Работа участкового терапевта обычно посменная. Либо утром прием, а потом квартирные вызовы, либо наоборот. Сегодня прием был вечерний, и Фомин, выполнив все заявки квартирной помощи, шел в поликлинику. Зайдя в здание, он тут же натолкнулся на старшую медсестру своего отделения.
- Александр Борисович, как хорошо, что я вас встретила! Зайдите, пожалуйста к заведующей.
В кабинете начальницы творилось что-то неладное. Разговор на повышенных тонах был слышен уже в коридоре. Когда Фомин подходил, дверь в кабинет распахнулась, и из нее вылетел доктор Мошкин с красным от гнева лицом.
- Павел Терентьевич, мы не закончили этот разговор, - прокричала ему вслед заведующая.
- Нет, закончили! – проорал в ответ Мошкин, и, пыхтя, пошел к своему кабинету.
Не задавая лишних вопросов, Фомин поздоровался и тихо присел в кресло. Нина Валентиновна была, мягко говоря, в ярости. Она тяжело дышала, ноздри раздувались, а глаза, обычно спокойные и с прищуром, сейчас просто метали молнии.
- Нет, ну это возмутительно! Это ни в какие ворота уже не лезет! Он совсем не соображает, что делает!
Фомин деликатно молчал и ждал, когда ему все объяснят. Ждать оставалось недолго, самообладание потихоньку возвращалось к заведующей.
- Представляете, Александр Борисович, Мошкин, этот старый пень, что сегодня учудил? Пришел на вызов, там бабуля Скворцова, знаете ее наверное? Все знают. Так вот, вызвала сиделка, мол, совсем плохая, приходите. Как ее Мошкин смотрел – не знаю, но он решил, что все, отмучилась старушка. Рассказал, как скорую вызывать, как милицию вызывать, и, говорит, челюсть платочком подвяжите. Хорошо хоть медяки на глаза не положил. Полчаса назад заваливается ко мне ее сиделка, кстати, редкостная дура, я вам скажу, и заявляет: «К нам сегодня доктор приходил, я его не нашла, зашла к вам. Много чего сказал делать, я все не запомнила, запомнила, что челюсть надо платочком привязать.» Я говорю, от меня-то вы что хотите? А она мне: «Так я вот про челюсть и хочу спросить. Бабушка пить просит, можно уже отвязать?»
Фомин изо всех сил сдерживал смех. Получалось плохо. Нина Валентиновна, немного поуспокоившись, и сама заулыбалась.
- И ладно бы эта дура просто зашла. Она приперлась именно в тот момент, когда у меня проверяли амбулаторные карты! Сидит проверяющий, начмед, зам по экспертизе качества, и тут вваливается такая кляпса и буквально за минуту рассказывает вот это все! Начмеда трясет от злости, проверяющий в шоке, я готова от стыда была провалиться. Зато Мошкину все по фиг. Еще обиделся на меня, что я его отчитала.
Заведующая устало сняла очки и помассировала пальцами переносицу. Самообладание к ней окончательно вернулось.
- А знаете, ведь и правда смешно получилось, - улыбнулась она. - Так что можете не сдерживаться, смейтесь на здоровье. Я чего вас вызвала: у Мошкина остался один необслуженный вызов, сходите пожалуйста. Я этого старого дурня уже боюсь посылать куда-то. Сделаете и возвращайтесь, пока вас не будет, я сама прием буду вести. Хорошо?
- Конечно, Нина Валентиновна.
И Фомин пошагал обратно «в поля».
Адрес был недалеко, повод к вызову – «перестала говорить», что, скорее всего, означало случившийся инсульт. Тактика была в таких случаях предельно простой: госпитализация. Дело копеечное, на две минуты.
Дверь открыла девушка с улыбающимся карапузом на руках, чуть сзади стоял молодой увалень в очках, видимо, муж и отец.
- Доктор, проходите, пожалуйста, вот бахилы. У нас бабушка разговаривать перестала, лежит целый день. Вот сюда, в комнату.
Фомин снял куртку, натянул бахилы на обувь и прошел в открытую дверь.
В комнате на кровати, отвернувшись к стене, лежала бабуля. Фомин присел рядом, достал из портфеля стетоскоп, тонометр, и папку с необходимыми бумагами.
- Здравствуйте! Я доктор из поликлиники, — сказал он громко.
Бабуля недовольно взглянула на него.
- Я не глухая. Здравствуйте.
Молодые стояли с вытянутыми лицами, вытаращив глаза.
- Ну, чего вылупились? – удостоила их вниманием бабушка, - Зачем человека дернули? У него и так работы навалом.
- Но ты же не разговаривала, бабушка, - сказала молодая женщина. Она явно нервничала, отчего качала ребенка все интенсивнее. Что, конечно, не ускользнула от внимания грозной бабули.
- Что ты его так трясешь, бестолочь? Не разговаривала я…. А хули с вами разговаривать?
«Бабка – просто огонь!», - подумал Фомин.
- Вы нас за идиотов держите? – вступил в разговор молодой отец. Бабуля сверкнула глазами.
- Ты вообще молчи. Доктор, знаете, что он вчера устроил? – Молодой папаша покраснел и нервно поправил очки. – Неделю назад он купил саморезы, десять штук. Хотел что-то починить. Вспомнил, что он мужик в доме, что у его есть яички. Но пришел домой, и сразу перехотел. Вчера нашел свои саморезы на подоконнике, пересчитал, а их восемь, а не десять. И почему-то решил, что годовалый мальчик их съел. Здоровенные саморезы. Сантиметров семь, не меньше. Съел. Две штуки. Ну что за болван? Вызвал скорую, бегает, голосит на всю квартиру.
- Алевтина Петровна, я ж не знал, что вы их соседу отдали.
- Отдала. Потому что он и правда мужик в своем доме, ему надо было для ремонта. Ой, все уйдите с глаз моих, бестолочи.
Фомин деликатно молчал и улыбался. Пунцовый папаша вылетел из комнаты, девушка с ребенком вышла следом.
- Я так понимаю, инсульта у вас нет., - сказал доктор Алевтине Петровне.
- Пока нет. Но точно будет, - она взяла Фомина за руку, - Доктор, а у Вас нет таблетки от глупости? Две штуки? Нет, три, этому дураку одна не поможет?
- Ну тогда Вы не можете меня спасти, медицина снова бессильна.
Фомин заполнил бумаги и пошел к выходу. Впереди был вечерний прием.