Сообщество фантастов

Всем привет :)

Буду краток. Очень рад, что так оперативно образовалось сообщество начписов. В связи с тем, что форма постов в этом сообществе будет иметь вид текстов (а также для того, чтобы не нарушать правила сообщества), предлагаю вашему вниманию пару удобных онлайн-сервисов для хранения текстов. Было бы здорово, если бы админ (если есть такая возможность) закрепил этот пост. Если нет - то добавил бы ссылки в правила сообщества. Итак:

http://pastebin.ru - довольно удобный онлайн сервис, хотя и используется в основном, насколько я знаю, для хранения кодов. Можно настроить параметры хранения - приватность, сроки и т.д. Из минусов - не очень приятный шрифт (субъективно), зато не нужно регистрироваться.

http://www.docme.ru - так сказать, усложнённая версия. Можно хранить документы в различных форматах, такие как pdf, doc, и прочие популярные и не очень форматы. Из минусов - для комфортного пользования необходима регистрация.

UPD.

http://online.orfo.ru, http://text.ru/spelling - сервисы онлайн проверки орфографии. Простенькие, понятно как пользоваться, кому-то, возможно пригодится (возможно, и этому посту тоже:))

UPD2.

http://www.adme.ru/zhizn-nauka/24-poleznyh-servisa-dlya-pish...

Больше (24) различных сервисов, много полезных, и не только для художественной литературы. Смысла перепечатывать всё сюда не вижу, итак всё собрано в одном месте.

Предлагаю следующую форму постинга - пикабушник (ца) выкладывает отрывок из своего опуса, а сам опус заливает на вышеуказанные сайты и даёт ссылки. Так посты будут выглядеть прилично, не будет "стен текста".

Собственно, наверное всё. Если есть, что добавить - пишите в комментах.

P.S. Надеюсь, я правильно понял систему сообществ:)

https://vk.com/humanconf

Мы поднялись на палубу, и яркий солнечный свет ударил по моим глазам. После полумрака кладовой я щурился, как азиат. Алексеев шёл впереди, его спина была прямой, а шаг — уверенным. Я же, стараясь не отставать, пялился себе под ноги, как и велели, изображая полнейшую простоту.

На палубе у правого борта собралась группа людей. Несколько русских матросов с ружьями стояли по стойке «смирно», а напротив них — трое англичан. Двое из них были рослыми матросами с суровыми лицами, а третий — офицер в идеально сидящем мундире, с холодными голубыми глазами и безупречно подстриженными бакенбардами. Как я догадался, это и был лейтенант Смит. Рядом с Алексеевым стоял щуплый, но с умными глазами человек в форме флотского клерка — очевидно, корабельный переводчик. Евгений Иванович остановился. Лейтенант Смит щёлкнул каблуками и отрывисто что-то сказал. Переводчик тут же, почти без паузы, зашептал командиру на ухо:

— Господин лейтенант Смит представляет себя и просит аудиенции, ваше высокоблагородие. Говорит, ситуация чрезвычайная.

Алексеев кивнул, его лицо осталось невозмутимым.

— Слушаю, господин лейтенант, — произнёс он громко и отчётливо, и переводчик тут же перевёл его фразу на английский. Смит затараторил, жуя слова, его речь была быстрой и отрывистой. Он говорил, бросая взгляды в мою сторону. Я практически не понимал ни слова, но по его тону и жестам было ясно — он требует чего-то.

— Говорит, — шептал переводчик, наклоняясь к Алексееву, — что с их клипера «Икар» сбежал матрос, вор и убийца. Господа имеют сведения, что тот скрывается здесь. Указывают на этого человека. Лейтенант говорит, описание одежды полностью сходится.

Евгений Иванович медленно обернулся, посмотрел на меня, потом снова на Смита. На его лице играла тонкая, почти незаметная улыбка.

— Ентот? — он кивнул в мою сторону, и переводчик перевёл его вопрос. — Мой дальний родственник по материнской линии, господин лейтенант. Михаил. Прямиком из сибирской тайги. Прибыл ко мне буквально вчера. Его доставили на клипере «Крейсер» под командованием капитана первого ранга Де-Ливрона. Вы должны быть в курсе его прибытия.

Смит что-то резко возразил, тыча пальцем в мои кроссовки.

— Спрашивает про одежду, ваше высокоблагородие. Говорит, она… диковинная, — переводил клерк.

— Да это же местные самошеды* (*самоделки), — Алексеев усмехнулся, и его слова тут же обретали английское звучание. — Деревенщина, знаете ли. Они там из медвежьих жил нитки вьют.

Я почувствовал, как взгляд Смита буквально впился в меня. Подняв голову, я постарался сделать своё лицо максимально пустым и недоумённым, как у человека, который слышит странные звуки, но не понимает ни слова. Смит задал новый вопрос, его голос прозвучал резко.

— Спрашивает, балакает ли он по-нашему? — перевёл клерк.

— Он и по-русски еле связывает два слова, — парировал Евгений Иванович. — Изъясняется в основном мычанием и отдельными ругательствами. Право, не самый достойный представитель нашего рода.

Лейтенант Смит явно не верил ни слову. Его взгляд скользнул по моей футболке, кроссовкам и намертво застыл на моём запястье. Он смотрел не с пониманием, а с крайним недоумением и подозрением. Англичанин видел какой-то странный, гладкий чёрный браслет с тёмным стеклом, который никак не походил ни на один известный ему предмет. Алексеев, заметив его взгляд, нахмурился. Он и сам не до конца понимал, что это у меня на руке, но теперь это привлекло внимание врага.

— Миша! — рявкнул он, чтобы перехватить инициативу. — Что сие у тебя на руке? Опять какая-то деревенская дурь?

Я испуганно дёрнулся, словно разбуженный, и протянул руку, демонстрируя часы. Я сделал лицо ещё глупее и ткнул пальцем в циферблат.

— А-а-э-ээ… браслет… — сипло пробормотал я, с трудом подбирая «простецкие» слова. — От сглаза… Кузнец сковал обруч, я камешек натёр, блестит же, красиво…

Пока переводчик переводил эту ахинею, я, делая вид, что хочу показать «блеск змеиной кожи», случайно задел боковую кнопку. Электронный циферблат вспыхнул на долю секунды неестественным зелёным светом. Лейтенант Смит и оба матроса за спиной невольно отшатнулись. Евгений Иванович едва заметно вздрогнул, но его лицо осталось непроницаемым. Для них это были не часы — это было нечто непонятное, возможно, колдовской артефакт или дьявольский прибор.

— Видали? — с напускным презрением сказал Алексеев, обращаясь больше к переводчику, чем к Смиту. — Нашёл какую-то гальку с жилкой слюды, прикрепил к руке и радуется, как дитя малое. И вы по таким… признакам… пытаетесь опознать опасного преступника? — В его голосе зазвучала ледяная насмешка.

Смит оправился от шока. Его подозрения никуда не делись, а только усилились. Эта «штука» светилась сама по себе! Но теперь его подозрения сместились с кражи на нечто иное — возможно, шпионаж с использованием неизвестных технологий. Однако требовать обыска человека, у которого при себе может быть нечто столь странное, было ещё опаснее.

Он выпалил очередную фразу, и переводчик, смущаясь, перевёл:

— Господин лейтенант… настаивает. Он говорит, что сей… предмет… требует изучения. Украденные деньги могли быть спрятаны внутри или под оным.

Наступила опасная пауза. Алексеев медленно выпрямился во весь рост. Его лицо стало холодным и грозным. Он заговорил медленно и чётко, давая переводчику время переводить каждую фразу.

— Господин лейтенант… Вы только что попросили разрешения отнять и вскрыть «украшение» у родственника капитана первого ранга Русского Императорского флота. Вы хотите конфисковать безделушку дикаря, дабы проверить, не спрятаны ли в ней ваши монеты? Вы уверены, что готовы взять на себя ответственность за последствия такого… унизительного жеста?

Он сделал шаг вперёд. Русские матросы невольно сжали ружья покрепче.

— Сие будет расценено не просто как оскорбление, — продолжал Евгений Иванович ледяным тоном. — Сие будет акт, порочащий честь мундира. Вашего мундира. Я гарантирую, что ваш командующий получит официальную ноту, а ваша карьера закончится, не успев начаться. Вы всё ещё желаете его обыскать?

Лейтенант Смит побледнел, слушая перевод. Он был в ловушке. Настаивать означало вызвать международный скандал из-за какого-то «сибирского дикаря» и его «сверкающего браслета». Он выдержал паузу, потом резко кивнул и что-то коротко сказал.

— Он… просит прощения за беспокойство, ваше высокоблагородие, — перевёл клерк. — Говорит, что, возможно, они ошиблись человеком.

— Надеюсь, вы найдёте своего настоящего преступника, — вежливо, но без тени теплоты ответил Алексеев.

Смит бросил на мою руку последний, полный неразрешенного подозрения взгляд, резко развернулся и направился к трапу. Его матросы и переводчик последовали за ним.

Я стоял, не шевелясь, чувствуя, как дрожь медленно отступает. Англичане ушли, но их недоумение и подозрение относительно моего «браслета» теперь витало в воздухе. Эта деталь экипировки, самая обычная в моём времени, здесь стала самым подозрительным и необъяснимым фактом.

Капитан молчал, глядя вслед удаляющейся шлюпке. Его лицо было каменным, но в уголках губ играла едва заметная нервная дрожь. Когда англичане окончательно скрылись из виду, он резко развернулся и коротко бросил:

— За мной.

Я покорно последовал за ним в его каюту. Дверь закрылась, остались только мы двое, скрип корпуса и тиканье его настольного хронометра. Евгений Иванович прошёлся по каюте, затем остановился напротив меня, сцепив руки за спиной.

— Ну, господин из далёких краёв, — его голос был тихим и опасным. — Представление сыграно. Англичане уплыли. Теперь давай без масок. Начни с браслета. — Он резким движением кивнул на мою руку. — Сними сие… штуку, мне надобно её осмотреть.

Я почувствовал, как кровь отливает от лица, потому что вспомнил предостережение своих друзей.

— Ваше высокоблагородие… — Я сглотнул ком в горле. — Её… нельзя снять просто так. Сие даже опасно.

Алексеев нахмурился, его брови грозно сдвинулись.

— Что значит «нельзя»? Не ребячьи же забавы! Снимай, я сказал!

— Не могу, — выдохнул я. — Мне их надели те, кто смог бы снять эти… часики. Даже я сам не смогу расстегнуть браслет. Понимаете, Евгений Иванович — сие не просто часы. Оное… устройство. Оно… защищается. Чужой не сможет его снять. Даже я сейчас не смогу…

Мне хорошо было заметно, как в глазах офицера борются недоверие, ярость и то самое холодное любопытство, которое я видел в кладовой. Он шагнул ко мне.

— Дай руку.

Я протянул дрожащую руку. Евгений Иванович, не говоря ни слова, взялся за ремешок своими сильными, привыкшими к канатам пальцами. Он попытался нащупать застёжку, но его пальцы скользили по гладкому, монолитному материалу, не находя ни щели, ни крючка. Офицер нахмурился, приложил больше силы, пытаясь просто стащить часы с моей руки. И тогда по его пальцам пробежал едва заметный синий разряд. Капитан с коротким, сдавленным вскриком отдёрнул руку, словно от огня. Евгений Иванович с недоумением посмотрел на свои покрасневшие кончики пальцев, потом на меня. На его лице впервые появилось нечто, похожее на суеверный страх.

— Что сие? — прошипел он. — Колдовство?

— Нет! — поспешно ответил я. — Не колдовство! Это… защита. Как громоотвод, понимаете? Только от чужих рук. Они… они вроде как живые. Частично…

Евгений Иванович медленно отступил на шаг, не сводя с меня глаз. Он дышал чуть тяжелее обычного. В каюте повисла напряжённая, звенящая тишина. Капитан видел свет без огня. Он почувствовал удар без прикосновения. Его рациональный мир давал трещину, и сквозь неё проглядывалось нечто пугающее и необъяснимое.

— Частично живые, — тихо, без всякой интонации повторил он. Мужчина посмотрел на свои пальцы, потом на хронометр в латунном корпусе, мерно отсчитывающий секунды на его столе. Две реальности столкнулись в его каюте, и капитан больше не мог отрицать одну из них.

— Хорошо, — наконец произнёс он, и его голос вновь обрёл привычную твёрдость, но теперь в ней слышалась усталость и принятие чего-то нового. — Оставляй свой… оберег… при себе. Но если он ещё раз стрельнёт или засветится без моего приказа — выброшу за борт вместе с тобой. Понял?

— Понял, ваше высокоблагородие.

— А теперь садись, — он указал на стул. — И начинай рассказывать. Всё с самого начала. Абы без увёрток.

Я глубоко вздохнул, сжимая под столом колени, чтобы они не дрожали.

— Ваше высокоблагородие, — начал я, глядя на полированную столешницу. — Вы изволили говорить о фактах. Видели свеченье без огня и пламени. Чувствовали удар молнии невидимой силы. Вы правы — я не шпион и родился на Урале. Точнее, ещё рожусь, но… в грядущем, лет эдак через чёрт… Сейчас какой год?

— Одна тысяча восемьсот восемьдесят девятый от Рождества Христова.

— Ну а я до вчерашнего вечера жил в две тысячи двадцать пятом году.

Я поднял глаза. Алексеев не шелохнулся, лишь его пальцы слегка постукивали по ручке кресла. Ни тени насмешки. Только холодная, хищная внимательность. Он ждал продолжения.

— Для моего времени, — я кивнул на часы, — такие вещи в обычае. У нас корабли — из цельного железа, величиной с целый град, и ходят без парусов, силой машины. По воздуху летают железные птицы, перевозя сотни пассажиров. А люди могут беседовать друг с другом за тысячи вёрст, будто в соседней горнице, вот почти по таким часам.

Я говорил сбивчиво, путано, описывая самолёты, телефоны, телевизоры, стараясь подбирать более архаичные слова. Он слушал не перебивая. Его лицо было каменной маской.

— Со мной приключилась беда. Я был… э-э… на задании. Нас преследовали, а потом я попал в марево и очутился здесь, на вашем берегу. Не ведаю, как вернуться. Не ведаю, жив ли кто из моих… — Голос мой сорвался от ужаса. Я и правда не знал. Что сталось с Асей? Выбралась ли она из того грота? Вдруг аномалия была одноразовой?

Алексеев медленно поднялся, подошёл к книжному шкафу. Достал том в кожаном переплёте. «Основы навигации и картографии». Положил его на стол передо мной.

— Разверни, — приказал он.

Я повиновался, разглядывая серые страницы, сложные чертежи, формулы.

— Прочти вот сие, — он ткнул пальцем в абзац мелкого текста с «лишними» буквами старинного алфавита. Естественно, я прочёл как мог вслух о расчёте координат по солнечной высоте. Формулы меня в жизни не пугали.

— Изъясни, — скомандовал он.

Пришлось объяснять своими словами, как мог. Евгений Иванович слушал, его острый взгляд буравил меня.

— Теперь сие, — он открыл другую книгу, на французском. — Переложи на русский, ежели поймёшь…

Я взглянул. Мой французский был на уровне «парле ву» и «жё не манж па», но текст был техническим, о паровых машинах. Потребовалось подбирать слова, тыкая пальцем в термины и объясняя их значение.

— Довольно, — он резко захлопнул книгу. Помолчал. — Ты неуч из медвежьего угла, но читаешь и разумеешь сложные тексты. Ты не моряк, но основные начала навигации тебе ведомы. Ты говоришь на русском без акцента, но с диковинными словечками, коих я отроду не слыхивал. И при всём при том на твоей руке — устройство, которое поражает, словно громом с ясного неба, и светится ярким пламенем.

Он вернулся на своё место, откинулся на спинку.

— Будущее… — произнёс Евгений Иванович задумчиво. — Хорошо… Допустим на минуту, что я принимаю твою повесть. Сие многое объясняет. Но не всё. Отчего англичане так жаждали тебя заполучить? Твой «беглый матрос» — сущая отмазка. Они что-то ведают?

— Они… они могли видеть вспышку, когда я появился, — предположил я. — Они всегда охотятся за чужими секретами. В моё время — тоже.

Алексеев кивнул, и в его глазах мелькнуло понимание. Соперничество с британцами было капитану кровно знакомо.

— Что же теперь? — спросил он тихо, будто размышляя вслух. — Что мне чинить с тобой, господин из грядущего? Вышвырнуть за борт, как и обещал? Сдать англичанам и забыть? Или… — он прищурился, — попытаться извлечь прок?

Я замер, понимая, что от его следующего решения зависит всё.

— Вы не можете меня выбросить, — выдохнул я, стараясь говорить смело и решительно. — Ибо вам любопытно. Вы видите — я не ворог. А англичанам меня отдавать не след. Они выведают всё, что я ведаю, а потом прикончат. И их могущество приумножится. А российское — нет.

Капитан усмехнулся. Сухо, беззвучно.

— Михаил Валерьевич, ты учишь меня политике? Забавно. Ладно. Допустим, я оставляю тебя у себя. В качестве… советника. Но помни: один неверный шаг, одна ложь, одна попытка воспользоваться своими «знаниями» мне во вред — и я лично пришлю тебя к праотцам, как бешану собаку. Внял?

— Внял, ваше высокоблагородие.

— Твоя легенда остаётся в силе. Ты мой родственник Михаил, деревенский олух. Будешь находиться при мне. Будешь слушать, смотреть и молчать. Отвечать только на мои вопросы. Со временем… посмотрим. А теперь — отдых. Ты выглядишь как смерть.

Он дёрнул за шнурок колокольчика. В каюту вошёл матрос.

— Проводи господина Орлова в каюту мичмана Державина. Тот слёг от цинги и находится в лазарете, а его койка свободна. Распорядись, абы ему принесли чистое бельё и дали харчей.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — козырнул подчинённый.

Я поднялся, чувствуя страшную усталость, будто мешки с углём таскал. У порога я остановился.

— Евгений Иванович… Благодарю вас.

Он не ответил, уже углубившись в бумаги на столе. Но я видел, как его рука на секунду замерла над документом.

Меня отвели в тесную, но чистую каюту с двумя подвесными койками. Нижняя была пуста от вещей. Скинув грязную одежду, я с наслаждением умылся ледяной водой из медного таза и рухнул на жёсткий тюфяк, набитый соломой. За стеной слышались скрип дерева, шаги, приглушённые команды. Я лежал и смотрел в потолок, понимая, что чудом остался жив и нахожусь под защитой, хоть и шаткой. Алексеев поверил… Правда, не до конца, но дал шанс. Подняв руку с часами, я активировал экран и заметил то, на что раньше не обращал внимания. В углу дисплея, рядом с индикатором времени, мигал едва заметный значок — крошечная стилизованная спираль. Та самая, что была на экране перед прыжком. Хроноаномалия. А под ней шёл обратный отсчёт: 56:58:17… 56:58:16… 56:58:15…

Сердце ушло в пятки. Это не было случайностью. Это был не разовый прыжок. Устройство работало. Оно считало время до следующей аномалии? До возвращения? Или до чего-то ещё? Я замер, не в силах пошевелиться, глядя на тикающие цифры своей судьбы и понимая, что мне требуется продержаться здесь чуть более двух суток и, возможно, аномалия вернёт меня обратно!..

Спустя некоторое время дверь каюты скрипнула, и в проёме показался юнга лет тринадцати, с озорными, но пугливыми глазами. В руках он держал деревянную миску с дымящейся похлёбкой и ломоть чёрного хлеба.

— Принёс вам поесть, господин, — пробормотал он, робко протягивая миску.

— Спасибо, дружище, — я сел на койку и принял еду. Пахло рыбой, крупой и чем-то травяным. — Как тебя звать-то?

— Архип, — ответил мальчишка, не решаясь поднять глаза. Юнга явно был наслышан о «диковинном родственнике» капитана.

— Садись, Архип, не стой как на вахте, — я отломил кусок хлеба и макнул его в похлёбку. Вкус был простым, но на удивление сытным. — Расскажи мне про корабль. Я ведь впервые на таком. Всё диковинно.

Юнга нерешительно присел на краешек табуретки.

— Да что рассказывать-то, господин… Корабль как корабль. «Адмирал Корнилов» звать. Ходим по морям, короля сиамского давеча навещали…

— А англичане эти… с «Икара»… они часто тут шныряют? — осторожно спросил я, делая вид, что занят едой.

Лицо юнги помрачнело.

— О-о-о, эти… Как мухи навозные. Кругом суются, всё высмотреть норовят. Капитан наш, Евгений Иванович, сказывает: зла на них не хватит. Говорят, из-за них, супостатов, с королём договор никак подписать не можем. Всё мешают, подлецы…

Он вдруг спохватился, что сказал лишнее, и замолчал, покраснев.

— Ничего, — успокоил я его. — Я своё видел. Не люблю я их тоже.

Снаружи, с палубы, донёсся мерный, унылый напев. Матросы, выполняя работу, тянули какую-то заунывную песню о далёкой родине, ветре и тоске, пока чей-то звонкий голос не попросил:

— Пахом, давай нашу притчу казачью!

Возникла небольшая пауза, а потом густой бас запел:

«Эх, да не вечер, да не вечер…

Мне малым-мало спалось…»

Песня мне эта была знакома, но вот мотив заметно отличался от «современного варианта». Слушая эти простые, полные грусти звуки, моё сердце сжалось. Я представил их, этих русских мужиков, за тысячи вёрст от дома, в незнакомых жарких морях. И мне вдруг до боли захотелось дать им что-то своё, из моего времени. Навести эдакий мостик между нашими мирами.

— Архип, а на корабле гитара есть? — спросил я.

Юнга удивлённо вспыхнул.

— Как же, у боцмана есть семиструнная! Он на ней здорово играет, «Цыганочку»…

— Сбегай, попроси у него на минутку. Скажи… скажи, для капитанова гостя.

Архип выскочил из каюты и через две минуты вернулся, почтительно неся в руках старую, потёртую гитару. Я взял инструмент в руки, провёл пальцами по струнам. Звук был глуховатым, но живым и тёплым. Я перестроил струны под шестиструнную, вспоминая аккорды. Матросы за стеной смолкли, прислушиваясь к незнакомым звукам. И я запел. Тихо, сначала неуверенно подбирая слова, которые знал наизусть.

Призрачно всё в этом мире бушующем,

Есть только миг, за него и держись.

Есть только миг между прошлым и будущим,

Именно он называется жизнь…

Сначала с палубы доносился лишь шум волн и скрип снастей. Но потом я услышал осторожные шаги за дверью. Кто-то прислонился к косяку, слушая. Песня, знакомая мне с детства, в этом месте и в это время звучала как откровение. Она была о том, что всё проходит, но важно ценить настоящее. О том, что объединяло всех нас, людей из разных эпох. Я «рассказывал» о миге, о любви, о быстротечности времени. Голос мой крепчал, набирая силу. Я уже не пел для них — я пел для себя. Вспоминая Асю, Тима, Мотю, сына и свой мир, оставшийся где-то там, в будущем.

Когда последний аккорд затих, наступила тишина. А потом за дверью раздался сдержанный, одобрительный гул голосов и несколько грубоватых, но искренних похвал: «Ловко!», «Ишь ты!», «Вот это песня!».

В дверь постучали. На пороге стоял сам боцман, широкоплечий детина с загорелым, обветренным лицом.

— Спасибо, браток, — хрипло сказал он, забирая гитару. — Песня твоя… Она правильная. За душу берёт. — Он помолчал, глядя на меня с новым, уважительным интересом. — Ты, выходит, не так прост, как кажешься.

Боцман кивнул и вышел. Архип смотрел на меня с настоящим восхищением. Потом, опомнившись, забрал посуду и тоже скрылся. Я остался один. Обратный отсчёт на часах неумолимо продолжался. Но теперь я знал, что эти двое суток можно прожить не как пленник, а как человек, который может что-то дать этим людям. Хотя бы песню. А в голове уже крутилась новая мысль. Англичане не отстанут. Алексееву нужны козыри. И может быть, какие-то мои «знания из будущего». Их потребуется ему осторожно, под видом догадок или «сибирской смекалки» подсказать. Чтобы помочь России — и помочь себе выжить. Кто знает, может быть, в истории так всё и было? А пока я сладко зевнул после бессонной ночи. Лёг на койку, закрыл глаза и, проваливаясь в сон, под мерный скрип корабельных балок и далёкий шум волн, впервые за долгое время почувствовал не страх, а странное, щемящее спокойствие…

От автора: Те, кого заинтересовал роман, смогут найти продолжение на сайте Автор тудей. 5 октября он там появится полностью. Приятного прочтения!

Рассказ написан на конкурс История Будущего. Категория "для детей и подростков".

Аннотация:
В будущем, где искусственный интеллект позаботился обо всех нуждах человека, у молодёжи, казалось бы, есть всё. Кроме одного — цели. Зачем учиться, если твой путь предопределён? Зачем мечтать, если всё уже придумано до тебя?

Никита — отличник, который верил, что упорная учёба откроет ему дорогу к звёздам. Кир — бунтарь, сын высокопоставленного сотрудника «Роскосмоса», который хочет доказать отцу, что люди ещё на что-то способны. Соня — биолог, которая борется с чувством вины и хочет исправить ошибки прошлого.

Их безумный план: построить копию ракеты «Восток» и запустить её в космос.

Часть 1

Утром 25 мая 2125 года на торжественной линейке в школе № 1 по улице Пирогова рушилась жизнь Никиты Митина.

Он стоял на сцене, в одном ряду с учителями — отличная мишень для сотен любопытных глаз. Тщательно выглаженная школьная форма мешком висела на его худых плечах, а голову пекло по-летнему жаркое солнце. Хотелось исчезнуть, раствориться у всех на глазах. Хотелось забыть о школе и оказаться на городской набережной — вдыхать свежий морской воздух и беззаботно разглядывать мелких рыбок в прозрачной воде.

Директриса тем временем восторженно поздравляла его со вторым местом на Всероссийской олимпиаде по астрономии. Её высокий голос звенел пронзительнее обычного — словно ребёнок пищал от радости. Она держала в руках букет отвратительно ярких гербер, и Никита мысленно умолял судьбу, чтобы они достались не ему.

— Никита, — тихо сказал учитель физики Александр Дмитриевич, — речь, Никит.

Директриса уступила место на трибуне, и Никита, будто очнувшись, сделал шаг вперёд.

Речь, которую он выучил наизусть ещё месяц назад, теперь казалась бессмысленной. И всё же ему было что сказать.

— Привет… Привет всем, — он оглядел двор. Слева — выпускники, справа — первоклашки. Между ними — целое детство, отмеренное секторами школьного двора. — Кажется, я должен рассказать вам, как много трудился ради второго места на такой крутой олимпиаде. Но я… А я вот расскажу о том, что до сих пор не умею ездить на велосипеде.

За спиной охнула директриса. В рядах старшеклассников послышались смешки, и даже праздничные голограммы по бокам от сцены как будто пошли рябью. Никита продолжил:

— Почему? А у меня на велосипед времени не было. Я ведь учился. Учился на уроках, учился дома, учился на каникулах, на выходных, на праздниках. Даже собственные дни рождения проводил за учебниками. Почему же я променял нормальное детство на бесконечную учёбу? Всё дело в мечте. Я мечтал стать космонавтом. Настоящим. Правда, оказалось, что их не бывает. Помню, как разревелся в первом классе, когда узнал, что в космос теперь летают только богатые туристы. Даже в колониях на Марсе не осталось людей! Ни одного живого человека, одни роботы. Какие же это колонии?.. Но тогда мне сказали: «Билет дают за первое место на олимпиаде», — он замолчал, собираясь с мыслями.

— Никита хочет сказать… — попыталась продолжить за него директриса.

— Я хочу сказать, — резко перебил её Никита, опасаясь услышать очередную восторженную глупость, сказанную от его имени, — что у вас всего одно детство. И если вы вдруг собираетесь потратить его на бесконечную учёбу ради какой-то мечты... Ну, через несколько лет вы можете оказаться вот здесь, на этой сцене. И слушать поздравления, которые вам не нужны. Потому что вашей мечтой было первое место, а не второе. Вот только детство вам уже никто не вернёт. Так что посмотрите на меня внимательно и подумайте, нужно ли оно вам.

— Никита, — директриса продолжала натянуто улыбаться. — Ну, не будь так категоричен. Второе место — это ведь тоже прекрасно! Перед тобой теперь открыты двери любого университета страны! А за первое место ты сможешь побороться и в следующем году.

Кашлянув, в беседу вмешался Александр Дмитриевич.

— Со следующего года все призёры получают экскурсию на Байконур. Без полёта, — уточнил он и добавил, понизив голос: — Чтобы никому не было обидно.

Никита горько усмехнулся, бросил наспех: «Спасибо за внимание» — и ушёл.

Школьный двор загудел. Первоклашки, теряясь за огромными букетами, оглядывались на родителей, а ученики постарше аплодировали и свистели. «Продам велосипед!», — донеслось из толпы, но Никита даже головы не повернул.

Шагая в тени школьных стен, он добрался до входа в здание и толкнул тяжёлую дверь. Жестокое майское солнце осталось за порогом, и Никита с облегчением вдохнул прохладный воздух пустого коридора. Ему и раньше приходилось выступать на публике — произносить написанные учителями речи. Но впервые за всю свою жизнь он вышел на сцену и высказал то, что было у него на сердце. Сколько там было людей? Учеников, родителей, учителей? Наверное, не меньше тысячи. Никита сделал ещё один глубокий вдох. Совсем скоро этот день должен был закончиться. Осталось только забрать вещи из класса и всё-таки пойти на набережную, чтобы целый вечер смотреть на море, не думая больше ни об учёбе, ни о полётах в космос, ни о своём будущем.

У двери в аудиторию его догнал Кир — новичок из параллели. Сын какой-то важной шишки, он смахивал на бродячего артиста: носил чёрную шляпу с узкими загнутыми полями, школьную форму на размер больше нужного, а вместо положенных летних ботинок — кроссовки.

— Привет! Слушай, приезжай завтра в школу, я тебя подберу, поедем кое-куда.

— С какой радости? — без особо интереса спросил Никита, заходя в класс.

Кир не отставал.

— Я могу помочь.

— У тебя есть машина времени?

— Нет, но…

— Значит, не можешь.

Никита схватил рюкзак и развернулся к двери, но выход ему преградили одноклассники: Татьяна, Артемон и Лёша. Этим троим хватило ума не тратить жизнь попусту. Видимо, торжественное окончание линейки они тоже решили пропустить.

— Как полёт, Гагарин? — спросила Татьяна, насмешливо глядя на Никиту сверху вниз. Она была выше многих мальчишек, но дылдой её не называли. К ней обращались либо по имени, либо не обращались вовсе, обходя девушку стороной.

— Так он же больше не космонавт. Он теперь велогонщик. Турда Франс, да? — подмигнул Лёша. Этот был похож на сгоревшую спичку — вытянутый, смуглый и с чёрными, как уголёк, волосами.

— Тур де, бестолочь, Тур де, — вздохнула Татьяна, и в ту же секунду Артемон скрутил Лёшу, зажав его голову под мышкой.

Саша, так на самом деле звали Артемона, не был похож на пуделя из сказки. Он был сероглазым блондином, носил только спортивные костюмы и ничего не знал о хороших манерах. Лишь однажды он надел чёрный кудрявый парик и сыграл Артемона в детской постановке — с тех пор Сашей его фуже не называли.

— Хватит, — сказала Татьяна, и в то же мгновение парни отпрянули друг от друга, как частицы с одинаковым зарядом. Ни дать ни взять закон Кулона в лицах.

— Он, кстати, всё равно полетит в космос, — вдруг заявил Кир, скрестив на груди руки.

Никита дёрнулся, словно его током ударило.

— Чё? — еле слышно переспросил он.

— Серьёзно? Я думала, за второе место билет не светит, — удивилась Татьяна.

— Да плевать на вашу олимпиаду, — Кир пожал плечами. — Люди и без всяких олимпиад покупают билеты.

— У папаши билетик выпросишь, — с уверенностью заявил Артемон.

— Ага, делать ему там в Роскосмосе больше нечего. Сидит только и печатает эти билеты для сыночка, — внезапно оскалился Лёша.

— Ого, а как Роскосмос называется ты знаешь! Ууумничка, — Кир протянул руку, чтобы похлопать его по голове, но тот увернулся и ответил резким толчком в грудь.

— Всё, хватит! — рявкнула Татьяна.

Парни тут же разошлись в разные стороны, и Никита с облегчением выдохнул — к драке он точно не был готов.

— Спорим, достану билет? Ставлю свой грузовик, — Кир с готовностью протянул раскрытую ладонь.

— Это старьё? Да у него автопилот, наверное, только один маршрут знает, и тот до свалки, — фыркнул Лёша, демонстративно сунув руки в карманы.

— Ретро. Это называется ре-тро. Если хватит ума, продадите за дорого. А если мы выиграем, вы трое… — он на мгновение задумался, — вы трое вступите в клуб робототехники.

Лёша драматично закатил глаза.

— Артемон, разбей, — усмехнувшись, согласилась Татьяна и пожала сопернику руку. Артемон рубанул ладонью, разделяя рукопожатие.

Не проронив больше ни слова, троица забрала из класса свои вещи и отправилась по домам.

— Какой ещё… билет? — всё так же тихо проговорил Никита, когда дверь за ними закрылась.

— Обычный. Вот, — Кир достал из кармана маленькую сферу и подбросил её. Шар завис в воздухе и, раскрыв четыре лепестка, превратился в базу для небольшой голограммы. Спустя пару секунд на ней проявился космический корабль с датой под фюзеляжем: 02.10.2123.

Это был билет. Тот самый. Точнее, его подарочная версия — сувенир на память о полёте. Настоящие данные о пассажире и рейсе хранились в цифровом формате, но даже эта безделушка выглядела впечатляюще.

Кир дотронулся до одного из лепестков, и база закачалась, словно лодочка на поверхности воды. Голограмма свернулась в клубок, а затем превратилась в крошечную схему Солнечной системы. Неспешное движение планет вокруг светила завораживало, словно это была не обычная проекция, а настоящее волшебство.

— Я два года назад с папой летал. А когда в эту школу перевёлся, не стал никому рассказывать. Как-то… Не хотел, чтобы завидовали. В общем, если поможешь мне, я и тебе достану.

— И… с чем помогать?

Кир отвернулся к окну.

— Помоги мне построить ракету.

— Так это тебе в кружок робототехники как раз. В который ты Таню с друзьями хочешь отправить. Авиамоделированием там тоже занимаются.

По правде говоря, в этом кружке чего только не собирали: паяли нейробраслеты, мастерили роботов-помощников, печатали часы из биополимеров. И, конечно, делали модели ракет. Обходилось без запусков, но симуляции полётов выглядели эффектно.

Кир покачал головой.

— Ракета нужна настоящая.

— А?.. — Никита разинул рот. Построить ракету. Настоящую. Чего уж проще.

Придя в себя, он засыпал Кира вопросами:

— Твой папа работает в Роскосмосе, но ты хочешь построить настоящую ракету? Но какую? Где? Как? Зачем?

Перед глазами поплыли цифры: тяга, топливо, перегрузки...

— Расскажу, если согласишься. И покажу.

Голограмма солнечной системы рассыпалась мерцающей пылью, и перед глазами вновь возник космический корабль.

Никита закинул рюкзак за спину и покрепче стиснул потрёпанную лямку. Тоже в некотором смысле ретро.

— Если у нас получится… То есть, если каким-то чудом у нас получится — такой запуск будет незаконным.

— А это, — Кир понизил голос, — уже моя забота.

На встроенном в оконное стекло дисплее бесшумно обновился прогноз погоды: +30° С, без осадков.

— Тебе ведь не просто так именно я понадобился? — спросил Никита с подозрением. На этот раз он внимательнее присмотрелся к Киру. Шляпа, кроссовки, форма великовата — ничего нового.

— Ага, — тот свернул голограмму обратно в сферу и сунул её в карман. — Ты вроде как специалист.

— Специалист?

— Я у физика всё разузнал — кто в школе самый большой умник. Получается, что ты. Участник этой мегаолимпиады, отличник, лучший в кружке-ботаников-робототехников. Я даже доклад твой скачал, который о Королёве. Тридцать страниц технических подробностей о первых космических кораблях! Таких заучек, как ты, ещё поискать.

— Ну, спасибо.

— Говорю, как есть.

— А если бы я первое место взял? На олимпиаде. Ты искал бы кого-то другого?

Кир снова уставился в окно.

— Не взял бы.

— Это ещё почему? — возмутился Никита.

— Ты всегда говоришь о своей мечте. О себе, понимаешь? На линейке вот. И в олимпиадном эссе об этом писал.

— Я всегда отвечаю честно! Постой, ты читал моё эссе?

Кир проигнорировал вопрос.

— Победители не пишут о себе. Надо говорить о пользе для мира. Для других людей. Вроде того. Короче говоря, твоя мечта не сбылась, потому что ты о ней рассказал. Вот такой каламбур.

Никита застыл, прокручивая в голове день олимпиады. С каким волнением он печатал о своей великой цели, с какой надеждой нажимал на кнопку «Подтвердить». Как искренне он верил, что именно его история должна тронуть комиссию. Каким же он был дураком.

Он побрёл к выходу и, остановившись в дверях, спросил:

— Значит, завтра у школы?

— Именно.

Прежде, чем уйти, Никита всё-таки обернулся и задал последний вопрос:

— А ты реально что ли на грузовике ездишь?

Кир драматично закатил глаза.

— Ретро! Это ретро-транспорт!

Продолжение: https://author.today/work/494072

Предупреждение: глава содержит сцены насилия и жестокости. Людям с неустойчивой психикой рекомендуется воздержаться от чтения.

Троица друзей лежала в высокой траве на пригорке и рассматривала в окуляры место, где предстояло действовать. Небо едва начало светлеть, а отряд уже находился на месте, готовый выполнить свою задачу любой ценой, ведь от этого зависела не только их жизнь. От успеха рейда каждой из групп зачистки зависела жизнь всех людей. Лина категорически отказалась остаться на базе, не принимая никаких доводов, упрямо сжав губы и уперев руки в бока. Для них провели краткий инструктаж, выдали схему и снаряжение и отправили на вылазку. Гнездо, которое приказано уничтожить им, находилось в двух десятках километрах  от форпоста, в бывшем заповеднике, а ныне — перерытом вдоль и поперек норами лесу. Разведчики пометили на схеме особо крупные выходы, где скапливаются мутанты, а также выяснили, что ходы, прорытые мутантами, соединялись в одну коммуникацию. Выяснили они это крайне забавным способом — облив краской с дрона одного из мутантов, следили за ним пару часов и поняли, что, забравшись в одну нору, он вылезал из нескольких выходов.

Также выяснилось, что для того, чтобы отбить атаку мутов, были использованы все запасы, заначки и НЗ на самый черный день. И после первой волны от этих богатств резко стало меньше примерно на три четверти по самым грубым подсчетам. А значит тактика мясорубки совершенно не подходит к ситуации и людей просто задавят числом. Именно поэтому в штабе ударными темпами стали рассматривать альтернативные способы умертвления и обезвреживания тварей. Пока группы зачистки тащили на себе различные химикаты и гадости к гнездам, саперы и взрывники-самоучки минировали левый берег города, выставляли ловушки и делали максимум, используя доступные ресурсы.

Сейчас, находясь меньше, чем в километре от логова, облитые какой-то гадостью, приглушающей человеческий аромат, группа шепотом спорила о том, каким способом размещать баллоны. Трубач, тот самый мужик с проседью, который собирал отряд и тыкал калашом в командира-чистюлю, утверждал, что нужно носить баллоны по очереди, размещая их в намеченных разведкой точках, где активность мутов была меньше всего. Лекс же настаивал на том, что установить баллоны и открыть вентили нужно всем разом, одновременно. И у каждого были свои аргументы в пользу предложенного варианта: Трубач говорил, что так выйдет незаметнее, а значит шансы на успех вылазки возрастают, а Лекс парировал тем, что никто не может с уверенностью сказать, как поведут себя мутанты, когда вентиль первого баллона откроют, и сможет ли после этого второй номер так же легко установить свой баллон.

Сошлись на том, что к месту установки баллонов отряд выдвинется по одному, спрятавшись после того, как надежно приладит свой груз, а в заранее оговоренное время все разом откроют вентили.

Мимоходом Ник подумал, что после таких приключений из квартиры выходить вообще нельзя, ведь в следующий раз его просто некому будет вытаскивать из обезьянника. С такими мыслями он тихо полз, тщательно выбирая куда опустить колено и локоть, чтобы лишним шумом не привлечь к себе внимание. Скрывающий запах препарат вроде работал, а надетый поверх снаряжения осенний костюм "Леший" скрывал парня среди еще не до конца облетевших зарослей. Судя по расстоянию, что ему удалось преодолеть, отведенного на вылазку часа хватит с лихвой, чтобы добраться до закрепленной за ним точки. Ник уже видел нору, в диаметре около полутора метров, уже прикидывал, как бы ловчее установить баллон. Через сорок три минуты он был у прорытого хода, немного подкопал ямку под девятилитровый баллон глубиной буквально на пару штыков саперной лопатки и установил его. Пятьдесят минут. Достал скрученный кольцами шланг толщиной с большой палец и длиной в несколько метров, щёлкнул мультитулом и, прицепив к металлической трубке под вентилем, затянул на шланге хомут. Пятьдесят три. Размотав гибкую змею, прикрепил к одному концу грузило в полкило весом и бросил в зев дыры, достал из сумки противогаз и нацепил на лицо, подтянув ремни, добиваясь максимально плотного прилегания к лицу. Пятьдесят восемь. Из зева норы раздалось невнятное шуршание, писк и показалась голова упыреныша. Судя по кровоточащей ссадине на покатом лобешнике, грузило прилетело тому прямо в морду, после чего смелый и непуганый детеныш полез разбираться с негодяями. Размером примерно с крупного человека, с мелкими зубками-иглами, которые впоследствии вырастают до размеров человеческого ребра, а сам твареныш вымахает под три метра размером, чтобы жрать всю окрестную живность. Точнее вымахал бы, если б не люди, упорно отказывающиеся прогибаться под беспощадный естественный отбор. Коротко размахнувшись, Ник рубанул саперной лопаткой по горлу вражку, и тот с хрипением скатился вниз по норе, уходящей в землю градусов под шестьдесят. Шестьдесят... Блять, пора! Из-за неожиданного появления звереныша Ник упустил время на целых две минуты! Спешно крутнув вентиль, он уже продумывал, как будет уносить ноги, но чертова крутилка никак не хотела работать как положено и не поворачивалась. В норе раздался уже гораздо более опасный звук, издаваемый явно не одной особью и явно не детских размеров. Плюнув на скрытность, Ник зажал между коленями баллон и вентиль наконец удалось стронуть с места. Чувствуя, что времени уже практически не осталось, парень суетливо открутил с десятков оборотов и рванул от норы, бросив там саперку и обронив мультитул. Ник нутром чуял, что счет идет на секунды и, отбежав от норы, из которой уже шел еле заметный желтовато-зеленый дымок, взлетел по дереву, словно всю жизнь только этим и занимался, и затаился.

Из норы повалили мутанты, толкаясь, вгрызаясь в мешающих проходу собратьев, а выбравшись наружу, вместо того, чтобы начать рыскать по лесу в поисках того, кто убил ублюдыша, начали верещать, хрипеть, обильно блевать чем-то кровавым. Твою-то мать... Это был явно не хлор, как утверждали командиры в один голос с комендантом.

Аккуратно спустился и припустил в сторону точки сбора. Мимо пронесся ничего не понимающий от боли упырь, даже не обратив внимание на человека, вторгшегося на территорию гнезда, успел сделать пару широких скачков маятником, словно уходя от автоматной очереди, и с треском врезался прямо в то дерево, на котором пару минут назад прятался парень. Блеванул кровавой жижей протяжно хрипнул и затих, даже не изменив позы после столкновения. Едкая дрянь...

— Я этих мразей к стенке поставлю! — негодовал Трубач, шагающий по шпалам в сторону форпоста.

— У нас все равно не было выбора, не имеет значения, что именно нам подсунули. Гнездо уничтожено, это главное, — ответил идущий за ним Лекс.

Отряд шел по шпалам, так как им сообщили, что остальные подходы к городу минируются и пройти в других местах будет проблематично.

— Двое наших погибли, благодаря этим ублюдкам! — повысил голос бородач, указывая на два тела, которых тащили на наспех сделанных волокушах замыкающие бойцы.

— Двое наших погибли из-за распиздяйства во время боевой задачи! — припечатал десантник.

Трубач развернулся и схватил Лекса за ворот. Даже Нику, стоящему третьим, показалось, что он слышит скрипевшие зубы у потерявшего товарищей мужика. Не моргнув глазом, десантник вперил взгляд в переносицу товарища. Несмотря на то, что он был ниже Трубача едва ли не на голову, он не отступил ни на шаг, даже не поднял руки, чтобы защититься от явно желавшего дать ему в рыло бородачу.

— Они не проверили противогазы, они не притянули ремни, чтобы было легче дышать, — Лекс чуть склонил голову к плечу и продолжил. — Как думаешь, сколько человек погибло бы, если б они не успели докрутить вентили баллонов и гнездо осталось целым? Знаешь, с какой скоростью плодятся упыри?

Какое-то время Трубач сверлил взглядом командира, после чего резко развернулся и зашагал дальше. Лекс был прав, поспорить было не с чем, как бы ни было жаль погибших ребят.

Слева от полотна железной дороги громко прохрустел кустарник, явно кем-то потревоженный, и отряд моментально ощетинился стволами. По обе стороны от железнодорожной насыпи был разросшийся лес, а само полотно на пару метров возвышалась над растительностью. Вдруг с противоположной стороны метнулась тень, молниеносно в прыжке практически срубив голову идущему первым бойцу — молодому парню лет двадцати — да так, что она мотнулась на остатках сухожилий и повисла на груди падающего и брызжущего кровью тела так ничего и не понявшей жертвы.

Грохнули выстрелы дробовиков и автоматов, но лишь срубили густой кустарник, колышущийся от потревожившего его чудовища. Хлопнули подствольные гранатометы, отправляя гранаты вглубь леса по направлению движения мутанта. Взрыв, вой, лес вокруг будто ожил, зашелестев ветками.

— В круг! — заорал Лекс, отправляя очередь по загривку упыря, показавшегося из-за куста.

Отряд едва успел рассредоточиться, как потерял еще одного бойца с автоматом, быстрая тень прыгнула из зарослей, сбила его с ног и, схватив в полете, утащила на другую сторону железки. С той стороны раздался дикий крик, практически сразу захлебнувшийся и затихший. Действие эффекта неожиданности проходило, люди сориентировались и теперь четко и без паники отстреливали боезапас по появляющимся то тут, то там мутантам. Видимо, на них наткнулась стая упырей, во время травли отсутствующая в логове. Работали тройками, оставшиеся в живых шесть человек всеми силами пытались отбиться от тварей. От града пуль и браконьерской дроби замертво упал один из упырей, который теперь лежал на железнодорожной насыпи, половиной тела свешиваясь вниз. Еще пара точно были ранены.

В минутной тишине, нарушаемой лишь звуками перезарядки, прозвучал странный треск, но никто не успел понять, что происходит, как из зарослей на манер копья прилетело внушительных размеров сухое бревно, с ужасающим хрустом сломанных костей, сбив с насыпи очередного бойца в кустарник.

Кинувшегося на Лекса упыря, что выскочил сразу после броска, убили залпом из пяти стволов, двух автоматов и трех дробовиков. Однако инерции было наплевать на то, мертв ли мутант, потому пролетающее уже мертвое тело чудища, почти трёхметрового размера, зацепив лапой и закрутив, сбросило десантника с насыпи и погребла под собой.

Автоматчики вновь жахнули из подствольников по колышущимся кустам, в нескольких метрах внизу разметало ветки и листья, смешанные с мясом и кровью. Третий мутант взвыв, попытался подняться на перебитые лапы, но его добили крупной дробью, соединенной парами тонкой крепкой проволокой. Браконьерка была очень убойной вещью, перед залпом которой не устоял даже упырь, с хрипом провалившийся набок и затихший.

Отряд, тяжело дыша и резко направляя стволы на любой подозрительный звук, ожидал новых нападений, однако их не последовало. Как только Ник это понял, он рванул вниз, к телу мутанта, под которым придавило Лекса. За ним последовал бородач и Лина с единственным бойцом, оставшимся в живых из набранных Трубачом на форпосте. Вместе они кое-как перевалили тяжелое тело мутанта, открывая очень удручающий вид на тело десантника с разорванным в клочья плечом, кровью, тонкой струйкой стекающую изо рта, свернутым набок носом и уже заплывающим огромной гематомой лицом. Опустив взгляд ниже, Ник увидел свернутую под неестественным углом стопу. Лекс еще дышал, коротко и с хрипом вдыхая воздух сломанным носом, а выдыхая ртом с кровавыми брызгами.

— Твою мать... Твою мать, — суетливо распаковывая аптечку, пришептывал Ник.

Он попросил одного из бойцов приподнять товарища, чтобы было удобнее наложить повязку на разорванное плечо. Главном сейчас было остановить обильное кровотечение, хоть артерия, похоже, была не задета, но из  мяса сочилось достаточно, чтобы кровопотеря стала фатальной. Аккуратно соединив мясные куски, висящие в разные стороны, Ник начал наматывать бинт, с каждым туром стараясь затянуть туже, но не сместить ранее уложенное. Потратив три рулона бинта, он добился плотной подушки поверх раны и начал щедро заливать всё перекисью водорода, тут же зашипевшей на моментально пропитавшейся кровью повязке. Бутылек, другой, третий, пока бинты не пропитались насквозь, поверх затянул эластичным бинтом, зафиксировал руку, примотав ее к груди. Осмотрел грудную клетку, не увидел пробитой или ушибленной грудины, открыл Лексу рот, нажав на жевательные мышцы под скулами, и облегченно выдохнул. Пузырящаяся и брызгающая с губ кровь была не от пробитого легкого, друг просто прокусил язык, что было не так страшно в сравнении с возможными травмами, к которым подходили симптомы крови из рта. Курсы первой медицинской помощи и медицины катастроф оказались не лишними.

Пока парень латал стонущего, но не приходящего в сознание товарища, кто-то уже выстрогал и принес несколько крепких палок с плоскими сторонами. Мысленно попросив прощения у друга, Ник с легким хрустом вернул в естественное положение стопу, выстроганными плоскими сторонами приложил подготовленные палки и туго замотал эластичным бинтом, фиксируя ногу в одном положении. С остальным будут разбираться медики на базе. Как только Ник понял, что сделал все возможное в полевых условиях, тут же отошел на шаг в сторону и его вывернуло. Опорожнив желудок, прополоскал рот из фляги от горечи желчи, так как с утра отряд ничего не ел, глотнул воды и обернулся, чтобы посмотреть на остальных.

Пока он занимался раненым, Трубач вовсю раздавал команды и остатки отряда успели собрать трупы, смастерить волокуши и подготовиться к дальнейшей дороге. Лекса уложили на труп убитого бревном бойца, чтобы во время транспортировки по шпалам его не так трясло, привязали тела к волокушам и впряглись в веревки. Их осталось четверо, однако, к сожалению или счастью, целым оказался лишь убитый бревном, остальные тела были разорваны на части и съедены, едва удалось собрать по кустам верхние части тел, от одного бойца вообще осталась лишь оторванная в самом начале боя голова, поэтому знатно поредевшему отряду удалось взять с собой всех погибших, хоть и продвижение с таким грузом давалось с заметным трудом.

Дорога казалась бесконечной. Уставшие, голодные и злые, напряжённые в волокуши люди упрямо тянули за собой тела своих товарищей, не желая оставлять их на радость падальщикам, шаг за шагом, шпала за шпалой, медленно, но приближая их к дому. Лучи налобных фонарей выхватывали бетонные полоски шпал, будто отовсюду звучало тяжелое дыхание изнеможденных людей. Солнце уже давно закатилось за горизонт, а отряд, просравший все сроки, но выполнивший задачу, брел к Братскому форпосту. Единственная рация была разбита, да и не брала она на такое расстояние, ждать помощи было наивно, ведь соратники понятия не имели, что эта помощь сейчас им ой как нужна.

Ник усмехнулся. Кажется, помимо совести и тяжелых мыслей, его начинают терзать еще и галлюцинации, ему казалось, что рельсы дрожат, а где-то очень далеко звучит уютное "тутух-тутух" скорого поезда. Как в детстве, когда они с мамой ездили на море, такой звук убаюкивал его, лежащего на полке плацкартного вагона.

Вернул его резкий скрежет, даже визг металла и начавшаяся вокруг суета. Непонимающим взглядом он оглядывался вокруг, появившиеся откуда-то люди с автоматами хватали под руки его и товарищей, освещали яркими фонарями волокуши и вели их к небольшой платформе, стоящей на рельсах.

— Там живой, — тихо сказал Ник. — Там живой.

— Да видели, видели! Садись вот сюда. Ох, ребята, как же вы так. Едва половина. Ну беда, хоть вас нашли, и то слава Богу. Как прошло? Не вышло ничего, да? Парень! Эй, парень!

— Гнездо... Уничтожили... — бормотал Ник. — Нарвались... Охотники...

Парня усадили в дрезину, облокотив на борт. Он вымотался, как никогда. Когда шел вперед, понимая, что только он сможет дотащить Лекса до нормального медика, гнал от себя все мысли, концентрируясь только на следующей шпале, только бы сделать следующий шаг. А теперь, когда появились новые, бодрые и сильные товарищи, сознание все быстрее угасало. Он повернул голову, почувствовав, что рядом на лавку тоже посадили кого-то, сразу же расслабленно упавшему набок, прямо ему на вытянутые ноги. Лина... Окончательно успокоившись, парень заснул, решив доверить свою жизнь не убившим его сразу людям. Не отправят же его на арену... Ххехх..

Сквозь сон раздавались постепенно затихающие голоса:

— Смотри, смеется! Вот и в полку пизданутых в лазарете прибыло, походу.

— Да замолчи ты, иуда! Вон их размотало как. Десантура вообще еле живой, хер знает доедет или нет, а тебе все пиздохаханьки, как дал бы!

— Да ладно, Шолох, что ты, я ж так, обстановку разрядить.

— А я тебе щас разряжу прикладом по хлебалу, будешь знать! Источник https://axaho.com/knigi-mihail-ryzhkov-son-nayavu-glava-13-c...

Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12

Автор Михаил Рыжков