмайер весьма увлекался идеями Парацельса.

- Серьёзно? - невольно перебил я. - Алхимия? В конце девятнадцатого века? В эпоху пара и электричества?!

- И тем не менее, - невозмутимо продолжил краевед. - В обществе в те времена вновь расцвёл интерес ко всему эзотерическому. Это было время господства идей мадам Блаватской, Папюса, Элифаса Леви... Впрочем, всё это в большей степени декадентство и интеллектуальное баловство. Штокмайер был не таков. Он, знаете ли, с немецкой точностью делил свою жизнь на две части - дневную и ночную. Днём это был свято верный клятве Гиппократа доктор с золотыми руками и мягким, полным благожелательности голосом. Ночью же спускался в подвал больницы и предавался там своим оккультным изысканиям. Сложно сказать, когда он спал да и спал ли вообще!

- Вы будто лично его знали! - сказал я.

- О, вы не поверите, сколько сил и времени я посвятил изучению жизни и деятельности этого человека! - улыбнулся Михаил Алексеевич.- Удивительная личность!

- Верю! Я ведь фактически только из-за него в ваш город и приехал, - кивнул я. - А всё-таки, чем же он занимался? Пытался вырастить в колбе гомункулуса?

- Штокмайер был увлечён идеей создания искусственной жизни. С помощью магии и алхимии, понимаете? С этой целью он связался с чернейшими из оккультных обществ Европы и Азии. Одному богу (или чёрту) ведомо, каких усилий это ему стоило! Однако ж, факт в том, что он начал вести регулярную переписку с адептами этих учений и получать выписки из подлинных гримуаров и копии их страниц. Вам что-нибудь говорят названия вроде "Пнакотических рукописей" или "Книга Эйбона"? Нет? Так я и думал. Поверьте мне, это жуткие книги! В них нет ничего похожего на теософию, каббалу или христианский мистицизм. Тексты их настолько... как бы это лучше сформулировать?... чужды и противны всем традиционным вероучениям, что вполне могут быть правдой.

Тут мой спутник прервал рассказ и показал рукой куда-то вглубь здания.

- Сейчас, - сказал он, - мы с вами спустимся в подвал - бывшую вотчину алхимика Штокмайера. Если, конечно, вы по-прежнему не боитесь испачкаться.

Испачкаться я не боялся. Мы вошли внутрь и, подождав пока глаза привыкнут к царящему внутри сумраку, пошли куда-то, перешагивая через груды кирпичей и куски обвалившихся перекрытий. Пройдя почти через всё помещение, мы оказались перед провалом, ведущим в совсем уж кромешный мрак.

Так мы оказались в подземелье, где луч фонарика высветил скелет, некогда принадлежащий колоссальному пауку. Туловище, похожее на великанскую грудную клетку, восемь оканчивающихся раздвоенными копытами ног и вытянутая голова с изогнутыми, как янычарские клинки, жвалами. По моей скромной оценке, от кончика одной ноги чудовища до кончика другой было не менее трёх метров, а если б эта тварь стояла на них, её ядовитые жвалы наверняка оказались бы прямёхонько против моего лица.

- Ох ты ж боже мой! - выдавил я. - Что ЭТО?

Я был настолько потрясён, что совершенно забыл про болтающийся на шее фотоаппарат.

- Что это? - переспросил я.

- Монстр, - послышался из темноты голос Михаила Алексеевича. - Перед вами то, что осталось от первого творения Штокмайера. Но не подумайте, что Штокмайер вырастил его в пробирке, как парацельсовского гомункулуса! В вышеупомянутых мною гримуарах, особенно - в удивительной "Книге Эйбона", содержался рецепт создания живых существ, внешне чем-то похожих на бесформенные комки серой слизи. Ползающая протоплазма. Этакие, знаете, амёбы-переростки размером с кошку или кролика. Порождения упоминаемого в книге Уббо-Сатлы, гигантской разумной первоматерии, господствовавшей на Земле, когда та была совсем юной. И, подобно своему прародителю, существа эти обладали зачатками разума. Штокмайер назвал их "анималькули" - "зверюшки". (В своё время, если помните, Левенгук назвал этим словом открывшийся ему микромир.) Конечно, у каждой отдельной особи умственные способности не превышали таковых той же кошки, но Штокмайер обратил внимание на одну вещь: отдельные экземпляры могли объединяться, действуя как единое целое! Понимаете? Из нескольких ползающих комочков получался один организм. Более того, их ум и память тоже становились едиными - чем больше, тем умнее!

Я рассеянно кивал, даже не осознавая, что собеседник всё равно меня не видит, потому как луч фонарика по-прежнему был направлен на скелет паукообразного великана. Честно говоря, то, что рассказывал Михаил Алексеевич про этих "анималькулей", казалось мне чистой воды фантазией. Как человек, не один год зарабатывающий поиском и описанием якобы сверхъестественного, я выработал иммунитет к подобным вещам. В конечном итоге, все они хороши только для жадных до мистики потенциальных читателей моей будущей книги.

- ... Впрочем, выведенные Штокмайером создания были, увы, далеки от совершенства, - продолжал Михаил Алексеевич. - Одной из проблем были их аморфные, лишённые костей тела. Передвигались они медленно, распластавшись по земле, удлиняя, а затем вновь сокращая тела. Но хитрый немец нашёл выход из положения! Гляньте-ка сюда!

При этих словах круг света немного сместился и остановился там, где у монстра должен был находиться сустав. Я наклонился, немного недоумевая, присмотрелся и тогда увидел нечто такое, что заставило меня резко выпрямиться и издать короткий нервный смешок: бедро и таз совершенно не подходили друг другу, в обе кости были вбиты или ввинчены металлические штыри, соединённые между собой почти превратившейся в ржавую труху толстой проволокой.

- Чёрт возьми! - сказал я, испытывая одновременно и облегчение, и разочарование. - Так это всего лишь чучело!

- Разумеется! - послышался из темноты невозмутимый голос краеведа. - Это кости коров, сложенные и собранные в... скажем так, паукообразную конструкцию. Голова - перевёрнутый бычий череп, а то, что вы наверняка приняли за клыки, - самые обыкновенные рога.

- Зачем?! - засмеялся я. - Пугать обывателей? Неужели ваш доморощенный Парацельс занимался такой ерундой?!

- Отнюдь. Добыть бычьи кости было проще, чем человеческие, а, кроме того, Штокмайеру хотелось создать что-то необычное. Прихоть творца, если хотите. Он собрал скелет, облепил его своими созданиями, а когда они срослись, превратившись в некое подобие мышц, обучилсвоего монстра ходить. Поэтому все истории про огромных пауков, о которых вы упоминали - чистая правда... Была только одна загвоздка - эти скользкие твари, эти отродья Уббо-Сатлы, как и все создания, вызванные к жизни при помощи тёмных ритуалов, нуждались в человеческой плоти. Понимаете? Оно, - луч фонаря обежал вокруг лежащего скелета, - пожирало людей. Убивало излишне любопытного обывателя ударом копыта, а потом существа облепляли тело и потихоньку переваривали.

Краевед произнёс эти слова тем же спокойным голосом, каким часом ранее рассказывал мне об особенностях жизни рабочих на строгановских заводах, но у меня прямо-таки мороз по коже пробежал. И почему-то остро захотелось бежать из этого подвала прочь.

- Вы это всерьёз, Михаил Алексеевич? - тихо спросил я.

- А это уж как пожелаете! - был ответ. - Скелет перед вами, а верить мне или нет - дело ваше. Но, с вашего позволения, я продолжу. Век гиганта был недолог - оказалось, что выращенные Штокмайером создания, скажем так, нестабильны. В том смысле, что их плоть быстро разлагалась под солнцем. Монстр прожил всего несколько дней, успев убить четверых, после чего заполз в одну из ночей в подвал, где и издох. Доктор же, воодушевлённый первым относительным успехом, вновь погрузился в поиски новых оккультных знаний. Изыскания продолжались почти двадцать лет... Вы же помните, что доктор хотел не просто поиграть в Творца и создать жизнь, но жизнь вечную? Эликсир бессмертия, в некотором смысле.

- Нашёл?

Из темноты послышался смешок.

- Нашёл! - в голосе Михаила Алексеевича почему-то звучала лёгкая ирония. - Выведенное им новое поколение "анималькулей" не особо отличалось от своих предшественников. Они были чуть мельче, но зато, если их вовремя кормить и оберегать от прямого солнечного света, могли жить сколь угодно долго. А ещё они были умнее. Гораздо умнее. Это и сгубило неугомонного доктора.

- В смысле? - не понял я. - Пишут, что он примкнул к белому движению во время гражданской, а затем эмигрировал куда-то в Европу. Разве нет?

- Пойдёмте, я покажу вам кое-что ещё! - сказал Михаил Алексеевич. - Это будет завершение нашей экскурсии. Только аккуратней - на полу тут чёрте что навалено.

Он вновь повёл меня куда-то. Куда именно, определить было трудно, поскольку единственным ориентиром для меня был только прыгающий круг света, поэтому я уловил лишь то, что идём мы прямо, никуда не сворачивая.

Я изо всех сил старался не отставать, но идти быстро, не видя собственных ног, оказалось отнюдь не просто, поэтому, когда я нагнал своего проводника, тот уже стоял и обводил лучом пространство небольшого закутка. Когда фрагменты того, что выхватывал из темноты свет, сложились в голове в единую картину, я вновь обомлел. Аккуратно, один к одному, на полу лежали скелеты. Только не коровьи, а человеческие. Числом не менее тридцати. Передо мной было самое настоящее массовое захоронение.

Я не смог вымолвить ни слова, только шумно выдохнул.

- Вот тот, - сказал краевед, направив луч на бренные останки в самом дальнем углу, - когда-то был достославным доктором Штокмайером.

- Он... умер? - выдавил я. Наверное, ничего более дурацкого спросить было нельзя, но я чувствовал себя совершенно растерянным и даже удивился, что вообще смог произнести что-то членораздельное.

- Его съели, - ответил Михаил Алексеевич. - Помните, я говорил, что новое поколение существ, выведенных им, было намного умнее предыдущих? В какой-то момент они решили, что присутствие создателя их тяготит. И они поступили с ним точно так же, как и с прочими, лежащими здесь, - съели. Облепили всё тело и обглодали дочиста. А потом... потом из подвала вышел человек, внешностью немного похожий на доктора и в его одежде, но всё же совершенно чужой.

- Не понимаю... - пробормотал я.

- На самом деле, всё просто. Завладев чужим скелетом, "анималькули" срослись вместе, имитируя человеческую кожу, глаза, нос, губы и уши. "Человек" этот ничем особо не выделялся среди обычных людей, ну, разве что, поначалу был молчалив. Но только поначалу. Доктора, конечно, хватились, но время было смутное - люди гибли и пропадали без вести каждый день, поэтому особо искать и не стали, а уж потом решили, что он тайком покинул страну.

Тут мой задремавший было внутренний скептик вновь поднял голову. Я вдруг понял, что всё рассказанное может быть ещё одной городской легендой. Ведь фактом было только одно - наличие человеческих останков в подвале давно заброшенного здания. Скорее всего, то были забытые жертвы террора, красного или белого. Это, конечно, ужасно, но ничего сверхъестественного. Ну а всё остальное - плод безудержной фантазии провинциального краеведа. Что ж, читателям я изложу именно его версию, она чертовски интересная. Впрочем, чувствовалось, что история ещё не закончилась...

- Михаил Алексеевич, - спросил я. - Если эти существа, эти "анималькули", как вы их называете, ушли отсюда, приняв человеческий облик, почему скелет несчастного доктора лежит там, в углу? И откуда взялись прочие?

Ответ не заставил себя ждать:

- Видите ли, дорогой мой, "анималькули" могли лишь имитировать человеческую плоть, да и то не всю (изобразить волосы и ногти у них не получалось), а мёртвый костяк - вещь недолговечная, хрящи и связки разлагаются быстро. Проще говоря, скелеты нужно регулярно менять. Собственно говоря, мы здесь именно за этим.

После этих слов свет погас.

- Опа! - непроизвольно вырвалось у меня. - Батарейки сдохли?

Вместо ответа из темноты раздался короткий смешок, очень мне не понравившийся.

- Михаил Алексеевич? - осторожно позвал я.

Молчание.

Я замер и прислушался. Из окружавшей меня непроглядной темноты донёсся странный, какой-то "склизкий" звук. В голове мигом возникла неуместная ассоциация: целый таз холодца вывалили на стол, а потом одну сторону стола приподняли, и холодец скользит по столешнице, пока не достигнет края и не упадёт на пол.

Мне вдруг стало невыносимо жутко. Я вспомнил, что во время короткого рукопожатия, которым мы обменялись с краеведом при встрече, мне показалось, что у него нет ногтей. И понял, что ни за что на свете не хочу, чтобы тот, кто стоит в темноте, дотронулся до меня ещё раз.

И вот тут я вспомнил про болтающийся на шее фотоаппарат с мощной вспышкой, которая всё это время была включена. Я мысленно возблагодарил и ангела-хранителя - за подсказку, и самого себя - за то, что в своё время не поскупился и оставил в магазине фототоваров круглую сумму.

Я направил камеру наугад в темноту и нажал на кнопку спуску. Яркий белый свет на долю секунду озарил пространство подземелья, выхватив силуэт стоящего буквально в двух шагах существа, которое теперь если и напоминало человека, то лишь тем, что стояло на двух ногах. Оно остолбенело, а я получил шанс.

Перезарядка вспышки занимала не более пары секунд. В следующий раз я направил её в противоположную сторону, и она осветила мне путь к спасению. И я побежал, если можно назвать бегством такой способ передвижения: два прыжка в темноту - вспышка в сторону преследующей меня твари - две секунды ожидания - вспышка в сторону пути отступления - снова два прыжка... Один раз упал, чудом не разбив фотоаппарат, несколько раз ударился обо что-то.

В памяти даже не отложилось, как я выбрался из подвала, выпрыгнул через давным-давно разбитое окно в заросли борщевика и нёсся, не разбирая дороги, пока не добежал до первых жилых кварталов.

Стоит ли говорить, что в тот же день я забрал из гостиницы вещи и поехал на вокзал, чтобы покинуть город первой же электричкой? И сидел в ожидании посадки, нервно разглядывая каждого входящего в зал ожидания?

Я никому ничего не стал рассказывать. Уже из дома я позвонил по межгороду в краеведческий музей и спросил, числится ли в их рядах сотрудник по имени Михаил Алексеевич. Сначала мне ответили, что никакого Михаила Алексеевича у них нет, но потом вспомнили, что да, был такой сотрудник, но пропал без вести около пяти лет назад - вышел вечером с работы, а до дома не дошёл. "А кто им интересуется?" - спросили на том конце. Я промямлил что-то невнятное и повесил трубку.

Полуотснятую плёнку я отнёс в ближайшую фотолабораторию, попросив, чтобы напечатали все отснятые кадры. И теперь у меня есть четыре снимка десять на пятнадцать, на которых нечётко виден светлый силуэт на фоне абсолютной черноты. Силуэт этот отдалённо напоминает восковую фигуру человека, которая начала плавиться. Эти фотографии - единственное доказательство того, что ужас, с которым я встретился в маленьком старинном городке, реален.

Я так и живу с этим ужасом внутри. Я хожу по улицам, постоянно озираясь - я боюсь лысых людей. Зимой легче - зимой все в шапках. А ещё боюсь того, что рано или поздно оно (они?) найдёт меня, ведь оно знает, кто я и откуда. Оно придёт в мой дом днём или ночью и сделает так, чтобы я впустил его. А потом, может быть, спустя всего час, из моих дверей выйдет человек моего роста и моей комплекции. На нём будет моя одежда и даже черты его лица будут чем-то напоминать мои. Но это буду не я.

Автор: Пётр Перминов http://samlib.ru/p/perminow_p_l/animalkuli.shtml

Может, конечно, всё дело в вечерних сумерках и типичной уральской погоде с её низкими серыми облаками и мерзким северо-восточным ветром, но это место выглядит мрачновато. Хотя, казалось бы, всё как обычно: река, по берегам - лес, левый берег пологий, правый - высокий, обрывистый. Наша стоянка на левом. А почти прямо против нас из стены леса торчит, как корма броненосца, скала. В скале - прямоугольная дыра. Это остатки старой штольни, в которую мы завтра планируем залезть. Если бы не это, ни за что не встали бы здесь на ночёвку.

Хочется курить. Хлопаю себя по карманам в поисках сигарет. Карманы набиты всякой туристической всячиной: складной нож, баллончик со средством от комаров, залитые парафином спички, зажигалка, паспорт, завёрнутый в полиэтилен... Ага, вот она, мятая пачка! Я закуриваю и смотрю на выражения лиц своих спутников. Ребята, похоже, испытывают сходные эмоции. Девчонки, Женя с Викой, кривятся, Даня скептически ухмыляется, Вадик кутается в куртку и время от времени, прищурившись, поглядывает на небо, гадая, пойдёт дождь или нет. Даже наш гид, пермский краевед Игорь Суслов, выглядит странно задумчивым, будто его что-то гнетёт.

Мы обустраиваем стоянку. Затаскиваем катамаран на берег, ставим палатки, мы с Данилой берём двуручную пилу и идём в лес за дровами. После непродолжительных поисков находим сухую берёзу. То, что надо!

- Слушай, Даня, - говорю я во время короткого перерыва на отдых. - Обратил внимание, что наш гид какой-то подозрительно молчаливый сегодня? Будто его тревожит что-то?

Даня хмыкает:

- Ну так, надо полагать! Учитывая, какое значение для него имеет это место!

- М-м... Что ты имеешь в виду? - ощущение, что приятель что-то недоговаривает.

- Да узнал я тут одну историю... Про него и про эту штольню, - говорит Данила. - Он мне её сам поведал, правда, просил не никому не рассказывать, поэтому, если что - ты ничего не знаешь. Ага?

- Само собой! Честное пионерское!

Даня улыбается:

- Мы с тобой пионерами уже не были... Ладно, слушай! Вот ты думаешь, мы просто так здесь остановились? Думаешь, штольня эта, в которую мы завтра собираемся, просто ещё один туристический объект? Не, тут всё сложнее! Игорь Игнатьич нас сюда неспроста привёл! Он тридцать лет назад всех друзей здесь потерял!

- Опа! - я поражён. - Как потерял? Погибли что ли? Сколько их было?

- В прямом смысле потерял. Пятеро их было, четверо без вести пропали... Ладно, давай берёзу пилить!

Мы берёмся за двуручную пилу, но работа не клеится, ибо во мне разбушевался бес любопытства. И я требую разъяснений.

- Ну, насколько я понял, дело было так, - рассказывает Даня. - В середине 80-х компания друзей-студентов пошла в поход (вот прям как мы). И Игнатьич наш, который тогда был просто Игорьком Сусловым, среди них. Только катамараны тогда были малодоступны, потому пошли пешком. Представляешь примерно, как это выглядело: брезентовая палатка, рюкзаки-колобки, консервы "Завтрак туриста", "Изгиб гитары жёлтой" по вечерам у костра и всё такое. Зашли они в одну деревню. (Помнишь, мы на берегу развалины видели? Километрах в трёх выше по течению? Так вот, это она.) Там один дедок им и рассказал, мол, недалеко есть штольня старинная, то ли строгановская, то ли демидовская, где в ХVIII веке медную руду добывали. Дескать, идти до неё всего ничего, и путь несложный - лесная тропа сама выведет. Ну, парни, разумеется, загорелись идеей штольню эту отыскать. И, представляешь, так вышло, что Игорьку ночью плохо стало - видать, стариковским самогоном злоупотребил... Короче, утром ребята без него пошли, пообещав к обеду вернуться. Да так и не вернулись. Ни к обеду, ни к ужину. Вообще. Искали, говорят, искали - ничего, ни одного тела. Как в воду канули! Тёмная история, в общем...

Мы снова пилим. Я обдумываю услышанное.

- Слушай, Дань, а как объяснили пропажу? Это ж не шутка: четверо туристов (а они ведь, наверное, не "чайники" были) пропали без следа!

Данила пожимает плечами:

- Не знаю, как объяснили... Про это Игнатьич не рассказал, а я не спрашивал - как-то неудобно было. Он лишь упомянул, что старик тот всё приговаривал, мол, их Белая Вдова себе взяла.

- Белая Вдова? - спрашиваю я. - Это ещё кто? Призрак какой-то, вроде Белого Спелеолога?

- Типа того. Хотя, скорее, не призрак, а подземный дух, вроде Хозяйки Медной горы. Фольклор местный, одним словом.

- А! - киваю я.

- Ты только при Игнатьиче про это не болтай, ладно? - ещё раз просит Данила.

Вскоре в центре нашей стоянки уже трещит и пышет жаром костёр, над ним висят котелки. А мы сидим вокруг, ожидая ужина из гречки с тушёнкой. Мы уже выпили по пятьдесят водки, и, хотя солнце село и вокруг темнота, на душе малость веселее, чем час назад.

- А покажу-ка я вам одну вещицу! - говорит вдруг наш гид с несколько преувеличенным оживлением, лезет во внутренний карман видавшей виды штормовки и достаёт небольшой, с пол-ладони, металлический предмет.

- Ой! - восклицает Вика. - Настоящая? Можно посмотреть?

- Конечно, - кивает Суслов. - Бронза.

Это бляшка пермского звериного стиля: узкое женское лицо, волосы развеваются во все стороны то ли как змеи Медузы Горгоны, то ли как осьминожьи щупальца, по бокам, в волосах - два паучка, а внизу - маленькая человеческая фигурка, очевидно, мужская. Мы передаём предмет из рук в руки.

- Откуда это у вас, Игорь Игнатьевич? - спрашиваю я.

- Здесь нашёл, - отвечает тот. - Под ногами звякнуло, нагнулся - она.

- Так вы уже здесь бывали? - спрашивает Вика.

- Естественно, бывал! - вклинивается Данила. - Если человек выступает в качестве гида, само собой, он знает эти места!

- Был, - кивает сам Суслов. - Правда, давно. Ещё в юности.

Мы с Даней переглядываемся.

Девочки рассматривают бронзовую бляшку.

- Что она означает? - спрашивает Женя.

- Хороший вопрос! - говорит краевед. - Ну, женщина в центре композиции - это, скорее всего, некое божество, богиня-мать. Пауки... м-м, предположим, они указывают на связь с Нижним миром. А маленький человечек внизу - это, несомненно, олицетворение среднего мира, мира людей...

- Ужин поспел! - вклинивается Данила. Краевед прерывает свой рассказ.

Мы раскладываем гречку по тарелкам и разливаем по кружкам водку. С горячей пищей водка идёт весьма хорошо. Болтаем обо всякой ерунде. Анекдоты рассказываем, случаи из студенческой жизни.

Потом переходим к чаю. У чая, заваренного в котелке, совсем иной вкус. Держу обеими руками кружку с горячей жидкостью, смотрю на нашего провожатого, пытаясь понять, что же он за человек. У него широкие скулы, чёрные прямые волосы, лишь слегка посеребрённые сединой, и глаза с прищуром, как у коренных народов Урала. Лицо изрезано морщинами, коричневое от загара. Я думаю, ему лет пятьдесят или чуть больше. На нём старая-престарая, выцветшая от солнца и многократных стирок штормовка, вылинявшие джинсы и резиновые сапоги с короткими голенищами. Готов спорить, что он не женат, а какие-то серьёзные отношения с противоположным полом, если и были, то в далёкой студенческой юности, потому что единственная его любовь - краеведение. По этой же самой причине он вряд ли выезжает за пределы Урала. Не потому, что не имеет средств, а потому, что ему просто неинтересно. Забавно, но в пермских турфирмах, специализирующихся на сплавах и походах, не слыхали про Игоря Суслова, то есть, с фирмами он не сотрудничает - сам себе хозяин. Данила, организуя сплав, на него случайно вышел.

- А хотите я вам про эту штольню легенду расскажу? - неожиданно спрашивает краевед. - Она вам понравится!

- Конечно, хотим! - одновременно говорят девчонки.

- Хотим, хотим! - вторим мы с Даней.

- Ну, слушайте! Случилась эта история почти два века назад, ещё при крепостном праве. Когда рабочие, добывавшие медную руду, долбили породу кирками, часть стены вдруг обрушилась и открыла вход в пещеру. Рабочие поначалу струсили - а ну как вообще всё обвалится?! - но любопытство взяло верх, решили они отверстие расширить да в пещеру заглянуть. Только начали вновь кирками махать, как из пещеры вышла женщина красоты неземной, вся в белом, аж светится. Крепостные признали в ней Хозяйку Подземного царства, перепугались пуще прежнего (а кто б не испугался?!) и убежали. Приказчик про то узнал, страшно, говорят, разозлился: рабочих велел выпороть и вновь отправить в штольню, пригрозив, что в следующий раз розгами дело не ограничится - прямо там, под землёй, в колодки закуёт. Однако ж, чтоб подобные инциденты не повторялись, отправил с ними попа, чтоб тот рудник святой водой покропил и языческих духов изгнал. Ну, батюшка обряд, как положено, совершает, молитву читает, водой кропит направо и налево... Мужики уже было приободрились, как вдруг из самых недр земли опять выходит та самая женщина. Стоит и смотрит гневно. Поп побледнел от страха, однако ж святой водой брызнул, крест перед собой выставил и молвит дрогнувшим голосом: "Изыди, нечистый дух!". А женщина усмехается: "О! - говорит. - Будет моим детям сегодня трапеза!"... Что было дальше - никому не ведомо. Живым-то никто не вернулся - обрушился потолок штольни и всех, включая батюшку, под собой похоронил. Да так, что, сколь ни искали, ни одного тела не нашли. Старые люди, впрочем, говорили, что бесполезно искать - Хозяйка всех в свои владения забрала. А ещё говорили, мол, трижды за сто лет Хозяйка выбирает себе супруга из земных мужчин, от которого рожает детей. Детки те не простые, едят исключительно людскую плоть. И своего человеческого отца они съедают, потому подземную женщину кличут также Белой Вдовой. Такая вот история!

"Ага! Вот и Белая Вдова нарисовалась!" - думаю я, а вслух говорю:

- Любопытная история!

- Да уж! - поддакивает Данила.

- Страшноватая, - говорит Женя.

- Полный трэш! - хмыкает Вадим. Он парень молчаливый, но обо всём имеет собственное мнение.

- Почему это? - спрашивает Суслов, немного обиженным голосом.

- Да потому что! - говорит Вадик. - Сами посудите, ведь бред сивой кобылы: подземная баба, раз в тридцать лет совокупляющаяся с обычными мужиками! Вот, блин, фантазия извращённая у наших предков была!

- У мифов своя логика! - дипломатично заявляет Игорь Игнатьевич.

Больше мы легенду не обсуждаем. Да и вообще, темы разговоров на сегодня исчерпаны. Съедена вся каша, выпиты вся водка и весь чай, дрова в костре превратились в угли, и мы расходимся по палаткам: я с Вадимом и Даней - в одну, девчонки - в другую, Игорь Игнатьевич спит отдельно. У него и палатка особая - самодельная, одноместная. Я забираюсь в свой спальник и через несколько минут засыпаю.

Новый день для нас начинается в восемь часов. Утро такое же холодное, пасмурное, ветреное и сырое, как и предыдущий вечер. Мы вылезаем из палаток, ёжась и кутаясь в одежду. От мысли, что надо идти к реке и умываться, просто бросает в дрожь.

На завтрак мы варим овсяную кашу со сгущённым молоком. И пьём кофе. Потом мы забираемся на катамаран, переправляемся на противоположный берег, берём фонарики (лично у меня - налобный, очень хороший, почти как у профессионалов: водонепроницаемый и ударопрочный, с ёмким аккумулятором) и отправляемся к цели нашего похода. Все мы прекрасно понимаем, что, скорее всего, нас не ждёт ничего необычного. Мы просто зайдём внутрь, сделаем селфи среди сырых каменных стен и будем потом показывать фото друзьям и подругам со словами: "А вот это мы в старинной штольне!"

Штольня как штольня: стены со следами обработки, ещё пока не исписанные любителями оставить свидетельство своего пребывания в данном месте в данный момент времени, спящие летучие мыши (прелестные создания, но девочки их боятся аж до визга). Наконец мы подходим к каменной стене. Мы дошли до конца. Можно фотографироваться (со вспышкой получится неплохо) и разворачиваться. Полагаю, больше ничего интересного мы тут не увидим.

Но луч фонаря высвечивает в стене дыру. Высотой примерно в половину человеческого роста, а шириной - при желании и толстяк пролезет. Дыра означает, что за штольней, там, в глубине, есть что-то ещё, некое пространство.

- Что это? - спрашиваю я.

- Пещера, - отвечает наш гид.

Я чувствую озноб, но не потому, что здесь холодно. Вдруг там, по ту сторону каменной стены, уже три десятка лет лежат тела молодых туристов, оказавшихся в каменном мешке и погибших от жажды и истощения? Лезть в пещеру у меня нет ни малейшего желания.

Первым лезет Суслов. Он, немного поколебавшись, суёт в отверстие голову и руку с фонариком, некоторое время осматривается, переносит сначала одну ногу через каменный барьер, потом другую и скрывается из вида. Мы немного нервничаем, но уже через пару секунд доносится голос:

- Ну же! Лезьте смелей!

Мы переглядываемся и устремляемся вслед за нашим проводником. За грудой камней - большая природная полость в виде изгибающегося и уходящего куда-то тоннеля.

- Твою ж мать! - говорит, озираясь, обычно немногословный Вадим. - Настоящая пещера! Откуда она?

Наш всезнающий краевед ничего не отвечает.

- Карстовая, наверное, - предполагает Данила. - Как Кунгурская.

В геологии из нас мало кто смыслит, поэтому нам нечего ему сказать.

- Помните легенду? - наконец подаёт голос Игорь Игнатьевич. - Никакой это не рудник, а самое настоящее капище. Храм, так сказать. И штольню эту не крепостные горнорабочие прорубили, а какой-то коренной народ. Те же вогулы, например. А русские, скорее всего, просто языческие изображения со стен стесали.

- Зачем вогулам долбить в скале тоннель? - удивляюсь я. - Как они узнали, что там, в глубине - пещера?

Краевед вновь молчит.

- Возможно, какой-то выход уже был, узкий, который они просто расширили, - говорит он после некоторой паузы. - А по поводу "зачем"... А зачем строят храмы? Почитать богов!

- Каких богов? Ту самую белую женщину? - спрашивает Женя.

- А хотя бы и её... - во мраке не видно, но я уверен, что Суслов бросает на девушку сердитый взгляд. Хе!... Неужто наш краевед суеверен?

- А ведь знаете что, ребятки? - говорит он, резко меняя тему. - Ведь пещеры-то этой ни в одном справочнике нет! Выходит, мы с вами - первооткрыватели.

Меня посещает нехорошая мысль. Первооткрыватели-то не мы, а те ребята - однокурсники Игоря Суслова. Ведь гипотетически (гипотетически!) они нашли эту пещеру - и сгинули в ней. А ещё возможно, что первооткрывателями были те самые заводские работники, что пытались изгнать горного духа крестом и молитвами, но и они сгинули (если, конечно, легенда имеет под собой какую-то реальную основу). Вот и выходит, что о пещере испокон веков знали лишь коренные пермяки, да и те тоже сгинули, только не в буквальном смысле, а исторически, как народ, не оставив после себя ничего, кроме бронзовых фигурок. Похоже, пещера-то не жаждет стать местом паломничества туристов.

- Ну что? Сходим, поглядим? - предлагает краевед.

У нас нет ни касок, ни вообще какого-либо серёзного снаряжения. Мы ж не спелеологи. Я с некоторой тревогой думаю о том, что случись беда - найдут не скоро (ну, может быть, по оставленным на противоположном берегу палаткам и рюкзакам догадаются, что мы здесь). И всё же в голосе Игоря Игнатьевича столько уверенности, что поневоле уверуешь в его походный опыт и чутьё, которые не дадут нам пропасть.

Мы гуськом движемся по тоннелю. Поворот - и лучи фонариков исчезают в непроглядной черноте. Мы в нерешительности замираем на пороге огромного - просто необъятного - подземного зала.

- Впереди обрыв, - буднично сообщает Суслов.

Я гляжу под ноги и убеждаюсь в его правоте: в паре-тройке метров впереди пол исчезает. Получается, что мы находимся на относительно узком карнизе, за которым простирается бездна. Из глубин бездны доносится какое-то шуршание - похоже, где-то там, далеко внизу, течёт ручей.

- А! Хре! Неть! - выдыхает Даня. Вадим молчит. Вика с Женей ошеломлённо ахают. Мне в голову, тесня друг друга, лезут сюжеты разных книг о гигантских подземных пространствах, от "Семи подземных королей" Волкова до "Плутонии" Обручева. Интересно, а здесь водятся динозавры или шестилапые звери?

- Ой, а это что? - спрашивает вдруг Вика. - Это сталактит такой?

Луч её фонарика упирается в некое сферическое образование, висящее совсем недалеко от обрыва. Мы дружно начинаем водить световыми конусами по поверхности этого объекта. Шар будто бы висит в воздухе, но это, конечно, только иллюзия. Оценить размер трудно, но, по-моему, не меньше пяти метров в диаметре. Белый и матовый, как чудовищный гриб-дождевик или как... даже не знаю что. Что-то неприятно-биологическое, если можно так выразиться.

- Фу, мерзкое какое! - замечает Женя. - Будто чьё-то яйцо!

Её реплику никто не комментирует.

Тут я понимаю, что шорох стал громче. Невидимый ручей теперь несёт свои воды ближе к нам? Я прислушиваюсь. Нет, это не похоже на шум воды. Совсем. Я даже не могу сказать, на что это похоже. Звук немного скребущий и в то же время шелестящий, словно большая многоножка ползёт по сухой газетной бумаге. Многоножка... бр-р!

- Эй! - говорю я. - Вы слышите?

Поначалу они не слышат ничего, даже моего вопроса - только собственное восторженное аханье первопроходцев. Тогда я повторяю свой вопрос. Наступает тишина, в которой приближающийся звук явственно различим.

- Что это? - риторически спрашивает Вика.

- Как будто сыплется что-то, - говорит Даня. - Может, пора сваливать, а? Как бы нас тут не завалило к чертям собачьим!...

Я поворачиваюсь к Игорю Игнатьевичу. Он стоит у самого выхода, повернувшись у нему спиной и напряжённо всматривается в темноту. Луч моего фонарика освещает его пермяцкий профиль, а он лишь слегка прищурился. Словно ждёт чего-то.

И тут из пропасти раздаётся женский голос.

Мне становится страшно. Потому что это по-настоящему жутко - услышать человеческий голос в кромешной тьме древней пещеры, где никого нет и быть не может.

- Ты пришёл ко мне, - говорит он.

Голос лишён каких-либо интонаций, так что даже нельзя понять, вопрос это или утверждение. Впрочем, размышлять о нюансах произношения хочется в самую последнюю очередь, потому что в следующую секунду перед нами появляется светящаяся фигура. Это женщина. Она либо совершенно обнажена, либо на ней одежда настолько облегающая, что виден каждый изгиб тела. Руки её согнуты в локтях и обращены ладонями к нам, а ноги слегка разведены, будто обхватывают круп невидимого коня. Она безупречна. Она похожа на античную статую, одновременно прекрасную и непристойную.

В иных обстоятельствах я бы замер от восхищения. Здесь же я замираю от ужаса. Потому что античные статуи не светятся в темноте, словно их покрыли фосфором, и не висят в воздухе сами по себе. Потому что глаза её непроницаемо черны, а в выражении лица нет ничего человеческого. Это Хозяйка пещеры, подземный дух, горный демон, божество Нижнего мира древних вогулов.

Она приближается. Мы стоим, оцепенев. Я вижу, как приоткрывается её рот, и из него доносятся те же слова:

- Ты пришёл ко мне.

- Да, - говорит Игорь Игнатьевич. - В последний раз.

В свете наших фонариков начинает вырисовываться что-то ещё. Что-то огромное и бесформенное позади Белой Дамы неспешно движется к нам. Какая-то невообразимая тварь.

Обе фигуры - светлая и тёмная - приближаются всё ближе, и в некий момент я понимаю, что монстр - один. Белая Дама - не более чем светящийся говорящий отросток, подобный тем, которыми хищные глубоководные рыбы принимают к себе жертв.

Мы не успеваем ни удивиться, ни испугаться, ни возмутиться. Опора под ногами перестаёт существовать, и мы падаем в тартарары. Я слышу крики ужаса. Один из них - мой собственный. Боже, какой у меня мерзкий визгливый голос! Впрочем, падение длится недолго. Я не успеваю подумать о смерти - что-то очень прочное и упругое подхватывает меня. Я пытаюсь пошевелиться и не могу: это "что-то" вдобавок ещё и невероятно липкое. Я лежу на спине и качаюсь, как на намазанном резиновым клеем батуте. Отвратительные ощущения! Пытаюсь высвободить правую руку, преодолевая сопротивления клея. Это мне удаётся, но подо мной нет твёрдой опоры, а потому я заваливаюсь на левую сторону и в результате запутываюсь ещё сильнее. В свете фонарика мне видно уходящее в тёмную бесконечность поле серебристых беспорядочно переплетённых нитей в палец толщиной. Поле колеблется и истошно голосит - это кричат и дёргаются мои друзья.

У меня не остаётся сомнений: мы - мошки в паутине гигантского паука. Я перестаю барахтаться, потому что с каждым движением только сильнее запутываюсь. Я вишу в позе распятого, лицом вверх. Конус электрического света, прежде чем рассеяться в черноте пещеры, позволяет разглядеть того, чьими пленниками мы стали. Оно и впрямь огромное, бесформенное, многоногое.

Теперь я вспоминаю, на что именно похож необычный белый шар, который все приняли за геологическое образование. Женя была права: он похож не на гриб-дождевик, а на паучий кокон или - да, на яйцо. Кстати, где он? Я немного, насколько мне позволяют липкие нити, поворачиваю голову вбок, так, чтобы на этот шар попал луч света. Надо же! Оказывается, поверхность сферы пришла в движение: то волнообразно вспучивается, то опадает. Почему-то меня это не изумляет и даже не особо пугает. Всё ж понятно - "паучата" хотят появиться на свет.

Замечаю, что вопли прекратились. Да и сам я странно спокоен. Просто потрясающе равнодушен. Жизнь не проносится у меня перед глазами. Я не печалюсь о том, что мне, скорее всего, уже никогда не увидеть солнечного света и неба над головой. Судьба моих приятелей меня тоже не волнует. Возможно, в паутине содержится какой-то транквилизатор, проникающий через кожу. А может, это спокойствие обречённого. Говорят, антилопы тоже поразительно спокойны, когда их начинают терзать львы.

Я гляжу на метаморфозы белой сферы и размышляю. Кто такой Игорь Игнатьевич? Обычный человек, случайно встретившийся с Хозяйкой пещеры, и вынужденно заключивший с ней некую гнусную сделку, как Голлум с Шелоб? Или же он давний и преданный жрец Существа? А его пропавшие друзья-студенты? Существовали ли они на самом деле? Наверное, да. Вот только никакого таинственного исчезновения не было - он просто скормил их Ей и Её выводку...

Оболочка кокона не выдерживает толчков изнутри. Я вижу, как она рвётся то в одном, то в другом месте, и в разрывы высовываются длинные чёрные беспорядочно изгибающиеся хлысты - конечности вылупляющихся детёнышей. Разрывы множатся, ширятся, сливаются и, наконец, превращаются в один. Из него, словно сухие горошины из стручка, прямо на нас валятся "паучата". Паутина сотрясается под тяжестью их тел. Двое нависают прямо надо мной. Теперь я могу разглядеть их как следует. У них округлые тела размером с большую тыкву, множество гибких, многосуставчатых щупалец и лица. Детские лица. Их можно было бы принять за лица настоящих детей, если бы не антрацитовые, совершенно не человеческие глаза. Жуткие глаза... И ещё в них есть что-то смутно знакомое, вот только не могу понять - что... По бокам тел торчат крохотные полусогнутые ручки, точь-в-точь как у новорождённых детей, но вблизи видно, что из ладоней торчат изогнутые шипы, несомненно ядовитые. Всё это очень похоже на то, как если бы некий маньяк-вивисектор вшил половинки детских тел в тела неведомых паукообразных тварей.

И тут я осознаю, что охватившее меня ледяное спокойствие нисколько не притупило способности соображать. Сожрать?! Меня?! А вот хрен! Нож? Вряд ли от него будет много прока. Но в правом кармане камуфляжных штанов - репеллент, а в нагрудном - зажигалка. Шанс невелик, но попробовать можно...

С трудом высвобождаю правую руку, достаю баллончик, зажигалку. Из-за сопротивления паутины кажется, что всё это занимает целую вечность. Сначала брызгаю ядовитой жидкостью в "паучат". Они жмурятся, кривятся, совсем как обиженные дети, и отскакивают. Я щёлкаю зажигалкой и превращаю струю репеллента в струю пламени. Паутина плавится, наполняет воздух тошнотворным запахом горелой органики, а я проваливаюсь вниз. Баллончик у меня новый, почти полный, хватит надолго. Меня охватывает странное чувство: я понимаю, что проваливаюсь всё глубже и глубже и что, скорее всего, у меня "билет в один конец", но это меня нисколько не пугает. Напротив, осознание того, что я сам, по своей воле, иду вниз, подобно Данте, спускающемуся к центру Ада, наполняет неизъяснимым восторгом.

Я не знаю, сколько длится моё "низвержение". В конце концов жидкость в баллончике заканчивается, "огнемёт" перестаёт работать, а я вновь повисаю в паутине спиной вниз.

О! Я слышу как откуда сверху и чуть сбоку доносится знакомый шорох. Нет сомнений - это Она. И вот уже я вижу боковым зрением Её светящийся силуэт.

- Ты умён! - слышу я. - У тебя есть воля к жизни.

Её речь по-прежнему безэмоциональна, но почему-то я не чувствую угрозы. Она совсем рядом, так, что теперь я могу разглядеть Её почти целиком (насколько позволяет густая тьма вокруг). Она одновременно чудовищна и прекрасна. Я был прав: Её тело греческой статуи, - всего лишь двигающийся и говорящий придаток на теле громадного многоногого существа. А, может, это невероятный симбиоз почти-человеческого существа и совсем нечеловеческого?...

- Обними меня! - говорит Она.

От Неё прямо-таки веет плотскими желаниями, исходят волны, противостоять которым я не в силах. Это очень странное, противоестественное чувство - дикая смесь ужаса, омерзения и вожделения. Что-то подобное должен был испытывать Беовульф при встрече с матерью Гренделя. Я подчиняюсь Её зову. У Неё гладкая тёплая кожа. Она обвивает меня ногами и руками, и мы устремляемся вверх.

Подъём сквозь слои тенёт кажется мне бесконечным. Время от времени сверху вниз проплывают длинные серые свёртки, покрытые древней пыльной паутиной, висящие с невообразимых времён. Я догадываюсь, что это такое... Но вот мы останавливаемся. Я осторожно поворачиваю голову и вижу (фонарик всё ещё светит!) пять таких же продолговатых свёртков, только свежих, ещё серебристых. Вокруг каждого из которых сгрудилось по полдюжины детёнышей. Они едят. Зрелище не из приятных, но почему-то оно настолько завораживает, что я не могу отвести глаз. Я смотрю на умиротворённые детские лица существ, пьющих жизненные соки из моих недавних спутников. И до меня вдруг доходит, что именно показалось мне знакомым в этих лицах - наверное, так выглядел в младенчестве наш гид, Игорь Суслов.

- ... ты дашь мне хороших детей! - слышу я.

... Я иду к свету, из Нижнего мира в Средний. Очень хочется курить, но сигарету я позволю, только дойдя до выхода из штольни. Вот он, в нескольких шагах - светлый прямоугольник, за которым небо, солнце, река и лес, которые я уже не надеялся увидеть вновь. Под ногой что-то звякает. Я нагибаюсь и подбираю небольшой плоский предмет - бронзовую бляшку: женщина, паучки и маленький человечек, цепляющийся за Её ноги. Я пока ещё не знаю, как буду объяснять исчезновение пятерых туристов во главе с гидом. И пока не придумал, чем буду заманивать сюда других. Но я что-нибудь придумаю. Обязательно.

АВтор: Пётр Перминов http://samlib.ru/p/perminow_p_l/gdetjma.shtml

В предрассветной туманной дымке через лес пробирался небольшой конный отряд французских драгун, сопровождающих высокопоставленного офицера.

Сырая октябрьская ночь всё ещё отдавала холодом, покрывая мелким инеем зелёные сюртуки гвардейцев. На походных чемоданах, прикреплённых к сёдлам их лошадей, покачивалась цифра «пять», выдающая воинов одной из элитных рот пятого драгунского полка.

Восемь драгунов и заспанный офицер с рыжими усами в двууголке почти пересекли лес, продираясь сквозь кустарник, когда едущий впереди солдат внезапно начал заваливаться на спину, брызгая струйками крови на белоснежный круп своей лошади. В его шее торчала рукоять метательного казачьего ножа. То же произошло и с замыкающими драгунами. На тропу перед французами в десятке шагов впереди рухнуло подрубленное дерево, окончательно перегородив дорогу.

Пятеро уцелевших французов спешились, окружив офицера и выцеливая стволами коротких ружей сумрачную глубину леса. Но противник оставался невидимым и, самое главное, бесшумным. Запаниковавшие драгуны дали залп по ближайшим кустам. Ответный пистолетный залп с противоположной стороны уложил на землю неудачливых стрелков.

Офицер с пистолетом в одной руке и шпагой в другой, выругавшись на бесчестного противника, принял единственно верное решение и кинулся бежать вглубь колючего кустарника. Впрочем, далеко убежать ему не удалось. Свистнула веревка, стягивая его ноги, и он как подкошенный рухнул к ногам вышедшего из леса человека в верхней казачьей одежде, из-под которой проглядывал офицерский мундир штабс-капитана. Он скомандовал двум казакам тащить за ним упирающегося курьера.

- Чего он бормочет, ваше благородие? – послушав возмущенное бормотанье француза, поинтересовался широкоплечий казак.

- Ругается он, Митрий. Говорит, нечестно мы воюем, не по-рыцарски, – перевёл казаку слова курьера переодетый офицер.

- Зато втроём восьмерых положили и этого вон взяли, – отвесил подзатыльника пленному казак. – А нешто, если не по-рыцарски, так мы их в гости не звали.

- В деле под Миром казаки не в лоб вас разбили? Шесть полков улан разогнали, – бросил в лицо французу третий высокий худой казак, названый товарищами Араксиным.

Пленный побагровел и опустил глаза. Штабс-капитан снял у него с пояса кожаный почтовый чехол и, прищурившись, почитал послание. Потом недовольно отшвырнул его в сторону.

- Опять пустое, Архип Палыч? – спросил высокий казак у офицера, глядя на его угрюмое лицо.

- Так и есть, поручик. Третье уже за неделю о недостатке фуража и провианта. И чего нас Платов запер сюда. Наполеона уже неделю как от Москвы давят, а мы тут курьеров с почтой отлавливаем, – разразился гневной тирадой штабс- капитан.

- Ну, ежели атаман нас сюда отправил, значит не зря, – вмешался здоровый казак в разговор офицеров. – Важную птицу, видать, ловим.

Так, беззлобно препираясь, они добрались до бивака, разложенного накануне. Митрий посадил озябшего француза к почти погасшему костру и заметил вдруг, что пленный как-то странно прижимает голову к правому плечу.

- Он прячет там что-то, – с этими словами поручик Араксин полез к запаниковавшему курьеру и достал из-под отворота воротника мундира вчетверо сложенную записку с вензелем «Н». – Прочитайте, господин штабс-капитан.

Архип Павлович развернул секретное письмо и углубился в чтение. Чем дольше он читал, тем больше хмурился. На его обветренном лице всеми красками заиграла нарастающая тревога. Митрий тем временем снял с француза странного вида золотое кольцо в виде змеи, кусающей себя за хвост, и нацепил себе на палец.

- Тащи-ка этого типа к Платову, Митрий! Друг мой, Араксин – у нас с тобой дело государственной важности! Судьба всей России в руках наших! – штабс-капитан был крайне взбудоражен, и, как только они отъехали от бивака, сообщил Араксину содержание записки, которую бережно спрятал за пазуху.

В записке содержалось послание от Жозефа Наполеона, старшего брата Бонапарта, к младшему родственнику, завоевателю Европы. В ней он сообщал о сожалении по причине провала русской кампании и предлагал в качестве помощи своих «особенных слуг» для устранения императора Александра, а потом и главнокомандующего.

«Лишим орла российского двух голов его, мой дорогой брат. Австрийские и испанские корпуса выдвинутся, как только «слуги Сэта», которые должны уже быть в двух днях от цели, выполнят возложенную на них миссию».

- Ваше благородие, так они в двух днях от Петербурга? – побледнел как стена поручик.

- Император с отрядом лейб-гвардии прибывает в ставку Кутузова послезавтра, – отрицательно покачал головой Архип, – Платов не ошибся, ожидая гадости какой-нибудь от французов. Нас четыре партии выставили, чтоб не допустить этого.

- Получается, убийцы эти прибудут в одно время с государем нашим. И главнокомандующий там же будет. Две цели одним махом! – схватился за голову Араксин. – Кто–то при дворе изменник, но кто?

- Перехватить их надобно, поручик! Пока известие о сим дойдёт, пока меры примут…В галоп! – с этими словами офицеры пустили лошадей в карьер.

Трое всадников в дорожных кожаных плащах стремглав летели по уже присыпанной первым снегом Смоленской дороге. Их необычный вид, неумолимое выражение лиц, укутанных по самые глаза, не вызывали удивления у редких французских пикетов. Печать короля Испании обеспечивала им открытый проход без досмотра.

После египетской кампании всадники восточного вида во французской армии были не в диковинку. Мамелюки считались храбрыми воинами, бесконечно преданными Наполеону. У этих троих за спиной покачивались завернутые во много слоев ткани длинные ружья весьма архаичного вида, но в пору, когда каждый солдат мог вооружиться необычными трофеями, особого удивления они не вызывали.

Взяв сменных лошадей на вяземском посту, всадники ушли с территории, контролируемой завоевателями, в сторону Тарутино, где располагалась ставка Кутузова, и ожидался негласный приезд Александра.

Русские офицеры, переодетые казаками, следовали за ними, расспрашивая в деревнях о новых людях, ни с кем не разговаривающих, не мародерствующих. Так ничего и не разузнав, Араксин предложил следовать по самой короткой дороге к Тарутино, которое располагалось в половине дня пути от места, где ими был разгромлен французский эскорт.

По счастливому стечению событий в одной из разоренных деревень Архип поймал отставшего от своих пьяного мародера, который бормотал что-то неразборчивое о троих чудного вида иноверцах скакавших на вороных лошадях в сторону сожженной мельницы.

- Час ходу, туда… - уверял мародер, радостный, что казакам не до него.

- Это они, Палыч, нутром чую! – Араксин взволновался, боясь ошибиться. – Останавливаться они будут перед последним рывком, отдохнуть.

- А вдруг ты ошибаешься, и они до ночи уйдут, – вздохнул штабс-капитан. – Тогда нам их точно не догнать будет.

На ходу советуясь и решая, что делать, они выехали на едва заметную дорогу, ведущую к мельнице, и, поднявшись на холм, заметили несколько бесхозных лошадей, бродящих среди окровавленных трупов гусар. Некоторые даже не успели достать сабли из ножен.

- Девять и все наши! Гусарский разъезд! – со скорбным лицом сообщил осмотревший место трагедии Араксин и тут же добавил, – часу не прошло ещё. Шестеро зарублены, остальные застрелены.

- Плохи дела, ежели они так быстро гусар положили. Стреляют они тоже наверно хорошо, – задумался Архип, что-то прикидывая в голове из рассказа мародера. – Ну да делать уже нечего, жалко, Митрия с нами нет, его бы ножи кстати были.

- Справимся, ваше благородие, не лыком шиты, – подбодрил Архипа поручик, хотя по нему самому было видно, что он под впечатлением кровавой бойни, устроенной кавалеристам.

Осенними вечерами темнеет быстро. Расположившись на возвышенности, неподалеку от двора мельницы Араксин и Архип незаметно наблюдали из темноты за колеблющимся светом от костра в проломе забора. Три неподвижные фигуры сидели возле него замеревшими статуями. Не двигались, не размахивали руками, не разговаривали. Доносилось фырканье запертых в хлеву лошадей, но ни одного слова от сидящих у костра.

- Пойдём, поручик! Но помни, хоть одного живьем надо взять! Стреляй по рукам и ногам! – решился штабс-капитан, обнажив саблю и зарядив пистолеты. – Ты справа, я слева захожу.

Араксин молча кивнул и, заткнув за пояс пистолеты, растворился в сгущающейся темноте. Его не оставляло неприятное предчувствие, такое же как тогда, в бою под Смоленском, когда он перешагнул через кажущегося мёртвым кирасира, придавленного лошадью, а тот приподнялся и выстрелил ему в спину. Пуля срикошетила от фляги, висевшей на ремне, и не причинила вреда. В тот раз смерть почти поймала отважного бойца.

К пылающему костру преследователи добрались быстро и незаметно. Сырая почва, покрытая недавно выпавшим снежком, устелившим почти отжившую густую траву, глушила их шаги. Только предательница-луна поднявшись над лесами мягко освещала округу.

Поручик добрался до врага на несколько секунд раньше Архипа и выскочил из темноты, поочерёдно выстрелив с двух рук и одним прыжком оказавшись с занесенной саблей возле костра.

Но пистолетные пули лишь вырвали клочки ткани и развеяли веера гнилой соломы из тел врагов, а сабля Араксина с нежданной легкостью проткнула противника до самой земли. Ошеломленный поручик так и застыл на месте.

Предупреждающий крик штабс-капитана запоздал на мгновение, и дамасская сталь сидевшего до тех пор в засаде мамелюка вонзилась в спину Араксина.

Оставив застрявшую саблю в спине поручика, убийца обрушился на подоспевшего Архипа железным вихрем длинных кривых кинжалов, орудуя ими с невероятной скоростью. Он увернулся от пистолетного выстрела и теперь яростно наседал, тесня офицера к сараю.

Архип отчаянно оборонялся, ему впервые попался такой искусный соперник в деле фехтования. Двух других ассасинов не было видно. Видимо, оставили этого фехтовальщика в засаде, почуяв погоню, а остальные, посчитав это достаточным, двинулись выполнять задание. Теперь время работало против Архипа, каждая секунда схватки несла угрозу исторических перемен не в пользу его родины. Неизвестно ведь было, насколько далеко продвинулись товарищи иноземца.

Там, где не хватило мастерства боя холодным оружием, оказалось достаточно одного крепкого удара кулаком в шею мамелюка, когда он скрещенными кинжалами защитился от рубящего удара сабли штабс-капитана, упустив из виду левую руку противника. Убийца захрипел со сломанной гортанью и рухнул, схватившись за горло, а Архип в очередной раз мысленно поблагодарил своего старого наставника казачьего рукопашного боя, беглого монаха Николу. Мамелюк умер, не сводя с Архипа ненавидящего взора, и как показалось последнему, напоследок блеснув в зрачках красными магическими искрами, что победитель списал на игру света от костра.

Офицер подскочил к ещё дышащему Араксину и сорвал с него чекмень. Расстегнув мундир, он сразу увидел, что рана смертельна, и другу уже ничем нельзя помочь. Поручик пытался что-то сказать захлебываясь кровью, но так и не смог. Взгляд его черных глаз бессмысленно уставился в одну точку. Архип вздохнул и закрыл глаза погибшему товарищу. Затем, пошатываясь от навалившейся на него усталости, побрел к лошади мамелюка. Но не прошел и пяти шагов, как его цепко схватили за плечи, сильно потащили назад, опрокидывая Архипа на себя и заваливаясь вместе с ним. Изловчившись, офицер в падении вывернулся, откатился, попутно нащупал на холодной земле рукоять дамасского кинжала и рванул к новому сопернику. Запрыгнул на него словно кошка и занёс руку со сталью над головой врага. Однако увидев его лицо, Архип похолодел и едва не выронил кинжал. Это был тот же мамелюк, убитый им меньше минуты назад. Сомнений не было, пустой взгляд и изломанное горло, принадлежали мертвому человеку, но труп ёрзал под оторопевшим штабс-капитаном и пытался вцепиться ему в лицо. Сильный удар клинка отделил голову чудовищного противника от тела и тот застыл. Теперь окончательно. Офицер вскочил с мертвеца, пинком отправил голову мамелюка подальше от тела и перекрестился. Многое пришлось ему повидать, но чтоб труп в атаку бросался – нет, такого не бывало!

Времени на рассуждения, добил или не добил он врага в первый раз, не было. Как и к сожалению на похороны товарища. Терять было нельзя ни минуты. Он вскочил на лошадь убийцы, с притороченным к седлу ружьем, и вскоре уже мчался по пронизываемой ледяным ветром, покрытой первым снегом, степи .

Всю ночь штабс-капитан скакал по следам двух лошадей, следы которых были хорошо видны на снегу, освещенные полной луной. По пути ему попалась довольно крупная стая волков, но разжиревшие на мертвечине хищники не рискнули напасть на вооруженного всадника. Звери лишь лениво проводили кавалериста десятью парами светящихся в темноте желтых глаз и потянулись в сторону обезлюдевших деревень.

Архип неустанно корил себя за гибель Араксина, с которым они побывали в стольких переделках и смогли выжить в самых опасных поручениях. По следам на снегу было видно, что лошади убийц сильно устали, и стоило рассчитывать на скорый привал преследуемых. Да и, по размышлению штабс-капитана, они были должны подождать оставленного в засаде товарища.

Он даже обрадовался, увидев в сотне саженей оставленный походный бивак с дотлевающим костром и двумя неподвижными силуэтами, темнеющими в рассветной дымке. Точь-в-точь как предыдущая засада.

«Э нет, други, второй раз не проведёте!» - подумал Архип и принял решение обогнуть убийц и ехать скорее в Тарутино. Не дай бог, он не сладит со странными воинами и если ему не показалось с тем мертвецом, то лучше не рисковать…

Он сделал большой крюк в несколько верст и через час огибал обозные телеги на взмыленной лошади рядом с большой избой, в которой расположился штаб гусарского полка.

Размер военного лагеря поражал воображение – тысячи солдат, казаков, множество маркитантов, торгующих трофеями и продовольствием.

Архипа посетила мысль, что затеряться в такой толпе и устранить императора и командующего будет несложно. Он остановил проезжающего офицера, сунул ему под нос бумагу с царёвой печатью и с удовлетворением узнал, что ставка Кутузова находится на дальней окраине деревни, превратившейся в военный городок, и хорошо охраняется. Издалека разглядел донских казаков из сотни личной охраны Александра.

Архип попросил первого же казака отвести его к командиру охранной части. Молодой бородатый подполковник внимательно внял его рассказу и, не теряя времени на расспросы, умчался отдавать приказания. Об ожившем мертвеце, Архип предпочёл благоразумно промолчать. Через пять минут возле ставки уже гарцевали два эскадрона гусар, а рота гренадер оттесняла всех кому тут быть не положено, за пределы сотни шагов. За двести саженей были выставлены усиленные стрелковые посты, каждый в пределах прямой видимости друг друга. Стрельба с более далекого расстояния значения не имела, что неоднократно было проверено лучшими казачьими стрелками.

Штабс-капитан в ожидании приема у царственной особы и командующего войсками расслабился и начал приводить себя в порядок. Переданная записка курьера вызвала переполох у штабных офицеров, однако ни монарх, ни Кутузов ничем не выдали своё беспокойство. Напротив, высшие чины смеялись и шутили в окружении свиты на открытой веранде, и вскоре должны были принять Архипа Палыча, дабы взглянуть на храбреца, предупредившего о большой опасности.

Вместе с тем Архипа не покидало всё нарастающее чувство тревоги. Оно свербило его, зудело о том, что рано он дело законченным считает. Чтобы успокоиться, он подошел к трофейной лошади и потрепал её гриву. Взгляд его снова упал на притороченное к седлу длинное ружье, бережно завернутое в ткань. Его размеры и странный вид заставили штабс-капитана развернуть оружие. Немало повидавший на веку всяких ружей и пистолетов офицер заинтересовался назначением трубки со стеклами, прикрученной поверх ствола и похожей на маленькую подзорную трубу. Нацелив ствол на лес, и посмотрев в трубку, он изумился, рассмотрев на сосне в двухстах саженях отсюда даже маленькие иголки, как будто он стоял рядом с деревом.

Соображал Архип быстро. Осознав опасность и вспомнив рассказ мародёра о трех всадниках со странными ружьями (а значит у каждого было такое), взлетел на лошадь и промчался галопом мимо вышедших с веранды императора и командующего, едва не смяв крупом лошади штабных офицеров. Уже на скаку он прикидывал, откуда бы он стрелял с такими-то возможностями, и направил лошадь к холму, прикрытому лесочком на сотню шагов дальше, чем стоял казачий охранный разъезд. Он пришпорил лошадь, минуя разъезд, за ним рванули двое казаков, сочтя за беглеца и предателя.

До холма оставалось рукой подать, когда грянули два выстрела, сбившие казаков с лошадей. Следующие выстрелы уже должны были прийтись по командованию, и которые допустить было нельзя. Архип, влетев на край леска, затоптал вздыбившейся лошадью не успевшего перезарядить стрелка, поднявшего руки в отчаянной попытке защититься. Копыта лошади разбили череп врага в кашу. Краем глаза увидел штабс-капитан, что второй уже целится. Не в него, а в даль, в деревню.

Выстрелы из пистолета офицера и ружья убийцы слились в один. С простреленной головой мамелюк бессильно склонился на седло, подложенное для большего удобства выстрела, а к месту стрельбы уже скакали казаки и лейб-гусары. Но Архип опередил их, соскочил с лошади и отхватил голову саблей, лежащему ничком ассасину. На всякий случай…

Не прошло и часа, как перед императором Александром и Кутузовым стоял уставший, но невероятно гордый собой, Архип, которому были немедленно пожалованы полковничьи погоны и золотая шпага с драгоценными камнями.

Один из генерал-адъютантов, который был в курсе дела, предложил отплатить Наполеону той же монетой. Монарх побагровел и сказал, едва сдерживая гнев:

- Никогда государь российский не опустится до подобной низости! Всем я запрещаю делать подобное. А записку в мой архив – подарим Наполеону, когда окончательно победим.

Кутузов согласно кивнул и подозвал к себе новоиспеченного полковника.

- Голубчик, вы проявили несказанную храбрость и смекалку! Зову вас на службу при мне, адъютантом, – предложил он офицеру.

- Не серчайте, ваше благородие… Но я служу у Платова, в команде для особых поручений, и служба при штабе для меня хуже смерти, – таков был ответ Архипа, с чем он откланялся и, отдав честь, вскочил на трофейную лошадь, к седлу которой, было пристегнуто уникальное дальнобойное ружье…

Автор: Дмитрий Чепиков https://boosty.to/mirkoshmarov

Взбесившийся будильник уже битый час терзал мои уши, а небрежно брошенный с вечера на кресло телефон надсадно тренькал короткими звонками, мешая мне спать. Я с усилием приоткрыл сначала левый глаз, потом правый, возвращаясь в обыденную реальность из мира снов. Телефон и будильник были вне досягаемости моей руки, протянутой с дивана, на котором я валялся. Так что, хочешь-не хочешь, а пришлось вставать, чтобы угомонить эту какофонию.

- Здорова, Димон! – раздался нестерпимо громкий голос моего друга Валеры, с которым мы вчера распивали пиво, отмечая получение Валерой разрешение на ношение огнестрела и очередные удачные раскопки. Не совсем официальные, конечно, но кого это волнует, если всё делать с умом и иметь надёжных партнеров для сбыта добытых раритетов?

- Чё трезвонишь? Знаешь же, что я дрыхну до десяти, а сейчас и восьми, нет, - тембр моего хрипения был сонным, раздраженным и не обещал собеседнику ничего хорошего.

- Ванька смылся на новый объект. На бункер. Вместе с Серым! Они вчера с нами и не бухали поэтому, гады. Готовились к выезду, я у жены Серого разузнал! – Валера был взволнован и зол, а с меня мгновенно слетели остатки утреннего сна. И тому была очевидная причина.

- Понял. Собирай всё и дуй ко мне. Поедем на объект, пока эти идиоты не испортили всё, - выговаривая последние слова, я уже ставил на электроплиту чайник и пихал в микроволновку ледяные сосиски.

Ко мне в сознание начало неумолимо заползать тяжелое, нехорошее предчувствие. Новый объект «A-43», по моему нелегальному учету или просто «Бункер», как называл его Валера, был главной целью наших раскопок в этом сезоне. Да что там в сезоне – во всей нашей псевдоархеологической работе за последние пять лет с того момента, как меня турнули из универа, где я преподавал историю России, прознав про мои нелегальные раскопки. Впрочем, об увольнении я ничуть не жалел. Мои доходы от продажи артефактов и платные консультации для коллекционеров превысили все мыслимые ожидания. Не чета университетским копейкам за научную работу. Пользуясь моим накопленным багажом исторических знаний, а главное моему подходу к поиску нужной информации, мы с друзьями копали всё – от Средневековья до Великой Отечественной. Найденные ценности мгновенно распродавались через надёжных посредников. В целом, мы нарушали закон, но я всегда следил за тем, чтобы прах погибших, их документы, смертные жетоны и прочий определяющий материал остались нетронутыми, а данные о местонахождении останков после нашей работы передавались вполне легальным поисковым отрядам. Инкогнито, разумеется.

Это была схема, отработанная годами, по которой я вел собственную документацию, стараясь не упустить ни одной детали. Будет что почитать на склоне лет, хотя мне всего тридцать три пока. Электронные и бумажные записи уже включали сотни отработанных объектов. Однако «Бункер» был абсолютно новым, иным апофеозом в моей практике. Блиндажи, могилы, оружие, ювелирку и прочее, мы и раньше находили с ребятами. Но в «Бункере А-43», информацию о котором я по крупицам собирал четыре года, должна была содержаться помимо предметов сороковых годов одна редчайшая и крайне дорогая вещь.

А именно - реликвия Ирмина, принадлежащая немецкой секретной службе «Аненербе», привезенная нацистами прямо перед переломным моментом в великой войне. Привезти-то они привезли, но использовать не успели, а точнее не смогли. Самолёт со специалистами, способными применить всю заключенную в реликвии мощь, не достиг аэродрома назначения. Его сбил советский истребитель при заходе на посадку. Правда наша боевая машина была тут же растерзана огнём зениток и самолётами сопровождения, но дело было сделано. Эта история меня сразу зацепила подробно описанным немецким отчетом по факту боя над аэродромом в сотнях километров от границы фронта. Воображение отчётливо рисовало вынырнувший из облаков одинокий истребитель, обрушившийся в самоубийственной атаке на транспортный «Юнкерс», пока не очухалось охранение и зенитные орудия. Получается, атака была нацеленной именно на этот самолёт, что свидетельствовало о немалой работе разведки и наличии отданных приказов на высшем уровне. С уничтожением «Юнкерса» наше командование посчитало дело завершенным и в пылу грядущих битв оно затерялось в архивах, откуда и было с изрядными затратами времени и денег извлечено мной.

Из берлинских документов я узнал продолжение тех событий. Нацисты сумели извлечь артефакт из пылающих обломков и поместили его в секретный бункер, возведенный пленными в болотистой местности, всего в паре сотен километров от моего города. Пленных после строительства ликвидировали, утопив трупы там же, в болотах. А потом фронт сдвинулся, единственная проходимая дорога была разбомблена и затоплена трясиной, изолировав нескольких офицеров и десяток солдат в укреплении. Потом, вроде как, и бункер, накрыло. Это были последние имеющиеся у меня данные. Но самого места расположения бункера я не знал. Лишь предполагал, что бункер находится неподалёку от аэродрома. Цепочка информации вновь потянулась к немецким хозяйственным документам по строительным работам, ныне хранящимся в Швейцарии, откуда еще через год с момента последних розысков были заполучены нужные бумаги.

Вот на этом этапе, неведомо как пронюхав о моей работе, со мной и связался некий коллекционер из Австрии, предложив мне за реликвию сумму, превышающую нашу прибыль за последние годы в три раза. Он же и помогал доставать документы за границей, его переводчик присылал мне их в уже готовом виде. Как извлечь из этого координаты, знал только я. На прошлой неделе я поделился с друзьями долгожданным известием о том, что определил искомое место и мы грандиозно завершим сезон раскопок с умопомрачительным финансовым плюсом. Сдуру назвал и где искать бункер. Но не учел жадность Ивана и его младшего братца Серёги, как следовало из звонка Валеры.

Вот Валера – другое дело. Надежнейший человек, которому, как мне кажется, иногда вообще наплевать на деньги. Он по уши затянут в процесс раскопок и всякой мистической хрени, связанной с историческими ценностями. Я в сверхъестественные вещи не верил, исходя как минимум из того, что уж если целая секретная служба нацистов, не ограниченная в средствах и силах, не смогла применить ничего, чтобы изменить ход войны, то и нет никакой мистики. Всё просто. Только попробуй это докажи Валерке, который мне все уши прожужжал, что Столб Ирмина, это бесценная, могущественная вещь в правильных руках, а при дилетантском обращении – смертельно опасная. Я же помалкивал и посмеивался. Всё имеет свою цену!

Когда Валерин «Патриот» дважды просигналил мне с парковки перед моей многоэтажкой, я уже проворачивал ключ, запирая свою квартиру. Жил я один и ставить в известность об отбытии никого не пришлось. Следовало действовать, пока наши коллеги не добрались до бункера и не умотали со всем ценным. Такой подвох от людей, которых я знаю лет десять, был весьма болезненным, но что поделаешь. Факт – есть факт. Разыщем, проведём воспитательную беседу, возможно с физическими замечаниями, если будут артачиться, а потом вместе пошаримся по бункеру и выпьем за успех мероприятия. Убеждать я умел. Если бы не моё занятие, то в политику бы пошел.

Я надеялся, что укрепление не затопило, несмотря на болотистую местность. Но и на этот случай у нас имелось два комплекта водолазного оборудования. У Валеры полмашины всяким полезным добром для работы завалено. Путь к болотам занял у нас часа три. Ещё полчаса болтались по ухабам грунтовки, покинув междугороднее шоссе. Преимущество у нас было одно – к бункеру им сразу не попасть. Вокруг него могли остаться заминированные участки, на более-менее сухих пригорках, по которым могли двинуть Иван и Серёга. Хотя Иван – бывший военный сапёр. Но все равно медленное, осторожное продвижение затормозит их. Вторым препятствием, дающим мне надежду опередить наших предателей-друзей, было то, что в подземную уцелевшую часть, так просто не попасть. В этом никаких сомнений не было. Иначе бы бункер давно отработали без нас. И об этом бы тоже имелась информация. А я – лучший спец по её добыче. Раз такой инфы не нашел, значит до объекта никто не добрался.

Ванькину «Буханку» мы обнаружили загнанной в лесок и заботливо укрытой зелёными ветками. Толку-то прятать машину, если едва видная колея к болотам от приличной грунтовки одна-единственная. Место безлюдное, ближайший поселок отсюда километрах в тридцати. Когда подсыхает (к середине лета) тут иногда охотники катаются. Но сейчас, в сентябре, после недавних недельных дождей, здесь им делать нечего. К полудню небо затянуло тяжелыми свинцовыми тучами с небольшими разрывами, хотя на сегодня синоптики обещали максимум мелкий дождик. А вот на выходные, когда мы должны сюда приехать через пару дней, метеослужбы прогнозировали солнечную погоду.

Нашу «Уазик» мы оставили рядом с машиной Ивана, которой Валера спустил колёса, шипя себе под нос проклятия. Дальше на автомобиле было не проехать. Заболоченная местность сжимала узкие возвышения с кустарниками, зигзагами уходящими вглубь топей. Я сверился с картой на смартфоне и проложил уточненный маршрут. До цели было не более километра, ерунда для обычного пути, но не для местных низинных болот, где прощупываешь шестом каждый шаг. Поначалу мы, надев болотники и взвалив на себя увесистые рюкзаки, двигались по приметным следам, оставленным нашими нерадивыми друзьями. Для заядлого охотника Валеры идти по меткам в виде примятой травы, надломленных веток редких кустов и вдавленных в грязь отпечатков обуви – плёвое дело. Иван и Серёга, проходившие тут до нас, также были увешаны рюкзаками и инструментом, и не стремились скрыть свое прохождение. Ситуация осложнилась когда мы вышли на участок в несколько сотен квадратных метров, покрытый озерцами зелёной воды, с ковром ряски сверху.

Грязная вода с водорослями доходила до середины голени, а редкие холмики, поросшие чахлыми деревцами, располагались совсем не по пути. Здесь след потерялся, но зато вдали уже виднелся крупный плоский холм, немного возвышающийся над уровнем болота. Я всмотрелся в бинокль, изучая его. На поверхности холма, протяженностью метров около пятидесяти в самом широком месте, рваными зелёно-чёрными грудами лежали обломки бетонных перекрытий. Кривые, тёмные деревца, там и сям разбросанные по холму с остатками укреплений, прятали своей желтеющей листвой обломки от посторонних глаз.

Изучая возвышенность, я не обнаружил главного – наличия наших знакомых. Вообще никакого движения на холме. Значит, они сумели проникнуть внутрь.

- Валерыч, они там. И я не ошибся, - мотнул я вперед головой, не зная то ли радоваться, что бункер есть, и есть полости, в которые можно попасть, то ли огорчаться, что братья нас опередили. В любом случае: их машина позади, холм с бункером впереди и мимо нас им незаметно не пройти.

- Ух и втащу я Ивану, сто процентов нас кинуть – его идея, - зло скалился друг, хлюпающий болотной жижей позади меня. - На кой ляд, фрицы в этой дыре бункер отгрохали?

Его лицо было раскрасневшимся, он буквально обливался потом. И вовсе не от усилий. Валера просто боялся болот. Деда у него болото забрало, прямо на его глазах, когда он был ещё мальчишкой. А тут как назло – половина самых ценных находок за последнее время – именно в подобных местах. Тут или побеждай страх или уходи из профессии. Вот он и побеждал. В царившей вокруг тишине, в которой не было слышно даже пения птиц, было отчетливо слышно, как он сердито бурчит себе под нос. Валеркин излюбленный метод – разозлиться, чтобы не бояться.

До нужного холма мы чавкали еще минут десять, пока, наконец, взмыленные, уставшие и грязные не выбрались на твердую почву. Сбросили на сухую траву натёршие плечи рюкзаки. Я закурил и взглянул на телефон. Час потратили, чтобы добраться сюда от машины. Выбираться обратно нужно по светлому, а значит у нас шесть-семь часов на работу.

- Что-то тут чересчур тихо, - бормотал Валера, озираясь. - Даже ветер пропал.

- Ну и ладно. Кури и давай искать следы. Парни за нас работу сделали, раз вход отыскали и спустились внутрь, - ответил я, затягиваясь. На самом деле абсолютная тишина нервировала и меня. Мне показалось, что именно здесь всё пространство вдруг стало желтоватого оттенка. Что за шутки со зрением?

Следы сапог Серёги и Ивана отыскались почти рядом с тем местом, где на холм выбрались мы. Там же, в конусовидной яме, заросшей травой, по-видимому воронке от авиабомбы, нашлись и рюкзаки коллег. Следы вели от воронки к центру разбитых укреплений и заворачивали за бетонную груду расколотых глыб. Очевидно там и вход.

- Пошли. Возьми синюю сумку и запасные батарейки у них из…, - я не договорил. Всю округу наполнил низкий утробный вой, не схожий ни с чем, что мне доводилось слышать. Ему вторил человеческий пронзительный крик. Серёгин крик! И в нём столько было страха и боли, что я мгновенно обмяк, а по спине покатился холодок.

- Какого хрена тут творится, Димон? – заорал Валера. Он был белый, как стена, и схватился за кобуру с «ПМ».

- А мне почем знать? Может это звук болотный какой-то, а Серый напоролся в бункере на острый обломок или его братец шуганул. Он же любит приколы, - я нёс полную околесицу, но на моего собеседника это подействовало. Он вытащил из рюкзака полевую аптечку и пристегнул её к карабинам жилета, всем видом выражая готовность идти к той груде старых обломков.

Ни воя, ни криков больше не раздавалось и мы, потоптавшись на месте ещё минуту, побрели к входу. Нашему взору открылся черный квадратный зев метровой ширины, приглашающий нас под землю, а рядом с ним валялась вывернутая, грязная небольшая плита, очевидно до этого закрывавшая вход. С внешней стороны она вся была облеплена почвой и травой. Удивительно как наши товарищи сумели так быстро разыскать место, где можно было спуститься.

Впрочем, удивление прошло, когда мы с Валерой спустились внутрь и двинулись по узкому коридору, через потолок которого в нескольких местах прорезались лучики света, разбавляя темноту и превращая её в сумерки. Внутри пахло гнилью, сыростью, чем-то жженным и незнакомым. Под ногами попался бычок «Парламента». Ванька тут точно проходил, он такие сигареты курит. В одном из отводков мы увидели вентиляционный канал, уходящий вниз в черноту, в другом воздушном колодце фонарики выхватили из мрака толстую связку кабелей тоже уходящую на нижние уровни. То, что нижний уровень был не один, я уже знал из документов, но отличия от чертежа все-таки были.

Например, замерший и намертво схваченный ржавчиной дизель и соответствующее ему помещение находились не в том помещении, что на схеме. Также мы обнаружили проломленные переборки между арсеналом и комнатой отдыха, а на стенах с осыпавшейся штукатуркой красовались черные, склизкие разводы непонятного происхождения. Должно быть, какой-то вид плесени или грибка, растущего на многолетнем бетоне. На полу валялись цинки, частично забитые патронами, частично пустые, ржавые немецкие каски, противогазы без стёкол. В деревянных ящиках, обитых ржавыми металлическими полосами, нашли первую добычу: гранаты с длинной деревянной ручкой, пару пистолетов «Люгер» с сохранившимися остатками смазки.

- Где же Ванька с Серёгой? – каждую минуту спрашивал меня Валера, как будто у меня был на это ответ. - Тихо как на кладбище.

- Наверное спустились ниже, - пожал я плечами, потроша найденный офицерский планшет и постоянно оглядываясь. В каждом темном проходе мне виднелись чьи-то смутные очертания. Передвигаясь по очередному коридору к люку, ведущему на нижний уровень, чуть инфаркт не словил от выпорхнувших мне прямо в лицо летучих мышей. У люка остановился, подождал напарника, чтобы тот светил пока я спускаюсь, цепляясь за железные перекладины.

Спустившись, проконтролировал, чтобы мой более габаритный товарищ тоже безопасно достиг пола. Мы пошли по длиннющему коридору, а я пытался мысленно представить себе масштаб подземного сооружения, никак не вязавшийся между моими знаниями и тем, что я видел.

На этом уровне было темно, хоть глаз коли, а единственными источниками света служили наши налобные фонари. Поясные фонари мы пока приберегали. Гнилостный запах стал еще сильнее, и я уже пожалел, что не прихватил в этот раз газоанализатор, который используют городские диггеры на вылазках в коллекторы. Хотя откуда взяться скоплению опасных газов в раздолбанном бункере, которому больше восьмидесяти лет? Я решительно зашагал вперед, очутившись в очередном длинном коридоре с высоким потолком и закреплёнными на нём трубами и проводами. Рядом с местом, где мы только что проходили, имелся проход в ещё один длинный тоннель. А в том коридоре, что находились мы, через каждые три метра справа и слева чернели дверные проёмы. Каждое помещение здесь было необходимо обследовать.

- Серый! Ваня! – громко позвал я, когда мне показалось движение впереди. Эхо гулко раскатилось по бункеру. Свет фонарей не доставал дальний конец коридора, но там точно кто-то двигался. Похоже, эти засранцы поняли, что мы их обнаружили и теперь прячутся от нас в темноте, страшась заслуженной кары. Интересно, что они придумают себе в оправдание? Да как бы не оправдывались, половины прибыли лишатся, ещё и от Валеры по шее выхватят. Я повернулся к напарнику.

- Чё ты орёшь! – зашипел на меня Валера. – Не в поле. Сейчас всё обыщем и…

Он внезапно замолчал, словно проглотил язык. Его глаза вытаращились на то, что было у меня за спиной, а рука самопроизвольно потянулась к пистолету. Он захрипел и медленно попятился, отступая к лестнице, по которой мы спустились.

- Валерыч, хорош разыгрывать, и так стрёмно, - дрожащим голоском произнёс я и повернулся, чтобы взглянуть на то место, куда пялился мой товарищ.

Валера меня не разыгрывал. Из полутьмы коридора, охваченный неровным светом налобных фонарей, к нам, ковыляя, приближался Серёга… Только это был не совсем он. Его пустой взгляд застывших бесцветных глаз морозил само моё сознание. Нижняя часть лица была чудовищным образом разворочена так, что виднелся ряд белоснежных зубов по самые корни, а содранная плоть кровавыми клочьями свисала с подбородка. Я замер, словно приклеился к полу, и только мой мозг автоматически фиксировал увиденное. Волосы Серёги всклокочены, от виска по распоротой щеке стекает пенящаяся жидкость. Спецовка мертвеца залита тёмным, в левой руке он сжимает обломок трубы, а кисть правой руки и вовсе отсутствует, обнажив торчащий из рукава обломок кости.

Я говорю «мертвец», но этот «мертвец» двигался и шёл ко мне явно не обниматься. Он издал жуткий горловой звук, переходящий в бульканье и ускорил шаг.

Звуки выстрелов разорвали воздух прямо над моим ухом. Валера первым пришел в себя и действовал инстинктивно. Он стрелял, пока не опустошил магазин, а я похоже на время оглох на правое ухо. Когда первые пули вспороли Серёге грудь, он замедлился, будто удивляясь, но даже не пошатнулся. Оживший труп занёс трубу, намереваясь приложить её к моей несчастной голове, и тут один из последних выстрелов попал ему точнёхонько в переносицу. Серёгу шатнуло назад, а труба зазвенела, выпав у него из руки и покатившись по бетонному полу. Он повалился на пол, но тут же попытался встать, подобно пьяному человеку хватаясь за стену и соскальзывая, оставляя на ней тёмные разводы. А за спиной покойника, из боковых проёмов показались ещё силуэты.

- Валим нахрен! – завопил Валера, оценив поползновения мертвеца и его жуткую компанию. Упрашивать меня не пришлось. Мы рванули обратно, к лестнице. Но опоздали. Оттуда уже что-то спускалось. Не такое как наш мертвый друг, а нечто паукообразное, с неестественно вывернутыми многочисленными конечностями, блестящими кругляшами желтых глаз и занявшее собой всю длину трехметровой лестницы.

Путь к спасению, пусть и временному, оставался один. Мы бросились в правый отводок коридора в безумной надежде найти ещё один выход. Во мраке, за нашими спинами, слышалось шипение, рык и шарканье многочисленных ног. Валера на бегу перезарядил «ПМ», но больше не стрелял. В конце коридора, по которому мы бежали, действительно оказалась лестница. Только, к несчастью, она вновь вела вниз, а не вверх. Возле неё лежал Ванькин топорик, весь окровавленный, а из люка, как это ни странно, исходило слабое розоватое свечение. Хотя чему удивляться после оживших мертвецов и омерзительных тварей, преследующих нас по пятам.

Теперь Валера спускался первым, а я схватил топорик и приготовился сцепиться с подступающей кошмарной массой, заполонившей коридор в каком-нибудь десятке шагов от нас. Слава богу, геройствовать не пришлось, и я юркнул в люк прежде, чем кошмар накрыл меня.

Снова мы бежали по коридору, освещенному розовым светом, удлиняющему наши мечущиеся тени. Разумеется, чудовища последовали за нами, вваливаясь на нижний уровень. Сумасшедший бег сбивал дыхание, а мы неслись к источнику света сломя голову. Краем глаза я отметил, что стены коридора, по которому мы мчались, перестали быть серыми, с обшарпанным бетоном, и преобразились в ровно очерченные ряды прекрасно обработанных рустованных квадров, покрытых витиеватыми узорами. И никаких дверей слева и справа, как уровнем выше. Только единственная арочная дверь виднелась в конце тоннеля, откуда изливался уже не розовый, а ярко-алый свет. Мы забежали в эту дверь и огляделись. К сожалению, это был тупик и к нам вот-вот готовились пожаловать отвратительные гости.

На первый беглый взгляд мы находились в неком подобии подземного сводчатого храма овальной формы с высоким потолком и массивным чёрным алтарём посередине. Поверхность этого алтаря закрывал толстый диск из белого металла, отражающий пылающий свет лежащего на нём небольшого кирпичика из неизвестного материала, покрытого черными шевелящимися рунами и источающего тот самый кровавый свет. Пока я таращился на алтарь, а Валера взирал на омерзительные барельефы с головами полулюдей-полуящериц на стенах и потолке, к нам лавиной вторглись преследователи. На секунду эта чудовищная субстанция из вытянутых черепов, гниющих зубов, кипящих нечеловеческой яростью желтых глаз и кривых когтистых лап, замерла. Потом потекла к нам единым фронтом, рыча, воя и обдавая тошнотворным зловонием.

- Приехали, сука! – выматерился Валера и открыл стрельбу по готовому поглотить нас кошмару.

Я был полностью согласен в печальной оценке происходящего с моим другом и уже изготовился хватить лезвием топора по ближайшему прогнившему черепу, как мне в голову пришла совершенно безумная мысль, направившая мою руку в ином направлении. Изо всех сил, я хватил топором по артефакту, лежащему на алтаре, и зажмурился от слепящего снопа разноцветных искр полетевших во все стороны от разбитой на кусочки реликвии. Алый свет тут же погас и наступила абсолютная темнота, в которой …нас никто не трогал. Наши налобные фонари сели или перегорели их светодиоды в момент моего удара по артефакту. В непроглядном мраке слышалось лишь шуршание и звук чего-то валящегося на твердую поверхность.

С содроганием я включил поясной фонарь, щёлкнул кнопкой и Валера. Каменный пол древнего храма был завален кучами гниющей плоти, оседающей прямо на глазах, стекающей грязной пеной по пожелтевшим истлевшим костям в щели меду рифлеными напольными плитами. В растворяющихся останках теперь уже окончательно мёртвых тварей не угадывалось ничего человеческого. Да мы, признаться особо и не вглядывались туда, а поспешили поскорее покинуть проклятое место. Правда Валера на мгновение задержался и схватил из ниши в стене причудливую амфору с тонким горлышком. Судя по тому, с каким усилием он её тащил, амфора оказалась наполнена чем-то тяжелым и явно не соответствовала своему весу. Практичный парень, мать его так!

Возвращались на верхний уровень тем же путем, как и попали сюда. У меня не было никакого желания обыскивать помещения бункера, как и у Валеры, который обнимал, словно возлюбленную, добытый сосуд. Когда выбрались на поверхность, я изумлением взглянул на звёздную россыпь в ночном небе. Ткнул в телефон – два ночи. Хотя мы спустились в бункер чуть позже полудня и не пробыли там и часа.

Плюнув на вопиющую временную рассинхронизацию, и не желая торчать до рассвета на жутком холме, мы отправились обратно, через болото, в сторону нашей машины. В этот раз нам повезло, и опасный участок мы прошли без особых приключений. Навьюченные своими рюкзаками (рюкзаки Ивана и Серёги пришлось бросить) мы с упорством бульдога ломились к своему транспорту. Валеру прорвало: он говорил без умолку, что я угробил не целый артефакт, что это была лишь часть великого Столба Ирмина, что если постараться, то можно разыскать на свете другие его составляющие.

А я думал о том, что я скажу о пропаже моих друзей их семьям и как оправдаюсь перед влиятельным коллекционером, заказавшим мне магическую вещицу. Этот мужик способен решить проблемы с законом в любой стране и чертовски богат. И он не оставит поисков. Пожалуй, я продолжу эту работу. Только нужно, как минимум удвоить ставки.

Как я и говорил – всё имеет свою цену!

Автор: Дмитрий Чепиков https://boosty.to/mirkoshmarov

- Молодой человек, у вас свободно? – донеслось до слуха Антона, наслаждавшегося холодным пивом в парковом баре. Он вздрогнул и обернулся. Обладательницей приятного голоса оказалась миловидная девушка лет двадцати с длинными распущенными волосами.

Настроение у Антона моментально улучшилось.

Пятничный вечер до этого момента был скучноват. Его друга, Васю, составить компанию попить пива, закатив истерику, не отпустила жена. Антон собирался допить своё пиво и уйти. Пока не появилась она.

- Разумеется, присаживайтесь, – с непонятной для себя надеждой предложил он. Вера в свое обаяние у него, разумеется, была, но девушка была настолько красивой, что он растерялся.

- Вас чем-нибудь угостить? – только и смог из себя выдавить Антон, когда пересекся взглядом с её огромными зеленоватыми глазами. Не выдержав их чарующего взгляда, он опустил взгляд на её коротенькое платье, облегающее волнительные формы.

Спокойствия ему это не добавило.

- Давайте, лучше я вас угощу? – засмеялась незнакомка и неожиданно добавила, - С вашей-то зарплатой инженера, накладно, наверное, угощать. Да и кредит за машину платить надо.

- Мы знакомы? – вконец потерялся молодой человек.

- Ну что вы. Это вы знакомы мне. И не обижайтесь на мои слова, я всё про вас знаю, Антон, - тут она слегка нагнулась к нему, показав соблазнительное декольте, и прошептала, – Даже о ваших приключениях в прошлое воскресенье…

- Вы из полиции? – вмиг покрылся холодным потом Антон, вспомнив недавнюю и единственную в жизни драку в ресторане, где он в общей потасовке треснул какого-то громилу стулом по голове и сбежал.

«Вдруг он умер», - мелькнула мысль.

- Нет! Но тоже представляю власть, так сказать, более высшую. Не правоохранительные органы, не беспокойтесь, - усмехнулась девушка, кокетливо поправив волосы, - И парень тот выжил, повалялся немного и встал.

- От…откуда вы знаете, что я про него подумал? Кто вы вообще? – необъяснимая тревога охватила Антона. Идея лёгкого флирта его уже не так радовала. Да и кого обрадует, когда читают его мысли.

- У вас на лице всё написано. Меня Елена зовут. Можно Элеонора, так меня зовут подруги, - она пододвинула свой стул вплотную к стулу Антона, коснувшись его бедром, - Я пришла за вами. Мы долго наблюдали. Вам интересно?

Молодой человек молча кивнул.

- Я думаю, ваша жизнь вряд ли вас устраивает. Жена ушла к богатому человеку, ребёнка видеть не разрешает. Зарплата маленькая. Неужели хотите так жить всю жизнь?

- Что вы предлагаете, Елена? Закон я нарушать не собираюсь.

Девушка заразительно засмеялась.

- Уголовный кодекс вам нарушать не придётся, впрочем, и административный тоже. Просто едемте со мной, машина за углом. И не задавайте лишних вопросов, уже осталось мало времени. Видите? Заведение уже закрывается.

- Как? Я ведь только пришел, – Антон был готов поклясться, что минуту назад в баре было не менее двух десятков человек. А сейчас было пусто даже за барной стойкой. В парковом баре, на открытой террасе, сидели только они. Даже ветер стих и не бродили прохожие.

- Идём, Антоша… - протянула ему руку девушка, выразительно взглянув, - Или я ухожу сама, выбирай.

«Почему бы и нет», - подумал и поспешно схватил предложенную ладонь. Она едва не обожгла его ледяным холодом, так ему показалось, но руки он не убрал. Они вместе встали из-за столика и направились к выходу. Недопитое пиво осталось одиноко стоять на деревянном столике, к которому так и не пришёл друг.

В надвигающихся сумерках их ждал глухо тонированный внедорожник.

- С водителем не говори, он нервничает за рулем, - прошептала Елена, ещё сильнее прижимаясь к Антону уже на заднем сиденье автомобиля. Теперь её тело, сквозь тонкую ткань одежды, обжигало его. Водитель включил медленную классическую музыку и протянул им назад бутылку с тёмной жидкостью.

Такого восхитительного алкоголя Антон не пил никогда в жизни. Тело вмиг стало лёгким, воздушным, при его-то почти девяноста килограммах, и весь мир обернулся приятно тёплым. Прижимающая к нему очаровательная девушка позволяла рисовать в воображении самые бурные фантазии продолжения вечера.

Он потерял счет времени.

На окраине города, одинокий прохожий, бредущий по пешеходному переходу, отшатнулся от едва не сбившей его раритетной чёрной «Волги», несущейся со скоростью гоночного автомобиля. На машине номеров не было, но едва не попавшему под колеса пожилому человеку запомнилось жёлтое оскаленное лицо водителя с тёмными дырами пустых глазниц под высоким цилиндром. Перекрестившись, человек заспешил дальше…

- Наконец-то мы выехали из города, Данталион, ты едешь слишком медленно, - недовольно проворчала Елена, отняв опустевшую бутылку у Антона. Водитель мгновенно протянул новую, откупоренную, - Ну хорошо, что у тебя хотя бы всего в изобилии. Быстрее, наш друг устал ехать.

Водитель молча кивнул и прибавил ходу. За стеклом с немыслимой скоростью проносились дома, леса и поля.

- Что-то не узнаю местность, – тревожно осведомился Антон, всматриваясь в запыленное стекло автомобиля, - Где это мы? Михайловка? Никитинск?

В ответ Елена лишь улыбнулась и подарила ему страстный поцелуй, заставив молодого человека замолчать.

- Мы прибыли… - проникающий густой бас водителя заставил Антона съёжиться на сиденье. Девушка ободряюще похлопала его по спине и жестом пригласила выйти из машины.

За машиной молодого человека ждал незнакомый пейзаж. Их автомобиль стоял на дороге у подножия величественного холма. Раскидистые деревья и мелкий кустарник произрастали хаотично и буйно, по всей округе, но возле холма резко обрывались. В свете почти полной луны тяжёлые кроны высоких деревьев тихо шелестели, видимо, под порывами ветра, хотя там, где стояла прибывшая троица, не было даже лёгкого дуновения.

- Там наверху холма какие-то люди, что они там дела…? – Антон вытаращил глаза, не договорив фразы. Его спутники невероятно изменились.

Водитель, которого Елена назвала Данталионом, оказался крепким молодым человеком в чёрном костюме и одетом поверх старомодном алом плаще. В правой руке он держал увесистую книгу, с поблёскивающим золотистым тиснением.

Но больше Антона поразила Елена. Девушка стояла рядом с ним, сбросив платье, под которым не было абсолютно ничего. Её зеленые глаза блестели и тянули к себе. Волосы, бывшие прежде светлыми, потемнели и стали немного короче, но это не сделало её менее привлекательной. Впечатление слегка испортили необычайно длинные и худые руки, заканчивающиеся четырьмя когтистыми пальцами каждая.

Молодой человек не нашёлся, что сказать, и попытался хоть мысленно прочесть хоть какую-то молитву, но не смог. Данталион криво улыбнулся, демонстрируя клыки величиной в палец, в том месте, где у нормального человека должны быть обычные резцы, и крепко ухватил за руку незадачливого инженера.

- Мы в Германии, дорогой, – взяла его за вторую руку Елена, - Сегодня наш праздник, и ты станешь его апогеем. Станешь бессмертным и сильным.

- Если не умрешь раньше, - заливисто и противно рассмеялся «водитель».

- Ну что вы, герцог, не пугайте нашего друга, он и так весь дрожит, – ведьма, а у Антона больше сомнений в этом не оставалось, прижала его руку к своей груди. Нельзя сказать, чтобы это сильно успокоило молодого человека, но колотить озноб его действительно перестал.

- Пора подниматься, милый, – зашептала девушка на ухо Антону, - И называй меня здесь Элеонорой.

Земля из-под ног Антона ушла в прямом и переносном смысле. Крепко схваченный за руки, он стал подниматься к вершине холма, перемещаясь в нескольких метрах от поверхности. Цепь костров становилась ближе и ярче, и ему показалось, что он попал в приятный и одновременно дурной сон, из разряда тех тянучих и тяжёлых сновидений, из которых трудно вырваться.

О том, что это был не сон, напоминали оба до боли сжатых запястья. Где-то внутренним чутьём он понимал, что нужно сопротивляться, вырываться, отказываться. Но ему было ужасно любопытно, хотя и страшно…

На вершине их ждали ещё полтора десятка обнажённых женщин, разумеется, не таких привлекательных, как Элеонора, но зрелище было захватывающим. Опустив Антона на землю, Данталион взмыл вверх, подняв сильный ветер, и исчез. Молодой человек потёр освободившиеся руки.

- Нравятся? – спросила Элеонора у Антона, указывая на обнимающихся и что-то бормочущих развязных дам, - До рассвета можешь выбрать любую.

- В чём подвох? И смогу ли уйти, когда захочу?

Вместо ответа он получил объятия сразу двух прильнувших к нему ведьм, с хохотом обхвативших его.

- Ты можешь остаться с нами или уйти сейчас туда, вниз. Данталион вернёт тебя в твою скучную, серую и никчемную жизнь. Машина внизу, – голос Элеоноры стал хриплым и грубым, и казалось, звучал отовсюду.

Под ногой Антона вдруг что-то громко треснуло и он взглянул вниз, на миг отвлекшись от своей похотливой компании. К его ужасу он раздавил ногой человеческий череп, слишком маленький для взрослого человека.

В плавающем свете костра он разглядел, что и вся поверхность – не что иное, как уже хорошо утоптанные раздробленные кости. Ящик с торчащими из него несколькими людским конечностями хорошего настроения не добавил.

- Отпустите!!! Я не хочу… - дернулся он, но ведьмы словно приклеились к нему. Крепкий взрослый мужчина, он не мог даже немного отстранить от себя двух хрупких на вид нагих девиц, до того крепко они в него вцепились.

- Мы слишком многих потеряли, чтоб терпеть твои капризы, Антон, - долетело до его слуха, - Ты поможешь восстановить наше число. У тебя нет выбора.

- Но ты же обещала! Помогите… - пытался крикнуть инженер, но вышло что- то вроде сдавленного писка. На шею ему навесили пылающий жаром небольшой амулет и, раздев, привязали к вкопанному у самого большого костра столбу.

Только теперь пелена спала с глаз Антона, и он увидел, кто его окружает. Некоторые девушки были прекрасны лицом, но имели то чудовищной величины конечности, то вообще зияли дырами в телах, сквозь которые были видны огоньки костров. Его чуть не вырвало, когда светлая ведьма с непомерно распухшим животом и синей кожей обхватила его ноги.

- Мы так ждали тебя, милый, - очутившаяся рядом Елеонора отбросила пинком ноги чудовищно пахнувшее синее чудовище, - Нас станет больше, и ты поможешь нам в этом. И когда за нами вновь придут, мы сокрушим их…

- Кого?

- Тех, кто не даёт нам изменить всё! Тех кто…

Её перешедший на визг крик был прерван резким свистом и шипением. Голая ведьма развалилась пополам от мощного удара.

Яркие вспышки небольших взрывов усеяли всю верхушку холма. Глухие удары, лязг стали, хлюпанье разрезаемых железом тел и нечеловеческий вой гибнущих ведьм слились в единый оркестр.

В свете разгоревшихся костров Антон разглядел две высоких фигуры, мечущиеся между панически пытающимися удрать подобиями женщин. Одетые в развевающиеся темные плащи пожилые мужчины без жалости рубили всех, кого могли достать, перекрикиваясь между собой то ли на немецком языке, то ли на испанском.

Части ведьм удалось сбежать в темноту, некоторые швырялись в своих убийц огненными сгустками, от которых мужчины в плащах ловко уворачивались. Одна даже попыталась трансформироваться в нечто среднее между медведем и крупным волком, но не успела.

Всё действо заняло не более пары минут. Когда всё сопротивление было подавлено, неизвестные приблизились, переговариваясь между собой, к привязанному Антону. Всё, что разобрал молодой человек из их слов, так это их имена – Якоб и Генрих. Он уже с покорностью ждал своей участи. Пощады у этих мрачных особ просить было бессмысленно, в ловушку он завёл себя практически самостоятельно.

Однако мужчины немного посовещались и разрезали его веревки.

Осторожно, стараясь не наступить на разбросанные куски тел, Антон разыскал свою измазанную одежду. Пока он натягивал футболку, его спасители исчезли.

Только Антон начал задумываться о пути домой, как всё на холме пришло в движение. Вокруг него с бешеной скоростью начали носиться предметы и части мёртвых ведьм, создавая немыслимый круговорот. Вспышки в нём слепили и заставляли зажмуриваться.

************************

- Эй, вставай! Чего разлегся! – упитанный патрульный ткнул его в бок резиновой дубинкой. Антон очнулся на холодной деревянной лавке, неподалёку от того бара, где ждал друга, и стражи правопорядка явно признали в нём постоянного любителя спиртного. В измазанной одежде, с оцарапанным лицом и в одном ботинке Антон явно не выглядел интеллигентом.

- Пойдём-ка, прокатимся в отдел, - предложил второй патрульный.

- Нет, нет. У меня есть деньги, я такси вызову.

- Да ну его, Дань. Пусть едет. Мы уже норму сделали, - упитанному полицейскому явно было лень с ним возиться.

Антон трясущимися руками достал телефон и вызвал такси.

- Машина будет через пять минут, - сообщил приятный женский голос, - Ожидайте.

«Напился, наверное, вот и приснилось», - с облегчением подумал молодой человек, но, засовывая в нагрудный карман телефон, нащупал на груди что-то твёрдое и помрачнел.

Висящий на его шее рубин в прекрасно изготовленной серебряной оправе начал потихоньку разогреваться, и Антон поспешно переложил его в карман.

«Продам, при первой же возможности», - решил он, бредя к подъехавшему такси. Встающее над городом солнце впервые приятно радовало его…

Автор: Дмитрий Чепиков https://boosty.to/mirkoshmarov

Густой утренний туман рваными клочьями наползал на разбитую дорогу с остатками асфальта, уцелевшего с советских времен. По этим дорожным ямам давно уже никто не ездил. Даже уцелевшие участки были покрыты паутиной мелких и глубоких трещин. Путь в ранее богатый, а ныне разоренный колхоз не видел едущих по нему машин больше десяти лет. Причин туда ехать, действительно не было. Все ценное вывезли, как только колхоз-миллионер объявили банкротом. Молодые люди уехали работать в ближайшие города, а оставшиеся старики умерли в течение нескольких лет.

Обочины дороги поросли мелким кустарником и молодыми деревцами, вплотную подступившими к позеленевшим и растрескавшимся кускам асфальта. Крутые откосы тоже буйствовали густой высокой травой и пестрели красными ягодами дикой смородины. Дождливое лето дало щедрый рост яркой зелени и природа постепенно брала свое, отвоевывая у созданного человеком пути сантиметр за сантиметром. Мелкими деревцами были усеяны, и склоны, круто уходящие вниз к медленно текущей, заболоченной реке.

Теперь по этой дороге впервые за долгое время неслась машина. Подпрыгивая на ухабах и рискуя развалиться, зеленая семерка-жигули, управляемая коротко стриженым мужчиной, мчалась на сумасшедшей скорости.

Водителя звали Валерием, всего пару часов назад он пришел домой с ночной смены и увидел, как его жена занимается сексом с соседом по лестничной площадке. Причем, на новой роскошной кровати, которую они с женой вместе купили всего месяц назад, сделав себе подарок на пятилетие свадьбы. Выдав приличную серию тумаков жене и соседу Валерий, не видя ничего перед собой от ярости, сел в свой старенький автомобиль и просто поехал. В никуда. Бессмысленно. Ему весьма повезло, что он никого не сбил и не попал в ДТП, лавируя в городском автомобильном потоке. Впрочем, им была собрана изрядная порция штрафов на загородных камерах-регистраторах за превышение скорости.

Зачем он свернул на эту разбитую дорогу с шоссе, он не знал. Видимо, его утомило усыпляющее однообразие ровного движения. И вдобавок злило, что его обгоняют более дорогие автомобили. Вроде мерседеса его соседа. Вспоминая сцену измены, он каждый раз придавливал на педаль газа, выжимая максимум из двигателя несчастных жигулей. На дороге там и сям валялись старые высохшие ветки, а местами и крупные молодые деревца, сломанные сильным ветром при грозе, бушевавшей на прошлой неделе. Когда дорога стала спускаться ниже, к ней добавились клочья сизого тумана, тянущегося от множества медленно высыхающих солончаков, во множестве разбросанных у реки. Десятилетний водительский опыт позволял Валере умело лавировать между ямами и упавшими ветками, прикрытыми туманом, почти не снижая скорости и спасаясь от столкновений.

Минуя очередное препятствие, он едва не сбил невесть откуда взявшегося посреди дороги человека с тростью и крупной собакой на поводке. Пешеход, судя по походке, был пожилого возраста и к тому же хромал. Водитель только успел отметить в своем сознании его седой затылок и могучую, но согбенную спину.

Тормозить было, очевидно, поздно, и Валера инстинктивно принял решение объехать человека по неровной обочине. Несколько лишних царапин, полученных от кустов, вряд ли бы испортили семерке внешний вид. Однако только этим не обошлось. Чудо отечественного автопрома влетело правым передним колесом в заросшую травой яму полуметровой глубины, сделало немыслимый кульбит через капот и рухнуло вниз крышей на несколько молодых кленов в добрых двадцати метрах внизу от дороги. Тонкие деревца и заросли кустарника смягчили удар, почти не помяв крышу автомобиля, и спасли, таким образом, жизнь водителю. Зато всему остальному автомобилю досталось по полной программе. Из разбитого радиатора валил пар, смешиваясь с туманом, вдобавок чувствовался сильный запах бензина, вытекшего из лопнувших топливопроводов. Весь кузов, за исключением куска крыши над водителем, был измят.

Валера с трудом выбрался из покореженного автомобиля и, пошатываясь, встал. За свои тридцать лет жизни ему впервые довелось попасть в такую ситуацию. Он оглядел останки своего автомобиля. Вся его злость испарилась после аварии. Телефон он забыл дома, а теперь нужно было позвонить друзьям и вызвать помощь. Решением ему виделось только добраться до шоссе и попросить кого-нибудь позвонить или подвезти до города. В кармане шелестело несколько скомканных купюр, этого должно было хватить заплатить за проезд в рейсовых автобусах, если его никто не подберет.

– Хорошо, что жив. А жена… – да и оно к лучшему, что так вышло, – подумал Валера. Прихрамывая на правую ногу, он побрел к дороге, хотел убедиться, что человек, из-за которого он едва не погиб, все еще там. И попросить у него телефон.

Он едва не выбил себе глаз веткой кустарника в тумане, который ниже дороги был еще гуще. Немалых усилий стоило подняться ему по мокрой траве к месту, где машина попала в яму колесом. Кроссовки со стертыми подошвами скользили по склону. Невдалеке виднелся размытый силуэт старика. Он хромал в тумане, который совсем затопил дорогу, даже неба над дорогой не было видно, а окрас тумана выше сменялся с сизого на желтоватый.

– Эй, постой! – крикнул Валера, ускоряя шаг. Но старик не оборачивался. Он все также брел вперед, держа на поводке утонувшую в тумане собаку.

«Ах ты гад!» – подумал Валера и бросился догонять человека. Его возмутило, что виновник аварии и не подумал ему помочь, а теперь даже разговаривать не хотел. Боль в ноге прошла, и Валера побежал за стариком.

Странно, но те пятнадцать шагов, что были между ними, он бежал словно в замедленной съемке, почти не приближаясь к человеку в тумане. Валера списал это на ушиб головы в аварии. Когда, наконец, он догнал старика и, схватив его за плечо, развернул к себе, то пожалел об этом в ту же секунду. Даже в полоборота можно было безошибочно определить, что старик мертв, мертв уже давно. Кожа с серо-зеленого лица сползала клочьями, один глаз смотрел сквозь Валеру пустым взором, а вместо второго зияла черная дыра. Зато белые зубы были в отличной сохранности и бодро располагались ровными рядами на том месте, где раньше были плоть щек и губ. Поводок в руке мертвеца дернулся, и из тумана вынырнула оскалившаяся гнилыми зубами безобразная морда овчарки, которая была не более жива, чем ее хозяин. Собака уставилась дырами глазниц на Валеру, в шоке продолжавшего держать за рукав остановленный им труп.

Застрявшие в горле у Валеры ругательства, наконец, смогли вырваться наружу, и он, вопя, побежал прочь в сторону от шоссе. От этого ходячего кошмара и его тошнотворного запаха. Мертвецу же было наплевать на него, он продолжил свой путь с собакой в том же направлении.

Последний раз Валера бегал стометровку в школе и показывал неважные результаты. Сейчас же он с олимпийской скоростью мчался вверх по неровной дороге, бежал почти вслепую из-за плотного тумана, припадая на ушибленную ногу. Чудовищные безжизненные лица возникали перед ним одно за другим. Сначала несколько, а потом десятки мертвецов брели навстречу бегущему и задыхающемуся человеку. Они словно не замечали его, двигаясь вниз по дороге к одной им ведомой цели, о которой Валера даже думать не хотел. Но он догадывался, что побеги он в направлении их движения, ему ни за что будет не вернуться на шоссе.

Пока он просто старался огибать эту омертвевшую реальность и не думать, иначе можно было сойти с ума. Одно из мертвых лиц показалось ему знакомым.

Вернее часть лица.

Бывший начальник Валеры снес себе полголовы, катаясь без шлема на мощном японском мотоцикле. Мертвец тоже узнал его и прытко схватил Валеру за футболку, оторвав приличный лоскут вместе с кожей. Валера взвыл от острой боли и ударил кулаком мертвого босса. Тот завалился мешком на спину. При этом из разбитого сзади черепа полилось нечто мерзко пахнущее. Однако остальные бредущие мертвецы теперь остановились и потащились к взмокшему мужчине, который собрался продолжить бег после этой стычки.

– Отстаньте, уроды! – заорал Валера и ускорился, хотя ему казалось, что сейчас легкие вырвутся из груди и выпадут на склизкий, зеленый асфальт. Впереди в разрывах тумана забрезжил просвет выезда на шоссе, словно выход из тоннеля. Валера больше получаса ехал на машине вниз от него, а теперь невероятным образом за десять минут вернулся. Впрочем, отношения расстояния и времени сейчас заботили его меньше всего. Топот множества ног подстегивал его возбужденный страхом мозг, а воображение рисовало ужасные картины.

Наконец, он выбежал к вожделенному шоссе. И даже не оборачиваясь, почувствовал, что кошмар, преследующий его, отступил.

Машину посчастливилось остановить почти сразу. Красная тойота с визгом тормозов остановилась возле Валеры. За рулем сидела темноволосая симпатичная брюнетка лет двадцати пяти.

– Я попал в аварию. Подбросите до города? – попросил Валера, едва девушка опустила стекло с пассажирской стороны.

– Да, конечно. Вам нужна медицинская помощь? Я врач, – разволновалась брюнетка. Ее голос был приятным и мелодичным. – Больше никто не пострадал?

– Нет. До города довезите, я там разберусь сам. Я в порядке, – быстро сказал Валера, хотя его нога ныла всё сильнее. Но он хотел побыстрее уехать отсюда.

– Как хотите, – девушка пожала плечами, и машина мягко тронулась с места.

Они молча ехали минут десять. Валера тупо смотрел на панель перед собой, пытаясь осмыслить, что все-таки произошло.

– Свернем на заправку, и счет на телефоне пополню, чтобы вы позвонили, – сообщила девушка. Валера молча кивнул.

Машина замедлила ход перед желтой вывеской АЗС так резко, что с сиденья упала вниз высыпавшаяся из кармана Валеры мелочь. Он наклонился поднять ее, мысленно ругая брюнетку за неосторожное вождение.

Когда он собрал раскатившиеся монеты и поднял взгляд, то с ужасом понял, что за стеклом вновь мелькают бредущие мертвецы, двигающиеся по пояс в тумане по дороге, уходящей вниз.

– Куда мы едем? – охрипшим голосом спросил он у девушки, повернувшись к ней. Но на водительском сидении была не она, а уже кошмарно знакомый мертвый старик. Он открыл лишенную плоти челюсть и попытался что-то сказать Валере, но не смог – его голосовые связки сгнили. Лишь беззвучно двигал нижней челюстью.

Последней каплей для вопящего разума Валеры стало то, что его шею сзади что-то лизнуло. Он ни капли не сомневался, что эта та самая собака.

Валера с криком вывалился из машины на дорогу, повредив спину. Ног ниже спины он не чувствовал. От адской боли у него потемнело в глазах, но он все еще пытался уползти в сторону, в туман, который был более густым по краям дороги, но нечто очень сильное схватило его за волосы и потащило. Валеру волокли вниз по дороге, среди покачивающихся мертвецов, а он теперь не мог выдавить из себя ни звука. В горле словно был ком, мешающий кричать. Да и толку от крику было бы немного. Боль становилась все мучительнее, и он чувствовал, что ужасная процессия близка к завершению своего пути.

Валеру прекратили тащить и ненадолго бросили лежать. Но как оказалось только для того, чтобы его вновь схватили десятки гниющих конечностей и начали тянуть в разные стороны, отрывая куски от тела. Затем его разум погас.

Желто-сизый туман медленно рассеялся под жаром полуденного солнца, а старая разбитая дорога вновь приветливо зеленела молодой порослью кустарников, тянущихся до самой речки, несущей свои чистые воды. Прежнюю картину портил только полностью проржавевший корпус жигулей-семерки с лопнувшей от старости резиной. На нем можно было даже разглядеть кое-где сохранившуюся зеленую краску…

Автор: Дмитрий Чепиков https://boosty.to/mirkoshmarov