Ответ на пост «У меня кончается патриотизм»
Я обычный хоббит из Шира, среднего достатка, 38 лет. Семья, малыш, снимаем небольшую нору на склоне холма, обустраиваем её по вечерам, работаю в местной мастерской, получаю свои честные 500 серебрянников в год (начинал со 100). Родился в глухой деревушке на пару сотен душ, до ближайшего порядочного местечка — почти день пешком. Потом учился у старого мастера в Таукборо, перебрался в Хоббитон.
Я по-настоящему люблю свой Шир. Я гордился им — его устоями, крепким хозяйством, размеренным покоем. Мне нравилось видеть, как цветут сады, как прибавляется урожай, как в каминах всегда тепло и приветливо. И ещё недавно я был уверен, что останусь здесь навсегда: буду платить мэру положенные взносы, куплю свою первую пони, копить на собственную уютную нору.
Но сейчас, слушая разговоры на рынке и шепотки у камина, я ловлю себя на том, что меня охватывает какой-то холодный, пронзающий кризисный ужас: что происходит с моим Широм?
1) Ремесло и хозяйство Шира — в состоянии, которого не было со времён Суровой Зимы. Мы всегда гордились тем, что Шир — житница и мастерская всего Запада. Но сегодня урожаи мельчают третий год подряд, впервые хуже, чем во времена неурожая при Старом Туке. Наша легендарная ячменная пивная модель трещит по швам: поставки в Бри уходят к конкурентам с юга, а внутри границ мы уже не драйвер, а обуза. В бондарном деле — ремесле, которым мы так гордились — только за последний год пятеро мастеров закрыли лавки. Это каждый десятый в Гимарадже!
За что я должен любить «Старый погребок» или таверну «Зеленый дракон», если они больше не гарантия доброго эля, а символ упадка? Мэр их поддерживает скидками на солод, а они все равно поднимают цены. Прибыль от торговли — нулевая, ниже, чем у бродячих торговцев с востока. Ещё недавно мы кормили Бри, а теперь сами едва сводим концы с концами. Я, честно говоря, впервые в жизни вижу, как взрослые, почтенные хоббиты всерьёз обсуждают, не продать ли хозяйство и не перебраться ли за Брендивайн, в Бурые земли или вовсе к людям.
2) Управление и грамотейство. Когда нужно принять в Совете Шира какие-нибудь далёкие от жизни постановления о длине трубного дыма, или узаконить непонятные поборы на «общественные нужды» — всё делается быстро и без суеты. Но когда речь заходит о реальных проблемах людей… Скажем, о диком росте цен на зерно и муку после прошлогодних дождей, о том, что средний хоббит буквально разоряется на хлебе и солоде — где та же прыть? Где помощь? Одни обещания и медленные, неповоротливые раздачи из мэровских запасов, которые тонут в бумагах и учётах. Простому хоббиту от них — ноль.
Казна опустела, а управляющие занимаются чем угодно, кроме реальных дел. Долг Хоббитона перед поставщиками растёт — таких показателей не было давно. Но вместо того чтобы заняться амбарами, дорогами, починкой мельниц… Совет принимает бесконечные правила о том, какого цвета должны быть круглые двери и сколько раз в год стричь лужайки.
3) Бумагомарание и «природный» диктат. У нас регулируют и запрещают не дела, а целые отрасти жизни. Хочешь спилить старую яблоню на своём участке? Готовь кипу разрешений от Лесного смотрителя. Хочешь вырыть новую кладовую? Получи десяток согласий и выслушай, почему это вредит «естественному виду холмов». Всё под предлогом сохранения природы. А в итоге? Ремесленники разоряются, стройки стоят, новые сорта табака не вывести из-за правил. Край, который гордился своим уютом, сам себе перекрывает дымоход во имя абстрактных «видов», достичь которые невозможно без разрушения собственного хозяйства.
Земледельческая политика — хаос: цены растут, а амбары пустеют. Да, о земле надо заботиться, я полностью «за». Но почему решения принимаются так, как будто их выносит сход старых девственниц, видевших жизнь только из окна? Мы запретили новые мельницы у реки, но не построили ветряные. Мука стала одной из самых дорогих в окрестностях. Малые фермы просто умирают — им нечем платить за семена. Мэр устанавливает цены на рынке, но это ремесленников не спасает — они уходят. Я вижу заброшенные огороды на самых тучных землях у Воды — ещё в прошлое лето там всё колосилось.
4) Поборы и взносы. «Сбор на поддержание дорог», «налог на тень от дерева», взносы на всё что можно… Это же просто способ выкачать ещё больше серебра из карманов! Я отдаю уже больше половины урожая и доходов в виде всех возможных податей. И куда это всё идёт? На содержание раздутой управы, на угощение для заезжих чинов из Мичел Делвинга, на субсидии «экспериментальным» огородам мэра, которые до сих пор не дали ни одного доброго корнеплода. Казна пуста, а долги растут. Я чувствую себя пони на мельнице, которого гонят по кругу, чтобы поддерживать жернова, которые давно треснули.
5) Двойные стандарты знати. Чиновники в Михаэл Делвинге с высоких крылец говорят нам экономить провизию, меньше топить камины, есть больше прошлогодней картошки. А сами? Устраивают пиры на целую неделю, живут в огромных норах с десятью кладовыми, их «забота о простоте» — только для простого люда. Они принимают правила, которые бьют по мелким фермерам и ремесленникам, а сами живут в полном достатке и сытости. Где справедливость? Где то самое ширское равенство, о котором нам всю жизнь пели у камина?
Мы привыкли считать Шир краем порядка и достатка. Но попробуйте сейчас выкопать новую нору — и вы поймёте, что это миф. Огромная нехватка доброго жилья. Цены на аренду выросли в 2–3 раза за 10 лет. Любая стройка тонет в бумагах, справках, согласованиях у смотрителей. Инвесторы (а таковые есть и среди хоббитов) бегут. Жить в хорошем месте у Воды становится роскошью. Я получаю нормальную зарплату мастерового и всё равно не могу позволить себе нору на солнечном склоне — только сырой участок у болотца.
И после всего этого у меня возникает вопрос.
А стоит ли мне так упорно держаться за идею «работать только на благо Шира»?
Стоит ли годами платить неподъёмные взносы, чтобы потом услышать, что в казне «пусто»?
Стоит ли надеяться, что когда-нибудь станет лучше?
Стоит ли копить на свою нору, когда земля дорожает быстрее, чем я успеваю откладывать?
Лопату спёрли бродячие людишки с востока. Так что придется без неё. Копайте.
