Откровенный разговор с родителями особенного ребенка.
Людей с диагнозом РАС (расстройство аутистического спектра) становится больше. Об этом свидетельствуют данные статистики [1,2]. Многие пытаются понять, в чём причина этого роста и что с этой информацией делать дальше. Одни утверждают, что просто улучшилось качество медицины, и теперь диагностируется то, что 30 лет назад не попадало бы под современные критерии. Другие уверены, что РАС — это часть нейроразнообразия, и определённые неврологические особенности, дающие преимущества в современном мире, закрепляются в популяции. Какие же преимущества? Давайте поразмышляем на тему, откуда взялся рост числа людей в спектре и что со всем этим делать.
Для начала спросим себя: для чего человеку вообще потребовались эмпатия и социальное взаимодействие? В древние времена грамотно выстроенная коммуникация с себе подобными была вопросом выживания. И вот как это работало:
Более эффективное питание. Группе охотников, которая объединилась и распределила роли, было гораздо проще добыть оленя или косулю и плотно поужинать. Это давало им прямое преимущество перед теми, кто не смог организовать коллективную охоту.
Обмен артефактами и опытом. При встрече с другой группой можно было не конфликтовать, а наладить обмен ресурсами по принципу «моё мясо — тебе, твой топор — мне». Снова профит! Первый получал статус добытчика в глазах сородичей, а второй — бонус в виде надёжного орудия, которое сэкономит ему силы для другой деятельности, повышающей шансы на выживание.
Общение с противоположным полом. Самки предпочитали тех самцов, кто учитывал их потребности, потому что в древнем мире это был вопрос выживания. Если самка сигнализировала об опасности (например, о медведе), самец, игнорирующий такие «редфлаги», имел мало шансов пронести свой генофонд сквозь тысячелетия.
В таких суровых условиях человек с расстройством аутистического спектра, увы, имел значительно меньше шансов не только выжить, но и оставить потомство. Его особенности коммуникации могли стать фатальным препятствием.
Но прошли тысячелетия, и влияние коммуникационных навыков на физическое выживание существенно снизилось. Теперь, в нашем более гуманном мире, люди с особенностями спектра, во-первых, получили больше шансов выжить в детстве, а во-вторых, имеют возможность реализоваться и создать семью.
Более того, люди с особенностями развития могут даже получать преимущества перед нейротипичными сверстниками. При условии своевременного обнаружения особенностей они с раннего детства посещают занятия с педагогами, где их всесторонне развивают и прививают дисциплину. За ними пристально наблюдают в школе педагоги и тьюторы (при наличии), и к 12-15 годам такой ребёнок часто бывает полностью адаптирован. Он коммуницирует со сверстниками, да ещё и преуспевает в учебе. И никто вам никогда не скажет, что этот немного скромный 22-летний молодой человек с хорошей работой, симпатичной девушкой и машиной, купленной самостоятельно, когда-то, 20 лет назад, лежал на полу в кабинете психиатра и кричал, потому что мама не позволяла ему достать блестящую ручку из органайзера. А врач в это время, глядя на слегка неопрятного мальчика, озадаченно постукивал пальцами по столу и сообщал маме плохую новость: «Боюсь, у вашего сына аутизм...»
Для родителей такие слова становятся ударом. Но через пару недель они находят специалистов по АВА-терапии или хорошего дефектолога, обсуждают особенности ребёнка с воспитателем в садике. Через несколько лет ребёнок идёт в школу, и к 12 годам, как я уже рассказал, его часто не отличить от сверстников.
К глубочайшему сожалению, так бывает далеко не всегда. До сих пор остаётся большое количество взрослых, неадаптированных в социуме людей. Приведённый выше пример показывает, что мы часто наблюдаем классическую обратную ошибку выжившего: мы не видим успешный исход, потому как никто не заинтересован в том, чтобы выносить на всеобщее обозрение старых и давно позабытых скелетов из шкафа, что искажает общую картину.
Основная причина — трудность ранней диагностики. Диапазон нормы очень широк: один ребёнок начал говорить в полтора, а другой в три — это норма. Один в два года спокойно спал в садике, другой в четыре не мог отпустить маму — и это тоже норма. Один стал ходить без памперсов в три, а другой в пять — и снова норма. Почему же если ребёнок не пошёл в школу в семь, а пошёл в девять или десять — это вызывает столько вопросов? Это тема для отдельной статьи. Вернёмся к нашей.
Врач за 20 минут приёма не может диагностировать такое сложное состояние. Особенности могут просто не проявиться за такое короткое время, не говоря уже о влиянии его квалификации. Вот и получается, что мы бьём тревогу, когда уже поздновато: ребёнку три года, а он всё не говорит и ведёт себя странно. «Пойдём в больницу... РАС? Терапия?» Теперь уже не факт, что всё будет гладко. Время наиболее пластичного развития мозга упущено, и каждый новый навык даётся ценой титанических усилий родителей и педагогов.
Количество людей с РАС растёт, и это факт. Одновременно с этим растёт и качество диагностики, и эффективность программ вмешательства. Современные методы позволяют минимизировать риски социальной дезадаптации в будущем. Главная задача родителей, родственников, педагогов и врачей — как можно раньше:
обратить внимание на возможные тревожные признаки (ниже приложен тест, пройдите его);
добиться квалифицированной консультации у специалиста (невролога, психиатра);
в случае подтверждения опасений как можно раньше установить точный диагноз;
немедленно запустить программу абилитации и развития.
В идеале пройти этот путь в возрасте от 9 месяцев до 1,5 лет. Но золотое правило здесь: чем раньше, тем лучше, и лучше поздно, чем никогда.
И всё у вас будет хорошо! И дай Вам Бог!
Искренне ваш,
Вадим Дубогрызов
Тест M-CHART, если не смогли решиться на очный поход к доктору, пройдите его: https://test.autism.help/
