Серия «Счастливое советское детство»

- Собака красная… - тянул красавец Лютый, вытирая плевок и в разговор вступал товарищ «Маузер».
- Батя-а-а! – кричала Ксанка и…

Да, вернее указывать «истерн», но даже так все и всем понятно. Почему главный, а не «лучший», «настоящий» или еще как-то? Ну… лучшим все же стоит считать другой, что до сих пор смотрят космонавты перед полётом, а настоящим, спустя какое-то время оказался третий, ставший дебютом Михалкова, а вот статус «главного» у этого фильма никто не отнимет. Без него, скорее всего, не случилось бы много других.

Эдмун Кеосаян снял ожидаемый фильм, ленту, требуемую зрителем, кино, нужное всем, от мала до велика. Яркое, запоминающееся, романтичное, жесткое, понятное и имеющее в себе простой доступный сценарий. Именно таким продуктом, положившем начало ясному термину «истерн», стали «Неуловимые мстители».

Данька, Ксанка, Валерка и Яшка-цыган, подростки, начавшие свою Гражданскую войну в шестьдесят шестом году, в СССР стали культом и легендами. Они боролись за светлое коммунистическое будущее без буржуев, атаманов, анархистов и белых, боролись честно и чувствуя собственную правду.

Насилие, авантюризм, перестрелки, харизматичные герои и отсутствие «авторского кино», вот что привлекало и привлекает зрителей в вестернах, даже если вестерн превращается в фантастику, фэнтези, ужасы с хоррором или что-то другое. Есть хорошие герои и есть плохие, первые стали такими по праву рождения в лабиринтах мыслей сценаристов, а вторых прокляли простые потребности с чаяниями основной целевой аудитории.

На Западе, культивируемая Голливудом, уходила в закат, вместе со стетсонами, кольтами и кровожадными команчами, золотая эпоха вестернов, с Джоном Уэйном и остальными забытыми героями. «Хороший, плохой, злой» и саркастичная ухмылка с прищуром Клинта aka Блондин Иствуда, вкупе со всеми спагетти-вестернами поставили заключительную точку, певшую музыкой гениального Морриконе.
У нас, в странах соцлагеря, только-только готовились снимать фильмы о Виннету с самым мускулистыми апачем в истории, Гойко Митичем. А народу требовалось кино, помогающее выпустить пар, и на эту роль никак не подходили фильмы о Войне, рванувшей каждую семью СССР всего четверть века назад.

У американцев был Великий трек, борьба Севера с Югом и Дикий Запад, а у нас случилась своя Гражданская война, полная жестокой кровавой мясорубки не меньше, если не больше. И снимать приключенческое кино о той эпохе, полной официальной идеологии, стало логичным решением. Даже если где-то проскользнет неправда, много ли осталось тех, кто поправит, пусть и сидя на кухне за рюмкой чая? Именно, что так.

У Кеосаяна получилось. Он снял фильм, хорошо смотрящийся даже сейчас, спустя пятьдесят с лишним лет. Сценарий, игра всех персонажей, ожесточенная ярость главной четверки, песни, юмор, все сложилось сплошными козырями. Дети, подростки, взрослые – все оценили это кино, выведя фильм в лидеры проката. Википедия говорит о, не меньше, тридцати миллионах зрителей, посетивших кинотеатры во время показа. Случись такое в наше время, режиссер, продюсеры и сценаристы купались бы в золоте, аки Скрудж МакДак в своем хранилище и Минкульт тут же выделил бы им бабла на продолжение.

Так случилось и со второй частью. Кеосаян не стал выдумывать велосипед и перетащил всех самых-самых, за исключением помершего Лютого, сшибавшего своей лютой харизмой даже без слов. Не забыли и Крамарова, в очередной раз исполнившего роль раздолбая с исключительным талантом.

Возможной ошибкой стало лишь введение штабс-капитана Овечкина. Величайший актер-армянин Джигарханян, бывший тогда молодым и насквозь талантливым, переиграл всех, включая Бубу Касторского, Яшку-цыгана и даже романтично-шрамированного поручика с гитарой и песней «Русское поле». На его фоне полковник Кудасов смотрелся самой настоящей мебелью, не больше. Хотя, несомненно, перебить Джигарханяна мог только Ефим Копелян, и его атаман Бурнаш, жегший не меньше сатанинским изломом бровей и взглядом, пронизывающим всех и каждого аки рентген.

Народ пошел, хотя и чуял какую-то подставу, в ЦК зааплодировали и отвалили конвертируемо-деревянных на «Корону Российской империи». И вот ее не спасло от краха ничего, включая Ксанку в блестящей коже, Овечкина, порой кажущегося истинным Терминатором и фееричную парочку императоров, дубасивших друг друга почем зря. На том, к сожалению, сказка и закончилась.

Я смотрел «Неуловимых» спустя двадцать лет после премьеры в Дворце культуры «Россия», с мамой. Было ли это круто? Да. Понравилось ли больше «Макара-следопыта»? Нет. Но, как не крути, забыть этот фильм не получается, потому что я люблю истерны, а все они начались именно с него.

...Полыхает Гражданская война
От темна до темна…

Будь это совместный с Голливудом фильм - сейчас он явно стал бы классикой полицейского крутого детектива, лишь чуть уступая «Смертельному оружию», настоящему «Смертельному оружию», с Гибсоном и Гловером. Но на дворе стояла Перестройка, шел восемьдесят девятый, и «Криминальный квартет» оказался просто хорошим фильмом из советского детства, равно как юности или зрелости. Мои дед с бабушкой его как-то не поняли, но вряд ли от того кому-то стало хуже.

Мне было девять, мы ехали к родственникам на Урал, в Кыштым, мама купила толстый журнал про кино, а я умудрился перехватить его, что было не сложно. С нами ехала моя двухлетняя сестра и все мамино внимание оказалось отдано ей. Из статей запомнились три, все о фильмах: «Танк Клим Ворошилов-2», «Делай раз!» и «Криминальный квартет». Каждый из них не оказался обойден рецензентной руганью, пусть и интеллигентной.

Фильм с Караченцовым критиковали за насилие, образ милиции, не имеющий ничего общего с настоящей, выдуманную историю о мафиозной структуре, вросшей в министерство легкой промышленности с торговлей и за что-то там еще. Мне стукнуло девять, в вагоне мне купили у немого разносчика, они все были глухонемыми по какой-то причине, переснятый черно-белый коллаж из фотографий Брюса Ли, я уже умудрился посмотреть «Конана-Разрушителя» и добрая советская патетика недавно любимого «Макара-следопыта» с «Финистом-Ясным Соколом», уже казалась пресной.

Фильм, как ни странно, показали по Центральному телевидению почти в тот же год, одновременно с показом в кинотеатрах «Фаната», где жестокости, мафиозности, надвигающегося беспредела девяностых и прочего, не менее некрасивого, было больше. Но хаяли, почему-то, «Криминальный квартет».

Недавно, или уже давно, сейчас полгода порой кажутся пятилеткой, его крутили на каком-то из кабельных каналов. Я был у мамы, читал одну из любимых книг своего детства, «Республику ШКИД», и тут увидел разговор на кухне, где герой Стеклова курит одну за одной, а Сарай и Муха, суровые перестроечные мусора СССР, рассказывают, что ему делать. Видно, работники прокуратуры тогда были совершенно иными, капитанюстициитебепиздец, ведь Стеклов играл как раз такого.

Дальше я смотрел с интересом и неожиданной ностальгией, жалея, что пропустил момент, где молодой Борис Щербаков, играя мастера-стекольщика, зверски арестовывает двух каких-то упырей. Но я знал, что впереди еще две настоящих жемчужины и потому не переключался.

Мое советское детство совершенно не было безоблачными, с кисельными берегами, розово-алыми единорогами, украшенными серпом с молотом, с хорошими милиционерами, улыбающимися и помогающими старушкам, с врачами Айболитами, умеющими лечить корь, почечные колики и триппер щелчком пальцев и добрым словом. Не, ни фига. Но доброго там хватало.

«Криминальный квартет», как и многие конъюктурные фильмы того времени, показывал прячущуюся и всем знакомую изнанку прогнившей советской бюрократии, единственно виновной в смерти первого настоящего Города Солнца. Это понимаешь уже взрослым, а тогда нам нравилось иное. И те самые жемчужины играли свои роли.

Здесь хитрый Сарай, подвесив под потолок какого-то мелкого жулика, ломал спектакль, охаживая того резиновой палкой ПР-1, жулик орал, проводимый мимо важный свидетель-стукач пугался, и хорошие, «наши», менты получали нужную информацию.

Тут Караченцов, много лет озвучивающий крутых героев Бельмондо, очень хотел сам стать таким же. И у него получалось на все сто, глаза горели, он бил ногой с разворота не хуже Чака Норриса, а все преступники, завидев его, заранее проигрывали, обделавшись в штаны от понимания крутости героя, появившегося перед ними.

Главным же, чего частенько не хватало и не хватает западным фильмам, тут была дружба. Дружба бывших детдомовцев, выросших и не оставивших ее за бортом. Дружба наша, с песочницами, с футбиком, где ворота – два тополя, с речкой, куда надо сбежать, с дракой против пацанов из соседнего района\улицы\дома, со строгими, но добрыми учительницами и всегда выслуживающимися паскудами завучихами, с той самой газировкой за три копейки, когда вдруг копеек шесть, а вас четверо, но вы делитесь по-братски, и не стакан на двоих, а один граненый на четверых, чтобы честно.

Это вот и оказалось в фильме главным. И не совсем понятно, поняли ли прекрасные советские актеры, что лучше всего они сыграли героев, не показанных на экране, но понятных каждому и каждой?

Не стоит думать, что выше Железнорожденный из незамеченных ранее персонажей «Игр Престолов». Хотя, окажись он в Голливуде, кто знает, какие роли достались бы этому талантливому человеку? Мало ли, кто бы стал Гендальфом, например, но…
Это Лембит Юханович Ульфсак в роли Тиля Уленшпигеля, советского фильма семидесятых, принесшего ему всесоюзную известность.

Но нам, последним детям СССР, Лембит Ульфсак известен совершенно по иным поводам, равно как, надеюсь, любим за них же до сих пор: мистер Эй из «Мэри Поппинс, до свидания» и Жак Паганель из «В поисках капитана Гранта».

Вольная трактовка истории Мэри Поппинс, где хватало хорошей музыки, специально выстроенной как-бы английской улочки, парка и Натальи Андрейченко, была чуть больше любима девочками СССР времен Перестройки, чем пацанами. Ну, немудрено, там имелось много танцев, совершенно инфернальный кот в алой куртке с бранденбурами и отсутствовали стрельбы с драками. Все верно.

Но, как и любой фильм-сказка, снимаемый тогда, этот оказался до краев наполнен добром, теплом и любовью. Выраженных не напрямую, с помощью уже привычных нам сегодняшним штампованных ситуаций со словами, нет. Все это выражалось поступками, движениями и взглядами. Ну и песнями с диалогами, само собой. Пусть даже мальчишка веселого семейства играл так, что хотелось плеваться. Но зато остальные, Андрейченко, Удовиченко, грандиозный Олег Табаков, Филозов, Гердт… Они играли, как и всегда, просто потрясающе.

А Лембит Ульфсак, на фоне половины этих заслуженных, совершенно не терялся. Его мистер Эй, в кедах, джинсах, клетчатой рубашке, с гитарой и каким-то неуловимым следом Джона Леннона, пусть и певший не своим голосом, стал самым ярким пятном этой цветной веселой ленты. Да-да, он пел не своим голосом, но разве от того мистер Эй стал хуже? Мистер Эй пел всем собой, двигаясь, подмигивая и смешно задирая локти, длинный, худой и намеренно сутулый.

- Тридцать три коровы, тридцать три коровы, тридцать три коровы, свежая строка…

Была там одна интересная сцена, та самая, где Мэри грела детям молоко на ночь, а мистер Эй собрался уходить куда-то в ночь с дождем и, вот-вот, в детском фильме, хотел признаться этой строго-прямой женщине-Совершенству в любви. Но это же детский фильм, и хорошо, что сам этот эпизод стал ясен только потом, много лет спустя и во время случайно найденного на каком-то канале этого музыкального чуда нашего с вами детства.

Самое интересное в этом чудаковатом образе то, что такие люди есть всегда. Добрые, чуть нелепые, в чем-то не умеющие ничего делать, но почему-то просто нужные. Из-за добра и честности, наполняющими их под завязку. И все равно, какое время на дворе, и какая страна за окном - СССР или Россия.

В общем, мистер Эй, сыгранный актером, обреченным, как любой прибалт, играть гестаповцев, шпионов или американскую военщину, лично для меня стал символом детства.

А еще Лембит Ульфсак был Жаком Паганелем. И снова он говорил не своим голосом, и опять это никак не разрушило образ, созданный им в телесериале Говорухина. Его Жак Паганель оказался как из книги: длинный, худой, растрепанный растяпа и умник, носивший в своей странно работающей голове целую энциклопедию. Я как-то посмотрел две серии фильма не так давно и удивился.

Сейчас, спустя так много лет, Николай Еременко-младший кажется переигрывающим и пытающимся быть крайне крутым, великолепная Акулова стала чересчур меланхоличной, Гостюхин/Мак-Наббс из любимого майора стал карикатурой, а по-настоящему живых персонажей оказалось всего два.

Капитан Джон Манглс, сыгранный Олегом Штефанко и, сами понимаете, Жак Паганель в исполнении Лембита Ульфсака.

И дело оказалось вовсе не в пейзажах Крыма и Болгарии, где снималась Патагония, Австралия и Новая Зеландия. Нет, дело оказалось в самой игре и уже сотнях хороших иностранных персонажей, увиденных в фильмах, просмотренных со времен советского детства. Джон Манглс был честен, суров и простецки крут, а Жак Паганель так и остался самым настоящим Жаком Паганелем.

Вот такой вот был чудесный эстонец, сыгравший в фильмах нашего с вами советского детства и упокоившийся в мире в 2017-ом. Спасибо тебе, мистер Эй.

- Тридцать три коровы, тридцать три коровы, стих родился новый, как стакан парного молока!

Самая сексуальная принцесса СССР носила платьишко, должное прикрывать лишь стринги, была златовласа, весела и чуть курноса. О стрингах мы знать не знали, ее саму считали самым ненужным, хотя и красивым персонажем, а из музыки любили всё, лишь с возрастом поняв иронию рок-концерта второй части. Девочки, само собой, нас не понимали и обожали стильную красивую принцессу.

«Бременские музыканты» и речь о мультипликации и двух не особо длинных фильмах, доставшимся нам, детям СССР как подарок от судьбы. Ярких, полных веселых простых песен, голосов Анофриева и Магомаева, совершенно странно-сумасшедшей рисовки для своего времени, самой идеи и её исполнения.

Их было нескучно смотреть всегда, прямо как «Остров сокровищ» или «Приключения капитана Врунгеля», вторая часть казалась интереснее, особенно, когда сыщик увозил красотку-принцессу, летающую по лугу с цветами в руках.

У меня, как-то так вышло, имелось много детских пластинок, со сказками и песнями из кино и мультфильмов. Само собой, белая, с красно-сине-черными музыкантами также случилась в этой коллекции. Ко мне заходил Лешка, на три года старше, и говорил:

- Дай послушать!

Лешку сильно уважал я сам, мой старший и приезжающий летом брат, Есмен и обе соседние улицы. В смысле соседние для дома дедушки с бабушкой, где прошли все мои детские выходные с каникулами. Лешке хотелось дать послушать просто так, и я тащил целый ворох, мол, на, выбирай, старший друг.

Но тот был не только старше, но еще умнее и справедливее, приходя за пластинками не с пустыми руками. Его бабушка, Плешачиха, каждый вечер сидела с моими стариками на нашей лавочке и обсуждала все подряд, так что Лешка точно не мог взять и оставить меня без пластинок и просто так.

На субботу и воскресенье ко мне переходили не имевшиеся в наличии солдатики - ковбойцы, викинги и даже чешский рыцарь. Лешка брал «Приключения Электроника», ансамбль «Зодиак», еще что-то там и, обязательно, «Бременских музыкантов». У него имелись огромные красно-белые наушники с толстым проводом, подключающимся к магнитоле с проигрывателем, кассетной декой и неработающим радио, Лёшка цеплял их, брал книгу про «Тарзана» и улетал куда-то в страну детских фантазий.

В девяносто втором, когда нас уже почти не объединяла даже игра в «минус пять», главной вещью с буквами для Лешки стал «Спорт-Экспресс», а для меня желтые обложки фэнтези от «Северо-Запада», как-то зашел к нему в гости. Тот сидел на крыльце, изучал статью про только-только начавшего играть Луиша Фигу и на меня почти не смотрел.

- Здорово.

- Здоров. Чего хотел?

- Так, к деду вот приехал.

- Вечером мяч попинаем? Нам вратарь нужен.

Вратарь из меня был куда лучше всего остального. В моей жизни уже три года главным спортом стал баскетбол, и мяч я ловил автоматически, даже если нужно отбивать.

- Ага. Пластинки не хочешь послушать?

Зачем тогда спросил – даже не скажу, пришло в голову и все тут. Лешка посмотрел на меня как на идиота и кивнул на новенькую двухкассетную «Фунайву»:

- Мальчишник слышал?

«Мальчишник» не слышал, только про него, разговор не завязался и я просто ушел.

Сейчас, спустя много лет, «Бременские музыканты» совершенно не потеряли ничего волшебного, вложенного в них так давно. Музыка так и осталась понятной детям, рисовка не кажется им старой, а все скрытые смыслы не волнуют их также, как нас давным-давно.

И, кстати, до сих пор люблю рок-концерт на городской площади, когда веселая гоп-компания жжет, изображая из себя Мика Джаггера с остальными Роллингами.

Трубадур и принцесса все такие же стильные, ровно как повозка-чемодан в клетку, везущий их уже чертову уйму лет. А, да! Недавно им стукнуло же полвека, надо же…

А видя разбойников, списанных с Бывалого, Балбеса и Труса, сейчас улыбаешься, вспоминая эту троицу в кино. Ну и, само собой, не можешь не восхищаться настоящими голосами настоящих исполнителей, работавших всегда и везде, в отличие от современного шоу-бизнеса.

- Не хочу я спа-а-ать у сте-е-ен-ки-и, упираются ка-а-а-ленки-и)

В оформлении поста использована работы:
Евгения Швенка, работающего под творческим псевдонимом Shvenk
Андрея Тарусова
неизвестных художников и артеров