Creepy Reddit

Во время карантина мы с моим четырехлетним сынишкой полюбили играть в прятки. Точнее, в прятки с некоторыми дополнительными условиями.

Во-первых, прячусь только я (сам он не хочет).

Во-вторых, я должна кричать “Ю-ху!” каждые несколько минут (иначе ему никогда меня не найти)

И, наконец, в-третьих, когда он подходит близко, я должна высунуть руку или ногу из укрытия. И тогда он кричит: “Я ВИЖУ ТВОИ НОГИ! АХАХАХА!”

Четырехлетки не очень умные, ясно?

К тому же у меня совершенно нет денег на другие развлечения. Мы переехали в этот дом всего пару недель назад, и арендная плата съедает практически всю мою зарплату. Мебель пришлось купить подержанную, я все еще вынуждена ездить на машине, которой почти столько же лет, как и мне, и нам частенько приходится питаться изысканным меню, состоящим исключительно из фасоли и риса.

– Прячься еще. – Бенджамин дергает меня за рукав. – Прячься еще!

– Уже почти пора спать.

– Ну пожа-а-алуйста.

– Ладно, но только один раз, договорились? Иди на кухню и считай.

Он со всех ног несется на кухню. “1, 2…” Бегу через гостиную, оглядываюсь по сторонам… Вот оно! Шкаф в прихожей. Идеально. Открываю дверь и ныряю внутрь. Черт, тут тесно. Откуда тут столько колючих старых пальто? Но оно того стоит.

Теперь можно расслабиться. Достаю телефон и погружаюсь в соцсети. Вскоре в столовой слышатся приглушенные ворохом тряпья шаги. Жду минуту… он и не думает идти в мою сторону. Кричу:

– Ю-ху!

Шаги приближаются. Я уже слышу его приглушенное хихиканье… и он начинает подниматься по лестнице.

Какой идиот. Снова приоткрываю дверь, как раз вовремя, чтобы увидеть, как его маленькие ножки исчезают на лестничной площадке. Ок. Больше времени для мамочки. И я снова погружаюсь в телефон.

– Мамочка-а-а, – хихикает он сверху. – Мамочка, где же ты?

Я улыбаюсь. Интересно, кто придумал прятки? Наверняка чья-нибудь мама. Это же просто блестящее изобретение. Несколько драгоценных минут вдали от спиногрызов, которые даже боятся лишний раз шуметь. И в то же время это для них развлечение!

Просто потря…

– Ю-ху!

…

Каждый мускул в моем теле напрягается. Но я слышала! Слышала, совершенно точно слышала этот мягкий голос со второго этажа. Мы с Бенджамином живем одни.

О боже. В доме кто-то есть. И Бенджи…

Пулей я вылетаю из шкафа.

– Бенджамин?! Где ты?!

Топот его ножек прямо надо мной. Мой сын бежит по верхнему этажу с хохотом. А я не могу пошевелиться, не могу дышать…

– Бенджамин!!!

Снова смех. А потом он кричит:

– Я ВИЖУ ТВОИ НОГИ!

Нет. С криком я взлетаю по ступеням. Врываюсь в спальню сына, но там никого. Только пустая кровать-ракета и смятое одеяло с вышитыми звездочками таращатся на меня.

– Бенджамин?!

Тишина. Ни шагов. Ни хохота. В доме воцарилась мертвая тишина. Бегу в гостевую спальню. Пусто. Шкаф. Распахиваю дверцы, раздвигаю вешалки…

Ничего.

Спотыкаясь на бегу, я вываливаюсь в коридор и направляюсь в последнюю комнату. В мою спальню. Единственную оставшуюся. Вбегаю внутрь, включаю свет…

Пусто.

Куча грязного белья на стуле. Распахнутый старинный гардероб с моей одеждой. Подушки кучей навалены на кровати. С упавшим сердцем я оббегаю кровать. С другой стороны тоже ничего. Заглядываю в подзор… Пусто.

– Мамочка? Мамочка?..

Я сейчас умру от облегчения. Дверь ванной приоткрыта, и из щелки на меня глядит голубой глаз, широко распахнутый от страха.

Бросаюсь к сыну, обнимаю его, беру на руки и собираюсь выйти из ванной…

Он все еще смотрит куда-то испуганными глазами. Не на меня, а на что-то за моим плечом. На что-то в спальне.

Резко оборачиваюсь… нужна пара мгновений, чтобы увидеть это и осознать… Застыв, я не отрываю глаз от гардероба. Кровь стучит в ушах.

Прячась в тенях, из-под подолов моих платьев и пальто, торчат две ноги.

В подобные моменты мозг не думает. Слишком медленная реакция. Правит инстинкт. Разумнее всего было бы запереться в ванной, а затем вылезти в окно. Но я просто бегу мимо шкафа в коридор. Так быстро, как только могу.

Прижимая к себе ребенка, стремительно спускаясь по лестнице, я слышу тяжелые, медленные и размеренные шаги, эхом разносящиеся по всему дому. Слышу даже вылетев из дома и стучась в соседскую дверь в поисках помощи, как они отдаются у меня в голове.

***

Приезжала полиция. Обыскали дом, но безрезультатно. Никаких следов взлома. Офицеры уехали, пообещав, что будут патрулировать нашу улицу следующие несколько дней, но на этом все. Я решила на несколько недель переехать к подруге, чтобы прийти в себя. Чтобы снова почувствовать себя в безопасности.

Но, каждый раз, закрывая глаза, я снова вижу их. Вижу две эти ноги, такие странные… Опухшие, будто напитавшеся водой. Серые, просто нечеловечески серые… С черными ногтями, толстыми и растрескавшимися…

И тогда я вспоминаю тот гардероб. Как нашла его среди подержанной мебели. Как владелец отдал мне его бесплатно. Сказал, что после смерти матери старается избавиться от всего, что о ней напоминает.

И тогда я думаю.

А как именно она умерла?

~

Оригинал (с) RobertMort

Нравятся наши переводы? Теперь вы можете поддержать проект рублям, благодаря нововведению на Пикабу! Будем очень благодарны каждому, а мы все также продолжим сдерживать НЁХов, извлекая из реальности и запирая их в рассказах =)

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я никогда не забуду крик младшего брата.

Я много раз видела, как он плакал, кричал на меня после того, как я донимала его или отбирала у него контроллер Nintendo 64.

Это было другое.

В воплях было скрыто болезненное отчаяние, как будто он мог закричать достаточно громко, достаточно сильно, чтобы кто-то или что-то вытащило бы его из того ужасного положения, в котором мы оказались.

Иногда я слышу его, когда засыпаю ночью. Когда это происходит, я теряю всякую надежду на сладкое забвение сна. Я встаю, наливаю себе выпить или курю сигареты и пишу в блокноте до рассвета.

***

Я была на пару лет старше его. Чарльз Шульц однажды сказал, что «старшие сестры – это сорняки на лужайке жизни». Думаю, мои отношения с братом это подтверждали.

Когда я с ним не нянчилась, мне прямо-таки нравилось доводить его. Он был нервным ребенком, который был готов ныть и плакать, дай только повод. Я практиковала на нем приемы карате, щекотала его так, что он уже готов был обмочить штаны, взъерошивала ему волосы каждый раз, когда сталкивалась с ним в коридоре. Как будто чем больше он протестовал, тем больше мне нужно было его доставать. Я не могла сопротивляться. Это было похоже на маленький наркотик, к которому я вынужденно возвращалась, чтобы чувствовать себя лучше.

Тем не менее, мы хорошо проводили время вместе, и я действительно любила его, и он смотрел на меня «снизу вверх», несмотря на мой раздражающий характер. Я была ненамного старше и очень хотела передать ему свою древнюю мудрость. И передавала. Ценные уроки, вроде езды на велосипеде, умения отрыгивать и тайны, где найти флейту в Super Mario Bros 3.

***

Мои родители были взволнованы. Они носились по дому в предвкушении, что заставляло меня немного нервничать. Но еще сильнее я нервничала из-за того, что они наняли новую няню.

— Все будет хорошо, Мэдди. Кэрол с работы все время нанимает ее для своих детей», — сказала моя мама, шествуя по гостиной в поисках сумочки.

— Но ее дети — идеальные ангелочки. Что если Коннор закатит истерику или что-то в этом роде? Что если она злая? Почему миссис Пенни не может присмотреть за нами?

Миссис Пенни была нашей обычной няней: пухлой, дерзкой, веселой дамой, лишь немного моложе нашей мамы.

— Она не злая, Мэдди. Эй, мне нужно, чтобы ты была ответственной и проследила, чтобы все было в порядке. Мне жаль, что мы не дозвонились до миссис Пенни, но на это не было времени. Пожалуйста, ведите себя хорошо. Для нас с твоим отцом это, возможно, последний шанс сходить на концерт Флитвуда.

Я нахмурилась и пнула зеленый ворсистый ковер, а мама погладила меня по голове.

— Well I’ve been ‘fraid of changing, cuz I built my life around youuuuuuu, — пропел папа, ворвавшись в гостиную и вытягивая последний слог, стильно и долго, будто пародируя оперного певца.

Мама засмеялась, и он взял ее за руку и закрутил в танце. Они выскользнули из гостиной, оставив меня дуться в одиночестве.

Я пошла к Коннору, который играл с Лего в своей спальне.

— Эй, пердун, мама говорит, что я сегодня за главную. Это значит, что ты не можешь вести себя как ребенок, пока их нет, — сказала я, беря маленького Лего-человечка и устраивая его на разноцветном замке, который строил Коннор.

— Не обзывай меня. Я буду слушать няню, а не тебя.

Пришла няня. Она была приветлива и мила. Родителей она устроила, но в этот момент даже тираннозавр мог пройти через парадную дверь, и они с радостью оставили бы нас на его попечении, если бы он умел разогревать замороженную пиццу.

Мои родители уехали, активно махая рукой на прощание, взволнованные и счастливые. Это был последний раз, когда они были по-настоящему счастливы.

Я не могу назвать вам ее имя, я просто не могу вспомнить. Имеет ли это значение сейчас? В моем воображении и в истории моей жизни она известна как Няня — буря, которая пронеслась сквозь нашу жизнь и перевернула все вверх дном.

Ей было лет двадцать или тридцать? Я бы и не догадалась, потому что в моих детских глазах каждый взрослый старше определенного возраста выглядел одновременно молодым и старым. Я только знала, что она хорошенькая, у нее большие губы, крутой макияж и кудрявые волосы, светлые и седые одновременно. На ней была линялая черная футболка группы, о которой я никогда не слышала, рваные джинсы, ногти были выкрашены в черный цвет. Она, со своим сардоническим изгибом бровей и озорством в глазах, была воплощением энергии панк-рока.

Коннору она сразу понравилась. В ней он нашел союзницу против главного антагониста своего детства — старшей сестры, — гербицид для сорняка.

Он ходил за ней по пятам, одолевая вопросами.

— Сколько тебе лет? У тебя есть домашние животные? Где ты живешь? Ходишь в школу? Ты знаешь карате? Ты можешь победить Боузера? Ты можешь победить мою сестру?

Позже они вместе играли в видеоигры, и им было не до меня. Коннор показал мне язык, отвлекшись от игры.

Няня меня игнорировала, и я удалилась в свою комнату, листать журналы.

Пытаясь произвести впечатление на няню, Коннор совершил набег на мою комнату. Он ворвался ко мне в маске Бэтмена, издавая боевой клич, опрокинул корзину для белья и украл Рэда — плюшевую собачку, которую подарила мне бабушка, мою любимую мягкую игрушку.

Он не смог далеко уйти. Я поймала Коннора в коридоре, его вопли эхом отражались от гипсокартонных стен. Несмотря на это, он крепко сжал Рэда, и мне пришлось несколько раз быстро ударить его по руке, прежде чем он отпустил мою собаку.

— Эй-эй-эй. Что тут происходит? — спросила Няня, выходя из кухни.

— Она ударила меня, — пробормотал Коннор сквозь слезы.

— А он забрал мою любимую собаку. Он знает, что она для меня важна.

— У меня рука болит.

— Почему бы вам двоим не разойтись на некоторое время? Пицца в духовке, и, когда она будет готова, вы двое можете поцеловаться и помириться.

— Фу! — сказала я.

— Я ее ненавижу, — прорычал Коннор, встал, побежал по коридору, сел за обеденный стол, опустил голову и начал протяжно притворно плакать.

Рассердившись, я ушла в гостинную, села на кресло и включила телевизор. Няня отправилась на кухню, достала тарелки и проверила пиццу. Я прибавила звук, чтобы не слушать фальшивый плач брата.

— Эй! У меня есть идея. Хотите сыграть в игру? Победитель получит приз, — сказала Няня входя в гостинную.

Я заметила, как она посмотрела на Коннора с отвращением, проходя мимо него. И могу поклясться, что слышала, как она бормотала что-то типа “Заткнись” или “Тихо”.

Он с интересом оторвался от стола, слезы давно высохли, а на лице остался красный отпечаток от стола.

— Какой приз? — спросил он.

— Особенный, — сказала она и улыбнулась.

Я до сих пор вижу эту улыбку. Ее опущенный подбородок, выпуклый лоб, нахмуренные брови, взгляд исподлобья.

— Так ты хочешь поиграть?

— Конечно!

— Без разницы, — пробормотала я.

Няня выскользнула на середину гостинной с щегольством циркового конферансье.

— Эта игра, — начала она, подняв над головой пуфик, — называется «Пол — это лава».— Она поставила пуфик между обеденным столом, который граничил с гостинной из гостинной, и клетчатым диваном, стоящим перед телевизором.

— Мэдди, ты должна добраться до того места, где находится Коннор, а он должен добраться до места, где находишься ты. И помните, пол — это лава, так что вы не должны его касаться.

Между креслом и диваном было приличное расстояние. Я предположила, что легко перепрыгну его, если хорошенько оттолкнусь. Я встала ногами на подлокотник, а он зашатался под моим весом, как лодка.

Няня прислонилась к стене в задней части гостиной под большой картиной Томаса Кинкейда и наблюдала, как разворачивается игра.

— Это игра, в которой вы оба можете выиграть, — сказала она.

Свет в комнате начал мерцать. Зеленый ворсистый ковер светился оранжевым, и воздух наполнился запахом пепла и сауны. Через мгновение все прошло, все пришло в норму.

— Вы это видели? — спросила я.

— Пол – это лава, — спокойно сказала Няня.

Коннор уже добрался до пуфика. Он широко распахнул глаза от страха. Я прыгнула с кресла и приземлилась на подлокотник дивана коленями. Я прикинула, что от пуфика до дивана около двух метров. Добираться до кресла будет не так просто.

Свет снова замерцал. Пылающий пол освещал комнату. Щупальца пламени обвивали ножки мебели, с шипением вырывались струйки пара. Земля пузырилась, как сыр на пицце, и капля расплавленного камня упала мне на предплечье, вспыхнув на мгновение. Меня охватил страх, и я повалилась на диван.

Все снова стало нормальным.

— Я больше не хочу играть. Пусть Мэдди победит. Останови это, Сисси!

— Прекрати. Прекрати. Мы сдаемся! — Я закричала.

— Что прекратить? — спросила Няня. — Это просто игра, ребята.

— Пол и все остальное. Это правда лава. Что происходит? — Мой голос срывался и дрожал.

— Закончите Игру. — Ее голос стал низким и хриплым, как у курильщика. Стоя все так же, оперевшись на стену, она зевнула, глядя прямо перед собой.

Я передвинулась к другой стороне дивана и увидела Коннора, в страхе застрявшего на пуфике. Отсюда я могла легко добраться до обеденного стола и выиграть игру.

Просто вскочить, оттолкнуться, прыгнуть, и этот странный и пугающий кошмар закончится.

— Коннор, просто стой там. Я собираюсь добраться до стола и выиграть игру. Я знаю, что могу это сделать, хорошо?

— Хо-р-р-ошо, — пробормотал он.

Я задела его, когда приземлилась на пуфик. Ковер остался нормальным. Няня с интересом наблюдала.

Теперь я поняла, что неправильно оценила расстояние от пуфика до обеденного стола. Как Коннору удалось добраться так далеко в одиночку? Если бы я могла разбежаться, может быть, я бы легко преодолела пропасть передо мной.

Сейчас все выглядело нормально. Было ли все, что я видела, плодом буйного воображения? Набрав полный рот слюны, я плюнула на ковер, чтобы проверить.

— Как грубо. Плюнуть на собственный ковер? Я расскажу об этом твоим родителям, когда они вернутся домой, — сказала Няня, когда моя слюна закипела, испарилась и исчезла.

— Коннор. Держись крепче. Я собираюсь сильно оттолкнуться. Я не хочу, чтобы ты упал, когда я прыгну. Понятно?

Он только кивнул и нежно коснулся моей спины.

— Удачи, — прошептал он.

Я почувствовала, как пуфик качнулся и сдвинулся, когда я оттолкнулась. В тот момент, когда я была в воздухе, я оцепенела от страха, но не за себя, а за Коннора. Я представила, как он падает с пуфика в лаву, и все из-за моего прыжка.

Я приземлилась на стул в столовой, и он опрокинулся, а я полетела прямо на стол. Коннор остался в целости и сохранности на своем пуфике — островке.

— Я выиграла! Я выиграла! Игра окончена!

— Нет, ах-ах. Я говорила вам, что это игра, в которой вы оба можете выиграть. Коннор должен добраться до кресла. Тогда игра будет окончена.

— Это не справедливо! Ты тупая сука! — закричала я на Няню.

Она смеялась. Это был не злодейский хохот, а очень человеческий и раздражающий смех. Из тех, который вы бы с усмешкой начали передразнивать, если бы услышали на публике.

— Это всего лишь игра, — спокойно сказала она. — Это должно быть весело. — Она нахмурилась.

— Мы закончили играть в вашу дурацкую игру, — сказала я. — Просто стой там, Коннор. Мы подождем, пока мама с папой не вернутся и не выгонят эту сумасшедшую суку из нашего дома.

— Вы закончите, когда я скажу, — сказала Няня низким и хриплым голосом, голосом, который не мог принадлежать ей, голосом, исходящим из глубин ее грудной клетки.

Комната стала темно-оранжевой, стало жарко и запахло серой. Пот выступил на наших лицах. Пуфик начал погружаться в лаву, пламя облизывало края, Коннор закричал.

— Прыгай, Коннор, прыгай!

И он прыгнул, пуфик вспыхнул позади него, ткань сгорела, обнажив деревянную раму и пружины под ней. Няня невозмутимо стояла в лаве, ее черные кеды были невосприимчивы к жару.

Коннор благополучно приземлился на диван, но лава продолжала течь через нашу гостиную. Лужа расплавленного камня, казалось, не разрушала ни стены, ни двери, ни обеденный стол, на котором я сидела, а действовала только на предметы мебели, на которых находился Коннор. Я не знала, что мое сердце может биться так быстро. Он казался таким беспомощным, кресло было слишком далеко, чтобы он мог до него добраться.

— Используй кофейный столик как мост!

Он потянулся к столику, и на секунду, словно издеваясь, лава превратилась обратно в ковер, и тут же снова поползла к нему.

С безопасного места на медленно погружающемся в лаву диване он поставил столик так, чтобы можно было добраться до кресла. Получилась идеальная дорожка. Я сжала кулаки от облегчения и волнения. Коннор будет в безопасности, все будет хорошо. Мы разберемся со злой сукой-нянькой. И никогда, больше никогда не будем играть в ее отвратительные игры.

Возможно он слишком быстро шел по своему маленькому мостику. Возможно, на гладком дереве кофейного столика было слишком много полироли. Проклятые носки. Чертова няня.

Он поскользнулся в самом конце, его маленькая попка ударилась о столешницу и проскользила к краю стола. Я могла только с ужасом наблюдать, как он схватился за край кофейного столика, когда тот опрокинулся на бок от внезапного падения, могла только наблюдать, как его нога оказалась в лаве, пока он цеплялся за кофейный столик, как кошка цепляется за края ванны.

Его носок и штанина ярко загорелись на фоне тлеющей магмы. Нога погрузилась в жидкое пламя, и тогда он закричал, Боже, как он кричал, крик, который преследует меня до сих пор, тот крик, который умолял спасителя избавить его от боли. Даже через смерть.

Смех няни эхом разнесся по комнате, и каким-то образом она оказалась прямо передо мной, глядя мне в лицо.

— Ты победила, — сказала она и ушла.

Пол снова был покрыт ковром, воздух заполнился дымом от горящей мебели. Я бросилась к Коннору, положила его голову себе на колени, его белые губы тряслись, а тело было липким и влажным. Каким-то образом, несмотря на сильный ожог, он дрожал. Я только мельком взглянула на то, что осталось от его правой ноги. Обугленная плоть отделялась от почерневших костей. Бедро, покрытое волдырями и облезлой кожей, переходило в тонкое, обожженное уродство, резко выделяющееся на фоне его практически невредимой левой ноги.

Я до сих пор не могу зайти в ресторан барбекю без чувства тошноты, вспоминая запах паленых волос и кожи.

Я оставил его только на секунду, чтобы вызвать 911. Я держала его все время, не двигаясь, даже когда комната еще больше заполнилась дымом, но уже не от мебели, а от горящей в духовке пиццы. Я не пошевелилась, когда сработала пожарная сигнализация, лишь добавившая хаоса к этому ужасу. Я не пошевелилась, когда приехала скорая помощь. Я сидела, обнимала его и гладила по волосам, глядя в его остекленевшие глаза, говоря «ну, будет, будет» и «тссс, тссс», пока они не оттащили меня.

***

Они допросили моих родителей. Они допросили меня.

Что дети делали одни?

Кто эта няня, которая исчезла?

Девочка говорит, что «она превратила пол в лаву».

Да, правильно.

Может быть, она сама имела к этому какое-то отношение. Разве ей не нравилось доставать маленького мальчика?

Может быть, это была неудачная шалость, дети играли с огнем.

Такое случается.

***

Няню, которую порекомендовала маме Кэрол с работы, они привезли в участок. Это был совершенно другой человек.

***

Пытались сказать, что Коннор получил ожог от духовки.

Они хватались за соломинку.

***

Спустя годы я узнала, что номер телефона няни, который получила моя мама, был записан на маленьком клочке бумаги. Эта бумажка несколько дней пролежала на туалетном столике с зеркалом. Листок потерялся после смерти моего брата, но чудесным образом нашелся, когда мы уезжали. Мы думали, что переезд сможет излечить боль.

Последние 4 цифры телефонного номера были 0999. Моя мама ошиблась при наборе номера, бумажка отразилась в зеркале, поменяв цифры на 0666. Она никогда не связывалась с няней Кэрол. Она связалась с чем-то совершенно ужасным.

***

Это конец моей истории и конец моего знакомства с няней. Я надеюсь, что никто другой не наберет случайно этот номер, надеюсь, что никто другой не столкнется с ней.

Я полагаю, что «Няня» может принимать самые разные формы. Если вам когда-нибудь понадобится сантехник, или электрик, или грумер, или ландшафтный дизайнер, или врач, наберите правильный номер, иначе кто знает, что может появиться?

Кто знает, что может случиться?

RIP Коннор Эван 1989-1997

~

Оригинал (с) throwawayaracehorse

Нравятся наши переводы? Теперь вы можете поддержать проект рублям, благодаря нововведению на Пикабу! Будем очень благодарны каждому, а мы все также продолжим сдерживать НЁХов, извлекая из реальности и запирая их в рассказах =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Елена Медведева специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Однажды тоже имел дело с "домовым". Раньше частенько оставался у бывшей девушки (тогда ещё встречались), и она рассказывала что у неё дома водится домовой, мол то посудой гремит, то она шаги какие-то слышит. Я не придавал этому особого значения и всегда отшучивался, но потом началось...

*****

Небольшое отступление. В детстве я очень боялся темноты, но с возрастом, я понял что боюсь не самой темноты, а того, что могу увидеть в ней. Такая же ситуация была у меня с тем, что я оставался дома один, когда мама уходила на работу. Во всех комнатах горел свет, на фоне всегда работал телевизор, я сидел и прислушивался к каждому шороху, каждому шагу (дом был построен ещё в советское время, так что стены тонкие и порой было слышно как ходили соседи).
Всё так же с возрастом я понял что я не боюсь оставаться один, я боялся увидеть в квартире что-то или кого-то, чего в ней быть не должно, например если бы я увидел того же домового или подкроватного монстра, я бы испугался не их самих, я бы испугался того, как и откуда они появились в моей квартире, их ведь раньше тут не было и быть не должно. Этот страх выглядит так, как когда вы стоите, что-то делаете, сзади подходит человек, вы поворачиваетесь и пугаетесь его.

*****

Так вот, что же всё таки началось. Когда мы сидели и что-то делали (ели или же смотрели что-то), бывало такое что краем глаза я мог заметить силуэт, или как что-то мелькнуло, но, в ту же секунду повернувшись, я видел что никого не было, никто никуда не шёл, силуэтов тоже не было. Когда мы ложились спать, мы закрывали дверь в комнату, но в других комнатах оставляли свет включённым (из-за того, что девушка боялась домового). Так вот, бывало что я просыпался посреди ночи, от того, что сплю не у себя дома (непривычно не на своём месте) или же приспичило по нужде. В щель под дверью всегда пробивался свет и я видел как в этой щели мелькают тени, будто кто-то идёт мимо двери. Будучи сонным я не особо придавал этому значения, но лёгкий страх я испытывал, и прежде чем выйти из комнаты, лежал минут по пять собираясь с силами. Но потом всё таки вставал и шёл, ведь если это был бы домовой, то либо я его не увидел, либо испугался бы того, то его быть не должно, ну а если бы это была какая-нибудь монстрятина по типу подкроватной, или же у-у-у-у, Бабайки, то я бы сначала испугался, но потом мне было бы всё равно, потому что либо он меня, и мне на том свете уже всё по боку, либо я его, и я уже не боюсь и не переживаю, потому что монстрятина уже вреда не принесёт.
Спустя какое-то время это прекратилось, может потому что стал гораздо реже появляться в той квартире, а может "домовой" ушёл. Но вот я вспоминаю это, пишу и думаю, может это было обычное самовнушение? А может потустороннее действительно существует? Во всякое сверхъестественное я не особо верю, ибо это нельзя объяснить и по идее это нарушает законы природы.
Но ведь законы той же физики тоже могут быть нарушены...

P.S. Смотрю какие теги можно добавить и думаю, каким образом Пикабу умудрился приплести сюда собаку)))
P.P.S Никаких домашних животных у девушки, к слову, не было, так что они не моги так меня напугать)

Мой муж пропал полгода назад. Просто однажды ушел на работу и так и не вернулся домой. Это событие шокировало всех соседей, ведь подобное никогда не случалось в нашем тихом пригороде, окруженном белыми кружевами заборов. Полиция начала расследование, соседский дозор обходил окрестности, но никто не нашел ни единой зацепки, способной прояснить, что с ним случилось. Наши семьи тщетно боролись с горем. Не так давно последние плакаты “разыскивается” с лицом моего мужа исчезли, сорванные или погребенные под новыми объявлениями. Полиция связывалась со мной все реже и реже, и постепенно звонки сошли на нет. Я приняла новую реальность. Как бы ни было сложно, признала, что мой Рик никогда больше не вернется.

А потом он вернулся.

На прошлой неделе я поливала петуньи за домом, когда услышала, как со скрипом открылась садовая калитка. Инстинктивно повернула голову… это был он. Ровно такой же, как в день исчезновения. Ветер трепал те же светлые волосы, блестели те же ярко-голубые глаза, изгибались в улыбке те же губы. В шоке, я застыла. Мы так долго оплакивали его, но все же он был здесь. Стоял в саду, будто на минутку отходил за молоком. Я спросила его, где он был. Он не знал. Ничего не мог вспомнить о последних шести месяцах.

Все были вне себя от радости: друзья, наши семьи… С трудом верили своим глазам. Но не я.

Слушайте, я понимаю, что это прозвучит безумно. Наши семьи никогда не поверят мне, а я сама ни за что не пойду в полицию, если вдруг не захочу провести остаток дней в смирительной рубашке. Но я просто знаю, что мужчина, спящий в моей постели, не мой муж. Я не знаю, что делать. Понимаю умом, что должна быть счастлива, но нет. Я в ужасе. На самом деле я немного знаю о сверхъестественном, паранормальном, даже не смотрю фильмы ужасов, но от этой ситуации мурашки бегут по коже.

Вы просто послушайте, я объясню, почему так уверена. И, возможно, кто-нибудь из вас поверит мне и подскажет, что теперь делать.

***

На следующее утро после возвращения “Рика” я приготовила ему чашку чая. Он принял ее, одарив меня самой лучезарной улыбкой. А потом взял кусочек сахара из сахарницы и бросил его в кружку. С момента его возвращения, наш дом погряз в водовороте лихорадочного хаоса, я все еще была в шоке и не придала тогда этому значения. Но сам эпизод застрял у меня в голове. Пусть это прозвучит как ерунда, но мой муж никогда не пил чай с сахаром. Он считал, что это безнадежно портит вкус напитка, и всегда очень расстраивался, если я, забывшись, добавляла сахар в его кружку. И все же тот человек пил чай с сахаром.

Следующим звоночком стал гольф. Несколько дней назад проходил турнир по гольфу, а “Рик” в то время гостил у своей матери. Играл один из его любимчиков, так что я записала турнир, чтобы он ничего не пропустил. Он был огромным фанатом гольфа. Однажды даже отменил нашу годовщину, чтобы посмотреть чемпионат. Но когда он вернулся домой и я показала ему запись, он… не отреагировал. Нет, он, конечно, сказал “спасибо” и все такое, а потом просто спросил, не хочу ли я поужинать. И не притронулся к телевизору.

А потом в одну из ночей я проснулась около двух и увидела лицо Рика всего в паре сантиметров над моим… Он смотрел на меня пустыми глазами.

– Детка, ты чего? – спросила я с нервным смешком.

Он не ответил. Еще долгих тридцать секунд просто смотрел сквозь меня… А потом вдруг улыбнулся и сказал:

– Прости, дорогая. Я все еще иногда не могу поверить, что все это реально.

А потом повернулся на другой бок и заснул. Но не я.

Вчера прошла примерно неделя с момента его возвращения. Соседи собрались на вечеринку, чтобы отпраздновать это событие. Пришли люди с нашей и соседних улиц, чтобы заверить Рика в том, как они счастливы, что он в порядке. Он постоянно был в гуще толпы. То стоял рядом, обнимая меня, то слонялся вокруг, дружелюбно болтая с каждым встречным и даже с детьми. Джексон – маленький сын Салли, нашей соседки, – захотел поиграть в прятки, и Рик с радостью пошел с ним.

И вот что я вам скажу. Он никогда не сделал бы ничего подобного. Мой муж утверждал, что не любит детей. Вот почему у нас не было и не могло быть детей, вот почему он никогда не играл с соседской малышней. Особенно с Джексоном, Рик буквально избегал его. Незадолго до его исчезновения я начала подозревать, что мой муж просто старался не находиться рядом с мальчиком, чтобы никто не заметил их тонкого, но очевидного сходства.

Последним гвоздем в крышку гроба стала сама Салли. Сегодня утром она постучала в нашу дверь. Стояла на пороге с большим подносом пирожных, как предлогом зайти, но я-то понимала, что ей просто хотелось пробиться внутрь, чтобы своими глазами оценить ситуацию. Я выпроводила ее и назвала назойливой занудой. А Рик просто рассмеялся, поцеловал меня в макушку и согласился. Представляете? Именно тогда я окончательно утвердилась в уверенности, что этот человек не может быть моим мужем. Рик впадал в бешенство, если я оскорбляла Салли. Будто у меня не было повода ненавидеть ее, будто она не трахалась годами с моим мужем у меня за спиной. Но сегодня все было тихо. Он больше не пытался ее защитить.

Я знаю, о чем вы думаете. Вполне возможно, что он попал в аварию, ударился головой, и воспоминания просто стерлись, быть может, даже изменив его личность… И это вполне хорошее, логичное объяснение, не спорю. Именно так мне и сказали бы в полиции, если бы я решила поведать им свою историю.

Но знаете, почему я железобетонно уверена, что этот человек не мой муж? У него нет шрама. Вот так просто. Если бы это и правда был Рик, у него на лбу остался бы шрам от клюшки для гольфа, которой я ему врезала. Но там пусто. Ни следа. Честно говоря, я уже готова сегодня ночью выкопать к чертям свои петуньи, просто чтобы убедиться, что его тело все еще там.

Понятия не имею, с кем делю постель, но это точно не мой муж.

Так что же мне делать?

~

Оригинал (с) writing-with-l

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Меня зовут Кай.

Я знаю, что в таких историях не стоит указывать свою фамилию, но... пожалуй, это важно, так что – Пеннер. Кай Пеннер. Мои друзья иногда зовут меня Кей-Пи. Да-да, типа как Ким-Пять-с-Плюсом из того мультика, но...

Знаете что, неважно. Я здесь не за этим.

Прошлой ночью произошло что-то по-настоящему ужасное, и я никак не могу отделаться от мыслей об этом. Это как, знаете, одна из тех вещей, которых ты всю жизнь надеешься избежать.

Прошлой ночью я видел, как умерла женщина.

Я не делал этого – черт побери, конечно же, нет. Я и пальцем не тронул эту чокнутую, пока она не напала на меня – клянусь, она хотела убить меня. Прежде, чем вы спросите, – да, я уже обратился в полицию. Я позвонил им и кричал на них минут двенадцать, не меньше, а утром даже приперся в участок сам, чтобы написать еще одно заявление. Второе за неполные сутки.

– Вы были знакомы с этой женщиной? – Полицейский явно сдерживал зевоту.

– Нет. Но я знаю ее имя.

– Простите?

– Она выкрикивала его, пока пыталась убить меня. Она твердила, что ее имя Элис Грин и что она собирается умереть в ближайшие три минуты.

Детектив нахмурился.

– Она кричала собственное имя, пока пыталась убить вас, и при этом утверждала, что собирается умереть через несколько минут?

– Через три минуты.

– Ага. Три минуты – это, собственно, немного. Несколько.

– Конечно.

Он проверил имя Элис Грин в своей базе. Ничего. Абсолютно никого с подобным именем или, по крайней мере, никого с “криминальным прошлым”. И ни одной Элис Грин в списке пропавших.

– Ладно, вы же видели ее тело? – не удержался я.

Детектив неуверенно переступил с ноги на ногу.

– Да, тело... Собственно... Когда вы позвонили нам прошлой ночью… В общем, приехавший наряд не нашел тела. Обыскали всю улицу – и ничего. Никакого... трупа или следов крови, ничего – ни единого клочка ДНК.

Я уставился на него во все глаза. Невозможно. Никто, абсолютно никто не смог бы отмыть всю эту кровь с улицы. Она, черт возьми, была везде!

– Окей, – вздохнул детектив. – Я просто ненавижу задавать этот вопрос, приятель, тем более, что, кажется, ты говоришь честно, но... у тебя есть какие-нибудь... проблемы?

– Проблемы? – ошарашенно переспросил я. Мой мозг все еще был занят попытками понять, как они могли НИЧЕГО не найти. Чертова улица была мокрой от крови. Я чуть не плавал в ней... – В каком смысле?

– Наркотики? Что-то с... психическим здоровьем?

Больше всего мне хотелось послать этого идиота нахрен, но я сдержался. Вместо этого я наклеил на лицо самую любезную искусственную улыбку и сказал ему, что мое здоровье настолько прекрасно, насколько только может быть.

– Никаких жалоб на здоровье, никаких наркотиков. И нет, я никогда не страдал галлюцинациями.

– Что ж, рад слышать, – вздохнул он, одновременно убирая папку с моими документами в свой планшет. – Если там действительно есть какая-то мертвая женщина, мы найдем ее. Мертвые люди обычно не “испаряются” бесследно, кто-нибудь обязательно что-то заметит, и, когда это произойдет, у нас появятся зацепки.

Ей-богу, в этот момент мне как никогда хотелось придушить его. Я был единственным, кто что-то заметил. Я был единственным, кто пытался скормить ему зацепку, размером с чертов Манхеттен!

Мои губы дернулись, изгибаясь в ухмылке.

– Спасибо, офицер.

– Детектив, – поправил он. – Что ж, единственное, что я могу сейчас посоветовать тебе, – это поехать домой и немного поспать. Честно говоря, выглядишь ты дерьмово. Без обид.

...Я поехал домой, но так и не смог уснуть. Как, черт возьми, вообще можно предположить, что кто-то сможет уснуть после того, как стал свидетелем такого? О, нет, вместо этого я ходил туда-сюда по комнате, пытаясь понять, что, черт возьми, мне теперь делать – сразу после того, как понял, что гребанная полиция сделать ничего не сможет.

Может, кому-то другому это под силу.

Может, мне.

Мне нужна помощь. Я не могу сделать это в одиночку, и я искренне надеюсь, что, когда я расскажу вам, что произошло, вы поймете, почему.

***

Ночь, когда я встретил ту женщину, ничем не отличалась от любой другой ночи. Облачное небо, тихий сонный район в паре кварталов от местного паба. Я возвращался домой после работы, слегка навеселе. И тогда увидел ее. Честно говоря, ее было трудно не заметить, потому что она с криком выскочила на меня из-за припаркованной у тротуара Мазды. Я отшатнулся, пытаясь понять, что произошло, и тут ее слова взорвались в моем мозгу, как гранаты.

– Помогите! Помогите мне, они близко, они уже совсем близко!

Я моргнул и лихорадочно зашарил глазами вокруг. Женщина предо мной была одета в одну белую ночную рубашку. Не самая подходящая одежда для ночных пробежек, правда? Снизу ночнушка была испачкана чем-то бурым, и мне потребовалась секунда-другая, чтобы понять, что это кровь. Ее чертова ночная рубашка была в крови. Выглядела женщина, может, лет на шестьдесят– худая старуха, с жирной, лоснящейся кожей, как будто прилипшей к костям.

– Что случилось? – растерянно выдал я единственное, что пришло мне на ум. Все эти события уложились в пару секунд, но я чувствовал себя так, как, наверное, чувствует себя человек при сенсорной перегрузке.

–Три минуты! –- выкрикнула она. – Три минуты – и они вернутся!

Я открыл было рот, искренне собираясь сказать что-нибудь достаточно глубокое и подходящее к ситуации, но вместо этого произнес только “Кто вернется?” и наконец обратил внимание куда более важную вещь.

– Подождите, да вы ранены!

Вместо ответа ее костлявые руки метнулись вперед, прямо к моему лицу.

– Что за...

У этих слов, впрочем, не было ни единого шанса вырваться из моего рта, потому что через секунду руки вцепились в мою куртку.

– Они возвращаются за мной! – продолжала кричать она. – Если ты не поможешь, они придут за тобой тоже!

– Послушайте. – Я попытался вывернуться из ее цепких пальцев. – У вас, кажется, шок. Я вызову вам скорую, прямо сейчас. Понятия не имею, что у вас произошло, но мы сможем в этом разобраться, как только парамедики вас осмотрят...

Я потянулся к телефону, но она вдруг захохотала.

– Скорая? – Она несколько раз иронично хлопнула в ладоши. – Валяй, звони! Правда, у меня осталось всего две минуты и я что-то не слышала, чтобы “скорые” начали делать из болидов “Формулы один”!

Я покачал головой. Ну конечно, она сумасшедшая, абсолютно бесполезно с ней разговаривать. Я лениво думал, какой же коктейль из наркоты она употребила, в то время как мои пальцы набирали 911.

– Просто сделайте нам обоим одолжение и расскажите, что случилось. Кто-то напал на вас?

– Как тебя зовут? – спросила она, игнорируя мои слова, и сделала несколько быстрых шагов вперед. – Кто ты?

– Не ваше дело, леди. – Я отступил чуть назад. Ее дыхание было каким-то прогорклым, как разлагающаяся плоть. Черт, я бы не хотел, чтобы кто-то вроде нее знал мою личную информацию.

– Пожалуйста! – снова закричала она.

– Кай! – огрызнулся я. На каждый ее шаг вперед я делал шаг назад. Иисус всемогущий, где хоть какие-нибудь люди? Эта женщина кричит уже минут пять, не меньше, и при этом ни одна дверь на улице даже не приоткрылась, как будто всем все равно...

Или они что-то знают.

– Кай? А фамилия? – почти прорычала она. Голос женщины срывался, будто она задыхалась. Жуткий запах заполнил все вокруг, пальцы на ее руках сжимались и разжимались. Ногти на пальцах были грязными и обломанными, и она надвигалась на меня, пошатываясь, как пьяная.

Телефон дважды звякнул, прежде чем оператор ответил мне.

– 9-1-1, что у вас случилось?

– М... Да, я... Я вижу женщину, она в крови. Она выглядит так, как будто ее... порезали. Мне нужно... – Я украдкой сделал еще один шаг назад, но женщина тут же шагнула следом.. – Извините... мне нужна “скорая”. Эта женщина... она выглядит не совсем психически здоровой, так что...

– ФАМИЛИЯ! – внезапно взревела женщина. Ее вопль был настолько неожиданным, что я вздрогнул и уронил телефон. Женщина опустилась на карачки, ее ноги заскребли по бетону, как ноги быка, готового к атаке, а пальцы...

О, черт. Ее пальцы буквально рвали бетон.

Черт! Сердце бешено колотилось в груди. Я нагнулся за телефоном.

– Меня зовут Кай Пеннер. Мне нужна полиция, прямо сейчас!

– Полиция и “скорая”?

...женщина приближалась, и я почувствовал, как мое сознание возвращается к первобытным рефлексам. Бей или беги... Я развернулся, и мои ноги застучали по тротуару, пока мозг пытался найти хоть какой-то выход. Позади меня слышался стук когтей по цементу и шорох ткани. “Кай Пеннер!” – визжала женщина у меня за спиной.

– Сэр? – Оператор 911 все еще был на линии. – Я отправляю полицию и медиков, прямо сейчас. Можете назвать более подробный адрес?

Я зашарил глазами по стенам, но все таблички смазывались из-за бега и адреналина. Наконец я смог разглядеть одну.

– Деггель 432! – выкрикнул я, и тут что-то навалилось на меня сзади и повалило на землю. Телефон разбился о бетон. Я застонал, пытаясь собраться с мыслями встать на ноги, но все тело пульсировало от боли. На губах чувствовался вкус крови.

Что-то вскарабкалось на меня, придавливая к земле. Женщина. Ее глаза вылезли из орбит, а кровь теперь пропитывала рубашку насквозь и капала на меня – теплая и влажная.

– Кай Пеннер, – прошептала она и облизнула губы. – Кай Пеннер, КайПеннер, Кайпеннер.... Хорошее имя. Им понравится, о, им очень понравится. Мое имя Элис Грин, но оно и вполовину не такое милое, как твое.

Сумасшедшая сука взяла мое лицо в ладони, как будто для поцелуя, а потом вдруг понюхала мои волосы.

– Ого. А ты неплохо пахнешь. Так свежо, так... вкусно.

Я попытался сбросить ее с себя, но ничего не вышло. Казалось, я борюсь не с женщиной, а со стокилограммовым квотербеком. Обломанные ногти пропороли кожу, как будто закапываясь в мою голову. Я закричал от боли, попытался отвернуться и ударил ее по лицу так сильно, как только мог. Челюсть старухи сломалась с отчетливым хрустом, но это ее не остановило. Ее пальцы сдавливали мою голову все сильнее и сильнее, лицо прижалось к моему. А еще она шептала. Прямо мне в ухо. Одно и то же, мое имя, раз за разом. Кай Пеннер. Кай Пеннер. Я попытался ударить ее снова, кажется, даже выдрал пару клоков волос, но это не помогало. Она просто сжимала мою голову все сильнее и сильнее, пока мне не показалось, что сейчас та просто лопнет.

Внезапно она запрокинула голову, потом наклонилась вперед, и ее... вырвало прямо на меня. Я постарался закрыть рот, с отвращением чувствуя, как капли желчи попадают в него, и тут она вдруг обмякла и рухнула на меня, все еще воняя кровью и смертью и мелко сотрясаясь.

Я оттолкнул ее, чувствуя, как лицо перекосило от отвращения, побежал к ближайшему дому и стал изо всех сил колотить в дверь. Я кричал и орал, чтобы мне открыли эту гребанную дверь, но никто не отвечал. Я перебежал к следующему дому, снова заколотил в дверь, крича о помощи на всю улицу, колотил и кричал... Ничего. Как будто весь мир просто забыл о моем существовании.

Внезапно мое внимание привлек какой-то звук. Он доносился из центра улицы, от того места, где лежало тело женщины. Я взглянул на нее, все еще лежавшую с размазанной по лицу рвотой и растрепанными волосами, и увидел рядом еще что-то более ужасное.

Ребенок.

Абсолютно нормально выглядящий ребенок - в синих шортах и красном свитере, с бейсболкой, надетой задом наперед... Ничего необычного. Кроме того, что он... ох, черт... он ел труп женщины. Бледное личико нырнуло в ее живот и поднялось снова, вырвав кусок окровавленной плоти и белой ночной рубашки. Окровавленные зубы продолжали жевать, в то время как ребенок смотрел на меня.

“Что... за...” – Я запнулся.

Почему гребанная полиция и парамедики еще не здесь?

...и тогда я увидел. Дети. Еще больше детей. Они карабкались через заборы, шли по дворам, шли вдоль улицы. Дети, скрежещущие зубами. Дети с бездонными черными глазами, неотрывно прикованными ко мне. Даже когда дети проходили мимо, двигаясь к телу женщины, подойдя к которому они опускались на колени и начинали кусок за куском пожирать плоть, не отрывая от меня взгляда. Минимум двадцать этих тварей смотрели на меня, пока жрали труп, конвульсивно подергивающийся, в то время как из из него вытаскивали кишки.

– Отойдите от нее! – внезапно заорал я. Я знал, что это бессмысленно, знал, что, во что бы я ни вляпался, я ничего не смогу сделать, потому что эти дети не были... детьми, не-дети, не-люди, фантомы...

– Отойдите... – Я всхлипнул.

Прошла минута или две, в течение которых твари насыщались. Затем один из них встал, держа в руках наполовину съеденное сердце в руках.

– Кай, – сказал он, откусывая от сердца еще один кусок. Темная струйка крови потекла по его подбородку и капнула на футболку. – Кай Пеннер.

Какая-то часть меня скомандовала оставаться на месте. Меня как будто тянуло вперед – странное желание присоединиться к этому чудовищному пиру, предложив себя в качестве следующего блюда.

– Да, – пробормотал я. – Это я.

Мои ноги против моей воли сделали шаг вперед.

– В следующий раз. – Ребенок покачал головой. Остальные дети уставились на меня, растягивая в улыбке губы, измазанные в крови, и продолжая жевать.

– Выглядишь хорошо, – сказал один из них. – Как будто у тебя есть мно-о-ожество вкусных воспоминаний...

...и тогда я не выдержал. Я моргнул, а затем развернулся и побежал со всех ног, побежал, как полоумный, зовя на помощь и стуча в двери, звал кого угодно, во весь голос, но люди как будто вымерли. Я бежал, кажется, целый час, и вот, когда воздух уже просто горел в легких, а ноги, кажется, были готовы отказать, одна из дверей открылась. За ней оказался старик – неряшливый, с пучками волос в ушах и очках, сидящих на бугристом носу.

– Ты в порядке, парень?

...Я рассказал ему все. Гребанные слова лились из меня потоком, как из фонтана, и, когда он наконец протянул мне телефон, чтобы я позвонил в полицию, я как сумасшедший орал в трубку еще минут двенадцать. Я рассказал им, как заговорил с женщиной, как она напала на меня, я рассказал им о том, как чудовищные дети пожирали труп.

Оператор спросила, не тот ли я человек, который звонил десять минут назад. Я подтвердил. Она сказала мне, что полиция и парамедики уже приехали на указанный мною адрес и не нашли там абсолютно ничего странного или подозрительного.

– Жильцы говорят, они не слышали ничего необычного. – Она немного замялась. – Вы в порядке, сэр? Может, вы принимали наркотики?

Я повесил трубку. Что-то закипало внутри меня – страх, ярость, унижение... Может, смесь.

Старик осторожно взял меня за локоть.

– Спокойно, парень. Они просто не могут познать мир так, как мы с тобой.

– Простите?

– Некоторые из нас... одарены особыми воспоминаниями. Счастливыми воспоминаниями. О любви. Радости. Смехе и улыбках...

Воспоминание о работе мелькнуло в голове. Это была хорошая ночь. Я много смеялся, пел для остальных... Мое сердце было наполнено счастьем.

– ...в мире есть существа, которые не знают счастья, – продолжал старик. – Но отчаянно хотят почувствовать его... попробовать его. Кажется, именно это и произошло сегодня ночью.

Я невольно покачал головой. Моя простая и понятная жизнь рассыпалась на кусочки прямо у меня на глазах.

– Не волнуйся, парень. – Старик похлопал меня по спине. – Они появляются всего лишь раз, в голубую луну, когда ты настолько несчастен, что наткнулся на бедную душу, которая уже сдалась.

– Сдалась? Как это?

– Дав детям имя.

Вот и все. Вот и все. Вот что произошло, пока я не вышел из дома старика и не зашел в полицейский участок.

Мне нужна помощь.

Если кто-нибудь из вас сталкивался с чем-то подобным или знает кого-то, кто сталкивался, – пожалуйста, пришлите мне сообщение.

Теперь, когда у них есть мое имя, я не знаю, сколько мне осталось.

~

Оригинал (с) Born-Beach

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела @GayaGaal специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Постепенно приходя в сознание, я чувствовал, как мой разум захлестывает волна отупения. Я не мог двигаться, а тем более – вспомнить, что произошло до того, как я отключился.

Стоило мне открыть глаза, поток света обжег их. Я слишком долго пробыл в темноте.

– Эй! – попытался крикнуть я, но смог только прошептать.

Как только зрение вернулось, я осмотрел комнату, в которой проснулся. Стены, пол и потолок покрывала странная звукоизолирующая пена.

Я попытался встать, но ноги не слушались. Они не атрофировались, но сильно ослабли. Это, наряду с затуманенным сознанием, навело на мысль, что меня накачали наркотиками.

– Есть там кто-нибудь? – спросил я чуть громче.

Нет ответа.

Я пытался вспомнить, продраться через воспоминания, ища хотя бы малейшие крупицы информации. Меня крепко накачали — это было ясно, но вот зачем запихнули в звукоизолированную комнату, я не знал.

Кажется, прошла почти вечность, прежде чем я, наконец, смог встать. Все еще пошатываясь, стал искать выход. Увы, все вокруг было в этой дурацкой пене.

Я опустился на пол, еще не вполне пришедший в себя. И вот тогда полностью осознал, насколько же вокруг тихо. Комната не только не выпускала ни звука, но и не пропускала звуков снаружи. Ни разговоров людей, ни дорожного шума, ни даже звуков водопроводных труб внутри стен.

Это оглушало.

Я задержал дыхание и прижался ухом к стене… Ничего. Я мог слышать только как бьется сердце и как бурлят кишки, переваривая вчерашний ужин.

Сначала это показалось занятным, но вскоре превратилось в худший кошмар. Внутри комнаты единственным источником звука был я сам, и при отсутствии внешних шумов тишина становилась все более оглушающей.

– Пожалуйста, выпустите меня! – взмолился я.

И тут я что-то вспомнил. Не более чем слабый намек давних воспоминаний, отблеск давно прошедших времен. Встреча, разговор с человеком, которого я не узнавал.

– Почему ты здесь? – спросил он.

– Извините, сэр?

– Это плохое место, Райан. Ты молод и здоров. Не лучше ли тебе быть в реальном мире, может, жениться?

– Я был женат…

Краткое воспоминание прервал листок бумаги, спланировавший сверху. Кто-то отправил мне сообщение через потолок, когда я отвлекся.

– Эй, это еще что за чертовщина? Выпустите меня! – крикнул я, ища дыру, через которую закинули записку.

Ответа не было. Я поднял бумагу. Она была странно мягкой и не производила почти никакого шума, когда я касался ее.

Всего одна строка текста: “День 1. Слушай”.

– Слушать что, придурки? – проорал я.

Я принялся бегать по комнате, отчаянно пытаясь оторвать пену от стен в поисках выхода. Это было бесполезно, и спустя некоторое время я рухнул на пол в изнеможении. Наркотики все еще оставались в моем теле, и я не мог мыслить достаточно ясно, чтобы составить последовательный план побега.

“Быть глухим” и “жить в тишине” – две больших разницы. Так же, как “быть слепым” и “находиться в темноте”. Когда органы чувств функционируют, но не улавливают никаких внешних данных, ваш разум сам пытается порождать раздражители. Что-то едва ли слышимое усиливается им в тысячи раз.

Пока разум уносило, в разбитом мозгу всплыло другое воспоминание.

– Так в этом дело? Ты потерял ее, и вот ты здесь.

Он остановился.

– Что с ней случилось?

– Я убил ее, – ответил я дрожащим голосом.

Когда я снова очнулся, меня сразу же атаковал непрекращающийся шум собственных внутренностей.

– Да блин, заткнитесь! – заорал я на них.

Комната совсем не отражала звуков. Каждое мое слово просто поглощалось пеной. Мне приходилось постоянно разговаривать с собой, просто чтобы отвлечься от звуков, издаваемых собственным телом.

Только тут я заметил, насколько сильно мне нужно в туалет.

– А если мне нужно отлить? – спросил я громко.

Одна из панелей пола поднялась. Под ней оказался крохотный тоннель, покрытый пеной. Даже моча беззвучно падала в темноту.

Когда я закончил облегчаться, еще один лист бумаги упал с потолка. Кроме того, появилась струя воды. Она падала на пол, не производя ни звука, и мгновенно впитывалась в пену. Не раздумывая, я практически нырнул под нее, измученный целым днем без жидкости.

Когда поток иссяк, я поднял лист бумаги.

“День 2. Ты их еще не слышишь?” – гласил он.

– О чем вы, блядь? – проорал я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Конечно же, нет ответа. Как будто я его ожидал.

Я провел большую часть второго дня, исследуя комнату. Организм вывел наркотики, и я наконец-то мог думать. Но, несмотря на ясное мышление, воспоминания оставались смутными.

Выхода не было. Даже трещин в чертовых стенах. Я был один в изолированной комнате. И только бурление кишок составляло мне компанию. Я пробовал принять разные положения, надеясь приглушить его, но казалось, что оно становится только громче.

Я был сбит с толку и чувствовал себя загнанным в угол. Мелькнуло другое воспоминание.

– Это безэховая камера. Самое тихое место в мире. Бетонный блок на подпружиненном основании, покрытый звукоизолирующей пеной, чтобы избежать проникновения любых звуков как изнутри, так и извне. И, хотя одна существует в лаборатории Орфилдс, эта – особенная, по моему проекту, – сказал человек.

– Наверняка это было дорого. В чем смысл? – спросил я.

– Чтобы люди услышали правду.

На третий день я не вставал, пока не услышал слабый звук воды, падающей на пену. Я вскочил на ноги и начал пить из этого недолговечного источника. В тот раз мне даже сбросили странный кусок хлеба. Он был плотный, в нем были куски каких-то овощей и семян. Чем-то он напоминал тюремную еду.

Помимо воды и еды мне сбросили записку.

“День 3. Прими это”, – говорила она.

Было чистым удовольствием слышать, как хрустит хлеб под моими зубами. Наконец-то слышимый звук, не исходящий от меня самого. К сожалению, это продлилось недолго. Как только я доел хлеб, я снова погрузился в полную тишину.

Я пытался занять себя разговором, но мог говорить только пока горло не пересохло. Тут-то я понял, что мне намеренно ограничивают подачу воды. Чтобы я был слишком слабым, чтобы бороться или говорить, но достаточно здоровым, чтобы оставаться в сознании.

Так я и сидел, слушая, как работают мои органы. Я ненавидел их, отвратительные куски плоти, производящие эти хлюпающие, болезненные, никогда не прекращающиеся звуки. А затем я услышал что-то новое – слабый голос, скрытый звуками бьющегося сердца.

– Пожалуйста, пусть все прекратится. Я больше не могу, – сказал голос.

Он принадлежал женщине. Такой знакомый, хотя и странный.

– Эй, ты где? – прокричал я.

– Так больно. Я не заслуживаю этого. Почему это происходит со мной?

Невозможно было разобрать источник звука. Казалось, что он идет одновременно из ниоткуда и сразу отовсюду.

– Ну же, мне надо знать, где ты, чтобы помочь тебе!

– Райан? Мне так больно, помоги, пожалуйста! – умоляла она, пока ее голос не растворился в воздухе.

– Линда? Боже мой, – закричал я, молясь, чтобы ее голос вернулся.

Это была моя жена, голос которой я так долго желал услышать. Я почти не мог поверить. Среди бескрайней тишины я услышал любовь всей моей жизни, и она страдала. Я заплакал, когда нахлынули воспоминания о ней и том, как она умерла.

– Мне так жаль, – сказал я громко, – мне очень, очень жаль. Прости меня, пожалуйста.

Но она не была реальной. Должно быть, это был плод моего воображения или галлюцинация, порожденная тихой комнатой.

Пока я плакал в пол, покрытый пеной, разум невольно вернулся к недавнему частично сохранившемуся воспоминанию.

– Как она умерла? – спросил мужчина.

– Зачем вы меня спрашиваете? Я же уже подписал гребаные бумаги проекта Оркус.

– Потому что вам, может быть, удастся снова поговорить с ней.

Наступил четвертый день, и с потолка упал еще один лист бумаги.

“День 4. Не игнорируй их. Они так же реальны, как и мы с тобой”, – было написано.

Я разорвал письмо. Не из гнева, но чтобы насладиться слабыми звуками, которые оно издавало, пока я рвал его на части. Я постарался, чтобы это были тонкие полосы, чтобы хватило подольше. Я смаковал каждое мгновение, прежде чем вынужденно вернулся в тишину.

И как только она наступила, я услышал шепот вокруг себя. Сначала это были неразборчивые звуки, голоса, в которых не было никакого смысла. Но среди них я разобрал, как Линда кричит мне:

– Райан, держись подальше. Тут небезопасно! – упрашивала она.

Но она не была одна. Вокруг меня были десятки приглушенных голосов. Я пытался не обращать на них внимания, сосредоточившись только на красивом запоминающемся голосе своей жены, но постепенно они становились все громче.

Настал пятый день. Я был на грани полного безумия. Голоса не давали мне уснуть и исчезли, только когда очередной лист бумаги упал на пол.

“Голоса освободят тебя”.

Недолгое облегчение. Как только я порвал лист в клочья, голоса сразу же вернулись. Каждый истекший час делал их громче, и я ничего не мог сделать, чтобы заглушить их.

Шестой день пришел и ушел в мгновение ока, голоса слились вместе. Мешанина звуков вокруг меня не прекращалась ни на секунду. Даже когда я кричал своим охрипшим голосом, они продолжали наступать. Единственная реальная вещь, которую я помню из того дня, – записка, упавшая с потолка.

“Молчи и дай им вести себя”.

Когда я потерял голос, я сел и подчинился. Я позволил голосам захватить мой разум, и они становились все громче, громче и громче.

И вот тогда я осознал – они совсем не шептали… Это были крики.

Каждый из тысячи голосов, которые преследовали меня, был криком о помощи. Эти люди, кем бы они ни были, испытывали боль – постоянную и неослабевающую. Они умоляли меня об избавлении, но я только и мог, что слушать как они бесконечно страдают.

И посреди всего этого я все еще слышал голос своей жены. Не знаю, почему он был громче и четче, чем остальные. Я крепко цеплялся за мысль, что все это придумал, но моего здравомыслия не хватило бы надолго. Вскоре мне пришлось бы признать.

– Выпустите меня отсюда, блядь! – заорал я так громко, как только мог, охрипшим голосом.

Мой рассудок стремительно сдавал. Восьмой день прошел в тумане обрывков мыслей, да и девятый был ничуть не лучше. Я перестал читать записки. Крики продолжались, в них я замечал слова и фразы, но до десятого дня еще не до конца понимал их.

– Пожалуйста, помогите, – плакал ребенок.

– Ты нереален, все вы нереальны, – отвечал я.

– Но ты слышишь нас!

– Вы только плоды моего больного разума, вы все в моей голове.

– Это не значит, что мы не существуем. Я… Я докажу!

– Как?

– Прошлая записка, упавшая сверху. Это список имен.

Я взглянул на бумаги, которые еще не читал. Взяв одну, понял, что он был прав.

“Генри Джонс, Питер Доусон, Алекс Мур, Дэвид Лоуренс”.

Я уронил записку, взял другую. Тот же список, те же имена, никаких указаний.

– Кто они? – спросил я.

– Это люди, которых ты должен найти, – ответил ребенок. – Я один из них. Меня зовут Алекс.

– Что с тобой случилось?

Но было слишком поздно – голос угас, сменился непрерывными криками агонии. Я не сводил глаз с бумаги, и, когда я перечитывал имена снова, всплыло другое воспоминание.

– Вы знаете, что надо делать? – спросил мужчина.

– Да, сэр.

– Нам надо усыпить вас, затем вы пройдете электрошоковую терапию. Только так мы можем сделать вас восприимчивым к среде.

– Понимаю, – просто ответил я.

– Это опасно.

– Мне все равно.

– Кроме того вы будете чрезвычайно дезориентированы, когда проснетесь. Вы можете забыть, кто я или даже кто вы. Поэтому крайне важно, чтобы вы помнили о своей миссии. Не забывайте о ней, даже если это будет единственное, что вы запомните.

Весь следующий день я просидел в углу, едва ли съев и выпив хоть что-то. Я только и делал, что повторял имена из списка, надеясь, что загадка как-то решится сама собой.

– Генри Джонс… Питер Доусон… Ребят, да кто вы, блин, такие? – бормотал я про себя.

И внезапно, словно по щелчку тумблера, я понял. Крики, шепот, голоса, все, что я слышал на протяжении прошедших одиннадцати дней, обрело смысл. Пелена спала с моего разума, и я смог понять все, что они пытались сказать мне.

– Райан? – позвала меня жена.

– Линда, ты все еще здесь, со мной, – ответил я с оттенком радости.

– У меня не много времени. Тяжело фокусироваться, – сказала она, явно борясь.

– Что с тобой происходит?

– Сейчас это неважно. Мне просто нужно, чтобы ты знал — это не твоя вина.

Ее утешающие слова едва скрывали боль.

– Моя. Я…

Прежде чем я закончил предложение, меня прервал еще один оглушающий вопль.

– Тебе пора, – сказала она.

– Постой, ты в порядке? В смысле, там.

Она замолчала.

– Нет, никто из нас не в порядке. Прости, – сказала она дрожащим голосом.

На этом она исчезла в последний раз, а еще одна записка упала сверху.

“День 12. Ты нашел их?”

Я прислушался. Там, среди боли, я слышал, как они кричат мне. Они были частью того же проекта, что и я, а потом умерли. Но у них были инструкции, которые нужны мне, чтобы выбраться из комнаты.

В пене было кое-что. Семь кнопок, которые надо нажать в определенном порядке. Согласно голосам, я легко мог открыть дверь. Даже найти кнопки было не просто само по себе, а уж определение правильной последовательности точно значило, что я установил контакт с той стороной жизни.

Я вышел наружу. Впервые за почти две недели я увидел другого человека.

– Добро пожаловать обратно, Райан. Ты справился, – сказал мужчина.

Я не ответил, просто прошел мимо него и пошел по длинным коридорам из безэховой камеры. Уже снаружи я просто рухнул на пол и стал слушать все эти незначительные звуки вокруг. Течение воды по трубам, тихое гудение старых флуоресцентных ламп, шарканье шагов по зданию – все они были божественны.

Как только я привык к реальному миру, мужчина подошел ко мне. Это был мой куратор, я даже это смог вспомнить, но воспоминания все равно оставались смутными, видимо, из-за какого-то лекарства, которое мне давали еще до того, как я попал в камеру.

– Готов поговорить? – спросил он.

Я сел за стол, слушая, как стулья царапают твердый пол.

– Те имена, – сказал он. – Помнишь их?

– Генри Джонс, Питер Доусон, Алекс Мур, Дэвид Лоуренс, – ответил я мгновенно.

– И ты знаешь, что с ними случилось?

Я кивнул.

– Расскажи мне.

– Генри Джонс, 75 лет. Умер от четвертой стадии рака легких. Присоединился к проекту Оркус (прим. пер. - О́ркус (Орк; лат. Orcus) — римский бог смерти) за месяц до смерти. Оплата должна была уйти его семье.

– Продолжай.

– Питер Доусон, 32 года. Диагностирован боковой амиотрофический склероз, и он сразу же подался в проект Оркус. Дэвид Лоуренс, 56 лет. Умер от сердечной недостаточности.

– И?

– Алекс Мур. Он не был частью проекта, он был ребенком. Я так и не знаю, что с ним случилось.

– Мы тоже, – сказал он с ухмылкой, порожденной достижением эгоистичных целей.

– Отличная работа, и как у них дела сейчас? – продолжил он.

Я еще раз обдумал все, что слышал. В криках в основном были только обрывки информации. Некоторое время я собирал их воедино.

– Им больно. Они говорят, что с момента смерти проживают постоянно то последнее мгновение сознания. Не существует ни рая, ни ада, только непрекращающаяся боль, которую они испытывали перед смертью.

Он нацарапал что-то на клочке бумаги. Он все еще улыбался, как будто его теории получили подтверждение.

– Спасибо, Райан. Мы в Артифекс в большом долгу перед тобой. Здесь наше сотрудничество заканчивается. Как и договаривались, тебе хорошо заплатят, – сказал он, давая знак паре охранников увести меня.

Когда они сопровождали меня к выходу, мой куратор бросил на меня последний взгляд.

– Наслаждайся остатком своей жизни, Райан, – сказал он.

Я собрал те немногие пожитки, которые у меня были. В моей памяти все еще были некоторые провалы, охватывающие прошлый год, но, думаю, именно поэтому они просто дали мне уйти. Я ничего не знаю о людях, стоящих за всем этим, да и мои знания о проекте Оркус крайне скудны.

Вернувшись домой, я начал вспоминать свою прошлую жизнь. Тяжелые воспоминания о моей умершей жене. Я вступил в проект, чтобы справиться с тем, что не смог уберечь ее. И, когда тот человек сказал мне, что я смогу снова поговорить с ней, я был вне себя от радости.

Это было ошибкой.

Потом что даже сейчас, в сотнях миль от той камеры, я все еще слышу их крики. Они никогда не прекращают, им так больно.

А когда мы умрем, мы присоединимся к их страданиям.

~

Оригинал (с) Artifex

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Заикина Екатерина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Каждую ночь по дороге домой я слушаю подкаст о реальных преступлениях. Несмотря на то, что на моем любимом канале уже была публикация на этой неделе, приложение сообщило, что они только что выложили новый эпизод. И в волнительном предвкушении я нажимаю кнопку play.

Все произошло в маленьком городке, одном из тех, вдоль главной улицы которых до сих пор стоят крошечные семейные магазинчики, в одном из тех, где все знают твое имя. Жители даже не подозревали, что вскоре их сонный быт всколыхнет ужасное преступление.

Останавливаюсь на светофоре. Красный. Яркое пятно отражается на мокром от дождя асфальте. Мимо проносится черный внедорожник. Напротив в темной забегаловке мертвенно-синим горит подсветка холодильников. Уличные столики топорщатся в ночь ножками перевернутых стульев.

Загорается зеленый.

Тот холодный сентябрьский вечер казался совершенно обычным для молодой студентки. Она возвращалась со смены в местном магазине и, как всегда, решила прогуляться до дома… Вот только до цели так и не добралась.

Молодая студентка. Местный магазин. Черт, до мурашек. Я учусь в общественном колледже Франклина и как раз работаю в круглосуточном магазинчике неподалеку.

И, конечно же, хожу домой пешком.

Оглядываюсь. Переулок за пиццерией “Аллесандро” погружен в темноту, только неоновая вывеска болезненно мерцает.

О пропаже девушки заявил ее парень на следующий день. Добровольцы со всего города вышли на поиски, и, два дня спустя, они все же кое-что нашли.

У меня холодеет в животе. Сейчас он скажет “тело”, черт. Но все оказывается еще хуже.

На берегу озера Уорингтон, добровольцы обнаружили пару красных конверсов сорокового размера.

Я останавливаюсь.

Опускаю взгляд. Прямо на свои мокрые красные конверсы.

Какого

Хрена?

Сердце так колотится.

Обувь была отправлена судебно-медицинскому эксперту для сравнения характерных признаков износа с другими парами, принадлежащими жертве.

Что-то грохочет, и я буквально подпрыгиваю. Позади меня черный внедорожник резко сворачивает налево на перекрестке. Разве не эту машину я видела пару минут назад? Он что, преследует меня?! Я…

Машина проезжает мимо и исчезает в темноте.

Сара, возьми себя в руки. Много кто носит конверсы. Да, они немного вышли из моды, но сороковой размер совсем не новость для женской обуви. И покажите мне студента, которому не надо работать. Неужели ты реально думаешь, что слушаешь подкаст о собственной смерти?

Ну да.

Несколько недель спустя полиция получила результаты. Эксперт оказался непоколебим: кроссовки принадлежали именно Саре Кэмпбэлл.

У меня сердце останавливается.

Сара Кэмпбэлл.

Меня так зовут.

Какого хрена? Как…

Нет времени размышлять. Давай, иди! Быстрый шаг превращается в бег. Витрины магазинов сливаются в цветные пятна.

Поиски в озере не дали результатов. Без тела преступление невероятно сложно раскрыть. Но полиция не сдавалась. И наконец-то нашелся свидетель. Некто видел машину, припаркованную у озера той ночью, около двух. Черный внедорожник с тонированными стеклами.

Нет. Нет. Нет.

Что за чертовщина происходит?!

Я резко оборачиваюсь. Улица пуста. Ни людей, ни машин. “И никаких свидетелей”, – добавляет тихий голосок в моей голове. Тот самый, который переслушал слишком много криминальных подкастов. Я оглядываю магазины по обе стороны. Закрыты.

В Франклине и окрестностях обнаружилось всего шесть автомобилей, полностью подходящих под описание свидетеля. Но один из них особенно привлек внимание детектива Нолана. Внедорожник, принадлежащий Джону Келли… человеку, осужденному за сексуальное насилие.

Вррррм

Звук такой тихий, что я почти не слышу его за голосом в подкасте. Резко оборачиваюсь… Вот оно. Мне в лицо светят две ослепительно белых фары.

Черный внедорожник.

Ускоряюсь. Машина все так же ползет сзади, не торопясь. Как будто он знает, что мне не уйти. Я оглядываюсь, пытаясь разглядеть силуэт за темным лобовым стеклом, но фары слишком слепят.

Келли не просто был зарегистрированным сексуальным преступником. Он был осужден за нападение на коллегу… Которая носила коротко стриженные темные волосы и много пирсинга, как и Сара.

Внедорожник неторопливо ползет по дороге. Преследует меня, словно львица добычу. Я сворачиваю налево, на свою улицу, погруженную в темноту.

Всего пара шагов…

Свет фар лучами проходит по кругу, снова поймав меня, раскинув бегущую тень у моих ног на тротуаре. Я не оглядываюсь. Просто бегу так быстро, как только могу. Вот он, наш маленький коричневый домик с желтыми ставнями. Вперед, прямо по газону, на ходу выхватывая ключи из кармана…

Щелк.

Врываюсь в дом и захлопываю дверь за собой. Закрываю все замки, наваливаюсь на дверь спиной и плачу.

Машина шуршит шинами мимо нашего дома и едет дальше. Но я все еще не в безопасности, пока не пришел Гейб. Одна в темном доме, а по улице рыщет маньяк, точно знающий, где я живу…

Все еще всхлипывая, я проверяю замки. И звоню Гейбу. Он уже недалеко. Пять минут и дома.

Не включая свет, я иду в ванную. Откладываю телефон и тянусь к пачке салфеток.

Щелк.

Черт! Я подскакиваю и оглядываюсь…

Но звук доносится не из-за двери. Экран телефона снова светится, подкаст все еще играет. Я видимо нажала play, когда вешала трубку. Кажется, пропустила пару минут.

– Как думаешь, что случилось с Сарой?

Я тянусь, чтобы выключить звук…

– Она и раньше говорила, что хочет сбежать.

Что?

Это голос Гейба. Голос Гейба доносится из динамика.

– Говорила? Почему?

– Она была недовольна оценками, своей работой и родителями. Говорила, что иногда мечтает просто… уехать из страны и оставить это все в прошлом.

Я застываю, не отрывая глаз от зеркала.

Никогда в жизни я такого не говорила. Никогда.

Гейб… лжет?

– Поймите меня правильно, мне, как ее парню, было обидно слышать такое, понимаете? Я рассчитывал когда-нибудь жениться на ней. Но, очевидно, она думала иначе.

Сердце сейчас разорвется.

– Так ты думаешь, что она просто сбежала из города и живет счастливо новой жизнью где-то еще? Не похищена, не убита?

Пауза.

– Так я и думаю.

– На сегодня это все! Спасибо нашим слушателям…

Под мелодию финальных титров я все еще не могу осознать… слишком много всего обрушилось на меня в этот вечер, и я…

Со скрипом открывается входная дверь. По коридору грохочут шаги.

– Сара? Я дома.

Бесшумно отхожу от двери.

– Сара?

Затравленно оглядываюсь… Окно. Подскакиваю к нему, открываю замок… Ну давай! Да! Я на свободе.

И теперь бегу прочь так быстро, как только могу.

~

Оригинал (с) writing-with-l

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.