Москвич о Санкт-Петербурге
Недели две назад я выложил пост под именем «Словарь Петербург – Москва». Про все эти «шаверма-шаурма, парадное-подъезд и поребрик-бордюр». И честно написал, чтобы знающие люди поправили, где что так, и, самое главное, не так.
Как и следовало ожидать, меня обильно полили грязью. Нет, адекватных людей, все-таки, оказалось больше, но меня поразили некоторые петербуржцы. Одного из них цитирую дословно: «Что за чушь собачья!!! Вы это из допотопных сайтов вытащили? В Петербурге так не говорят! Заявляю как коренной петербуржец, с блокадниками в роду, что пост фигня! Я возмущен! Правильно я с молоком матери нелюбовь к москвичам впитал. Дичь всякую пишут. Не прям ко всему претензии, но 90%».
Тут налицо так называемый питерский шовинизм и снобизм по отношению ко всем «понаехавшим», но к москвичам особенно. Хотелось бы поинтересоваться у этого «культурного» дикаря, чем же ему насолили москвичи? Может быть, он оговорился и хотел написать «москали»? Или его отец москвич, бежавший из семьи и потому мать привила сыну отвращение к жителям столицы? И у этого «малолетнего дебила» еще блокадники в роду! Вот уж кто возмущен, так это я.
Стыд и позор подобным людям, делящим жителей нашей страны на москвичей и остальных. К слову, я, будучи москвичом, еще в армии почувствовал на себе эту нелюбовь. Зажрались де москвичи, и т.д. А вы знаете, что настоящих москвичей в Москве почти не осталось? Именно потому, что «понаехали», и, прожив в столице лет пять, уже считают себя москвичами.
Далее кусок текста, где я просто хотел поделиться своей любовью к Санкт-Петербургу, рассказать, каким он видится мне. Это отрывок из романа «Промысел Божий», где главный герой, москвич, переехал в Питер и там переданы его ощущения от «культурной столицы». По сути, это я о своих чувствах писал.
«...Даже дождь, уныло зарядивший на несколько дней, был удивительно к лицу Петербургу. Город и пах по-другому, нежели Москва: запах сырости здесь мог смениться ароматом моря, да и гранит прибавлял нотку суровой сдержанности. Весной в городе реяли запахи свежего огурца: когда шла знаменитая, нежно любимая петербуржцами рыба корюшка, кормилица блокадного Ленинграда весной 1942-го и сезонное лакомство наших дней.
Прямолинейность города была обманчива. Лишь на первый взгляд казалось, что все улицы и здания здесь параллельны и перпендикулярны. Заплутать можно было, всего лишь сунувшись в арку проходного двора. Лабиринтом Минотавра он изгибался между домов, пересекая дворы-колодцы и можно было выйти совсем не там, где предполагалось. Тем не менее, лабиринты старой застройки, больше походившие на каменные мешки, имеющие в качестве украшения узкий прямоугольник неба наверху, были уютны и внушали спокойствие. Коты Петербурга, не спеша прогуливающиеся тут, казались Всеславу воплощением сгинувших ленинградских интеллигентов, получивших новое тело, но не пожелавших сменить прописку. Город просился на экраны, холсты и в поэзию с прозой. Можно было достать мобильный, навести на любой объект и это в восьмидесяти процентов случаев попадало в разряд шедевров.
Здесь же, на Каменном острове, можно было свернуть с шумной площади, пройти заваленным мусором берегом какого-то канала (Кронверкский проток) и неожиданно оказаться в абсолютно необитаемом месте. Раздвигая ветви ивы, и видя кирпичный бок древнего здания (Музей артиллерии), Всеслав ощущал себя в засаде у немецкого пакгауза в ожидании «языка». А, пройдя чуть дальше, видел шпиль Петропавловского собора и живописный мост, по которому вот-вот прошагает патруль революционных матросов с винтовками за спиной.
В Москве тоже были красивые здания, но лишь в Петербурге они составляли единый сюжет и рисунок. Каждый дом, тем не менее, имел свою индивидуальность и даже обнажённые брандмауэры лишь подчеркивали стилистику города, а не являли собой место для размещения рекламы, как в Москве. Пресловутая культурная подоплёка чувствовалась даже в подворотнях: Всеслав в одном таком месте прочитал аккуратную, но строгую надпись: «Терпите! Туалет на Театр. пл. и в Ник. Саду».
Невский проспект, изученный вдоль и поперёк, никогда не надоедал. Разумеется, он был под завязку заполнен туристами и приезжими, но стоило Всеславу спросить дорогу, он, как ни странно, непременно попадал на местного, который с удовольствием и дружелюбием показывал, как туда пройти.
В Петербурге и памятники были подстать городу. Вместе с монументальными и важными попадались весёлые и изобретательно-талантливые, например два крест-накрест соединённых гранитных блока, символизирующих бордюр и поребрик. Или крошечный монумент, изображающий того самого Чижика-Пыжика на Фонтанке. Или кошка Василиса и кот Елисей на Малой Садовой, поодаль друг от друга, но, несомненно, обручённые.
Если московское метро, обширное и вездесущее, вчерне повторяющее план города, напоминало паутину, в которой можно было увязнуть с непривычки, то петербургский метрополитен был похож на паучка, угнездившегося в сырых недрах северной столицы. Даже его красота была не похожа на царственное московское великолепие. Метро Петербурга являло собой сдержанную величавость, строгость, граничившую с лаконичным совершенством. Было у питерского метро и то, чего не было в московском, а именно станции закрытого типа, эдакий горизонтальный лифт.
Единственное, чего не мог принять Всеслав в этом северном городе, были его знаменитые белые ночи. Мало того, что в сутках ему больше нравились вечер и ночь, и их непременные атрибуты — сумерки и темнота. Этого-то как раз во время белых ночей и не было. Всеслав не разделял общих восторгов по этому поводу: ему была чужда эта белёсая «красота», этот забелённый молоком чёрный кофе. Впрочем, возможно, всё это проистекало из того факта, что ему не с кем было разделить эту белую ночь.
Непривычно было и то, что если в Москве по утрам его будили воро́ны, то здесь на рассвете повадились горланить чайки. И, как более крупные птицы, имеющие, к тому же, более выдающиеся лётные качества, именно они правили птичий бал, унижая и гоня ворон.
Но, не смотря на эти мелкие задоринки, Всеслав влюбился в Санкт-Петербург, не став ещё, впрочем, петербуржцем. Он не перенял и не понимал ещё особый лексикон горожан, путался в навигационных вопросах и, если доводилось, ошибочно выбирал метро вместо маршрутных такси. То, что петербуржцу было понятно и привычно, ещё вызывало в нём лёгкую оторопь и недоумение. Это было как в интернет-меме, подсмотренным им в Сети, где персонаж бессмертного фильма Рязанова Ипполит выговаривал пьяному Лукашину: «Адрес совпал, ключ подошёл, но вы не могли не заметить, что входите в парадное, а не в подъезд!»
Любите не только свой город, умейте любить и другие города. Не делите народ на «своих» и «чужих». Ведь это глупо и бесперспективно. И приезжайте в Москву и Санкт-Петербург. Посмотрите, какие это красивые города, где живут вежливые, открытые и дружелюбные люди. Не берите пример с дебилов.
Всем добра!
