Авторские истории

– Кухарь! – крикнула Хозяйка. – Принимай подарки.

– Подарки! – Выбежал тот. – Так вы вспомнили, про мой... Сынок, ты чего?

Свинарь отпустил красное ухо Гороха. Кухарь принял свиную тушку, сбегал на кухню и вернулся.

– Чего наделал?

– Забрался ко мне домой, – сказал Свинарь. – Я пока закалывал, он ко мне забрался. Шарил по ящикам да полкам. Своровать хотел.

– Не хотел! – запротестовал Горох.

– Ты уж с ним разберись, – сказал Свинарь и вышел. В дверях стояли Бобр и Тыква, но от свинарского кыш они разбежались. Вернулись, как только тот вышел за ограду.

– Чего наделал? – взяв Гороха за шкирку спросил Кухарь. – Чего наделал?!

– Ничего...

– Зачем в чужой дом забрался?

– Искал кое-что.

– Что?

Горох прикусил губу, потупил взгляд.

– Чего, спрашиваю! Чего ты там искал?

– Правильно будет что, - тихо заметил Конюх.

– Чего? - переспросила Хозяйка.

– Не чего, а что. А, ничего, - ответил Конюх. - Ничто! - исправился он.

Как было сказано: некоторые события идут параллельно, помимо того, что перетекают друг в друга, так и тут – беседы велись параллельно.

– Чего ты там искал? – не отступал Кухарь, оттягивая ухо Гороха так сильно, что там что-то хрустнуло.

– Ай-ай! – завопил горох. – Меч, искал меч! 

– Мяч?

– Меч!

– Меч?!

– Меч!

– Какой меч?

– Того Господина, – Горох указал на стену, за которой стояла лавка, на которой сидел Господин.

– Так вот он зачем тут, – сказала Хозяйка. – Меч потерял. А откуда меч тут взялся?

– Ты почему меч у Свинаря искал? Ты, может, знает чего-то чего мы не знаем?

– Что-то... – заметил Конюх. – Тут надо сказать что-то.

– Говори же!

– Так вы сами спросите Господина, чего ко мне прицепились?

– Что, – со вздохом сказал Конюх.

Хозяйка толкнула Конюха в бок.

– Ну-ка, сходи и спроси Господина, чего за меч он ищет...

Конюх вышел на улицу. Солнце ушло из той точки, когда оно не выбивает из предметов тени. Ветер тихо шевелил крапиву. Господин кушал грушу.

– Вы, как мы услышали, меч тут ищете?

– Точно, – сказал Господин.

– Какой, позвольте узнать?

– Дорогой.

– Вот как... А он точно здесь?

– Точно.

– Но где именно?

– В одном из домов.

– Так, хорошо.

– Ну что? – спросила Хозяйка

– Он правда ищет меч, – сказал Конюх.

Ухо Гороха освободилось в тот же миг.

– Я же сказал вам!

– Иди отсюда, – Кухарь дал тому по затылку. – Домой иди!

– Пошел.

– Стой!

Горох остановился.

– Ты с чего у Свинаря искал?

– Потому что у тебя этого меча нет, у Плотника и Конюха тоже.

– Откуда знаешь?

– Мы уже все там перерыли. Остался Свинарь.

– Как все перерыли?!

– Так.

– Ну-ка пошел домой!

– А я и шел.

– Вот и иди!

– Вот и пошел!

– Тебе ухо мало тянули?! 

Горох выбежал прочь.

– У Свинаря, значит, – задумалась Хозяйка. – И что делать?

– Не знаю, спросить его, – подсказал Конюх.

– Кого?

– Свинаря.

– О чем?

– О мече.

– Ах, да. Был бы мой муж...

– Сходить?

– Да, да. Сходи.

Свинарь стоял у крыльца дома и смывал кровь с ножа.

– Слушай, тут говорят, у тебя меч появился, – сказал Конюх.

– Врут.

– Да? Точно врут? Может ты сам не заметил, как меч принес?

– Как это?

– Не знаю... Может сын твой принес?

– Он из дома не выходит.

– Знаю, знаю. А вдруг он вышел, а ты не заметил?

– Нет.

– Но...

– Нет!

– Понял.

Конюх вернулся к Хозяйке.

– Ну и?

– Ничего. Говорит, нет меча.

– Так, ну-ка позови Кухаря.

– Так вам к кухне ближе...

– Позови, – медленно сказала Хозяйка.

– Ладно.

Кухарь вышел, но так, чтобы ему было видно и Хозяйку и печь.

– Чего?

– У тебя меч есть?

– Нету.

– А у тебя? – спросила она Конюха.

– Нет.

– Сходи еще за плотником, – сказала Хозяйка Конюху.

Он сбегал наверх. Вернулся один.

– Он не может спуститься, но меча у него нет.

– Так. Ни у кого из вас меча нет, так? Мальчишки ваши дома перерыли и ничего не нашли. Значит вы ничего не спрятали. Свинарь тоже сказал, что меча у него нет, но его дом не обыскали как следует.

– И что будем делать?

– Вы пойдете к нему и обыщите дом.

– Как мы с ним справимся? В нем силы-то... ну на пять точно, – сказал Конюх.

– Какие еще пять?! Кухарь держит, а ты ищешь. Или наоборот.

– Я его не удержу, – признался Конюх.

– Тогда Кухарь держит.

– У меня тут пирог...

– Я прослежу! Идите!

Они прошли мимо Господина, вышли за оградку и направились к дому Свинаря.

– Зачем ему меч? – спросил Кухарь.

– Я не больше твоего знаю, но могу покумекать.

– Так давай, удружи.

– У него же сын болеет?

– Болеет.

– А чтобы лечить нужно кого-нибудь позвать, так? Тут же нет знахарей?

– Надо звать, да. Знахарей нет, да. То есть да, нет. Э–э–э...

– Я понял тебя. Вот. Если он где-то этот меч взял, то, наверно, удумал его продать, а на деньги полученные за меч, позвать сюда знахаря, чтобы тот Падучего глянул.

– А где меч-то взял?

– Ну так тут бои по всем полям кругом. Воронье не видал с утра что ли? Все небо черное было от них, летели туда, – Конюх указал, а Кухарь сморщился, глядя в ту сторону, будто ожидал увидеть, как на него движется плотоядное пернатое войско.

– Ну, тебя. Он что, думаешь, на поля ходил да у мертвого меч забрал?

– А чего такого?

– Не по-нашему это.

– А по-нашему – это как?

– За душу умершего помолиться – вот по-нашему.

– А если он помолился, а потом меч забрал?

– Все равно не по-нашему.

– Где такое написано?

– А где бы то ни было, я бы все равно не прочел, а только душа говорит: «Не по-нашему!»

– Ладно. Тогда давай так: сначала попробуем добром взять, разговорами. А потом, если что, будешь держать его, а я буду искать так быстро, как могу. Понял?

– Разговоры-то – не добро. Это хитрость называется.

– Пусть так. По мне все добро, что вреда не чинит для тела.

– А для духа?

– А я духа не видел, вот и не могу о нем говорить.

– Разве не чуешь?

– Я чую, что Хозяйка про твой пирог забыла, так что давай быстрее!

– Как забыла? – Кухарь широко раскрыл ноздри, но Конюх поволок его дальше.

Стук. Стук, стук. СТУК, СТУК, СТУК!

– Чего? – нехотя открыл дверь Свинарь.

– Тут, это... Можно войдем?

– Зачем?

– Поговорить.

– О чем?

Конюх понял, что добром (хитростью) взять не получится. Скупостью языка Свинарь указал, что единственный способ одолеть его – сила. И сила не Конюха, но Кухаря, который славился врожденной мощью на ближайшие четыре дома. Конюх подмигнул Кухарю.

– Чего?

– Ну, давай...

– Чего давать?

– Хватай его... – тихо, чуть ли не сквозь губы сказал Конюх.

– А?

– Хва–тай е–го...

– Громче можешь?

– Хватай его!

– Хватаю!

Кухарь раскрыл дверь, Свинарь напрасно пытался удержать мощь неудержимую. Кухарь повалился на Свинаря и расставил в стороны руки и ноги, как водомерка.

– Давай скорее! – умолял Кухарь – душа тонкая, жалостливая к любому живому существу, кроме, разве что, картофеля и свиней.

Конюх забегал по небольшому дому. Открыл все, что открывалось, выдвинул все, что выдвигалось, но меча не нашел.

– Нет меча.

– А мальчик? – спросил Кухарь.

– Точно, где мальчик? Падучий где?

Свинарь только стал дышать чаще, краснеть, толкаться, но ничего не сказал.

Открылась крышка, скрывающая проход в подпол. Из темноты, как из преисподней, поднялся бледный мальчик с мечом в руках. Глазами он смотрел, но не видел, он глядел сквозь всех, в какую-то далекую точку за пределами человеческих глаз.

Все замерли.

Тощий мальчик встал посредине комнаты. Вытянул меч, взялся за него обеими руками, замахнулся, убрав за голову и так замер.

Конюх закрыл лицо руками, Кухарь закричал, Свинарь стал дергаться, как жук, упавший на спину.

Конюх ждал, когда ударит меч, но ничего не происходило. Он прождал пять мгновений. Пять он мог точно отсчитать, хотя потом не мог вспомнить, как именно он отсчитал пять минуя первые четыре мгновения, но он решительно заявлял, вспоминая о том случае, что прошло ровно пять мгновений. Его спрашивали, не пять ли секунд, на что он говорил, что не знает, что такое секунды, но он и не дурак и легко отличит пять секунд от пяти мгновений.

Конюх убрал руки от лица, мальчик так и стоял, закинув руки за голову. Пальцы бледных ног мальчика поджались, ноги едва заметно дрожали, глаза безумно дергались. Позади него зияла черная дыра подпола.

– Что с тобой? – спросил Конюх.

Мальчик выпустил меч и тот улетел в подпол. На губах показалась пеня. Мальчик словно пытался кричать, но крик выходил сдавленным, ведь он почти не открывал рта. Он стал падать, но Конюх не пытался поймать мальчика он тут же нырнул в подпол. Свинарь выбрался из-под кухаря и в последний миг выставил руки перед собой так, чтобы мальчик упал головой точно на пухлые отцовские ладони. Кухарь, кряхтя, поднялся и отошел к двери. 

– Сынок... сынок...

Мальчик дрожал всем телом, голова норовила спрыгнуть с рук отца, ноги стучали об крышку подпола, и, когда Конюх выбирался с мечом в руках, крышка упала ему ровно на темя. От неожиданности он упал вниз, и пришлось выбираться второй раз.

– Уходим, уходим!

Конюх и Кухарь выбежали из дома. Даже во дворе они слышали, как стучат пятки мальчика об деревянный пол, слышали и тихий, успокаивающий шепот отца.

– Жалко как... – сказал Кухарь.

– Давай, вернем меч и закончим с этим.

– Дай хоть поглядеть...

Кухарь взял меч. Смотрел он на него, как муха на икону, но все же отметил, что тот красивый, но как–то не по-нашему.

– Много ты понимаешь! – забрав меч, сказал Конюх.

– Наоборот – не очень много.

– Да я же это и сказал.

– Не так ты сказал.

Они вернулись на постоялый двор, где все также сидел Господин, а в дверях стояла Хозяйка, совершенно позабывшая о пироге, о чем говорила черная дымка над ее головой. Кухарь побежал на кухню, оттолкнув Хозяйку, обронив пару стульев, сдвинув столы. Конюх же протянул меч Господину.

– Он?

– Он, – с довольным лицом сказал Господин и спрятал в карман Бог огрызок груши.

Хозяйка же глядела на меч испуганными глазами.

– Могу я у вас попросить какой-нибудь мешок, чтобы сподручней было нести?

Конюх ждал согласия Хозяйки, но та не отвечала, а только глядела на блики от камней в рукояти. Конюх решил, что та согласилась бы, не будь в ступоре, и вынес мешок, в котором утром Кухарь принес картошку.

– Благодарю, – Господин обернул меч мешком и сунул под мышку. – Всего вам доброго.

Когда он уже вышел за ограду, Хозяйка очнулась.

– Извините, а чей меч-то был?

– Ах, одного бандита. У него шайка своя была. Вы не волнуйтесь, его больше нет.

– А остальной шайки?

– Их тоже нет. Они вас не побеспокоят, – сказал Господин и посвистывая пошел прочь.

Конюх слушал все это, но не особо понимал, о чем речь.

– Теперь будем Их ждать? – спросил он.

– Дурак! – ударила того Хозяйка краем грязного фартука. – Нет больше Их. Это Их главаря меч!

– Ох ты! А как же мы теперь? Что же нам делать? Откуда деньги-то брать?

– Что делать, что делать... Доставай швабры и тряпки, будем тут мыть все. Вот, – она сняла с себя фартук. – Это сожги. Или на тряпки пусти. Кухарь! – закричала она, зайдя внутрь, – Спасай пирог! Нам он еще пригодится. У на тут постоялый двор, в конце-то концов или нет? И разбуди плотника, хватит ему там дрыхнуть. Эх, был бы мой муж жив... он бы чего-нибудь...

– Что-нибудь, – сказал Конюх.

– Что?

– Нет, ничего.

Мальчик ушел. Как водится, должен кто-то прийти, раз кто-то ушел. Пришел дождь. Вечер, ночь и утро понадобились ему, чтобы сделать свои дела. Тогда ушел и он, а пришел человек. Такой важный, что иначе, чем «Господин» его и не назовешь. Господин постоял возле тела. Господин повертел головой, но так чуть-чуть, не давая вольности шее. Господин наклонился над телом, прижав к носу платок. Кончиком сапога он приподнял руку тела и вытащил меч - обычный, без камней и надписей. Даже, стыдно сказать, ржавый.

Господин положил меч обратно под руку, сапог он вытер листом лопуха, что рос тут же. Господин так стоял сколько-то времени – часов в тех краях не водилось, а Господин не замерял, сколько он простоял, но решительно заявляю: он стоял сколько нужно. Господин прошел вокруг тела. Остановился. Посмотрел туда, где воронкой кружат вороны. Посмотрел туда, где сыпью лежали безобразные домики, облезлое поле и постоялый двор, единственное каменное здание на ближайшую сотню верст.

Господин ушел.

Конечно, как было сказано, если кто-то ушел, кто-то обязательно придет, но порядок несколько нарушился. Следующий гость не пришел, а прилетел. Это был молодой ворон. Ворон прыгал возле мертвых ног, клевал сапог, а вскоре – точно неизвестно сколько прошло времени, но решительно заявляю: столько, сколько ворону нужно, – он запрыгнул на спину, подобрался к голове и что-то там нашел среди косматой бороды.

А хозяйкой постоялого двора была женщина близкая к тому, чтобы стать бабкой. Нет, детей и внуков у нее не было, но было время, которого оставалось все меньше. Был когда-то муж, но у него пошли по телу какие-то страшные язвы, и она сначала поселила его в дальней комнате, а потом и вовсе поселила за лесом в небольшой яме, в которой места хватало только-только. Теперь она одна всему голова. Однако мужа она часто вспоминала, говорила, что он то... а муж бы... супруг мой, он им всем... И все верили, ведь помнили ее мужа. Верили, что ничего и никому бы он не сделал.

Последнее время – вот тут можно сказать с некоторой точность, что речь идет о последних двух месяцах – в соседних землях шли бои. Дорога мимо постоялого двора опустела, и женщина стала чаще чем обычно, – точно, никто не считал, – говорить о муже, который им бы всем... Нет, дела темные и преступные продолжали проводиться под ее крышей, но добрый путник заходить перестал.  Когда к ней зашел Господин, она обрадовалась словно нашла лунный гриб средь бела дня.

– Да, да! Проходите скорее! Что же вам подать?

Господин зашел в зал, принюхался, широко раскрыв ноздри, будто вторые уши. Посмотрел под ноги, брезгливо переставив сапоги подальше от сальной лужи. Провел пальцем по столу, стряхнул крошки и вышел.

– Погодите, у нас тут свинина и...

Дверь хлопнула.

– Пиво... Ну и проваливай, хер вонючий. Был бы мой муж тут, он бы тебе...

Господин выглядел, что называется, «при деньгах». Хозяйка внимательно слушала, не бились ли монетки друг об друга в карманах. Нет, монетки не бились. Но она думала о хорошем. Думала вслух.

– Значит у него там камень драгоценный может быть. Один в одном кармане, другой – в другом... Ох-ох.

Он вышла в центр залы, встала точно на то место, где стоял Господин. Коснулась стертыми башмачками края сальной лужи, принюхалась, но кроме запаха кислой капусты ничего не ощутила, провела пальцем по столу, и теперь там остались две чистые полосы.

Хозяйка хмыкнула и вернулась за прилавок. Она открыла какую-то книгу, исписанную цифрами. Слов там не было, только цифры. Но были рисунки. А все потому, что она не знала букв, но хорошо знала цифры. Букв слишком много, цифр куда меньше. Она стала считать, чтобы скоротать время. И время прошло. Она сделала пятнадцать подсчетов, когда зашел Конюх.

– Доброе утречко, – сказал тот потягиваясь.

– М-хм, – ответила хозяйка.

– А чего там человек сидит?

– Где?! – она убрала книгу.

– У входа, на лавке.

Хозяйка выбежала на крыльцо. Сидит! Господин сидел, закинув ногу на ногу, и ел зеленое яблоко.

– Так вы не уехали?

– Куда он уедет – лошади-то нет... – сказал Конюх за ее спиной.

– Заткнись! – завопила она, припомнив драгоценные камни в карманах! – Вы чего же сидите, может все-таки пройдете? Я вас за чистый стол посажу...

Господин с хрустом откусил сочный кусочек яблока, оставив на зеленом плоде круг с ребристыми краями.

– Комнаты у нас есть. Там кровати чистые, мягкие, а?

Господин тщательно пережевывал яблоко, как ему велели для лучшего пищеварения.

– А еще у нас есть яблоко... – она закрыла рот от неожиданности. – Свинина, хотела сказать. Свинина и...

– Пиво, – договорил за нее Гоподин и откусил еще.

Она простояла так, глядя на него... сколько же она стояла? Прошло ровно столько, сколько надо человеку возраста и комплекции Господина, обладающего, очевидно тем же здоровьем, чтобы съесть половину зеленого яблока размера ближе среднего, нежели большого или маленького.

– Тьфу, – сплюнула она и зашла внутрь, оттолкнув Конюха, что мешался под ногами.

– А кто он? – спросил Конюх, запрыгивая задом на прилавок.

– Не знаю. Утром пришел.

– А конь где?

– Пришел, говорю тебе! Топ-топ, – она шлепнула ладошками по прилавку, – вот так.

– Вот как, – Конюх сбросил ботинки и закинул босую ногу на прилавок. – Кто такой? – спросил он то ли хозяйку, то ли мозоль на большом пальце.

– Ты это брось! – Хозяйка столкнула его со стойки. – Совсем распоясались. Эх, был бы мой муж жив, он бы вам...

– Да, мы и при старом так себя вели, чего уж тут говорить.

– Он бы вам точно показал...

Вошел Плотник. В руках у него были инструменты. За спиной мешок. Он что-то хмыкнул в сторону прилавка и пошел к лестнице на второй этаж.

– Эй! - окликнула его Хозяйка. – Кровать когда наладишь?!

– Работаем, – сказал в бороду Плотник.

– Я знаю, что ты там пьешь, собака такая! Если до завтра кровать не доделаешь – беда будет!

– Ох, беда, – сказал тот и пошел на второй этаж.

– Ты и вчера так сказала, – заметил Конюх.

– Ох, муж бы вам показал... – вздохнула Хозяйка и открыла книгу с цифрами.

Прошло ровно столько времени, сколько двум мухам надо на то, чтобы влететь в одно окно постоялого дома и вылететь через другое. Хозяйка насчитала, что одна муха ударилась о стекло пятьдесят раз и еще семь, а за другой она не могла уследить: как только она начинала считать удары другой мухи, первая муха новым ударом сбивала счет. За это же время толстозадый шмель успел забраться в десять цветков, но это считал Господин. Конюх насчитал пять тяжелых вздохов Плотника, что означало, что он сделал пять глотков настойки. На само деле их было куда больше, но Конюх хорошо выучил лишь цифру пять и на любой вопрос сколько? отвечал всегда пять.

– А какой день сегодня? – спросила Хозяйка оторвавшись от книги.

– Солнечный, – вяло ответил Конюх. – Пятый, вроде.

– Это ты от чего посчитал пятый?

– Ну как от чего...

Она сбегала на кухню, где могла по продуктам точно понять, какой день миновал, какой наступил, а какой грядет – именно в таком порядке.

– Ёлки-палки! Они же сегодня приезжают!

– Кто?

– Они, кто еще!

– Они?! – Конюх подскочил. – Так мне же сена надо тогда свежего принести, воды поменять. Почистить хоть как-то там...

– Ты погоди, надо с этим, – Хозяйка кивнула в сторону двери, – что-то решить. – Они не зайдут сюда, пока там такой сидит. 

– Почему?

– Ты на него погляди, боярин он какой-то. Весь из себя знатный. Тьфу, был бы жив мой муж...

– Боярин?

– Боярин, точно говорю. А что, если он по Их душу приехал?! Я же тогда весь доход потеряю. Тут вот по цифрам видно, что только за Их счет и живем тут. Как бои пошли, никто, кроме Них, не появляется.

– Еще Господин этот.

– Да, еще он.

– А почему Они с боями ездит не престали.

– Кто Их знает. Может решили, что в такое время никто не будет допытывать, откуда Они товар везут и как он у Них оказался. Не знаю. Наше дело товар схоронить и передать кому нужно, а не вопросы задавать, ясно?

– Ясно, ясно, – Конюх надавил на мозоль и поморщился. – Так что будем делать?

– А ты проверь, сидит он там?

События – вещь удивительная, ведь пока одни идут последовательно, другие – идут параллельно, и все это одновременно, вы подумайте. Удивительно!

Господин с яблоком привлек внимание мальчишек, что бродили между домами выбирая, во что поиграть: в «прятки» или в «козьи рожки».

– Хто тахой? – спросил Тыква, указывая пальцем, на котором засохла сопля, в сторону Господина.

– Не знаю, – сказал Бобр и натянул верхнюю губу на выпирающие резцы. – не из Этих?

– Нет, – заявил Горох. – Я Их всех знаю. Он не из Них.

– А хто тахой тогда? – не унимался Тыква.

– Ты тогда и спроси! – сказал Бобр.

– Ты спроси, раз тахой смелый, – парировал Тыква.

– Я спрошу! – Горох выступил вперед, перелез через забор, хоть калитка была открыта и подошел к Господину. – Вы кто? – спросил он, разглядывая тонкое пальто Господина.

– А ты? – спросил тот, пряча огрызок яблока в карман.

– Я мужчина! – сказал Горох, втянув воздух и расправив грудь.

– Тогда я – это ты, – сказал Господин.

– Как это?

– Ты мужчина и я мужчина, значит я – это ты.

– Ничего это не значит! Вам чего тут надо?

– Первый правильный вопрос, – прихлопнул ладонями сказал Господин, – и, как всегда, от ребенка.

– Я не ребенок...

– Ты мужчина, да, помню. Подойди, – Господин подозвал Гороха.

Бобр и Тыква смотрела из-за изгороди и перешептывались.

– Смотри, манит! Ну все, хонец Гороху.

– Почему?

– Да точно тебе говорю. Сейчас он ему голову свернет хах хурице и все.

– Зачем ему это?

– А ты помнишь, что с Бадей было?

– Ты заколебал со своим Бадей, никто его знать не знает! Это же в другой деревне было!

– Ладно не хричи, спрячь зубы, а то простудишь. Смотри! – сказал Тыква и закрыл голову руками. – Не могу смотреть. Ты смотри, расскажешь потом.

Мальчики молчали ровно столько, сколько понадобилось лошади, что паслась неподалеку, для пяти взмахов хвоста, ровно столько же, кстати, понадобилось слепню, чтобы отстать от крупа лошади.

– Чего молчишь? Конец ему, да?

– Ничего не конец. Он слушает, что ему говорят. Ухо подставил.

– А теперь?

– А теперь ему что-то сунули в руку...

– Он взял?! - с ужасом спросил Тыква.

– Взял.

– Теперь ему точно хонец, - заключил Тыква.

– Нет, он идет к нам.

– А в спину ему летит топор, да?

– Нет.

– А теперь?

– Нет!

– Значит меч?

– Да ничего ему в спину не летит. Он просто идет.

– К нам?

– Что с ним? – спросил Горох, глядя на Тыкву.

– За тебя волновался, – объяснил Бобр.

– Хто тахой? – спросил Тыква, указывая пальцем, на котором засохла сопля, в сторону Господина.

– Господин. Ищет кое-что. Сказал, что оно здесь.

– Что?! – в голос спросили мальчики.

– Меч.

– Меч? – переспросил Бобр.

– Ну все, хонец... – застонал Тыква. – Хранты!

– Идемте, я объясню.

Мальчишки ушли, впереди, размахивая руками, шел Горох. На полшага позади, поправляя верхнюю губу, которая так и задиралась от изумления, Бобр. Совсем позади шел Тыква и озирался на Господина.

Господин улыбался – дело пошло. Хоть кто-то задал ему верный вопрос, на который он с удовольствием дал ответ. И запах лошадиного навоза, возникший позади, его, не смутил. Дело пошло, а значит – сидеть ему не так долго, как было миг назад, и еще меньше, чем два мига назад. Дело пошло.

– Ну? – спросила Хозяйка.

– Да там он. С мальчишками языком трепал. Ну, нет, – замер он, – не трепал. Шептал скорее.

– С вашими мальчишками-то?

– А тут другие есть?

– Есть Падучий.

– Он из дома не выходит.

– Ладно, с вашими так с вашими. И что он сказал им?

– Не знаю. Они ушли сразу.

– Так иди!

Конюх натянул ботинки и побежал к двери, но замер, взявшись за ручку.

– А куда?

– У мальчишек выясни, чего он хотел!

– А-а-а, тогда я пошел.

–Иди-иди!

Конюх вышел. Хозяйка спрятала книгу и пошла в обход залы. Она приглядывалась к пятнам, вспоминала, кто и что тут разлили. Некоторые пятная она видела впервые. Некоторые напоминали ей пятна крови, но она открещивалась от них.

– Вино, вино... Конечно вино... – успокаивала она себя.

Она проводила рукой по столу, вытирала руку о фартук и шла к следующему, где все это повторялось. Закончив обход, Хозяйка сняла фартук.

– Такой проще сжечь... – с сожалением заметила она и надела фартук обратно.

Дверь открылась, вошел Кухарь. Он прошел через всю залу растолкав тяжелым мешком столы и стулья. Несколько стульев упало. От каждого бум Кухарь замирал и морщился, но не оглядывался, а виновато улыбался, чуть склонив голову на бок.

– Доброго вам дня. А что там за человечище? - спросил Кухарь.

– Пошли выяснять уже.

– Сейчас?

– Не мы пошли! Конюх пошел уже. Иди готовь. Они приедут, есть будут много.

– А человечище Им не помешает? Не испугаются?

– Не знаю. Конюх вернется, расскажет. Иди готовь! Чего встал.

Хозяйка прошла по зале и поставила на место сдвинутые столы и опрокинутые стулья. Руки она вытерла о халат – среди серой грубой ткани расплылось черное пятно из жира и гари. Раз уже она оказалась так далеко от прилавка и так близко к лестнице, – кто-то мог сказать, что она стояла ровно на середине пути между тем и тем, но так скажет лишь человек близорукий, который не способен видеть, что лестница-то, пусть и на муравьиный шаг, но ближе, – Хозяйка пошла наверх. Она зашла в комнату и нашла Плотника, спящим на кровати. На добротно собранной, аккуратно сложенной, ладно сделанной. Плотник дегустировал плоды своего труда.

– Спит, зараза. Пусть спит. Хоть кровать сделал...

Хозяйка пошла обратно к прилавку.

– Рагу? – спросил, выглядывая из-за двери Кухарь.

– А там на что еще хватит?

– На пирог.

– Тогда делай пирог.

– А с остатками?

– А их хватит на второй пирог?

Кухарь исчез. С кухни донёсся бубнеж. Кухарь вернулся.

– Не хватит! – весело сказал он довольный скорее тем, как лихо он рассчитал продукты, а не тем, что не получится второй пирог.

– Тогда делай рагу.

– Это я умею! – сказал Кухарь и скрылся там, где водятся все кухари.

– Только это и умеешь. Эх, – вдохнула Хозяйка, – был бы жив мой муж, он бы...

Вернулся Конюх.

– Ну?

– Пропали. Разбежались куда-то.

– Не нашел?

– Нет.

– Не сильно-то и искал.

– Да куда мне за ними? Они босяком скачут кругом, а я в башмаках этих за ними никогда бы не угнался.

– Так снял бы башмаки.

– Не положено, – сказал тот, сел на лавку, снял ботинки и углубился в изучение мозоли.

– А этот сидит там?

– Кто? – поднял голову Конюх.

– Господин тот.

– Сидит вроде.

– Вроде?

– Ну я как-то не обратил внимание.

– Так ты обрати, – сказала Хозяйка.

– Понял.

Мозоль была плотная, сбитая. Он сжимал ее с разных сторон оттягивал и сдавливал.

– Чего сидишь, раз понял?

– А что делать?

– Обратить внимание!

– Сейчас что ли?

– Да!

Конюх надел ботинки и на пару мгновений вышел.

– Там он. Ничего не изменилось.

– А мальчишки?

– Их нет, – усаживаясь на прежнее место, сказал Конюх.

Из кухни, вытирая руки тряпкой, вышел Кухарь. Он кивнул Конюху.

– Рагу? – спросил Конюх.

– Пирог.

– А чего так?

– С остатков будет рагу.

– Вот как!

Кухарь ушел обратно. Со второго этажа показалась опухшая голова. Плотник сел на ступеньку и просунул голову между перилами.

– Водички бы, – тихо сказал он.

– Что?

– Водички, – с той же громкостью, а я решительно настаиваю, что громкость была абсолютна та же, что и в первый раз, сказал Плотник. – Было бы неплохо, да.

– Чего он? – переспросил Конюх.

– Воды просит, – сказала Хозяйка. Она зачерпнула воды из ближайшей бочки и налила в чарку. – Отнеси ему.

– Я?

– Ты.

– Я же не водонос!

– Ты где-нибудь тут видишь лошадь?

– Нет.

– Значит сейчас ты и не конюх. Так будешь Водоносом. Неси давай! Плотник хоть кровать сделал, а ты сегодня еще ничего полезного из себя не выдавил, – не знаю, как вам, но мне кажется, что она сказала так, глядя все утро на то, как Конюх, простите, Водонос давит мозоль.

Водонос взял чарку и подошел к лестнице. Он не стал подниматься, а встал сбоку и поднял чарку вверх.

– Ну, бери, – сказал он Плотнику.

– Он уснул, – сказала Хозяйка. – Разбуди его.

– Я теперь еще и Бударь?!

– Хватит ныть, Боже ты мой! Буди!

Бударь поднялся по лестнице и потряс Плотника за плечо. Водонос отдал чарку с водой, взял пустую и отдал Хозяйке. Наконец, Конюх вернулся к любимой мозоли.

– Он кровать сделал, – пояснила Хозяйка.

– Да?! Не зря я ему воды принес.

Оба смотрели как Плотник уползает прочь.

– А что с этим будем делать, с Господином?

– Надо гнать его отсюда.

– А если он боярин?

– Тогда гнать нельзя, – заключила Хозяйка.

– Но Они расстроятся, если у дверей будет сидеть боярин.

– Расстроятся...

– Так что делать?

– Гнать его надо, – сказал Хозяйка. – Гнать отсюда.

– Гнать?

– Чтобы Они приехали, а его уже не было.

– А я думаю вот что: если он чинуша, так нам лучше ему про Них рассказать. Пусть он сам думает, что с ними делать.

– Предлагаешь Их сдать?

– Да.

– У Них много друзей. Их друзья тут потом все сожгут, а нас, – Хозяйка провела большим пальцем посередине шеи. – Эх, был бы мой муж тут... Надо мальчишек найти, узнать, чего он им сказал. Сходи еще поищи.

– Опять я?

– А кто? Кухарь готовит, Плотник спит, но он хотя бы кровать сделал, а ты что сегодня сделал, кроме как воды принес?

– За мальчишками ходил.

– Нашел?

– Не нашел.

– Вот и ищи.

– Пошел, – сказал Конюх и натянул ботинки.

Сергей прошёл к креслу, тяжело опустился:

- Мариш, я всё объясню...

- Объяснишь? - она горько усмехнулась. - Что именно? Как ты за моей спиной спустил все наши сбережения? Или как полгода дурил мне голову, что машина в ремонте?

- Послушай, это не просто так, - он подался вперёд. - У меня появилась возможность...

- Возможность? - Марина почти прошипела это слово. - Какая ещё возможность стоит нашего доверия?

Сергей потёр переносицу - жест, который появлялся у него в минуты особого волнения:

- Я встретил людей... Они предложили войти в перспективное дело... Криптовалюта сейчас...

- Господи, - простонала Марина, - только не говори, что ты связался с этими... этими... прощелыгами!

В комнате повисла тяжёлая тишина. За окном шумел дождь - такой же безрадостный, как мысли Марины. Три года они копили на эту машину. Мечтали о путешествиях, планировали маршруты. А теперь...

- Я всё продумал, - голос Сергея звучал глухо. - Через месяц вложения окупятся, и мы сможем купить машину в два раза лучше...

- Ты ничего не понимаешь, - Марина покачала головой. - Дело не в машине. Ты предал наше доверие. Наши мечты. Нас.

В их маленькой кухне, пропахшей утренним кофе, слова звучали особенно горько.

- Ты хоть понимаешь, что я чувствую себя полной дурой? - Марина нервно постукивала ложечкой по чашке. - Все эти месяцы я рассказывала девчонкам на работе про наши планы, про будущие поездки...

Сергей сидел, ссутулившись, над остывшим кофе:

- Знаешь, как осточертело быть вечным середнячком? Крутишься как белка в колесе, а толку? Петрович на работе уже второй джип меняет, а мы всё...

- При чём тут Петрович? - перебила Марина. - У него папаша-нефтяник, а ты...

- Вот именно! - Сергей стукнул ладонью по столу. - Я сам! Сам хочу чего-то добиться. Думаешь, легко видеть, как ты в магазине на ценники косишься?

Марина замолчала, закусив губу. Да, она действительно считала каждую копейку, но...

- Серёж, но почему вот так? Втихую? Будто мы чужие...

- Потому что ты бы не согласилась, - он невесело усмехнулся. - Скажи честно, поддержала бы мою идею с криптовалютой?

- Конечно, нет! Потому что это авантюра чистой воды! Эти твои новые "партнёры" - кто они вообще такие?

- Нормальные ребята, - Сергей оживился. - Головастые! У них уже есть успешные проекты...

- Какие проекты? - Марина чувствовала, как внутри всё холодеет. - Ты хоть проверял их?

Сергей замялся:

- Ну... Они показывали графики доходности...

- Господи, - простонала Марина, - да ты как ребёнок! Тебя развели как...

- Не смей! - рявкнул Сергей. - Не смей разговаривать со мной как с дурачком! Я всё просчитал!

- Что просчитал? Что?! - Марина почти кричала. - Как просадить последние деньги? Или как разрушить наше доверие?

В наступившей тишине было слышно, как капает вода из крана. Кап-кап-кап - словно отсчитывая секунды их рушащегося счастья.

***

Вечер выдался промозглым. В их квартире, обычно уютной, сейчас царила гнетущая тишина. Марина сидела в спальне, перебирая старые фотографии. Вот они с Сергеем у той самой машины - счастливые, строящие планы...

Тихий стук в дверь прервал её мысли.

- Можно? - Сергей неуверенно переминался на пороге.

Марина молча кивнула. Он присел на край кровати:

- Слушай... я тут подумал... может, еще можно всё вернуть? Машину, в смысле...

- А деньги? - Марина даже не подняла глаз от фотографий. - Небось уже отдал своим... прохиндеям?

Сергей сгорбился:

- Отдал... Но они обещали первую прибыль через неделю...

- Серёжа, - она впервые за день назвала его ласково, - неужели ты правда веришь в эту чушь? Ты же айтишник, умный вроде...

- Да какой я умный? - он горько усмехнулся. - Умный давно бы на Канарах прохлаждался. А я... так, мелкая сошка.

Марина отложила фотографии:

- Знаешь, что меня больше всего ранит? Не машина. Не деньги даже. А то, что ты всё решил один. Будто я... чужая.

- Струсил я, - признался Сергей после долгой паузы. - Думал, ты засмеёшь. Или отговаривать начнёшь...

- А теперь что думаешь?

- Теперь? - он невесело хмыкнул. - Думаю, что дурак набитый. Повёлся как пацан на красивые обещалки.

В комнате повисла тишина. За окном мигал фонарь, отбрасывая причудливые тени.

- Мариш, - голос Сергея дрогнул, - я всё исправлю. Клянусь. Возьму подработку, продам ноутбук...

- Подработку? - она впервые посмотрела ему в глаза. - А как же твой великий бизнес-план?

Сергей опустил голову:

- К чёрту план. Я... я сегодня весь день думал. Ты права - я их даже не проверил толком. Просто... так захотелось поверить...

***

На рассвете их кухня выглядела особенно уютно. Марина заварила кофе - впервые за эти дни они снова завтракали вместе.

- Звонил этим... партнёрам, - Сергей размешивал сахар, не поднимая глаз. - Телефоны уже не отвечают.

- Я так и знала, - Марина вздохнула, но без злости. - И что теперь?

- Написал заявление в полицию. Толку, конечно... - он помолчал. - Знаешь, я тут ночью сидел, калькулировал. Если брать два проекта на фрилансе, можно за полгода...

- За полгода что?

- Новую машину купить. Похуже, конечно, но...

Марина неожиданно рассмеялась:

- Господи, Серёж, ты неисправим! Опять всё один решил?

Он смутился:

- Да нет, я просто... прикидывал варианты.

- А давай вместе прикинем? - она придвинула свой стул ближе. - У меня, между прочим, тоже есть идеи.

- Какие? - он впервые за эти дни по-настоящему улыбнулся.

- Помнишь, мне предлагали вести курсы в вечерней школе? Это плюс твой фриланс... - Марина достала блокнот. - Давай посчитаем?

Они склонились над листком бумаги, и что-то неуловимо изменилось в воздухе. Словно треснула, начала таять стена отчуждения.

- Слушай, а может, оно и к лучшему? - вдруг сказала Марина. - Ну, что всё так вышло...

- В смысле? - удивился Сергей.

- Ну, ты хотел что-то доказать, да? А теперь мы вместе будем доказывать. Только по-настоящему, без этих... прохиндеев.

Сергей взял её за руку:

- Прости меня. Я такого дров наломал...

- Я тоже хороша, - она сжала его пальцы. - Может, надо было раньше замечать, как тебе тошно быть "середнячком"...

За окном занимался новый день. Солнце медленно ползло по стене, а они всё сидели над своими расчётами, строя планы - теперь уже общие.

• — Я прощаю тебя, ради них — прошептала она, глядя на обнявшихся брата и сестру

• ЕЩЁ

Родители Георгия были обычными советскими инженерами и верили в образование и науку, а также в то, что их сын выучится на инженера и продолжит династию. Так и случилось.

Когда Георгий был маленьким, он с родителями ездил к бабушке Айне в небольшое, затерянное в тайге село неподалеку от Иркутска. Бабушка его со стороны отца была очень стара и имела в своем роду бурятские корни. Это она первой заметила у малыша двойной сосок на груди и родинки на бедре, образующие собой нечто вроде тетраэдра. Узнав же от матери Георгия, что еще в роддоме малышу сделали операцию на ноге, разделив три сросшихся пальца, осмотрев цепочки шрамов между крошечными пальчиками, старуха покачала головой и объявила родителям, что их сын будет принадлежать не себе, а духам.

Родители не только не поверили бабке, но и пресекли всякие разговоры об этом, заявив, что если ещё хоть раз услышат эту “чушь”, больше привозить обожаемого единственного внука к деревенской родне не будут, дабы не поощрять “мракобесие и отсталость”. Обещание не говорить с внуком на эту тему было дано, и вплоть до смерти бабушки через 8 лет, Георгий проводил в селе каждое своё лето. В своё последнее, как потом выяснилось, лето, перед смертью, старушка сделалась задумчивой и тревожной и однажды, прихватив внука, отправилась с ним в гости в соседнюю деревню. Деревней это место назвать было сложно-пара домов в глухой тайге, куда они смогли добраться по плохой лесной дороге, предварительно договорившись с местным мужиком, что он увезет их на запряженной в телегу лошади в один день и вернется за ними на следующий. Оставаться в той деревне на ночь мужик категорически отказался.

Приехав в деревню, они ещё издали увидели стоящего на крыльце высокого старика, одетого в жилет из меха какого-то животного, несмотря на летнюю жару и высокие сапоги из дубленой кожи с загнутыми носками. В руках у старика была сучковатая палка с навершием в виде черепа с вставленными белыми зубами, похожими на настоящие.

Бабушка с Георгием приблизилась к крыльцу и старики церемонно раскланялись. Старик жестом подозвал к себе возницу и сказал:

– Завтра чтоб спозаранку приехал, пока заря не погаснет. Да лошади своей овес три дня не давай, не то сдохнет. Езжай!

Мужик торопливо развернул телегу и погнал со всей возможной скоростью лошадь, стараясь не оглядываться.

Георгия и бабушку пригласили в избу. В избе было много интересных необычных вещей, мальчик принялся разглядывать их, не забывая прислушиваться к разговору взрослых. Разговоры были непонятные, но интересные.

– Привезла все ж…-сказал старик,‐-Значит пришел мой черед…

– Как же не привезти было-бабка моя Унуша мне который день снилась,-отвечала Айна почти шепотом,--Ты же сам знаешь-и тебе не уйти, пока не передашь, замаешься, и ему жизни не будет, а то и вовсе духи обидятся, да и заберут малышом. Родители то его запретили, да и не верят, а только сын мой благодаря тебе только и жив тогда остался, после проруби той, а остальные неверующие все в тот же день и перемерли, хотя он про это сейчас и говорит, что спасла, мол, наука, пенициллины какие то, а только остальным эти пенициллины не помогли почему то.

– Ладно, готовить будем, в баню сходим, а уж ночью и сделаем,- сказал старик.

–Ты Гошенька иди, погуляй пока,-ласково сказала бабушка.--Мы ведь до утра тут, вечером поужинаем да в баньку сходим, а утром уж ехать. Иди, там в сарае коза недавно окотилась-козляток погляди.

Георгия дважды просить не пришлось и он убежал смотреть на малышей. Дальнейший день и вечер ничем не отличался для него от вечера в деревне с бабушкой. Старики хлопотали об ужине, ловили черного петуха, как предположил мальчик, на суп, топили баню и убирались в избе.

Ужинали они однако, вопреки ожиданиям мальчика, вареной картошкой и судьба петуха так и осталась для него неизвестной. Потом бабушка с внуком ходили в баню, где ребенок вымылся в огромной лохани и надел новую чистую рубашку, вышитую силуэтами людей и зверей. Рубашка так Георгию понравилась, что он спросил навсегда ли эта вещь останется у него, на что бабушка сказала, что останется, но от родителей это надо хранить в секрете, иначе они ее заберут, сказав, что она слишком “простонародная и деревенская”. Позже они договорились, что бабушка рубашку спрячет в сундук, а когда мальчик будет приезжать на лето, то будет надевать эту красивую вещь пока нет родителей.

Вернувшись в избу, мальчик увидел на  полу какие то нарисованные красным цветом знаки, однако удивиться и рассмотреть их он не успел, потому что старик дал ему чашку с пахнущей пряностями темной водой, после чего все предметы закружились вокруг Георгия и пропали, он заснул, и во сне все шел и шел по направлению к горящему костру, дошел только под утро, вошел в костер и сгорел.

На рассвете Георгия разбудила бабушка. Во дворе уже раздавалось тихое ржание лошади. Занималась заря. В доме было тихо. Провожать их никто не вышел. Возница, помог бабушке с внуком сесть на телегу и стал так погонять лошадь, как будто боялся, что за ними кто-то погонится. Мальчик спросил, почему бабушкин знакомец не вышел их проводить или с ними попрощаться, на что мужик, как-то странно посмотрев на мальчика, сказал, что старик со всеми уже попрощался. Больше вопросов задавать Георгию почему-то не хотелось. Вернувшись в деревню, они спрятали красивую рубашку в сундук и вскоре мальчик забыл об этом. Потому что в это лето неожиданно раньше обычного приехали родители, увезли его в город чтобы ехать на море, а потом нужно было собираться в школу, а немного позже, осенью, пришла телеграмма о смерти бабушки.

Продолжение следует.

А Вите почему-то было стыдно. Он не любил, когда забегали родители. Точнее, любил, когда был совсем маленьким. Только приносили эти визиты слёз больше, чем радости. Лишь заберёшься на коленки к маме, начнёшь трогать её мягкие волосы, накручивать на палец — и всё. Сеанс окончен, играть некогда. Он вцеплялся, кричал, молил, прятал ботинки, но… Они всегда убегали. Бабушка говорила, что когда-то дочь её такой не была, деньги вскружили голову, да муж, старше на пятнадцать лет, вкладывал новые понятия.

При чём тут «старше» и «понятия», мальчик не очень понимал. Зато рано усвоил, что ждать многого от родителей не стоит. Они не для него. Для него — бабушка.

Как только Витька родился, Антонина Петровна, не старая ещё женщина, ушла с разваливающегося завода и устроилась нянечкой в детский сад. Во-первых, ей разрешили брать младенца с собой на работу. Во-вторых, руководство закрывало глаза на то, что персонал доедает лишние порции и выносит оставшееся молоко да прочие продукты. Зарплату всё равно месяцами не платили. Страну ломало.

Но жить было можно. Главное, приноровиться.

Витя так вообще осознал, в какой нищете он рос, сильно позже. С бабушкой было хорошо. Особенно до школы. Они вместе ходили на «работу» в первую смену. Там было много игрушек, друзья, котлетки и манная каша. Даже первая любовь: Настя-копуша. Пухлая девочка, которая больше всего любила сидеть на месте и играть в куклы.

После обеда в саду мальчик шёл спать, а бабушка — заниматься огородом. С другими воспитателями и нянечками она выращивала овощи прямо на территории сада. Ей с внуком урожая хватало до весны.

К тому моменту, как ребёнок просыпался, Антонина Петровна освобождалась, и они вместе шли домой, собирая площадки, лужи, длинные палки, жёлуди, дворовых котов и прочее интересное. Бабушка никогда не ругалась на Витькину любознательность и порчу одежды. Пацаны во дворе мальчику даже завидовали.

Дома ждали дела: полить зелень (витамины!) на окне, приготовить ужин, пришить пуговицу, вымыть пол, накормить Барсика и почистить его лоток. Всё делали вместе под рассказы Антонины Петровны, иногда под мультики. А вечером наступало время чтения: мальчик выбирал книгу, обычно ту, где побольше картинок; ложился на диван, и бабушка начинала играть, именно играть, как актриса. С выражением, меняя голоса, — заслушаешься. К школе Витя знал наизусть «Руслана и Людмилу», «Федорино горе» и ещё десяток стихов покороче.

Вообще, в школе мало что изменилось. Только часть времени на домашние дела теперь уходила на уроки. И сад, и школу мальчик любил.

Но больше всего он любил Новый год.

К празднику начинали готовиться заранее. Рисовали на зеркалах снежинки зубной пастой, развешивали самодельные бумажные фонарики и гирлянды. Антонина Петровна приносила в дом ароматные еловые ветви, собранные с пола на ёлочных базарах. Их в первую ночь ставили в горячую воду, и дом наполнялся волшебным ароматом. Затем «ёлку» перемещали в ведро и обматывали его мишурой. Под ветки ставили ещё прабабкиного Деда Мороза и клали подарки от родителей. Обычно они завозили их за несколько дней до праздника, а потом улетали отдыхать.

В день перед Новым годом Витька с бабушкой раскладывали стол, застилали его самой красивой скатертью. Антонина Петровна наказывала внуку достать из шкафа и помыть праздничный фарфор, а сама шла готовить свой фирменный оливье. Горячие блюда могли меняться: курица на соли, жареные караси, просто жареная картошка на сале с грибами, котлеты. А вот салат всегда был тот же самый. Витька его обожал. Как и пирожные: печенье, намазанное маслом и душистым черносмородиновым вареньем.

В тот Новый год оливье тоже был на столе. Бабушка с внуком не спеша ели салат, пили компот и смотрели телевизор. Вдруг раздался звонок в дверь. На пороге были родители.

Витька почувствовал неладное.

Принесли мандарины, бутылку шампанского, ребёнку — джинсы, спортивный костюм и кроссовки Adidas. Оригинальные, не фуфло какое-нибудь. Мол, давай, Виктор, иди переодевайся в нормальную одежду, а мы пока с бабушкой перетрём.

Ни до, ни после мальчик не слышал, чтобы Антонина Петровна повышала голос, тем более, ругалась.

— Куда вы его от меня заберёте? В какую Москву? Вам на сына плевать восемь лет было, а сейчас, конечно, уже взрослый, пелёнки засранные стирать не надо, можно и в родителей поиграть! Да засунь ты эти деньги себе в…

Витька так и замер с одной ногой в штанине. Он не хотел ехать с чужими, по сути, людьми. Вбежал, заорал, что без бабушки — никуда. Получил подзатыльник. Отец сгрёб его, утащил в машину.

Антонина Петровна умерла через две недели в больнице. Инфаркт.

А Виктор Павлович больше никогда не пробовал тот самый оливье. Хоть за свою жизнь съел тонну этого салата. С колбасой варёной и копчёной, с крабовыми палочками и крабовыми шейками, с мясом, курицей, рябчиками, консервами. Не то. Даже близко. У бабушкиного салата был какой-то особый, довольно сильный и необычный вкус. Один раз он спросил у мамы, не знает ли она рецепта своей матери? Та лишь рассмеялась и ехидно сказала, что они не нищеброды: могут позволить себе нормальный, а не кошачий оливье. При чём здесь кошки?

***

Сейчас Виктору тридцать шесть. И он уже даже не пытается искать новые рецепты. Смирился с мыслью, что особый вкус блюду придавало счастливое детство.

На этой неделе мужчина раздражён. Новый год близится, девочки-эйчары настаивают, чтобы Виктор Павлович, как генеральный директор, судействовал на корпоративе на конкурсе оливье. Вот этого ещё для счастья не хватало. Но положение обязывает периодически принимать участие во всей этой мишуре.

Предновогодняя вечеринка проходила за городом в пафосном отеле. Двадцать восьмого декабря каждый отдел, а их было семь плюс один стажёрский, выставил салаты. С чёрной икрой, крабами и прочей экзотикой. Приз был неплохим: три дня дополнительного отпуска и по десять тысяч каждому. Так что народ старался.

Пробовать салаты можно было всем, но членам комиссии обязательно. Виктор Павлович с натянутой улыбкой ходил от стола к столу, хвалил блюда. Многие дорогие салаты уже заканчивались — люди любят вкусно поесть, особенно под шампанское. Вдруг краем уха Виктор услышал издевательски-вежливое: «Ой, как интересно! А я думала, ей только кошек кормят».

На столе двух девочек-стажёров оливье был почти не тронут. В душе директора зашевелилась надежда. Сероватая непривлекательная масса пахла чем-то знакомым.

Это был он.

Ливерная колбаса, самая дешёвая, какую можно было найти, придавала характерный вкус. Всё остальное было стандартным: картофель, морковь, горошек, яйцо, огурцы, майонез.

Просто ливерная колбаса. Весь секрет.

— Спасибо.

Больше Виктор Павлович не мог сказать ничего. Стоял и улыбался.

После награждения победителя, салата от дизайнеров в форме символа наступающего года по старинному рецепту, генеральный директор взял слово.

— А сейчас будет приз лично от меня. Но перед этим хочу напомнить простую истину: не всегда хорошо значит дорого. Есть вещи, которые за деньги не купишь. Это эмоции, воспоминания, любовь. И сегодня один оливье пробудил во мне очень личные воспоминания. О моей почившей бабушке. В рецепте этого салата нет дорогих продуктов, он простой и экономный, однако его вкус перенёс меня в детство, в тёплую бабушкину квартиру. Спасибо, девочки! Видите, не только кошки едят ливер.

Виктор внимательно посмотрел на стажёрок. Дешёвые платья, много косметики. Типичные студентки, довольно умные, кстати, подрабатывающие у него за двадцатку в месяц.

— Потому я решил, во-первых, выкупить ваш салат, а также наградить вас особыми призами. Каждой будет выписана премия в размере пятидесяти тысяч рублей. Ещё раз спасибо за путешествие во времени.

В зале зашептались. Но генеральному директору было всё равно.

Пожалуй, этот Новый год будет лучшим во взрослой жизни Виктора Павловича. Главное, успеть закупиться ливерной колбасой перед праздником. Теперь уж он рецепт не забудет.

Автор: Мария Ращукина
Оригинальная публикация ВК

Кот понял, что придется заняться цивилизованием своего…

"А кто он собственно мне?" - вдруг спросил Кот сам себя. – "Живем мы в одной избе. И я. И Дед. И Домовой. Нет, я их, безусловно, очень уважаю, и понимаю, и где-то в глубине души даже люблю! Но я-то настоящий. А они, как ни крути, сказочные. Вот".

Придя к такому глубокомысленному выводу, Кот несколько загордился.

Домовой посмотрел на замолчавшего Кота. Ему это молчание сильно не понравилось. Было уже! Как начинает глазами сверкать, хвост и морду задирать – жди беды. Что-то обдумывает. А после его придумок в избе потом все перевернуто.

"А убираться кому?" – сердито подумал Домовой. – "Явно не деду. А этому я и сам не доверю".

Он хотел уже слинять в подпол от греха подальше, но не успел.

- Темный ты! – заявил Кот, - а еще мне про Гугл втирал. Ёлка в лесу – это не то. Ёлка это символ.

Кот как прошлый раз достал ноутбук, включил и повернул к Домовому.

- Вот смотри сам!

"Как правило, ель символизирует вечную жизнь, надежду и обновление. Этот символизм коренится в том, что вечнозеленые деревья, такие как пихты, сохраняют свою зелень в течение всего года. Это делает ель прекрасным символом вечной жизни, поскольку она напоминает нам, что жизнь продолжается даже в самые темные времена".

- Ну и что? А то я не знал. Иди на улицу и обнимайся хоть с каждой. Там столько символов, что до весны не управишься.

Кот мысленно почесал в затылке. Дело оказалось труднее, чем он думал. Он снова притянул к себе гаджет. Листал фотки, сделанные людьми в прошлые годы, вздыхал так душераздирающе, что Домовой поневоле заинтересовался.

- И чего ты тут страдаешь?

Кот повернул к нему монитор с одной особенно удачной фотографией.

На ней была комната. В углу стояла украшенная ёлочка, на которой сверкали яркие разноцветные шарики, горели фонарики. На переднем плане красовался обильно накрытый стол. Мясные нарезки чередовались на нем с салатами и бутылками. В центре стояла ваза с мандаринами.

- Вот. Люди праздновать собрались. Ёлочку украсили. Стол организовали. А мы – нет! – трагичность голоса у Кота зашкаливала. – У Деда самая работа под Новый Год. И придет он снова уставший. А его никто не встречает. Никто ему ничего не дарит. И ничем не угощает! Разве это справедливо???

Домовой принялся теребить бороду. В чем-то Кот, конечно, прав. Подарков Деду Морозу и в самом деле не дарят. Если не считать песенок, которые выдают на-гора дети разных возрастов и степеней опьянения.

Кот замер, чтобы не столкнуть Домового с настроя. Он выключил ноутбук и убрал его подальше.

- А чем украшать-то ее будем? – спросил Домовой.

- Кого? – изобразил дурочка Кот.

-Ну, ёлочку. Шариков у нас нет. Не из снега же их лепить. Вату всю дед извел. Я новую заказал, но будет только во второй половине января. Сейчас ничего не работает. И огоньков у нас нет. Только свечи.

- Свечи, это огнеопасно, - мурлыкнул Кот.

Домовой пригорюнился. Идея Кота его захватила. Он соображал и сам же отметал варианты украшения елки. Синиц позвать? Они так украсят избу, что потом и не отмоешь!

- Вообще-то ты прав, - вкрадчиво запел Кот, - елок у нас и в лесу хватает, как символ можно веточку на стол положить, пару свечей вон в подсвечнике зажечь. И красиво и безопасно. На стол поставить между блюдами с угощением. Дед придет уставший, а мы его поздравим! Хором!

Домовой вдохновился этой идеей.

Они передвинули стол в центр избы. Кот выкинул в печь остатки писем, которые пришли слишком поздно.

- Ну, я за веточкой, а ты придумай, чем Деда угощать будем! – быстро сказал Кот и смылся.

Теперь главное было Домовому не мешать. Кот сломал на ближайшей ели ветку и приник к окну снаружи. В избе что-то сверкало, шипело, скворчало. Кот облизнулся.

Наконец, все стихло и замолкло. Кот взял в зубы символ жизни и торжественно вступил внутрь. Челюсть у него отпала, веточка, соответственно, выпала на пол.

Стол ломился от блюд. На них чего только не было! Большой фаршированный осетр. Блины с икрой. Языки заливные. Яблоки моченые. Пироги с ягодами.

- Ну, как? – с нетерпением спросил Домовой.

- Класс! – Кот показал Домовому большой палец. Потом несколько снизил градус восхищения и добавил, - наверно, вкусно.

- Что значит, "наверно"? – завелся Домовой.

Кот поднял веточку, положил ее на стол, стараясь, чтобы слюна капала не слишком явно.

- Ну, я же не пробовал…, - осторожно сказал он. – Вот Дед вернется, тогда мы вместе и поедим.

Домовому захотелось немедленно признания своих талантов.

- А ты немножко отломи, с краешку, - предложил он.

- Ну, если ты настаиваешь…, - вздохнул Кот.

***

- Давай еще раз прорепппетирруеммм, - икнул Кот, глядя, как Домовой тянется к братине со сбитнем.

- Давай… - с новымммм гггоддоомммм, Дедшка Мароззззз!!! – провозгласил Домовой, хлебнул и отключился.

***

Усталый Дед Мороз вернулся через сутки. Земля вертится. Часовых поясов много. Поздравить нужно тоже многих.

Он открыл дверь. Домовой храпел на полу, привалившись головой к свернувшемуся клубком Коту, который нежно обнимал еловую ветку.

Догоревшие свечи заляпали воском канделябр. На столе громоздились полу съеденные кушанья.

Дед окинул взглядом избу и покачал головой.

Кот приоткрыл один глаз.

- Сновымгодомдедшка, - выдавил он и захрапел.

Дед вздохнул, переложил помощников на печь и начал наводить порядок.