Родился Иван Лапиков 7 июля 1922 года на хуторе Заячий в непосредственной близости от деревни Горный Балыклей, что в Царицынском уезде Самарской губернии. Родители мальчика – обычные крестьяне Герасим и Марина Лапиковы. Мать родила сына прямо в поле и сама перерезала пуповину при помощи серпа.

Мать до конца жизни была неграмотной, расписывалась крестом, но была спокойной, мягкой, по-деревенски интеллигентной женщиной. Эти черты характера передались актёру от нее, а еще – музыкальность. От отца достались любовь к порядку, внутренний стержень и то, что сейчас называют харизмой.

Учился Иван в Сталинграде, там же посещал драматический кружок и самодеятельный оркестр при заводском Доме культуры и вплоть до окончания школы не мог выбрать между музыкой и актерством.

Родители Лапикова были очень набожными и потому считали лицедейство греховным занятием. Но вопреки воле отца Иван уехал в Харьков, поступил в театральное училище, но проучился только два года.

Во время Великой Отечественной войны бывший студент вернулся домой, строил оборонительные заграждения и переправы. Весной 1945-го Лапикова, так и не получившего высшего образования, приняли в труппу Сталинградского драматического театра имени Максима Горького, доверили исполнять характерные роли второго плана.

На сцену театра Иван Герасимович выходил на протяжении 20 лет в образах шекспировского Гремио, булгаковского Крапилина, гоголевского Ляпкина-Тяпкина, но больше всего любил комедии.

Ивана Лапикова часто называют королем эпизода. Актер считал, что сняться в эпизоде и суметь завоевать любовь зрителя, намного тяжелее, чем исполнить роль главного героя. Главных героев любят всегда, а вот запомниться зрителю, мелькнув всего несколько раз на экране, это надо еще постараться.

Творческую биографию Иван Лапиков начал в 50-х, когда появился на съемочной площадке фильмов «Солдаты» и «Запасной игрок». Роли абсолютно незначительные, имени актера, воплотившего их на экране, даже не указали в титрах.

Всенародную любовь зрителей актер сумел завоевать после выхода ленты «Председатель», где ему доверили роль Семена Трубникова. Картина знакомила зрителя с послевоенной жизнью в деревне. Роль главного героя досталась Михаилу Ульянову. Он как-то сказал, что уважал и даже побаивался Лапикова, от которого исходила невероятная «психофизическая правда».

В картине «Андрей Рублев» режиссера Андрея Тарковского Лапиков перевоплотился в монаха Кирилла. Он сыграл гордого, завистливого, не блещущего талантами человека, который привык скрывать свои пороки за смирением и маской набожности.

Иван настолько органично вжился в образ старика из фильма «Непрошенная любовь», что даже не верилось, что эту роль играет молодой артист. Лапиков примерил на себя роль деда Гаврила, спасшего красноармейца. Это знакомство полностью изменило взгляды его герояна мир, но это не остановило названного сына. Молодой человек покидает его дом, и возвращаться не собирается.

Очень естественно артист смотрелся в образе старшины Поприщенко из фильма «Они сражались за родину». Съемочная группа видела в Лапикове не просто актера, а человека, пережившего войну, ужасы которой читались в каждом его взгляде.

В 1973 году на экраны вышла картина «Минута молчания», в которой Лапиков стал Борисом Краюшкиным. Эта роль принесла артисту Государственную премию имени братьев Васильевых.

Вскоре копилка работ Лапикова пополнилась образом главного героя в ленте «Истоки». Он сыграл Дениса Крупнова, сталевара. Сюжет этой семейной саги о двух поколениях сталеваров, о том, как они живут, о чем мечтают. Временной отрезок этой картины достаточно длительный, от революции до начала Великой Отечественной войны.

Доводилось Ивану Лапикову играть не только простых людей, но и занимающих высокое положение в обществе. В сериале «Россия молодая» артисту предложили стать архиепископом Афанасием. В исполнении Лапикова владыка получился очень колоритным персонажем. Глядя на него, кажется, что он кроме церковной власти наделен и общечеловеческой. Он очень умный, невероятно добрый и проницательный. Может быть и жестким, но не способным на жестокость.

Вскоре после этого фильмография артиста пополнилась драмой «Моя судьба», где Лапикову предложили примерить на себя генеральский мундир Михаила Ермакова. Как ему удавалось так просто и понятно передавать правду жизни на экране, не приукрашивая ее и не задумываясь о том, нравится ли он кому-то или досаждает, так и осталось загадкой. Талантливому артисту это оказалось по плечу, не взирая на то, что он так и не получил профессиональное образование.

Больше всего Лапиков запомнился своим поклонникам по роли Панкрата Назарова в первом советском многосерийном проекте «Вечный зов». Режиссерами этого фильмастали Валерий Усков и Владимир Краснопольский. После выхода этой картины на экраны, Лапиков удостоился Государственной премии СССР.

Затем артист получил приглашение на съемки в трилогии о войне «Фронт без флангов», «Фронт в тылу врага», «Фронт за линией фронта». Он воплотил на экране образ Ерофеича, за который его наградили премией Ленинского комсомола.

Иван Лапиков женился в 1950-м на актрисе Сталинградского драмтеатра Юлии Фридман. Жена происходила из дворян, ее дед занимал пост начальника Закавказской железной дороги. В семье родилась единственная дочь Елена, воспитание девочки на первых порах легло на плечи бабушки, пока родители целыми днями пропадали на сцене.

В 1979-м Елена подарила Ивану Герасимовичу и Юлии Александровне внука Алексея. Лёшу актер обожал, с удовольствием сидел с ним, постоянно пытался чему-нибудь научить. Благодаря деду уже к десяти годам мальчик прочитал всего Гоголя.

Лапиковы, несмотря на популярность главы семьи, всегда жили скромно, рассказывала Елена. Родителей занимало только творчество, работа, материальный достаток стоял на последнем месте. Иван Герасимович отменно готовил, весь дом тащил на себе. В перерывах между съемками много читал, слушал джаз, когда становилось совсем скучно – ехал на рыбалку.

Этот артист жил по принципу: «Все мы на этой земле гости, с собой ничего не унесешь!» Любимой профессии Иван Лапиков отдавал все силы и умер так, как мечтали многие артисты, – на сцене.

Собственное здоровье Ивана Лапикова не интересовало. После инсульта врачи не давали прогнозов, выходила артиста супруга. По словам дочери, подняла на уши полгорода. После болезни актер еще и снялся в главной роли в фильме «Семнадцать левых сапог». Вне больничных стен Лапиков лечил последствия инфаркта. К перечню причин смерти, как предполагала Елена, добавились и переживания по поводу развала Советского Союза.

На майские праздники 1993-го Иван Герасимович вместе с Сергеем Бондарчуком планировали выступить в подмосковной воинской части. Сердце актера не выдержало прямо на сцене. И дочь в интервью осмелилась сказать: «Папа был бы не против такой смерти для себя. Не в больнице, не в постели — на выступлении. Перед публикой. На рабочем месте».

Народного артиста похоронили на Ваганьковском кладбище в Москве. В 2002 году в родном селе Лапикова открыт музей, а в 2003-м на доме в Волгограде, где он жил, установлена мемориальная доска.

P.S : Пишите в коментариях какие ваши любимые актеры, а я поищу для вас интересные факты из жизни любимых звед.

P.S 2: Спасибо читателям за поддержку). Присоеденяйтесь к группе "Истории Жизни. Биографии", где все биографии будут собранны в одном месте.
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------Вы можете так же поддержать автора, дабы вдохновить его на новые публикации. https://pay.cloudtips.ru/p/01d79ae4

В сериал же «Вечный зов» Мартынова вообще утвердили без проб. Во время съемок с артистом произошел курьез. В башкирской деревне, где шла работа, на актера напало местное хулиганье. Хотели ограбить. Но Мартынов не дал себя в обиду, хотя и пострадал. Гримерам потом несколько дней приходилось замазывать синяки на его лице. Тяжело далась ему работа в продолжении сериала. Помните душераздирающую сцену собирания милостыни у поезда? Говорят, перед съемкой этого эпизода актер принял сто грамм, чтобы успокоиться. Артиста душили слезы.

Будущий актер родился вскоре после окончания Великой Отечественной войны – осенью 1945 года. В семье было трое детей, и Андрей был младшим. Отец получил первую группу инвалидности по зрению. Однако это не мешало ему играть в драматическом кружке. На спектакли он брал с собой младшего сына. Андрей уже в школе начал проявлять свои актерские способности. Педагоги пророчили юноше большое будущее. И не ошиблись. После школы Мартынов пытался поступить в Щуку. Успешно сдал все экзамены, но не прошел по возрасту. Парню на тот момент еще не исполнилось 17 лет.

Вместо вуза Андрей пошел трудиться на стройку каменщиком и… готовиться к следующим экзаменам. Спустя год Мартынов поступил в ГИТИС, по окончании которого стал служить в ТЮЗе. А в 1972 году наступил его звездный час в кино.

Примечательно, что благодаря кинокартине «…А зори здесь тихие» актер встретил свою будущую супругу – Франциску Тун. С девушкой он познакомился во время поездки в Германию. В составе творческой группы актер представлял фильм на 22-м Берлинском кинофестивале. Франциска была дочерью немецкого дипломата, обучалась в МГУ. Позже она станет первой немкой, которая защитит диссертацию по творчеству Василия Шукшина. С творческой группой на фестивале она работала как переводчица. Между ней и Андреем Мартыновым завязались романтические отношения. Вскоре молодые люди поженились.

В Москве актер смог купить небольшую квартиру для себя и жены. Но прекрасно понимал, что его супруга привыкла совсем к другой жизни. И попросил помочь с жилплощадью тогдашнее руководство столицы. Московские начальники не смогли отказать лауреату нескольких государственных премий и дали даже две хорошие квартиры на одной лестничной клетке.

Коллеги по Театру юного зрителя, где тогда служил Мартынов, и раньше недолюбливали актера. Считали его выскочкой, случайно поднявшимся из самых низов. И никак не могли простить громкий кинодебют, сделавший его всенародным любимцем. А уж когда он женился на красавице-иностранке, получил возможность свободно выезжать за рубеж, да еще и даром получил жилплощадь, этого они стерпеть не смогли. И устроили ему в театре травлю. Как бы сейчас сказали, психологический буллинг. Работать там стало невозможно. Андрей Леонидович не стал терпеть интриги и сплетни, не устраивал разбирательств. Он просто тихо написал заявление и покинул театр.

Тем временем, в семействе Мартыновых появилось пополнение – родился сын Александр. Когда настала пора идти в школу, оба родителя решили, что мальчик должен обучаться в Германии. Мать взяла сына и вернулась в Берлин. Мартынов же остался в России. Так и жил многие годы – на две страны. Но полноценной семейной жизни на расстоянии не получилось. В 2017 году Андрей Мартынов и Франциска Тун официально развелись.

При этом сохранили нормальные человеческие отношения. Сын давно вырос. Стал театральным художником, женился. С супругой Моникой они воспитывают троих детей – двоих сыновей и дочку. Все трое, увы, по-русски не говорят. Зато с гордостью носят фамилию знаменитого деда. Андрей Леонидович старается регулярно навещать сына с внуками, с которыми у него теплые взаимоотношения.

Сегодня Мартынов отдыхает на пенсии. В кино он в последнее время почти не снимался. Больше занимался дубляжом зарубежных фильмов. В частности, его голосом говорит актер Лиам Нисон в легендарном «Списке Шиндлера». Новый же российский кинематограф артист так и не принял. Считает его «невежественным и шаблонным». Да и здоровья уже нет, чтобы сниматься как раньше. Как сказал Мартынов, ему жаль пожилых коллег, вынужденных работать до самой старости. Сам он не хочет быть на них похожим.

источник

А вот Книгу , к моему сожалению, за свои 33 года я читаю впервые.
Отрывок с этим диалогом привожу ниже, кто не читал крайне советую.

****

— Ну что же, Петр Петрович… — Полипов, думая, что разговор с ним заканчивается, хотел было встать. Однако Лахновский жестом попросил сидеть. — Ну что же… Не удалось нам выиграть в этом веке, выиграем в следующем. Победа, говорит ваш Сталин, будет за нами. За Россией то есть. Это верно, нынче — за Россией. Но окончательная победа останется за противоположным ей миром. То есть за нами.

В тихом скрипучем голосе не было сейчас ни злости, ни раздражения, отчего слова, вернее, заключенные в этих словах мысли звучали в устах Лахновского убедительно.

— Не ошибаетесь? — вырвалось у Полипова невольно, даже протестующе.

— Нет! — повысил голос Лахновский. — Вы что же, думаете, Англия и Америка всегда будут с Россией? Нельзя примирить огонь и воду.

***
— Слушай меня, Петр Петрович, внимательно. Во-первых, непобедимых идей нет. Идеи, всякие там теории, разные политические учения рождаются, на какое-то время признаются той или иной группой людей как единственно правильные, а потом стареют и умирают. Ничего вечного нету. И законов никаких вечных у людей нет, кроме одного — жить да жрать. Причем жить как можно дольше, а жрать как можно слаще. Вот и все. А чтоб добиться этого… ради этого люди сочиняют всякие там идеи, приспосабливают их, чтоб этой цели достичь, одурачивают ими эти самые массы — глупую и жадную толпу двуногих зверей. А, не так?

***
— Что же, с моей точки зрения, произошло в мире после революции в России? — серьезно продолжал Лахновский. — Впрочем, не будем говорить о всем мире, это слишком сложно. Возьмем одну Россию. Ну что ж, в так называемом народе произошел взрыв биологического бешенства…

Полипов взглянул теперь невольно на Лахновского.

— Да, — кивнул тот, — я так считал тогда, в те годы, и сейчас считаю. Именно! Слепое биологическое бешенство, заложенное в каждом людеобразном, вырвалось наружу. И силы, которым определено всевышним держать в узде человеческое стадо, не выдержали, были сметены. Российские правители были безмозглые дураки, это давно очевидно. Надо было или держать это биологическое бешенство народа в узде, в таких крепких сосудах, чтобы оно оттуда не выплеснулось и не разорвало сам сосуд, или, если это трудно или невозможно, давать отдушину, спускать потихоньку пар из котла… Ну, не знаю, какие-то подачки, что ли, бросать время от времени всем этим рабочим и крестьянам, всей вонючей дряни… Рабочий день, скажем, уменьшить, платить чуть побольше. Всякие развлечения обеспечить. Что римляне требовали от своих правителей? Хлеба и зрелищ! Как-то удовлетворять самые низменные потребности этих скотов. Но власть имущие в России до этого не додумались. И прошел по России смерч, который все смел на своем пути. Так?

***
Лахновский недовольно поморщился от такой непонятливости и терпеливо продолжал ему растолковывать, как маленькому:

— Я ж тебе и объясняю… В этом веке нам уже не победить. Нынешнее поколение людей в России слишком фанатичное. До оголтелости. Войны обычно ослабляли любой народ, потому что, помимо физического истребления значительной части народа, вырывали его духовные корни, растаптывали и уничтожали самые главные основы его нравственности. Сжигая книги, уничтожая памятники истории, устраивая конюшни в музеях и храмах… Такую же цель преследует и Гитлер. Но слишком он многочислен, что ли, этот проклятый ваш советский народ… Или он какой-то особый и непонятный… И в результате войны он не слабеет, а становится сильнее, его фанатизм и вера в победу не уменьшаются, а все увеличиваются. Гитлер не может этого понять, а если бы понял, как-то попытался бы выйти из войны. Значит, он обречен, и его империя, его тысячелетний рейх, накануне краха… Значит, надо действовать нам другим путем. Помнишь, конечно, Ленин ваш сказал когда-то: мы пойдем другим путем. Читал я где-то или в кино слышал… Что ж, хорошая фраза. Вот и мы дальше пойдем другим путем. Будем вырывать эти духовные корни большевизма, опошлять и уничтожать главные основы народной нравственности. Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением, выветривать этот ленинский фанатизм. Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, будем всегда главную ставку делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать ее! — Сморщенные веки Лахновского быстро и часто задергались, глаза сделались круглыми, в них заплескался, заполыхал яростный огонь, он начал говорить все громче и громче, а под конец буквально закричал: — Да, развращать! Растлевать! Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов!

***
— Весь этот остальной мир вы и можете… оболванить, — почти крикнул Полипов. — А народов России это не коснется.

— Как сказать, как сказать… — покачал головой Лахновский, спрятал табакерку, начал опять острием трости ковырять в ковре. А поковыряв, произнес со вздохом: — Сейчас трудно все это представить… тебе. Потому что голова у тебя не тем заполнена, чем, скажем, у меня. О будущем ты не задумывался. Окончится война — все как-то утрясется, устроится. И мы бросим все, что имеем, чем располагаем… все золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей! Человеческий мозг, сознание людей способно к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности поверить! Как, спрашиваешь? Как?!

— Мы найдем своих единомышленников… своих союзников и помощников в самой России! — срываясь, выкрикнул Лахновский.

Полипов не испытывал теперь беспокойства, да и вообще все это философствование Лахновского как-то не принимал всерьез, не верил в его слова. И, не желая этого, все же сказал:

— Да сколько вы их там найдете?

— Достаточно!

— И все равно это будет капля в море! — из какого-то упрямства возразил Полипов.

— И даже не то слово — найдем… Мы их воспитаем! Мы их наделаем столько, сколько надо! И вот тогда, вот потом… со всех сторон — снаружи и изнутри — мы и приступим к разложению… сейчас, конечно, монолитного, как любят повторять ваши правители, общества. Мы, как черви, разъедим этот монолит, продырявим его. Молчи! — взревел Лахновский, услышав не голос, а скрип стула под Полиповым. — И слушай! Общими силами мы низведем все ваши исторические авторитеты ваших философов, ученых, писателей, художников — всех духовных и нравственных идолов, которыми когда-то гордился народ, которым поклонялся, до примитива, как учил, как это умел делать Троцкий. Льва Толстого он, например, задолго до революции называл в своих статьях замшелой каменной глыбой. Знаешь? И когда таких, кому это безразлично, будет много, дело сделается быстро. Всю историю России, историю народа мы будем трактовать как бездуховную, как царство сплошного мракобесия и реакции. Постепенно, шаг за шагом, мы вытравим историческую память у всех людей. А с народом, лишенным такой памяти, можно делать что угодно. Народ, переставший гордиться прошлым, забывший прошлое, не будет понимать и настоящего. Он станет равнодушным ко всему, отупеет и в конце концов превратится в стадо скотов. Что и требуется! Что и требуется!

***
— Вот так, уважаемый, — произнес он голосом уже не гневным, но каким-то высокопарным. — Я, Петр Петрович, приоткрыл тебе лишь уголочек занавеса, и ты увидел лишь крохотный кусочек сцены, на которой эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия о гибели самого непокорного на земле народа, об окончательном, необратимом угасании его самосознания… Конечно, для этого придется много поработать.