История болезни

30 января…

07:44

На окошке у заправочной, рядом с приклеенными скотчем к стенке нормативами расхода этилового спирта и угрожающими объявлениями о выдаче новых шприцов только при предъявлении использованных, появилась маленькая бумажка – бланк сообщения в поликлинику, исписанный на обороте. Текст был написан шариковой ручкой.

«Уважаемые коллеги. Моя дочка сейчас лежит дома и болеет катаральной ангиной. По этой причине она пропустит праздник, который организует для детей классный руководитель. Она так хотела увидеть Деда Мороза, а теперь будет вынуждена лежать дома. Я никак не могу ее утешить. Ребенок постоянно плачет, и, мне кажется, что Новый Год для нее безнадежно испорчен, как и для меня. Пригласить домой Деда Мороза (я узнавала) стоит от 8000 до 10000 рублей. Я вас всех очень прошу – помогите финансово, кто сколько может, моему ребенку. Пожалуйста!»

Ниже стояла подпись – «врач Елизарова О. Г».

Первой надпись увидела Мила, прибежавшая раньше времени с утра, благо маршрутчик принципиально отказывался ехать меньше 140 км/ч.

- Яна!

- Что? – отозвалась фельдшер заправочной, позевывая.

- Это что?

- Не видишь, что? Ольга повесила. Всю смену как в воду опущенная ходит, сама не своя. Я ее и уговорила написать. Будешь скидываться?

- Да куда я денусь? – удивилась Мила, шаря по карманам. – Вот, полтинник есть. Куда?

- Сюда! – Яна протянула заклеенную скотчем коробку из-под перчаток, с прорезью в крышке.

Мила аккуратно впихнула банкноту.

- Эй, а пишешь зачем?

- Как – зачем? – удивилась Яна, поднимая глаза от расходного листа, куда она внесла фамилию и инициалы Милы. – Порядок быть должен.

- Не смей! – возмутилась девушка. – Не дай Бог Геннадьевна увидит, будет потом с благодарностями приставать.

- Ну и что?

- А ничего! Не люблю я этого.

- Шшшш! Вон она идет.

Мила торопливо упорхнула из заправочной.

- Здравствуйте, Ольга Геннадьевна, - долетел до Яны ее голос.

- Привет, Милочка…

Елизарова тяжело вошла в заправочную, слегка покачиваясь после ночи.

- Загоняли? – участливо поинтересовалась фельдшер.

- Да так… - врач нерешительно потерла переносицу. – Ян, давай снимем, а? Ну чего позориться-то?

- И думать забудь! – вскинулась Яна. – Я тебе сниму! Ребенка хоть пожалей.

- Стыдобища это… как нищая, выпрашиваю...

- Не выпрашиваешь, а просишь помощи. А это разные вещи.

- Да все одно, - махнула рукой Ольга. – Как в глаза людям смотреть потом?

- А вот так и будешь. Тебя все сутки о помощи просили, и не краснели даже! Ты чего вдруг застеснялась?

- То ж больные…

- А дитё твое – здорово? Вот то-то же! – непререкаемым тоном подвела итог Яна. – Если свои же не помогут, кто тогда? Давай, сдавай смену и иди с Богом, я дальше сама разберусь.

В заправочную вошел доктор Ованесян.

- Я душу дьяволу продам за ночь с тобоооооой! – громко пропел он. – Ай, Янушка, снова ты, душа моя! Судьба это!

Елизарова торопливо отвернулась.

- Все языком болтаете, Аршак Суренович, - фыркнула фельдшер. – А женились бы давно.

- Мне жениться нельзя, жена не разрешает.

Внезапно Ованесян осекся, уперевшись взглядом в бумажку. В заправочной наступила тишина. Ольга Геннадьевна почувствовала, как алеют ее щеки.

Прочитав, педиатр полез в карман куртки и достал две сторублевые бумажки, аккуратно просунул в ячейку решетки. Затем, поколебавшись, обнял Елизарову сзади, уколов щеткой отросшей за сутки щетины в шею.

- Если что, вызывай меня из дома, Олька. Даже в Новый Год – на такси приеду, слово даю.

И вышел из помещения заправочной. Следом за ним торопливо ушла Елизарова.

08:15

Началась пересменка, и заправочная наполнилась народом. Бумажка, разумеется, привлекла к себе внимание.

- Яна, три баралгина, два эуфиллина, четыре физраствора, шесть «десяток» и сотню для Геннадьевны сдаю, - первым открыл сбор Серега.

Фельдшера одобрительно загомонили. Следующей, краснея, пятьдесят рублей сдала Анечка Демерчян. Расходный лист украсился третьей фамилией.

- Оба, у Ольги лялька заболела? – удивился Вертинский. – Недавно же только ее видел. Яночка, вот, тоже сотню дам.

- Ууу, жмот, - фыркнула Валя Холодова, пихая его локтем. – Подвинься. Ян, на, триста. Я не «четырнадцатая», зажимать не обучена.

- Хорошо ночью поработала, - засмеялся Антон. – В гостинице или под гостиницей?

- По гостиницам не шляюсь, - надменно сказала Валя, разворачивая свою расходку. – Только по вокзалам.

- И кто ж там такой щедрый?

- Я девушка честная, поэтому беру дорого. Отвали, сказала, дай заправиться!

Фельдшера подходили и уходили, оставляя, кто сколько мог от заработанных за смену денег в коробочке из-под перчаток. После окончания пересменки одна сторона расходного листа была полностью исписана аккуратным почерком Яны. Всего двадцать семь фамилий.

После того, как все бригады вновь заступившей смены разъехались по вызовам, в заправочную зашла старший фельдшер, прошлась по ячейкам, проверяя, не оставил ли кто там постельные принадлежности, заглянула в баки для использованных игл, на предмет присутствия на последних колпачков. Уходя, скользнула взглядом по объявлению, остановилась и перечитала.

- Маша!

- Что, Анна Валерьевна? – сменившая Яну фельдшер нагнулась к окошку.

- Это что такое?

- Елизаровой деньги собираем.

- Мы что, на паперти, что ли?

Маша закатила глаза.

- Это медицинское учреждение, - гневно отчеканила старший фельдшер. – Что больные скажут, если увидят? Кто разрешил?

- Да никто… сами.

- Сами! Детский сад, ей-Богу! Хорошо, Аркадий Михайлович не видел!

- Мне снять?

- Не надо. Елизарова повесила – пусть она и снимает.

Маша поджала губы и сделала вид, что увлечена чтением расходок.

- Сколько там набралось уже? – секунду спустя, понизив голос, поинтересовалась старший фельдшер.

- Три пятьсот, - сверившись с бумажкой, ответила девушка.

- О-хо-хо, - вздохнула Анна Валерьевна, доставая из нагрудного кармана халата сложенную вдвое купюру. – На, пусть будет четыре, для ровного счета.

- Анна Валерьевна!

- Тише! – строго произнесла старушка. – Не шуми, ради всего святого… Хотела себе к празднику духи купить, да уже ладно, перебьюсь пока. Бери, бери, да не пиши там много.

13:03

В обед в заправочную за ватой зашла диспетчер Надя, столкнувшись в дверях с заведующим подстанцией. Оба внимательно прочитали текст объявления.

- Тебе чего, Надюша? Ваты опять?

- Я сейчас, - девушка махнула рукой и побежала в диспетчерскую.

Маша недоуменно посмотрела на нее.

- Машунь, дай-ка мне эту бумажку, - попросил заведующий.

- Зачем, Резо Георгиевич?

- Дай, говорю.

Минут через десять Резо вернулся, помахивая сверкающим красным текстом листом, на котором была та же информация, что на бывшем сообщении в поликлинику, только отпечатанная на принтере крупными буквами.

- На, повесь, пусть смотрится по-человечески.

- Красотища, - улыбнулась фельдшер.

- Барахла не держим, - подмигнул заведующий. – На, у меня тут три сотни завалялось как раз. И Елизаровой скажи, если еще будет по восемь ЭКГ на каждом вызове снимать, я к ней домой сам вместо Деда Мороза приду! У станции бюджет не резиновый – столько пленки покупать. Если с работы попрут за перерасход средств, жить к ней пойду!

- Все шутите, Резо Георгиевич…

Заведующий ушел, повторно столкнувшись в дверях с запыхавшейся Надей, прижимавшей к груди плотный конверт.

- Значит, так, Мария. Держи – вся диспетчерская, старший врач, сестра-хозяйка и две санитарки.

- Ого!

- Все, давай вату и я побежала, там вызовов до черта.

19:37

Вечерняя пересменка добавила в расходный лист еще восемь фамилий. Банкноты уже с трудом впихивались в распухшую коробку из-под перчаток. Маша завела вторую расходку. Персонал, пришедший работать в ночь, появлялся в заправочной, читал, качал головами и тянулся за бумажниками. Некоторые, правда, раздраженно фыркали и уходили, ничего не оставив – им никто ничего не говорил.

Больные, пришедшие за амбулаторной помощью и в работающий ночами стоматологический кабинет, поглядывали в помещение заправочной.

- Слышь, доктора, а вы вообще меня лечить собираетесь? – поинтересовался крепко принявший на грудь мужик, пришедший на станцию с жалобами «шел-поскользнулся-упал-помогите».

- Пересменка, жди! – гаркнула из-за окошка диспетчерской Зоя Савельевна.

- Ну, Гиппократы… - покрутил головой мужик, нетвердой походкой направляясь к лавочке, стоящей в коридоре возле щита с суточными графиками. Сидящая на ее краю молодая девушка с раздутой флюсом губой брезгливо поморщилась, унюхав волны перегара, источаемые мужиком. Тот, увидев ее выражение лица, раздумал садиться и сунулся в заправочную. Некоторое время он с интересом водил головой по сторонам, рассматривая баки для дезинфекции отходов медицинского назначения, ячейки для бригадных сумок, пока не наткнулся взглядом на объявление.

- Ты чего тут забыл, друг любезный? – поинтересовалась Маша из-за решетки.

- Дык… за помощью пришел…

- Это ты заблудился - вон там диспетчерская, к ним обратись.

- Да сказал уже, - с досадой махнул рукой мужик и покачнулся, неверно оценив возможности своего вестибулярного аппарата. – Жди, сказали…

- Ну так и жди. Только в коридоре, эта комната для персонала.

Мужик скривился и направился к выходу. Но на полпути вернулся.

- Слышь, а это чего? – спросил он, ткнув пальцем в объявление.

- То самое, - строго ответила фельдшер. – Не твоего ума дело. Иди, иди давай.

- Разгавкалась… мужик вышел, крепко стукнувшись плечом о дверной косяк. – Ой, бл… Доктора, вашу мать…

- НА ВЫЗОВ БРИГАДАМ – ПЯТНАДЦАТЬ, ШЕСТНАДЦАТЬ, ДЕВЯТНАДЦАТЬ, БРИГАДЕ ПЯТЬ АМБУЛАТОРНО! – раздалось из селекторного динамика.

Коридор станции наполнился медицинским персоналом. Звякнул колокольчик на двери у стоматолога. Началась вечерняя смена. Амбулаторные больные по одному исчезали за дверью кабинета.

Подвыпивший мужчина вышел из процедурного, белея свежей повязкой на голове. От госпитализации он, естественно, решительно отказался. Врач и фельдшер лишь пожали плечами, Мариша наложила ему симпатичный «чепец» на голову, предварительно обработав здоровенную ссадину на темени перекисью водорода. Пациент просто растаял от шарма, источаемого девушкой и ловкости, с которой она наложила ему повязку.

- Ну, с наступающим вас, девочки… - неловко сказал он, выходя.

Уже в дверях станции он остановился, пропуская молодую женщину, несущую на руках покрасневшего ребенка трех лет, заходящегося лающим кашлем.

- Господи, девочки, помогите, у нас аллергия на пыль!! Он задыхается!

- ОДИН-ДВА АМБУЛАТОРНО, ВЫЗОВ СРОЧНЫЙ! – рявкнула Зоя Савельевна.

Из своего кабинета торопливо вышла старший врач.

- Сюда, девушка, сюда, моя хорошая, - услышал мужик. – Вон уже бригада идет. Не переживайте так. Уважаемые, посторонитесь, тут женщина вне очереди.

Хлопнула дверь амбулаторного кабинета. Мужик, постояв и что-то вспомнил, вернулся обратно и постучал по откидному столику в заправочной.

- Что тебе, красавец? – поинтересовалась Маша. – Полечили?

- Ну… типа того. Это, сестричка, а что там с этой… ну, вот, на бумаге у вас написано… Сильно дитё болеет?

Фельдшер только махнула рукой.

- Не спрашивай.

Мужик охлопал себя по карманам, достал откуда-то бережно сложенный вдвое полтинник.

- На, сестричка, докинь от меня.

- Ты серьезно? – удивилась Маша.

- А то! Когда дети болеют – это ж вообще дурдом. У меня вот нет… так хоть чужому помогу. Как могу… Вы ж помогаете, а я что – не люди?

- Как твоя фамилия, дорогой ты мой? – умиленно поинтересовалась девушка, доставая расходку.

31 декабря…

23:16

В дверь позвонили.

- Кто там, Лена? – поинтересовалась Ольга Геннадьевна.

- Не знаю, мама, - ответила дочка. Она лежала на диване, рассматривая большую книжку с картинками, иллюстрирующими природу Северной Африки – подарок бабушки.

- Вроде не ждем никого. Может, подруги твои пришли? Пойди посмотри.

- Я никого не звала, они все в школе, - угрюмо ответила Лена, направляясь к двери. – Будто сама не знаешь…

Врач, дождавшись ухода дочери, махнула рукой бабушке, уже давно поглядывающей в комнату из кухни.

Из прихода раздалось звяканье снимаемой с двери цепочки, щелчок открываемого замка.

- Ой!

- Тааак, а кто это у нас тут такой взрослый? – густым басом пропела высокая фигура в красной, отороченной белым мехом, шубе, с бородой и белыми кустистыми бровями. – А, это Леночка!

- Дед Мороз… - потрясенно прошептала девочка. – Мама! Мама, Дед Мороз пришел! И Снегурочка!

Елизарова, прислушивавшаяся к происходящему в прихожей, перестала улыбаться, растерянно глядя на бабушку.

- Как – Снегурочка? – одними губами прошептала она. – Я же не заказывала…

- Ну, показывай свою елочку, - громко произнес «дедушка», входя в комнату. – А я посмотрю, хорошо ты ее наряжала или нет. И Снегурочка тоже посмотрит, и снежинки наши!

Ольга Геннадьевна ахнула, глядя на сияющую Леночку, тащившую за полу шубы Деда Мороза и входящих следом «снежинок».

- Аршак Суренович!

Вслед за доктором вошли фельдшера и врачи подстанции, наряженные в белые халаты, обшитые вырезанными из блестящей бумаги. Антон, обняв за плечи, Алину и Настю, помахал оторопевшей Елизаровой. Зябликов, Валя Холодова и Анечка «Лилипут» широко улыбались. Яна исподтишка делала угрожающие жесты – мол, только попробуй, испорти праздник.

Звонко хлопнула бутылка шампанского, обдав пеной бороду Деда Мороза. Леночка радостно завизжала и захлопала в ладоши.

- С Новым Годом тебя, зайчик ты мой! – громко сказал Ованесян. – И вас, мама и бабушка, тоже!

- Да проходите ж вы, Господи… - Елизарова торопливо вытерла слезы. – Мама, где бокалы у нас?

- Все есть, Ольга Геннадьевна, не переживайте, - Антон поставил на краешек стола украшенную коробку. – Чистый хрусталь, весь город обегали, пока нашли приличный.

- И Леночке тоже что-то есть. Правда, дедушка?

- Правда, правда, - засмеялся Аршак Суренович. – Где мой волшебный мешок?

В дверях показался пыхтящий Серега, волокущий на плече тяжелый мешок, также обшитый серебряными звездочками.

- Но просто так я подарки не раздаю! Сначала ты должна показать дедушке, как ты хорошо знаешь его песенку. Ну-ка, Снегурка, дай табуретку, сейчас Леночка нам споет. И если нам понравится… ой, что мы ей подарим!

Девочка с сияющими глазами торопливо вспрыгнула на табуретку. Замешкалась, глядя на улыбающихся медиков.

- В лесу родилась елочка, в лесу она росла, - робко начала она.

- Зимой и летом стройная, зеленая была! – подпел басом педиатр.

- Метель ей пела песенку: «Спи, елочка, бай-бай», - звенящим голоском поддержала Снегурочка – Света.

- Мороз снежком укутывал: «Смотри, не замерзай»! - хором грянули фельдшера и врачи.

Над страной, в черноте ночи, в белом от падающих снежинок воздухе, плыл Новый Год. Небо полыхало от взрывов праздничной пиротехники, озаряемое пламенем салюта, сигнальных ракет и распускающихся огненных шаров. Неторопливые удары часов на Спасской башне неслись над землей, проникая в каждый ее уголок. В ресторанах, на дискотеках, просто на улице люди поднимали лица вверх, слушая мелодичный звон, оповещающий всех, что наступает новый год в истории, возможно, лучший, чем предыдущий. Люди обнимались, целовали друг друга, хлопали по плечам, улыбались и смеялись, прощали и забывали плохое.

А в маленькой квартирке врача "Скорой помощи" Ольги Геннадьевны Елизаровой, стоя у праздничного стола, в такт тонкому детскому голоску Леночки медики, пришедшие к своей сотруднице на помощь в трудную минуту, пели хором новогоднюю песенку.

Автор - Олег Врайтов.

Мне так несколько лет назад целую операцию сделали.
Появились боли в области паха, потом образовалась шишка, довольно заметная. Причём, она то появляется, то исчезает, но зато болеть перестало. Долго я собиралась к врачу, инет говорил, что это паховая грыжа. Вроде бы не смертельно, но операция в нашем городе мне светит только полостная. В итоге, пока собиралась, да пыталась поднакопить на операцию в областном центре (да, я тогда мало что знала про ОМС), грыжа начала беспокоить снова.
Я обратилась к местному хирургу и он мне сходу, всего лишь осмотрев и пощупав, тоже поставил диагноз "паховая грыжа". Назначили дату операции, а про УЗИ я сама спросила. Ну, говорят, можно и УЗИ, если так хочется. На УЗИ в больнице записи нет, но если за денежку, то можно хоть сейчас. Сделали, диагноз подтвердили. Сейчас понимаю, что моей ошибкой было пойти на УЗИ в поликлинику, нужно было делать платно в медцентре, потому что в поликлинике и оборудование и врач были явно так себе.
В общем, меня положили в хирургическое, решили делать спинальную анестезию (ещё одна ошибка, ибо спина периодически болит до сих пор, потому что никто не предупредил, что есть особый послеоперационный период после такой анестезии), и во время полостной операции, я была в сознании, к сожалению, выяснилось, что это никакая не грыжа. А лежать бы мне в гинекологическом со своей редкой кистой.
Последствий в итоге куча. Довольно большой шрам в области паха, больная спина, ещё две операции, на этот раз в краевом центре по ОМС, куча потраченных денег... Сейчас жалею, что не попыталась как-то добиться справедливости, но родственники тогда сказали, что это того не стоит, а без поддержки, да ещё и после операции, когда я месяц валялась с дичайшей головной болью после спиналки, я такое не потянула бы. Так что, если вам кажется, что что-то идёт не так, вам не кажется. Лучше перестраховаться. Я слышала кучу "звоночков" пока шла подготовка к операции, но ни на один из них по неопытности, увы не обратила внимания.

Гроб был нетяжелым, двое гробовщиков, даже не сильно пыхтя, спускали его на веревках в грязную яму. Пятеро мужиков и две женщины, стоявшие по краям могилы, безучастно смотрели на опускающийся в недра земли деревянный ящик. Они не были родственниками, двое были соседями покойного, которые и взяли на себя расходы на похороны, ибо имели свои виды на освободившуюся комнату в общежитии. Остальных можно было с натяжкой назвать друзьями.

Внезапно над городским кладбищем разнесся длинный воющий звук сирены, к нему присоединился второй, третий, четвертый… Люди подняли головы. На обрыве стояли в ряд десять машин «Скорой помощи» с включенными мигалками, а возле них замерли фигуры людей в зеленой форме, неподвижно стоящих и глядящих вниз.

- Чего это они? – опасливо поинтересовался кладбищенский бомж Леша, на всякий случай отодвигаясь от ямы.

- «Скорая». Своего хоронят. Хороший врач был, - ответил ему Витёк. – Сам его знал, будь земля ему, горемычному, пухом.

Бригады стояли молча, под громкий разноголосый вой сирен, не обращая внимания на недоумевающие взгляды водителей проезжающих мимо машин и посетителей кладбища, на отчаянные вызовы диспетчера по рации и вибрацию лишенных голоса сотовых. Только Рита громко плакала, прижавшись к водителю Саше, механически гладящему ее по голове и угрюмо смотрящему в землю.

«Скорая помощь» прощалась с врачом Ильинским Борисом Ивановичем, получившим свой последний в жизни вызов, при обслуживании которого не бывает задержек.

В кабинете заведующего подстанцией Тарас Осипович, вытирая текущие по морщинистым щекам слезы, пил водку из горла бутылки, с ненавистью глядя на желтую бумагу кляузы, где стояла его собственная виза «Разобрано».

* * *

Сидя в натопленной до духоты комнате, Надежда Кукушкина в третий раз перечитывала полученное по почте письмо:

«Уважаемая Марья Никитична!

В ответ на Ваше письмо (вх. №134 от 01.02.2002 г.) администрация ССМП сообщает следующее:

- факты, приведенные в письме, были в ходе служебного расследования разобраны и признаны соответствующими действительности;

- фельдшер выездной бригады №20 Данилина Р. С. получила выговор за нарушение правил медицинской этики и деонтологии, врач Ильинский Б. И. был уволен 19.02.2002 г. с занимаемой должности.

С уважением,

Главный врач ССМП

Кулагин А. М.»

- Вот так, - с удовольствием произнесла Кукушкина, потирая толстые ладони. - Видишь, Машка, как надо?

Ее столь же пухлая дочка, стоящая за спиной, кивнула, потирая виски.

- Не кривись, не кривись, - прикрикнула мать. – О вас, обормотах, забочусь. Вадьке вот жилплощадь выбила, и тебе выбью. Ценили бы!

- Жарко что-то, мама, - произнесла дочка внезапно ослабевшим голосом. – Душно…

- Душно ей, - Кукушкина в четвертый раз принялась читать письмо. – А мне не ду…

Сзади раздался стук упавшего тела.

- Маша!!!

Девочка, издавая длинный мычащий звук, изогнулась на полу, закатив глаза к своду черепа.

- Доча, что с тобой?! Господи, да что же это?!

Тонические судороги сменились клоническими, и Маша заплясала на полу, расшвыривая табуретки. Изо рта у нее полетели брызги кровавой слюны, а носогубный треугольник стал быстро приобретать темно-фиолетовый цвет.

Кукушкина трясущимися руками набрала «03». Трубку сняли сразу.

- «Скорая помощь».

- Девушка, пришлите врача быстрее, моей дочке плохо!! Гагарина, тридцать девять, квартира пять!

- Что случилось?

- Она умирает, что случилось! Живее давайте, у нее лицо синеет! Вы ехать собираетесь или нет?!

- Бригада будет, ждите. Сейчас свободных врачебных бригад нет.

- Так когда?!! – истерично закричала Кукушкина. – Когда вас ждать?!

Действительно, когда?

Автор - Олег Врайтов.

Ильинский стоял у ларька, слегка покачиваясь. В голове приятно и сильно шумело после стольких месяцев воздержания. В тот же вечер он сам подошел к бывшим собутыльникам в злачное местечко на Цветочном бульваре и залпом опрокинул в рот кружку темного пива, давясь неосевшей пеной. С тех пор он пил уже три недели, не прерываясь. Иногда просыпался на лавке, один раз очнулся от холода, лежащим на асфальте, с рассеченной губой, пропавшими документами и остатками денег. Этот факт не вызвал у него ничего, кроме вялого удивления. Сегодня он снова пил, благо очередной Витёк угощал самопальной водкой, привезенной в количестве аж шести литров откуда-то из деревни.

Обида не таяла. В первый самый день он, надравшись, скорчился у бетонной стены ларька со спиртным и навзрыд плакал, не реагируя на мутные вопросы и тычки товарищей по стакану. Плакал, потом что-то кричал, кому-то грозил, кажется… В груди угнездился ком, давящий на душу острыми играми ангинозной боли все чаще просыпающейся стенокардии.

Один раз мимо проехала машина «Скорой» - его же бригада. Он отвернулся, но опоздал – машина остановилась и из нее выскочила Рита. Ильинский убежал, спотыкаясь и падая, расшибая локти и колени. Ее крик «Борис Иванович, миленький, подождите!» долго звенел у него в ушах. Рита не должна его видеть таким… никто не должен.

Увольнение обстряпали быстро, благо уход со смены без уважительной причины сам по себе уже мог послужить для этого поводом. В почтовом ящике Ильинский обнаружил письмо отдела кадров, извещавшее его, что ему необходимо забрать свою трудовую книжку. Долго и сосредоточенно его рвал…

И вот сейчас, после очередного возлияния, он стоял на том же самом месте, с которого сделал попытку начать новую, полную смысла жизнь. Попытка провалилась. Смысл оказался ложным. Людям оказался не нужен врач Ильинский, а алкаш Иваныч их мало интересовал.

Радом с ним пила компания молодых парней, матом обсуждавшая достоинства и, главным образом, недостатки своих случайных и постоянных подруг. Молодые волки каменных джунглей. Несколько раз они уже порявкивали на собутыльников Ильинского, требуя не галдеть и подвинуться – не потому, что те мешали, а просто так, показать, кто здесь главный. Алкаши были народом опытным и понятливым, по одному тихо исчезали, оставив в итоге бывшего врача в гордом одиночестве, цепляющимся за холодное железо прилавка замерзшими пальцами, над недопитым пластиковым стаканом самогона. Он молчал, изредка икая и поглядывая на догорающий багровый, полный крови закат и почти круглую луну, уже расположившуюся между двумя верхушками кипарисов. Домой идти не хотелось, в пустую остывшую квартиру, полную кислого запаха перегара и немытого тела, навстречу неизбежному похмелью и утренней депрессии.

- Слышь, тебе говорю! – прозвучало рядом и что-то толкнуло Ильинского в плечо. Он повернулся, пытаясь сфокусировать взгляд на нагловатом лице паренька.

- Сигареты, говорю, есть?

- Не… не курю…

- А чё так х…во? – издевательски поинтересовался юнец, явно провоцируя. – Такой большой – и не куришь?

- Пшел в задницу… щенок, - с натугой выговорил врач, отворачиваясь. Луна плыла в темно-синем небе, цепляясь краем за один из кипарисов.

- Чё ты тявкнул, г…дон?

Ильинского отбросило назад, сильно ударив спиной о металлический прилавок ларька. В пояснице пламенем взорвалась боль, и врач, изогнувшись всем телом, рухнул на грязный, залитый пивом, бетон, надрывно застонав. В следующее мгновение от страшного удара онемело левое ухо и щека, а в глазу что-то ярко вспыхнуло и погасло. Ильинский повалился на бок, беспомощно шаря перед собой скрюченными окровавленными пальцами. Пальцы наткнулись на чью-то ногу в джинсах и вцепились в нее.

- Еще трепыхается… ссссука! – с ненавистью прошипела темная фигура. – Руки свои убери, мразь!

Ильинский попытался подняться, но перевернулся, судорожно цепляясь за штанину хулиганья.

- Ах ты, б…дь!

- Э-э, Димон, ты чё творишь?!

Краем глаза врач увидел блеск металла в замахивающейся руке. Хотел заслониться. Но внезапно в пьяном мозгу возникла абсолютно трезвая мысль: «Зачем? Да пошло оно все к черту!».

Глухой удар кастета оборвал ее.

Продолжение следует...

Две недели спустя после этого вызова, Ильинский лежал на кушетке, отдыхая после обеда и четырех вызовов, когда подал голос селектор:

- ВРАЧ ИЛЬИНСКИЙ, ЗАЙДИТЕ К ЗАВЕДУЮЩЕМУ ПОДСТАНЦИЕЙ! ИЛЬИНСКИЙ!

- Полежать не дадут спокойно, - вздохнул врач, с неудовольствием вставая. – Какого лешего ему надо?

- Да как всегда, заявления свои в кучу собрать не может, - зевнула с соседней кушетки Рита. – Или смену впихнет.

Прихрамывая, врач направился по коридору к кабинету заведующего, находящемуся в конце коридора, рядом с отделом статистики. Осторожно постучал.

- Входите, - донеслось из кабинета.

Заведующий подстанцией Тарас Осипович выглядел классическим гротескным хохлом, изображаемым на карикатурах. Волос на голове, правда, у него было побольше, чем у гоголевского Бульбы, но вислые усы были точь-в-точь, как у его литературного тезки. Сколько он работал в должности заведующего, столько же он имел хронически грустное выражение лица, вечно он был озабоченный и дерганный из-за массы бумажной работы, которую всей своей душой ненавидел. Сейчас он казался грустнее обычного, сидя в кресле и вертя в своих широких ладонях (которыми, по слухам, легко разгибал на спор подковы) желтый лист бумаги.

- Звали, Тарас Осипович?

- Звал, звал… Садитесь, Борис Иванович.

Тарас замолчал. Ильинский сел на диван, напротив заведующего, начиная слегка недоумевать. Тот явно собирался с духом.

- Тарас, если есть что сказать, скажи, - не выдержал он. – Не первый год работаем, не темни, Бога ради.

- Да уж не темню, Борис Иванович. Жалоба на тебя пришла.

- Жалоба?

- На, читай, - лист перелетел через стол, спланировав на колени Ильинскому. Тот недоверчиво развернул его, с кислой улыбкой начиная изучать бисерный почерк. По мере прочтения улыбка его таяла.

«… задержал обслуживание вызова к астматической больной, простояв в подъезде около десяти минут…

… грубо разговаривал со мной и Кукушкиной Н. В., моей соседкой, занимающейся опекой надо мной…

…не оказал никакой помощи…

… кричал на меня, будучи в непонятном возбуждении (наверное, был пьян, потому что шатался, у него дрожали руки и было красное лицо, как у алкоголика)…

… отказался сделать необходимый мне укол, сказав, что я пожилой человек и в нем не нуждаюсь…

…требовал документы, отказываясь без их предъявления обследовать меня…

… высказывал вместе с медсестрой претензии на то, что я их «потревожила»…

… таким не место на страже общественного здоровья. Этот «врач» позорит клятву Гиппократа, к которой и он, и его подчиненные относятся пренебрежительно, и, я считаю, ему не место в рядах медработников»

На листе стояла виза начальника Управления здравоохранения «Главному врачу ССМП – разобраться и доложить в 4-дневный срок».

- Ну и? – спросил Ильинский, возвращая бумагу. – И что теперь?

- Теперь – не знаю, Борис Иванович. Жалоба, сам, понимаешь, дело серьезное, мы обязаны прореагировать.

- Ну и реагируйте на здоровье. Там же чушь полная написана. Тебе что, моя объяснительная нужна? Давай напишу.

- Нет, Борис Иванович, - заведующий замялся, хрустнув пальцами. – Боюсь, объяснительно будет мало…

- Так что нужно-то? – не вытерпел Ильинский. – Скажи толком.

Тарас Осипович поднял бумагу.

- Вот этой вот писульке там, - он ткнул пальцем вверх, - придали слишком большой вес. Кто-то, не знаю кто, этой бабке приходится родственником в администрации города. И объяснения им мало. Они хотят крови.

- Давно донором не был, - мрачно пошутил врач.

- Короче, - заведующий решительно сгреб в кучу валяющиеся там и сям на столе ручки, выбрал одну и стал сосредоточенно ее разбирать. – Тебе бы надо не объяснительную написать сейчас… а заявление по собственному желанию.

- Не понял? – Ильинский аж привстал. – Повтори?

- Что вы не поняли, Борис Иванович? - Тарас Осипович отбросил растерзанную ручку и, сделав над собой явное усилие, посмотрел ему в глаза. – Начальство сочло жалобу обоснованной, тем более что… насчет алкоголя… сами понимаете!

- Окстись, Тарас, ты же знаешь, что я завязал!

- Откуда я знаю? – огрызнулся тот. – Я за вами не шпионю. И было это давно, опровергнуть или подтвердить сложно. В общем, фельдшера твоего решили не трогать, девочка молодая, мало ли что могла наговорить. А вот с тобой…

Ильинский откинулся обратно на диван, чувствуя, как бешено колотиться сердце и что-то сильно давит на виски. Руки его заходили ходуном, даже лежа на коленях. Заведующий старался не смотреть на него, теребя злополучную жалобу в руке.

- Вы что же творите, сволочи? – тихим, страшным голосом, спросил врач. – Своих сдаете… своих, суки? Из-за бредовой жалобы какой-то старой б…ди вы людей на улицу вышвыриваете, гады?! Людей, которые столько лет работают, которые только жить снова начали?!

Он и не заметил, как сорвался на крик.

- Да ты скажи, какая вина на мне, Боря?! – тонким голосом закричал в ответ заведующий. – Я, что ли, кому-то из администрации хвост прищемил?! Мне конкретно сказали: или твоя голова, или … или моя, понимаешь?! Я в чем виноват?! Они хотят твоего увольнения, не я! Я тебя до последнего защищал, да меня что, кто слушал?! Мне что прикажешь делать?!

В кабинете наступила звенящая после криков тишина. Оба врача тяжело дышали, гладя в упор друг на друга.

- Ладно, - хрипло, не узнавая своего голоса, произнес Ильинский. – Береги голову, Тарас. И все остальные места тоже.

Он встал.

- Слушай, Боря, - остановил его горячий шепот заведующего. – Да не пори ты горячку. Уйдешь сейчас сам, а через месяц – два мы тебя снова возьмем, слово даю! А?

Ильинский замер на секунду у двери.

- Да пошел ты, - тихо сказал он. – Пошли вы все.

Через час он, собрав свои вещи, ушел с подстанции.

Продолжение следует...

- Борис Иванович, - позвала фельдшер.

- А? – врач рывком поднялся с кушетки. – Что?

- Позвали нас.

- Правда? Ну, иду… - кряхтя, Ильинский сгреб со стола предусмотрительно выложенные из карманов формы очки в чехле, ручку и пустые бланки карт вызовов. – Риточка?

- Да? – девушка остановилась в дверях.

- Возьми карту, будь добра, я сейчас.

- Хорошо.

Нагулянный на бригадной работе простатит давал о себе знать после мочеиспускания жжением в уретре и тупой ломящей болью в паху. Ильинский поморщился, выходя из туалета и направляясь к раковине. Боль не сильная, но мерзкая. И если бы она одна…

После нагретой комнаты коридор первого этажа подстанции пахнул нетерпимым холодом открытой двери, которую всегда бросали нараспашку исцеленные амбулаторные больные. Врач тяжело брел к диспетчерской, мельком глянув на часы. Половина четвертого. Самое рабочее время. Рита зябко ежилась у окошка, держа в руках карту. Ильинский забрал у нее документ. Замечательно – шестьдесят четыре года, бронхиальная астма, приступ. Его контингент как раз – больные бабушки. Старше пятидесяти диспетчерская ему практически не давала, за исключением травм и уличных случаев. Видимо потому, что он не «делился».

- Поехали.

- Задолбали эти бабки, - тихо произнесла Рита, поднимая тяжелую терапевтическую укладку. – Первый раз замужем, твою мать. Не знают прямо, что при астме делать.

- Вызов-то на руках, - вздохнул Ильинский. – Куда денешься?

Врач и фельдшер вышли под моросящий дождь на улицу. Водитель спал на переднем сидении машины, подложив под голову подушку из салона. Ильинский постучал согнутым пальцем по стеклу, привлекая его внимание.

- Что, вызов, Иваныч? – взметнулась растрепанная голова.

- Он самый, Саша. Заводись.

- Сколько можно уже? – прорычал водитель, поворачивая ключ в зажигании. Сзади хлопнула дверь салона, и личико Риты появилось в окне:

- Сашка, Гагарина, тридцать девять, квартира шесть.

- Да хоть тридцать шесть! Что там?

- Лечить пойдешь? – фыркнул Ильинский.

- Я? На кой?

- Тогда не задавай лишних вопросов.

- Все подкалываешь, Иваныч. Сам, что ли, рад?

- Да кто ее спрашивает, мою радость-то? Поехали давай, раньше сядем – раньше выйдем.

- Машина же холодная!

- Согреется дорогой. Поехали, сказал!

Несколько раз судорожно дернувшись, «ГАЗель» развернулась на станционном дворе и выехала за ворота.

Адрес находился недалеко, буквально в десяти минутах езды. И на том спасибо.

- Машину не глуши, пока не согреешь салон, - буркнул Ильинский, вылезая. – Понял?

Водитель что-то неразборчиво проворчал в ответ.

- Саша! – повысил голос врач. – Если моя фельдшер себе что-то простудит, не обижайся тогда на меня!

Они вошли в пропитанный кошачьей мочой и теплой канализационной вонью подъезд «сталинки». Старые деревянные ступени прогибались под ногами, сигнализируя о пришельцах разнокалиберными скрипами. После подъема на третий этаж Ильинский остановился, прижавшись к перилам. Нет, все же годы дают о себе знать – вдобавок к не отпускающей боли в паху и мошонке, в груди сильно закололо.

- Вам плохо, Борис Иванович? – встревожено спросила Рита. – Опять мерцательная?

- Бери выше, - болезненно усмехнулся врач. – Стенокардия это, девочка. Сейчас, подожди, через минуту пройдет…

Дверь квартиры, напротив которой они остановились, открылась.

- Ну, и долго вы тут отдыхать собираетесь? – поинтересовалась толстая дама в безразмерной футболке и драном трико. Судя по всему, за происходящим она наблюдала в глазок двери. Рита сморщила нос от неприятных запахов, ударивших из квартиры. – Вы «Скорая» или кто вообще?

- Простите, какое ваше дело? – с ненавистью гладя на толстое, щекастое лицо, спросила девушка.

- Это я вас вызвала к Марье Никитичне, между прочим. Она инвалид, задыхается – а «Скорая» тут на лестнице прохлаждается. Хорошо работаете!

- Женщина, почему бы вам не свалить обратно в свою конуру, а? – опасно сощурила глазки Рита.

- Все-все, угомонитесь, - произнес Ильинский, переводя дыхание. – Рита, звони.

Фельдшер, все еще гневно раздувая ноздри, надавила пальцем на кнопку звонка.

- Он не работает, - злорадно сказала дама. – Я вам по «03» все сказала, чем вы там только слушаете?

- Короче! – Рита сильно толкнула дверь, распахивая ее внутрь. – Пойдете, доктор.

- «Пойдемте, доктор», - передразнила соседка. – Да уж будьте любезны, доктор, если вас не затруднит, доктор, войдите к больной, пожалуйста.

Сжав зубы, Ильинский прошел вслед за Ритой по жутко захламленной прихожей, уставленной шкафами, тумбочками, этажерками, обувницами с окаменевшей от времени обувью пятидесятых годов выпуска, завешенной паутиной и архаичными календарями. Медиков встретила типичная комната одинокой пенсионерки, с громадной кроватью, украшенной пирамидой подушек, аккуратно покрытых вышитой салфеткой. Разумеется, стены были увешаны портретами подтянутых мужчин в форме с бледными лицами покойников и надменных дам, поглядывающих на пришельцев в три четверти оборота овальных лиц. Сервант был уставлен фарфоровыми статуэтками танцовщиц, кавалеров с гитарами и собак, вперемежку с фужерами, рюмками и коробками из-под лекарств.

Больная лежала на диване, поглядывая на вошедших из-под одеяла.

- Как вы себя чувствуете, Марья Никитична? – с фальшивой, как четырехрублевая монета, заботой в голосе, произнесла втиснувшаяся вслед за медиками толстая соседка. – Вам хуже, да?

- Все так же, Надечка, - проскрипела старушка.

- Так же – это как? – поинтересовался Ильинский, снимая с шеи фонендоскоп.

- Может, вы сначала помощь окажите, а потом разговоры разговаривать будете? – злобно спросила соседка, уперев руки в жирные бока.

- А может, вы заткнетесь и покинете помещение? – повернулся к ней врач. – Вы мешаете работе бригады! Выйдите!

- Вы как со мной разговариваете?!

- Так, как считаю нужным, - отрезал Ильинский и повернулся к больной. – Я вас слушаю, женщина. На что жалуетесь?

- Вот хамло приехало! – взвизгнула соседка. – Это у нас «Скорая» такая! Ну-ну! Я этого так не оставлю!

- Бабушка, у вас паспорт есть? – поинтересовалась Рита, разворачивая на столе карту вызова.

- Ее паспорт у меня! – тут же вклинилась соседка. – Вам какое дело до него?

- Нужен для оформления официальной медицинской документации, - насмешливо сказала Рита. – Не возражаете?

- Надюша, принеси… - произнесла бабушка. – Врач же просит.

Соседка с неохотой вышла, смерив подозрительным взглядом бригаду.

- Не сопрем ничего, не переживайте, - успокоила ее Рита.

Грохнула дверь. Девушка скорчила гримасу, открывая укладку.

Ильинский, воткнув фонендоскоп в уши, аускультировал спину больной. По мере обследования морщина на его лбу становилась все глубже. Бабушка дисциплинированно дышала полной грудью. Наконец врач раздраженно выдернул фонендоскоп.

- И не лень вам, уважаемая Марья Никитична, ерундой в четыре часа ночи заниматься?

- Ась? – изумленно спросила старушка.

- Какая у вас, извините, к дьяволу, астма? Ни одного хрипа во всех отделах легких, дыхание везде проводится просто великолепно! Вы бригаду лежа встретили! Какая астма лежа?

- Мне нужен укол.

- Стоп! – Ильинский убрал фонендоскоп в чехол тонометра. – Укол уколом, конечно… Вы что-то от астмы своей принимаете?

- Да, принимаю, - бабулька на удивление бодро вскочила, просеменила к серванту и начала бойко выкладывать на стол конвалюты с таблетками. – Вот, вот, это вот еще принимаю.

Врач и фельдшер синхронно посмотрели на гору медикаментов, затем на больную.

- Бабулечка, - сладким голосом произнесла Рита. – Вы вообще лечитесь или нет?

- Как?

- У вас тут флакон сальбутамола лежит. Он даже не распечатан.

- Нет! – старушка в священном ужасе затрясла руками. – У меня три операции на глаукому было. Он на глаза… это… в общем, плохо делает глазам!

- Вас же никто не заставляет его в глаза ингалировать, - устало произнес Ильинский. – Зачем вы нас вызвали, можно спросить? Приступа, как такового, у вас нет, а если бы и был – у вас же все под рукой. Вот, пожалуйста: эуфиллин есть, теофиллин есть, теофедрин даже где-то раздобыли, дексаметазон таблетированный тоже есть. Ингалятор бронхоспазмалитиков есть. Чего вам не хватает?

- Мне нужен укол! От него все проходит. А таблетки, мне ваша участковая сказала, печень убивают!

- А растворы - нет? Вы думаете, они у вас мимо печени проскочат?

В двери показалась соседка, держащая в руке паспорт, завернутый в полиэтиленовый пакет.

- Марья Никитична, они что, вам ничего не укололи? Так и знала! Слушайте, вы, как вас там – мы в вас не нуждаемся! Освободите помещение, мы другую «Скорую» вызовем!

- Женщина, а вы считаете, что «Скорой» больше делать нечего, как на всякие «лажняки» по ночам разъезжать?! – не выдержала Рита.

- Что?!

- Что слышала! У вас совесть есть вообще? Мы вам что – поликлиника на дому? Другую она «Скорую» вызовет, да сейчас, разбежались мы уже! Десять бригад тебе пригоним, только свистни!

- Девушка, да я же вас посажу за эти слова! Вы клятву Гиппократа давали!

- А вы ему кто, родственница? – ядовито засмеялась Рита. – Если я чего Гиппократу давала, пусть он с меня и спрашивает!

- Так, прекратите! – Ильинский изо всех сил грохнул кулаком по столу. – Устроили базар-вокзал! Рита, перестань! И вы помолчите!

Наступила кратковременная тишина, прерываемая тяжелым дыханием женщин.

- Значит, так, Марья Никитична, - произнес врач. – Как врач "Скорой помощи" говорю вам, что никакого приступа бронхиальной астмы у вас нет, дыхание нормальное, одышки и гипоксии я не наблюдаю. Произведение инъекции бронхоспазмалитиков считаю нецелесообразным, потому как эуфиллин вызывает тахикардию, что в вашем возрасте не пройдет безвредно. Для профилактики БА, если у вас таковая есть, принимайте все те препараты, что вам прописал участковый врач, по той схеме, которую он вам нарисовал. Если возник приступ удушья, купируйте его ингаляцией сальбутамола. И только если сальбутамол вместе с эуфиллином не помог, только тогда вызывайте «Скорую». Вам все понятно?

- Нормально, - с ненавистью произнесла соседка. – Замечательно наша «Скорая» лечит, слов нет. Выходит, по вашим словам, она здорова?

- Выходит. Рита, написала? Собирайся. И дай таблетку феназепама.

- Не надо нам ваших поганых таблеток!

- А вас никто и не спрашивает! – оборвал Ильинский толстую даму. – Свое мнение держите при себе.

Бабушка оттолкнула руку фельдшера с белой таблеткой.

- Нет, мне не надо. Доктор, вы что, укол делать не будете?

- Как знаете, - Рита положила таблетку на тумбочку. – От нее заснете и про свои болячки забудете.

- Мне укол!

Медики направились к выходу, потеснив занявшую дверной проем соседку. Та прошипела что-то угрожающее вслед и от души бабахнула входной дверью, едва не прищемив врачу ногу.

- Вы еще ответите, - донеслось из-за двери. – У меня сын в администрации работает…

- Да пошла ты со своим сыном, - зло сказала фельдшер. – Вы как, нормально, Борис Иванович?

- Вроде да. Пойдем, не стоять же тут до утра…

Они начали спускаться по скрипучим ступенькам.

- А чего соседка-то так суетится, как думаете? – поинтересовалась фельдшер, перехватывая «терапию» поудобнее.

- Чего тут думать, все и так понятно. Квартира. Бабка одинокая, родственников, судя по всему, нет, соседка ее досматривает. И, разумеется, прилагает все усилия, чтобы бабулька поскорее обратилась в кооператив «Земля и люди». Видишь, паспорт уже себе захапала, на всякий, как говорится, пожарный. Да и остальные документы, думаю, тоже…

Машина встретила их теплом, пахнувшим из кабины и салона.

- Ай да Сашка, - цокнул языком врач. – Ну, спасибо, дорогой, все сделал.

- Да-да, умничка, - подтвердила из салона Рита, снимая куртку. – Аж жарко. Спасибо, Санёк.

- Да ладно вам, - засмущался водитель. – Свои же люди, чего там этот бензин жалеть.

Ильинский взял рацию в руку.

- «Ромашка», бригада двадцать, Гагарина.

- На станцию, двадцать, - помолчав, ответила «Ромашка».

- Вызов принят, - усмехнулся врач.

Продолжение следует...

Мягко говоря, Ильинского долго не хотели брать. Нет, врач он, конечно, великолепнейший, невропатолог, как говорится, от Бога, и на «Скорой» в свое время отработал будь здоров, но слишком уж был большой любитель «огненной воды» в качестве тонизирующего и стимулирующего трудовую активность средства. В те славные советские времена былой главный врач смотрел на это сквозь пальцы, потому как и вызовов было поменьше, и бригад – побольше, да и закуска – обильнее. Как правило, наказание очередной бригады, попавшейся на употреблении недозволенного на рабочем месте, сводилось к тому, что главный строил виновников торжества в своей кабинете и тихо говорил: «Ну, вы же больше не будете, правда?».

Но как-то Ильинский набрался до того, что не смог вылезти из машины – а там был уличный вызов на ДТП. Бедная фельдшер, как она ухитрилась погасить тот инцидент, до сих пор никто толком на станции не знает. Естественно, врача тут же вышибли с должности, благо, опять же, проблем с кадрами не было.

Но миновала перестройка, прогремела взрывами и танковыми траками по булыжникам демократия, шарахнул по кошелькам обывателей искусно задуманный «дефолт». И вот Ильинский снова пришел на станцию. Не пил он уже полгода – нет, не занимался «кодированием» и вшиванием различных капсул с грозным содержимым в мягкое место, просто взял и бросил. Жизнь заставила – уж схоронил жену, старушку-мать, да сына из далекого чеченского Шатоя привезли в цинковом гробу. Бог словно шепнул ему: «Будешь пить – пропадешь, человек. Один ты остался, никто не поднимет, если упадешь». Ильинский полгода стойко терпел все – и неизбежную абстиненцию, и зазывные жесты былых собутыльников у ларька, и скандальных соседей по общежитию, после разговора с которыми рука сама тянется к стопке… Ходил к родным на могилы с бутылкой водки, которую оставлял на надгробиях в граненых стаканах, сам же пил только минеральную воду. Даже сам удивлялся, откуда столько воли взялось. Терпел, ждал, с тоской поглядывая на проезжающие мимо по улице машины «Скорой помощи». И вот, выждав шесть месяцев – пришел.

Разговор с главным врачом вышел очень тяжелым, сложным и едва не закончился повторным уходом Ильинского со станции – его взбесило демонстративное обнюхивание на предмет запаха перегара. Само собой, многолетнее пьянство оставило свой отпечаток – стойкую гиперемию лица и полиневропатическое подрагивание пальцев – это-то и вызывало недоверие. Но не ушел он, и в итоге на его заявление, написанное в тот же день, легла размашистая виза «Принять на должность врача выездной бригады с испытательным сроком в 1 (один) месяц».

Разумеется, к восстановлению Ильинского отнеслись с подозрением практически все – и младшее начальство, и фельдшера, и диспетчерская, однако он подозрений не оправдал. Работал исправно, на смены выходил вовремя, задержки вызовов и расхождения диагнозов со стационаром у него были в пределах нормы, от неизбежных дополнительных смен не отказывался.

Продолжение следует...