Иногда она ошарашивает, лупит тебя по голове, хватает за грудки и трясёт, что есть мочи. Иногда медленно и незаметно проникает под кожу, и ты даже не понимаешь, что угодил в её цепкие объятия. Бывает и так, что она всё время рядом, но не знает, как к тебе подступиться, а ты боишься впустить её в своё сердце. Но в любом случае отчётливо помнишь, как впервые встречаешь её на жизненном пути.
Мне пять. Солнце рисует косые прямоугольники через оконный трафарет на многократно перекрашенном деревянном полу, когда в мою жизнь зачем-то врывается она. Большие серо-зелёные глаза в тон сарафану, на удивление густые волосы, схваченные в пышный хвост, и улыбка на добрую половину лица, а ещё эти дурацкие ямочки. В общем, так себе зрелище.
После казённого детсадовского завтрака нас ждут занятия и развивающие игры, а душа хочет свободы. Конкретно сейчас — пострелять из ружья, подаренного родителями. Воспитательница Анна Валерьяновна имеет довольно прогрессивные взгляды на окружающую действительность, потому прямого запрета на пронос оружия в старшую группу детсада нет. Пневматика, чёрный приклад, глянцевый ствол и две красные пробки на леске — на таком можно озолотиться, будь я Остапом или хотя бы Томом. Но я всего лишь Алёша, и даю всем стрелять бесплатно.
— Дай мне! — требовательно тянет руку она.
Я хмуро смотрю исподлобья на новенькую. Это совсем не девчачьи забавы, так что не может быть и речи о передаче ствола в эти пухлые ручонки, поэтому я отрицательно качаю головой, вложив в этот жест всё холодное презрение, на которое способен.
— Дай! — не унимается она.
Ну я и даю. Залп из двух стволов. Прямо в лоб.
Она обиженно смотрит на меня своими огромными глазами, в уголках которых зарождаются слёзы.
Ребята смеются, мне тоже весело.
Она не плачет. Только трёт красный лоб и гордо вздёргивает носик.
— Меня зовут Валелия! А ты — дулак!
Разворачивается и уходит прочь, в другой угол игровой.
***
— Можно с вами? — спрашивает она.
Нам по десять, и с нами нельзя. Серьёзные ребята в субботнее утро заняты серьёзным делом— футбол!
Отрицательно качаю головой — вот ещё.
— Да пусть играет, вас же меньше! — машет рукой Денис, капитан «первомайских».
— Сами справимся, — хмурюсь я.
— Ну тогда забирайте Окуня, а она пусть за нас побегает, — неожиданно настойчив он.
Тоже мне, благородство. Тьфу!
Лера благодарно смотрит на Дениса и входит в игру. Окунь понуро плетётся на нашу половину поля.
Она неожиданно хорошо играет, пластичная, ловкая, держит мяч, одно слово — девчонка. Один финт, второй, и вот уже Окунь остаётся в дураках. Но со мной такие номера не проходят — играю в корпус, плечо в плечо, и она валится на траву.
Смотрит на меня снизу вверх, но ни обиды, ни злости в глазах, и мой триумф сам собой растворяется.
Раздаётся свисток. Штрафной. Ребята останавливаются.
— Да вы чего? — возмущаюсь я. — В корпус же сыграл!
Мы упустили победу. После игры все поздравляют Лерку, а Денис и вовсе жмёт ей руку. Тоже мне пуп земли. Совсем с ума сошли.
***
Седьмой класс окончен, мы уже взрослые. Я еду в поезде к бабушке в Краснодар. На всё лето, и должен бы радоваться, но отчего-то грущу. В плацкартном вагоне пахнет мазутом и куревом из тамбура, не радуют даже варёные яйца и бутерброды с колбасой. Я забрался на верхнюю полку и смотрю в окно, где один серый пейзаж сменяется другим.
Закрываю глаза. Лера в синем платье в белый горошек, в котором была вчера. Ей очень идёт. Она смеётся о чем-то с подругами, но увидев меня, вдруг становится серьёзной и отворачивается.
Натягиваю равнодушное лицо, но на душе скребут кошки. Почему она вдруг стала такой красивой?
Это стук колес или стучит в висках? Открываю глаза и отрешённо смотрю на книгу, зажатую в сетчатой откидной полке. «Всадник без головы» Майн Рида. Читать не тянет. Кажется, я тоже потерял голову.
***
— Ты со мною забудь обо всё-о-о-о-ом! Эта ночь нам покажется сно-о-о-ом!..
Новогодняя ночь. Огромный спортзал, в котором проходят праздничные мероприятия в нашем маленьком городе. В центре внушительная ёлка под потолок. Здесь человек триста, не меньше, родители и старшие дети, подростки — четвёртый час утра, недетское время. Полумрак, то тут, то там разрываемый светляками гирлянд. В пятнадцать с половиной можно веселиться хоть до утра.
— Я возьму тебя и прижму, как родную до-о-о-очь...
Лера танцует с Денисом, он обнимает её за талию, она положила голову ему на плечо. Он крепко прижимает её к себе, она улыбается, не открывая глаз.
Я подпираю стену, и думаю, есть ли среди сотен людей вокруг хоть кто-то несчастнее меня?
***
Отгремели выпускные, впереди осенний призыв. Я планировал получить высшее образование, но батя оказался непреклонен — сначала «срочка». Потом сам поймёшь, на кого учиться.
Уральский июнь суров, небо провалилось, грубыми косыми стежками связав чёрные тучи с землёй. До дома ещё шесть подъездов — целая вечность, потому укрываюсь под железным грибком на детской площадке. Там кто-то есть.
Вдруг понимаю — это Лера. Она оказалась здесь раньше и ещё не успела промокнуть. От бесконечной влажности волосы распушились, она похожа на львицу, а ещё эти огромные зеленые глаза, довершающие колдовской образ. Замираю, восстанавливая дыхание. Нас двое в эпицентре бушующей стихии, но, кажется, это самое желанное и уютное место на всей планете. Не верится, так просто не бывает.
— Привет, — говорю я.
Мой первый «привет» ей за все эти годы.
Она смотрит на меня искоса и улыбается уголком губ, совсем чуть-чуть, едва уловимо, на грани оптической погрешности, но этот краешек улыбки принадлежит только мне одному на всём свете. Хочется остановить этот миг, остаться в нём навсегда.
Внутри всё кипит и клокочет, хочется столько всего сказать, выпалить скороговоркой, но слова и мысли болтаются во мне, как вещи в барабане стиралки, и никак не приобретают связность. Блею про отличную погоду, потом ещё о чём-то глупом и неуместном. Дальше просто молчим.
Ей завтра уезжать поступать. Я бы должен сейчас всё сказать, но не могу, не умею. Что-то важное происходит между нами в этот бесконечный миг, глубокое, как сдвиг тектонической плиты, но я, кажется, не властен хоть как-то на это повлиять.
Дождь заканчивается, рассеивая магию момента.
***
Мне двадцать пять. Восемь утра. Тухлые вены Московской подземки. Третьяковская. Обгоняю нерасторопную тётю в желтом брючном костюме, успеваю вскочить в переполненный вагон метро, закрывающиеся двери больно припечатывают бока. Протиснулся, успел! Что-то грубо выговаривает мужик, показывая на свои ноги; извиняюсь. Аккуратно толкаясь, сутулым пингвином разворачиваюсь лицом к дверям. По ту сторону стекла она.
Встречаемся взглядами. Она всё такая же красивая, а я всё такой же дурак. Ей очень идёт жёлтый. Поезд отправляется, оставляя её на платформе. Я пытаюсь показать жестами, что сейчас вернусь, чтоб она дождалась меня, но выходит хреново. Возмущенные пассажиры кидают на меня злые взгляды.
В шальной голове метроном отсчитывает секунды. На Таганке стремглав пересаживаюсь на обратный поезд, но её уже нет. Бегаю по платформе, тщетно. Злюсь на себя, на окружающих, снующих по траекториям, на весь этот чёртов мир. Пять минут назад она стояла здесь, зато я успел на поезд, кретин.
***
Зимний вечер, валяюсь в тесном вагончике после трудного дня. Ямал, автономное месторождение, опорная база промысла, вахта. Мне удобно, дома меня никто не ждёт. Дело к сорока. Внезапный брак за два года треснул по швам. Случайно встретились, умышленно разошлись. Из нажитого — только норовистая сфинкс Клёпа, которую бывшая жена забрала с собой.
Здесь сыто, холодно, сурово бытово и морально. По осени нам запустили терпимый интернет, теперь можно тупо листать ленту соцсети. Завтра рано вставать, глаза слипаются, палец автоматически водит по экрану, когда наступает тот самый вдруг!
Знакомые черты, такие милые, близкие и желанные. Алгоритм любезно подкидывает мнее её профиль — возможно, друзья. Бездонные зеленые глаза, обезоруживающая улыбка, ямочки. Она счастлива, и даже через экран я будто заражаюсь этим счастьем. Быстро пролистываю вереницу фото — ни на одном ни мужа, ни детей. Облегченно выдыхаю, хоть это ничего и не значит. Набираю длинное сообщение, правлю, стираю совсем, набираю ещё раз. Не так, не то. Может быть просто «привет»? В прошлый раз это не помогло, но пытаюсь угодить снарядом в ту же воронку.
«Привет».
***
Старенький пригородный ПАЗик нехотя поглощает километры. Попутчиков немного, маршрут давно не самый популярный. Я любуюсь ожившими картинками внешнего мира через грязное стекло дребезжащего автобуса. Но до чего же этот мир прекрасен. Я еду к ней. Еду домой!
Не был в родном городе лет пятнадцать — не к кому, да и незачем. Но теперь всё изменилось. Она вернулась сюда прошлым летом. Она работает учителем. У нее мальтипу Каспер. Мы переписывались обо всём на свете, и вот теперь пришла пора увидеться спустя столько лет. Её последнее сообщение.
«Я буду тебя ждать».
Четыре слова, которые пробирают сильнее любых признаний в любви. Кунг, самолет, ещё самолет, поезд, автобус. Двое суток в пути, и я наконец дома.
Цветущий май расцветает и в моей душе, тормошит зачерствевшие было внутренности. Неужели нужно было через всё это пройти, чтоб обрести то, что всегда было рядом?
Лестница, четвертый этаж, звонок.
Скрип соседней двери.
— Так умерла она. В марте похоронили. Дети под лёд провалились, прыгнула спасать, и утонула... Такая хорошая девочка была. Такое горе...
***
Я принёс ей цветы. Самой прекрасной женщине на свете. Аккуратно кладу на плиту. Вытираю наметённую ветром пыль, обрываю настырную траву, сажусь на маленькую скамеечку. Мы встречаемся взглядами.
Её зовут Валелия. А я дулак.