Всё о кино

Уже прошел Оскар, так что настало время выбрать своих фаворитов: стартует наш 8-й ежегодный опрос – мы с вами будем выбирать лучшие фильмы и киноперсон минувшего года в различных номинациях.

Приглашаем киноманов поучаствовать в опросе по ссылке:

📌 https://forms.gle/8qq29kgF2PmKN9dCA

Однажды в детстве меня заставили доесть огромный шоколадный торт, который вот-вот должен был испортится. Если уже не испортился. Даже свежим, он всегда казался мне слишком шоколадным, слишком приторным и жирным. Но то, что я почувствовал тогда от переедания, и последующие две недели физического недомогания стали худшими днями в моей жизни. Так во мне поселилось хроническое отвращение не сиюминутная реакция, а перманентное состояние, которое повлияло на моё восприятие мира.

Именно это чувство — отвращение как фундаментальное состояние бытия — с психологической точностью исследует Роман Полански в своём раннем шедевре «Отвращение» (1965). Этот фильм формально является психологическим триллером, но по своей сути это детективное расследование душевного состояния, медленное погружение в трещины расколотого сознания.

Почти в каждом кадре мы становимся свидетелями многозначительного и одновременно пустого взгляда молодой бельгийской эмигрантки Кэрол, работающей в лондонском салоне красоты. Её не моргающие, гипнотизирующие глаза (блестящая игра Катрин Денёв) это зеркало, в котором отражается лишь отстранённость. Что скрывается за этой холодной маской? Депрессия? Страх? Или невыносимая тоска по близости, которую она сама же и отвергает?

Мы заперты в сознании Кэрол, как и она сама. Её жизнь это замкнутый круг бессмысленного ритуала: подъём, тихая склока с сестрой и её любовником, апатичное выполнение работы, трансовые прогулки по городу. Всё в её мире пронизано систематическим безразличием, и лишь мужчины становятся тем раздражителем, что нарушает хрупкий порядок её вселенной. Её неприязнь к ним кажется излишней: от навязчивого, но безобидного поклонника она отгораживается с тем же безразличием, с каким смотрит на муравьёв под ногами; к любовнику сестры она испытывает более острую, почти физиологическую ненависть. Его присутствие, его шутки, его зубная щётка в её стакане — каждая мелочь становится актом нарушения её хрупких границ.

Триггером окончательного распада становится, казалось бы, рядовое событие: отъезд сестры в путешествие. Лишившись своего единственного якоря, Кэрол начинает стремительно терять связь с реальностью. Кульминацией же ускорения падения становится поцелуй её поклонника. Его навязчивая ласка вызывает не гнев, а животный ужас. Она трёт рот, пытаясь стереть само ощущение прикосновения, и врывается в ванную, чтобы неистово очистить зубы. С этого момента реальность в её квартире начинает гнить и расползаться по швам, словно тот самый кролик, оставленный на столе ещё до отъезда сестры. Трещины бегут по стенам, пространство искажается, а гул мух становится саундтреком её сползания в безумие. Квартира превращается в лиминальное, инфернальное пространство, прямой предшественник кошмаров «Сайлент Хилла».

Ключом к пониманию её психоза является загадочный «гость», являющийся под звон церковных колоколов. Насилие, которое он совершает, очевидно. Но почему испуганная Кэрол почти не сопротивляется? Мне видится, что это не кошмар и не воспоминание, а извращённая фантазия, рождённая из сплава подавленного желания и глубокого отвращения к нему. Её культовые трансовые прогулки по Лондону это поиск не только уединения, но и этого насильственного столкновения, которого она одновременно страшится и жаждет, чтобы почувствовать хоть что-то, кроме леденящего оцепенения. Подсказкой служит её реакция на стоны сестры из-за стены: если сначала она раздражена, то потом заворожённо вслушивается, грызёт ногти, позволяя чужим страстям питать её больное воображение. Точкой невозврата в фантазии становится краска для губ, которую она наносит перед последним визитом «гостя» — жутковатый жест согласия и соучастия в собственном разрушении.

Полански с беспощадной точностью показывает, как непрожитая травма врастает в реальность и ломает её изнутри, подобно тому как естественный процесс гниения неизбежно пожирает плод. Мозг — хрупкий чёрный ящик, не поддающийся починке.

Ровно так же не поддаётся «починке» и моя история с тортом. Прошли годы, изменилось всё: семья, я сам, окружающий мир. Но шрам остался. Витрины, ломящиеся от пирожных, праздничные застолья всё это возвращает меня в тот роковой день. Это знание стало проклятием, отравляющим настоящее. Я много раз наблюдал за обеденным столом, как близкие с наслаждением поглощают кусок за куском, закатывая глаза от восторга, делятся впечатлениями и описывают вкус начинки; и ловил себя на мысли, что единственное желание, которое я могу к этому испытывать, это впечатать этот торт кому-нибудь в лицо. Искривлённая реальность Кэрол — это гиперболизированное, доведённое до гротеска зеркало, в котором отражается наше собственное, малое, но столь же необъяснимое отвращение, навсегда отделяющее нас от других.

Больше разнообразных мыслей и рекомендаций вы сможете найти в моём писательском блоге.

По мотивам сказки братьев Гримм.

Королевская дочь Бланка мечтает выйти замуж по любви. Ее отец, король Джон III, очень богат, потому что владеет волшебным кошельком, который после произнесения заклинания осыпает несметным богатством. Злая волшебница Эльфрида пытается завладеть им, но юный трубочист разрушает ее козни. Прекрасная Бланка полюбит трубочиста, который окажется настоящим принцем...