Авторские истории

Ранней весной белое безмолвие тундры начинает наполняться звуками. С шорохом сползают в первые лужицы тающие корки наста. Шумно, уже не опасаясь обжечься ледяным воздухом, полной грудью вдыхают олени. Суровые ездовые псы, постанывая от удовольствия, греют на солнце поджарые животы. Со скрипом, готовясь к линьке, чешется сова.

Прислушайся, и различишь далёкий рёв мотора. Это Доктор, спешащий успеть до весенней распутицы, объезжает на оранжевом вездеходе разбросанные по тундре стойбища.

***

Стоило Доктору появиться, как Дядя, оттеснив Старика Назара, принялся жаловаться на бессонницу.

- Которую неделю не сплю, - отводя глаза, вздыхал он. – Извёлся вконец. И оленье молоко с мятой на ночь пил, и овец считал, и масло горечавки в голову втирал. Всё без толку.

- Выпишу рецепт, - кивнул Доктор, доставая бланк. – Смешай перед сном сто грамм этилового спирта с таким же количеством воды. Прими орально и ложись спать.

- Пробовал. Не помогает.

- Газета «Полярный круг» рекомендует тёплые ванны с морской солью, - встрял Старик Назар, но Дядя так глянул на него, что тот испуганно отступил.

- Тревожусь без причины, - признался Дядя. – Переживаю, как бы олешки не разбежались, чум не сгорел, собаки не заболели. Случается, даже боюсь, что Старик Назар помрёт.

Назар, стоящий поодаль и прислушивающийся к разговору, негодующе плюнул себе под ноги.

- Таблеток бы каких или порошков.

- Ладно, - согласился Доктор, раскрывая чемоданчик с красным крестом. – Имеется у меня одно средство. Японское! Для себя берёг.

И вручил Дяде, изукрашенную иероглифами, упаковку пилюль.

- Выпьешь две штуки на ночь и сутки проспишь.

***

- Выспался? – поинтересовалась за завтраком Мама у Дяди. – Старик Назар говорит, что тебя бессонница мучает.

- Дед, как всегда сочиняет.

- Я сочиняю? – изумился Назар. – А кто вчера у Доктора снотворные таблетки выпросил?

- Это для одного дела, - загадочно ответил Дядя.

И, после долгих уговоров, рассказал, что собирается наловить весенних песцов и песцих. А затем дождаться появления потомства, которое обучит ходить в упряжке.

- Песцих? – вскинула брови Мама. – Это кто ж такие?

- Песциха жена песца, - неуверенно пояснил Дядя.

- Как ни назови, затея дурацкая, - сказал Отец. – Никакой песец с ездовой лайкой не сравнится. В такой упряжке разве что детей возить.

- И я о том же подумал, – обрадовался Дядя. – На днях узнал, что Шестипалый Сэвтя наловчился по выходным в Салехард ездить и там городских детишек на санях катать. Жена билеты продаёт, а он упряжкой правит. Казалось бы, пустяк, но малышня от олешек в восторге и родители довольны. А нарты, запряжённые песцами, позанятнее будут. Какой ребёнок не захочет на серебристых зверьках прокатиться? Лентами украшу, колокольчики на шеи нацеплю. Народ валом повалит, деньги рекой потекут.

- Ой, да какие там деньги? – засмеялась Мама.

- Какие? – вкрадчиво переспросил Дядя. – А такие, что Шестипалый на выручку в чуме ремонт сделал и жене золотой зуб вставил.

Мама перестала смеяться.

- А снотворное-то зачем? - подал голос Старик Назар. – Думы о барышах спать не дают?

- Не догадываешься? – Дядя развёл руками, словно говоря, «всё-то приходится объяснять». – Ружьём живого песца не добудешь, а капканом только искалечишь. Тут придётся хитростью брать. Разотру таблетки, посыплю приманку и вечером раскидаю. Поутру же, знай, не ленись, спящих песцов в корзину собирай.

Мама ушла на кухню, а вернувшись, шлёпнула на стол перед Дядей рыбью тушку.

- Для приманки, - сказала она. И добавила, - мы все в деле.

Строго посмотрела на Отца с Вылкой.

- Завтра построите загон для песцов.

***

За час до рассвета Дядя разбудил Маленького Вылку.

- Пора собирать урожай, - прошептал он.

- Вдвоём пойдём? – спросил Вылка. – Отец с Мамой тоже захотят посмотреть.

- В следующий раз обязательно возьмём, - уклончиво ответил Дядя. – На первый раз нас двоих хватит. Да и ловушка пока всего одна. Пробная.

Вылка поспешно оделся. Взял стоящую в сенях корзину для сбора собачьей шерсти.

На цыпочках вышли из чума и на пороге нос к носу столкнулись со Стариком Назаром.

- Пимы себе стачал, - выставил вперёд ногу Назар. – Вот разнашиваю.

Маленький Вылка с уважением посмотрел на новые пимы, расшитые крашеным глазом муксуна.

- Пройдусь с вами, погляжу, не натирают ли где, - продолжал Старик Назар.

Дядя помрачнел, но возражать не стал.

Часть пути прошли в молчании. Тундра ещё не проснулась, и в предрассветной тишине было слышно, как поскрипывают новые пимы Старика Назара.

- Я что предложить хотел, - заговорил Назар. – Если детишек на песцах по кругу катать, то могу в центре встать и в бубен бить. Костёр ещё неплохо развести. Для антуражу.

- Посмотрим, - буркнул Дядя.

- Бабушка чаем угощать будет, - не унимался Назар.

- Будет, будет, - раздражённо ответил Дядя.

Он остановился, всматриваясь во что-то видимое ему одному.

- Похоже попался, - выдохнул он, ускоряя шаг.

Маленький Вылка со Стариком Назаром, не сговариваясь, бросились за ним.

Дядя, добежав до ловушки, остановился.

- Сволочь, - простонал он.

Рядом с обглоданной до костей рыбиной лежал на спине худой облезлый заяц. Задние ноги жертвы вытянулись в струнку, а передние были покойно сложены на груди.

- Переборщил я с дозой, - расстроился Дядя.

- Хорошая смерть, - заметил подошедший Назар. – Умер сытым и во сне. Всем бы нам так.

- Не знал, что зайцы едят рыбу, - удивлённо сказал Вылка.

- Весной, как оголодают, всё подряд жрут. Птиц, мышей, а собьются в стаю, так и на человека напасть могут. Помню, однажды, - пустился в воспоминания Старик Назар, – весна долго не наступала. Зайцы так оголодали, что почтальоншу, тётку Едэйне, в тундре подстерегли и съесть хотели. Хорошо, та догадалась им сумку с письмами бросить. И пока ушастые открытки с газетами рвали, бегом до стойбища добралась.

Маленький Вылка присел на корточки перед зайцем. Тот лежал неподвижно. Из-под верхней, раздвоенной губы высовывались два жёлтых зуба. Иней поблёскивал на длинных усах.

Вылка приложил ладонь к впалому животу покойного.

- Тёплый, - удивлённо сказал он.

Старик Назар, достав из-за пазухи карманное зеркальце, поднёс к морде зайца. Зеркальце немедленно запотело.

- Спит, сукин сын! – воскликнул Назар. – Стрескал рыбу и спит!

Дядя, встав на колени, приложил ухо к груди зайца.

- Сердце бьётся, - облегчённо сказал он. – Сработала таблеточка, как надо.

- Будем считать, что начало положено, - ободряюще хлопнул его по спине Старик Назар. – Однако пора домой возвращаться. Похоже, я ноги новыми пимами натёр.

- А зайца куда? – спросил Вылка.

- Тут оставим. Зачем он нам? Одни жилы с костями, да и шкура никудышная.

- Нельзя его беззащитного на погибель оставлять, - нахмурился Дядя.

- Закон тундры, - вежливо напомнил Назару Маленький Вылка.

- Да он же зверь, а не человек!

- Зато мы люди, - отрезал Дядя.

Он бережно поднял зайца с земли. Тот сонно забормотал, заворочался. Затем прижался к дядиной груди и затих.

Старик Назар махнул рукой, мол, поступайте, как знаете, и захромал к стойбищу.

Следом с пустой корзиной, двинулся Вылка.

Последним шёл Дядя с зайцем на руках.

Казалось, что заяц улыбается во сне.

Она сидит в гостиной и смеётся — так легко, будто внутри неё не органы, а колокольчики. Муж смотрит на неё с тем идиотским обожанием, от которого хочется выть, гладит её округлившийся живот. Их дом пахнет счастьем — смесью выпечки, его дорогого парфюма и её самодовольства. А я здесь — просто полезная тень. Их «ангел-хранитель».

Моя улыбка — идеальная маска. Под ней, как плесень под обоями, растёт зависть.

Я завидую её смеху, её мужу, её животу — этому наглому, круглому символу жизни, которой у меня никогда не будет. Каждый их поцелуй — не просто капля кислоты на кожу, а шипящий ожог где-то за рёбрами. Я вяжу пинетки для их будущего ребёнка, улыбаюсь, а с каждой петлёй всё туже затягиваю узел ненависти, который растёт в моём пустом, бездетном чреве.

Они говорят: «Что бы мы без тебя делали?».

А я думаю: «Что бы вы делали, если бы знали, о чём я думаю, когда точу этот нож?».

На её день рождения муж дарит ей поездку в Париж. Она плачет от счастья. Оба смотрят на меня:

— Ты же присмотришь за домом, правда? Ты же наша спасительница.

Я улыбаюсь. Конечно.

Они уехали. Я осталась одна в их счастье. Я не стала примерять её платья — это для дилетантов. Я хотела не потрогать их жизнь. Я хотела её выпотрошить.

Моей целью стала детская. Концентрат их надежд. Светло-голубые обои с облаками, белая кроватка. От запаха новой мебели и детской присыпки меня замутило.

Я не стала ничего ломать. Я начала улучшать.

Взяла нож и на каждом нарисованном облачке аккуратно вырезала по маленькой виселице. Так, чтобы издалека было не видно. Но когда подойдешь ближе... милые облачка превращались в эшафот.

Достала иголку и красную нить. На каждой распашонке, на каждом чепчике, с внутренней стороны, я вышивала одно слово: «Умри». Я работала всю ночь. Тихо. Сосредоточенно. Я была не разрушителем. Я была творцом. Я создавала для них новую реальность, где каждая милая деталь будет отравлена. Я представляла, как её пальцы наткнутся на колючие узелки моей вышивки. Как её счастье покроется трупными пятнами.

Но и этого было мало.

Я нашла в подвале дохлую, осклизлую крысу. Бросила её в банку с нежно-голубой краской и размешала до состояния омерзительной каши. Этой смесью я, почти с нежностью, выкрасила потолок прямо над детской кроваткой. Превратила их небо в гниющее, капающее болото.

Потом я села на пол. Провела ножом по ладони — неглубоко, просто чтобы почувствовать хоть что-то, кроме этой удушающей тоски.

И проглотила все таблетки из её аптечки. Мой последний подарок. Чтобы они вернулись и нашли меня здесь. В центре созданного мной хаоса. Чтобы моя смерть стала их вечным проклятием.

Я очнулся, отдёрнув руку от цветов. В носу стоял приторный запах чужого счастья и моей желчи.

Достал блокнот.

«Она не жила для других. Она жила их жизнью, потому что своей не было. Её любовь была кислотой, разъедавшей всё, к чему она прикасалась. Умерла не от тоски. Умерла от зависти, которой отравила сначала чужую жизнь, а потом — свою».

Я захлопнул блокнот. Полевые цветы на могиле вдруг показались ядовитыми.

Четвёртый.

Осталось три.

Знаменит Байкал-батюшка, как самое большое озеро во всём мире. Самое глубокое.  Но есть у Байкала и родственник младший, о которой мало кто знает. Озеро-спутник Котокель. И как в семье бывают разные характеры у родственников, также  разнятся по характеру и эти два, так не похожих друг на друга, озера. Словно былинный богатырь  суров, но широк и открыт душой Байкал. Дуют ли на нём сильные ветры, вздымаются крутые волны, или наоборот тишь да зеркальная гладь по воде – видно сразу какое сейчас настроение у этого могучего великана. И если при буйном шторме грозно смотрится Байкал, то при спокойной погоде поражает он красивой, ровной тишью своих кристально-прозрачных вод.
Холодна вода в Байкале, даже самым жаркими днями. Мощные подводные потоки незримо медленно, но постоянно перемешивают воду, доставляя свежие струи с неизведанных глубин. Не терпит в себе земного мусора Байкал-батюшка. Всё вышвыривает на берег! Брёвна, коряги, останки лодок рано или поздно вынесут на берег его волны. А микроскопические рачки, живущие в глубинах этого озера, очистят воду от  всякой  органической взвеси-мути и сделают её кристально чистой. Черпай и пей прямо у берега. Гляди лишь, чтобы крупный байкальский песок на зубах не заскрипел.
Иной характер у родственника-спутника Байкала. Озеро Котокель тепло да, казалось бы, кротко. Стоячая вода в жаркие летние дни зацветает и становиться зеленоватой. Тёплая в нём водичка, особенно по сравнению с Байкалом. Вытянуто озеро Котокель своей формой. Поперёк оно всего лишь несколько километров в узкой части. Обильная растительность по берегам растёт. И бывает изредка, что оторвётся небольшой кусок берега, метра два-три в поперечнике, переплетённый корнями какого-нибудь куста, и поплывёт этот островок неспешно по озеру. Необычный вид у таких островков! К иному, довольно крупному островку, можно подплыть, залезть на него и стоять, плавно покачиваясь на волнах. А некоторые совсем маленькие - только озерную чайку на себе и выдержат.  Смотришь на эти необычные, сказочные островки с берега, и кажется, что вот-вот вынернет из глубины озера русалка, и усядется на плавающий островок. Тишь да благодать  летом на Котокель. Совсем не тот характер что у старшего брата Байкала.
Есть ещё одна достопримечательность у озера Котокель. Находится посередине озера остров Монахов. Не простой этот остров. Стоял на нём, в своё время, монастырь, основанный ещё несколько веков назад монахами-христианами. Жили здесь монахи своею общиною, кормились со своих огородов и тайги, грибами да ягодами. Смородину даже, сказывают, специально разводили. Подходящей почва этого острова для красной смородины оказалась. А особенно хорошо шла здесь рыбная ловля. Прикармливали монахи рыбу остатками еды со своего стола. Сказывают, рыба как бы полудомашней стала, прирученной. И стоял христианский монастырь на большом острове, что посередине Котокель, не одну сотню лет.
Но всё в нашем мире меняется, иные наступают времена. Пришли лихие 30-е годы репрессий.  Добрались и сюда беда и горе. Монастырь был разорён, монахи расстреляны. Сейчас и развалин монастырских стен не сыскать. Стерло их Время. На месте, где стоял монастырь была как-то рыбацкая артель, потом и её убрали.  Одиноко выситься сейчас на этом месте большой деревянный крест. В память о монахах, что здесь жили да умирали. Но сохранился на острове Монахов один росток от прежних времён. Живой и вечный памятник трудолюбивым послушникам – одичавшие кусты красной смородины.  Иногда рыбак или путешественник причалит к острову, заберётся вглубь и соберёт чуток вкусной ягоды, да  может и помянет добрым словом людей, что её здесь, в своё время, развели.
На озере Котокель свой микроклимат. Окружают это озеро высокие сопки, покрытые дремучей сибирской тайгой. Связано Котокель с Байкалом родственными узами – речушкой небольшой, да подземными водами. Всего лишь несколько километров отделяют друг от друга этих два таких непохожих озера. Но в одно и тоже время разная там может быть погода. Дуют над Байкалом мощные ветра, вздымаются крутые волны. А на Котокель в это же время всё спокойно. Лишь лёгкая зябь по воде. Защищают озеро высокие лесистые сопки от ветра. Но бывает и так, что направление ветра меняется незаметно и тогда легкая рябь на Котокель становиться чуть-чуть, кажется, сильнее. Опытные рыбаки из сёл, что по берегам Котокель, сразу видят перемену погоды и на воду не идут. Шторм, говорят, на озере и волны. Хотя смотришь – какие же это волны?! Ну зябь на середине озера, вроде, чуть крупнее стала. А у берега вон совсем ничего. Как в бассейне – вода лишь еле плещется.  Но не советуют местные жители плыть по Котокель в такую погоду ни на лодке, ни на катере, ни, тем более, вплавь. В чем дело-то?!  А волны, говорят, в середине озера сильные.
Есть здесь легенда среди местных жителей про рыбачку Катерину, что утонула в озере в 50-х годах теперь уже прошлого века. Неземной красоты, говорят, была женщина. Очи чёрные, большие да насмешливые – на пол-лица. Фигура точёная, гибкая, волос густой да чёрный, цвета воронова крыла. Коса чуть ли не земли касалась. Девка смелая, да норовистая. Рыбачила сама, а не в артели. Удачлива была, да мастеровита на руку. Сама сети ставила, сама рыбу снимала. Сама и обрабатывала, и на базар возила. И жила хорошо – нужды не знала. Многие видные парни да мужики добивались её руки, много за ней ухажёров ходило. Да над всеми шутила  Катя, ни да, ни нет не говорила, купалась в лучах своей красоты, да свободы. Не один хороший парень, плюнув в душе с досады, женился на девушке попроще характером, да сговорчивей сердцем. А Катерина всё крутила парням мозги да души. И, как люди говорят, в один из опасных полуветренно-коварных дней, что бывают на Котокеле, когда ни один рыбак на озеро не выйдет, подошла Катерина к своей лодке да сказала, что, мол, надоело ей в девках сидеть. И выйдет она замуж за того, кто сейчас поплывёт, да сети её проверит. Вот в дом мой, сказала, войдёт с добычей - и хозяином в нём станет! Да и на до мной властелином будет, косу мою девичью расплетёт. Усмехнулись рыбаки, что постарше да поопытнее. Загорелись глаза у молодых да горячих парней… Но зашумели другие бабы на Катерину. Сдурела девка совсем! Сама мужика не имеет, да чужого парня иль сына сгубить хочет! А что сама, дескать, не плывёшь? Коли такая смелая - самостоятельная?  Достала уже всех своими выкрутасами!
Улыбнулась тогда Екатерина, перебросила за спину свою косу, цвета воронова крыла, да и пошла к своей лодке. Оттолкнулась её от берега,  насмешливо взглянула на людей на берегу  и усмехнулась. Дескать,  нет более мужиков-то! Все только за юбками бегать горазды, да под юбками же и хорониться…  И смотрели молча люди, как гребёт вёслами Катерина направляя лодку к острову Монахов, где сети её стояли. Вот и скрылась лодка за выступающим мысом, что центр озера закрывает. Больше никто и никогда рыбачку Катерину не видел.
Схожа характером, сказывают, была Катерина с самим озером Котокель. Вот озеро её к себе и забрало. Обвенчало с собой навсегда, стало единственным суженым-ряженым. И говорят, что теперь перед тем как этот странный и коварный полушторм на Котокель начинается, видит иной рыбак, со спешащей к берегу лодке, что сидит  на камне прибрежном, или на одном из плавающих островков, женщина неземной красоты. И расчёсывает распущенные длинные чёрные волосы. И непонятны, неясны её жесты и слова. То ли к себе манит, то ли указывает путь в сторону спасительного берега, подальше от гибельных волн коварного озера.
Одни рассуждают, что девка-то, Катерина, была неплохая. Лишь гонористая слишком. И что зла она на других не держала, вот и сейчас указывает запоздавшим рыбакам спасительную бухточку. А вот другие уверяют, что не простила она людям непонятую шутку-усмешку и теперь заманивает незадачливого гребца в пучину вод своего жениха-погубителя, коварного озера Котокель. Да, бывает интересные легенды рассказывают тех местах, где люди живут  не одну сотню лет.
Давно уже планировал я  со своей дочкой Валерией побывать в Бурятии, на Байкале. Туристическая база, где мы должны были жить, как раз на берегу этого озера и располагается. Перелёт на самолёте в столицу Бурятии город Улан-Удэ занял много долгих часов. Затем небольшая прогулка по городу, в ожидании маршрутки-микроавтобуса на турбазу. И ещё несколько часов по трассе, плавно и незаметно огибающей  покрытые смешанным лесом сопки Забайкалья. Красивы таёжные места! Чистый, прозрачный воздух, кажется, можно пить.
Приехали мы на Котокель как раз, когда стояла тихая и тёплая погода. Август в разгаре, воздух наполнен лесным и чистым запахом забайкальской тайги, неповторимым ароматом хвои! Вокруг высятся сказочные ели вперемешку со стройными стволами берёз и рябин. Ясень, ольха, заросли черёмухи… Всё это так гармонично переплетается и дополняет друг друга, что буквально через каждый десяток шагов можно увидеть новую картину, образованную неповторимым таежным ландшафтом. Светлые лужайки, заросшие густой, ярко-зелёной травой, граничат с тенистыми местами, где серые каменные валуны, покрытых мягкими пушистым мхом. Ласкает слух щебет лесных птиц и еле слышный шепот ветра далеко вверху, на самых макушках высоких деревьев… И сквозь таёжную растительность, меж стволов высоких деревьев и ветвей кустарника проглядывается зеркальная водная гладь Котокель.
Озеро поразило нас своей дикой, первобытной красотой! Тайга подступает прямо к берегу. И в некоторых местах с крутого бережка прямо в озеро уходят огромные корни деревьев, образуя фантастические навесы над водой. Рядом же, зачастую находятся небольшие песчаные пляжи с пёстрым, крупным песком, скорее напоминающим очень мелкую гальку. Теплая, с изумрудным отсветом вода нежно, неслышно омывает берег. Благодатное место, лесная таёжная сказка!
…За те две недели что мы с дочерью провели в байкальских местах явно почувствовалась разница между огромным и величественным озером-морем Байкалом и его вечным спутником - озером Котокель.
В байкальской ледяной воде замерзаешь, едва успев в неё нырнуть. И это при ярком солнце и теплой температуре воздуха в 25-27 градусов. 10-12 градусов прибрежной водички казались нам особенно студёными, когда над Байкалом начинал подниматься сильный ветер. Бывает что и яркое солнце, и чистое голубое небо, без единого облачка и, несмотря на это, мощно и мерно дует  ветер. Кучерявятся на огромных водных далях белые барашки волн…  Как будто показывает Байкал самой Природе, что он лишь один в этих местах хозяин.
Попытался я как-то во время такой вот погоды хоть на немного отплыть от берега на лодке, покачаться на гребне волн Байкала. Куда там!  Только оттолкнул я своё судёнышко от берега, залезть в него попытался, как выкрутило-вырвало борт меня из рук, чуть не перевернуло на меня лодку. Выкинул Байкал лодку бортом на берег, как будто усмехнулся, куда, мол, лезешь, не видишь, что не в духе я сейчас?..
А на следующий день был полный штиль. И лодка не просто легко отошла от берега, а прямо скользнула по поверхности воды, гладкой как стекло… Чистая, голубая даль небес, яркое утреннее солнце и нереально кристально-прозрачная вода за бортом! Отплыв от берега метров двести все равно продолжаешь видеть  то каменистое, то песчаное дно. И нет-нет, да промелькнёт иногда в глубине тень какой-нибудь крупной рыбы, или накроет подводный валун теневая рябь от проплывшего рыбьего косячка. Чист и благодушен тогда Байкал. Отлично виден в такую погоду и большой остров Ольхон, находящийся ближе к противоположному берегу. Да и сам иркутский берег Байкала просматривается прекрасно, поднимаясь над горизонтом вдалеке своими скалистыми очертаниями. Прозрачен и сам Байкал, и его помыслы.
А на Котокель всегда, вроде бы, тихо. С Байкалом и не сравнить. Бережёт тайга Котокель, закрывает его от всех ветров высокими, лесистыми сопками. Лежит себе Котокель как будто между бережных зелёных ладоней тайги-матушки… Красива и неповторима природа Забайкалья. Удивительной красоты места! Но всякому путешествию приходит конец. Наступил последний день нашего пребывания на турбазе. Съездили мы  искупались на Байкале, несмотря на сильный ветер. Надо же было окунуться напоследок. Когда ещё побывать нам здесь доведётся? Приехали на турбазу и стали собирать вещи. Завтра рано утром нужно было ехать в аэропорт, на свой самолёт. Когда все приготовления к дороге были закончены, мы с Лерой решили напоследок попрощаться и с Котокель. Впереди был ещё почти целый день, и мы решили переплыть на лодке на противоположный берег озера. Места там и вовсе нетронутые цивилизацией, интересно с того берега на наш посмотреть.
Да, подумал я, прямо какое-то декоративное озеро.  И тут же вспомнил, что нам недавно на пристани турбазы рассказывали о том, что буквально пару дней назад на Котокель перевернулась какая-то лодка с четырьмя людьми. Пьяные туристы, вроде, катались по озеру, да судёнышко своё слишком сильно раскачали… Трое остались ждать помощи, вцепившись в борта перевернувшейся деревянной лодки, а один  попытался вплавь доплыть до берега и утонул. Хотя был, говорили, пловцом со спортивным разрядом. Да, пьяные в основном и гибнут на воде, противореча поговорке о том, что им море по колено.
Погода на озере, правда, была хмуровата. Солнце скрылось за свинцовыми облаками, но на воде, несмотря на гуляющий в вершинах деревьев ветер, была лишь небольшая рябь волн. И при такой ряби у берега местные говорят, что волны на середине Котокель большие?!  Вот на Байкале сейчас – это да! Там и от берега не отчалишь. Только что видели, когда купались.
Взяли мы на пристани дюралевую лодку, весла, спасательный круг и черпак для воды. Мало ли что случиться может.  Посадив дочку на кому, сам я сел на вёсла и мы отплыли. Волн у нашего берега практически не было. Лодка шла быстро и легко. Приятно грести в нежаркую погоду! Плеск зеленоватой воды под вёслами, медленно удаляющийся таёжный берег с шумящими под ветром верхушками деревьев. Интересно всё-таки! Наверху бушует ветер, а на воде его практически нет. Я прикинул на глаз - до противоположного берега примерно пара километров. Ну, пусть полчаса туда, полчаса обратно, там часик-другой. До обеда успеем вернуться. И какая же всё-таки вокруг красотища!
Тем временем наша лодка приблизилась к середине озера Котокель, и уже стал виден край острова Монахов, выступивший из-за скрывавшего его берегового мыса. Ещё чуть-чуть и можно будет попытаться рассмотреть стоящий на берегу большой деревянный крест. Продолжая грести я заметил, что движение лодки вроде бы ускорилось и она стала покачиваться на волнах. Волны на середине озера… Но не такие они уж и большие, подумалось мне. И тут же, качка усилилась, будто озеро услышало мои мысли. Я далёкий от суеверий человек, но всё же мне стало немного не по себе. Незримая граница, за которой почувствовалось влияние ветра, была пересечена нами как-то незаметно. Казалось, кто-то дал тайную команду и тут же качка резко усилились, поднялся ветер. Этот ветер подхватил брызги воды с вёсел  и швырнул их  нам в лицо. Вода вокруг была почему-то уже не изумрудная, а свинцово-серого цвета. Меж вспенивающимися гребнями волн темнели провалы, кажущиеся чёрными. В какие-то секунды озеро словно сорвало с себя маску!
Мы были уже почти на середине Котокель. Ветер сильно дул в корму лодки подгоняя её ещё дальше, в самый центр озера. Нашу лодку уже не качало, а швыряло с волны на волну. Только начав клонить в одну сторону, её стремительно бросало в другую. Нос лодки чуть развернуло и тут же пенистый гребень волны ударил в борт, окатив нас брызгами с головы до ног… Мы с Лерой огляделись вокруг - всюду бушевали кипящие волны. Глаза дочери были уже полные слёз, видно было, что моей Валерии жутковато. Я  сказал ей одеть спасательный круг и пересесть с кормового бака на дно лодки, чтобы хоть как-то понизить центр тяжести. Ибо наше судно  вот-вот грозило перевернуться!
Выпустив на секунду вёсла, подавая уже мокрый от брызг круг, я  почувствовал, что лодку начинает разворачивать бортом к ветру и она опасно качнулась. Еле успев восстановить прежнее положение лодки я понял, что бросать вёсла нельзя – можно оказаться за бортом. Глянув на самую середину озера и мы увидели, что волны там ещё больше и яростнее! Не могло быть и речи о том, чтобы плыть дальше. Мистика, какая-то! Ведь буквально минут десять назад мы отплывали от берега и не было никаких волн и ветра. Так вот о чём говорили местные рыбаки… Я подбодрил Леру, мол, настоящее приключение у нас, и попросил глянуть время, так как сам не мог бросить вёсла. Ну, да. Плыли мы чуть больше десяти минут, и такая разница в погоде?!
Лодка подгоняемая ветром, тем временем перемещалась в самый центр озера. Что делать? Повернуть назад, плыть против сильного ветра? Но хватит ли сил перебороть его? Да и разворачивая лодку, подставив борт, можно перевернуться. Как только что чуть не случилось… Переплыть на другой берег и пешком обойти озеро, бросив лодку? Очень долго идти придётся, успеем ли до завтра? Утром нам на самолёт. Да и переплывём ли мы кипящие как в котле волны самого центра озера? Если дюралевая лодка перевернётся, то, при таком шторме, она сразу пойдёт ко дну. Вплавь добраться до берега в из-за этих же волн очень сложно даже мне, взрослому мужчине. А Лера? Спасательный круг будет только держать на воде. Заметят ли нас с берега?  И тут память услужливо напомнила про утонувшего  на днях пловца.  Да уж, ситуация! Нужно срочно было что-то решать. И решать быстро, ибо лодка, подгоняемая невесть откуда  взявшимся ветром, вплывала в бешеные буруны волн, и качка усиливалась.
Я решил плыть назад. Улучшив момент, когда лодка была в более-менее горизонтальном состоянии, я быстро развернул её обратно к берегу, от которого мы приплыли. Лодка за малым не опрокинулась под натиском  ударивших в борт волн. Брызгами воды меня с дочкой обдало с головы до ног. Но я уже изо всех сил грёб обратно, стараясь держаться строго против ветра, избегая волн, грозивших захлестнуть через борт. Работая веслами я выбрал в качестве ориентира верхушку сосны на выступающем сбоку мысе. Но лодка как будто замерла на месте, словно удерживаемая неведомой силой. Ветер! Когда мы плыли к центру озера, внезапно появившийся ветер начал дуть нам в спину. А теперь он препятствовал движению лодки и держал нас в своей ловушке! Поворачивая голову вбок, следя за сосной на мысе, я видел, что лодка не движется с места. Тогда я решил попробовать грести смещая нос лодки под углом к ветру, чтобы хоть понемногу приблизиться к берегу. Но только нос лодки отклонился чуть в  сторону от ветра, как очередная волна ударила через борт и лодку опять очень сильно накренило.
Поспешно взяв прежний курс против ветра я понял, что выход только один – перебороть ветер и доплыть до берегу от которого мы отчалили.  Причём идти нужно строго против ветра не подставляя борт, дабы нас не перевернуло. И я начал грести. Разные мысли лезли в голову. Легенда про рыбачку Екатерину казалась уже как нельзя более реальной. Опять вспомнился утонувший на днях пловец. Лера сидела на дне лодки с одетым спасательным кругом. На ней, что говориться, не было лица. Я, стараясь подбодрить дочку, предложил Валерии сфотографировать окружающий нас шторм. Дескать, будет, что вспомнить. Фотоаппарат висел в чехле у меня на поясе. Но стоило мне на мгновение отпустить весло, чтобы попытаться передать фотоаппарат дочери, как лодку тут же начало разворачивать бортом к ветру. И она опять начала угрожающе наклоняться.
Пришлось мне поспешно хвататься за вёсла и держать судно строго против ветра. Я грёб прикладывая все силы, но лодка словно привязанная стояла на месте. Мой ориентир,  сосна на вдававшемся в озеро далёком мысе, оставалась точно сбоку от борта. Продолжая работать вёслами я вдруг обратил внимание на то, что верхушка сосны-ориентира сгибается довольно сильно под порывами ветра, а растущие рядом низкие деревья и кустарники стоят не шелохнувшись. И тут мне всё стало ясно. Озеро, окружённое таёжными сопками, штормит лишь в своей середине. Сопки закрывают прибрежную зону. А сильный ветер с Байкала, передувая поверху сопки, поднимает в середине озера волны из-за расстояния незаметные с берега. Граница перехода из спокойной воды в зону шторма достаточно резкая, сразу и не понять откуда вдруг взялся шторм. Выход был у меня только один -  грести.  Мне вспомнилась песня Виктора Цоя : «…Что будут стоит тысячи слов, когда важна будет крепость руки…»
Моя притихшая Лера сидела на дне  лодки. Чтобы чем-то её занять, я попросил дочку смотреть по ходу нашего судна и следить, чтобы мы не отклонялись от выбранного курса. Я старался работать вёслами сильно, но размеренно, понимая, что бороться с волнами и ветром придётся долго. Грести, грести и ещё раз грести! Время, казалось, остановилось. Замерло…
Когда в очередной раз я посмотрел на свою сосну-ориентир, то мне показалось, что  мы чуть переместились. Или почудилось?!  Я начал работать вёслами ещё сильнее, перестав экономить силы. И через какое-то время снова глянув на мыс убедился, что мы всё-таки понемногу перемещаемся к нашему берегу! Работать вёслами пришлось ещё долго, но это уже была совсем другая работа. С облегчением в душе.
Волны исчезли почти так же внезапно, как и появились. Наша лодка пересекла невидимую границу, разделяющую шторм и спокойную воду, как будто вылетела из кипящего котла. Наконец-то я смог отпустить вёсла. Ладони у меня, казалось, гудели и были красные, будто их натёрли наждаком. Придя в себя мы уже уверенно поплыли к берегу. Было ощущение, словно к нашему судёнышку прицепили мотор. Я по инерции работал вёслами так сильно, что в спокойной воде оставшееся расстояние до берега было преодолено незаметно. Лера посмотрела на часы: к середине озера мы доплыли за десять минут, а обратно добирались около часа. Так вот какое ты коварное, озеро Котокель! Вот почему погибла рыбачка Екатерина. Вот из-за чего недавно утонул пловец, решивший перебороть твои хитрые воды. Да и скольких ещё людей ты забрало и, наверняка, заберёшь. Иной у тебя, Котокель, характер, чем у старшего брата Байкала. Маскируешь ты свой хитрый шторм внешней тишью прибрежных вод. Так вот и некоторые из людей скрывают злость и ненависть к соперникам, чтобы улучшив момент подло нанести удар.
Уезжая ранним утром с турбазы, мы последний раз глянули зеркальную гладь озера Котокель. Оно было спокойно. Вершины высоких деревьев, как нарисованные, выделялись на фоне чуть посветлевшего предрассветного неба. Скоро ли ещё закачаются верхушки твоих таёжных сопок под таким, казалось бы безобидным, ветром? Тихо на озере Котокель. Спокойно оно и гладко. Но когда бушуют ветра над Байкалом, то и озеро Котокель таит за внешним спокойствием скрытую бурю. Как будто по вихрам непутёвого сына оплеуха ладони ветров проносится над таёжными сопками озера Котокель. И появляется на этом озере такой необычный и коварный шторм.

Пока на экране мелькала новая жизнь, старую можно было увидеть в отражении монитора. Она осталась в постели с жёлтыми пятнами пота в наволочке, в сантиметровой пыли, скопившейся в углах, горе использованной одноразовой посуды и консервах. Железных банок было много. Они лежали на полу, в ящиках, шкафах. Прокисший соус потёк на документы, подтянул плесень. Пушистые споры разрослись, стали похожи на мышей. Мужчина даже ставил на плесень мышеловку и очень расстраивался, когда никого не щемило петлёй.

― Привет, Миша…

Мужчина дёрнулся, когда прозвучал механический голос в наушниках, инстинктивно взглянул на второй экран с чатом и увидел сообщение – это была Кристина.

― Как ты чувствуешь себя сегодня?

От игры он отвлёкся и тут же почувствовал резкую боль в животе.

― Ещё немного — и сдохну.

Речь отобразилась на втором мониторе текстом. В общем чате появилось «Печатает…».

Живот скрутило сильнее, и он взял со стола банку газировки — пустую. Вместе с болью из живота поднялась злость. Игру на паузу. Почему-то из общего амбре выделился запах мочи. Миша исказился в лице, бросил банку в сторону и ударил по столу кулаками, завалив монитор.

Механический голос прочитал сообщение:

― Если будешь заботиться о себе, не сдохнешь. Ты поел? Сделал разминку?

― Не грузи.

Миша вновь поднялся ― захрустели кости. Схватился за столик – закружилась голова. Надо бы поесть, подумал Миша и чуть не упал в обморок. Сердце заколотилось в висках. Ноги совсем перестали его слушаться, тонкие, белые, с широкими старческими суставами. А злость, точно он весь был сплетён из неё, рвалась наружу, пыталась разбить стены ослабшими руками хозяина, но захлёбывалась в страхе и отчаянии. Он таким раньше не был.

Миша вдруг дёрнулся, прислушался, быстро подскочил к подоконнику, поднял банку и замолотил ею по батарее.

― Хватит орать! Выруби музыку! ― истощённый внезапным порывом, закричал он в потолок и зло сплюнул на пол.

В комнату не проникал солнечный свет из-за толстых занавесок, развешанных в каждой комнате. В полумраке было легче. Из-за этого можно было и не заметить грязи и копошащихся в ней тараканов. Достаточно надеть обувь, чтобы не давить их голыми пятками, но на Мише были носки — тоже ничего страшного. Некоторых насекомых он вообще ловил руками, давал имена и игрался с ними до тех пор, пока не давил между пальцев.

Ещё полумрак не давал видеть лица на стенах. Фотографии жены и детей висели в коридоре. Когда-то он смотрел на фото и думал, что жить стоит только для них: для маленького тигра, для шепелявой принцессы-феи, которая звала его «Папа» либо «Миса». Стоит жить для любимой женщины, знающей, что, когда она обнимает его сзади, Миша тает и стекает к её ногам. А теперь что?

Миша рассмеялся. А там уже и непонятно, что это было. Злость? Страх? Отчаяние? Появилось что-то новое, оно надело его, как костюм, и содрогалось в мучительной судороге. Миша не хотел смеяться, он хотел плакать, а голод продолжал стягивать его колючими жгутами изнутри.

Идти пришлось медленно. Ноги тряслись, когда нужно было огибать гору коробок, кучу мусора, свалку рюкзаков и аккумуляторы, выстроенные колоннами вдоль стен. Миша то и дело спотыкался. Зал также был забит коробками, а в соседней комнате лежали пакеты и пустые бутылки из-под газировки.

Запасов не уцелело. Лапша, консервы, банки, мармелад, шипучие витамины остались пустыми упаковками валяться в грязи. Он запасся едой вдоволь, разложил провиант у стен и спрятал в шкафах. Но теперь пустота стеллажей скребла желудок — остался только мусор. В доме ещё были старое подарочное вино и коньяк, но раньше Миша смотрел на дорогой алкоголь с отвращением. Взяв бутылку за горлышко, он швырнул её в стену — по обоям растеклось красное пятно. Сколько он не выходил из дома? Полгода? За это время все запасы исхудали, как и хозяин. Невероятно. Может быть, он просто ошибся и не выходил гораздо дольше?

Миша сел на пол, точнее, сполз по стенке, не зная, что делать дальше. Не задумывался. Из его комнаты доносились шум системного блока, подвывающего электрогенератору, тонкие звуки насекомых и глухое шипение разбитой вдрызг радиостанции УКВ. Не надо было её разбивать, но в тот момент очень хотелось. Ничего с ней не получалось, ничего не выходило.

― По-о-ошли на-а-хрен! ― растянул хозяин дома во вновь развивающемся раздражении и несильно ударил по стене кулаком. ― Борцы за тишину. Сами до трёх часов музыку слушают, а на меня орут за любой писк.

Голод надавил сильнее, и Миша вспомнил, что когда-то ел шпроты. Когда это было? Вчера или пару месяцев назад? Он оставил их на подоконнике и решил вернуться обратно. Да, они были на месте и даже не воняли. Стояли на мëртвом фикусе, опираясь на бортик горшка, масло вылилось на сухую землю. Хвосты двух рыбок засохли на воздухе. Но это не беда. Миша отломил их голыми руками и бросил на пол, где господствовало царство теней и тараканов, остальное съел, не обращая внимания на вкус. Руки вытер о футболку и, успокоившись, сел за компьютер. Из динамиков донёсся механический голос.

― Тебе нужно сделать хоть что-то. Тебе нужно отвлечься и поиграть. Компьютерные игры хорошо развивают когнитивные функции, ты говорил, что тебе нельзя сходить с ума, нужно бороться, ты же сильный, всегда был сильным. Помнишь, как ты разобрался с коллапсом на дороге, где перевернулась фура? У компании тогда зависло двадцать три миллиона.

― Это было тогда, Крис.

― А что изменилось?

Миша рассмеялся с сумасшествием, сливающимся в вой. Он откинулся на спинку кресла и заорал в потолок, вытирая слёзы. Он ей не писал, он никому ничего не писал. Он хотел, чтобы хоть здесь всё было по-старому, но сам справиться с этим не мог, как будто жил на две жизни, где в одной всё хорошо, а в другой как вышло. Может, он и хотел написать, высказаться, но гордость била по рукам. Миша не хотел, чтобы его жалели. Жалеют маленьких детей и дуют им на стёртую асфальтом коленку, а он мужчина… По крайней мере, когда-то им был.

― Кристина, время идёт, а в деревне ещё не готовы припасы, ― по-джентльменски протянул Миша. ― Прогуляетесь со мной на необитаемый остров? Я приглашу парочку раздолбаев, и мы все вместе будем создавать новое общество?

Сообщение пришло быстро.

― С тобой хоть на край света, Миша.

― Мы как раз туда и собираемся.

Миша покружился на стуле, отыскивая чистую газировку без мусора внутри, но увидел лишь банку из-под консервированных персиков, где на дне плескалось его самоуважение и плохо пахло. Из груди раздался сдавленный смех. Он дёрнулся, и с головы немного съехал наушник. Музыка прозвучала как будто извне, но показалось, что из шкафа.

― Кто здесь? Хватит меня трогать! ― закричал Миша и поднялся со стула. ― Это опять вы? Я вам говорил не трогать меня, когда я играю!

В шкаф полетел весь мусор, что попал в руки, и дверца подалась, скрипнула, открылась.

― Ага, щ-щас! ― Решительно направился Миша к дверце и захлопнул её с ноги, свалившись на пол. Где-то под диваном зашуршали тараканы, где-то на полу раздался смех. Он длился недолго. Миша быстро пришёл в себя и вернулся за стул.

Когда всё произошло, он держался очень долго, пытался жить. Когда он стал таким? В какой момент? В тот, когда понял, что жить не для кого?

Би-2 и Симмонс присоединились к игре и чату. Знакомые пиксельные персонажи в разорванной одежде тут же начали биться друг о друга.

― Ребята, ребята, если хотите выяснить отношения, то хотя бы не при даме, она не знает крови, ― пошутил Миша и рассмеялся.

В чате появилось сообщение.

― Прежде чем дать кому-то в долг, обними его. Возможно, ты видишь его в последний раз.

― Сим, я так рад тебя видеть, ты бы знал. Всё ещё зубришь пособие «Самые смешные анекдоты»? ― сказал Миша в микрофон, и на экране появился текст.

― Я совершенно не боюсь людей, прикидывающихся животными. Я боюсь животных, прикидывающихся людьми.

― Ох, Сима, Сима, ты, как всегда, прав.

Эта игра была не самая любимая, заходил Миша в неё редко. Но здесь он хотя бы мог видеть своих друзей реалистичными человеками, а не набором букв в чате или бойцами сетевых шутеров.

Что они делали в этой игре? Би-2 периодически попадал в ловушки, его кусали насекомые, он травился неизвестными грибами и препирался. «Тебя забыли спросить, дятел», «ты шибко громко дышишь», «у меня есть рецепт по избавлению от зануд в игре — холодное оружие, но оно куда-то уползло».

― Я бы хотела встретиться с тобой вживую. ― Пиксельная девушка поковырялась палкой в костре, пламя не вспыхнуло, не затихло.

― А какой в этом смысл?

― Ты классный, я бы всё отдала, чтобы увидеть тебя без аватара.

Миша рассмеялся, но смех не преобразовался в текст. В желудке заболело — надо поесть. Он зажмурился и потёр рукой шею, немного заходя на выпуклый позвоночник — почувствовал горб, ощерился и ударил кулаком по столу.

― Забудь, ты же знаешь, что это невозможно, а нам и так хорошо здесь. Снаружи не так уж и весело, поверь.

― Верю, жаль, здесь нельзя обняться, но я бы хотела это сделать. Зайди в инвентарь.

― Что это?

― Цветочек тебе, ― сказала она.

Мужчина заметил на экране голубые лепестки ядовитого растения, но всё равно растёкся в улыбке. Если бы не борода, то можно было бы заметить ряд жёлтых зубов с налётом кариеса. ― Спасибо, а это тебе.

― М-м-м, жареная курочка и гриб.

― Да, я заметил, у тебя уровень жизни падает.

В наушниках появилась тревожная музыка и затрещали кусты. Это был Би-2. Уровень его жизни медленно падал. Он появился в свете костра со змеёй. Она вцепилась в предплечье клыками, шипела и дёргалась, будто хотела оторвать кусок от руки.

― Я немного заплутал и нашёл собеседника, кто ж знал, что змеи такие неразговорчивые.

Миша рассмеялся, встал со стула и сбросил наушники. Тут же затрещали позвонки и закружилась голова. Поплыла перед глазами грязная комната. Схватившись за стол, он медленно приходил в себя, вспоминал прошлое и на какое-то мгновение забылся, посмотрел на полку. «Нейропсихология», «Антология машинного обучения», «Нейросети, обработка данных» и другие истрепавшиеся технические пособия с пометками и закладками. Он вспомнил, как изучал их с маниакальной страстью, и с отвращением вернулся в игру.

На втором мониторе уже горели сообщения: Симмонс вставил пару анекдотов, Кристина начала переживать, Би-2 опять острил.

― Если хакер не подобрал пароль с пятого раза, то это его собственный пароль.

― Сима, мудень ты набитый, при чём тут это? ― спросил его Би.

― Будущее рисовалось настолько туманным, что было слышно, как где-то рядом ёжик зовёт лошадку.

Анекдоты Симмонса уже шли по второму кругу, но Миша рассмеялся так весело, будто эта шутка действительно была хороша. Хотелось пить. Хотелось есть. Хотелось умереть, и оттого хотелось, чтобы умолкло всё остальное. Он скатился. Он на дне. Он барахтается в грязи. Он не хотел смотреть на своё отражение в зеркале, чтобы не увидеть, кем он стал, чтобы не сказать и не услышать «урод». Но не мог ничего сделать с этим. Он пытался, пытался жить дальше без смысла, но это превратило его в чудовище.

Миша сказал:

― У меня не осталось еды, я выхожу.

Он уже не читал, что ответили ему друзья, и вышел из-за стола с истерикой и слезами. От смеха и злости остались лишь синяки на руках. Вот теперь это он. Вот он — взрослый мужик, не способный продолжать жить. Если бы ёжик знал, насколько будущее туманно, то вряд ли бы искал лошадку. А Миша искал и нашёл свою, и пусть эта лошадка всего лишь плод его воображения, всего лишь набор паттернов, пикселей и запрограммированного поведения, но всё же на время она унесла его в мир грёз, как морфий — тяжелобольного.

Миша оделся, накинул на голову капюшон, натянул высокие сапоги и взял пустой рюкзак, ласково стряхнув с него тараканов.

― Ну всё, всё, папочка уходит, уходит.

Он надел защитную маску, заметил на комоде книгу «Самые смешные анекдоты» и сплюнул — возможно, в следующий раз он запишет Симу другие, его придётся переделать. В Би-2 он вложил себя, периодически пополняя запас слов.Только Кристина работала как надо, на то и искусственный интеллект. Создавать её было тяжело, она была последней ― Венец творения.

С улицы в окна тамбура попадал солнечный свет, он слепил. Всё размывалось. Пришлось ползти по перилам, шаг за шагом опускать дрожащие ноги на ступеньки. Миша потерял счёт времени, пытаясь сконцентрироваться на лестнице, и потому не ожидал, что на одном из этажей что-то грохнет. Это захлопнулась форточка, а ему показалось, что соседская дверь. Миша закричал.

― Посмотрел бы я на вас! Вам-то теперь плевать! Я один здесь всё разгребаю за вас это дерьмо, уроды!

В пролёте плохо пахло ― тянуло гнильём с первого этажа.

Когда он прятал тела соседей в подвале, чтобы те не привлекали крыс к его квартире, он не учёл, что они будут разлагаться так долго.

Домофон открылся без звука. Вокруг не было ни души. Только лишь стрижи расписывали небо красивыми виражами и пытались перекричать ветер. Миша помнил, почему не хотел выходить в первые дни. Запах. Он нарастал незаметно и с каждым днём становился всё зловоннее, всё страшней. Его нельзя было никуда убрать, от него нельзя было никуда спрятаться, только привыкнуть.

Взгляд сам поднялся на луг у аллеи, где кривой кучкой разрастались розы, хризантемы и куча других цветов. Они росли только в одном месте — Миша сам их посадил, собрал самые красивые у соседних подъездов и посадил. Сначала хотел видеть их в любое время, а потом занавесил окна. Больше не мог вспоминать, что он жив, а они нет. Уехать отсюда он тоже не мог — здесь был его дом, здесь была его семья, жена и дети остались тремя колышками, вбитыми в землю. Миша отвернулся.

У подъезда, за лавкой, на которой когда-то сидели бабки, его ждал мотоцикл с нацарапанным на переднем крыле поздравлением: “С днём папы!” — оставил сын. В те времена Миша никому не разрешал даже приближаться к своему железному другу, а сын не послушался. Теперь хотелось вернуть время, чтобы обнять своего маленького тигра, сказать ему, что очень рад подарку, но в памяти застряла лишь трёпка, которую Миша устроил сыну. Больно. Стыдно.

Внутри бака ещё плескались остатки бензина. Он сел на мотоцикл и, как ни странно, завёл. Ржавый аппарат затарахтел и ожил. Миша больше не мог сидеть на месте.

На солнце трупы высыхали быстрей. Когда-то живые женщины, мужчины, дети теперь лежали вялыми скелетами на дорогах и тротуарах, застыли в покрывшихся пылью машинах. До некоторых смогли добраться звери, некоторые истлели под зноем. А вот в квартирах на некоторых костях ещё оставалось мясо. В своих жилищах трупы разлагались дольше обычного, смрад их тел, казалось, проникал сквозь плиты перекрытия, на него стягивались полчище крыс и насекомых. Выжившие домашние животные ели своих тухлых хозяев и заражались следом, умирали следом. Их генетика проиграла иммунитету диких.

Все ближайшие магазины Миша обнёс ещё в первые месяцы и теперь направлялся к дальним, где трупов было ещё больше. Хотелось плакать и смеяться, кричать и петь. Он заметил на тротуаре жёлтые кости и свернул в их направлении, чтобы раздавить с весёлым треском, но из-за шумного двигателя не услышал ничего. Звук лопающихся костей сам родился в его голове, и Миша рассмеялся, дёрнулся и потерял контроль над мотоциклом.

Стрижи всё так же продолжали терзать небо, разрисовывая его невидимой вуалью, ныряли вниз-вверх, выписывая виражи. Их пение, похожее на крики, как ни странно, успокаивало, возвращало в прошлое, где всё было хорошо и птицы ныряли в воздухе внутри спальных районов, прямо над головами детей, играющих на площадке. И те, и другие кричали, но то была музыка.

Миша не хотел двигаться, потому что боялся, что этого не сделает. Он уже не чувствовал ног и потому знал, что его ждёт. Его слабое тело неудачно приземлилось о бордюр, и что-то внутри сломалось. В груди ныло, было трудно дышать и тяжело откашляться. Жажда топила его в себе, но уже не волновала.

Откуда-то появился туман, он заволакивал и обнимал, пытался проникнуть в голову, убаюкать. Глаза тяжело смыкались. Ведь он уже видел лица маленького тигра, шепелявой принцессы-феи и жены, которая любила обнимать его сзади. Наконец-то стало хорошо.

На его лице разгладились морщины, уголки губ поднялись в лёгкой усмешке. Тело Миши продолжало бороться, но сам он уже делать это не мог. Он закрыл глаза и прошептал жене и детям:

― Я скоро буду.