Через полчаса Настя терпеливо дождалась, когда Алёна вернётся, принесёт пакеты и опять выйдет — на этот раз выбрасывать мусор. Воспользовавшись минутной передышкой, Настя оперативно поставила свой смартфон с включённым диктофоном на полочку над кухонным шкафом, прикрыв какой-то кастрюлей. Телефон был в беззвучном режиме, так что никто бы и не догадался…
— Ну всё, — сказала она вполголоса Кириллу, который стоял с безнадёжным видом в коридоре. — Я ухожу якобы в магазин за молоком. Посмотрим, о чём тут Алёночка поговорит без меня.
Муж кивнул и слегка криво улыбнулся:
— Ладно… буду делать вид, что пошёл в душ. Хоть бы ничего не случилось.
Сердце у Насти стучало как бешеное, когда она вышла из квартиры. Подумалось: «А вдруг ничего не обнаружим? Может, правда я уже докатилась до паранойи?» Но шаг был сделан.
Она погуляла минут двадцать по улице, зашла в небольшой маркет купить молоко для вида, при этом чувствуя себя, как в каком-то дешевом шпионском триллере.
Возвращалась неспеша, готовая к любому результату. У подъезда встретила Кирилла: он сказал, что на пару минут отлучился в ближайший ларёк купить воды. В общем, всё шло как обычно, но с тем отличием, что оба они теперь были как на иголках.
Когда Настя тихо вошла на кухню, Алёна сидела там с Петькой на коленях, ласково напевая: — Петюньчик мой любимый, сейчас мамочка придёт… ну как мамочка, то есть хозяйка наша, да… но я тоже ничего так, правда?
Услышав Настю, Алёна быстро оборвала свой бормотливо-песенный тон. Настя лишь бросила через плечо:
— Сейчас я кое-что на компе посмотрю, потом с вами побуду.
По виду няни невозможно было сказать, что она чем-то обеспокоена. Та же лучезарная улыбка, тот же расслабленный вид. Но Настя, обжигаясь внутренним напряжением, чувствовала: «Ну, посмотрим, что у меня в записи».
Едва выпроводив Алёну с детьми в коридор («Пойдёмте носочки потеплее наденем!»), Настя схватила телефон с полочки, села у себя в спальне и поставила диктофон на воспроизведение. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет.
Первое время — бытовые шумы: звук открывающегося холодильника, возня со шкафчиками. Потом раздался голос Алёны: — Кир, а Настёна уже ушла? Ответа Кирилла не было слышно, видимо, он молчал или кивал. — Ну, тогда смотри, — продолжила Алёна, — я тут нашла у неё косметичку, вроде бы неплохую… да ну, не буду я её брать. Хотя, честно говоря, мне нравится оттенок этих румян… Но ладно, пусть расслабится. (Взволнованный смешок.) Не, ну правда, мне кажется, она подозревает.
Пауза, потом голос всё-таки Кирилла: — Да ничего она не подозревает толком. Она просто устаёт. — Думаешь? Ну а вдруг она за мной следит. Она вообще какая-то встрёпанная. Но я скоро закончу. Пару месяцев, и всё, уеду… уеду к своим. — Алёна выдохнула громко, будто сняла невидимый груз. — Кир, а ты знаешь, мне вообще-то твоя компания нравится, — добавила она уже полушёпотом. — Ты классный.
На записи послышался тихий вздох Кирилла, будто он отстранился или смутился. Настя прикусила губу: «Боже мой, она реально к нему подкатывает?..» Потом было невнятное шуршание, как будто кто-то перебирал вещи на полках.
Наконец, Алёна снова заговорила: — Слушай, не смотри так. Я же не собираюсь разрушать вашу семью. Просто… просто дорабатываю тут, да и всё. Мне нужно уладить кое-какие долги. Кир, если что, я всегда на связи, — звякнул смех. — Ладно, пойду Петьку проверю.
И тут запись словно прервалась шумом шагов, потом тишина. Но уже этих фраз хватило Насте с лихвой — ей словно в лицо швырнули ведро холодной воды. «Так и знала… да у неё вообще какой-то план, она таскает по мелочи и подлизывается к мужу.»
Она сидела, ошалев от услышанного. Чёрт возьми, никаких «кокосовых вод» — это всё отговорки. «Пару месяцев и всё…» Значит, она рассчитывала пожить за их счёт и свалить? Но что конкретно? Если уж исчезли цепочка и сумка, то дальше, может, и деньги бы утащила?
Сжав телефон в руке, Настя понимала, что дальше медлить нельзя. Нужно всё вывести на чистую воду. Даже если Кирилл не особо рад конфликту, улики налицо.
В ту же секунду она услышала, как Алёна снова болтает с детьми в гостиной, а Кирилл ушёл в ванную. Даша весело хохотала: «Алёнка, а ты правда уедешь? Куда? Возьми меня с собой!» — и Алёна заливалась смехом: «Хи-хи, деточка, тебе лучше остаться с мамой».
Настя глубоко вдохнула, вытерла пот со лба. «Всё, пора», — промелькнуло в голове. Кульминационный момент настал — с этими словами и будет ясна истинная натура их «незаменимой» няни.
Настя вышла из спальни, прижимая к груди телефон с записью, словно щит. Ноги подкашивались, но она знала: отступать уже некуда. Услышать такое — и промолчать? Нет, спасибо.
Она пересекла коридор и увидела в гостиной типичную для последних дней картину: Алёна обнимала Петю, на полу рядом валялись кубики, а Даша размахивала рисунками, радостно хихикая. Всё бы ничего, если бы Настя не чувствовала, что эта «заботливая атмосфера» — лишь дымовая завеса.
— Алёна, — Настя заговорила ровно, но её голос слегка дрожал. — Нам надо поговорить. Серьёзно.
Няня приподняла брови, всё ещё обнимая малыша:
— Ух ты, как официально. Ну, конечно, давай. Дашенька, Петька, вы пока поскладывайте кубики, ладно? Мама с Алёной поболтают.
Дети нехотя отползли, переключаясь на кубики. Кирилл как раз вышел из ванной, вытирая шею полотенцем, и, видимо, почувствовал, что запахло жареным. Он сделал пару шагов вперёд, остановился. Казалось, разрывался между желанием спрятаться в своей комнате и необходимостью поддержать жену.
— Ребят, а может, я Дашу и Петю в детскую уведу? — предложил он дрогнувшим голосом.
— Да, уведите их, Кир, — кивнула Настя. — Потому что разговор «не для чужих ушей». Идите-идите.
Пока Кирилл увёл ребятишек, Алёна нетерпеливо пощёлкала ногтями по шкафу:
— О чём речь-то? Настюш, ты чего такая напряжённая?
Настя сделала глубокий вдох:
— О том, что пропала моя сумка. До этого пропали кое-какие вещи… А ещё насчёт чеков, которые, прости, не сходятся с реальной едой в нашем холодильнике. И о цепочке. И ещё… — Она стиснула зубы. — Я прослушала твою сегодняшнюю беседу.
— Чего-о?! — Алёна вздрогнула, губы её чуть дёрнулись. — Что значит «прослушала»?
— То и значит, — Настя старалась сохранять твёрдый тон, хотя внутри всё трясло. — Я включила на кухне диктофон. И слышала, как ты рылась в моих шкафах и говорила про «пару месяцев» и «долги», что ты «здесь дорабатываешь». И что тебе «нравится Кирилл». Хочешь, включу запись?
На миг в глазах няни отразился испуг, но почти сразу она скрестила руки на груди, прикрыла губы презрительной ухмылкой:
— Ой, да ладно, какая запись, прифигела совсем? Настя, ну ты даёшь… Вторжение в мою личную жизнь! Да я пожалуюсь, знаешь куда? В трудовую инспекцию! Или полицию — за шпионаж. Это ж незаконно, подслушивать, понимаешь?!
— Незаконно?! — её голос сорвался на высокие ноты. — А воровать, по-твоему, законно? Чужие вещи таскать, причём явно не только у нас. Да я сейчас же полицию вызову, давай, посмотрим, у кого проблем больше будет. Где моя сумка, Алёна?!
Няня бросила взгляд в сторону коридора, будто ища выход или подсознательно надеясь, что Кирилл вступится. Потом резко выдохнула:
— Да нет никакой твоей сумки у меня… Может, сама куда засунула, — фыркнула с вызовом. — Цепочку тоже, наверное, потеряла, а на меня киваешь. У людей бывает, знаешь ли, склероз.
В душе Насти кипела такая злоба, что казалось, сейчас кинется на эту «милую девочку». Но она вспомнила про детей. Вряд ли стоит при них превращать гостиную в поле боя. С трудом сжав кулаки, она процедила:
— Ладно. Тогда придётся вызвать полицию. И они найдут, где ты всё это хранишь, уверена. Может, в твоей сумке? Или под матрасом?
Алёна, побелев, дрогнула ресницами:
— Ты не посмеешь. Нет у тебя улик… Только диктофонные записи. Да и то, небось, ничего там нет, кроме бытовухи.
— Думаешь, нет? — у Насти пересохло во рту. — Там достаточно, чтобы ты объяснила, кто тебе «нравится» и зачем ты лезешь в чужие шкафы. И потом, у нас ведь куча чеков на продукты, которых в доме нет. Как думаешь, копы сообразят, что ты их покупала «за наш счёт» и куда-то увозила?
В этот момент в гостиную тихонько вошёл Кирилл, за ним выглядывала испуганная Даша. Очевидно, ребятня слышала, как взрослые повышают голос, и дочь встревожилась.
— Пап, а почему мама кричит? — прошептала Даша, моргая. — Вы ссоритесь? Алёнка плохая?
Кирилл наклонился к ней, погладил по голове:
— Дашуль, иди в свою комнату ещё на пять минут, ладно? Потом всё объясним.
Услышав про «плохую Алёнку», няня едва удержалась, чтобы не взорваться. Она резко обернулась к Кириллу:
— Кир, ну скажи хоть ты! Скажи, что это полный бред, что… Они все с ума посходили?
— Алёна… Я слышал часть записи. И я видел, как Настя мучается… Я… я очень надеялся, что это всё недоразумение. Но сумка, цепочка… это ведь не просто так пропало. — Он вздохнул, будто сдаваясь. — Прости, но я тоже хочу знать, где они. И вообще, что происходит.
Поняв, что поддержки не будет, Алёна вскинула подбородок:
— Ясно… Вы тут все сговорились. Отлично. По-хорошему у меня не получается, да? Что ж… — Она шумно сглотнула, видно было, что внутри бурлит страх и злость. — Слышите, я не хочу ваши драгоценности! Сумка мне не нужна, цепочка тоже. У меня, может, долги, но не такие, чтоб с нуля воровать всякую ерунду…
Возможно, я переборщила с этими закупками… может, я часть продуктов отвозила домой… Но я и вправду уезжала к отцу — папе, то бишь, хотела ему помогать. Думаете, легко жить, когда у тебя долги, а работы нормальной нет?..
— А может, расскажешь, почему ты то говоришь, что у тебя нет родителей, то папа внезапно нарисовался? — тихо спросила Настя, пытаясь удержать истерику.
— А потому что не люблю я про это болтать! Это моя личная жизнь, поняла?! Я вообще… — Она вдруг осеклась, взгляд метнулся к двери. — Да, всё, короче, понятно с вами. Я ухожу. Полиция, говорите? Ну, зовите, если хотите. Только у меня нет при себе ваших вещичек. Сумку, может, кто из гостей стащил…
— Гостей у нас не было, — холодно бросила Настя. — Весь месяц только ты. Значит, ты.
На минуту в гостиной повисла тяжёлая тишина. Кирилл выглядел измученным, как будто провёл сотню раундов бокса. Алёна закусила губу, отвернулась, потом резким движением сорвала с кухонного стула свою куртку:
— Ладно. Я ухожу сейчас же. Хотите в полицию — идите. Только учтите, у меня тоже есть кое-что рассказать. Например, о том, что вы нарушаете права работника: официально не оформляли меня. И запись, кстати, незаконная. Думаете, куда это всё катится?
Настя, кипя от негодования, лишь выдавила:
— Уж как-нибудь разберёмся. Главное, чтоб ты больше в нашем доме не появлялась.
— Чёртова истеричка… — тихо вырвалось у Алёны. Но она быстро сменила маску и обернулась к коридору: — Дашуль, Петенька, простите, я ухожу. Вы были такими классными детками…
Дети не выбежали — то ли Кирилл удержал их, то ли сами чувствовали что-то неладное. Алёна бочком протиснулась к выходу, на ходу одевая куртку, громко хлопнула дверью, и в квартире воцарилась какая-то хмурая пустота.
Настя опустилась на стул. Сил не было даже злиться. Где-то внутри ревело: «А где моя сумка? А цепочка?» Но она понимала: скорее всего, Алёна давно вынесла их «невзначай» и сдала, может быть, в ломбард, а может, собиралась продать знакомым.
Полиция… Что ж, теоретически можно заявить о краже, но было бы куча бумажной волокиты, и никто не гарантирует, что их вещи вернутся. Кирилл молча подошёл к жене, погладил по плечу:
— Прости. Я действительно зашорился. Надо было тебя слушать с самого начала.
— Да уж… — Настя горько улыбнулась. — Твоего «прости» сейчас маловато. Но всё равно спасибо, что не стал защищать эту «бедную» девушку.
— Просто я… — Кирилл запнулся. — Да. Я дурак.
Настя криво усмехнулась, накрыв его ладонь своей:
— Ну, может, не совсем. Дети, конечно, будут переживать, но лучше так, чем дальше обманываться.
За дверью всё ещё доносились отголоски шагов — Алёна, видимо, быстро сбегала по лестнице, чтобы не пересекаться больше ни с кем из соседей. Настя вдруг вспомнила, как та ушла в свою первую неделю работы — весёлая, лёгкая, вытирала детские ручонки и уверенно переставляла мебель. А теперь… теперь осталась только эта пустая тишина.
— Мама, — робко протянула Даша, появляясь из коридора, — а Алёнка что, не вернётся? Она сказала, что уходит.
Настя глубоко вздохнула, устало улыбнулась дочери:
— Нет, Дашуль, не вернётся. К сожалению, так получилось. А мы с тобой вместе будем теперь супчик варить, ладно?
— Ну ладно… Но я скучать буду. Она была хорошая… вроде…
— Да, мне тоже жаль, что так вышло, — призналась Настя, чувствуя, как слёзы подступают к горлу. — Но иногда люди обманывают нас, даже если кажутся очень милыми. Зато у нас с тобой есть Петька и папа, да?
Кирилл обнял их обеих — его рука дрожала. Он, похоже, тоже с трудом понимал, как жить дальше после всего этого. Но другого пути не было. Они остались втроём с Петей, без няни и с горьким чувством потери. Потери не только вещей, но и доверия, между собой тоже.
— Надо ещё кое-что обсудить, — тихо сказала Настя мужу, потом посмотрела на Дашу: — Но это потом, попозже.
Девочка тихонько кивнула, принимая мамин ответ. Кирилл в знак согласия лишь негромко вздохнул: они оба осознавали, что им предстоит не один сложный разговор о доверии, о ревности, о том, как мало они общались, пока Алёна вклинивалась в их семью. А ещё о том, стоит ли им всё-таки идти в полицию.
Но, может, самым важным сейчас было просто остаться вместе и не взорваться от взаимных претензий. Молчали. Где-то позади маячила мысль: «Нужно же искать новую няню», но Настя, чёрт побери, не могла заставить себя сразу лезть в этот ад повторно. Первым делом — успокоить детей и себя, сделать урок из случившегося, и как-то жить дальше.
— Пошли на кухню, — предложил Кирилл. — Попьём чаю… без Алёны.
— Угу, — еле слышно произнесла Настя, и они втроём — с Дашей на руках, с Петей, которого позвали из детской, — направились туда, где в воздухе ещё витал запах недавней ссоры и обманчивой «заботы» чужого человека.
Так закончилась история с «чудесной» няней, оставив после себя больше вопросов, чем ответов. И самое главное из них: как доверять кому-то ещё, если жизнь так легко переворачивается в один момент?.. Но у семьи Насти и Кирилла теперь было время это понять — вместе.
С теплом и благодарностью! ❤️
