Основоположников научного коммунизма часто упрекают в том, что они не оставили подробного проекта нового общества, что дав развернутую критику капиталистического способа производства, не разъяснили в деталях особенности коммунистического проекта, оставив неясности и двусмысленности, допускающие весьма вольную их трактовку. Или того хуже. Находятся «ученые», объясняющие неудачу, постигшую советскую модель социализма, «ошибками» марксистской теории, принципиальной невозможностью исправить «природу человека», естественностью неравенства и неизбежностью взаимной борьбы за выживание. К науке подобные дикости, разумеется, не имеют никакого отношения, и детальное разбирательство подобных доводов не только не продуктивно, но и постыдно. Осмотрительность, с которой классики подходили к конкретизации механизма социалистического производства, говорит о высоком уровне научной ответственности за каждое написанное слово, чему не грех поучиться и современным экономистам.
«Конечно, производство — это такая область, где мы имеем дело с осязательными фактами, и «рациональная фантазия» может предоставить здесь полету своей свободной души лишь ничтожный простор, так как опасность осрамиться слишком велика» - заметил Ф. Энгельс. Поэтому он очень осмотрителен во всем, что касается конкретики и излагает лишь самые общие принципы коммунистического способа производства:
«Прежде всего, управление промышленностью и всеми отраслями производства
вообще будет изъято из рук отдельных, конкурирующих друг с другом индивидуумов. Вместо этого все отрасли производства будут находиться в ведении всего общества, т. е. будут вестись в общественных интересах, по общественному плану и при участии всех членов общества. Таким образом, этот новый общественный строй уничтожит конкуренцию и поставит на ее место ассоциацию. Так как ведение промышленности отдельными лицами имеет своим необходимым следствием частную собственность и так как конкуренция есть не что иное, как такой способ ведения промышленности, когда она управляется отдельными частными собственниками, то частная собственность неотделима от индивидуального ведения промышленности и от конкуренции. Следовательно, частная собственность должна быть также ликвидирована, а ее место заступит общее пользование всеми орудиями производства и распределение продуктов по общему соглашению, или так называемая общность имущества. Уничтожение частной собственности даже является самым кратким и наиболее обобщающим выражением того преобразования всего общественного строя, которое стало необходимым вследствие развития промышленности. Поэтому коммунисты вполне правильно выдвигают главным своим требованием уничтожение частной собственности».
Даже трудно себе представить ту дерзновенность мысли, которая смогла осветить дорогу человечества в будущее, исходя из имевшихся весьма скупых и неочевидных предпосылок, вызревавших в производственных отношениях капитализма середины XIX века. Разумеется, осторожность Энгельса не подвела - в его словах ничего не устарело и более того, сегодня стало как никогда актуальным. Коротко суть нового способа производства можно выразить одним словом – солидарность. После упразднения института частной собственности вся экономика интегрируется в единый плановый народнохозяйственный комплекс, в «одну контору и одну фабрику с равенством труда и равенством платы», говоря словами В. И. Ленина. Эта задача сугубо практическая, требующая не столько революционной одержимости, сколько профессионализма, точного расчета, согласованности действий десятков и сотен тысяч специалистов, ученых, технологов высочайшего класса. Ленин прекрасно это понимал:
«Коммунист, не доказавший своего умения объединять и скромно направлять работу специалистов, входя в суть дела, изучая его детально, такой коммунист часто вреден. Таких коммунистов у нас много, и я бы их отдал дюжинами за одного добросовестно изучающего свое дело и знающего буржуазного спеца».
По сути дела проектирование социалистического народнохозяйственного комплекса качественно не отличается от разработки промышленного комбината. Отличия чисто количественные, связанные с размерами объекта и огромной номенклатурой выпускаемой продукции. К счастью, при помощи современных электронных средств обработки информации можно согласовать работу всей мировой экономики с любой степенью детализации, вплоть до учета индивидуальности каждого работника. К тому же, своим стихийным развитием капитализм уже создал мощную производственную базу и задача обобществления сводится лишь к планомерному и рациональному её использованию в интересах всего народа, а не кучки «собственников», озабоченных лишь размерами своей прибыли.
Коммунизм можно рассматривать с двух сторон.
Первая – политэкономическая. Это ликвидация института частной собственности и интегрирование всей экономики в одну огромную многоотраслевую корпорацию, внутри которой отсутствуют всякие товарно-денежные отношения, где царят законы физического мира – технологические процессы, наука, планирование, графики поставок, полный «учет и контроль», не оставляющий никакого места неопределенностям, конкурентной борьбе, «выгоде», «прибыли» и т. д.
Именно этими обстоятельствами объясняются успехи молодого советского государства, сбросившего ярмо частной собственности и показавшего непревзойденные до сих пор темпы роста экономики. Но перестроечные «ученые» прохиндеи, вместо того чтобы вникнуть в секрет этого советского чуда, хором заголосили о японском, китайском, сингапурском, чилийском «чудесах», указуя перстами на «рынок», на усиление роли товарно-денежных отношений, на «демократию», всяческие «свободы», «права человека» и прочие глупости.
Вторая – этическая. Это та система ценностей, которая позволяет человеку прилагать к себе определение «разумный». В такой шкале нравственных координат началом отсчета является человек. В коммунистическом обществе именно человек является высшей ценностью, не имеющей меры в мире вещей. Человек сам есть мера всему сущему. Отсюда следует важнейший этический императив – равенство. Ведь если каждый человек есть высшая ценность, то значит, каждый человек равен другому человеку. Не может же одна «высшая ценность» быть «важнее» другой на основании цвета кожи, разреза глаз, наличия «собственности», талантов или способностей? Причем равенство не в смысле буржуазного, формального и лживого «равноправия» или «равных возможностей», а в реальном, экономическом отношении. Это значит, что ни у кого нет никаких частных средств производства, никакого капитала, никаких «денег», никаких прочих возможностей для осуществления классового господства, для подавления воли и свободы другого человека.
Противоречит ли экономическая сторона общественных отношений при коммунизме этим фундаментальным этическим ценностям? Нет, не противоречит. Более того, именно в условиях равенства создаются самые благоприятные условия труда, самая здоровая атмосфера в коллективе, позволяющая каждому человеку раскрыть весь свой созидательный потенциал в работе на благо всего общества. Это и понятно. Социальная природа человека сформировалась за сотни тысяч лет до появления первого товара, до финансовых спекулянтов, классового антагонизма и государства, как инструмента классовой диктатуры. Социальное неравенство человек воспринимает как несправедливость, а чувство поруганной справедливости мобилизует больше не на труд, а на борьбу с неравенством.
Даже в буржуазной Википедии справедливость определяется достаточно объективно, как требование равенства граждан в распределении ограниченного ресурса. Там же выделяется два вида справедливости – уравнительная и распределительная. Уравнительная справедливость требует участия как минимум двух человек, которые делят между собой трудовое участие и потребительские блага поровну, прекрасно обходясь без посредника. Распределительная справедливость основывается на «пропорциональном» воздаянии согласно какому-то критерию. Здесь требуется третий участник дележа, «начальник», который определяет соответствие заслуг каждого этим критериям и воздает каждому «по справедливости». Такого рода «справедливость» давно известна людям и даже проиллюстрирована в русской народной сказке «Два жадных медвежонка». Сюжет сказки прост. Два голодных медвежонка нашли головку сыра и не могли её разделить, опасаясь, что кому-то достанется больший кусок. На их счастье недалеко проходила лисица, которая взялась помочь глупым медвежатам. Она «выравнивала» половинки сыра путем откусывания пока не наелась досыта. Излишне говорить, что осталось несмышлёным малышам. Распределение по заслугам, по «трудовому вкладу», по «важности», по «ответственности» всегда требует участия третьих лиц, перераспределяющих блага и не забывающих про свой кусочек «сыра». Главное в этом деле иметь чутье, чтобы вовремя сбежать, когда человек, поднеся ложку ко рту, не увидел, что она пуста. В советском обществе таким распределителем было государство в лице многочисленного чиновничества, определявшего степень казенной «справедливости», милующего, судящего и карающего.
Не удивительно, что уравнительная справедливость, не требующая чиновного надзора, подверглась ожесточенному остракизму и шельмованию в годы горбачевщины, когда во всех бедах многострадальной экономики обвиняли мифическую «уравниловку». Торчащие за этим уши номенклатурных распределителей были видны невооруженным глазом. Удивительно другое, что после краха перестройки, после разрушения Советского Союза, развала экономики, деградации науки, культуры, образования кто-то еще может всерьез воспринимать выдвигаемые продажной партийной «наукой» бредни о «вреде уравниловки»!
