Серия «Серебряный доспех»

— Это байки, — сказал Паша, выбирая новую ветку.

— Не фига не байки, — вздыбился Егор. — Спорим?

— Ребята, давайте сегодня без драк, — попросил Витя. — Новый год же.

— Согласен, — кивнул молчавший до этого Сережа. — Так что ты понял?

Сережа перевелся в местную школу месяц назад, и Егор, Витя и Пашка тут же взяли его в свою компанию. Паше нравилось вовлекать Сережку в дела школы. Егора забавляло разводить новенького то на деньги, то на пендель. Витя искал и не мог найти в Сереже изъян, отыскав в нем пример для подражания и настоящего друга.

Если Вите нужна была помощь — приходил Сережа. Если Витю в сотый раз обдурил Егор — утешал Сережа. Если Витя не сделал домашку — выручал Сережа. Если в споре пацанов Витя не мог решить, на чью сторону встать — он выбирал Сережу. Даже если Сережа вовсе не участвовал в споре.

— Так вот, — Егор облизнул губы. — Люди говорят, что чем ты украсишь елку в новогоднюю ночь, то под ней и родится. Так было со свиньей, так же случилось, когда на елку навешали кукол и родилась Наташка из пятого "в".

Тут Витя не выдержал и рассмеялся. Ему нравилась Наташа, но нельзя было подавать виду и тем более защищать ее честь, иначе мальчишки затравили бы его до смерти. Тем более, прав был Егор: Наташа одевалась так, что часто напоминала куклу.

Пашка только тихо покачал головой. Сережа впился в Егора взглядом:

— Ну?

— У тебя же нет родителей, так? — продолжал Егор.

Сережа кивнул, начиная сомневаться, что хочет знать продолжение. Тема родителей мучила его, сколько он себя помнил. Бабушка с неохотой рассказывала, как он стал сиротой. В одной версии родители погибли в автокатастрофе, в другой — утонули во время путешествия на корабле. Одно было Сереже ясно — он рос без родителей и, скорее всего, бабушка не была ему родной.

— У него есть бабушка, — напомнил Витя.

— И двенадцать лет назад она украсила елку сережками! — заржал Егор и тут же повалился в сугроб, не в силах успокоить хохот. — Сережками для ушей, прикинь?! Аха-ха-ха! Поэтому он Сережка!

— Дурак, — сказал Сережа и отвернулся. — Я ухожу.

— Погоди, Сереж, — попросил Витя. — Давай хотя бы вон ту ветку срежем и вернемся вместе.

Сережа встал в стороне, уставился в холодный лес, освещая фонарем неживую, зимнюю природу. Уходить одному не хотелось, но и смотреть, как хрюкает в сугробе конопатый боров, было противно.

Пашка притянул очередную ветку, когда Витя приготовился резать. Между краем рукава и перчаткой показалась голая кожа. Голая кожа на худой руке.

Боров заскучал. Никто не поддержал его шутку, и он прыгнул ребятам в ноги, стараясь напугать:

— Хрю-хрю! Я родился под елочкой!

Нож в руках Вити промахнулся мимо ветки и полоснул по открывшемуся запястью. На пушистую ветку брызнула кровь.

— Придурок! — заорал Пашка. — Ты че творишь!

— Прости, прости! — запричитал Витя.

Егор не унимался. Он ржал и хрюкал, пока кровь из запястья капала на снег. Вите захотелось, чтобы он и вправду превратился в свинью и сгинул холодцом на новогоднем столе, но такое случалось только в детских страшилках.

— Что случилось? — повернулся Сережа.

Осветил фонарем хрюкающее тело на кровавом снегу, скорчившегося от боли Пашку, ставшего похожим на вопросительный знак, и заметавшегося в тревоге Витю.

— Я Пашку порезал! — захныкал он. — Блин, блин, блин! Че делать?

— Не верещи, — осадил его Паша и постарался взять себя в руки. — Егор, шутка тупая, но ты, по ходу, совсем кретин. Чем теперь перевязывать рану?

Паша прошипел от боли и крепко сжал запястье свободной рукой.

— Сейчас, — Сережа скинул со спины рюкзак и стал что-то спешно выискивать. — Вот, у меня есть бинты.

— Повезло, — выдохнул Витя.

Сережа перевязал рану, и поверх бинта для прочей надежности натянул перчатку.

— Спасибо за помощь, ребята, — сказал он. — Если б я знал, чем обернется поход за ветками, не стал бы вас просить.

— Достаточно было не брать с собой Егора, — проворчал Пашка. — Да, Егор?! Зря я простил тебе тот случай с книгой некроманта. Хрюкай сколько влезет, но без нас.

— Книгой некроманта? — удивился Сережа.

— Вспоминать противно, — отмахнулся Пашка. — Ну что, идем?

Они собрались уже уходить, когда сзади раздался голос Егора. Ребята даже не заметили, когда он перестал хрюкать.

— Пацаны, пацаны, — позвал он. — Не бросайте меня, пожалуйста.

Пашка покачал головой.

— Простим? — спросил он у ребят, и друзья согласились.

Вскоре все четверо вернулись в город. Повсюду гремел салют, гуляли довольные люди, знакомые и не очень. Пара одноклассников позвала компашку с собой, но ребята отказались. Они обещали помочь Сереже.

— Ба, я принес веточек! — сказал он, входя в тесную однокомнатную квартиру.

В доме пахло болотом, но сквозь прелую затхлость пробивались ноты пряного чая.

— У нас нет денег на елку, — сказал он ребятам, разуваясь. — Так что мы стараемся хотя бы украсить стены еловыми ветками.

— Да, мы поняли, — кивнул Паша.

Егор всю дорогу молчал, чувствуя себя виноватым.

Приоткрылась скрипучая дверь, и из спальни показалась бабушка. Отрешенное старческое лицо ее казалось деревенским окошком, испещренным морщинами, как узорами на морозе.

— Спасибо, Сережа, — качнула бабушка снежной шапкой седых волос. — Ты с друзьями? Ну, с новым годом, мальчики, с новым годом. Не замерзли, хотите чаю?

За окном взорвался очередной салют.

— Не, все в порядке, — махнул Егор и тут же поймал гневные взгляды.

— Спасибо, чаю можно, — ответил Паша.

Витя передал ветки, и Сережа отнес их за дверь.

— Ну проходите, проходите, — бабушка позвала на кухню. — Вы уж простите, что стол не накрыла, что без салатов. Сережа не говорил, что приведет друзей. Ну вы хоть конфеты ешьте, конфеты…

— Спасибо большое, — сказал Витя. — Сережа нам много про вас рассказывал, какая вы у него хорошая.

— Да, не в оливье дело, — кивнул Паша.

— Ну и славно, славно…

Снежная шапка продолжала качаться все чаепитие. Ребята отогрелись, Пашка прятал перевязанную руку, чтобы не пугать старушку, и терпел ноющую боль.

— Надо бы в травмпункт сходить, — прошептал он друзьям, когда бабушка отправилась спать.

Еловые ветки украшали стены, отчего места в квартире стало только меньше, но прибавилось уюта и новогоднего настроения. Даже затхлый аромат болота сжался в углах перед свежей хвоей. Иногда из открытой форточки доносился запах фейерверков.

Пока они шли в больницу, людей на улицах стало меньше. Пару раз они замечали капли крови на снегу, но никто не придал им большого значения. Мало ли сколько людей в новый год разбивают носы, поскользнувшись.

В травмпункте их ждал сюрприз.

— Так много народа? — удивился Сережа.

— Сначала пьют, потом спотыкаются, — хрюкнул Егор. — Здесь только бати моего не хватает.

Пашка не ответил на замечание Егора. Люди не были похожи на пьяниц с разбитыми носами.

— Что с вами случилось? — спросил Паша у последнего в очереди.

Мужчина был измазан красным, словно искупался в селедке под шубой, но Паша понял, что это кровь. Оцарапанное лицо смотрело куда-то в стену, рваная куртка висела лоскутами, а на перевязанных руках не хватало половины пальцев.

За него ответила женщина. Голосом холодным и глухим, каким говорил бы мертвец, умей они разговаривать.

— Он защищал ребенка, — Пашу обдало холодом. — Нашей Катеньке был всего месяц…

— Защищал… от кого? — прошептал он.

Она повернулась к нему лицом, и Паша невольно отступил. Такие пустые глаза он видел в последний раз, когда, используя книгу некроманта, Егор оживил труп собаки.

— Он пришел из леса, — прошелестела женщина.

— Эта тварь нападает на всех без разбора, — добавил другой мужчина с перевязанным лицом.

— Расскажите подробней! — встрепенулся Сережа. — Что за тварь? Это зверь? Какой-то зверь вышел из леса?

— Никакой он не зверь! — вскочила девушка в начале коридора, ближайшая к двери врачебного кабинета. — Он вроде… Вроде гнома.

— Кровавого гнома, — кивнул ее сосед в домашних тапочках поверх пропитанных вишневым соком бинтов.

— Есть в нем что-то гнусное, — забормотал молчавший до этого мужчина. — Он как голодный зародыш…

— Где его видели в последний раз? — спросил Паша.

— На Красной улице, — ответил мужчина.

— Там же моя бабуля, — сказал Сережа.

Заниматься Пашкиной раной ребята не стали. Оставив несчастных в коридоре больницы, они выскочили в город.

— Мы должны найти чудовище, — принял решение Пашка.

— Зародыш, зародыш… — повторял Сережа.

— Гомункул.

Идеальное слово вырвалось в морозный воздух.

— Мне страшно, — проскулил Витя.

Где-то на пустынных первоянварских улицах бродила потусторонняя тварь. Существо, способное откусить пальцы взрослому мужчине. Чудовище, нападающее на детей. Тот мужчина защищал младенца, месячную Катю. Мама Кати сказала: "Ей был всего месяц". Неужели… неужели гомункул сожрал младенца?

Где-то вдалеке хлопнула петарда и раздался крик. Ребята свернули в ту сторону.

— Кровь попала на елку! — Догадался Пашка, не сбавляя бега. — Мы украсили елку кровью, и родилась эта тварь!

— Ты же не верил в байки! — огрызнулся Егор, выдыхая облако пара.

— После некромантии во что угодно поверишь!

— Ребята, я, может быть, не вовремя, но что за история с некромантом?

— Сережа, не сейчас! — ответили Пашка с Егором вместе.

— Мы почти на месте, — указал через дорогу Витя. — Смотрите!

Впереди на тротуаре лежало чье-то тело. Ребята подошли ближе.

— Это куртка, — выдохнул Паша. — Просто куртка.

— Но кто станет бросать куртку на таком морозе?

Егор поднял куртку и хотел уже, ухмыляясь, заявить, что теперь будет что продать бездомным, когда с криком бросил ее на землю.

— Там кровь!

С изнанки куртку пропитала кровь. Рукав был порван, а из подкладки на спине торчали подкрашенные синтепоновые внутренности.

— Гомункул где-то близко, — сказал Сережа. — Человек сбросил куртку, чтобы спастись, пока эта тварь вцепилась в одежду.

— Мама, — пропищал Витя.

Розовые пятна на снегу провели их во двор.

— Вот он, — еле слышно прошептал Паша.

— Если он родился от твоей крови, — хрюкнул разогретый страхом Егор, — то этот гомункул, получается, твой ближайший родственник.

Паша не отреагировал. Гомункул с аппетитом доедал нечто, в свете фонаря показавшееся бездомной кошкой. Рядом, на подвальном окошке, белело блюдце с недопитым молоком.

— И как его победить? — спросил Сережа.

— Вот была бы у нас книга, да, Паш? — съязвил Егор. — Может быть, там нашлось бы подходящее заклинание, м?

— Некромантия работает на принципе меньшей жертвы, — напомнил Пашка. — Второй раз я не дал бы тебе никого загубить.

— Ну, эта кошка явно не хотела быть съеденной, правда? — ухмыльнулся Егор. — Как и девочка Катя.

— Мы не знаем наверняка, что гомункул сожрал младенца, — попытался Витя остановить надвигающийся спор. — И все равно книги больше нет.

— Где-то по городу бродит собака математика, — напомнил Егор.

— Толку? Я не смог ни приручить ее, ни уничтожить.

— Она могла бы сожрать гомункула, — вздохнул Витя.

— Можем сжечь гомункула так же, как я спалил книгу, — предложил Пашка, — но непонятно, как его поймать.

— Может, он нажрется и уснет? — предположил Сережа.

То ли они говорили слишком громко, привыкнув к страху, то ли гомункул не наелся худосочной кошкой, но голодный взгляд его оторвался от жертвы и уставился прямо на них.

Мелкий, измазанный в красноватой и липкой на первый взгляд слизи, он напоминал новорожденного младенца. За исключением длинных, как у мартышки, рук с кривыми когтями на пальцах. С кривых когтей все еще свисали окровавленные кусочки кошачьей шерсти, а в распахнутых глазах отражался ненасытный голод.

Тварь встала на кривые ножки, оскалившись острыми треугольными зубами.

— Матерь Божья, — протянул Витя, вспомнив ругательства собственной мамы, работавшей в церковной лавке. — Пресвятая Богородица…

— Ма… — повторил гомункул, — терь…

Казалось, в его горле кипела ванна с жертвенной кровью, когда он произнес два этих слога.

— Ну на хер, не хотел бы я быть твоей мамашей, уродец! — воскликнул Егор и рванул прочь.

— Стой! Мы должны держаться вместе!

Гомункул издал шершавый, как движение мела по доске, крик и прыгнул вперед. Еще один прыжок — и липкая слизь испачкала снег под аркой, где только что стояли мальчишки.

— Егор, подожди!

— Мы с тобой!

— Ма-а-ама!

И снова гомункул повторил за Витей:

— Ма… ма…

Остановились они, только пробежав пару кварталов. Чудовище отстало.

В ушах Сережи стучала кровь. Он мог поверить в некромантов, в гомункула и в какую угодно небылицу. Но никак не мог родиться от сережек на новогодней елке. Это просто глупая шутка. Глупая, обидная шутка. Сколько людей украшают елки на новый год? Да их миллионы! И что-то он не видел миллионы чудовищ, рыскающих по городам в поисках жертвы.

— А ту елку, — Сережа сглотнул. — Елку со свиными ушами украсили дома или в лесу?

Миллионы елок украшают в гостиных. Миллионы елок срубают в лесах, чтобы поставить дома в ведро и выбросить на помойку, когда дерево потеряет последние соки, иссохнув, как постепенно иссыхала его бабушка. Миллионы мертвых елок не рожали уродцев, но что если елка была живой? Что если живые елки мстили за своих сестер?

От такой безумной догадки стало не по себе. Какая глупая, несуразная мысль. Конечно, так не бывает. Деревья не умеют мстить, как не бывает магии и… кровавых гомункулов.

Егор сполз на снег, привалившись спиной в стене, и пытался восстановить дыхание. В боку кололо. На вопрос Сережи он ответил спокойно, прикрыв глаза:

— Так в лесу, конечно же.

— Не слушай его! — вскинулся Пашка. — Это просто байки, никакой свиньи не было, и ты не родился от сережки твоей бабушки!

— Но все сходится, — сжал зубы Сережа. — Я подсугробный ребенок.

— Подъелочный, — поправил Егор.

— Пошел ты! Ты и этот гомункул.

Витя шмыгнул носом. Выглянул за угол, боясь снова увидеть липкую тварь.

— Почему он повторял за мной "мама"?

— Я думал, мне показалось, — удивился Пашка.

— Нет, я тоже слышал, — кивнул Егор.

— Если он такой же, как я, — Сережа вышел на середину улицы, — он тоже ищет своих родителей.

— Чтобы их сожрать, — проворчал Егор.

— И как нам найти его маму? — спросил Пашка.

— Надо ее создать.

— Чего?

— Собрать образ матери и украсить им елку, — бросил Сережа. — Пока ночь не закончилась, пока еще работает магия!

— Ну офигенно! — вскочил Егор. — Развесим наших матерей на жертвенной елке, чтобы успокоить гомункула!

— Ты дурак?! — ощетинился Пашка. — Что ты несешь, какие жертвы! Я уже сказал тебе в прошлый раз, что не позволю…

— Ребята, стоп!

Витькин голос вклинился в ругань ледяным ветром.

— У нас мало времени. И, кажется, гомункул приближается.

Сережа вернулся в закоулок:

— Так, он близко. Идея такая. Разбегаемся по домам и берем по одной вещи своей мамы. Все, что нас с ней связывает. Фотография, элемент одежды, украшение, что угодно.

— Только не подарок от мамы, — прервал Паша.

— Почему?

— Подарком может быть вещь с другим смыслом. Как носки или тачка на пульте управления. Представь себе, что вместо матери родятся разумные носки.

Ребята попытались осмыслить сказанное и рассмеялись. Тут же прикрыли рты ладонями и постарались успокоиться.

— Ну, вы поняли, — улыбнулся Пашка.

— Да, носки, — прыснул Егор и замахал рукой: — Ладно-ладно! Не ржем… Боже…

— Гомункул, — прошептал Витя.

— Да, расходимся.

Четыре школьника бросились врассыпную, когда по улице пробежал запоздалый шепот:

— Эй, а где встречаемся?

— У Сережи, — донесся ответ.

На место, где только что был придуман план, прискакал кровавый уродец. Он потянул носом новогодний воздух и рванул на запах фейерверков.

Ночь не успела закончиться, когда друзья собрались в подъезде. В крохотной квартире на первом этаже спала бабуля. Отгремел салют. С обратной стороны дома мерзкая тварь доедала очередную кошку.

— Кто что принес? — спросил Сережа.

— Я взял мамину кружку, — ответил Паша.

— Вот, — разжал ладонь Витя. — Крестик. Мама говорит, что крестик от любой напасти спасает.

Егор только фыркнул.

— А что? Если есть магия, то и в церкви говорят правду!

— Твоего Бога придумали люди, — встал на привычную позицию конопатый боров. — А магия это творение природы.

— И все равно я верю, что крестик поможет!

— А ты что принес, Егор? — спросил Паша.

— Достал из тайника, пока батя дрых на кухне. Повезло, что в этот раз он быстро напился, — ответил Егор, и голос его внезапно стал тверже обычного. — Все, что осталось от мамы.

В раскрытой ладони лежал серебряный кулон с крохотной фотографией такой же веснушчатой девушки.

— Скучаешь по ней? — спросил Сережа.

— Очень.

— А ты? — спросил Витя.

Сережа не ответил и молча раскрыл ладонь. В тусклом свете заляпанной лампы блеснула пара простых сережек. Темные камни в металлической оправе напоминали его глаза.

— Это единственные серьги бабули, — ответил он. — Если я и родился от сережек, то только от этих.

— Ну что, — подобрался Паша. — Бежим?

Они выскочили из подъезда и со всех ног рванули в сторону леса. Никто не оборачивался. Страшно было даже представить, что кровавый гном бежит по пятам. Что секунда промедления может стоить им жизни.

Конечно, можно было сбросить пальто, чтобы отвлечь гомункула, но кто из них видел хозяина той окровавленной куртки? Не мог же гомункул сожрать человека полностью, правда? Ответная мысль тут же заставила Пашку шире раскидывать длинные ноги.

— Он догоняет! — заорал Витя.

Лес уже маячил впереди, когда сбоку показалась тень. Нечто приземистое бежало к ним со всех ног, и, только присмотревшись, Паша догадался, что это собака.

— Это не гомункул! Это пес-зомби! — крикнул он.

— Этот тоже ест людей? — испугался Сережа.

— Нет, он добрый, — выдохнул Витя.

— Ага, его хозяин не принял обратно, когда собака восстала из могилы, — заржал Егор и тут же схватился за бок.

— Не отставай, — бросил Пашка.

Вскоре они ворвались в лес, освещая дорогу фонариком. Еловые ветки били по лицу, ноги проваливались в снег, но ребята старались не сбавлять скорости.

— Та самая елка!

— Ты уверен?

— Да, да! Вон там я валялся!

— Вот кровь, ага.

— Так, все, быстро вешаем и…

— Блин, а куда прятаться? Гомункул нас по-любому найдет.

— Он где-то отстал. Держимся вместе.

— А вот и пес, — заметил Сережа. — Жуткий.

Ребята развесили украшения и встали спиной к спине, отойдя подальше от елки. Собака с прогнившими глазами и облезлым боком крутилась рядом, виляя хвостом. От хвоста остался тонкий прутик обтянутых кожей костей, но оживленный Егором труп все также радовался людям.

— Если тварь появится, я буду драться, — заявил Паша.

— Я с тобой, — кивнул Егор.

— И я, — согласился Витя, дрожа всем телом. — И да поможет на Бог.

— Да хватит уже! — сплюнул Егор. — Сами себе поможем.

Сережа молчал. Не было смысла что-либо говорить. И так было ясно, что с этими ребятами его теперь объединяет нечто большее, чем просто учеба в одном классе. Как не было сомнений, что сегодня он узнает правду о своих родителях.

В тишине новогоднего леса долгое время звучало только дыхание. Призрачный пар поднимался над четверкой голов в теплых шапках. Спина к спине мальчики ждали.

Послышался далекий шорох. Хруст снега. Чавкающий звук липнущих к телу тонких ручек, измазанных слизью и тем, что хотелось бы назвать вишневым соком. Залаял пес и бросился в чащу.

Хриплый лай сменился коротким визгом, и в свет фонаря ворвался гомункул.

Первую атаку отбил рюкзак Сережи.

— Получай, братик!

Второй бросок гомункула встретил толстый сук в руках Егора.

— Я те жрать себя не дам, мерзкая тварюга, — замахнулся он во второй раз, но промахнулся.

Острые когти полоснули Егора по ноге.

— А-а-а! — взревел от боли Егор. — Он меня порезал!

Рюкзак Сережи тут же рухнул на зубастую голову, и уродец отступил.

— Егор, держись, — сказал Пашка, покрепче хватая взятый из дома молоток. — Всем два шага влево.

Словно римляне из школьного учебника, ребята, не размыкая оборонительный строй, повернулись против часовой стрелки так, чтобы раненый Егор остался в самой безопасной позиции. Теперь встречать атаку существа предстояло Паше и Вите.

— Мамочки, — пробормотал Витя.

— Ма… мо… — повторил гомункул, наклонив голову.

Пока уродец задумчиво пялился на Витю, на поляну снова выскочил пес и вцепился гомункулу в шею, повалив лицом в снег. Гомункул вывернулся. Словно не чувствуя боли, полоснул по облезлому собачьему боку и попытался выскочить из мертвой хватки.

— Ребята, смотрите, — прошептал Сережа.

Они обернулись. Из-под украшенной ими елки, взрыхляя снег, поднялась женщина. О том, что это женщина, можно было догадаться по светлому длинному платью, по изгибам тела, по ощущению тепла и заботы, словно охватившего не только поляну, но и целый лес вокруг.

— Мама? — удивился Пашка.

— Это же моя мама, а не твоя, — не согласился Витька.

— Ма… ма… — гомункул перестал драться и опустился на четвереньки.

Теперь пес наклонил голову на бок, прижимая изодранные уши. Гомункул пополз к сияющей фигуре, оставляя на снегу багровую дорожку.

— Я не вижу ее лица, — сказал Сережа. — Только яркий свет. Как вы что-то различаете в ней?

— Я начал забывать, как ты выглядишь, мам, — пробормотал Егор. — Прости, что я был таким засранцем.

Женщина улыбнулась, осветив поляну ярче весеннего солнца.

— Блин, говно, — тут же скривился Егор, забыв, что только что извинялся. — Как же болит порез. И кровищи столько…

— Сережа, спасай Егора, — напомнил Пашка.

— Да-да, сейчас.

Пока Сережа перевязывал уже вторую рану за сегодняшнюю ночь, гомункул добрался до сияющей женщины. Она присела на корточки, взяла его на руки и стала нашептывать песню. Спокойную, как замерзшая река, и тихую, словно мышиный шорох под толстым покрывалом пушистого снега.

Следом, ковыляя и прихрамывая, к ней подошел и пес. Перекушенная гомункулом задняя лапа болталась на кусочке облезлой шкуры. Пес уткнулся носом в нечеловеческую, слишком светлую ладонь, и перестал скулить.

Гомункул уснул. Пес, виляя хвостом, не отходил от хозяйки.

Повернувшись спиной к мальчишкам, женщина скрылась в еловых зарослях, и только следы на снегу могли подсказать, где искать это удивительное творение природы. Ведь там, куда ступала ее нога, таял снег и вырастал из-под земли подснежник.

— Я хочу к маме, — проскулил Витя.

— Теперь вы просто обязаны рассказать мне про эту собаку, — заявил Сережа.

— Давай завтра, — попросил Паша. — Хватит на сегодня историй.

— Согласен, — кивнул Егор.

Под шуршание снега ребята молча покинули лес.

Попрощавшись с друзьями, Сережа вернулся домой. Утреннее солнце светило в окно. Запах хвои окончательно прогнал болотную вонь, и только нотки пряного чая оставались неизменны.

Едва разувшись, Сережа бросил без предисловий:

— Я знаю правду, ба!

Бабушка оторвалась от утреннего чая.

— Ну говори, говори, — закивала она.

— Ты украсила елку в лесу, и я родился из-под снега! Ведь так?

— Ну так, так.

— Поэтому ты ни в какую не говоришь, что на самом деле случилось с моими родителями. Поэтому ни разу не назвала их имена, чтобы я не мог ничего разузнать!

— Разузнать, так, — повторила бабушка, кивая.

— У меня просто не было никаких родителей, — заключил Сережа и бросил украшение на стол. — Вот мои родители! Две сережки, блин!

— Пойдем.

Бабушка встала из-за стола и поманила Сережу в комнату. Там она открыла ящик в комоде и долго перебирала стопку каких-то документов, фотографий деда, альбома с фотографиями Сережи. Наконец, протянула Сереже несколько подернутых желтизной бумаг.

Свидетельство о смерти. Свидетельство об усыновлении, справка из детдома и свидетельство о рождении.

— Ну, смотри, смотри, — закивала бабушка.

— Почему ты не показывала их раньше? — прошептал Сережа трясущимися губами.

— Ну так рано было, Сереж, ты все в сказки верил. А теперь захотел правды, ну вот она, вот, — и бабушка показала рукой на цифры.

Ничего не значащие цифры возле ничего не значащей, мертвой фамилии матери. Прочерк в графе "отец". И дата смерти.

— Она умерла, когда тебе было два года, Сереж. Пила много, — бабушка пожала плечами. — Я нашла твою маму, да только... не захотела она, понимаешь?

— Почему… Зачем… Да как так-то! — Сережа вскочил с места, бросил бумаги на пол и сжал зубы до скрежета. — Почему она сдала меня в детский дом?!

— Ну отказалась, Сереж, отказалась, — вздохнула бабушка. — Такая вот правда.

Автор: Алексей Нагацкий
Художник: Дмитрий Лузянин
Больше работ автор ВК

— Витька, я уже говорил, что твоя мама — безмозглая монашка, — отрезал конопатый мальчик. — Всем известно, что Бога не существует. В наше время только полные дураки верят в эту сказку.

— Никакая мама не монашка, — Витька надул губы. — Она просто работает в церковной лавке. И сам ты безмозглый!

— Егор прав, — заметил Пашка. — Но мы не знаем, существует ли магия. Вдруг это тоже сказка?

— Вот и проверим, — Егор облизнулся. — На руинах особняка.

Вскоре чердак остался обрастать новыми слоями пыли, а мальчишки направились к руинам. От некогда богатого дома остались огрызки стен, испещренные граффити и письменами вроде “здесь был Вася” или “Настя+Таня=дружба навсегда”.

Именно там можно было узнать последние сплетни о том, что дружба не так уж долговечна, а Светка из третьего подъезда не совсем верна. Пашка не любил руины.

Книга оказалась тяжелой, и мальчишки несли ее по очереди. Витька старался нести подольше, чтобы доказать, что не боится, и вернуть себе доверие Егора. Егор с удовольствием делился своей долей страданий.

— Мне мама звонит, — Витька не стал отвечать. — Ничего, потерпит!

Егор только фыркнул. Его забавляло, когда Витька пытался казаться крутым. Другое дело Пашка — настоящий книжный червь. Близились экзамены, и Егор надеялся заполучить его мозги в свои союзники.

— Пашка, а твои не хватятся? — спросил он.

— Моим родителям все равно, что со мной происходит, — Пашка взял книгу. — Они только делают вид, что заботятся, а на самом деле хотят от меня избавиться.

— Они же покупают тебе книжки, — заметил Витька.

— Лишь бы я поменьше им докучал, — усмехнулся Пашка.

— Погодите! — Егор остановился. — Мы же не выбрали, кого оживлять.

— У Романа Палыча вроде собака недавно умерла, — вспомнил Витька.

— Вот, кстати. Сколько раз я просил родителей купить мне щенка, и что? У них постоянно какие-то отмазки. Говорю, я им до лампочки.

— Значит, откопаем собаку математика и подарим Пашке, а? Идея?! — Егор расплылся в улыбке.

Лопату решили украсть из храма. Витька часто заходил к маме на работу и знал, где хранится ключ от каморки садовника. Служители храма в это время отправлялись спать, так что украсть лопату было нетрудно.

Южная ночь опустилась густой гнилостной массой. Запах разложения ударил в ноздри. В пустых глазницах свежевырытой собаки копошились черви.

— Я не понесу это в руках, — Витька прикрыл ладонью лицо.

— Не свети в окно, придурок! — прошипел Егор.

Фонарик метнулся обратно в могилку. Витька виновато ссутулился.

— Замотаем собаку в мою куртку и потащим волоком, — предложил Пашка.

Теперь одному приходилось нести книгу, а двое тащили собаку.

Казалось, в ночи собака воняла особенно сильно. У Егора нашелся носовой платок, и он намотал его на лицо как повязку. Пашка натянул футболку на нос. Витька задерживал дыхание и делал редкий глубокий вдох.

— Наконец-то на месте, — Егор без сил повалился на землю. — Пашка, рисуй пентаграмму.

— Пентаграмма пятиконечная, а здесь нужна гексаграмма, — Пашка положил книгу на битый кирпич и раскрыл на нужной странице. — Витя, посвети.

Егор привстал на локтях, пытаясь тоже посмотреть в книгу.

— Здесь сказано, что для поднятия мертвеца необходимо принести меньшую жертву.

— Чего? Жертву? И кого нам прикончить?

— В храме обитает кошка, — припомнил Витька. — Кажется, Мурка. Она меня знает, можно приманить, а потом задушить.

— Эй, стоп! Я не буду никого душить!

— А тебе и не надо, — Егор поднялся. — Ты у нас буквоед, душить буду я.

— Я тебе не позволю.

— Ты же хотел собаку, верно? Чего теперь заднюю сдаешь, струсил? Пашка, это твой шанс! Ты только подумай! Ты станешь знаменит на всю школу. Настоящий некромант и его нежить, а? Зуб даю, эти готичные старшеклассницы тебе проходу не дадут… А может, и дадут, но чего другого, м? Разве это не круто? Блин! Да я уже завидую!

— Это не стоит невинной жертвы, — Пашка сжал кулаки.

Витька наблюдал, двигая фонарик от одного лица к другому. Пашка был выше на целую голову, но сутулился так, что напоминал вопросительный знак. Худющий вопросительный знак. Рыжая голова Егора полыхала огнем, кулаки главного задиры в классе были готовы к драке.

— Не хочешь стать звездой — тогда не мешай другим.

Егор толкнул Пашку плечом и попытался пройти мимо, но Пашка схватил его за рукав.

— Не пущу.

— Да пошел ты!

Даже Витька не заметил, когда Егор ударил. Только неуклюжий вопросительный знак свалился на землю. Прошелестела кирпичная крошка. Пашка тихо простонал, не открывая глаза.

— Хватай книгу и собаку, — приказал Егор. — Идем искать твою кошку.

Пашка проснулся от скрипок Антонио Вивальди. Играла “Весна”. Он достал телефон из кармана штанов и простонал. Ужасно болела челюсть.

— Да, мам… Нет, я в порядке, просто гостил у ребят и уснул… Что? Нет, я не пил… Ты шутишь? Мне только тринадцать! Кто пьет в тринадцать лет?! Что?.. Нет, они мне не друзья. У меня вообще нет друзей, мама… Конечно, откуда тебе знать… Нет, не жди меня дома. Я должен завершить одно дело, — он отключил звонок и поднялся с земли.

Идти до церкви оставалось пару кварталов, когда окончательно рассвело. Из кустов акации раздался шорох. Пашка остановился, ежась от утренней прохлады.

— Привет, пес. — Из кустов выбралась собака.

Она показалась ему смутно знакомой, и Пашка присел. Довольный пес вывалил язык, виляя хвостом. Из разинутой пасти ударил запах гнили.

Пес завалился на бок, чтобы почесаться, и вместе с клоком шерсти на землю упало несколько червей.

— Я не вернусь домой, мама, — пробормотал Пашка, вставая, — пока не сожгу эту книгу.

Автор: Алексей Нагацкий
Художник: Дмитрий Лузянин
Больше работ автор ВК

— Билли, — заговори Стив. — Ты уверен, что они вообще существуют?

— Конечно, — ответил Билли, подышал на замерзшие руки и придержал приплюснутую кепку.

— Завтра Хэллоуин, они всегда встают накануне, — уверенно заявил Тамаш. Он повернулся к Стиву, и блеснул золотым зубом. — Ты все-таки боишься.

Стив направил фонарик на калитку, сглотнул и первым вошел на кладбище.

* * *

Я наблюдала за ними, прячась в тени. Верней, не так. Я не пряталась, я была тенью. Когда свет луны падал на меня, я становилась прозрачной тканью, колеблясь на холодном ветру.

Пару раз они направили на меня свой фонарик.

— Жуткий памятник, — сказал тогда мальчик в кепке.

Он мне нравится, я чувствую, что в нем больше силы, чем в остальных. Не знаю, это от того, что я умерла, или что-то девичье?

— Ну, и где твои зомби? — сказал потом мальчик с телефоном. Мне кажется, он здесь лишний. Зачем он здесь, почему не дома? Лишь позже я узнаю ответ.

Они искали несколько часов. Подходили к могилам, ломали замки склепов и ныряли внутрь, чтобы выскочить с криком, а потом войти обратно. Иногда я смеялась. Они так наивны. Я давно здесь. Конечно, зомби не существует.

* * *

— Ладно, ребята, уходим, — сказал Билли, пряча под кепку горсть конфет.

— Хотя бы сладости нашли, уже неплохо, — заявил Тамаш и похлопал Стива по плечу. — Ты молодец, я в том склепе чуть не обделался.

Стив улыбнулся. Ребята приняли его неделю назад, и он старался быть с ними наравне.

Темнота уже стала привычной, крики ночной птицы не могли напугать ребят. Только ужасный осенний ветер продолжал забираться им под кожу. Стив поежился.

Они дошли до скрипучей калитки, в последний раз оглянувшись на кладбище, полное надгробий.

— Пусто, — покачал головой Билли. — А жаль.

Стив выходил последним, подсвечивая сзади фонарем, чтобы Тамаш и Билли могли видеть тропинку. У ребят, практически живущих на улице, смартфонов попросту не было.

Стив почти закрыл калитку, когда услышал девичий голос:

— Вы не видели моих родителей?

Ветер ударил в лицо. Тамаш поскользнулся, схватился за Билли и заскулил. Билли напряг челюсть, помог другу встать. Стив смотрел на белоснежную, полупрозрачную фигуру возле крайней могилы.

— П-п-призрак, — проскулил Тамаш.

— Бежим, — прошептал Билли, и свет фонарика рванулся к аллее.

* * *

Билли бросил камешек в окно второго этажа. Створка отворилась, и в проем опустилась веревка из связанных вместе простыней. Он бросил взгляд на одно из окон первого этажа — свет не горел.

— Полезай уже, холодно, — прошептали сверху.

Билли кивнул и снял кепку. Скрутил, убрал в карман штанов, а конфеты спрятал в другой. Дернул на всякий случай веревку, чтоб убедиться, что выдержит, и полез наверх.

— Закрывайте, — сказал он мальчишкам в комнате, когда забрался внутрь. — Вот немного конфет.

Кто-то из ребят закрыл окно. Другие набросились на горсть угощений и стали считаться, на сколько человек делить каждую конфету.

Билли добрался до своей кровати, сжался под одеялом и уснул под шепот детей и шуршание фантиков.

* * *

Утром все собрались в столовой. Билли взял на раздаче завтрак и сел за столик с другими детьми.

— Спасибо за вчерашний улов, — сказал ему один из мальчишек.

Билли кивнул. Со стороны окна подул холодный ветер. Пошевелилась занавеска.

— Отвали, мелюзга, — послышалось сзади. — Теперь это мой завтрак.

Билли обернулся. Высокий парень оттолкнул пятилетку и забрал у него яблоко. В столовую вошла воспитательница, в ее глазах стояла усталость.

— Что здесь происходит, Джим? — спросила она.

— Тебя это не касается, мисс Дейзи, — ответил парень. — Или снова запереть тебя в чулане?

Билли помнил тот день, когда группа старших детей связала ночью мисс Дейзи и заперла на ключ. Мисс Дейзи покраснела и вышла из столовой.

— Кто еще хочет меня остановить? — спросил Джим.

— Билли, — прошептал девичий голос.

Билли обдало холодом. Перед ним стояла прозрачная фигура шестилетней девочки. Она неловко улыбнулась и протянула к нему руку.

— Ты ведь герой, правда, Билли? — спросила она.

Билли покраснел. Соседи по столику сползли со стульев или в один прыжок прижались к дальней стене. Девочка смотрела на Билли и улыбалась невинной улыбкой.

— Я… — сглотнул Билли.

— Ты рубин! — засмеялся Джим. — Глянь, как покраснел! Это твоя подружка? Как она сюда попала?

Джим подошел ближе.

— Я тоже хочу такой костюм, малышка. Где ты его взяла?

— В посмертии, — ответила девочка, наклонив голову набок и глядя на Джима. — Ты хочешь умереть?

Ветер ворвался в столовую, сбросил с головы Билли кепку. Джим сглотнул. Полупрозрачная девочка оглядела столовую.

— Я ищу своих родителей, — сказала она. — Вы не знаете, где они?

Мальчики в столовой молчали. В глазах стоял страх, недоверие. Если это костюм, то почему фигура прозрачна? И почему вдруг стало так холодно?

— Здесь нет родителей, — ответил Билли. — Здесь только дети.

* * *

Я не помню, когда умерла. Время на кладбище тянется долго. Мама с папой обещали меня забрать, но так и не вернулись.

Я помню только, что отдыхала в детском лагере, когда меня ударило током. Наверное, это было давно.

Сейчас я оставила Билли. Он не был героем, я ошиблась. Я спрашивала снова, но никто из них не видел моих родителей. Они не знают даже своих.

Я пошла по следам Тамаша.

* * *

— Сынок, ты знаешь, какой сегодня день? — спросила женщина в разноцветной юбке.

— Хэллоуин, мам, — пожал плечами Тамаш. — Кто ж не знает.

— Нет, глупый, — засмеялась мать. — Сегодня мы навсегда покинем табор. У нас с отцом, наконец, хватает денег на покупку дома.

— А Роман отпустит? — спросил Тамаш. — Он же тут главный.

— Роман может делать, что захочет, — ответила мать. — Мы не станем продавать порошок.

Она взяла шкатулку со стола и вышла из трейлера. Тамаш хотел было пойти за ней, но услышал сирену. Затем голос.

— Это полиция, вы окружены! — прокричали в мегафон. — Сдавайтесь или мы откроем огонь.

Тамаш схватился за волосы. Пригнулся, подполз к окну фургона, выглянул наружу. Стоянку окружили полицейские машины.

Мысли смешались.

Облава, что делать? Его семья ни в чем не виновата. Это Роман. Роман связался с порошком, они торговали старой техникой и драгоценными камнями. Они хотели купить землю и разводить лошадей.

Он рискнул еще раз выглянуть в окно. Мать сажали в машину, отца нигде не было видно. Тамаш заскулил.

Снизу постучали. Он нырнул к полу, подполз к люку, открыл.

— Сынок, — прошептал отец, забираясь в фургон. — Прости нас, сын.

— За что?

Они сели друг напротив друга на холодном полу. Отец не боялся. Тамаш тоже взял себя в руки.

— Не стоило спорить с Романом, — сказал отец, вытирая вспотевший лоб. — Надо было свалить по-тихому, но теперь поздно. Он сдал нас, рассказал про камни.

— Он же сам дурь толкает! — воскликнул Тамаш.

— У него связи, за ним картель, — покачал головой отец. — Нам не победить, Тамаш.

— Мама у них.

Отец вздохнул.

— Они пойдут на штурм, — сказал он и протянул сыну конверт. — Здесь деньги, потрать их с умом.

Тамаш кивнул, заморгал.

— Ну, не плачь, — улыбнулся отец, вставая. — Не пристало моему сыну так встречать судьбу. Постарайся уйти подальше, пока я возьму полицию на себя. Если повезет, мы тебя найдем.

Отец еще раз улыбнулся и вышел.

Тамаш спрятал конверт под свитер и спустился в люк. Он старался не слушать голоса и крики, сирену, предупредительный выстрел.

Фургон стоял на краю стоянки. За ним начинался лес, в стороне горел огнями магазин. Наверняка в лесу уже были копы. Ему пришлось ползти по осенней земле, чтобы остаться незамеченным.

Вскоре крики затихли, замолчали сирены. Подул холодный ветер, и начался дождь. Тамаш прижался к дереву спиной.

— Мальчик, — раздался девичий голос. — Ты не видел моих родителей?

Тамаш поднял голову. Перед ним стоял вчерашний призрак. Девочка сложила ладони в молитвенном жесте.

* * *

Он изменился. Больше не боится, не скулит. В его взгляде появился опасный блеск.

Он тоже не видел моих маму и папу. Я надеюсь, что с его родителями все будет хорошо.

Они ведь ни в чем не виноваты, правда, Тамаш?

* * *

— А ты тоже смелый. Не бежишь, не боишься.

Перед Стивом стояла полупрозрачная фигура. Она пришла к нему, когда он едва проснулся. Стив натянул одеяло.

— Мы ведь уже встречались, — ответил он.

С приходом призрака в комнате стало зябко.

— Я не знаю твоих родителей, но мог бы принять тебя в семью, если ты хочешь.

— Правда? — удивилась девочка. — И твои родители согласятся?

— Давай спросим, — предложил Стив. — Только отвернись.

Девочка обернулась занавеской, и Стив встал, чтобы одеться. Через минуту они вместе вышли из комнаты.

Они спустились со второго этажа по длинной витой лестнице. Со стены на них смотрели счастливые семейные фотографии. С каждым шагом девочка обретала форму.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Виктория, — ответила девочка.

Стало теплее. Под потолком замерцала люстра. В конце гостиной трещал камин. Перед камином сидел отец.

— Пап?

Он даже не обернулся. Они прошли на кухню.

— Мама?

За столом сидела женщина с фотографий на стене. Она подняла на сына глаза, перед ней стоял полупустой стакан. Стив почувствовал, как девочка сжала в его руке ладошку.

— Это Виктория. Мы можем принять ее в семью? Кажется, ее бросили родители.

Женщина заплакала, закрыла руками красивое лицо. Свет от лампы под потолком пролетел сквозь девочку. Из прихожей раздался хлопок двери.

— Отец ушел, — сказал Стив, обернувшись к Виктории. — Прости, у нас больше нет семьи.

* * *

Осенний ветер поднял с тротуара кем-то забытую маску вампира. Затем подтолкнул полупрозрачную фигуру к мерцающему фонарю. Фигура двинулась дальше, заглянула в пустой магазинчик и позвонила в колокольчик.

Из подсобки вышел продавец.

— Простите, — сказала она. — Вы не видели моих родителей?

Автор: Алексей Нагацкий
Художник: Дмитрий Лузянин
Больше работ автор ВК

Он прилег, неотрывно глядя в просвет между креслами. “All you need is love”, — уверяли по радио. Билли сжал зубы.

Златовласка мурлыкала песню, уверенная, что мальчик спит. Он достал из кармана нож. Снял чехол. Лезвие мягко отразило солнечный свет.

Билли поднялся. Сел за водителем. Приготовился.

— О, ты проснулся?

— Вы не могли бы остановиться, мисс Стейси? — сказал Билли, потирая глаза. — Я хочу в туалет.

Автомобиль замедлился, свернул к обочине, пригрелся. Правая рука Билли взметнулась к горлу водителя.

Сердце билось напуганной птицей, но рука оставалась твердой. Лезвие касалось нежной кожи, показалась капля крови. Билли хорошо заботился об этом ноже.

— Не убивай, — прошептала Стейси. Он слышал быстрое дыхание, запах цитруса от волос.

— Мне нужны деньги, — сказал Билли. — Потом я уйду.

Стейси показала направо, где на сиденье лежала сумочка.

— Опустошите, мисс Стейси, — попросил Билли, не опуская ножа.

Она повиновалась, начиная плакать; протянула руку, перевернула сумочку, через плечо передала бумажник.

— Большое спасибо.

Губы Стейси все еще дрожали, когда мальчик вышел из машины и нырнул в придорожный куст. Кошелек, достав оттуда наличность, он выбросил через пару миль. Вскоре Билли снова вышел на трассу и поднял руку.

— Я Джонсон, — представился подобравший его мужчина. — Так что ты делаешь на трассе, сынок? Неужели автобусы отменили?

— Я не люблю автобусы, мистер Джонсон, — ответил Билли, сидя на переднем кресле. — Тут недалеко наша ферма. Проще дойти напрямик, чем делать крюк до остановки. Я еду в гости к тете.

Билли развернул клочок бумаги. Посмотрел на сбивчивый почерк. Убрал в нагрудный карман.

— Адрес тети? — спросил Джонсон.

— Ага.

— А чья ферма, говоришь? Мак-Дермотты или Роуз?

— Роуз, — уверенно ответил Билли. — Мы стараемся оправдывать наше имя.

Билли улыбнулся и продолжил смотреть на дорогу. Мистер Джонсон погладил лысину, с прищуром посмотрел на мальчишку. Пшеничные поля быстро проносились мимо.

— Остановимся.

Мистер Джонсон свернул на заправку. Автомобилей не было, стоял только тягач с прицепом. Билли в нос ударил запах бензина.

— Я захвачу чего-нибудь поесть, — сказал Джонсон, выключая мотор. — Не против, если я закрою двери?

— Я тоже выйду, — встрепенулся Билли. — Хочу в туалет, — добавил он застенчиво.

Они вышли, щелкнул замок. Джонсон вразвалку направился в магазин, Билли свернул за угол. Как только Джонсон пропал среди разноцветных товаров, Билли прошмыгнул обратно.

Ему повезло. Подъехал пикап, из-за руля выскочил молодой человек и пронесся мимо Билли в туалет. Камера над входом в магазин смотрела в другую сторону. Водитель тягача спал. Джонсон все еще был внутри.

Билли добежал до пикапа, открыл дверь и прыгнул внутрь. В бардачке лежала пара фунтов, кредитка и золотая цепочка. Деньги Билли оставил, цепочка свернулась в кармане.

Джонсон вышел из магазина. Билли обогнул заправку и вернулся к машине со стороны туалета.

— Едем? — улыбнулся Джонсон. Они сели, он завел мотор, потянулся в бумажный пакет. — Держи бургер.

— Спасибо, мистер Джонсон, — отмахнулся Билли. — Я поел дома.

В живот словно вонзили нож. От запаха еды слюной наполнился рот. Участился пульс. Сколько он не ел? Со вчерашнего утра?

— Ты сходил в туалет и не помыл руки?

Билли опустил глаза на свои грязные, нестриженные ногти.

— Сынок, — наклонил голову Джонсон. — Не дури мне голову, ладно?

Билли кивнул, протянул руку, накинулся на еду. Джонсон выехал обратно на трассу.

— Не хочешь сказать правду? — спросил Джонсон спустя полчаса. Подъезжали к городу, оставалось недолго.

— О чем вы, мистер Джонсон?

— В наших землях нет ни Мак-Дермоттов, ни фермы Роуз.

Джонсон не отрывался от дороги. Билли потянулся к ножу, передумал. Летнее

солнце билось в стекло.

— Ботинки разбиты, штаны поношены, рубашка на два размера больше, — сказал Джонсон, опуская козырек от яркого солнца. — Едешь один и не в первый раз, но не помнишь адрес. По местному радио говорят, что на трассе орудует грабитель по описанию похожий на тебя. Ничего не хочешь мне рассказать?

Билли зажмурился. Машина ехала быстро. Джонсон выглядел сильным. Билли вздохнул.

— Я ищу своих родителей, — солнце отразило в его глазах дрожь. — Я сбежал из интерната, как только узнал их имена и где они живут. Это их адрес.

Джонсон кивнул. Они въехали в небольшой город, постояли в пробке, свернули по адресу, остановились.

— Удачи, сынок.

Билли замялся.

— Вы не сдадите меня копам?

— Послушай, Билли, — Джонсон ласково улыбнулся. — У меня есть сын, твой ровесник.  Тот еще сорванец! Как думаешь, хотел бы я, чтобы за глупую ошибку он загремел в тюрьму?

Билли промолчал. Джонсон сделал радио потише, но Билли все еще слышал настойчивые “love is all you need”.

— Хотел бы я жить, зная, что не уберег человека в начале его пути? — наклонился к нему Джонсон. — Что не позволил мальчишке осознать, был ли он прав, совершая преступление? Хотел бы наказанием усугубил его боль? Ты ведь умный парень, верно?

Джонсон прищурился. Билли сглотнул, не зная, что говорить. Билли привык к чувству страха, но сейчас он боялся чего-то нового. И что с этим делать, тоже было неясно.

— Спасибо, что подбросили, мистер Джонсон. — Билли выскочил из машины.

Когда мальчик исчез во дворах, Джонсон вытер лицо рукой. Завел мотор и выехал на проспект. Билли подошел к цветочной лавке.

Купив букет из сиреневых ирисов и белой кустовой розы, он поблагодарил продавца и направился к супермаркету через дорогу. Там вошел в отдел парфюмерии; замер, оглушенный стеной ароматов.

— Могу я помочь? — обратился к нему продавец в белой рубашке и с гладковыбритым лицом.

— Я хочу подарить отцу туалетную воду, — ответил Билли.

Продавец помог ему выбрать подарок, и Билли поспешил на свежий воздух. Там он снова пересек улицу, прошмыгнул через два квартала и взглянул на клочок бумаги. Оставалось пересечь двор.

Пятиэтажные здания из серого бетона окружали Билли. В стороне двое подростков прижали к стене ребенка лет шести, злобно смеялись. Сверху на балконе раздался кашель, потянуло сигаретным дымом.

— Пожалуйста, не бейте меня, — заплакал малыш. — Это телефон моей мамы, я не могу его отдать.

Билли поспешил мимо. Вскоре он нашел нужный адрес, забежал в подъезд, поднялся на третий этаж. Длинный балкон тянулся вдоль стены, номера квартир смотрели на него дверными глазками. Билли постучал в одну из дверей.

Не отвечали. Билли заглянул в окно. Внутри было пусто.

— Тебе кого, пацан?

Билли обернулся. Из соседней квартиры вышел небритый мужчина в растянутой майке и с мусорным мешком. Во второй руке он держал бутылку.

На вечерний балкон опустилась тень.

— Я ищу мистера и миссис Фрэмптон. Мы общались по переписке, они меня ждут.

— Опоздал, малец, — отрыгнул мужчина. — Они уж неделю как червей кормят. То ли разбились, то ли допились до чертиков.

Он пожал плечами. У Билли ослабли колени. Мужчина махнул рукой и направился вниз, выбрасывать мусор.

— Или накидались и влетели куда-то… — бормотал он себе под нос, шаркая тапочками по холодному бетону. — Десятку так и не вернули.

Билли аккуратно положил цветы и коробочку с туалетной водой. Оглянулся. Дверь на лестницу подпирал сколотый кирпич. Через минуту Билли разбил им стекло.

Влез в квартиру через окно, открыл дверь изнутри и забрал цветы и туалетную воду. В квартире воняло, на полу валялись пустые бутылки. В блюдце на столе завелась плесень.

В холодильнике он нашел бутылку колы и с жадностью выпил. Прошел в грязную спальню, упал на скомканную постель, закрыл глаза.

Проснувшись, он заметил на прикроватной тумбочке небольшую шкатулку. Внутри лежало кольцо с крошечным рубином. Кольцо он с трепетом натянул на палец — все, что осталось от мамы.

Разгреб посуду, умылся, выпил воды. Наполнил водой кастрюлю, поставил в нее цветы и отнес к кровати.

У входной двери висела приплюснутая кепка и пальто. Билли положил в карман пальто коробочку с духами, надел отцовскую кепку, вышел.

Двое подростков внизу травили новую жертву.

— Пожалуйста, не обижайте меня, — плакал ребенок. — У меня ничего нет.

— Отпустите пацана, — Билли подошел ближе.

— А ты кто такой? — плюнул под ноги один из подростков. — Его сестричка?

Подростки засмеялись. Билли поправил кепку, достал нож. Вечерний фонарь погладил лезвие.

— Брось игрушку, шкет, — заявил второй подросток.

Он подошел к Билли. Взметнулся нож. На асфальт упала капля крови. Вскоре, зажимая порезы, они бежали прочь. Билли проводил их взглядом, повернулся к ребенку.

— Иди домой, мальчик.

— Меня там не любят. Мама с папой разводятся, я им не нужен. Вот и гуляю один.

Билли направился к дороге. Электричество боролось с темнотой. Мальчик поспешил следом.

— Можно с тобой?

— Ты их любишь? — спросил Билли.

— Конечно. Они же мои мама и папа. Жалко, что мы больше не будем жить вместе.

— Слушай сюда, — Билли остановился, посмотрел мальчишке в светлые, наивные глаза. — Тебе повезло, что у тебя есть родители.

В помойке взвизгнула кошка. Крохотные ручки смяли края рубашки.

— У меня их нет и уже не будет, — продолжил Билли. — Да лучше бы они пили, разводились, колотили меня что есть сил, но были живы, понял?! Чтобы я мог приехать к отцу и сказать, что я чувствую, что чувствовал все эти годы! Лучше бы мать страдала от похмелья, чтобы я мог бы принести ей воды, чем вот так, просто быть брошенным в роддоме! Не нужен, говоришь? Ты не нужен?! Мальчик…

Билли сжал челюсть, выдохнул. Взял ребенка за воротник, нагнулся ближе. В глазах отразился рубиновый свет кольца.

— Твои мама с папой должны знать, как много для тебя значат. Так пойди и скажи! Не ходи за мной.

Билли свернул за угол. Звуки машин проглотили надрывный крик.

Ребенок постоял немного, вернулся домой.

Автор: Алексей Нагацкий
Художник: Дмитрий Лузянин
Больше работ автор ВК

Как схватил за горло страх, дымкой затянул разум, заставил выкрикнуть что-то неясное вперемешку с именем возлюбленной, напугав и без того взвинченного грабителя.

Заговорил Спитфайр. Гаркнул обрез, спрятанный где-то под кассой. Чарли рухнул.

Когда он открыл глаза, на полу среди стекла и стреляных гильз лежало тело его невесты. Следующие три года он провел как в тумане.

***

Он заглушил мотор и, натянув фуражку, вышел из полицейской машины. Пересек лужайку перед небольшим домом, постучался в застекленную дверь.

— Миссис Лидс? Это констебль Диккенс, полиция Орфонфилда. Вы звонили по поводу вашего сына.

Дверь открыла уставшая женщина со вздернутым носом. Вытирая руки цветочным передником, пригласила на чай.

— Как давно он пропал?

— Вчера утром он, как обычно, отправился в школу, — глотая чай вперемешку со слезами, говорила миссис Лидс. — Знаете, он ходит пешком, тут ведь рукой подать, а мы выросли в деревне. Он привык к дальним прогулкам.

— Я могу осмотреть его комнату?

Постер с рок-группой, комиксы вперемешку с нестиранными носками, скейтборд в углу и раскрытый на двадцатой странице “Гекльберри Финн”.

— У него есть отец?

— Он ушел от нас, когда Сэму было два.

— Друзья?

***

Констебль остановился перед школьным двором. Заглушил мотор, оставив фары включенными.

Небольшой городок заволокло туманом, и видимость упала до двухсот ярдов. За последний месяц туман надвигался дважды, и каждый раз пропадал подросток. Сэм был третьим, тела остальных до сих пор не нашли.

Опрашивать учителей и студентов пришлось недолго. Сэма описали как “славный малый”, “старательный, но без таланта”, “застенчивый”, “придурок” и “отвали, коп”.

Последний ответ его особенно позабавил.

— Ларри Смит, если не ошибаюсь, — процедил он сквозь зубы, прижимая мальчишку к стене. — У тебя есть выбор, Ларри. Либо ты говоришь мне все, что знаешь о пропавшем Сэме, либо я прихожу с обыском к твоему братцу. Он ведь еще барыжит, не так ли?

Ларри оглянулся в поисках поддержки, но вокруг стоял только туман.

— Ладно, — сказал Ларри. — Мы с ребятами пошутили вчера утром. Позвали Сэма потусить, мол, не ссы, задрот, вливайся, покурим, призраков шуганем. Мы часто ходим на кладбище под холмом Стоунхилл, там нет ни предков, ни учителей, так что можно быть самим собой, понимаешь? Мы, типа, никого не трогаем.

— Ты сказал “пошутили”.

Взгляд Ларри метнулся, ударился в туман, повернулся обратно.

— Говорят, ведьмы на холме устраивали шабаш в средние века. Типа, читали заклинания, плясали голыми, я не секу. Там же хендж, ну, ты в курсе.

— К делу.

— Часть ребят спряталась за камнями и, когда Сэм поднялся, начали петь заунывно, типа, призраки. Придурок обмочился от страха и парни заржали, так он что он понял, что это подстава.

— Что потом?

Ларри пожал плечами:

— Он убежал. Больше мы его не видели.

— Что ты знаешь о других пропавших?

Ларри выругался.

— Накануне исчезновения они тоже ходили с нами на холм. Джерри бросила девушка незадолго до этого. Сестра Стейси говорит, что видела дневник. Типа, Стейси покончила с собой.

Констебль сильнее прижал подростка.

— Мы тут не при чем, слышь! Джерри был мне как брат! О проблемах Стейси вообще никто не знал, она с виду была норм телка, понял? Мы те не шпана с улиц, нам, типа, скучно и все.

***

За городом видимость упала до сотни футов. Ближе к холму до десяти.

— Дальше не проехать, — встретил Диккенса дорожный патруль.

Противотуманки старенькой вольво упирались в молочную морось.

— Я вызывал кинолога, он здесь?

— Говорит, собака дезориентирована. Они ушли в туман минут десять назад, — ответил патрульный, наклонился к рации на груди: — Стивенсон! Как слышно? Прием.

Покачал головой.

— Туман странный, Ди. Мало того, что не видно ни черта, так еще сигнал глушит.

— Я пойду пешком.

— Там же черт ногу сломит!

Чертей ему хотелось видеть меньше всего.

Трех ярдов хватало, чтобы не убиться о край могильной плиты. Он уже бывал здесь после исчезновения детей, дорогу запомнил.

Вскоре он видел только вытянутую руку, даже пальцы терялись в дымке. Шагать вслепую было нелегко, но туман словно затягивал наверх.

— Итак, ты решил избавить общество от раковых элементов, — услышал констебль. — Десять лет на страже порядка и крутой подъем по карьерной лестнице.

Голос, вязкий словно кефир, щекотал озябшие уши. Констебль сжал зубы, в груди защемило.

— Посмотри на себя, ничтожество.

Шаг во влажной траве. Касание тумана по лицу.

— Угрозы, подкуп, шантаж, взятки. Поэтому тебя сослали из Дарлингтона, бывший старший комиссар?

Шаг, касание, вытянутая рука.

— Тебя бросил собственный отец. Ты просто отброс.

Диккенс напрягся. Отец не бросал его, они общались по телефону буквально вчера. Значит, голос говорил не только с ним.

— Сэм! Не слушай голос!

Шаг. Оступился на кочке. Подъем.

— Ты такой же преступник, Чарли, — звучало в тумане.

Склон закончился, идти стало ровнее.

— Сэм! Сэм!

— У-у, мальчишка обмочился... Ты даже друзей завести не можешь, Сэмми. Так зачем тебе жить?

— Сэм, не слушай голос!

— Отвали! Кто это? Ларри? Решил посмеяться надо мной, да?

— Сэм, я Чарльз. Где ты?

— Какое громкое имя для продажного копа, — протянул голос. — Этого хотела твоя невеста, Чарли? Так ты свято чтишь ее память?

— Сэм, моя фамилия Диккенс, я констебль полиции! Я пришел помочь тебе, слышишь?

— Мне не нужна помощь! Уходите!

— Сэм! Твоя мама волнуется, Сэм! Вернемся домой.

— Да, вернись домой, маменькин сынок, — не унимался туман. — Слабак. Пусть она снова войдет прибраться в твоей комнате, пока ты дрочишь.

Липкий голос засмеялся, эхом отражаясь вокруг.

— Сэм! Ты не один, слышишь? Ты не один, Сэм! Где ты?!

— У-у, Чарли такой герой. Сколько проституток ты закопал, чтобы добыть информацию? Это гнетет тебя, правда? Сколько лет было бы сейчас твоему сыну? Ой, ты не знал, что там был мальчик, прости.

Последний шаг. Рука схватила парня за плечо.

— Ты не один, Сэм.

— Вы страшный человек, констебль, — сухая фраза полоснула по лицу. Сэм отбросил руку, отошел назад. — Голос говорит правду. Не мешайте мне умирать.

— Послушай, — Диккенс перевел дыхание. — Да, я не ангел, но дети… я никогда…

Вина схватила констебля за горло. Сжала холодной хваткой, напоминая, как он шантажировал Ларри.

— Я не вернусь домой, мистер Диккенс. Мне стыдно перед мамой, стыдно перед самим собой, что я такой неудачник!

— Ты обычный школьник, Сэм.

— Мне всего лишь нужен отец! Но он бросил меня! Так зачем мне жить? — еще один шаг, и мальчишки не видно. — У меня в груди вот такая дырка, мистер! Она болит, я больше не выдержу!

— Правильно, Сэмми. Смерть избавит от боли.

— Сэм!

Диккенс шагнул вперед, заметил силуэт и оступился. Нога повисла на долю секунды. Он опустил взгляд — слева чернотой зияла пропасть.

В прошлый раз этой пропасти не было. Как не было желания умереть. Как не было шанса обыграть судьбу.

— Сэм, я мог бы стать тебе отцом. Хочешь?

— Вы не он!

— Но я могу им быть! Я всегда буду рядом, обещаю! Просто дай мне руку!

— Я вам не верю!

— Тогда я прыгну вместе с тобой!

Туман рассмеялся.

— Вам это не нужно, — ответил Сэм. — Уходите, мистер Диккенс! Скажите прессе, что никого не нашли.

Еще один шаг. Рывок. Рука схватила силуэт и с силой бросила на землю.

— Я тебя не оставлю, — проскрежетал констебль, склонившись над парнем. Прижал к земле. — Никогда.

Сэм бессильно заплакал. Констебль повалился рядом, тяжелым дыханием разгоняя туман.

Черная пасть холма беззвучно закрылась.

Автор: Алексей Нагацкий
Другие работы автора в ВК