Творческая группа САМИЗДАТ

1983 год. СССР, Таджикистан.

Поездка по горной дороге на советском УАЗике, удовольствие для ценителей, а тем более, когда за бортом + 35. Из опций комфорта, выбор невелик: или горячий сквознячок из треугольной форточки, временами обильно сдобренный пылью, или, наоборот, относительно чистый воздух, но тогда в салоне постепенно становится невыносимо жарко. На этом фоне, тряска вообще не в счёт и даже полезна – задремать проблематично, а на местных трассах, любая потеря внимания равносильна гибели.

Из Зонга выехали рано утром, пока прохладу ещё не выжгло солнце. Самый пыльный участок до Ишкашима проехали с «ветерком», поднимая серые клубы и не открывая форточек. А уже после, на комендатуре, когда дорога стала ближе к Пянджу и температура перевалила за +30, водитель сделал «кондиционер», сняв верхние половины с передних дверок.

— Макс, — начальник обернулся к офицерам, сидящим на заднем кресле машины, — по приезде, сразу же необходимо в милиции и прокуратуре запросить разыскные материалы по делу о пропаже в 1969 году в Дарвазском районе девочки. Ты понял, о ком я. И ещё лучше, найти того сотрудника, кто отвечал за розыск. Загадочная история, да и семейка вся весьма интересная.

Колесников, схватившись за дужки передних спинок, нагнулся между ними к подполковнику:

— Сергей Васильевич, Вы заметили, что, когда я спросил вчера хозяина о причинах, почему местные опасаются ходить на крепостную гору, он как-то странно взглянул на свою дочь?

— Мне вообще показалось, что старик отвечал, постоянно оглядываясь на неё, словно боялся сболтнуть что-то лишнее, — подтвердил наблюдения коллеги, второй капитан. — Отец с дочкой, явно что-то скрывают про руины. Тем более, девка регулярно пасётся там рядом, у своего алтаря. И как бы интерес душманов к горе ни был связан с этим семейством. Потому что весь кишлак вчера гудел слухами и домыслами о происшествии. Всем было интересно, кого там пограничники ловили, а эти двое даже не заикнулись на указанную тему. Наоборот, стороной её обходили.

Сергей молчал. Действительно, капитан точно подметил необычное поведение обоих. С самого утра девушку не очень-то и волновало, что за стрельба случилась рядом с её кишлаком и чем пограничники весь день занимались на горе, словно она уже знала ответ.  Однозначно события позапрошлой ночи имеют какую-то связь с Аишей. Более того, как он выяснил у главы поселения, миф про обиталище Вайды и Вуйды в развалинах крепости, породили именно бехдины. И циркулировать байка начала, относительно недавно, по местным меркам, лет десять – пятнадцать назад, когда в ваханской общине огнепоклонников появился столь яркий адепт.

— А ещё знаете, что я понял? — капитан тоже наклонился поближе к переднему креслу. — Карим отказался от сана халифа, потому что его дочь перешла в иную веру. Для мусульман, да и вообще для любой религиозной общины, очень нехороший поступок. Причём сделала выбор неожиданно и будучи ребёнком. Однако отец особо этому и не препятствовал. Хотя мог. Да и остальные, как-то уж очень благосклонно к девушке отнеслись. Может, посчитали её окалас маджанин, так у суфиев – мусульманских мистиков, называли юродивых. Им всё позволено. А может, действительно, сюжет с тайным именем, основан на своеобразной обратной такийй. Шииты – исмаилиты, опасаясь расправы, напоказ могли принять иную веру, бывало, даже прилюдно проклинали исламского пророка. Но внутри-то оставались преданными Аллаху и своему имаму. А здесь, наоборот, тайное имя было скрытой привязкой к зороастризму, а для окружения они выступали благочестивыми мусульманами. Тогда слова мобеда, что носители имён Мельхиор и Малинур, были внутри огнепоклонниками, а внешне – исмаилитами, вполне могут соответствовать действительности. Плюс ко всему, древний кинжал Али, о котором Вы рассказывали. Он также передаётся из поколения в поколение и выкован из мельхиора, что, по-моему, тоже не случайно и служит своеобразным материальным символом преемственности веры.

— Тогда получается, что если отец передал сыну акинак, значит, Али сам зороастриец, а все его внешние исмаилитские радения, всего лишь ширма? — усомнился Максим и сам ответил. — Вряд ли. Его приверженность исламу, мне кажется, искренна. Да и смысла прятать свои убеждения сейчас особо нет. Кинжал, как и любая семейная реликвия, безусловно, играет связующую роль между поколениями. Но передаётся он не тому потомку, кто обязательно должен быть или стать бехдином, а тому, кто, во-первых – просто искренне верит в единого бога, а во-вторых – способен к каким-то действиям. И действия эти, со слов Али: «защита и помощь». А вот они уже как-то связаны с религией Зороастра. Возможно, речь идёт о защите многострадальной бехдинской общины. Типа главные гонители на огнепоклонников – это мусульмане, а тут их авторитетный представитель, тайно будет этих самых бехдинов защищать. Ну или имеются в виду какие-то их святыни, реликвии, может, значимые артефакты, или священные знания.

— Вполне возможно, — задумчиво произнёс Кузнецов, наблюдая за полётом огромного орла над скалой впереди.

Выводы подчинённых были аналогичны тем, что он сделал ещё вчера. Приверженность Аиши к вере пророка Зардушта абсолютно закономерна. Эта вера её предков, искру которой они смогли пронести через тысячелетия и сейчас, в момент, когда стало это возможным, Аиша раздула из неё костёр. Данный аспект для него был очевиден. Также про кинжал, Колесников прав, с единственным дополнением: передаётся он по наследству, но, судя по словам Аиши и её брата, ещё и сам может выбирать себе слугу. Офицеры не знали об этом, и, тем более что их начальник оказался таким избранником, которому зеленоглазая «ведьма» отмерила срок до 22 сентября. К этой дате он должен как-то законтачить с небесной канцелярией и что-то доказать старинному ножечку делами. «Кстати, и Миша хватался за него. Ну он-то ладно, вроде обрезанный магометанин. Его кинжал пощадит» — подумал Сергей, сам не понимая, ёрничает он или серьёзно так считает. «Бред сивой кобылы! Сергей Васильевич, приди в себя! Всему есть разумное объяснение. В том числе и твоему странному опыту, пережитому под влиянием девчонки. Какие, на хрен, кинжалы, предания и легенды? У тебя душманы через границу как к себе домой ходят, а ты в мистику какую-то вдарился» — Сергей резко выдохнул, спасаясь от приступа рефлексии. Действительно, если поведение Аиши, а также власть кинжала, можно объяснить религиозной и психической экзальтацией, то обстоятельства странной пропажи и возвращения, приведшие к такой вспышке религиозных перемен в девушке, являлись полной загадкой. Ещё непонятней, как связана эта неординарная бехдинка и её отец, с устремлениями душманов к крепостным руинам и горному плато с названием Карун? Оба пункта указаны целями маршрутов на одной схеме, которую, вероятно, составил Наби Фарух. Тот, наверное, передал её Вахиду, а от него она должная была попасть к пакистанцу «Богачу».  С помощью разведчиков, так и случилось, и вот, позапрошлой ночью в крепости Каахка, они накрыли группу душманов. Наби Фарух инструктировал их проводника, а руководил и финансировал поиски крепостного подвала, сам Богач. Возможно, Вахид, имея на руках схему, не раскрывал её полностью заказчику, дабы подольше оставаться полезным. Показал один маршрут прохода через границу – заработал. Потом заработает на информации о втором, к месту Карун в районе Калай-Хумба.

— Стоп! Калай-Хумб, — осенило Кузнецова, и он резко обернулся, — там же 14 лет назад, как раз пропала Аиша. Ездила она с матерью к дальним родственникам и к друзьям своего деда, Сераджа – Мельхиора. Так, вроде вчера сказал старик, верно?

Колесников махнул головой и добавил:

— До момента своей пропажи Аишу каждый год возили в райцентр Дарвазского района. Там проживал близкий друг деда, некий дедушка Джаспер, тоже, кстати, странное имя. Персидское вроде. Она очень любила его и относилась как к родному деду.

— Во, тоже интересно! И бьюсь об заклад, дедушка этот был зардуштом!  Про Джаспера справки также наведи и заодно про самого деда Сераджа. Нужно по нашим архивным учётом проверить обоих. И родственников их пробей до кучи, лишним не будет. Сестёр особенно, убиенных. Кстати, вот ещё одно совпадение: сестёр Аиши убил этот урод, Наби Фарух… сука лицемерная. Может, они что-то знали?

Проехав отрядной КПП, прибывшим из командировки, сразу бросились в глаза длинные белые ленты, во множестве свисающие с проводов вдоль дороги. Они же собирались солдатами в кучки у бордюров. Даже с ограды на стоянке напротив штаба, свисали эти необычные украшения, а одно, вовсе перетягивало бетонное красное знамя с профилями вождей мирового пролетариата. В шутку решили, что это последствия прошедшего карнавала, посвящённого вступлению в должность нового начальника пограничного отряда и отъезду восвояси генерала Абдусаламова. 

В отделе Кузнецова ожидали важные новости. Ему звонили из Душанбе два человека: какой-то профессор из академии наук и некий Байбуло. Первому Сергей сразу же перезвонил и узнал о готовности перевода текста из папки Вахида. Возбуждённый учёный чуть ли не требовал от офицера немедленно приехать в республиканскую столицу, или сам намеривался прилететь в Хорог, так как он «Не может спать после окончания работы», настолько интригующе интересным оказался её результат. А Байбуло, это был псевдоним агента, на адрес которого пришла открытка из Индии с текстом: «Дорогой советский друг. Меня зовут Джабраил, мне 22 года. Я обычный студент и буду рад общаться с тобой. Я восхищаюсь Советским Союзом и предлагаю дружить. Мне очень хочется узнать про вашу жизнь, и, если тебе интересно, как живут в Индии, напиши мне. Или можешь позвонить. Я очень хочу встретиться и готов приехать», обратный адрес и телефон.

А уже поздним вечером, дежурный по связи сообщил подполковнику, что на его имя пришла срочная шифротелеграмма с пометкой «только лично». Сергей убрал бумаги в сейф и вышел на крыльцо одноэтажного здания своего подразделения, что находилось неподалёку от штаба и скрывалось от посторонних глаз за пышными кустами роз. Бархатная южная ночь полновластно вступила в свои права, и свет уличных фонарей еле-еле разбавлял её густую темень. На улице было душно. Неподвижный воздух, переполненный ароматами цветущих роз, казался настолько плотным и насыщенным, что им хотелось не дышать, а глотать его кусками. Вокруг тишина, нарушаемая лишь непрерывной дробью от ударов в фонарь мотыльков непарного шелкопряда. Насекомые, размером с крупную виноградину и покрытые белым ворсом, роились у плафона над входом, отчего асфальт и подпорная стена перед крыльцом, рябили от мельтешения теней. На нижней ступеньке, покачивая солдатским ремнём в левой руке, молча курил его заместитель, подполковник Галлямов. Рядом, потупив взор, стояли трое восьмилетних мальчишек. Все смуглые от загара, с драными коленками, лохматыми головами и чумазыми лицами.

Кузнецов невольно улыбнулся, увидев «банду», известную в отряде как «три мушкетёра» и состоящую из сыновей уже нового начальника отряда, его замполита и замначальника разведотдела. Как оказалось, карнавальные декорации для воинской части, были их рук делом. Вездесущие пацаны как-то залезли на охраняемую территорию склада инженерного и связистского имущества, где нашли ящик с бобинами бумажной телетайпной ленты. Сначала они раздали бабины гарнизонной детворе и устроили массовую игру в войнушку. Десятки мальчишек бегали с палками и, крича: «тра-та-та!», разматывали отстреливаемые бумажные пулемётные ленты. Потом к ним присоединились и девчонки, которые нашли более эстетическое применение находке, кидая мотки вверх, как новогодний серпантин. Через пару часов территория начала приобретать облик заснеженного городка. В это время, с совещания в обкоме партии приехал полковник Славин. Первым пострадал дежурный по части. Тут же был объявлен внеплановый субботник и розыск зачинателей безобразия. Когда в ходе краткого дознания имена организаторов стали известны, начальник отряда приказал немедленно их разыскать, выпороть и привлечь для уборки. Причём экзекуцию своему сыну, обещал провести прилюдно и прям на ступеньках штаба. Однако не зря один из тройки являлся сыном разведчика. Информация о начатой облаве была ими получена в момент обсуждения замысла повторного проникновения на склад за очередной партией «боеприпасов». Осознание содеянного, быстро изменило взгляд на произошедшее – пацаны решили до вечера дома не появляться, надеясь, что страсти улягутся и их задницы избегут шпицрутенов.  При этом они самоотверженно сорганизовали своих соучастников на уборку и сами весь день мелькали то тут, то там, собирая ленты, но требование сдаться властям – игнорировали. И лишь когда уже стемнело, через парламентёра – кузнецовского водителя Саню, им пообещали ивовые прутья заменить на обычный ремешок, при условии немедленного возвращения домой для покаяния. Они решили, что помирать, так вместе, и явились к разведотделу, где надеялись склонить к милости отца одного из них. Который потом уже, по их замыслу, походатайствует о нисхождении у двух других родителей. 

Судя по всему, переговоры подошли к финалу, и Галлямов доигрывал мизансцену с участием строгого, но справедливого бати:

— Значит так. У вас пять минут, и все дома! Ясно? Каникулы для вас окончены. Завтра в 9 утра стоите у первого КПП. Там дежурный выпишет наряд на работы. Будете территорию убирать, чтобы дурь всякая в голову от безделья не лезла.

И, увидев Кузнецова, уже ему продолжил:

— Представляешь, Васильич, прилетаю с Калай-Хумба, иду на доклад к Славину, а он меня первым делом спрашивает: «Где наши пацаны обычно прячутся?». Говорит: «Ты разведчик, тебе и искать. Найдёшь как моего – сюда гони. Видел, во что территорию части превратили»?

Кузнецов решил подыграть, тем самым усилив педагогический эффект:

— А я бы за это выпорол и не жалел.

Пацаны, чуть не плача, посмотрели на подполковника.

— Дядь Серёж, да мы отработаем. Честно-честно, — жалобно пролепетал Женька, сын Галлямова, — уже собрали почти всё. Мы только с проводов снять не сможем… высоко.

Кузнецов и заместитель посмотрели на свисающую с фонарного столба ленту, прям напротив крыльца.

— Андрюха, у тебя же батя – начальник отряда теперь, — Сергей обратился к сыну полковника Славина, — только назначили. А представляешь, что случилось бы, работай ещё здесь окружная комиссия с генералом? Как Венадию Иннокентьевичу, стыдно бы за тебя стало.

Всхлипывание свидетельствовало о достижении воспитательных целей, но Кузнецов продолжил:

— Если вы мужики, то должны не трусливо бегать и пощаду вымаливать, а отвечать за свои поступки. И правильно будет прийти к командиру части и сказать: «Дядя Венадий, мы дураки. Поступили плохо и готовы понести наказание».

— Верно, — согласился Галямов, но посмотрел на начальника скептически: «Стоит ли командира отвлекать? У него и без этих глупостей хлопот невпроворот».

Кузнецов попросил зама дождаться его возвращения со штаба: может, действительно, что-то срочное будет в телеграмме. Потом посмотрел на водителя, который сидел в припаркованной на дороге машине и еле сдерживал смех. Наигранно строго перевёл взгляд на пацанов:

— Ну? Мужики вы, или бабы трусливые? Если бабы, то дядя Тимур сдачу в плен вашу – принял, прошение о помиловании вроде тоже, исправительные работы назначил. А если мужики, то пошли со мной. Я как раз в штаб. Начальник отряда ещё на службе.

Сергей прошёл мимо шалопаев и, повернув на аллею, не оглядываясь, направился к управлению отряда. Галлямов, также демонстративно развернулся и скрылся в отделе.

Кузнецов медленно шёл по освещённой дороге вдоль строя, одинаковых, как солдаты почётного караула, пирамидальных тополей. Кроны деревьев исчезали в чернильном небе, а побелённые основания стволов, в перспективе образовывали ровную мраморную колоннаду. Он улыбался, вспоминая своего сына, который вместе с супругой остался в Москве. Переезд в Горный Бадахшан оказался слишком экстремальным приключением для изнеженной москвички, и жена решила переждать этот период службы у своих родителей. За несколько лет такой жизни отношения охладели. А каждую встречу ребёнку приходилось заново привыкать к отцу. Несмотря на долгие разлуки, Сергей всеми силами пытался участвовать в его жизни, но супруга категорически отказывалась приезжать в Хорог, даже в период летних каникул.  В недавнюю командировку, Кузнецов уже понял, что дело идёт к окончательному разрыву. Пока о разводе она не заикалась, но чувствовалось: скорее всего, теперь это лишь дело времени. Мысль о воспитании сына в семье, где вместо него будет другой мужчина, безусловно, тяготила Сергея. И до злополучного вечера на пакистанской границе, она гложила его, как червь. Ну а потом начались странные меланхолические атаки, и Кузнецов с ужасом заметил, что он стал равнодушен к дальнейшей судьбе своего брака, а отцовские чувства словно замерли.

И вот сейчас, увидев этих чумазых озорных пацанов, его внезапно накрыла тоска по сыну. Ему так захотелось, чтобы он стоял вместе с ними и также переживал из-за свершённых детских шалостей. Таких, как сегодня или год назад, когда в ноябре 82-го скончался Леонид Ильич Брежнев и по всему Союзу объявили трёхдневный траур. Занятия тогда в школе отменили, но, как по заказу детворы, в Хороге выпал снег, и эти трое устроили покатушки с горы. Пока начальник особого отдела не сообщил замполиту о факте глумления над памятью почившего Генсека, детский смех и крики заглушали траурный марш Шопена, звучащий из всех громкоговорителей воинской части. Ему захотелось, чтобы сын всё лето носился с друзьями по гарнизону и порой не появлялся дома до самого вечера, обедая вместе со своими корешами – обычным солдатам срочниками, в их столовой. Не потому, что мать не приготовила, а потому, что горячий, свежеиспечённый хлеб с маслом, не сравниться ни с какими блинами. А полный котелок косточек урюка из компота, вкуснее любых конфет. Потому что на улице лето, вдоль дорог спеют вишни с абрикосами, и неважно, что они ещё не созрели, и дристать, их отведав, придётся дальше устья реки Гунд. Потому что каждый день, как новая жизнь – несёт неведанные приключения, ни одного из которых пропустить никак нельзя. Так захотелось, чтобы субботними вечерами они всей семьёй ходили в отрядной летний кинотеатр, где на последних рядах размещаются офицеры с жёнами, а пацаны всегда сбегают вперёд, к солдатам, откуда возвращаются со стойким запахом пота и гуталина. И нестрашно, что если кино не про войну, то заснувшее дитя, после сеанса вынесет какой-нибудь сержант, и тащить домой ребёнка отцу придётся на руках. Захотелось, чтобы сын, как эти мальчишки, водил дружбу с таким бойцом, как его шофёр Саня, который втайне от начальника, даёт им порулить на стадионе. С такими дядьками, как сержанты с разведотдела, что опять же, втайне от офицеров, показывают пацанам свои дембельские альбомы и учат рисовать не только голых баб. С таким, как ефрейтор Зацепин, который тренировал их самбо до того, как погиб в Афганистане, но для них, всё ещё находящейся в командировке. И совсем неважно, что вместо стишков они учат строевые песни и бегают на плац, чтобы пройтись на вечерней прогулке за солдатским строем, горланя: «А у солдата выходной, пуговицы в ряд…». Важно иное: материться на таджикском они уже научились, а на русском – нет, потому что в гарнизоне никто в их присутствии, мата себе не позволяет. Важно, что они вместе, родители рядом, и такое детство, им не забыть никогда.

Кузнецов сбавил шаг, прислушиваясь сквозь лёгкий шум воды, доносящейся с Гунта: идут ли пацаны за ним? Сзади раздался шелест. Нет, слишком быстро – это летучая мышь спикировала к свету, за очередным мотыльком. Потом ещё, уже ниже. Опять нет – это ежиха, дождавшись, как пройдёт человек, перебежала дорогу. Затем из-за реки, где располагались казармы, долетел знакомый мотив солдатской песни: «…ярче солнечного дня, золотом горят…» – подразделения гарнизона двинулись на ужин. И почти сразу, три пары сандалией зашлёпали по асфальту, и высокие детские голоса тихо заголосили сзади: «…и часовые на посту, в городе весна. Ты проводи нас до ворот, товарищ старшина, товарищ старшина…».

Сергей обернулся и уже не стал сдерживать улыбки:

— Идёт солдат по улице, по небольшому городу… — запел он, встав с мальчишками в одну шеренгу, и те воодушевлённо заорал во всю глотку:

—  И от улыбок девичьих, вся улица в цветах! Не обижайтесь, девушки, но для солдата главное, чтобы его далё-ё-ё-ё-ё-ёкая, люби-и-имая ждала!

Все рассмеялись:

— Так, тише. Не надо орать, а то сейчас ещё за это получите, — Кузнецов по-дружески положил руки на плечи двоим горлопанам.

— А нам теперь нестрашно, дядя Сереж, мы смерились. Будь что будет! — высказался за всех Женька, и пацаны, засмеявшись, строевым шагом затопали к штабу.

Все четверо поднялись по ступеням и вошли в здание управления. Подполковник отдал воинское приветствие знамени части, заметив, как неподвижный часовой, слегка улыбнулся, увидев прославившихся виновников сегодняшнего аврала. Те, рядом с боевым знаменем, сразу посерьёзнели и, вытаращив глаза, замерли вдоль стены.

— Здесь ждите, — Сергей указал место в углу, рядом с комнатой оперативного дежурного, — если надо, позову.

Сначала Кузнецов сходил в шифрорган и ознакомился с телеграммой. Проходя мимо дежурного, попросил того позвонить в отдел и передать подполковнику Галлямову, чтобы он всё же дождался его, так как есть срочное дело. Затем, уже в третий раз за сегодняшний день, направился к командиру. Тот, при свете настольной лампы читал документы и, разрешив войти, сообщил:

— Завтра выводим с Бондар-поста на замену две заставы мотомангруппы. Начальника тоже.

— Давно пора, — отреагировал Сергей, — он уже четыре месяца там безвылазно.

— Пора-то, пора… На, почитай, — полковник устало протянул подчинённому бумагу, — замполит весь день разбирается. Подойдёт сейчас с особистом, решать будем, как быть.

Кузнецов прочёл документ и философски почесал затылок:

— М-да… Было бы смешно, если б не так печально. Сам начальник загрангарнизона, надеюсь, ещё не знает?

— Все надеются, — Славин закурил, — начальник особого отдела обещал своего офицера держать с ним рядом, чтобы не натворил ничего, если узнает.

Ситуация действительно была трагикомичная. Рано утром в доме офицерского состава разгорелся скандал, в ходе которого пострадали два человека: тот самый смешливый замначальника штаба, что был на Бондар-посту вместе с Кузнецовым, и супруга начальника этого загрангорнизона. В ходе разбирательства выяснилось, что раненому офицеру в среду дали два дня выходных. Своей благоверной он сообщил, что с четверга по воскресенье убывает в командировку на границу. Подговорил знакомых, чтобы в случае чего, подтвердили эту информацию. А сам завис у любовницы, которой, как оказалось, была супруга начальника Бондар-поста. Когда и как возник этот адюльтер, не известно, но вскрылся он сегодня в шесть утра, во многом потому, что квартира штабиста была этажом ниже квартиры дамы. Три дня офицер безвылазно провёл в любовно-алкогольных утехах.  И всё бы, может, так и осталось втайне, если б рано утром, пока люди спят, не отправила любовница своего донжуана выкинуть гору мусора, что они накопили за это время. Поручение штабист выполнил исправно. Но, то ли спросонья, то ли с перепоя, привычка сыграла с ним дурную шутку – он перепутал и позвонил в дверь своей квартиры. Ему не хватило всего секунды, чтобы понять ошибку и скрыться на верхней площадке. Жена открыла дверь, когда чья-то тень мелькнула на лестничном пролёте. Решив, что кто-то балуется, она поднялась этажом выше, и картина супружеской измены предстала во всей своей безапелляционной доказанности: «командировочный» муж, в чужом домашнем халате и с мусорным ведром в руках, стоит у квартиры соседки. И, может, обошлось бы всё не столь драматично, но та, с тихим воркованием: «Дорогой, не стучи, соседей разбудишь» — открыла в этот момент дверь. Результат: якобы пощёчина мужу, обернувшееся тяжёлой травмой глаза и расцарапанное лицо его полюбовницы.

— Жаль парня. Хороший офицер, боевой. А с женой не повезло, — искренне пожалел Сергей.

— И не только ему… Сучка драная. Обоих теперь эвакуировать в госпиталь нужно. У дебила угроза потери зрения на один глаз, у дуры морду штопать, а то шрамы на всю жизнь останутся. Завтра сан борт прибудет, а с ним, комиссия для разбирательства. Не успел должность принять, на тебе, первое ЧП. И какое! — полковник раздосадовано откинул от себя справку. — Ладно. Что у тебя, Сергей Васильевич? Ты, кстати, озадачил своих, по завтрашнему движению колонны с Бондар-поста?

Кузнецов успокоил начальника. Доложил о принятых разведкой мерах и отсутствии оперативной информации о подготовке душманами каких-либо провокаций. После перешёл к своему делу и сообщил, что пришла срочная телеграмма с распоряжением, прибыть ему в Душанбе, вместе с группой Ассасина: 

— Послезавтра прилетают москвичи. Вероятно, нашли работу для группы. Предлагаю вылететь завтрашним санитарным бортом. Заявку на включение в полётный лист подготовим, и через двадцать минут Галлямов занесёт её на подпись. Сами агенты сейчас на конспиративной квартире, в Калай-Хумбе. В любом случае вертолёту там придётся дозаправляться, и мы подберём их. Согласно распоряжению Центра, к первому сентября группу должны были передислоцировать на загранобъект Куфаб, но вот, переиграли что-то.

Начальник отряда предложение одобрил.

Сергей направился к выходу и только подумал спросить командира о возможности взять остаток отпуска, как он сам остановил своего зама по разведке:

— Васильич, а ты в курсе, что Абдусаламов забрал с собой в Ашхабад упряжь трофейную?

— Да. Он говорил, что её оценку нужно произвести, изучить, ну и решить потом, как поступить с ней.

— Да? Ну ладно. Но тебе к сведению – твой акт описи и приёма-передачи трофея он не подписал.

— Почему? — удивился Кузнецов.

— Уже на аэродроме, когда седло привезли и загрузили на борт, сказал, что акт неправильно составлен. Камни, мол, не тёмно-красного цвета, а рубинового, накладки, не из жёлтого металла, а вообще не накладки, а вставки, и не из металла, а из материала. Пока начальник тыла переписывал бумагу, он сел в вертолёт и улетел. Теперь у нас лишь грузовая накладная осталось, где упряжь значится в качестве имущества, погруженного в вертолёт. Вот так! Имей в виду, особенность твоего генерала… — Славин многозначительно поднял вверх указательный палец.

— Учту, — задумчиво ответил Сергей и всё же решил спросить про отпуск: — Венадий Иннокентьевич, разрешите числа с десятого, остаток отпуска взять, десять дней. Хочу в Уссурийск слетать, к маме. Старая уже совсем, что-то, сердце у меня не на месте. Галлямов здесь, на хозяйстве останется. С Абдусаламовым, я согласую.

Полковник чуть задумался и ответил:

— Хорошо. Давай. Только все вопросы закрой, особенно со своим Ассасином, чтобы меня не дёргали. 

Сергей качнул головой и улыбнулся:

— И крайний момент. Там дети пришли. Сын ваш, с друзьями. У дежурки, участи своей ожидают.

Начальник недоумённо нахмурился, соображая, о чём речь. А когда понял, раздражённо рявкнул:

— Домой на хрен, пусть идут... И до конца каникул каждый день быть к девяти утра у КПП, где поступают в распоряжение дежурного. Он займётся их трудовым воспитанием.

Сергей информацию довёл, и мальчишки побежали прочь, весело обсуждая, что каникулы и так закончились. Послезавтра уже первое сентября – пора в школу. 

Группа захвата действовала быстро и слаженно. Двое омоновцев, с автоматами наизготовку, поднимались на цыпочках к указанному в поступившем телефонном сообщении четвертому этажу.

Еще двое, также на цыпочках, спускались им навстречу с чердака. Все делалось для того, чтобы застать преступника врасплох и по возможности с уликами.

Да, так и есть: на площадке четвертого этажа двевятиэтажного дома по улице героя гражданской войны Лазо кто-то, приглушенно чертыхаясь, возился у крышки люка мусоропровода.

Милиционеры ворвались в этот тесный закуток одновременно и сверху, и снизу с диким воплем: «Руки вверх! Лежать!». На них оторопело смотрел перепуганный очкастый парень лет девятнадцати, с окровавленными руками.

Выполняя первую команду милиционеров, он поднял их кверху, но вот лечь с поднятыми руками у него не получалось. А из раззявленной крышки мусороприемника торчала согнутая в колене нога в телесного цвета чулке, также выпачканная кровью. Рядом на полу валялся кухонный топорик.

- Так, ботаник, расчлененкой, значит, занимаемся? – обрадовался дюжий капитан, стаскивая с головы маску с прорезями для различных лицевых отверстий. – Все уже спустил в мусоропровод? Одна нога, говоришь, осталась?

- Ах! – сказал кто-то слабым голосом за широкой капитанской стеной и с глухим стуком упал на бетонный пол. Капитан мельком оглянулся. В обмороке лежала старушка с пятком бигудей на голове.

- Это кто? – строго спросил капитан.

- Моя соседка, Марья Семеновна, - печально сказал ботаник, опустил правую руку и провел указательным пальцем под носом, оставив на верхней губе окровавленный след.

- Сознательная у тебя соседка, - похвалил капитан. – Ну, ты, убивец, ручки-то поднял! Вот так! А теперь давай признавайся, чьи останки пытаешься схоронить столь варварским способом?

– Это отцова нога, - честно сказал убивец и шмыгнул носом.

- Мужики, так он отца своего грохнул! Это что же за зверь такой, а?

- Да не убивал я никого! – рассерженно сказал «зверь», непослушно опуская руки.

- Руки в гору, тебе говорят! Мы что, все тут слепые, да ? Вон же нога торчит! А кровь у тебя на руках чья?

- Да эта нога не та нога, о какой вы думаете. Это протез! А кровь… Это я руку поранил, когда пытался пропихнуть ногу в мусоропровод.

- Какой протез? – недоуменно спросил капитан.

- Обыкновенный. Да вы потрогайте, потрогайте его, не бойтесь!

- Как же, испугался я! – фыркнул капитан. – Диденко, а ну потрогай ногу.

Стоящий ближе всех к торчащей из трубы мусоропровода ноге милиционер с погонами лейтенанта снял правую руку с автомата и осторожно, одним указательным пальцем потыкал в обтянутую чулком икру. Палец легко продавил икру.

- Точно, она неживая, товарищ капитан, - изумленно пробасил лейтенант. – Там что-то мягкое, как поролон, а под ним вроде как железка. Да, похоже, это точно протез.

- Та-а-к, - сконфуженно протянул капитан. – Ну, ладно, малец, ты руки-то опусти. И объясни, откуда у тебя этот протез, что это ты с ним тут делаешь?

И малец объяснил: отец у него живет неподалеку, в деревне. Ногу потерял по болезни. Носит протез, который время от времени меняет на новый здесь, в городе.

На днях он и приезжал за новым протезом. Старый оставил у сына-студента на квартире, которую они с мамкой снимают для него на время учебы в институте. Наказал выкинуть как-нибудь.

- Ну и снес бы этот чертов протез вниз, в мусоронакопитель. Чего ты его сюда-то запихал? – пожурил капитан студента.

- Да поленился, - признался парень. – Думал, протолкну как-нибудь. А он застрял, зараза. Я уж эту чертову ногу и так и этак, и топориком колотил, все руки вон поранил. Не идет, и все тут. Ни туда, ни обратно. Уже два часа с ним мучаюсь. Может, у вас получится, товарищ милиционер?

- У нас? У нас получится! – азартно сказал капитан. – У нас кувалда есть, не то что твоя тюкалка! А ну, Диденко, дай кувалдой по пятке!

- Ах! – снова услышал капитан за своей спиной. Это пришедшая было в себя бдительная старушка увидев, как дюжий милиционер с хеканьем колотит кувалдой по торчащей из мусоропровода ноге, опять рухнула в обморок…

Марат Валеев.

ГРЯЗНАЯ БОМБА

В кабинете мэра Москвы Александра Репейникова царила напряжённая атмосфера. Стол был завален картами и документами. Военный комендант Ашот Карапетян мрачно уставился на огромный экран с разведанными. Александр Ваныч, ты должен понять, что одна мощная атака с использованием этой бомбы нанесёт такой удар по Тушино, который они никогда не забудут, – тыкал мясистым пальцем по стратегическим объектам на карте вояка, - минимум наших потерь. Мэр, однако, видел ситуацию иначе, использование грязной бомбы приведёт к масштабной экологической катастрофе, которая затронет не только Тушино, но и саму Москву, учитывая погодные условия и направление ветра, - Ты не понимаешь, мы не можем просто так сбросить радиоактивное дерьмо на них. Подумай о людях, которые будут страдать десятилетиями. Да и международное сообщество нас не поймёт, – возражал упитанный слуга народа. Карапетян осознавал все риски, - Да, последствия могут быть серьёзными, но ты прекрасно знаешь, что на войне, как на войне. К тому же, наши аналитики утверждают, что ущерб будет ограничен ввиду специфики географического положения этого гадюшника. Репейников отрицательно замотал головой. Мы можем использовать смертников-гастарбайтеров из питерского отряда Б.О.М.Ж., – предложил он, перекладывая карту ближе к себе, - Они смогут проникнуть на ключевые объекты и осуществить атаку изнутри. Гастарбайтеры, как аргументировал Александр, смогут легко сойти за местных. Карапетян понимал доводы мэра, но опасался вероятного провала. Он знал, что Тушино уже готовится к обороне, - Ты уверен, что они смогут добраться до целей? Время шло, оба понимали важность принятия правильного решения. Мэр тяжело вздохнул, осознавая, что в его руках оказались судьбы сотен тысяч людей. Между тем, подготовка к силовому решению тушинского вопроса уже шла полным ходом. Была развёрнута кампания по дезинформации, частью которой стали пиратские радиопередачи, распространявшие слухи о предстоящей бомбардировке и вторжение. Также были запущены через социальные сети вирусные инсайды о том, что Москва не собирается атаковать, а лишь ищет возможности для переговоров и мирного разрешения конфликта. Параллельно с этим из развалин Курчатовского института в центр столицы везли необходимые компоненты для ядреного удара. Технически грязная бомба может быть создана с использованием различных изотопов, таких как цезий-137, стронций-90 или кобальт-60. И все это москвичам дали реакторы древних развалин. Их транспортировка проходила в ночное время в специально оборудованных грузовиках с системой маскировки, предотвращающей обнаружение спутниками-шпионами. Грузы перемещали в несколько этапов, меняя маршруты и исполнителей. Как только компоненты прибыли в подземный бункер под театром Ермоловой, началась сборка, которую курировали лучшие военные инженеры. Саша, ты мой дорогой, мы должны действовать решительно, – продолжил Карапетян, – Тушино - осиное гнездо. Комендант не прекращал давить на мэра, видя колебания и сомнения в его глазах. Он начал приводить примеры из истории. Вспомни Хиросиму, вспомни Нагасаки, - переходил на крик Карапетян с нарастающей настойчивостью в голосе. Да, это были ужасные события, но они положили конец войне и спасли миллионы жизней. Политик должен принимать тяжелые решения. Мэр скривился от аналогии, но понимал, что аргументы коменданта были вескими. Александр Иванович, – не унимался Карапетян, немного снизив тон, добавляя некую интимность к разговору, – я понимаю, насколько это трудное решение. Но это вопрос жизни и смерти для всего города. Иногда приходится делать выбор, который не каждому по душе, но если от этого зависит жизнь наших людей, мы обязаны рискнуть. Мэр вздохнул, потирая виски. Серый рассвет проблескивал за окнами. Черт с тобой, – наконец, медленно произнёс он, – если это единственный способ обезопасить граждан, мы должны им воспользоваться. Грязная бомба, Сергей Николаевич. Этот термин звучит ужасающе, я согласен. Но мы должны посмотреть правде в глаза — наши обычные методы не действуют, - подытожил комендант.

Решение принято. Репейников поднял трубку и набрал номер. Приступайте, – коротко сказал он. – Начинайте операцию. Карапетян поднялся, отдал честь и направился к выходу. Его фигура казалась стальной и непоколебимой. Кабинет в здании на Тверской, 13 накрыла невыносимая тишина. Мэр остался наедине со своими мыслями. Прошло несколько минут, прежде чем он снова поднял взгляд на дверь, через которую ушел Ашот.

ПЕРВЫЙ

Жуткий крик разорвал тишину леса. Из густых зарослей показались силуэты, бесшумно скользящие, как хищные бестии. Первое столкновение было недолгим, но жестоким. Парни из картеля понимали, что перед ними не просто дикари. Группа несла тяжелые потери, хотя бой был на расстоянии, отряд отступал вглубь джунглей. Доставка груза отошла на второй план, на первом же стояла задача – выжить. Головорезы впервые ощутили себя не хищниками, а добычей. Лидер банды Мартинес, высокий, жилистый мужик, понимал, что времени на раздумья нет. После переклички, он собрал уцелевших. Тринадцать герильяс, прикрывая друг друга, ринулись на штурм джунглей, расчищая путь мачете. Пот лил градом, впитываясь в ткань камуфляжа, тяжелые рюкзаки набитые порошком буквально уничтожали плечи. То, что они считали очередной делюгой, обернулось кромешным адом. Даже Мартинес, который прошел путь от простого пехотинца в Primeiro Comando da Capital до руля, не понаслышке знающий, что такое смерть, осознавал, что шансы предприятия стремятся к нулю. Сумерки опускались на джунгли, отряд продолжал вгрызаться в густую чащу леса в попытках найти безопасное место для ночлега. Мартинес вел группу все дальше, его товарищи по опасному бизнесу начали ворчать, и тогда командир объявил привал: они преодолели двадцать три километра, нужно поесть и дать отдых телу. Мартинес медитировал, уставившись на танцующие языки пламени. Огонь потрескивал, отбрасывая причудливые тени на суровые лица бойцов. Что мы будем делать с поставкой, Мартинес? - наконец прервал тишину один из парней. Они потеряли половину груза после стычки с дикарями. Мартинес задумался. Несмотря на то, что им удалось уйти, отряд понес ощутимые потери. Нужно решить, как выбраться из этих джунглей, - медленно ответил Мартинес, - а потом подумаем, что делать дальше с поставкой. Мартинес обвел глазами ночные джунгли, прислушиваясь к звукам, - Мы должны сохранить то, что осталось. Оставим пару парней охранять груз и отправим команду на разведку - нужно выяснить, кто были эти дикари, и что они хотят. Возможно, это вообще были конкуренты. В любом случае, мы не можем позволить потери. Как мы справимся без поддержки? – не унимался боец, которого звали Рамирес. Использовать все, что у нас есть, - четко ответил Мартинес, - личное снаряжение, ресурсы из джунглей. Необходимо организовать посты, поставить ловушки. Мартинесу нужно было мотивировать людей, поднять их дух после недавнего кошмара, - Вы все знаете, что мы работаем на условии – товар-деньги, деньги-товар. Но сейчас мы оказались в крайне сложной ситуации и уже показали себя настоящими бойцами. Если мы справимся и доставим коку, несмотря на все трудности, получим бонус. Но для этого нужно выжить и довести это дерьмо до пункта назначения. Давайте покажем, что мы стоим этих денег! Бойцы приветствовали слова босса. Они знали, что эта ночь может быть последней. Но если они выживут, то их ждет не только вознаграждение, но и уважение братвы. Если они выберутся отсюда живыми и с оставшимся грузом, то кредит доверия к ним многократно повысится. Мартинес еще раз огляделся вокруг. Никаких признаков дикарей, но и никаких гарантий, что они не вернутся. Костер весело потрескивал, даря тепло изможденной чертовой дюжине, как вдруг вокруг их лагеря разразился адский рев. Из-за деревьев внезапно появились люди, облепленные глиной, в доисторической униформе, украшенной рунами-молниями и головой Адама. Их лица были изуродованы шрамами и татуировками, глаза горели фанатичным огнём. Казалось, они потеряли последние остатки человечности, превратившись в чудовищ, вооруженных МП-40. Они рвались сквозь заросли, будто обезумевшие звери, обрушив свинцовый град на отряд Мартинеса. Один из этих упырей добрался до Рамиреса и впился зубами ему в шею, выдрав приличный шмат мяса. После завалив бойца, начал обгладывать его лицо. Бой был ожесточенным, но, несмотря на бешеную атаку, отряд Мартинеса удерживал позицию, отбиваясь от врага. Каждая патрон - это шанс спасти свою шкуру. Внезапно из мрака джунглей появились три фигуры. Огромные, до ужаса мускулистые, они перли вперед, как живые щиты. Их могучие тела покрывали странные татуировки, светящиеся в темноте. На них не было ничего, огромные груди колыхались при каждом шаге, а между ног колом стояли хуи. Отряд оказался в ловушке: каннибалы наступали спереди, а боевые трансы сзади. Леденящий ужас парализовал Мартинеса, внезапно перед ними появилась высокая женщина в черной гимнастерке окруженная зелёным светом. Она запустила в босса фаербол. Мартинес как пушинка отлетел башкой в один из рюкзаков с дурью, разорвав его в клочья. В это момент одна из воинствующих членодевок начала швырять его людей как тряпичные игрушки. Молодой бандитос Буэно начал отбиваться от транса ножом. Это было безумие. Но это сработало. Отчекрыженная анаконда агрессора с титюнами залила поляну лагеря кровищей. С диким визгом оно скрылось в джунглях. Контуженный Мартинес ощущал невиданный прилив энергии. Отряхнувшись от стаффа он начал орать команды, но воздуха не хватило, горло пересохло. Держать позиции, - хрипел бывалый мафиози. Остатки команды пытались отбиваться, напор врагов был сумасшедший, противостоять магии не было никакой возможности. Мартинес не раздумывая, бросился к ведьме, зажав в руке гранату. Он, знал, что у него есть лишь одна попытка. Он видел, как она шептала заклинания, которые должны были уничтожить его людей. Не раздумывая ни секунды, он выдернул чеку и метнул М67 прямо в ее миловидную мордашку. Взрыв озарил всё вокруг ярким светом, разворотив голову ведьмы с пронизывающим взглядом зелёных глаз. Безумное племя с воем отступило в тьму ночных джунглей, оставив после себя кровавое месиво из тел герильяс и соплеменников.

АКСЕССУАР

Человеческие останки были разбросаны по всему пляжу, словно огромный людоед выблевал свой обед на берег. Кости, гнилое мясо, разорванные тряпки источали приторно-тошнотворный смрад, способный вывернуть наизнанку любого, кто окажется рядом. Ганс и Дма с трудом переваривали то, что с ними произошло. Ганс повидал говна в своей жизни, но такой кошмарный пиздец ввел его в ступор. Его взгляд упал на изуродованную голову Дины, которая идеально дополняла местный натюрморт. Ганс с трудом сдерживал тошноту. Дма сидел рядом, прислушиваясь к каждому шороху, чувствуя жгучую боль в груди. Рана, которую оставил бегемот-мутант, была серьезной. - Нам нужно уходить, - пробормотал он. Дма попытался приподняться, ухватившись за металлическую трубу, из которой сочилась серая жижица. - Держись, - прохрипел Ганс, - мы справимся, Дма, обязательно! - хотя он сам не был уверен в своих словах. Каждое движение приносило Дме невыносимую боль и выматывало бритого. Он уселся на сырой песок. Ганс снял с себя свою футболку, скомкав ее, что было мочи, - приляг, потерпи, бро, дай, я остановлю кровь, - придавливая к оторванной сиське товарища винтажный Thor Steiner, сказал Кривой Ганс. Дма страдал молча, зная, что его друг делает всё возможное, чтобы спасти ему жизнь. Ганс понимал, что остановка кровотечения не даст гарантии, что товарищ будет жить. Надо было наложить швы. У него были с собой нитки и иголка. Об их стерильности не шло никакой речи, он их носил с собой на всякий случай. Каждый стежок давался с трудом, Дма сжал зубы, чтобы не кричать от боли. Ганс наложил поверх свежих швов еще несколько слоев ткани, примотав всё, валявшейся в разложившейся рядом плоти, бечёвкой. – Хорошо, передохнем, - выдохнул Ганс. Дма закрыл глаза и отправился в бердовое путешествие, его тело раскалилось до невозможности, пот со лба лил градом, его трясло, лицо побелело. – Лишь бы не отъехал, - молился Ганс посреди кроваво-тухлого месива пляжа на канале имени Москвы.

К утру лихорадка отпустила увальня с одной бабской сиськой, он с жадностью пил сомнительную жидкость из трубы, один черт знает, откуда она текла, но слаще ее на тот момент ничего не было. - Чо, почапали, друже? - слабым голосом обратился он к Гансу. - Ты смотри, козленочком не стань, после этого, - радостно приветствовал друга Ганс, - ну или не обосрись, - начал ржать скин со шрамом на роже. Однако, его игривое настроение разом улетучилось, он с ужасом и отвращением уставился на своего старого камрада, - Ты ахуел? – смог из себя выдавить Ганс. Дма за рыжую паклю волос поднял голову Дины. – Она пойдет со мной, - с улыбкой ответил он, прилаживая то, что осталось от рейверши к ремню своих штанов, - заебись брелок?! Ты сам брелок, - выдавил из себя Ганс, охуевая от перфоманса товарища, - нормально тебя покусали, смотрю! Не очкуй, все по фэншую, мне Динка нравилась, выебистая, но нравилась, не бросать же ее здесь, тут этого добра полно и без ее башки, - пытался успокоить Ганса Дма, смачно отрыгнув водицей из трубы. После чего продолжил, утерев рот, - До моста отсюда идти минут 10, попробуем что-нибудь придумать, авось просочимся. - Смотри, чтобы очко у тебя не просочилось, - парировал Ганс, косясь на новый аксессуар друга.

Изрядно покоцанная парочка вывалилась на пустынную Большую Набережную улицу. Перемазанные в крови, уставшие, обессиленные они дворами направились в сторону блокпоста парней из Итальяно. - Нам надо переодеться, - начал Ганс, - привести себя в порядок, иначе нас хлопнут еще на подходе. – Скажем, что мы к бабушке на день рождения, - ответил с ухмылкой ему Дма. – Ага, а на ремне гостинец, парировал Ганс. Оба как не в себя заржали. Но сменить шмот надо, но Динку не оставлю, - продолжил Дма. – И как мы с ней к бабушке пройдем через шмон, - удивился Ганс. Не ебу, - отрезал огромный трансгендер, - Давай, обшарим местные квартиры на предмет одежды, может, что модное найдется, - с ухмылкой добавил он. Парни зашли в подъезд трехэтажного древнего дома на Подмосковной, 8. Всех местных выгнали отсюда, когда объявили здесь буферную зону. Кроме вояк и мародеров здесь никого и не встретишь. Большинство квартир были уже залутаны, повсеместно валялись ненужные тряпки, старые игрушки, нехитрая и некому ненужная утварь. Ничего пригодного парни найти не могли. Уже отчаявшись сменить гардероб, они наткнулись в одной из квартир на старый чемодан. В нем они обнаружили старые потасканные рясы и фелони православного попа. Хуя себе, день перестает быть томным, - гыкнул Ганс, напяливая на себя платья священнослужителя. – Тебе идет, только вот скуфьей ирокез прикрой, - бросил в товарища черный чепчик Дма, также примеривая на свое израненное тело черную мантию. – Тебе в пору наряд монашки, - ухмыльнулся Ганс. На хуй иди, - огрызнулся ряженый батюшка-тренсгендер, - Короче план такой, башку Дины я запихну в коробку, скажем, что это мощи святой Динарии и мы идем к язычникам с миссией вернуть их в лоно истиной веры, продолжил Дма. – В залупу ты сам вернешься, - не согласился Ганс, - Как ты себе это представляешь? Кто тебе поверит, что обглоданная рожа Дины – святая? - Скажем, что она недавно померла мученической смертью, стала святой, свежачок так сказать, сила в ней неимоверная, - стал уговаривать Ганса Дма. - Ага, твой план надежен, как швейцарские часы, чую, встрянем мы по самое не балуй, - негодовало лицо со шрамом. Ладно, знала бы Динка, как ты к ней трепетно относишься. Обязательно бы дала, - предположил Ганс, Дма тяжело вздохнул, держась за откусанную грудь.

ПОХМЕЛЬЕ

Игорь пробудился от тяжелого, беспокойного сна, весь покрытый холодным потом. Он попытался приподняться с дивана, но его тело, изнасилованное запоем, категорически отказывалось подчиняться. Едкий запах перегара и спертого воздуха оккупировали его кабинет. Ему стоило немалых усилий вспомнить допрос Шлёма и нападение Рафика, с последующей бойней в подвале. Водки явно был перебор. Мозги едва соображали. Алкашка поглощала его. – Что Игорек, забухал? – ворвался в берлогу Игоря Растидырн, - знай, пьешь алкоголь – ссышь мозгами, смотри все не проссы. Давай, - вставай, поправляйся, я тебе отвар из мухоморов принес и пошли дела государственной важности порешаем. Москали, сорока на хвосте принесла, к нам лезть надумали, - тараторил жрец. – Погоди, бородатый, не так быстро, то ты меня под дых колдуешь, теперь своим рэпом добить решил, хуево мне, не видишь, - пробурчал алкаш, - Я секу, что народ ожидает решительных действий и мудрости, а я пребываю в состоянии душевной смуты. Чего? – прибалдел от высокопарной речи Игоря жрец, - вроде дури на острове нет, цыган мы извели еще в самом начале, ты где достал? Конечно, зачем тебе конкуренты с твоими мухоморами? – съязвил похмельный вождь. Давай, одноглазый, не бзди, иначе в лягуху превращу, пошли частичную мобилизацию мутить и мост перекрывать, проблюйся и пей отвар, - прошипел колдун. А пивко есть? – взмолился Топор, - есть, на жопе шерсть, совет созывай, пропойца, - рявкнул Растидрын.

Планирование обороны с полевыми командирами - походило на извращенную пытку. Башка Игоря рвалась на коловрат. Похмелье не смотря на отвар не собиралось сваливать от Топора. Совет длился долго и проходил весьма напряженно, что добавляло мучений вождю. Необходимо было разработать все возможные сценарии наступления врага и проанализировать оборонительные контрмеры, а также провести мобилизацию. Командиры собрались вокруг стола, на котором лежала карта Тушино, разукрашенная стрелками, маркерами и пометками. Они в унисон высказывали свои мнения, перекрикивая друг друга. Игорю дико хотелось выгнать всех к чёртовой матери и остаться одному. Огненной болью пульсировала голова, и каждый голос рисовал перед его взором красные круги, которые растворялись в лицах боевых товарищей, жёстких и угрюмых. Тошнота подступала к кадыку лидера. Старший сотник Князь рекомендовал укрепить Тушинский мост и усилить его резервами. Командир разведки Медведь, настаивал на предупреждающем ударе по ЧВК Итальяно и советовал действовать малыми мобильными отрядами. Игорь пытался собраться с мыслями, внимательно слушая каждого из командиров, проглатывая жгучее месиво желудка обратно. Полевой командир с позывным Банан, переживший множество стычек, настаивал на диверсиях в центре Москвы, чтобы отвлечь противника. – Так стоп, парни, как я себе это вижу, - перебил советчиков похмельный Игорь, - есть два варианта. Первый. Враг, вероятно, попытается пробиться широким фронтом, надеясь на численное превосходство. Для этого надо укрепить передовые рубежи, подготовить камикадзе, летунов и штуромов, ну и засадные отряды. Второй сценарий - ночной рейд, когда москали, воспользовавшись темнотой, попытаются проникнуть к нам в тыл. Здесь тоже самое – но плюсом необходимо завести дополнительные посты охраны, - смачно рыгнул мухоморным душком Топор. Командиры прыснули от смеха, Игорь грозно на них зыркнул и продолжил, - ну первоочередная задача — увеличить мобильность войск, улучшить коммуникацию между отрядами и постараться предугадать все возможные маневры противника, и набрать новых парней, усилить отряды, то бишь начать мобилизацию, но не всех, возьмем от 30 лет, - подытожил он. Каждому полевому командиру была поручена своя конкретная задача.

Ну что ты справился, - улыбнулся Растдрын, когда последний боевик покинул кабинет Игоря. Я еле сдержался, чтобы не метнуть пиццу перед парнями, - пожаловался смахивающий на Одина амбал. Я видел, не хер бухать, вон Банан завязал, спортом начал заниматься, в кружок фольклорного пения записался, частушки поет, идеи недурственные тебе давал, - ответил Растидрын. Затем жрец продолжил, - ты не учел еще один фактор, ядрическую бомбу, зря, что ли эти унтеры в Курчатовском копошились? Брехня, все на уровне слухов, им самим не выгодно, если хуйнет и до центра Москвы дойдет, они там, что, думаешь, кукухой поехали, - ответил Игорь. Поехали, не поехали, но мы им костью в горле, да и на первом эта ебаная элитка сидит плотно, слыхал, у них дефицит образовался, что-то пошло не так и поставок последних не было, как ты на водочке сидят, отпаиваются, снимаются уебаны, - сообщил сплетню жрец. Чтобы у них цирроз печени ебанул, - прорычал проклятие Топор. Цирроза ты бойся, такими темпами, а у меня идейка наклевывается, мой давнейший знакомый поставляет им в мэрию водочку. Ее, конечно, проверяют на предмет отравы всякой, там и анализы и тестеры, всякое короче. Но у меня снадобье есть летальное с замедленными действием, думаю добавить им в втихаря, предложил диверсию Растидрын. А как это возможно, - удивился вождь. Какой к верху, знакомый мой – он зомбак мой, обращался ко мне со всякими просьбами, я его и запрограммировал подчиняться мне беспрекословно, - начал вещать ведун. А есть такая магия? – перебил Игорь. Магия не причем, наши архаровцы еще в смуту достали допотопный аппарат – мозговое радио еврея одного шипко умного Кажинского, слыхал за такого? – спросил жрец. Нет, - ответил Игорь. Так вот этой приблудой я его и зазомбировал, очень полезные аппарат. Растидрын продолжил, я ему пальцем двину по телефону, специальный код скажу, после чего он выполнит любой приказ, а отраву переправим через чепушил из ЧВК, там есть человечек, деньги любит очень. Только действовать надо сейчас прямо, до начала войнушки. Потравим, а Игорек, этих мразей, - возбудился верховный жрец Тушино. Добро, заебись, а с бомбой – поживем – посмотрим. Какое-никакое ПВО имеется, - одобрил план колдуна Игорь «Топор» Темников. Похмелье отступило.

УТРЕННЯЯ ТРЕВОГА

Марко проснулся резко и мгновенно. Он с удивлением понял, что не помнит, как уснул. Последние недели прошли в безумном вихре событий. Коктейль из адреналина, усталости и постоянного стресса давал о себе знать. Он сел на край койки, таращась на брезент палатки. Михаил Величко уже не спал, меряя шагами небольшое пространство между койками. - Чо вырубило? Нормально ты подавил на массу! - тихо бросил он в сторону командира, почесывая щетину. Марко кивнул и утер ладонью заспанное лицо. - Какая тут может быть дрема? - пробормотал он, словно сам себе. - А если нас всех просто используют? – подумал он вслух. Марко, вспомнил семью - жену Кэти и маленькую дочку Люси. Ради чего он здесь? Ради денег, ради обещанного будущего? Михаил присел рядом, - Марко, ты же понимаешь, что мы всего лишь исполнители. У нас приказ и нет другого выбора. - Его голос дрожал, словно он был не уверен в своих собственных словах. Марко облокотился на холодный металлический каркас койки и выдохнул. - Знаю, Миш, знаю. Ты думаешь, мы выберемся отсюда живыми? - продолжил Величко, пробежав пальцами по цевью автомата, стоящего рядом. Марко уставился на товарища, - Не знаю, Миш, вопрос этот риторический. Сегодня я снова видел дочь во сне. Она смотрела на меня большими глазами, ожидая, что я ей скажу нечто важное. Но я не смог, не нашел слов, — голос Марко задрожал. Михаил молча, слушал матерого война, но ничего не стал ему отвечать. Все харэ, зови всех, - закончил свою исповедь командир. В палатке на самодельных сиденьях, сидели несколько человек. Заходили и выходили бойцы, гудела рация. Марко объявил план мэрии. Полная блокада Тушина и применение ядерной бомбы, после чего вторжение. Для этого Итальяно должно оставить блок пост, отойти ко второй линии и после часа X уже в составе группировки зайти в Тушино. План командования был чудовищно прост и вместе с тем ужасающе эффективен.

Ашот Карапетян деловито шагал по длинному коридору мэрии, во внутреннем кармане сердечко грела «беленькая». Перед кабинетом Репейникова он на мгновение остановился, распахнул дверь и с ходу доложил, что подготовка к сбросу грязной бомбы завершена. Сама обстановка кабинета - массивный письменный стол, аккуратно стопки документов, картины на стенах — только подчеркивала контраст между тишиной закулисных переговоров и бурей военных приготовлений. - Основной удар примет на себя северо-западная часть ТНР. Жертвы неизбежны, но наши стратеги разработали оптимальный сценарий, - голос Карапетяна был твердым. Мэр на мгновение задумался, но время действовать пришло, двое смотрели друг на друга с пониманием неизбежного. – Может, бахнем за успех предприятия, так сказать, а Сан Ваныч, - прищурился комендант. – С утра? – парировал градоначальник. У меня все с собой, - настаивал армянин в военной форме. А чего нам терять, окромя своих оков, разливай? - сдался Репейников, подойдя к сейфу и достав оттуда рюмки-сапожки.

Звук вращающихся лопастей вертолета разгонял утреннюю прохладу. Механики челночили между ангаром и взлетно-посадочной площадкой, проверяя оборудование и таская необходимый груз. Капитан Соколов внимательно следил за каждым шагом своих подчиненных. Он понимал важность миссии и знал, что любой сбой в технике может стоить жизней. Видавший виды вертолет Ми-17, приспособленный для перевозки грязной бомбы, стоял в центре площадки. Снаряд уже был закреплён. Инженеры проделали хорошую работу по модернизации вертушки, оснастив её современными системами. В кабине пилотов капитан Григорий Еремин и старший лейтенант Сергей Павлов проверяли системы. Еремин был опытным летчиком, за его плечами были сотни мирных миссий и не меньше боевых вылетов. Павлов, несмотря на молодость, также был матерым летуном, а главное фанатично преданный своему делу. Оба понимали значимость предстоящего задания - поражение цели могло существенно изменить ход конфликта. Командование рассчитывало на точный и молниеносный удар. Вертолет поднимался в воздух без груза всего 60 секунд, но при полной нагрузке и особенно в условиях боевого вылета требовалась повышенная внимательность и сноровка. Пока механики и пилоты привычно занимались проверкой всех систем вертолета, на командном пункте шли последние приготовления к началу операции. Военный комендант, попахивая перегаром, согласовал все детали с разведкой и контролировал передачу координат цели. Протоколы обмена данными и шифрование позволяли оперативно передавать обновления о нахождении противника, погодных условиях и возможных изменениях в планах. Любая, даже мелкая деталь могла стать критической, поэтому координация действий между штабом и экипажем имела первостепенное значение. В каждом движении и приказе чувствовалась напряженность и ответственность, ведь на кону победа и жизни солдат. Ашота немного мутило.

Казавшаяся непоколебимой оборона крепости теперь трещала по швам. Аасарские солдаты беспрерывно штурмовали укрепления, и несмотря на устаревшее снаряжение наносили тяжёлые потери защитникам. Автоматные очереди, взрывы гранат и крики смешались в единый, непрекращаемый шум. Радиоэфир превратился в сплошную неразбериху. За прерывистыми командами шли отчёты о потерях и сообщения об активности врага. Эмили сидела, пригнувшись, за каменным блоком. Западный периметр, который оборонял её отряд, подвергался гораздо меньшим атакам, но у них и не было никакого тяжелого вооружения. Аасарские солдаты наступали на их участок стены со стороны заброшенной деревни, переползая по песку всё ближе и ближе к защитникам, стараясь подобраться на расстояние броска гранаты, они поднимали тяжёлые клубы пыли. Некоторые из них навсегда застыли на песке, поражённые плазменными сгустками, теперь они лежали со страшными ожогами, выпячивая наружу обгоревшие, и спекшиеся в единый комок внутренности и почерневшие кости. Уцелевшие после обстрела из плазмомётов солдаты тут-же открывали ответный огонь из автоматов, но, пока что, им не удалось даже ранить ни одного защитника. Сослуживец Эмили - Сантьяго, которого она даже не успела толком узнать, высунулся из-за камня, чтобы произвести очередь из плазмомёта, и тут-же мешком рухнул на землю, прозвучал громкий и отчётливый грохот пулемётной очереди. Несколько пуль попали Сантьяго прямо в голову, благодаря прочному шлему выглядела она на удивление целой, но он явно был убит. Из крохотного отверстия на затылке наружу хлынул поток крови и раздробленных мозгов.

-"У нас убитый! На западе пулемёт." Прозвучал в радиоэфире громкий, срывающийся на крик, голос командира.

Пулемёт продолжал строчить, не давая республиканским солдатам даже высунуться. Никто не хотел повторить судьбу Сантьяго. Сердце Эмили сжималось, когда крупнокалиберные пули ударялись о камень, служивший ей укрытием, и откалывали от него крупные куски. Она не знала, сколько это длилось, но, казалось, целую вечность. То и дело представлялось, что ещё одна такая пуля просто развалит камень на части, оставив её один на один со шквальным огнём. Но этого не случилось, пулемёт прекратил огонь. По радиостанции послышалось

-"Они отступают, повторяю, они отходят!" Звуки боя стихали, больше не слышно было автоматных очередей, громких криков атакующих. Один из членов отряда Эмили, по приказу командира, снял шлем и осторожно высунул за угол: никакой реакции со стороны деревни не последовало, повертев его, и так-же не добившись никаких действий боец высунулся и сам: пулемёт молчал. Вскоре осторожно высунулись и осмотрелись другие бойцы. Аасарцы действительно ушли, оставив на песке лишь семь искорёженных трупов в пустынном камуфляже.

После громких звуков боя, тишина казалась неестественной и странной, но только теперь, когда адреналин постепенно прекращал действовать, Эмили обратила внимание на мёртвого Сантьяго и лишь бросив на безмолвное тело взгляд, тут же отвернула его назад, всего несколько минут назад он был жив, он дышал и двигался, а теперь он лежал с пробитой головой, прошло всего одно мгновение, и его не стало. А ведь на его месте могла быть и она, просто раньше высунувшись. Она ещё раз окинула взглядом поле боя. Боялись ли аасарцы смерти? Они ведь искренне верят в существование бога, верят, что павших храброй смертью, он заберёт в рай, в сладкую вечную жизнь. Пусть это всего-лишь мифы, но неужели легче умирать, зная, что тебя ждёт рай, чем зная, что тебя просто не станет в один миг. Одно мгновение и ты навсегда ушёл, просто прекратил существование. Несмотря на свои размышления, Эмили, как и другие члены её отряда, уже сменили позиции, заменили ёмкости с газом в плазмомётах и готовились к отражению следующего штурма. Но как внезапно тишина и началась, так-же внезапно она и прервалась. В воздухе послышался странный звук, вскоре, когда источник шума приблизился стало ясно: это шумят лопасти вертолёта. Эмили снова за сегодняшний день испытала, как дрожь пробивает её тело: на вооружение республики не стояло вертолётов, а учитывая, что у аасарских сепаратистов не было превосходства в воздухе, системы ПВО у защитников форта отсутствовали. Вскоре показались они: три летающих машины, выглядящих крайне архаично. Несмотря на это, они чувствовали себя в полной безопасности и летели на низкой высоте. Гул лопастей всё приближался и машины становились всё отчётливее видны, показались округлые очертания кабины, смотровое стекло, крылья нагруженные ракетами. Как только вертолёты приблизились на достаточное расстояние, с восточного периметра стены по ним открыли огонь из тяжёлых, станковых бластеров. Однако, это была скорее отчаянная мера, летательные аппараты, не ограниченные в манёвре, тут-же взяли вверх и ускорили полёт, все пущенные плазменные снаряды прошли мимо, улетая дальше в небо будто торжественный салют. Под этот "салют" вертолёты открыли ответный огонь: ракеты с пламенем вырывавшиеся из под крыльев поражали защитников стены, а тяжёлые пулемёты добивали то, что осталось. Три вертолёта превратили весь восточный участок обороны в огненный ад. Когда-то республиканские антигравитационные машины уничтожали поселения партизан, не способных даже поцарапать эти машины, теперь-же эта вертолётная атака даже выглядела как своеобразная месть - охотник и жертва поменялись местами. Вертолёты закончили залп ракетами, но остались кружить над фортом, и теперь громкий боевой клич разлетелся эхом по окрестностям, аасарские солдаты звали бога посмотреть на их победу, вместе с этим кличем на стенах замелькали фигуры в пустынном камуфляже, вновь раздались автоматные очереди. Такой же клич раздался и со стороны деревни. Сердце застучало крайне быстро, кровь ударяла в виски, ситуация казалась безвыходной. Солдаты восточного периметра уже отступали на последние рубежи обороны - в подземный ангар. Отступали с боем, и под вертолётным огнём. Малочисленный западный гарнизон, если не отступит немедленно, будет зажат и перебит. Потому командир отряда отдал приказ о срочном отступлении.

-"Все назад! Отходим! Бегом!"

По отступающим солдатам тут-же открыл огонь пулемёт, к нему подключились автоматчики: отступление быстро превратилось в паническое бегство. Эмили бежала как только могла, не обращая внимания на происходящее вокруг. А вокруг, её товарищи падали на землю, убитые пулями. Но даже это её не волновало, лишь бы добраться до входа на подземный ангар. Вход представлял из себя небольшой бетонный бункер, залетев туда на всей скорости Эмили тут-же покатилась вниз по ступенькам, потеряв равновесие. Благодаря защитному костюму падение кубарем она даже не почувствовала. Достигнув пола, она тут же собралась и вскочила, всё ещё сжимая в руках плазмомёт, быстро осмотрев помещение. Кроме неё до здания успело добраться только двое, которые уже торопливо спускались по лестнице. Вместе они свернули за угол, дабы наткнуться на запертую дверь. Ещё не успев даже подумать как её открыть, солдаты уже услышали топот сапог и резкие, обрывочные фразы. Спрятаться в этом коридоре не представлялось возможным, единственная возможность на спасение - как можно быстрее открыть дверь. Эмили подбежала к двери: нужно прожечь стенку двери и сломав замок сломать дверь, другой выход поздно искать. Перехватив плазмомёт она направила его на дверь и нажала на спуск, раскалённая плазма вырывалась наружу, но толстые стены проклятой двери очень плохо плавились. Один из её товарищей дрожащим голосом поторопил её

-"Быстрее! Открой дверь!"

Единственным ответом на его призыв стали автоматные очереди из спуска, изрешетившие спину другому солдату. Он попытался отстреливаться, но рухнул и сам пронзённый пулями. А дверь всё так-же твёрдо стояла. Поняв, что аасарцы будут быстрее в любом случае, Эмили повернулась вскинув руки вверх. В одной из них она держала плазмомёт, успевший раскалиться до красна. Перед ней стояли пятеро высоких смуглых сепаратистов, все они выставили в её сторону автоматы. Сердце Эмили сильно забилось, тело сильно дрожало.

-"Умоляю,не убивайте меня! Я-я могу открыть дверь!"