Дверь бесшумно отъехала в сторону. Вошла женщина лет тридцати пяти. Короткая стрижка, умные глаза, комбинезон светло-голубого цвета. Никаких халатов.
— Добрый день, Илья Петрович. Я Марина, ваш биоинженер.
— Инженер тела, — поправила она, подходя к консоли и что-то набирая на сенсорной панели. — Мы не лечим. Мы ремонтируем и модернизируем. Как вы себя чувствуете?
— Как старый "жигуль", которого загнали в сервис "Феррари", — хмыкнул Илья. — Неловко и дорого.
— Не волнуйтесь, запчасти у нас оригинальные. Мы изучили ваш скан. Ишемическая болезнь, кальциноз клапанов, аритмия. Ваш "насос" выработал ресурс на 90%. Ремонт нецелесообразен. Будем менять узел целиком.
Она достала планшет и развернула его к Илье.
На экране вращалось трехмерное изображение сердца. Но это была не графика. Это была трансляция из лаборатории. В прозрачном контейнере, заполненном розоватой жидкостью, пульсировал живой орган.
— Мы вырастили его из ваших стволовых клеток, взятых при поступлении, — пояснила Марина. — Ускоренный цикл роста в биореакторе. Генетически оно идентично вашему, но мы внесли пару исправлений. Укрепили стенки сосудов, оптимизировали проводящую систему. Оно не будет знать, что такое аритмия. Срок службы — минимум 80 лет при штатной нагрузке.
Илья смотрел на экран завороженно. Он видел не кусок мяса. Он видел идеальный механизм. Четыре камеры, клапаны, работающие синхронно, мощный выброс.
— Красиво, — выдохнул он. — Никакой электроники? Никаких батареек?
— Чистая биология, — подтвердила Марина. — Энергия от расщепления глюкозы. КПД выше, чем у вашего старого, на 40%. Вы сможете бегать марафоны, Илья Петрович.
— Марафоны... — он покачал головой. — Мне бы просто по лестнице подняться без одышки.
— Подниметесь. И не только. Сегодня через два часа мы произведем замену. Операция роботизированная, точность — микронная. Риски минимальны.
— А гарантия? — спросил он, не в силах сдержать профессиональный цинизм.
— Пожизненная, — серьезно ответила она. — В буквальном смысле.
Геймер в Нирване
Марина ушла, оставив Илью наедине с мыслями и тихим писком мониторов. Чтобы не сойти с ума от ожидания, он решил осмотреться. Палата была двухместной, разделенной полупрозрачной перегородкой, которая сейчас была сдвинута.
На соседней койке сидел парень. На вид ему было не больше двадцати семи. Худой, бледный, с тонкими, нервными пальцами пианиста или программиста. Он был одет в такую же больничную пижаму, но сидел в позе лотоса, глядя в никуда с выражением абсолютного, пугающего спокойствия.
— Привет, — сказал Илья. — Я Илья. На капремонт мотора.
Парень медленно повернул голову. Его глаза были ясными, светлыми, но в них, где-то на дне, плескалась тень пережитой боли, которая теперь была надежно заперта под замком медикаментозной или психологической гармонии.
— Макс, — представился он. Голос был тихим, ровным. — Тоже на операцию. Врожденный порок клапана. Не смертельно, но бегать мешает. Решил исправить. Долго думал, полгода решался, но... здесь умеют убеждать. Не словами, а примером.
— Местный? — спросил Илья, присаживаясь на край своей кровати.
— Почти. Три месяца как спустился.
Макс улыбнулся, и эта улыбка сделала его лицо совсем мальчишеским.
— Я "сверху". Киберспортсмен. Был. Капитан команды по тактическим шутерам. Мы рвали международные турниры. А потом... потом опустили занавес. "Чебурнет". Пинг до Европы — 300. Сервера заблокировали. Карьера кончилась за один день.
Он посмотрел на свои руки.
— Я пытался пробить канал. Купил оборудование, нанял хакеров. Нас накрыли. Не СБ, а конкуренты, которые работали на ментов. Мне сломали пальцы. Сказали: "Не лезь, куда не просят". Я сидел в квартире, без денег, с гипсом, и думал, как выйти в окно. А потом... пришло сообщение. Приглашение. Тест. Я прошел. И меня забрали.
— И как тебе здесь? — спросил Илья. — Без шутеров?
Макс вздохнул, но не тяжело, а скорее с облегчением человека, бросившего курить.
— Сначала была ломка. Дикая. Я искал адреналин. Искал, где пострелять, кого победить. А здесь... здесь нельзя. Запрещено на уровне кода. В местной сети нет игр с насилием. Нет даже шахмат, где "съедают" фигуры. Только созидание.
— Скука, — предположил Илья.
— Я тоже так думал, — кивнул Макс. — Первую неделю я лез на стены. Орал на психологов. Требовал вернуть мне мой "калаш". А потом... они дали мне доступ к конструктору. Виртуальная реальность. Архитектура. Я начал строить. Сначала просто бункеры. Потом дома. Потом города.
Глаза Макса загорелись тихим, ровным светом вдохновения.
— Ты не представляешь, какой это кайф, Илья. Создавать, а не разрушать. Я проектирую новые кварталы для Ковчега. Моделирую потоки ветра, освещение. Мой проект парка уже утвердили. Я хожу по улицам, которые сам придумал. Адреналина нет. Но есть... поток. Состояние потока. Я счастлив.
— Здесь нет врагов. Нет конкуренции. Тебе не нужно быть быстрее или злее, чтобы выжить. Тебе нужно быть умнее и добрее. Это ломает мозг, но когда привыкаешь... обратно в ту грязь уже не хочется.
Илья слушал его и понимал: перед ним человек, которого вылечили не только от порока сердца, но и от порока мира. Но часть его старой, ворчливой натуры шептала: "Они его кастрировали. Они забрали у него зубы".
— Рад за тебя, — искренне сказал он. — Строить — это хорошо. Я тоже люблю паять. Созидание.
— Хочешь покажу? — предложил Макс. — У нас есть VR-комната. Прямо здесь, в блоке. Прогуляемся по моему городу?
Илья посмотрел на часы. До операции было еще пара часов.
— А пошли. Все равно делать нечего.
Зеркало Мира
Комната отдыха была небольшой, с мягким ковролином и парой удобных кресел-капсул. Макс достал из ниши два шлема. Они были легкими, изящными, не чета тем громоздким "горшкам", которые Илья видел наверху. Никаких проводов.
— Надевай, — сказал Макс. — Калибровка автоматическая. Просто расслабься.
Илья надел очки. Мир вокруг моргнул и исчез. Никакой загрузки, никаких меню.
Мгновение темноты — и он почувствовал тепло. Настоящее, солнечное тепло на коже. В нос ударил запах моря.
Он открыл глаза в виртуальности.
Они стояли на деревянном пирсе. Под ногами плескалась лазурная вода. Над головой сияло то самое искусственное солнце, которое он видел ранее, но здесь оно казалось еще ярче. Вокруг раскинулся тот самый пляж с пальмами.
— Неплохо, да? — голос Макса прозвучал рядом. Илья обернулся. Макс выглядел так же, как в жизни, только здоровее, загорелее. — Это "Зеркало". Полная цифровая копия Ковчега. Обновляется в реальном времени.
Илья подошел к перилам пирса и коснулся дерева. Оно было шершавым, теплым. Тактильная отдача?
— Нейроинтерфейс, — пояснил Макс. — Шлем посылает слабые импульсы в кору мозга. Ты не трогаешь дерево, ты "вспоминаешь", как его трогать.
Внизу, на песке, гуляли люди. Дети строили замки, взрослые играли в волейбол.
— Это боты? — спросил Илья.
— Нет. Это аватары реальных жителей, — ответил Макс. — Система считывает положение каждого человека в городе через сенсоры и переносит его сюда. Если мы сейчас снимем очки и выйдем на балкон госпиталя, мы увидим тех же людей на том же месте. Вон, видишь девушку в красном купальнике? Это Лена из биолаборатории. Она сейчас реально там, внизу. А мы — здесь, призраки в машине.
Они пошли по набережной. Илья смотрел по сторонам, пытаясь найти изъян. Пиксели, лаги, повторяющиеся текстуры. Их не было. Мир был цельным.
— Зачем такая точность? — спросил он. — Это же колоссальные ресурсы.
— Чтобы не сходить с ума, — просто ответил Макс. — Мы заперты под землей. Да, у нас есть парк, но пространство ограничено. А здесь... здесь можно убрать потолок. Можно дорисовать горизонт. Многие гуляют здесь часами, чтобы почувствовать бесконечность. Это психотерапия.
Мимо пробежала собака — золотистый ретривер. Илья проводил ее взглядом.
— Да. Их мало, но они есть. Общие любимцы города.
Илья вдохнул виртуальный воздух. Он был сладким и чистым.
— Знаешь, Макс... Это пугает. Это слишком хорошо. Как будто мы уже умерли и попали в рай.
— Может быть, — улыбнулся Макс. — Но если это смерть, то я не хочу воскресать. Идем в город. Я покажу тебе свой парк.
Игры Разума
Они свернули с набережной в жилой квартал, который напоминал уютный европейский городок, но построенный по законам физики будущего. Дома здесь не давили высотой, а словно вырастали из скалы, гармонично вписываясь в ландшафт пещеры. Фасады были покрыты вьющимися растениями, которые в этом идеальном климате цвели круглый год.
Улицы были полны жизни. Люди сидели за столиками открытых кафе, пили напитки из запотевших стаканов и увлеченно беседовали. Илья прислушался к разговору за соседним столиком, где двое молодых людей склонились над голографической моделью молекулы.
— Если мы изменим валентность в этом узле, связь станет стабильнее на двадцать процентов, — говорил парень, быстро вращая модель пальцами.
— Согласна, но тогда мы потеряем в эластичности материала, — возражала девушка, добавляя новые связи в структуру. — Давай попробуем гибридный полимер.
Их глаза горели азартом первооткрывателей. Никто не повышал голос, не перебивал. Это был танец умов, поиск истины через диалог.
— Здесь все такие? — спросил Илья, глядя на проходящую мимо группу людей, которые смеялись, обсуждая что-то, похожее на чертеж двигателя.
— Почти, — улыбнулся Макс. — Среда формирует сознание. Когда тебе не нужно бороться за кусок хлеба, ты начинаешь бороться за идеи. Пойдем, я покажу тебе наше главное развлечение.
Они подошли к большому зданию с прозрачным куполом, над входом в который висела лаконичная вывеска «Центр Проектирования». Двери разъехались, пропуская их в огромный зал, залитый мягким светом.
Внутри не было рядов с игровыми автоматами или шутерами. Зал был разбит на зоны, где группы людей работали над масштабными проектами.
В центре, вокруг огромного стола-экрана, толпились десятки аватаров. Перед ними разворачивалась карта нового жилого сектора. Люди двигали здания, прокладывали дороги, меняли русла подземных рек.
— Это не игра в привычном смысле, — пояснил Макс, указывая на карту. — Это реальное планирование. Мы строим пятый сектор. Каждый житель может предложить свой вариант парка или школы. Система просчитывает эффективность в реальном времени. Видишь того парня в синем? Это наш главный архитектор. Он сейчас обсуждает проект моста со школьником, который предложил использовать новую форму арки. И, похоже, школьник выигрывает по параметрам прочности.
В другой зоне люди управляли сложными симуляторами. Но они не стреляли. Они пилотировали спасательные дроны в условиях шторма, тушили виртуальные пожары, проводили сложные стыковки модулей на орбите.
— Мы соревнуемся в мастерстве, — сказал Макс. — Кто быстрее и аккуратнее доставит груз. Кто построит самую эффективную энергосеть. Кто создаст самый красивый алгоритм. Победа здесь — это не уничтожение противника. Это создание чего-то совершенного.
Илья подошел к стенду, где двое игроков собирали виртуальный часовой механизм невероятной сложности. Шестеренки крутились, пружины сжимались. Один из игроков допустил ошибку, и механизм рассыпался. Но вместо злости или разочарования оба рассмеялись и тут же начали заново, обсуждая, где именно был просчет.
— Никакой агрессии, — заметил Илья. — Никакого желания унизить проигравшего.
— А зачем? — удивился Макс. — Проигрыш — это просто информация. Это урок. Мы помогаем друг другу стать лучше. Если я проиграю тебе в гонке дронов, я не буду злиться. Я попрошу тебя научить меня твоему трюку на повороте. Потому что в следующий раз нам, возможно, придется лететь в одной связке на реальном задании.
Илья смотрел на этот мир, где конкуренция превратилась в сотрудничество, а азарт был направлен на созидание. Это было непривычно, странно, но невероятно притягательно. Здесь хотелось не воевать, а строить.
— Красиво, — признал он. — Чистая механика разума.
Симфония Труда
Макс сделал жест рукой, и пространство вокруг них изменилось. Уютные улочки растворились, уступив место огромному, залитому холодным светом пространству. Они парили под самым потолком гигантского цеха, наблюдая за происходящим с высоты птичьего полета.
Внизу раскинулась сложнейшая экосистема производства. Это не был завод в привычном понимании Ильи — с маслом, стружкой и уставшими людьми в грязных робах. Это была лаборатория размером с футбольное поле. Пол сиял чистотой, стены были окрашены в успокаивающие пастельные тона. Воздух был прозрачным, система фильтрации работала бесшумно, удаляя малейшие частицы пыли.
Вдоль длинных сборочных линий двигались роботы-манипуляторы. Их движения были плавными и точными, лишенными суеты. Они монтировали сложные электронные блоки, сваривали микроскопические швы лазером, проверяли качество пайки оптическими сканерами.
Но главными здесь были люди.
Илья заметил, что операторов у станков не было. Люди ходили между линиями, но не как надсмотрщики, а как творцы. Они останавливались у терминалов, вносили коррективы в программы, обсуждали что-то с коллегами, используя голографические проекции прямо в воздухе.
— Смотри на того парня, — Макс указал на мужчину, который сидел в удобном кресле прямо посреди цеха и что-то чертил стилусом на планшете. Рядом с ним стояла чашка кофе. — Это главный технолог участка сборки микрочипов. Он сейчас не просто следит за процессом. Он оптимизирует алгоритм литографии на лету. Видишь, как изменился ритм работы третьей установки? Она стала быстрее на пять процентов. Он только что придумал, как сократить холостой ход головки.
Илья присмотрелся. Лица людей были спокойными, сосредоточенными, но не напряженными. Никто не поглядывал на часы, ожидая конца смены. Никто не кричал.
— Они работают так, словно собирают лего дома на ковре, — удивился он.
— Именно, — подтвердил Макс. — Для них это игра. Головоломка. Как сделать процесс еще лучше? Как уменьшить количество брака? Как сэкономить энергию? Они не боятся ошибиться, потому что за ошибку здесь не штрафуют и не увольняют. Ошибка — это просто повод найти новое решение.
Они переместились в другой сектор — агрокомплекс. Здесь царила зелень. Многоярусные фермы гидропоники уходили вверх на десятки метров. Роботы-садовники, похожие на пауков, ползали по конструкциям, собирая урожай томатов и зелени. Люди здесь занимались селекцией и настройкой климата.
Илья увидел женщину, которая бережно осматривала листья клубники. Она улыбалась. Она делала это с любовью.
— Она здесь не ради двух часов обязательной отработки, — сказал Макс. — Она здесь уже шестой час. Потому что она хочет вывести новый сорт, который будет еще слаще. Ей это интересно. Это ее страсть.
— И никто их не контролирует? Нет мастеров, начальников цеха?
— Система сама регулирует потоки. А люди самоорганизуются. Если ты видишь проблему — ты ее решаешь. Тебе не нужно писать служебную записку и ждать одобрения три месяца. Ты просто берешь и делаешь. И видишь результат сразу.
Илья понял, что видит мечту любого инженера. Мир, где бюрократия умерла, уступив место чистой технической мысли. Мир, где работа перестала быть каторгой и стала формой искусства.
— Эффективность... — пробормотал он. — Когда тебе не нужно тратить силы на борьбу с системой, ты тратишь их на дело. Это гениально просто.
Но в голове инженера все еще сидел старый, въедливый червь сомнения.
— Постой, — сказал он. — Нам говорили про "обязательные два часа". Но я вижу, что они пашут гораздо больше. И ты говоришь, что они здесь по своей воле. Тогда зачем этот лимит? Почему именно два часа? Почему не четыре? Не восемь?
Макс перевел взгляд на графика эффективности, который висел в воздухе над цехом.
— Это не лимит "сверху", Илья. Это лимит "снизу". Два часа — это тот минимум, который человек обязан отдать обществу, чтобы система работала. Но это и научно обоснованный максимум для рутинной работы.
Он увеличил график, показывая кривую активности мозга.
— Местные нейрофизиологи провели тысячи тестов. Они выяснили, что пик производительности человека на монотонных задачах — ровно 120 минут. Дальше идет спад. Внимание рассеивается, растет количество ошибок, начинается выгорание. Мозг входит в режим "автопилота", стагнирует. А здесь стагнация — главный враг.
— Мозг тут пока поменять тебе не могут, только вылечить. Поэтому его берегут как зеницу ока. Если ты будешь стоять у станка восемь часов, ты отупеешь. Ты перестанешь творить. Ты станешь биороботом. А Ковчегу не нужны биороботы, их и так полно. Ковчегу нужны творцы. Поэтому — два часа труда. Остальное время — для сложных, творческих задач, где мозг работает иначе, где нет утомления, а есть азарт. Та женщина с клубникой? Для нее это не работа. Это исследование. И поэтому она может заниматься этим хоть сутки напролет, не теряя остроты ума.
Илья кивнул. В этом была железная логика. Логика, которая ставила во главу угла не выработку на человеко-час, а качество самого человека.
Архитектор Счастья
Они переместились снова. Теперь вокруг них шелестела листва.
— А вот это — мое детище, — в голосе Макса зазвучала нескрываемая гордость. — Парк "Зенит". Я был ведущим архитектором проекта.
Илья огляделся. Это было не похоже на обычный сквер. Это был сложный многоуровневый ландшафт, где природа и технология сплелись в единое целое.
— Посмотри под ноги, — подсказал Макс.
Илья опустил взгляд и отшатнулся. Он стоял не на асфальте и не на плитке. Дорожки парка были сделаны из сверхпрочного стекла. А под ними, в системе прозрачных каналов и гротов, текла вода. Стайки разноцветных рыб, подсвеченные мягким донным светом, проплывали прямо под подошвами гуляющих. Люди шли, глядя вниз, как завороженные. Дети ползали по стеклу, пытаясь "поймать" рыбок руками.
— Интерактивный аквариум, — пояснил Макс. — Система циркуляции воды объединена с городской ливневкой, конечно, после очистки. Мы превратили дренаж в искусство. Люди видят жизнь под ногами, и это успокаивает.
Они прошли дальше, к центру парка. Там возвышалась странная конструкция — огромная прозрачная труба, уходящая вертикально вверх. Внутри нее, в потоке воздуха, парили люди.
— Аэродинамическая труба? — спросил Илья.
— Не совсем. Это "Воздушный Батут", — поправил Макс. — Мы используем восходящие потоки от системы вентиляции метрополитена. Очищаем, ионизируем и направляем сюда.
Внутри трубы, в невесомости, кувыркались дети. Они крутили сальто, "плавали" в воздухе, визжа от восторга. Девочка лет семи сделала идеальную "бочку" и, смеясь, помахала кому-то внизу.
— Мне пришлось выдержать бой с Советом, чтобы пробить этот проект, — признался Макс. — Они говорили: "Нецелевое расходование энергии, сложная инженерия". Пришлось рыть дополнительный туннель для забора воздуха, ставить каскад фильтров. Но я доказал им, что счастье детей — это тоже ресурс. И теперь это любимое место в городе. Я горжусь этим.
Но самое удивительное ждало их дальше. За живой изгородью из цветущего жасмина открылся вид на лагуну. Настоящую лагуну с бирюзовой водой.
В центре бассейна выпрыгивали из воды дельфины. Не голограммы, а живые, лоснящиеся звери. Они перебрасывались ярким мячом с группой подростков, стоящих по пояс в воде.
— Откуда здесь дельфины? — Илья не верил своим глазам. — Под землей?
— Спасенные, — коротко ответил Макс. — Из дельфинария, который обанкротился наверху. Их хотели усыпить. Наши агенты выкупили их и привезли сюда. Мы построили для них дом.
В дальнем конце лагуны шумела искусственная волна. Молодой парень на серфе балансировал на гребне. Он сделал резкий поворот, потерял равновесие и рухнул в воду, подняв фонтан брызг.
Доска отлетела в сторону. Парень вынырнул, отфыркиваясь. И тут к нему подплыл дельфин. Зверь подставил свой спинной плавник. Парень, не раздумывая, ухватился за него. Дельфин, издав веселый свист, потянул его к берегу, рассекая воду как торпеда. Парень смеялся, запрокинув голову.
Это была сцена абсолютного доверия и радости. Человек и природа, нашедшие общий язык в искусственном мире.
— Знаешь, Илья, — тихо сказал Макс, глядя на эту идиллию. — Я раньше думал, что круто — это хэдшот с трехсот метров в "Контре". А теперь я понимаю, что круто — это когда дельфин спасает тебя, потому что хочет играть. Мы построили этот мир, чтобы сохранить то, что наверху забыли. Радость.
Илья потер глаза. Ему стало невыносимо грустно от мысли, что ему придется вернуться в серую палату, а потом — в серый мир наверху. Он увидел, каким может быть будущее, если убрать из него страх.
Макс нажал кнопку на боковой панели шлема. Виртуальный мир моргнул и свернулся в точку. Илья снял очки и аккуратно повесил их на магнитный держатель. Они сидели в глубоких креслах комнаты отдыха, наслаждаясь тишиной, которая здесь была не ватной, а спокойной, наполненной.
— Значит, ты решил, — сказал Макс, не спрашивая, а утверждая. — Ты вернешься.
— Вернусь, — кивнул Илья. — Но не насовсем. Я думаю, Совет уже все решил за нас. Мои друзья там, наверху. Им нужна помощь. И мне нужна работа. Но и здесь... здесь есть что делать.
— Гибридный формат, — кивнул Макс. — Многие так живут. Агенты Внешнего Контура. Неделю здесь, на восстановлении и обучении. Две недели там, в полях. Это тяжело, Илья. Каждый раз выныривать из спокойствия в хаос.
— Я справлюсь. Теперь, когда я знаю, что есть куда вернуться, хаос не так страшен. Раньше у нас была только нора. Теперь есть тыл. Это меняет стратегию.
Дверь бесшумно открылась. Вошла Марина. На ней был стерильный костюм светло-зеленого цвета.
— Илья Петрович. Максим Андреевич. Время.
Она говорила спокойно, с достоинством, без казенных интонаций "медперсонала". В ее голосе было уважение к их времени и их выбору.
— Операционная готова. Биоматериал достиг оптимальной зрелости. Мы ждем вас через двадцать минут.
Илья встал. Его колени не дрожали. Страх ушел, уступив место деловому спокойствию.
— Прошу вас пройти в санитарный шлюз. Максим Андреевич, вам рекомендован отдых. Завтра у вас сеанс нейрокоррекции.
— Благодарю, — кивнул Макс.
— Удачи. Увидимся на той стороне. С новым мотором.
— Увидимся, — Илья крепко пожал руку. — Не скучай тут без перестрелок. Строй мосты. Они нам понадобятся.
Илья пошел за врачом. Он шел не на казнь, а на апгрейд. Он шел за новым сердцем, которое должно было выдержать не только жизнь под землей, но и войну на поверхности.
Перезагрузка
Операционная напоминала центр управления полетами, где вместо ракеты готовили к старту человека. В центре зала стоял операционный стол, окруженный кольцом сложнейшего оборудования. Над ним нависала "люстра" из десятков манипуляторов. Тонкие, многосуставчатые руки из белого пластика и стали, оснащенные лазерами, микрокамерами и датчиками, замерли в ожидании.
Рядом со столом, в прозрачном герметичном боксе, подсвеченном мягким янтарным светом, пульсировало оно. Новое сердце. Выращенное, идеальное, готовое принять эстафету жизни. Оно билось ровно, мощно, словно нетерпеливо ожидая своего хозяина.
Илья лег на стол. Поверхность была теплой, она мгновенно приняла форму его тела, обволакивая, как кокон.
— Система жизнеобеспечения подключена, — сообщил мягкий голос алгоритма операционной. — Кардиомониторинг активен. Гемодинамика стабильна.
За стеклянной перегородкой, в пультовой, стояла бригада врачей во главе с Мариной. Они не вмешивались, но их руки лежали на пультах аварийного перехвата. Живой контроль над машиной. Страховка от любого сбоя, даже с вероятностью в одну миллиардную.
Илья увидел, как манипуляторы пришли в движение. Они двигались синхронно, беззвучно, как пальцы пианиста. Одна рука поправила датчик на груди. Другая поднесла маску. Третья, оснащенная лазерным скальпелем, заняла позицию над грудной клеткой.
— Введение анестезии. Обратный отсчет: десять...
Илья посмотрел на бокс с сердцем.
"Они заберут старый насос, который сбоил от каждой плохой новости. И дадут это. Чистое".
Веки налились свинцом. Руки охватили мягкие держатели. Тело Ильи было мягко зафиксировано. На глаза легла темная накладка.
"Главное, чтобы вместе с сердцем они не вырезали память. Я хочу помнить, как мы пили чай в бункере. Как Ксюша плакала".
Десятки огней на руках операционных роботов вспыхнули ярким светом.
"Надеюсь, новая прошивка совместима со старым железом..."
В операционной вспыхнули индикаторы "Стерильность 100%". Робот-манипулятор аккуратно извлек из камеры бокс с сердцем и поднес его к операционному полю. Началась работа.
Это черновик книги. О неточностях сообщайте в комментариях.
