Революция, рост и падение: загадка советского пути (часть 3-я)
Всех приветствую! В предыдущих частях мы разобрались, как СССР совершил индустриальный рывок, а потом создал систему стимулов, которая подавляла любые инновации. Сегодня поговорим о том, как эти противоречия привели к системному кризису, который уже нельзя было решить простым увеличением производства.
Предел роста: когда планы важнее результата
Вспомним премии за выполнение плана. К 1970-м годам эта система окончательно скатилась в абсурд. Результат реформы: машиностроение за 10 лет увеличило выпуск в денежном выражении в 2,6 раза, а в натуральном — всего на 50%! То есть станков стало больше в полтора раза, а денег за них брали в два с половиной раза больше.
Но у советских предприятий - потребителей и выбора то не было. В условиях хронического дефицита и прикрепления потребителей к производителям можно было накручивать цены сколько угодно. Получался замкнутый круг, чем дороже делали продукцию, тем легче было выполнять план в рублях.
К 1983 году СССР на единицу национального дохода тратил:
- нефти в 2,2 раза больше, чем США
- стали — в 3 раза больше
- цемента — в 2,9 раза больше
Не потому что у нас были плохие технологии (хотя и это тоже), а потому что система мотивировала УВЕЛИЧИВАТЬ затраты, а не снижать их.
Логика была железная, чем больше потратил на производство — тем выше можешь установить цену. Чем выше цена каждого изделия — тем меньше их нужно сделать для выполнения плана в рублях. Получался своеобразный экономический мазохизм - чем хуже работаешь, тем легче живется.
Еще в 1920 году австрийский экономист Людвиг фон Мизес предсказал эту проблему в своем "калькуляционном аргументе": без рыночных цен у плановиков нет возможности понять, что действительно нужно экономике. Советские теоретики долго спорили с Мизесом, но к 1970-м стало ясно — старик оказался прав.
Самое трагикомичное — история с девятой пятилеткой (1971-1975). Работу над ней начали в начале 1968 года, а утвердили только в конце 1971-го. Первый год пятилетки уже прошел, а план еще обсуждали.
Почему так долго? Потому что математика не сходилась. Министерства требовали ресурсов на 200 миллиардов рублей больше, чем их было в природе. Госплан пытался всех "помирить", но как говорится - "Хотели как лучше, а получилось как всегда".
И при всем этом сам план включал в себя около 90 тысяч показателей! Представляете масштаб бюрократического безумия? В 1971 году коллегия Госплана провела 21 заседание только по пятилетке — практически каждые две недели сидели и меняли расчеты.
Венгерский экономист Янош Корнаи описал главную болезнь плановых экономик одним словом — дефицит. В капитализме рост производства ограничивается спросом или деньгами. В СССР — только нехваткой материалов.
Почему? Потому что деньги всегда можно было "выбить" из бюджета или взять льготный кредит. Банкротств не было — ведь работающее предприятие хоть что-то производит, а закрытое вообще ничего. Поэтому все предприятия жили в режиме "мягких бюджетных ограничений" и требовали все больше ресурсов.
Так к концу 1980-х средний возраст промышленного оборудования вырос до 26 лет против 16-20 в США. Доля оборудования старше 20 лет увеличилась с 8% до 14%. Новые заводы строили, но рабочей силы на них не хватало. Старые работали на изношенном оборудовании, а о реконструкции можно было только мечтать, останавливать нельзя — план же.
Академик Юрий Яременко объяснил системный кризис через концепцию "качественных" и "массовых" ресурсов. Качественные (высокотехнологичные материалы, точное оборудование, квалифицированные кадры) десятилетиями шли в ВПК и космос. Остальные отрасли приспособились работать с тем, что осталось.
К примеру, даже сложно было снабдить сельское хозяйство современной техникой. Новые комбайны и тракторы могли выйти из строя за пару месяцев, потому что не было ни квалифицированных механиков, ни качественного масла. Система породила технологическую шизофрению: одни отрасли жили в XX веке, а другие из XIX еще не вышли.
Получался порочный круг: низкотехнологичные отрасли требовали больше первичных ресурсов, для добычи которых нужны были высокие технологии. Как итог, качественные ресурсы тратились на обеспечение работы отсталых производств, но обходным путем.
Неизбежный финал
К 1980-м стало ясно: система исчерпала свой потенциал. Методы, которые обеспечили индустриальный рывок 1930-х, к 1970-м превратились в смирительную рубашку.
Любые попытки реформ только ухудшали ситуацию. Половинчатые меры создавали новых игроков, которые начинали тянуть одеяло на себя еще активнее. Как говорил Брежнев про косыгинскую реформу: "Реформа, реформа... Кому это надо? Работать нужно лучше, вот и вся проблема".
Но проблема была не в том, что люди плохо работали. Проблема была в том, что система мотивировала работать неправильно.
СССР стал жертвой собственного успеха. Страна, которая хотела построить самое рациональное общество в мире, создала самую иррациональную экономику. Но это был не случайный сбой — это была закономерность, заложенная в основе системы.
Экстенсивный рост имеет свой предел. Можно согнать крестьян с земли один раз, можно выкачать природные ресурсы, можно мобилизовать все силы страны. Но что делать дальше?
Накопившиеся противоречия требовали кардинальных решений. В следующей серии постов мы разберем, как Михаил Горбачев попытался реформировать нереформируемое и, почему перестройка вместо обновления системы ускорила ее крах. Готовьтесь — впереди история о том, как благие намерения привели к необратимым последствиям!
Не забывайте подписываться на мой телеграм канал, там еще больше контента.
Революция, рост и падение: загадка советского пути
Всех приветствую! Сегодня положим начало новой серии постов про СССР. Идеологически она будет продолжать серию про Ногалес, но тут мы уже на близком нам с вами примере рассмотрим, как от структуры устройства общества зависит его благополучие и жизнеспособность. Приступим.
Часть 1-я. От революции к индустриализации: будущее которое работало.
Обращаясь к истории советского союза, хочется вспомнить, что начало XX века - это время масштабных перемен, которые не обошли стороной и нашу страну. Революция, гражданская война, коллективизация - все это создавало не просто хаос, а своего рода эксперимент по реструктуризации общества. В то время даже западные капиталисты, верившие в незаменимость свободного рынка, удивлялись и считали инновационным подход советских коммунистов в построении нового общества.
Но начиналось все не так радужно и прекрасно, как описывали большевики. К 1921 году ВВП страны, истощенное первой мировой и гражданской войнами, снизилось на 62% относительно 1913 года. Это был просто катастрофический уровень, экономика была разрушена, царили голод и нищета, для сравнения в начале 90-х ВВП снизился только на 38%. Думаю никто не мог и представить, что уже в течении 7 лет СССР отыграет это падение, а к 1932 году выполнит свою первую пятилетку досрочно.
Особого внимания заслуживает амбициозный план ГОЭЛРО(развития электроэнергетической отрасли), благодаря которому производство электроэнергии в СССР выросло почти в 7 раз: с 2 млрд кВт·ч в 1913 году до 13,5 млрд кВт·ч к 1932 году. Только представьте, страна, которая еще недавно была аграрной, за такой короткий промежуток совершила технологический скачок, который еще недавно считался утопией. Так в чем же был секрет столь стремительного роста?
На первых этапах развития системы сделали акцент на перераспределение ресурсов:
➖Коллективизация и индустриализация позволяли использовать скрытый экономический потенциал огромного крестьянского населения, переводя его в массовую промышленность.
➖Централизованное планирование обеспечивало быструю мобилизацию всего государства для достижения кратковременных, но впечатляющих результатов, несмотря на то, что это требовало жесткого контроля и репрессивных мер.
Массовая урбанизация шла полным ходом и в период с 1929 по 1932 год из деревень в города перебралось около 12,5 миллионов человек, из которых 8,5 миллионов были вынуждены покинуть родные места, что сравнимо с населением современной Московской области. Масштабы мобилизации ресурсов были беспрецедентными.
Но вот парадокс, советская модель работала именно потому, что была неустойчивой. Экстенсивный рост за счет мобилизации ресурсов дает быстрые результаты, но только до тех пор, пока есть что мобилизовывать. Крестьян можно согнать с земли один раз, природные ресурсы — выкачать, но что делать дальше?
Советский союз не был одинок, похожие попытки "мобилизационного рывка" наблюдались в разных странах. Например, Китайская модель 1980-2000-х годов во многом повторяла советскую логику: массовая урбанизация, государственные инвестиции в инфраструктуру, жесткое планирование. Разница лишь в том, что Китай вовремя начал переход к рыночным механизмам и инновациям.
Часть 2-я. Кнут, пряник и парадокс роста
В разгар индустриализации, советское руководство придумало, как им казалось, хорошую систему мотивации труда: премии за выполнение плана. Эти премии могли достигать до 37% от оклада. Но был нюанс, который свел всю систему к абсурду.
Плановые показатели на следующий год формировались на основе результатов текущего и каждый раз немного увеличивались. К примеру, если завод выплавил за год 10 млн тонн стали, то в следующем году ему поставят план в 10,5 млн тонн. Вывод тут напрашивался сам собой: чем больше произвели сегодня, тем выше будет планка завтра. Итог? Руководители предприятий начали занижать показатели и выполнять лишь необходимый минимум, чтобы на следующий год не загнать себя в угол невыполнимыми задачами. Ведь невозможно постоянно поддерживать рост производства без инноваций.
Советская система на этом не остановилась, пряники выдала, и про кнут не забыла. С 1940 по 1956 года действовало постановление «О переходе на восьмичасовой рабочий день», в рамках которого за прогул работы без уважительной причины следовало жестокое наказание в виде исправительных работ сроком до 6 месяцев с удержанием до 25% заработной платы. Прогулом считалось как опоздание на работу более чем на 20 минут, так и несвоевременное возвращение с обеда или перекура. Нарушившим дважды уже грозил реальный тюремный срок, что в наше время звучит как то дико. За этот период почти 18 млн человек провинились и попали под раздачу (1/6 взрослого населения, между прочим).
Но повинность за опоздание меркла на фоне коллективизации(1928-1937 гг.). Надо ведь было где то брать ресурсы и рабочую силу для индустриализации. В процессе коллективизации индивидуальные крестьянские хозяйства насильственно объединялись в колхозы, а особо зажиточные крестьяне раскулачивались, для подрыва их влияния на местах. По итогам, как я уже писал в первой части, 12,5 млн человек перебрались в города в поисках работы. Но самое мрачное и печальное то, что «добровольная» коллективизация стоила государству жизней от 5,7 до 10 млн человек, которые умерли от голода и репрессий. Сталин даже писал в своих мемуарах, что борьба с миллионами крестьян в годы коллективизации для него была страшнее и тяжелее войны.
В чем же главная загадка системы, которая смогла за несколько лет построить тысячи заводов и электростанций, но оказалось абсолютно беспомощной перед задачей создания чего то нового?
Все лежало на поверхности: инновации требуют риска, экспериментов и права на ошибку. А когда за малейшую оплошность или отклонение от плана можно получить срок или лишится дохода, кто будет рисковать? Плюс ко всему премии платили за выполнение месячных планов, а инновации - это инвестиции в будущее, которые требуют затрат ресурсов сегодня. Так все и придерживались правила: проще делать то же самое, что и вчера, только чуть больше.
В итоге сложилась система, где все боялись всех. Рабочие боялись опоздать, инженеры предлагать что то новое, а начальники не выполнить план. Страх - плохой стимул для экономики, который порождает застой, да и работает только на коротких дистанциях. Он, конечно, может заставить работать быстрее, но не умнее.
В результате советская экономика стала жертвой собственных успехов. Методы, которые обеспечили индустриальный рывок 1930-х, превратились в смирительную рубашку для развития. Централизованное планирование отлично перераспределяло имеющиеся ресурсы, но было беспомощно перед задачей их приумножения через инновации.
В следующей части разберем, как накопившиеся противоречия привели систему к тому пределу, который она уже не смогла преодолеть. И почему экономика, которая когда-то поражала мир своими темпами роста, в итоге не выдержала конкуренции с более гибкими моделями.
Не забывайте подписываться на мой телеграм канал, там еще больше контента.
О комфорте, тишине и том, куда девается энергия наших детей
Есть негласные правила хорошего соседства. Знакомые до боли каждому, кто жил в многоквартирном доме:
Музыку громко не послушаешь — потревожишь соседей.
Не побарабанишь, даже если душа просит.
Друзей много не позовёшь — тесно и шумно.
Не попрыгаешь и не побегаешь, даже если очень хочется.
Голубятню на балконе не разведёшь (и правильно, птички на соседей покакают ).
Эти правила — как прививка от конфликтов. Мы с детства усваиваем: твой комфорт не должен мешать комфорту других. И в этом есть большой плюс.
Но что получилось в итоге? Естественная детская потребность шуметь, беситься и выплёскивать энергию — упёрлась в стену. Раньше буйствовали в подъездах и дворах, а теперь?
Теперь у нас есть универсальный «бесшумный скафандр» — смартфон. Он успокоил всех до стратегического минимума. Соседи счастливы, тишина, система всё решила за всех. Но это, пожалуй, самый большой минус такого комфорта.
Мы удивляемся: почему дети, выращенные в идеальных, тихих и безопасных квартирах, часто становятся невротиками? Вроде и воспитывали правильно, и лишнего шума не допускали, и максимум комфорта дали.
А ребёнку по природе нужен разгон! Нужно носиться, кричать, падать, ошибаться и открывать мир не через экран. Вместо этого мы с детства говорим ему «тише», «не шуми», «успокойся». И получаем малоподвижную марионетку с жизнью в смартфоне. Неудивительно, что появляются невротики и клаустрофобы. Жизнь по расписанию, из коробка в коробок.
Жить в квартире — неплохо. Это отличный вариант для того, кто хочет спокойствия и минимальных заморочек.
Но если у вас есть семья, дети или вы только планируете их — стоит задуматься о другом формате.
Семье с детьми нужна земля. Нужно пространство, где энергия выплёскивается не на кухне, а во дворе; где можно шуметь, не боясь потревожить соседа; где дети получают бесценный опыт свободы и движения, а родители — настоящий комфорт и возможность воплотить мечту о большой, здоровой и счастливой семье.
Это не ностальгия по прошлому. Это вопрос благополучия и психического здоровья наших детей в будущем.
А что думаете вы? Чувствуете ли этот конфликт между комфортом тишины и потребностью в энергии?
Мой телеграм канал.
https://t.me/thetrinityy
Город
Улицы как вены,
Нервы - провода
Авто как тромбоциты,
Снуют туда - сюда
Парки, скверы - легкие,
Дают тут кислород
Есть канализация -
Нечистоты срёт
И во всем вот в этом,
Ответ на пост «У него была дача, он знает какого жить в селе...»4
"У него была дача, он знает какого жить в селе..."
КакоГо?🤣
В смысле: какОго хера?
🧐
Только что пролистал пост, где стебались над теми, кто не может разобраться в -ТСЯ и -ТЬСЯ, а тут еще веселее)
Я так понимаю, что те, кто вместо "какоВо"(каков чертяка!) пишет "какоГо", идут дальше, и вместо улицы Кутузова у них Кутузого (Кутузый М.И.)
Ответ на пост «У него была дача, он знает какого жить в селе...»4
Ох блять, сейчас прежние вирусологи, а ныне эксперты в вооружении, наденут халаты агрономов и напихают тебе панамку хуёв. Пихать куда надо возраст не позволяет, хотя природа уже требует, а заняться все равно больше нечем, каникулы.
Короче доля правды в этих словах есть. Да, за коровой нужен уход, но пасёт её часто пастух, за вознаграждение. Да, молоко она не "даёт" 😁😁, его ещё взять нужно, процедура требует опыта, но в целом не так уж сложна в освоении.
Сливы и смородина, и прочие деревья-кустарники, действительно растут сами, делать почти ничего не надо с ними. Только урожай собирай да обрезай крону и засохшие ветки. Это тоже требует опыта, но тоже наука не супер сложная.
С огурцами, помидорами, клубникой, картошкой и всяким подобным, такой подход не прокатит 😁😁
можно организовать автоматический полив, будет попроще. Но не прям уж дофига проще ))
Тем не менее, в большинстве частных хозяйств, которые я видел, кусты плодовые не ухоженны и просто растут копной. С таких кустов и урожай собирать геморрой тот ещё, и поливать, и обрезку проводить. Но справедливости ради, обрезку им скорее всего и не делают 😁😁
Было бы не сложно собрать вокруг этих кустов рамку из палок или реек, можно в 2 уровня. Нижние ветки поднимаются на уровень полметра примерно, верхние не поднимать или выбирать высоту по месту.
Наша история с плодовыми деревьями, кронировать, срезать засохшие или не плодоносящие ветви.
Растениям с постоянным поливом организовать автоматический полив. В теплице поставить механизм, который автоматически открывает и закрывает форточку по температуре, без электричества.
Это все недорого и совсем не сложно. Но даже уходом за кустовыми и деревьями прямо очень мало кто заморачивается. Растёт? Растёт. Ягоды фрукты хоть какие-то есть? Есть. На остальное пофиг ))
Ответ MadBug в «Феноменальная память!»13
Концентрация экономических ресурсов и человеческого капитала в одном крупном центре, таком как Москва, создает так называемые эффекты агломерации — это когда близость бизнеса, талантов и инфраструктуры усиливает производительность и рост. В случае России Москва выступает как двигатель национальной экономики, аккумулируя инвестиции, инновации и рабочие места. Вот ключевые причины, почему это выгодно:
Повышение производительности и инноваций. В больших городах, как Москва, компании получают доступ к большому пулу квалифицированных работников, что облегчает обмен знаниями и идеями. Это приводит к росту производительности: по данным исследований, агломерационные эффекты в Москве позволяют городу генерировать до 5,8% от всего населения России, но при этом концентрировать значительную часть коммерческих и посреднических функций. Кроме того, Москва привлекает таланты со всей страны, что усиливает инновации в высокотехнологичных отраслях, таких как IT, финансы и наука. Глобально, города с высокой концентрацией населения растут быстрее благодаря "эффектам обучения" — люди и фирмы учатся друг у друга, повышая общую эффективность.
Экономия на масштабе и инфраструктуре. Концентрация капитала позволяет эффективно инвестировать в инфраструктуру: дороги, метро, аэропорты и офисы используются интенсивнее, что снижает удельные затраты. В Москве это проявляется в гиперконцентрации бизнеса — экономическая концентрация в столице в 73 775 раз выше, чем в наименее развитых регионах, как Чукотка. Это делает город привлекательным для иностранных инвестиций и глобальных компаний, что стимулирует рост ВВП. В отличие от распределения ресурсов по регионам, фокус на одном центре минимизирует дублирование затрат и ускоряет окупаемость проектов.
Глобальная конкурентоспособность. Москва как единый мощный хаб конкурирует на мировом уровне: она генерирует значительную часть российского ВВП (около 20-25%) и привлекает капитал, который в регионах мог бы не реализоваться. Исследования показывают, что в развивающихся странах, как Россия, концентрация в столице усиливает общий экономический рост, поскольку позволяет достигать "критической массы" для привлечения инвестиций и технологий. Без этого Россия рискует остаться с множеством слабых регионов, неспособных конкурировать с глобальными центрами вроде Шанхая или Нью-Йорка.
Социально-экономические эффекты. Миграция в Москву создает густой рынок труда, где люди находят лучшие возможности для карьерного роста и доходов. Средние зарплаты в столице в несколько раз выше региональных, что стимулирует потребление и налоговые поступления. Это также способствует урбанизации, которая исторически ассоциируется с экономическим прогрессом: города генерируют 80% глобального ВВП.
В целом, концентрация в Москве усиливает национальную экономику, делая ее более динамичной и интегрированной в глобальные цепочки.
Почему равномерное развитие регионов было бы хуже
Так называемое равномерное развитие подразумевает искусственное распределение капитала и населения по всей территории России, чтобы избежать "перегрева" Москвы. Однако это могло бы привести к противоположному эффекту — торможению роста. Вот почему:
Размывание ресурсов и отсутствие критической массы. Распределение инвестиций по 85 регионам привело бы к тому, что ни один из них не достигнет масштаба, необходимого для агломерационных эффектов. Вместо одного сильного центра возникли бы множество слабых, где инфраструктура и бизнес не окупались бы. Исследования показывают, что в России высокая дифференциация регионов рискует социальными волнениями, но чрезмерная унификация создает стагнацию, так как не позволяет выделиться лидерам. В итоге, общий ВВП вырос бы медленнее, как в случаях с "потерянным десятилетием" в России из-за слабого роста и стагнации доходов.
Высокие затраты и неэффективность. Строительство инфраструктуры везде — от Сибири до Дальнего Востока — потребовало бы огромных расходов без гарантии отдачи. В России уже есть проблема неравенства в распределении финансов между регионами, и равномерное развитие могло бы усугубить это, вызвав неоправданные диспропорции. Глобально, попытки "равномерного" урбанизма в развивающихся странах приводят к "преждевременной урбанизации" — городам, которые плотны, но не продуктивны, с высокой преступностью и загрязнением, без реальных экономических выгод.
Слабая конкурентоспособность и отток талантов. Равномерное распределение игнорирует естественную миграцию: люди все равно уезжают в места с лучшими возможностями. Принудительное развитие регионов могло бы привести к оттоку мозгов за границу, а не в Москву, снижая общую инновационность. В странах с сильным управлением экономический рост больше влияет на урбанизацию, чем популяционный, но в слабых — это приводит к неконтролируемому расширению без пользы. В России это усугубило бы проблемы вроде слабого промышленного роста в старых регионах.
Социальные и институциональные риски. Равномерное развитие могло бы усилить коррупцию и неэффективность, так как требует сложного перераспределения, что в России с ее централизованной системой привело бы к бюрократическим барьерам. Исследования отмечают, что в постсоветских странах децентрализация без сильных институтов приводит к дисперсии экономики, снижая общий рост.
В итоге, равномерное развитие рискует сделать Россию страной с множеством средних регионов, неспособных к глобальному прорыву, в то время как концентрация в Москве обеспечивает фокус и динамику. Конечно, это создает вызовы вроде перегруженности инфраструктуры, но преимущества для экономики перевешивают минусы.





