Леваки постоянно несут чушь о том, что Коммунистическая партия Китая, с началом политики реформ и открытости, якобы, «прекратила классовую борьбу», пошла по «бухаринскому пути» и так далее. Появляются фейковые новости об «отмене диктатуры пролетариата» в Китае.

Предлагаю немного погрузиться в этот вопрос. Начнем с небольшой исторической справки.

Свернуть

Во время «Великой пролетарской культурной революции» Мао Цзэдуном и ЦК КПК был совершен ряд ошибок «левого» характера. Среди них тезис о классовой борьбе как об «основном противоречии», «ключевом звене социализма» и т.д., а также «теория продолжения революции при диктатуре пролетариата». Понятно, что социалистическая революция, в смысле социалистических преобразований, продолжается до построения коммунизма, но эта теория не об этом. Она о том, что новая буржуазия и старые буржуазные элементы активно захватывают руководство партией и государством, и против них необходимо проводить «пролетарские революции» (да, именно так, революции. Не одну, не две, а множество), то есть свергать их. Но если Мао и китайские коммунисты при всем этом не отрицали необходимость развития производительных сил и указывали на недопустимость противопоставления развития экономики и классовой борьбы, то левые контрреволюционеры — группа Линь Бяо и «четверка», используя возникшие из-за ряда обстоятельств ошибки коммунистов, возводили в абсолют классовую борьбу, утверждали о первоочередной необходимости «всесторонней» и «тотальной» диктатуры над буржуазией в ущерб производству. Под «классовой борьбой» они на деле подразумевали погромы и провокации, травлю коммунистов. Прикрываясь левацкими фразами, они готовили контрреволюционный переворот. После разгрома «четверки» компартия начала разбираться с их идейным наследием. Активные обсуждения шли до конца 1970-х годов с одновременным отвержением ошибочной концепции «двух абсолютов» («Абсолютно все решения, вынесенные Председателем Мао, мы должны стойко защищать, абсолютно все указания, данные Председателем Мао, мы должны неизменно соблюдать»).

На третьем пленуме ЦК КПК 11 созыва была сформулирована и принята конкретная программа модернизации промышленности, сельского хозяйства, армии, науки и технологий, а также окончательно отброшены неправильные представления о классовой борьбе времен «Культурной революции». Выводы, сделанные на пленуме, кратко сформулировал Хуа Гофэн: «Осуществление четырех модернизаций к концу века, повышение нашего нынешнего низкого уровня производительности до уровня, соответствующего современной стране, и последующее преобразование тех элементов наших текущих производственных отношений и надстройки, которые препятствуют модернизации, а также искоренение всех вредных старых привычек — все это составляет основное противоречие, которое должно быть разрешено, и центральную задачу, которая должна быть выполнена всем нашим народом на текущем этапе. Для выполнения этой центральной задачи мы должны придерживаться диктатуры пролетариата и классовой борьбы. Однако классовая борьба более не является основным противоречием в нашем обществе; ведя ее (!!!), мы должны сосредоточиться на центральной задаче социалистической модернизации и служить ей».

То есть классовая борьба никуда не делась, государство не стало «общенародным», совершенно ничего общего с хрущевским и бухаринским ревизионизмом тут нет. Но основная задача социалистического государства, государства диктатуры пролетариата, — это развитие производительных сил. Или же «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путём непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники» (И.В. Сталин, «Экономические проблемы социализма в СССР»). Именно развитие страны пытаются саботировать (и пытаются захватить власть, разумеется) контрреволюционеры. Поэтому борьба с саботажниками социалистического строительства — это часть классовой борьбы, а классовая борьба при социализме — это защита социалистического государства от внутренних и внешних врагов. Классовая борьба при социализме не самоцель, не «ключевое звено». Она служит конкретным задачам развития производительных сил, продвижения к коммунизму и обеспечения расширенного потребления.

И если того, что я написал выше, все еще недостаточно, дадим слово Дэн Сяопину («Текущая обстановка и наши задачи (16 января 1980 года). Речь на созванном ЦК совещании кадровых работников», ПСС, том 2):

Могут спросить, почему все еще существует классовая борьба, раз эксплуататорские классы как таковые уже ликвидированы? Теперь всем очевидно, что как то, так и другое — объективные факты. Хотя наша борьба с разношерстными контрреволюционерами, серьезными нарушителями общественного порядка, злостными преступниками и преступными шайками не полностью относится к классовой борьбе, но она включает в себя классовую борьбу... Приверженцы групповщины все еще существуют, причем народилось немало новых погромщиков. К тому же орудуют различные шайки хулиганов и уголовные преступники всех мастей, контрреволюционеры, действующие тайно в сговоре с иностранными силами и тайваньскими органами особой службы. Кроме того, есть так называемые «демократы», открыто выступающие против социалистического строя и руководства Коммунистической партии, а также люди с темным умыслом. Пренебрегать этими людьми тоже нельзя. Их знамя ярко. Хотя порой они и заявляют, что-де стоят за Председателя Мао Цзэдуна и Коммунистическую партию Китая, на самом же деле они выступают против руководства Коммунистической партии, против социализма. По существу они считают, что социализм не идет в сравнение с капитализмом, а континентальная часть Китая не идет в сравнение с Тайванем. Правда, они отнюдь не знают, что представляет собой капитализм, не знают о реальном положении на Тайване, многие из них сбились с пути и нуждаются в воспитании и наставлении на правильный путь. Однако в отношении этих так называемых «демократов» нельзя быть наивными, нужно уяснить их общую тенденцию и подлинные намерения. Есть еще нарушающие общественный порядок анархисты, крайние индивидуалисты и т. д.

А что в современном Китае? Обратимся к Конституции КНР (Преамбула):

В нашей стране эксплуататоры как класс уже ликвидированы, однако классовая борьба в определенных рамках будет существовать еще в течение длительного времени. Китайский народ должен будет вести борьбу против внутренних и внешних вражеских сил и элементов, которые подрывают наш социалистический строй.

А помните, как Иосиф Виссарионович говорил о некоторых периодах усиления классовой борьбы при социализме, за что впоследствии подвергался особым нападкам со стороны троцкистской клики ЦК КПСС? Так вот, китайские товарищи говорят о том же, о чем говорил Сталин. Читаем Устав КПК:

На нынешнем этапе главное противоречие китайского общества заключается в противоречии между постоянно растущими потребностями народа в прекрасной жизни и неравномерностью и неполнотой развития. В силу внутренних факторов и зарубежного влияния классовая борьба до определенной степени еще длительное время будет продолжать свое существование, а при известных условиях, возможно, и обостряться, но она уже перестала быть главным противоречием.

Вот такой «отказ от классовой борьбы»!

И что же на деле? А вы посмотрите на новости из Китая. Классовая борьба в КНР ведется непрерывно. Регулярно арестовываются и предаются суду государственные преступники, разного рода контрреволюционеры и прочие антисоциалистические элементы. В том числе и идейные, «политические» контрреволюционеры, такие как «Новая банда четырех».

Подытоживая, надо сказать, что Китай, как и прочие страны диктатуры большинства народа (рабочего класса), ведет классовую борьбу в интересах развития экономики и повышения уровня жизни широких масс. У леваков же, видимо, какое-то свое, ничего не имеющее общего с действительностью представление о классовой борьбе при социализме.

Маркс пришел к тому, что именно в передовых капиталистических странах революция созреет первой. Там, где буржуазия уже расчистила пространство, где пролетариат стал массовым классом, где сама логика капитализма разоблачена до предела.

Капитализм, по Марксу, должен был породить своего могильщика — сознательный, организованный пролетариат, который, опираясь на развитые производительные силы, отменит частную собственность и наемный труд.

Парадокс истории

Но реальная история развернулась иначе. Революции XX века происходили не в ядре капиталистической системы, а на ее периферии: там, где и пролетаризация, и урбанизация, и индустриализация были отнюдь не завершены.

Вместо «зрелых» пролетарских революций мы получили революции «догоняющего развития» — попытку одним рывком перепрыгнуть через несколько стадий эволюции капитализма, опираясь на отсталое крестьянское большинство. В странах, где капиталистические отношения сформировались, где пролетариат составлял значимую долю населения и играл существенную роль в экономике, мы не найдем победы социалистической революции.

У этого парадокса есть очень простое объяснение. Социалистическая революция в ее историческом виде решала задачу индустриальной модернизации и создавала общество всеобщего наемного труда, общество тотальной пролетаризации. Она была прогрессивна прежде всего там, где капитализм по каким-то причинам не способен сам довести этот процесс до конца — где буржуазия слаба, зависима, связана с архаичными формами эксплуатации, подчинена мир-системной логике вывоза капитала и не может (или не успевает) индустриализировать страну.

Крестьянский океан

И вот тут на сцену выходит крестьянство. Его революционное значение в XX веке часто оказывалось даже выше, чем у пролетариата, потому что именно оно являлось наиболее массовым и при этом системно угнетаемым слоем.

Пролетариат в периферийных странах был слишком малочисленным, слишком связанным с городами-анклавами, слишком включенным в мировые цепочки капитала — а вот крестьянство представляло собой тот самый океан недовольства, в котором и развернулось большинство революционных процессов.

Крестьянское угнетение носило архаичный характер: оброк, задолженность, кабальные аренды, отсутствие прав, фискальное давление. При этом крестьянин уже был втянут в товарное производство — он продавал хлеб, шел на сезонные подработки, встраивался в рынок, — но все меньше мог прокормить себя со своего надела. Он фактически уже жил в логике капитализма, товарного производства, но воспринимал свою ситуацию не как классовый вопрос, а как «земельный вопрос»: мало земли, земля не наша, надо переделить.

Феномен эсеров

На этом фоне особенным выглядит феномен партии эсеров. Они обещали как раз то, что слышал и хотел крестьянин: решение земельного вопроса в рамках привычного уклада — общинного, мелкотоварного производства. Черный передел, социализация земли, самоуправление общин.

Это были, скорее, идеи регресса к прошлому, но в «благородной» обертке социализма.
С точки зрения марксистской логики такая программа должна была уйти на свалку истории вместе с миром, который ее породил. Но в реальности именно она лучше всего артикулировала интересы крестьянского большинства.

Программа крестьянства сводилась к двум простым вещам: передел земли и местное самоуправление. Земля — тем, кто ее обрабатывает, и возможность самим решать местные дела.

Однако фактическим «решением» земельного вопроса исторически стала не идиллическая крестьянская община, а индустриализация и урбанизация, проведенные в неклассически-капиталистической форме — через коллективизацию, план, массовый исход в города и заводы. Земельный вопрос «разрешили» тем, что значительную часть населения фактически оторвали из земли.

От крестьянина к наемному работнику

Пролетаризация означала переход в более развитые экономические отношения: вместо относительно автономного, но нищего крестьянина — работник, полностью зависящий от продажи рабочей силы, но с регулируемым рынком доходом в форме зарплаты, покрывающий его жизненные средства.

Он терял контроль над средствами производства и над своей жизнью, но получал включенность в более производительную систему. Чтобы сгладить риски, дисбалансы и неопределенность, потребовались компенсационные механизмы социального государства — медицина, образование, пенсии, пособия, представительные политические институты.

Наши дни: Квартирный вопрос

Перенесемся в наши дни.
Пролетаризация стала почти тотальной. Большинство людей в мире существуют как наемные работники, встроенные в гигантские цепочки общественного производства. Но теперь противоречия нарастают уже внутри капиталистической системы! Наемный труд в своем нынешнем виде почти нигде не дает большинству людей возможности устойчиво воспроизводить себя: завести семью, вырастить детей, купить жилье — и не жить на грани.

Самым ярким проявлением этой невозможности стал «квартирный вопрос», который вновь вылез в виде структурного кризиса, а не частной проблемы. Недаром именно на повестке доступного жилья возносится почти из ниоткуда в мэры Нью-Йорка мало известный «легальный социалист» Мамдани, именно вокруг вопроса недвижимости гремят скандалы имени Долиной по России, и даже в Китае самые пристальные взоры направлены на проблемы застройщиков.

А ведь жилье сегодня — все еще не только товар конечного потребления. Жилье — это прежде всего доступ и к инфраструктуре для воспроизводства, вроде школ для получения образования детьми, и главное — к привилегированным рабочим местам, поэтому стоимость жилье в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, Москве и Санкт-Петербурге, Пекине и Шанхае достигает невообразимых величин.

Дифференциальная рента здесь критична настолько же, насколько она была важна для крестьянских наделов. И ровно настолько же прикрепление к земле и необходимость выплачивать долги за нее сегодня обернулись ипотечным рабством для пролетариата, удерживая его на коротком поводке корпоративного работодателя.

Когнитариат и неравенство

Кто сегодня все еще может позволить себе жилье, накопления, относительную свободу? Хотелось бы сказать — «дефицитные работники», но это не так. Дефицитная швея, учитель, врач, слесарь, даже инженер все равно зарабатывают сравнительно мало. Их труд остро востребован, но рынок не поднимает им зарплаты: такой работник привязан к ограниченному числу потребителей его продукта труда, и не так много людей могут скинуться из своей зарплаты на компенсацию за его труд.

На вершине доходной пирамиды оказываются те, у кого высока когнитарная нагрузка в деятельности. Те, чей основной продукт нематериален и может быть потреблен сразу огромным числом людей. Один и тот же код, курс, дизайн, ролик, финансовый продукт — это сразу тысячи, миллионы потребителей. А те, кто обслуживает ограниченное число тел, машин, квартир, — страдают: их клиенты физически не могут заплатить им больше того, что сами зарабатывают в этой же системе.

Так возникает класс производителей «идеального» — IT-специалисты, дизайнеры, успешные блогеры и ютьюберы, авторы онлайн-курсов, люди из медиа и финтеха. К ним цепочкой присасываются инфлюенсеры, инфоцыгане, разводилы, мошенники — те, кто паразитирует на той же логике масштабируемого внимания.

Человеку, работающему в «материальной» сфере, советуют обзавестись «личным брендом»: вести соцсети, записывать сторис, накапливать символический и социальный капитал, то есть всеми силами добавить к своему труду когнитарное измерение, чтобы выйти на достойный заработок.

Новая «индустриализация»

Иначе говоря, на смену чистой пролетаризации приходит когнитаризация.

Как когда-то в сельском хозяйстве реальным ответом на земельный вопрос был не укрепленный сход и не прописанный в уставе «общий надел», а трактор в поле и завод по его производству, так и сегодня для пролетариата ответом на «квартирный вопрос» и вообще на вопрос воспроизводства становится не очередной жилищный или производственный кооператив, а нейросеть и робот в сфере материализации исходников.

Все больше людей создают нематериальные формы — идеи, чертежи, модели, код, — и нам нужен слой автоматизированного труда, который превращает эти исходники в вещи.

У творческого труда, когнитарного труда есть принципиальное отличие: его нематериальный продут потребляется неисключительным образом. Один и тот же курс, статья, чертеж, софт могут быть использованы сколь угодно большим числом людей одновременно, без того, чтобы кто-то остался обделен. В отличие от материального продукта, где один проданный хлеб уже нельзя продать другому, и где нужны права собственности для гарантии оптимальной аллокации ограниченного ресурса, с когнитарным продуктом рост числа потребителей не требует пропорционального роста затрат труда. Это и создает пространство для действительно иного, нетоварного способа производства.

В пределе, в обществе всеобщего когнитарного производства, каждый участник неизмеримо богаче, чем специалист в обществе разделения труда. Ведь там, где деятельность человека создает идеальный исходник, а материализация автоматизирована, каждый потребляет не эквивалент продукта собственного труда, а продукт труда всех остальных людей вообще.

Но крестьянину, чтобы перейти к более обеспеченному существованию поставщика квалифицированной рабочей силы в системе товарного производства, потребовалось «довериться рынку» и перестать пытаться обеспечивать себя самого своим хозяйством. Аналогично наемному работнику предстоит отбросить идею эквиалентного обмена и распределения по труду, чтобы войти в изобильное царство когнитарного производства.

Эсеры XXI века

Ортодоксальные марксисты, политическая повестка которых сегодня выстраивается вокруг повышения зарплат, укрепления профсоюзов, социального жилья, доступной медицины, создания кооперативов в рамках рынка, по сути, занимают нишу тех самых эсеров XXI века.

Они борются за улучшение положения наемного работника, но полностью принимают саму форму наемного труда и разделения труда как данность. Их проект — это проект «хорошего капитализма плюс», гуманизированного и слегка перераспределяющего, но не отменяющего основы. Это тоже попытка возврата к прошлому укладу в более «благородной» обертке более социального — социалистического — государства.

Их роль при этом нельзя недооценивать. Как и у старых эсеров, их повестка отвечает на реальные, болезненные запросы людей, которые объективно страдают от текущего устройства. Борясь за реальные нужды, они в то же время повышают политическую субъектность масс, накапливают организационный опыт, создают альтернативные социальные связи.

Но важно понимать пределы этой повестки: она не выходит за горизонт наемной занятости, как социалистическая революция не выходила за горизонт общества всеобщего наемного труда. Итоговая задача же стоит в том, чтобы вырвать людей из сферы наемной занятости вообще — возможно, даже, через новую «коллективизацию», через создание передовых пространств коллективного безнаемного самообеспечения сообществ свободного производства.

Трансформация, которая реально меняет игру, заключается не в возвращении «хороших», стабильных условий для занятых по найму, а в автоматизации всей сферы материализации — производства вещей, услуг, инфраструктуры — и втягивании «выпадающих» из старого уклада людей в новый уклад свободного производства, в когнитарную деятельность.

Не «работа ради зарплаты», а свободное производство исходников, знаний, проектов, культуры, которые потом материализуются автоматизированной системой. Не «каждому по рабочему месту», а каждому — доступ к средствам когнитарного производства и коллективным мощностям материализации.

Это означает, что реакционная в своей основе революционность угнетенного пролетариата — стремление просто сделать свою зависимую позицию терпимой — должна сочетаться с прогрессивной революционностью нарождающегося когнитариата, который объективно, в силу формы отношений внутри уклада своего материально воспроизводства, заинтересован в отмене наемного труда и всей старой структуры производственных отношений.

Без первых не будет энергии бунта, без вторых не будет образа нового уклада. СР-ы XXI века нужны, чтобы подсвечивать боль системы, но проект будущего будет писать уже не «партия земли», а партия свободного знания и автоматизированного производства.

Автор Евгений Парфенов

Знаменитую дачу лидер советского государства получил в распоряжение в 1937 году. Резиденция расположилась в особняке бывшего грузинского князя Михаила и считалась одним из самых роскошных имений республике. На территории располагались летний и зимний сады, обезьянник, процедурные кабинеты, бассейн, поле для гольфа и вертолётная площадка.

Радовало глаз вождя и внутреннее убранство: интерьеры резиденции были отделаны ценными породами дерева и янтарём, В персональном кабинете Сталина на столе располагался золотой портсигар, а в многочисленных туалетных комнатах – предположительно 7 золотых унитазов.

После обретения Грузией независимости дача в Цхалтубо была лишена государственного финансирования. В 90-е годы её выкупил один крупный бизнесмен, впоследствии скоропостижно скончавшийся в Лондоне. Уже во времена правления Михаила Саакашвили журналисты насчитали всего три золотых унитаза на территории комплекса. На днях неизвестные под покровом ночи вывезли из бывшей резиденции Сталина последний предмет сантехники. Личности похитителей устанавливаются.

После прихода к власти большевики начали выполнение своего предвыборного лозунга о выходе из войны. 26 октября 1917 года II Всероссийский съезд Советов принял Декрет о мире, предлагавший всем воюющим странам начать переговоры о мире без аннексий и контрибуций.

К декабрю 1917 года русская армия фактически развалилась, солдаты массово покидали фронт. Продолжение войны стало невозможным для новой советской власти.

Страны Антанты проигнорировали предложение о мире, поэтому Советская Россия была вынуждена начать сепаратные переговоры с Германией и её союзниками. Переговоры начались 3 декабря 1917 года в Брест-Литовске.

Ход переговоров

Первоначально советскую делегацию возглавлял А.А. Иоффе, затем Л.Д. Троцкий. Немецкая сторона выдвинула крайне тяжёлые условия: отторжение территорий площадью 780 тысяч кв. км с населением 56 миллионов человек.

В большевистском руководстве возник острый кризис. В.И. Ленин настаивал на принятии немецких условий для сохранения советской власти, тогда как "левые коммунисты" во главе с Н.И. Бухариным требовали революционной войны.

28 января 1918 года Троцкий провозгласил формулу "ни войны, ни мира" - отказ от подписания договора на немецких условиях и одновременный роспуск армии. В ответ германские войска 18 февраля начали наступление по всему фронту, быстро продвигаясь вглубь России.

Условия договора

Территориальные потери:
- Отторжение Польши, Литвы, Латвии, Эстонии
- Оккупация Украины и вывод советских войск
- Передача Турции Карса, Ардагана и Батума
- Признание независимости Финляндии и Украины

Экономические условия:
- Выплата репараций в размере 6 миллиардов марок
- Демобилизация русской армии и флота
- Восстановление невыгодного торгового договора 1904 года

Россия теряла около 1/4 населения, 1/3 обрабатываемой земли, 3/4 металлургической и угольной промышленности.

Политические последствия

Подписание Брестского мира вызвало острый политический кризис в России. Левые эсеры вышли из состава правительства в знак протеста. Договор был ратифицирован IV Чрезвычайным съездом Советов 15 марта 1918 года с перевесом всего в 100 голосов.

Мирный договор позволил Советской России получить передышку и сосредоточить силы на борьбе с внутренней контрреволюцией. Однако тяжёлые условия мира усилили недовольство различных слоёв населения и способствовали расширению Гражданской войны.

13 ноября 1918 года, после Ноябрьской революции в Германии, ВЦИК аннулировал Брестский договор. Однако к этому времени на отторгнутых территориях уже сформировались независимые государства, и восстановление прежних границ оказалось невозможным.

Историческое значение

Брестский мир стал первым крупным международным договором Советской России и продемонстрировал прагматизм большевистского руководства, готового идти на огромные территориальные потери ради сохранения власти.

Договор имел огромное геополитическое значение - он привёл к распаду старой Российской империи и формированию на её окраинах новых национальных государств. Одновременно он создал прецедент сепаратных переговоров, нарушив единство Антанты.

Брестский мир остаётся одним из самых спорных событий ранней советской истории, оцениваемым историками либо как вынужденная мера для спасения революции, либо как национальное предательство, приведшее к огромным территориальным потерям.

Страница создана нейросетью DeepSeek