И снова обратимся к ботанической иллюстрации.

В XVIII веке шведский учёный Карл Линней (1707–1778) создал единую систему классификации растительного и животного мира. Открытия новых земель продолжались, и все новые ботаники и художники отправлялись на поиски новых растений и животных. При отсутствии фотокамеры, точная ботаническая иллюстрация, отражающая все особенности растения, была единственным способом задокументировать информацию о вновь описываемых видах из дальних стран. Братья Бауэры — Йозеф, Франц и Фердинанд, дети придворного художника князя Лихтенштейна, были талантливыми художниками, специализировавшимися на ботанической иллюстрации.

Самым известным из них стал Фердинанд Бауэр (Ferdinand Lucas Bauer, 20 января 1760 — 17 марта 1826). После смерти отца он вместе со своими братьями Йозефом Антоном и Францем Андреасом попал под опеку Норберта Боциуса (1729–1806), известного врача и ботаника, который был настоятелем монастыря в Фельдсберге. Норберт Боциус научил братьев акварельным техникам и правилам изображения растений, что стало основой их дальнейшей работы. Под руководством Норберта Боциуса братья Бауэр создавали рисунки растений Австрии и Моравии (Чехии) по заказу князя. В общей сложности они создали почти три тысячи иллюстраций, которые были опубликованы в 14-томном издании «Liber Regni Vegetabilis». В 1799 году это издание стало известно как «Кодекс Лихтенштейна», после того как Норберт Боциус подарил его князю Алоису I Лихтенштейнскому.

В 1780 году Франц и Фердинанд были отправлены в Вену, где они работали под руководством выдающегося ботаника Николауса фон Жакена, директора Королевского ботанического сада во дворце Шёнбрунн. Там Фердинанд познакомился с таксономической системой Линнея, с микроскопией, и брал уроки пейзажной живописи. Вместе с братом и двумя другими художниками он принял участие в иллюстрировании трехтомника «Иллюстрации редких растений».

Хотя Франц и Фердинанд обладали поразительно схожими художественными стилями, их карьеры развивались по-разному. После визита в Англию в 1788 году Франц был нанят сэром Джозефом Бэнксом в качестве первого художника-резидента Королевского ботанического сада в Кью в Лондоне. Эту должность он занимал до конца жизни. Он стал первопроходцем в использовании микроскопов для проведения подробных исследований, а его сложные рисунки способствовали классификации видов орхидей.

У Фердинанда же с конца восьмидесятых начинается период путешествий. В середине 1786 года по рекомендации Жакина он сопровождал оксфордского профессора Джона Сибторпа в поездке по Греции и Малой Азии. Они вернулись в Англию в декабре 1787 года с более чем 1500 зарисовками растений, животных, птиц и пейзажей, некоторые из которых были опубликованы в «Греческой флоре». В латинском предисловии к этому труду говорилось: «Сибторп взял с собой художника с отличной репутацией, Фердинанда Бауэра, чьи заслуги демонстрируют наши иллюстрации». Затем он становится одним из шести учёных, которых сэр Джозеф Бэнкс выбрал для сопровождения Флиндерса во время его кругосветного путешествия по Австралии.

Бауэр работал под руководством ботаника Роберта Брауна и, помимо ботаники, занимался зоологическими рисунками. Его высокое качество работы заслужило восхищение как Мэтью Флиндерса, так и Роберта Брауна. В письме Бэнксу из Порт-Джексона от 20 мая 1802 года Флиндерс высказал такую похвалу: «Науке повезло, что были выбраны два таких человека, как мистер Браун и мистер Бауэр, их применение выходит за рамки того, что я привык видеть».

Бауэр вернулся в Англию через 4 года на корабле «Исследователь» в сопровождении 11 ящиков с рисунками, на которых были изображены 1542 австралийских растения, 180 растений с острова Норфолк и более 300 видов животных. Фердинанд стал первым художником, который зарисовал огромное количество растений и животных Австралии, например, коал и утконосов. После возвращения в Англию 13 октября 1805 года Адмиралтейство продолжало нанимать Бауэра, чтобы позволить ему опубликовать отчет о своих путешествиях. Бауэр работал над иллюстрациями цветов Новой Голландии в течение пяти лет, сам делая все гравюры. Было выпущено всего около 50-ти экземпляров книги, посвященной природе Новой Голландии (Австралии).

Еще во время своего пребывания в Вене Фердинанд и Франц использовали цветовую таблицу, которую, вероятно, разработали еще в Фельдсберге. Цветовая таблица Бауэра, реконструированная путём сравнения закодированных карандашных набросков Бауэра с завершёнными рисунками в цвете, содержит 140 пронумерованных цветовых оттенков, полутонов и тонов. Сравнение набросков Фердинанда с окончательными цветными рисунками, сделанными во время двух его основных экспедиций, показывает, что его цветовая палитра постоянно совершенствовалась. Для флоры Восточного Средиземноморья потребовалась цветовая палитра из 250 оттенков, полутонов и тонов. Уникальная флора и фауна Австралии расширили код до 999 цифр и дополнительных букв.

Ботанические рисунки австралийских растений, созданные Бауэром, известны элегантностью и изяществом исполнения. Все работы автора отличает высокая степень научной точности и присущая им художественная выразительность. Большинство его работ сейчас находятся в Музее Естественной Истории в Вене, Австрия, и в Национальном Историческом Музее в Лондоне, Великобритания. В памяти потомков остались не только его прекрасные иллюстрации, но и растения, названные в его честь, а один из мысов на юго-востоке Австралии носит название Бауэр. Именем Бауэра назван род австралийских растений Бауэра.

Приглашаем всех любителей ботаники присоединиться к нашему славному сообществу в ВК, там вы найдете ещё больше интересных рассказов и красивых фотографий из мира растений!

О том, что воды нам не хватит на всю неделю несения боевого дежурства по охране шахтной пусковой установки ШПУ (она же «точка», она же «площадка», она же «боевичок») мы поняли сразу, когда приехали на смену караула. 200-литровый бак, стоящий в подсобке оказался практически полностью пустым, а имевшихся в наличии 10-15 литров явно не хватало на неделю жизни на точке. Высказав предыдущей смене свои соображения о том, что негоже оставлять боевых товарищей в столь плачевной ситуации, мы заступили на дежурство. Ну а что делать-то? Можно хоть сколько ругать молодняк за то, что они не заказали воду в свою смену, вот только воды-то нам это не принесёт.

Первым делом, естественно, заказали воду, поскольку вся вода на площадках была привозной. В ответ нам посоветовали проявить армейскую смекалку и потерпеть дня четыре, поскольку ради одной площадки гонять машину с цистерной никто не будет. Хорошо проявлять смекалку в заснеженной декабрьской Перми с её Камой, десятком мелких речек да полусотней родников. Но попробуйте проявить смекалку посреди степи, когда до ближайшей реки Сырдарьи порядка 40 километров, а родников в тех местах отродясь не бывало. Да и со снегом, прямо скажем, были откровенные проблемы, поскольку снега на Байконуре не очень-то много бывает. Но четыре дня – это четыре дня, пришлось изворачиваться.

Оставшуюся воду мы сумели растянуть на два дня, сэкономив на умывании и бритье, но к вечеру второго дня наступил кризис, когда последняя вода из бака была вычерпана кружками и даже ложками. Наступил сухой сезон. Первое что мы решили сделать – набрать и натопить снега, и вот тут начались первые проблемы.

Снег-то уже выпал, вот только было его настолько мало, что наскрести хотя бы ведро, не набрав при этом полведра песка было практически нереально. Путём долгих поисков мы всё же нашли лощинку, набитую, как нам показалось, первоклассным снегом. Забив два ведра снегом, мы поставили его на электроплиту, чтобы растопить. То, что предстало нашим глазам спустя полчаса сложно было назвать водой: буроватая мутная жижа с огромным количеством песка не вызывала у нас ни малейшего желания её пить. И даже прикасаться к ней было боязно – всё же не настолько мы ещё обсохли, чтобы начать пить подобную жидкость.

Не знаю кто первый вспомнил, что на площадке должны быть пожарные ёмкости: воду в них наверняка закачивали ещё в те незапамятные времена, когда по Байконуру гуляли Сергей Королёв и Юрий Гагарин (хорошо хоть не мамонты), но она там была! Наверное…

Первая пожарная ёмкость (большая цистерна, вкопанная в землю по самый люк) оказалась открытой и пахло из неё, как из бесплатного туалета на железнодорожном вокзале. Не вкусно пахло. Совсем. Зато вторая цистерна порадовала нас закрытой крышкой и отсутствием явных запахов, а звонкий бульк от брошенного камешка сообщил о наличии в ней воды.

Дело оставалась за малым – набрать оттуда воды. Мы быстро соорудили крючок из толстой алюминиевой проволоки (в те времена алюминиевую проволоку можно было найти практически везде и только в 90-е годы сборщики металлолома очистили от неё все наши леса, поля и города), подвесили на него ведро и опустили в цистерну. Воду набрали легко, но на подъёме крючок разогнулся и наша добыча рухнула вниз. «Минус один!» - подумали мы, и обмотав проволоку вокруг ручки второго ведра, опустили его в цистерну. На подъёме проволока выдержала и не разогнулась, она просто выскользнула из рук державшего её бойца. «Плюх!» - сказало ведро, передавая большой привет нашим надеждам.

Дело отчётливо запахло керосином. Мы остались не только без воды, но и без вёдер и ещё неизвестно, что было хуже: потерпеть пару дней без воды или получить выговор за потерянное имущество. Тем более что светило нам сейчас и то и другое, причём одновременно.

В общем, нужно было лезть в цистерну.

Хорошо, конечно, забраться в холодную цистерну с водой посреди жаркого лета, когда на улице не продохнуть от зноя. Гораздо сложнее делать это в декабре, когда на улице стоит хоть и не очень сильный, но всё же мороз. -10° - вроде бы и не много, но вполне достаточно чтобы успеть задубеть, пока бежишь от цистерны в караульное помещение. Хорошо что кто-то вспомнил о комплекте офицерского ОЗК, хранящегося в аккумуляторной.

ОЗК – общевойсковой защитный комплект, одежда, служащая для защиты личного состава армии в военное время от химических и ядерных атак, а в мирное время - для развлечения сержантского состава (тот, кто выливал пот из сапог ОЗК после марш-броска в полной выкладке, меня поймёт).

Стандартное армейское ОЗК - это зелёный прорезиненный плащ с капюшоном и длинные сапоги-чулки, крепившиеся на поясном ремне. Для путешествия вглубь цистерны он не годился, поскольку воды в ней явно было больше, чем «до пояса». А вот офицерский (может и не офицерский, но мы его тогда называли именно так) ОЗК вполне подходил под наши задачи, поскольку представлял он собой прорезиненный комбинезон, доходящий практически до подмышек, соединённый с сапогами в единое целое и короткой куртки с капюшонном из того же материала. Мечта всех рыбаков и сплавщиков, самое то для погружения в глубины пожарной ёмкости.

Погрузиться в воды цистерны вызвался я. Видимо то самое место, что чаще всего отвечает у нас за тягу к приключениям, никогда не давало мне сидеть спокойно, ну а уж пропустить такое приключение?! Да никогда в жизни. Натянув на себя ОЗК я спустился в цистерну, благо для спуска в неё имелась приваренная к люку изнутри короткая металлическая лесенка. Воды в ёмкости оказалось немного, чуть выше пояса, и что самое главное – в ней было довольно тепло. Видимо из-за того, что ёмкость была засыпана землёй. Искать потерянные вёдра пришлось практически вслепую: на дворе насупил вечер, а у нас в карауле по какой-то таинственной причине отсутствовал фонарь, хоть и числился в караульном имуществе. За что нам каждый раз писали замечания в журнал несения боевого дежурства, от которых фонарь, как ни странно, на точке не появлялся.

В общем, ориентируясь в пространстве при помощи ног и рук я довольно быстро собрал весьма неплохой урожай самых разнообразных ёмкостей, утопленных в цистерне: 5 вёдер, пару кастрюль и один здоровенный армейский чайник. Видимо мы были далеко не первыми, кто пытался пополнить запасы воды из пожарной ёмкости. Все вёдра и кастрюли я заполнил водой и передал ожидающим меня наверху бойцам, после чего выбрался сам и со всех ног кинулся к караульному помещению – мороз к ночи усилился и мне совсем не хотелось замерзнуть на полпути к тёплому помещению. Добежал я успешно, хотя последние шаги делал уже как терминатор Т-1000, попавший в жидкий азот – мокрый ОЗК начал дубеть на морозе и двигаться в нём становилось всё сложнее.

Но мне всё же удалось добраться до спасительных дверей в карпом, где уже ждала кружка с горячим чаем из набранной в цистерне воды.

Вполне, кстати, питьевой. Хотя сырой я бы её пить не стал. Зато теперь у нас была вода, так что теперь мы могли продержаться до подвоза новой воды из части.

P.S. Как-то очень неожиданно вспомнилась история из далёких армейских времён - надеюсь вам она понравится не меньше, чем мои геофизические истории или виммельбухи )))
Жду ваши комментарии - очень уж они помогают писать лучше и интереснее.