Дневник студента-медика. Орган труда
После ночных операций по поводу прободной язвы и внематочной беременности, я стоял в холле больницы и смотрел в окно. Время пролетело быстро. Утро как-то нерешительно и боязливо, мелкими шажками подбиралось к больнице. Нет, это был не солнечный свет и не пение птиц. На улице был уральский январь. Просто где-то вдалеке, на линии горизонта, полная тьма стала отступать, и на том самом горизонте стали виднеться темно-серые очертания домов, деревьев, линий электропередач. Появился типичный утренний шум улицы. Гул проезжающих мимо больницы машин, на некоторое время заглушал шоркающий звук метлы и бубнёж больничного дворника. Ночью прошёл снег, как тонким пуховым покрывалом, укрыв уже надоевший серый и укатанный лёд больничного двора.
Две операции, две жизни, две судьбы... - устало думал я, - за одну ночь. Алкоголик "со стажем" и женщина, мечтавшая о ребёнке. Мда-а... Опербригада молодцы какие! Что язва, что внематочная, взяли и прооперировали! Да ещё и с результатом каким! Оба пациента остались живы, хотя им обоим угрожала смертельная опасность.
Из-за угла больницы выехала скорая. УАЗик-буханка, включив маячки и набрав небольшой разгон, ловко выскочил из больничного двора на проезжую часть, повернул налево и быстро, выпуская пар из выхлопной трубы, скрылся из виду.
Тут меня осенило. А скорая!? Этих больных ведь скорая привезла! Это ведь скорая, не имея никаких средств диагностики, определились с верной тактикой ведения больных. Это ведь они, действуя быстро, своевременно и правильно, доставили и передали эти две судьбы в надёжные руки! Да уж. Действительно, каждый должен заниматься своим делом. И вот сейчас, когда я уже мечтаю уйти домой и лечь спать - они опять куда-то помчались...
Я взял дневник практики и стал делать скупые и сухие записи:
"Прибыл на практику в отделение хирургии к 17.00. Осуществлял обход палат, с целью выявления просроченных и испорченных продуктов питания в холодильниках..."
Точно!! Беляши! Сметана! Они же всё еще лежат в холодильнике в раздаточной. У нас так и не было времени их съесть...
- Девки! - крикнул я однокурсницам. - Пошли пожрём!
Девчонки посмотрели на меня красными от бессонной ночи глазами.
- Не хочется...
- А я пойду!
Как раз начинался завтрак в отделении, и я благополучно поел в столовой.
Когда я вышел из столовой, то встретился с Красновым.
- Ну что, студент? Поел гляжу! Спать пойдешь?
- Ага. Вы тоже?
- Нет. Мне на прием, в поликлинику.
- Как на приём? - опешил я. - Вы же с ночи! У вас две операции ночью было!
Краснов посмотрел на меня с какой-то грустью в глазах:
- Это медицина. Привыкай быть несчастным...
Как так? - думал я. - Как он будет вести приём? Что значит "привыкай быть несчастным"? Да, если б я двоих ночью прооперировал, я б летал от счастья! Как это, "быть несчастным" после всего что он сделал?
...
Утро уже полноценно вступило в свои права. Отделение наполнилось суматошным шумом утренних процедур, грохотом посуды, каталок, бряканьем дверей, шарканьем тапочек по блестящему коридорному линолеуму.
Я вышел из отделения. Мысль была только одна - спать.
Морозный утренний воздух, свежий белый снег и поднимающееся солнце сразу взбодрили меня, мне стало как-то физически полегче и веселее, но мысль о том, что надо "привыкать быть несчастным", не давала мне покоя.
- Я тут подумал, - сказал я, входя к Краснову в кабинет поликлиники, - что ещё немного поучиться надо.
Краснов молча указал мне на стул напротив.
На приеме в этот момент сидел парень примерно моего возраста. У него развился панариций пятого пальца(мизинца) правой кисти. Сам парень имел весьма больной вид.
- Вот..., Несколько дней назад занозу загнал под ноготь... - говорил виноватым голосом парень, - а теперь вся рука болит.
Дистальная (ногтевая) фаланга его была черного цвета и источала гнилостный запах. Краснов взял его руку, ощупал больной палец, ощупал запястье, осмотрел кисть со всех сторон. Он пальпировал и осматривал его руку так тщательно , что мне сначала показалось это забавным.
Что он там ищет? - думал я. - Рука как рука, панариций как панариций. Ну припухла рука чуть-чуть. Что тут особенного?
- Ну-ка, любезный, закатай рукав? - обратился он к парню.
Парень закатал рукав. Доктор стал внимательно осматривать и пальпировать его предплечье.
Парень морщился от боли.
- Что же ты затянул так? Здесь когда заболело? Температура когда появилась? - сразу несколько вопросов задал Краснов.
- Температура вчера поднялась... И рука тоже вчера тут заболела... Думал пройдет...
- В стационар я тебя сейчас положу, - строго сказал Краснов.
- Зачем? - испуганно спросил парень. - Зелёнкой помажу и все пройдёт...
- Работаешь? - спросил Краснов уже выписывая направление.
- Да, на стройке.
- Кем?
- Каменщиком...
- Руками, значит, работаешь... Да потому что, если сейчас ты в больницу не ляжешь, то завтра тебе руку придется отрезать вот по сюда! - Краснов ребром ладони указал парню по верхнюю треть плеча. - Как ты будешь потом одной рукой кирпичи класть?
"Во как запугивает! - думал я. - Устал доктор ночью, не хочет сам возиться с панарицием, вот в стационар и отправляет больного. Молодец!"
- А что у меня с рукой? - спросил парень,- что-то серьезное?
- Флегмона у тебя началась.
Вот тут моё забавное виденье поведения доктора сразу же сошло на нет.
- Можно я руку посмотрю? - тут же влез я в разговор.
- Смотри.
Я стал осматривать руку больного. Действительно она была горячая на ощупь, малейшее прикосновение к ней вызывало боль у пациента. Я даже попросил его закатать второй рукав, чтобы сравнить, насколько выражен отёк предплечья больной руки по сравнению со здоровой.
(Флегмона - это гнойное расплавление тканей, не имеющее четких границ (в отличие от абсцесса) . То есть, говоря простым языком, это свободно перетекающий гной между мышцами, сухожилиями и фасциями. Все "прелесть" флегмоны заключается в том, что распространяется она очень быстро - сегодня только палец, завтра кисть, послезавтра предплечье, а там и до сепсиса с инфекционно-токсическим шоком один маленький шажок).
- Может не надо в больницу? - снова спросил парень.
- Надо, Федя! Надо! - ответил Краснов. - Тебя как зовут?
- Илья.
- Ну так вот, Илья. Если ты сегодня не ляжешь, то завтра останешься без руки, а то и совсем можно ... с Создателем встретиться, - Краснов кивнул головой вверх.
Парень ушёл в стационар.
- Как это она у него развилась? - спросил я. - Из-за какой-то занозы?
- Нет. Из-за занозы у него развился панариций. А вот из-за панариция уже флегмона. Ты анатомию кисти хорошо знаешь?
- Ну, более или менее, - ответил я, хотя уже сильно в этом сомневался.
- Помнишь расположение влагалищ сухожилий кисти?
- Ну, они отличаются... - стал вспоминать я. - У первого и пятого пальца они расположены до предплечья... А! У него же мизинец! Инфекция поднялась в предплечье.
- Верно. После обеда будем флегмону вскрывать в отделении.
...
Доев беляши в обед, я вернулся в отделение. Рука нашего больного отекла ещё больше, температура тела его повысилась до сорока градусов. Всю прошедшую ночь, страдая от боли и лихорадки, больной не спал. Его привели в гнойную перевязочную, уложили на кушетку. Медсестра гнойной перевязочной подготовила всё необходимое. Пришел анестезиолог - вскрытие флегмоны необходимо было проводить под общей анестезией (под наркозом).
- Смотрите на больного, - говорил нам доктор. - Обратите внимание на его вид: в глазах тоска и предчувствие близкой смерти. Видите?
Больной, превозмогая боль и высокую температуру, действительно выглядел неважно, и даже не обратил внимания на столь суровое замечание доктора.
- Сейчас мы его полечим, и через недельку он поправится. Да? - обратился он к больному.
Вот это вопросительное "Да?", обращённое к больному, прозвучало так убедительно, что больной, несмотря на всю тяжесть собственного состояния, ответил уверенно:
- Да.
- Давай, - кивнул Краснов анестезиологу.
Анестезиолог сам сделал венепункцию больному и стал вводить препарат.
- Не на-адо... - засыпая, как-то отчаянно прошептал парень, - ни на-а...
Глазные яблоки его закатились, веки тяжело сомкнулись; появилось шумное, глубокое и равномерное дыхание.
- Приступайте, - сказал анестезиолог, "не выходя из вены".
- Сколько ты его продержишь? - спросил хирург, имея ввиду продолжительность наркоза.
- Здесь тридцать минут свободно. Если понадобится больше, значит на ингаляционный перейдем, но только в операционной.
- В операционную гной нельзя, - сказал Краснов. - Успеем!
Руку пациента, согнув локте, подняли вертикально. Под локоть подставили эмалированный почкообразный лоток.
Медсестра быстро обработала на предплечье место предпологаемого разреза йодом.
Я думал, что сейчас хирург сделает такой же крестообразный разрез, сделает дренаж, потом перевязку и всё закончится.
Я сильно ошибался.
Разрез был от запястья до локтевого сустава. В подставленный лоток хлынул гной в таком количестве, какого мне никогда не приходилось видеть. Гной был желто-зеленого цвета с прожилками светлой и темной крови. Лоток наполнился, и гной с кровью перевалил через край на подкладную клеёнку, потом на пол. Гнилостный смрад заполнил перевязочную. Несколько однокурсниц, с трудом удерживая рвотные позывы выскочили за дверь.
- Ещё лоток! - скомандовал хирург состредоточенно вглядываясь в зияющий разрез и совсем не обращая внимания на смрад. - Сейчас ещё будет!
Медсестра быстро подставила новый лоток.
- Так..., так... - проговаривал хирург, вглядываясь в рану и шарясь рукой в недрах предплечья через разрез. - Ага! Вот! Скальпель!
Ему подали скальпель.
Максимально растянув края раны, он сделал ещё один разрез уже где-то глубоко внутри тканей предплечья. В лоток снова хлынул гной, примерно в таком же количестве.
- Ещё лоток!
Подставили третий лоток.
- Сейчас ещё..., вот тут..., - снова сам себе вполголоса говорил хирург, на ощупь пытаясь найти ещё один "карман" в предплечье, где остался гной.
- Не подлезу скальпелем..., - сказал он, - сейчас...
Он отвел глаза от раны, посмотрел поверх нас и нахмурился. Стало ясно, что он пытается пальцем прорвать какую-то фасцию или оболочку, за которой остался гной. Челюсти его сжались, мышцы шеи напряглись, дыхание задержалось. Мы затаили дыхание вместе с ним. Рука его дёрнулась, прорвав какую-то невидимую нам преграду.
- Пф-ф...- выдохнул он и вытащил руку из раны.
В лоток снова хлынул гной.
- Вот теперь всё, - сказал Краснов. - Промываем, антибиотики, дренаж, перевязка.
- А шить? - спросил я.
- А шить не надо, - завтра перевязка. - Всё тоже самое.
Перевязки парню делали ежедневно и всегда под общим наркозом. Каждый раз когда он ложился на кушетку в гнойной перевязочной, он с испугом и мольбой в голосе просил:
- Не трогайте, пожалуйста, руку, пока я не усну. Ладно?
И, даже когда препарат для внутривенного наркоза уже поступал в вену, он, засыпая всегда шептал:
- Подождите... Не на-адо, ни на-а...
И засыпал. Засыпал на недолгих полчаса, в течение которого он не чувствовал боль, но когда просыпался, то боль эта была гораздо сильнее чем перед перевязкой, потому что рану его чистили очень тщательно и досконально, стараясь оставить её как можно чище.
С каждым днём состояние его улучшалось. На пятый или шестой день перевязки делались уже без наркоза.
Около десяти дней он находился на стационарном лечении, а после был выписан на амбулаторное долечивание.
...
Человек славен трудом. Именно труд сделал из обезьяны Человека. Именно благодаря тому, что когда-то наши предки взяли в руки орудия труда - начался длительный процесс становления Человека. И, если какие-либо инструменты, используемые человеком являются орудиями труда, то Рука Человека - это орган труда. Именно поэтому тогда хирург так внимательно отнесся к руке того парня. Доктор предупредил инвалидность человека, а значит, сохранил возможность трудиться, возможность радоваться держа на руках детей и внуков.
Продолжение следует... источник
