Сражение под Красным, растянувшееся на несколько дней с 15 по 18 ноября (3-6 ноября по юлианскому календарю) 1812 года, стало одним из ключевых эпизодов заключительного этапа отступления Великой армии Наполеона из России. Его часто называют не одним сражением, а серией тяжелых боев, которые окончательно подорвали силы отступающих французов.

Предыстория

После месяца мучительного отступления из Москвы по старой Смоленской дороге главные силы Наполеона представляли собой жалкое зрелище. Дисциплина была подорвана, солдаты страдали от голода, морозов и постоянных нападений казаков и партизан. Смоленск, который армия надеялась использовать как базу для отдыха и пополнения запасов, разочаровал: запасов оказалось мало, а порядок в городе сменился хаосом мародерства. 14 ноября (2 ноября) Наполеон с гвардией покинул Смоленск, стремясь как можно скорее уйти к западным границам России. Его план заключался в том, чтобы оторваться от преследующей его русской армии и выйти к своим резервам. Красный был небольшим городком на дороге из Смоленска в Оршу, следующему крупному пункту снабжения. Это место не было выбрано для генерального сражения заранее. Скорее, оно стало естественной ловушкой, в которую угодила растянувшаяся на многие километры французская колонна. Русский главнокомандующий фельдмаршал Михаил Кутузов, шедший параллельным курсом южнее, верно оценил ситуацию. Он понял, что растянутые на марше корпуса Великой армии уязвимы для удара. Его план заключался в том, чтобы перерезать дорогу отступления у Красного и разгромить французские войска по частям. Таким образом, место сражения определила сама логика отступления и преследования.

Соотношение сторон

Силы французов были раздроблены. В районе Красного действовали несколько корпусов, следовавших друг за другом с разрывом в несколько переходов:

Корпус Евгения Богарне (вице-короля Итальянского) - около 6000 человек;

Корпус маршала Даву - около 10 000 человек;

Гвардия под личным командованием Наполеона - около 12 000-14 000 человек;

Корпус маршала Нея - около 8000 человек, шедший последним в качестве арьергарда.

Общая численность французских войск, участвовавших в боях под Красным, оценивается примерно в 35-40 тысяч человек, но это были сильно деморализованные и истощенные солдаты. С русской стороны действовала Главная армия под командованием М. И. Кутузова, численностью около 60-70 тысяч человек при значительной артиллерии. Ключевую роль в преследовании и нанесении фланговых ударов играли казаки М. И. Платова (атаман Донского казачьего войска). Основные силы русской армии были сосредоточены южнее дороги, угрожая выйти в тыл отступающим французам. Главными действующими лицами с нашей стороны были генерал от инфантерии(пехота) М. А. Милорадович, чей авангард атаковал колонны французов на марше, и сам Кутузов, руководивший общим замыслом операции.

Ход боя

Бои под Красным шли четыре дня, кульминацией которых стал день 18 ноября (6 ноября). 15 ноября (3 ноября) удар принял корпус Евгения Богарне. Войска Милорадовича, выйдя к дороге, атаковали растянувшуюся колонну, отрезав и захватив около 2000 человек. Богарне с большими потерями сумел пробиться к Красному, где уже находился Наполеон с Гвардией. На следующий день, 16 ноября (4 ноября), основные события развернулись вокруг корпуса Даву. Выйдя из Смоленска, он был атакован у деревни Кутьково войсками Милорадовича и Платова. В это время Наполеон, понимая критичность ситуации, предпринял отчаянный маневр. Он вывел из Красного свою Старую Гвардию и построил ее в боевые порядки южнее дороги, как бы предлагая Кутузову генеральное сражение. Однако Кутузов, чья цель заключалась в уничтожении армии противника, а не в лобовом столкновении, не поддался на эту уловку. Он лишь усилил давление на колонну Даву. В результате маршалу удалось прорваться к Красному, но ценой огромных потерь и потери почти всего обоза. 17 ноября (5 ноября) прошло в относительном затишье. Наполеон осознал, что окружения не избежать, и начал готовить отступление далее на Оршу. Самым тяжелым оказалось положение корпуса Нея, который все еще находился в Смоленске и не знал о сложном положении главных сил. 18 ноября (6 ноября) разыгралось основное событие. Корпус маршала Нея, вышедший из Смоленска, был окружен превосходящими силами Кутузова и Милорадовича у Красного. Милорадович предложил Нею капитулировать, но гордый маршал ответил отказом. Понимая, что путь по дороге отрезан, Ней предпринял отчаянную попытку прорыва. Ночью он повел свои войска по обледенелому берегу Днепра, надеясь обойти русские позиции. Этот маневр стоил ему огромных жертв: люди гибли от мороза, тонули в реке, артиллерию пришлось бросить. Утром 19 ноября (7 ноября) к Орше вышло лишь около 800-900 человек, деморализованных и безоружных. В тот же день, Наполеон с остатками Гвардии и корпусов Богарне и Даву начал общее отступление из Красного под натиском русских войск.

Потери с обеих сторон

Потери французов были катастрофическими и несопоставимыми с русскими. Французская армия потеряла за четыре дня боёв около 13-16 тысяч человек только пленными, среди которых были 9 генералов. Общие потери убитыми, ранеными, пленными и пропавшими без вести оцениваются в 20-25 тысяч человек. Была потеряна практически вся оставшаяся артиллерия (около 200 орудий), обозы и знамёна. Корпус Нея, бывший гордостью армии, фактически перестал существовать. Русская армия потеряла, по разным оценкам, от 2 до 3 тысяч человек убитыми и ранеными. Столь незначительные потери объясняются тем, что Кутузов избегал лобовых атак на сомкнутые части противника, предпочитая артиллерийский обстрел и фланговые удары по растянутым колоннам.

Последствия

Сражение под Красным имело огромные военные и моральные последствия. Великая армия как организованная боевая сила перестала существовать, превратившись после Красного в беспорядочные толпы деморализованных людей, спасавшихся бегством. Потеря почти всех орудий лишила армию какой-либо возможности дать серьезный отпор в полевом сражении. Для Наполеона это было тяжелейшим ударом. С другой стороны, Кутузов блестяще реализовал свою стратегию «золотого моста» (параллельного преследования), не рискуя армией в генеральном сражении, но методично уничтожая противника. Сражение под Красным стало одной из его самых ярких побед. После этого поражения путь для французов лежал к Березине, где их ждала новая, еще более страшная катастрофа.

P.S Подписывайтесь, чтобы всегда быть в курсе интересных обзоров и событий. Ваша поддержка очень важна! И пишите в комментариях - по каким событиям вы бы хотели еще увидеть статьи)

В ноябре 1812 года «Великая армия» Наполеона уже не была армией. Это была умирающая река людей, растянувшаяся на десятки километров по разорённой Смоленской дороге. Надежда на сытую зимовку в Смоленске рухнула: склады оказались разграблены, дисциплина испарилась, а ранний мороз превратил отступление в агонию.

Наполеон решил идти на Оршу, но у него была проблема. Его армия, чтобы не умереть с голоду в одной точке, растянулась на четыре дневных перехода. Впереди шёл император с гвардией, за ним — корпус Богарне, затем Даву, и замыкал шествие арьергард маршала Нея.

У Кутузова, чья армия двигалась параллельным, южным маршем, появился уникальный шанс. Дороги русских и французов пересекались у городка Красный. Русский фельдмаршал мог, не ввязываясь в новое Бородино, бить противника по частям.

15 ноября всё и началось. Авангард Милорадовича вышел к дороге. Вскоре показались они — колонны Старой Гвардии, идущие с императором. Денис Давыдов лично наблюдал их марш: «Осененные высокими медвежьими шапками... они казались как маков цвет среди снежного поля!».

Милорадович, видя императора, не решился на атаку. Он пропустил Наполеона, ограничившись артобстрелом. В тот же день Наполеон показал, что он всё ещё «генерал Бонапарт». Заметив изолированный бивак русского отряда Ожаровского, он бросил Молодую гвардию в ночную атаку и разгромил его.

Но ловушка уже захлопывалась. 16 ноября к позициям Милорадовича подошёл следующий эшелон — 6-тысячный корпус Евгения Богарне. Для них пощады не было. Русские батареи открыли огонь прямой наводкой по идущим колоннам. Корпус был рассеян, потерял тысячи пленными, всю артиллерию и обозы. Только пользуясь темнотой, сам Богарне с жалкими остатками солдат сумел просочиться через леса и добраться до Красного.

17 ноября стало днём великой драмы. На дороге показался корпус маршала Даву. Одновременно главные силы Кутузова (около 70 тысяч) заняли позиции южнее Красного. В этот момент многие русские генералы — Толь, Коновницын, Беннигсен — были уверены: вот он, финал. Наполеон был в ловушке.

Император понял это. Чтобы спасти Даву, он развернул свою гвардию и лично повёл её навстречу Кутузову, в самоубийственную отвлекающую атаку. Он бросил: «Довольно уже я был императором, пора снова быть генералом».

Гвардейцы пошли на русские батареи. Начался ожесточённый бой за деревню Уварово. Молодая гвардия была почти полностью уничтожена картечью, 3-й гренадерский полк голландцев потерял 464 человека из 500. Но они выиграли время. Пока гвардия умирала, корпус Даву проскочил через русский строй, теряя людей, бросая обозы (включая маршальский жезл Даву), но избежав полного уничтожения. Увидев, что Даву прорвался, Наполеон приказал отступать.

В этот день Кутузова яростно критиковали за нерешительность. Он не дал приказ Тормасову замкнуть кольцо. Фельдмаршал берёг своих, так же измученных голодом и морозом, солдат. Он считал, что противник «развалится и без меня».

Но оставался ещё один. Маршал Ней, «храбрейший из храбрых», 17 ноября только выходил из Смоленска. Он ничего не знал о разгроме. 18 ноября его 8-тысячный корпус подошёл к Красному и наткнулся на 12 тысяч солдат Милорадовича, стоявших на высотах у речки Лосьминки. Полагая, что в Красном его ждёт Даву, Ней бросил солдат в штыковую атаку. Его отбили. Милорадович, восхищённый отвагой врага, предложил почётную сдачу. Ней отказался.

Вместо капитуляции он повёл 3 тысячи оставшихся солдат на север, в тёмный лес. Они вышли к Днепру. По тонкому льду, теряя людей в полыньях, они перешли реку. Через два дня маршал Ней с отрядом в 800-900 человек вошёл в Оршу, где его уже считали погибшим.

Четырёхдневное сражение завершилось. Наполеон избежал плена, но его армия перестала существовать. Французы потеряли от 26 до 39 тысяч человек убитыми и пленными. Главное — они потеряли 230 орудий, почти всю артиллерию и кавалерию. Потери русской армии не превысили 2 тысяч человек. Кутузов получил титул князя Смоленского.

***********************
Подпишись на мой канал в Телеграм - там доступны длинные тексты, которые я не могу выложить на Пикабу из-за ограничений объема.

А в TRIBUTE, на SPONSR или на GAPI ты найдешь эксклюзивные лонгриды, которых нет в открытом доступе (кому какая площадка привычнее)!

Тем временем, Граф Пален выполняет своё обещание и убивает Павла 1.

На трон садится Александр 1. Саня был либерал по юности, англофил, сторонник свобод и реформ. Разумеется, ему был крайне симпатичен молодой адмирал Чичагов.

Александр Первый выпездывает нахуй с должности Кушелева за казнокрадство и долбоебство, формирует морское министерство, которое вскоре возглавит Павел Васильевич.

И вот тут я скажу очень важную вещь. Победа в любой войне куется не на фронте, а в тылу. Причем куется задолго до самой войны. Если бы у Российской Империи не было такого военного министра, как Барклай де Толли, то не видать бы нам победы над Наполеоном. Аналогично можно сказать и относительно морского министра. Чичагов в этой должности развернулся на максимум и сделать столько всего, крутого, что я даже не знаю с чего и начать.

До Павла Васильевича существовали корабельные доктора, но бессистемно и не при каждом кораблике, а он ввел офицерское звание корабельного врача и за каждым боевым кораблем закрепил команду медиков. Надо отметить, что корабельные медики тогда были редкостью даже у "просвещенной" Европы.

Флот наш жил ещё по Петровским законам, которые тот перенял у голландцев. Довольно суровые законы были с кучей телесных наказаний, казнями, да и в целом служба во флоте считалась чем-то очень опасным, рисковым и нифига не таким же престижным, как военная карьера на суше. Учредив первый в России Военно-Морской музей и организовав офицерские морские собрания Чичагов повысил престиж службы во флоте и романтизировал эту профессию.

Отменил унизительные телесные наказания на флоте и кандалы для провинившихся матросов.

Организовал обмен кадрами для морских курсантов, со стажировкой в Британии и других топовых морских державах.

Превратил Севастополь в военно-морскую базу, обеспечив нам господство в Черном Море.

Впервые унифицировал морскую форму для рядовых и офицеров.

Ввел как стандарт всем нам прекрасно знакомый морской кортик.

С 1800 до 1809 в жизни Павла Чичагова были, наверное, самые счастливые годы. Жена-красавица, троица дочерей-ангелочков, почет и уважение на службе. Давний друг Семён Воронцов, попросил приглядеть за своим сыном Михаилом. Вместе с Барклаем де Толли наш герой вхож в кабинет Императора и всё за что бы не брался, ему дается легко идёт на благо государству Российскому.

Однако только в книжках сказки кончаются на хорошей ноте. В 1809 Елизавета тяжело заболевает, будучи беременной. Ребёнок умирает, а сама она скончается в 1811. Чичагов закажет такую эпитафию на могиле:

На сём месте 24 июля 1811 года навеки я схоронил своё блаженство

Надгробие же в усыпальнице выглядело так:

И сама усыпальница:

Чичагов ещё во время болезни жены просил об отставке, но ему давали только отпуска. В отставку Чичагов ушел только после смерти Лизоньки. Он проживет ещё почти 40 лет, но Элизабет останется его первой и последней любовью.

Александр Первый не любил разбрасываться крутыми кадрами, поэтому отпустив Павла с позиции морского министра оставил его при себе "состоять при особе Государя Императора постоянно дежурным генерал-адъютантом", то бишь Павел Васильевич должен ежедневно в 11 часов утра являться во дворец и высказывать собственное мнение по различным текущим вопросам. Полагаю, что так Александр даже проявлял какую-то заботу об адмирале, не давая ему совсем захандрить.

Меж тем Наполеон хуел. Хуели и турки. Турков вроде как щемил на юге обласканный историками, поэтами и борзописцами Кутузов. А по моему мнению - шакал и лизоблюд, который круче всех воевал на пирах и в кабинетах, в то время как победу российского оружия тихо, мирно и без понтов создавали такие титаны, как Чичагов и Барклай де Толли.

7 апреля 1812 Александр отправляет Чичагова с инспекцией на южный фронт, чтобы проверить какой такой хуйнёй опять занят Кутузов. Напутствовал император так:

«Я Вам не даю советов, зная, что Вы — злейший враг произвола»

Ну а в сумке у Чичагова были приказы следующего характера: если на момент прибытия адмирала мирного договора с турками нет, то нахуй Кутузова, точнее на ковер в Питер. Если мир есть - то на награду в Питер.

Чичагов прибыл в ставку Кутузова 6 мая, а Кутузову повезло и предварительное соглашение по миру было подписано 5ого мая. Везучий сукин сын. Это как бы не мир, но Чичагов всегда следовал не букве, но духу закона. Поэтому Кутузов отправился в Питер с почестями на награждение.

Чичагов же приступил к инспекции дел нашего непобедимого фельдмаршала, несостоявшейся ещё грозы Наполеона. Вот вам выдержка из письма Павла Александру:

“Следует ли удивляться распущенности солдат, когда генерал Кутузов, озабоченный исключительно собственными удовольствиями, не постеснялся похитить и выслать из страны члена дивана Валахии, мужа одной из его любовниц?"

То бишь наш одноглазик охуел настолько что вампирского правителя спиздил и вывез за бугор, чтобы пёхать его женушку при всех.

Щедрый на услуги любовницам, он предоставлял их друзьям и протеже исключения из правил при дунайских таможнях.

Караваны, приходившие из Адрианополя, делали из этих таможен настоящий источник богатства, который, однако, был истощен этой узаконенной контрабандой и казнокрадством чиновников.

В общем, Чичагов выяснил следующее: Кутузов ебет всех кого хочет, дает ебать своим корешам, несогласных местных пиздит, похищает запугивает. Армия снабжается крайне хуево, несмотря на постоянные поставки солдатам всего блядь нехватает, и наши фуражиры вынуждены заниматься реквизициями у местного населения, что тоже нихуя не задабривает валашцев, щас ещё Дракула нахуй проснется от такой наглости. На самом деле всё очень печально. Нам был очень нужен мир на юге, учитывая войну с Наполеоном на севере, а Кутузов вел себя, как тот ещё мудила.

Кутузов на награждении. Чичагов на хозяйстве. И как прекрасный хозяйственник он в первую очередь начинает решать проблемы армии с поставками, проводить инспекции полков и проверять все ли бойцы сыты, помыты, обуты и здоровы.

Времечко не стоит на месте, Барклай заманил Бонапарта в ловушку, несмотря на выебоны Кутузова, французам таки дали пизды, и Чичагов получает приказ идти на соединение с 3 армией под командованием Тормасова, собрать силы в кулак и зажимать багетного в клещи.

Если бы всё было как на бумаге, а на бумаге план по разъебу Бонапарта писал Барклай де Толли, так что там всё было четенько до миллиметра, то Наполеон бы отступая уперся в свежие наши силы, охуел и вынужден был просить "Обоссыте только не бейте".

На деле случился Кутузов.

Михайло Илларионович отличался не только хитростью и пронырливостью, но и лютой злопамятностью, он каким-то раком узнал об отчетах Чичагова и решил всячески ему гадить, заодно организовав политическое убийство оппонента.

Во-первых, Кутузов всегда выстраивал пиздорезы так, чтобы сначала все обосрались, а потом он на красивом коне заезжает и всё заебись. Именно поэтому он отказался давать бой Наполеону под Гжатском, где наш фронт с флангов прикрывали бы ручьи, овраги и холмы и не надо было бы растягивать силы. А это место с сопутствующей ему педантичностью выбирал Барклай.

Нет, Кутузов решил отступать дальше и драться под Бородино, оголив левый фланг. И если бы не инспекция Барклая, который наорал на Кутузова и заставил того изменить раксстановку сил в последний момент - была бы пизда.

А во-вторых, Кутузов был мастером подковерной игры и работы на публику. Он мастерски создавал себе образ крутого генерала, например, мог выпустить специально обученного кибер-орла, когда въезжает в расположение гвардоты...

Так вот Кутузов начал всячески гадить Чичагову, начиная с подкупа борзописцев на тему "Хули адмирал сухопотными накомандует", заканчивая откровенным саботажем. Например, слал приказы подписанные задним числом, игнорировал письма Чичагова, говоря, что нихуя ему на емейл не приходило, пишите снова, и творил прочий офисный газлайтинг.

Простите мне моё лирическое отступление, но как же, сука, у меня горит. Я больше 10 лет работал на руководящих должностях в сравнительно крупных компаниях. И я, сука, ненавижу этот ебучий офисный серпентарий. Там вся та же хуйня: один директор валит на другого свои проблемы, а чтобы подгадить перед инвесторами не гнушается подделкой дат на письмах, удалением кусков переписки и откровенным пиздежом, о том, что он о проблемах впервые слышит, и вообще это маркетинг/айти-отдел/вставье нужное виноват.

А вышло так, что Кутузов ещё в начале 19ого века пользовался теми же подлыми приемчиками, чтобы гадить другим командующим и выбеливать себя. И это на войне, от которой судьба страны зависит. Ненавижу просто таких людей всем сердцем. Именно поэтому я ушел из найма на вольное плавание.

Блокировать Наполеона должны были 2 армии - Чичагова, и ещё одна под командованием Витгенштейна, который после переписки с Кутузовым решил:

«пусть Чичагов сам рискует и останавливает французов»

и тупо не пришел на пиздорез. Впрочем, есть мнение, что приказы Кутузова были настолько противоречивы, что Пётр Христианович Витгенштейн в принципе не мог успеть на стрелку.

Чичагов дошел. Дошёл с боями, сохраняя живую силу, всюду по пути следования вынося наглухо заградительные отряды Наполеона. Отдельно отмечу, что Чичагов шикарно справился с ролью сухопутного командующего, потому что небоевых потерь у него почти не было. Он озаботился, чтобы у каждого солдата было вдоволь мыльно-рыльных, запасные сапоги и теплые шмотки. Следил за гигиеной, за тем чтобы бойцы спали в тепле и не разболелись нахуй во время такого неибательски сурового марша с юга на север.

Вот что вёз на седле каждый кавалерист в армии Чичагова:

А мы помним, что по результатам инспекции, всего несколько месяцев назад под началом Кутузова - нихуя не хватало и солдаты были одеты/обуты абы как.

Злые языки утверждают, что Чичагов загорелся идеей поймать лепрекона и сказочно разбогатеть, но мы-то знаем, что он, давая пиздов багетным, надеялся поймать самого Бонапарта.

Вот такие указания он раздавал бойцам:

Своему другу Воронцову Чичагов так писал о Кутузове и сложившейся ситуации с соединением войск:

Что касается интриг, коварства и наглости - это (Кутузов) есть первый генерал в Европе!

Отдельный рофл в том, что несмотря на все козни Кутузова, Чичагов вышел к Березине на два дня раньше, чем основные силы.

Разумеется, Кутузов хотел провернуть свой проверенный способ: пусть другие превозмагают, а вот когда они или будут побеждать или начнут проигрывать - он тут как тут, в белом пальто, на белом коне, весь такой красивый, как Новодворская и забирает победу себе.

Из записок Чичагова мы знаем, что Кутузов игнорировал его просьбы о картах местности, посылал приказы подписанные задним числом, хамил и вел себя очень по-мудацки. Достоверности этой версии добавляет, что и в своём штабе Кутузов постоянно поливал Чичагова говной и всячески поощрял слухи и сплетни о нём.

Ну что ж. Мы добрались до речки Березина, где Чичагов дал пиздов Бонапарту. Да так дал, что у французов слово "Березина" означает тотальный полнейший разъеб.

16 ноября Чичагов отбил у французов Минск, захватил кучу провианта и несколько тысяч пленных. Пшековские силы багетного обосрались и отступили к городку Борисов.

Затем Чичагов позвал на помощь ведьмаков, и те отправили ему Ламберта.

Ламберт, обмазав кавалерийский палаш ведьмачьими маслами, въебав парочку эликсиров и навесив Квен на гусар и егерей, направился отвоевывать у французов Борисов. Вообще, он был тот ещё рубака, показал себя отчаянным храбрецом во всех сражениях где участвовал, поэтому и под Борисовым не подвел.

Пшек Домбровский, что был сученькой Наполеона, успел к Борисову раньше и засел в городе со своими пшековскими гусарами, но Ламберт не дал ему укрепиться и препринял дерзкий штурм силами двух егерских полков.

Первый штурм был неудачен, Домбровский отбил атаку, однако Ламберт сам возглавил второй пиздорез, вспомнив, что “ЭГЕГЕЙ, БЛЯДЬ”, работает круче, чем “ФУС РО ДАХ”

Что это был за пиздорез! Наши захватили больше 2000 пленных, 6 артеллерийский расчетов и нахуй выбили французов, а Ламберт показал ведьмачью удаль, ведь даже будучи сильно раненым, он сказал бойцам:

«Я остаюсь с вами и здесь, — сказал он егерям, снимавшим его с лошади, — или умру, или дождусь, пока вы для меня отведете в Борисове квартиру» (Что сделал с ведьмаками жилищный вопрос!)

Чичагов так писал о нём Александру 1:

«Сопротивление было сильное, а сражение жестокое и кровопролитное, но Вы имеете, Государь, в храбром и искусном Ламберте генерала, который не знает препятствий»

Затем Чичагов отправил раненого Ламберта лечиться в тыл, и тут начались проблемы. Витгенштейн медлил и не успевал на соединение в Борисове, а Бонапарт был под боком. Французы выбили наших из города. Чичагов же с помощью разведчиков узнал, где Наполеон планирует переправлять армию через реку, спойлер - сразу в нескольких местах передовые отряды багетных начали наводить переправы. Тогда Павел Васильевич рассудил, что имеющихся у него сил не хватит сразу на все направления и выбрал наиболее выгодное место для игры от обороны. Помним, что он очень ценил живую силу и никогда не жертововал людьми просто так. Именно поэтому во всех его морских сражениях потери противника многократно превосходили его потери. На суше он не стал изменять своему принципу.

Река эта, которую некоторые воображают гигантских размеров, на самом деле не шире улицы Рояль в Париже перед морским министерством. Что касается её глубины, то достаточно сказать, что за 72 часа перед тем 3 кавалерийских полка бригады Корбино перешли её вброд без всяких приключений и переправились через неё вновь в тот день, о котором идёт речь. Их лошади шли всё время по дну... Переход в этот момент представлял только лёгкие неудобства для кавалерии, повозок и артиллерии. Первое состояло в том, что кавалеристам и ездовым вода доходила до колен, что тем не менее было переносимо, потому что, к несчастью, не было холодно даже настолько, чтобы река замёрзла; по ней плавали только редкие льдины.... Второе неудобство происходило опять от недостатка холода и состояло в том, что болотистый луг, окаймлявший противоположный берег, был до того вязок, что верховые лошади с трудом шли по нему, а повозки погружались до половины колёс.

Из воспоминаний французского офицера.

26 ноября Наполеон прибыл к реке и приказал немедленно переправляться на ту сторону, причем в стороне от основных сил Чичагова. Тот, оставив небольшой заслон выдвинулся наперехват.

27-ого около двух по полудни Наполеон со старой гвардией пересек реку. А Витгенштейн только добрался до Березины и вступил в бой с 12 французской дивизией, всё ещё застрявшей на берегу реки.

Чичагов же в это время вышел на французов и принялся их теснить на западном берегу. Однако ситуацию осложняло то, что основными ударными силами у него были 9 тысяч конных гусар, а местность болотистая и лесистая, тут тебе не до “ЭГЕГЕЙ, БЛЯДЬ!” Бои шли до 28 ноября.

По утверждению бонапартовского генерала Сегюра через Березину успели переправиться около 40 тысяч французов, а в распоряжении Чичагова было 15 тысяч пехотинцев, которые отстали и 9 тысяч конницы. И что же он сделал? Теснил французов до самой переправы, однако её доламать не не смог.

28-ого Наполеон переправил взад две дивизии Дандлеса и Жерара чтобы отбивать нападения Витгенштейна с восточного берега.

И тут случился план капкан.

40 тысяч французов сгрудились у реки, с одной стороны поджимаемые Чичаговым, с другой - Витгенштейном, у которого с собой было дохуища артиллеррии, как православной, так и трофейной басурманской.

По басурманам полетели ядра, картечь, такая-то матерь и просто всё то, что можно было засыпать в жерла пушек.

В те времена особо не выебывались и начиняли пушки столовой утварью, ломанным садовым инструментом, расколотыми саблями и прочей хуйней. И этот железный град холодной осенью шел на головы вымокших как сученьки французов.

Это был пиздец.

К вечеру 28ого подошли основные силы Витгенштейна и казаки под началом Платова довершили разгром непобедимой армии Бонапарта.

“Ввечеру того дня равнина Веселовская, довольно пространная, представляла ужаснейшую, невыразимую картину: она была покрыта каретами, телегами, большею частью переломанными, наваленными одна на другую, устлана телами умерших женщин и детей, которые следовали за армией из Москвы, спасаясь от бедствий сего города или желая сопутствовать своим соотечественникам, которых смерть поражала различным образом. Участь сих несчастных, находящихся между двумя сражающимися армиями, была гибельная смерть; многие были растоптаны лошадьми, другие раздавлены тяжёлыми повозками, иные поражены градом пуль и ядер, иные утоплены в реке при переправе с войсками или, ободранные солдатами, брошены нагие в снег, где холод скоро прекратил их мучения... По самому умеренному исчислению, потеря простирается до десяти тысяч человек…”

Из воспоминаний Мартоса, офицера в стане Чичагова.

“Непобедимая” армия Наполеона побеждена, казалось бы хэппи энд, но тут выпездовался Кутузов и как давай строчить доносы на Чичагова в Питер:

“...граф Чичагов... сделал следующие ошибки: 1) Вместо того чтобы занять превыгодный правый берег Березины, переправил он часть своих войск на левый и расположил главную свою квартиру в гор. Борисове, лежащем в котле, со всех сторон горами окружённом. Неизбежное последствие сего должно быть и действительно было пожертвование многих храбрых воинов в. и. в. и потеря всего при главной квартире обоза, ибо авангард, под командою графа Палена, будучи встречен в 10 верстах от Борисова всею ретирующейся неприятельскою армиею, привёл оную на плечах своих в Борисов в то время, когда в оном главнокомандующий спокойно обедал.

2) Высокий и узкий на сваях мост и плотина над речкой Зайкою, длиною до 300 сажен, не был истреблён, и неприятель им воспользовался, хотя войска адмирала Чичагова были на Березине 4 дня прежде неприятеля.

3) Неприятель строил мост, начал и продолжал свою переправу более суток, прежде нежели адмирал Чичагов о том узнал, хотя всё ему наблюдаемое расстояние было не более 20 вёрст, а узнав о сей переправе, хотя подвинулся к месту оного, но, будучи встречен неприятельскими стрелками, не атаковал их большими массами, а довольствовался действием во весь день 16 ноября двумя пушками и стрелками, через что не только не удержал ретираду неприятеля, но ещё и сам имел весьма чувствительный урон.”

Чтобы оценить объективность одноглазки, давайте почитаем письмо нашего бешеного партизана/адьютанта Багратиона Дениса Давыдова:

“Все в армии и в России порицали и порицают Чичагова, обвиняя его одного в чудесном спасении Наполеона. Он, бесспорно, сделал непростительную ошибку, двинувшись на Игумен; но здесь его оправдывает: во-первых, отчасти предписание Кутузова, указавшего на Игумен, как на пункт, чрез который Наполеон будто бы намеревался непременно следовать; во-вторых, если бы даже его армия не покидала позиции, на которой оставался Чаплиц, несоразмерность его сил относительно французов не позволяла ему решительно хотя несколько задержать превосходного во всех отношениях неприятеля, покровительствуемого огнём сильных батарей, устроенных на левом берегу реки; к тому же в состав армии Чичагова, ослабленной отделением наблюдательных отрядов по течению Березины, входили семь тысяч человек кавалерии, по свойству местности ему совершенно здесь бесполезной; в-третьих, если Чаплиц, не будучи в состоянии развернуть всех своих сил, не мог извлечь пользы из своей артиллерии, то тем более армия Чичагова не могла, при этих местных условиях, помышлять о серьёзном сопротивлении Наполеону, одно имя которого, производившее обаятельное на всех его современников действие, стоило целой армии.”

Уж очень я люблю Давыдова и его воспоминания. Когда Багратион хуесосил Барклая и в хвост и в гриву, ради социального профита, Давыдов величал того каменной стеной Российской Империи и очень уважительно о нём отзывался не считаясь с настроениями в офицерском штабе и высшем свете. А всё почему? Потому что был Дениска настоящим ебакой-рубакой, которому похуй на чины, была бы правда. Именно такие офицеры ковали победу русской армии, а за подготовкой к сложнейшему пиздорезу стояли титаны вроде Барклая и Чичагова, которым похуй на балы и почести, был бы солдат сыт, здоров, одет, обут и вооружен по последнему слову техники.

Увы, несмотря на разгром Наполеона, и даже то, что “Березина” теперь на французком значит “полный пиздец”, наши расстроились что Наполеон съебался. И общественное мнение ополчилось на Чичагова.

Александр 1 знал, какая крыса Кутузов, поэтому не внял его доносам, а наградил Чичагова орденом Владимира 1 степени за битву на реке Березина. Только выт хуйлуша Крылов высмеял Чичагова в басне, а пидорчук Державин писал про него нелестные эпиграмы, желтая пресса бесновалась, высший свет по подначкам Кутузова не отставал. Даже в портретную галерею с героями 1812 года портрет Чичагова не включили, а ведь его вклад сложно недооценить!

Чичагов не отличался каменным спокойствием Барклая и всегда был легок на расправу. Он бомбанул, бугуртнул, взял прах жены из фамильной усыпальницы и свалил из России. Воронцов так писал своему другу:

Больше Чичагов в Россию не вернется, будет жить за бугром, обиженный и не понятый. Однако его потомки ещё отожгут, повоевав за Царя и Отечество не в одном конфликте, а одного из внуков Чичагова даже причислят к лику святых. Но это уже совсем другие истории...

Что ж. Вот мы и выпиздовали Непобедимую Армию Наполеона с наших земель и можно с чистой душой писать про заграничный поход нашей армии, про возвращения в войска Барклая и дерзкие атаки Воронцова-младшего, чем я и займусь на днях.

(П.С. Как вы поняли, злые модерасты пикабы меня забанили, ажно до 1 декабря. По соглашению с ними, мои тексты могут публиковать мои друзья, и я попросил Серёгу (пейсателя, вахтовика и просто хорошего чела выкладывать мои опусы, не обижайте его).

П.П.С. Ваши донаты убеждают меня, что про историю России говорить - дело благое и востребованное. Спасибо!