История болезни

С того вызова прошло больше года. Я практически забыл и об Артуре «Б», и о его обещании, если бы не вынудили обстоятельства.

Вызов, который мне дали по рации диспетчера, был на улицу Краснознаменную, к молодой девице, у которой болел живот. Подобного рода вызова постоянно передают фельдшерским бригадам. Так уж как-то повелось, что наш негласный профиль – травмы и животы. Что касается животов, то это дело святое - в рамках недавней моды ношения коротких маек, открывающих как живот, так и поясницу, и не менее коротких юбок, открывающих то, что по идее, вообще открывать не стоит - каждую смену лично я возил по двое-трое таких вот заболевших с пиелонефритами и аднекситами. И ладно бы, одевали б они свои тряпицы в летнюю жару – нет, натягивают их с первым весенним подъемом температуры и снимают только тогда, когда начинает идти снег. Видимо, девушки давно смирились с мыслью, что красота требует жертв. Не думают они только о том, что жертвы могут оказаться неэквивалентны по своим масштабам удовольствию щегольнуть осиной талией и стройными ногами – например, когда они надумают обзавестись потомством.

Впрочем, вызов несложный для фельдшерской бригады – приехать, диагностировать, отвезти в первую городскую, в гинекологическое отделение, на получение дежурных кренделей от замученного подобными пациентами профильного специалиста, а там уж оставить их на попечение антибиотиков, анальгетиков и десенсибилизирующих средств. Редко на подобных вызовах бывает что-то действительно тяжелое, вроде прободной язвы или разлитого перитонита. Все больше наши бригады выполняют роль бесплатного такси, доставляющего очередную занемогшую красавицу в стационар.

Нюансы я почувствовал еще на подъезде к адресу. На автобусной остановке мне, отшвырнув в сторону пустую пивную бутылку, замахал ручищами здоровенный детина, одетый только в бесформенные шорты, усеянные многочисленными мокрыми пятнами неясной этиологии. Мне он не понравился сразу – как только может не понравится пьяный вызывающий, который выше тебя на голову и шире на полметра в плечах.

- Слышь, эта… - дыхнул парами алкоголя мне в лицо здоровяк, открывая дверь кабины и засовывая в нее заросшую недельной черной щетиной физиономию. – Давай, шустрее, вон туда рули, там девке плохо, загибается.

После этого он без спроса полез в кабину. Вытолкнуть его я мог бы, только вооружившись домкратом. Водитель косо глянул на хама, но отвернулся и промолчал. Да и не станет Артемович лезть в драку – годы не те. Мне пришлось, брезгливо сморщившись, терпеть это смердящее потом тело рядом, благо ехать оказалось недалеко.

- Там она, б…дь, с лестницы, короче, упала, - отвечал тем временем на мой незаданный вопрос незваный попутчик, - упала, короче, задом ударилась, хрен его знает, может там что-то, б…дь, сломала! Ты давай там, делай все нормально, короче! Там она, это, может, беременная – смотри, чтобы все сохранила!

- Разберемся на месте, - со сдержанной ненавистью пробормотал я. Просто, чтобы хоть что-то сказать – покорно слушать это мурло, разглагольствующее в моей машине на тему «давай лечи получше – не то будет хуже», было невыносимо. Подобные фразы, вне зависимости от того, как они сказаны, всегда звучат оскорбительно.

- Давай, разбирайся! Э, стой, вот, приехали!

«ГАЗель», скрипнув тормозами, остановилась у покосившейся ржавой металлической калитки. За калиткой светился огнями двор двухэтажного частного дома, а во дворе шумела довольно большая толпа людей. Не менее пятнадцати человек. И, судя по всему, находились они на взводе.

Не люблю я подобные «армянские» вызовы – а контингент собравшихся был именно такой - не люблю потому, что сложные родоплеменные отношения, сложившиеся у данного этноса, вносят определенную сложность в работу медика. В частности, показушное сочувствие, которое проявляется всегда и вне зависимости от тяжести недуга. Как правило, в рамках обязательного почтения к страданиям близкого более сочувствующим считается тот, кто громче орет и плачет, а в идеале – рвет на себе волосы от горя. Поэтому собравшиеся по случаю недомогания родственники почти всегда стараются перекричать друг друга, доводя себя буквально до истерических припадков. Другая проблема – это сам больной, который, видя, какое недюжинное уважение к его страданиям проявляет такое количество людей, просто не может отплатить черной неблагодарностью в виде нормального самочувствия после, например, кольнувшей и отпустившей кишечной колики или минутного приступа головокружения. В семи из десяти случаев эти больные занимаются банальной аггравацией, показательно закатывая глаза и изображая всем телом агональную стадию умирания. Попробуй в такой атмосфере собрать анамнез, оценить жалобы и степень тяжести заболевания…

Как только скрипнули петли калитки, я оказался окруженным пятью крепкими молодыми людьми.

- Давай, врач, шевелись! – подстегнул неугомонный здоровяк.

- Быстрее! Быстрее, она сознание теряет! – поддержала его криком девица, стоявшая на коленях у лавки, вмурованной ножками в бетон двора, на которой возлежала больная. Ее цветастый летний сарафан и темные волосы были насквозь мокрыми – судя по всему, ее только что обливали водой. На вид девушке было не более двадцати, если она и была беременной, то вряд ли срок превысил один час. На момент осмотра она корчилась на лавке, прижимая к животу колени и ладони, закатив зрачки куда-то в сторону свода черепа.

- Пропустите меня, - внезапно севшим голосом попросил я, подбираясь к ней и ставя сумку на пол и доставая тонометр.

- Ленка?! Ленка, ты чего?! – визгливо закричала девица, от души врезав по щекам лежащей. – Ты чего? Дыши!

Та в ответ лишь слепо повела очами и замычала, судорожно суча ногами.

- Ну ты чё, дохтур, тупой, что ли?! – заорал мне прямо в лицо загорелый кавказский юноша, демонстрируя мне чрезвычайно развитые руки, с красивой рельефной мускулатурой. Прямо как в анатомическом атласе, в разделе «Мышцы». – Делай что-нибудь, ну!

Отстранив девицу, я присел на корточки перед лежащей на лавке пациенткой.

- Девушка, вы меня слышите?

- Ленка! Да ни хера она не слышит, она без сознания!!

С трудом оттянув ее руки от живота, я принялся пальпировать, насколько давали это сделать плотно прижатые к нему колени. В основном, эпигастрий был мягким, слегка болезненным в низу живота.

- Здесь болит?

- М-м-м-м-м… - простонала Ленка, продолжая корчиться.

- А здесь?

- Слышишь, ты, козел в белом халате, - раздался надо мной грозный голос здоровяка. – Ты чё, ее лапать приехал или лечить?! Тебе чего, руки повыдирать?

- Может, вы перестанете мне мешать? – не выдержал я. – Я должен знать, какую помощь ей оказать – а для этого ее нужно осмотреть.

Тут же прямо перед моим лицом оказалась заросшая харя здоровяки, окатывающая меня волнами перегара.

- Ты, б…дь, урод! Тебе чё, проблемы нужны?! Я тебе их сейчас организую, б…дь! Я вас, сук, всех прыгать заставлю!! Ты меня понял, ты?!

Что мне оставалось? Товарищ у себя дома, согрет хозяйским чувством своей территории и производными этанола, уверен в своей силе и безнаказанности. Дать ему по роже – эффекта особого не будет, а меня просто разорвут. Если вызвать милицию – даже если мне это дадут сделать – то наряда придется ждать очень долго. И что со мной сделают за это время, неизвестно.

- Все я понял, - тихо ответил я. – Теперь дайте мне поговорить с больной, ладно?

Не дожидаясь ответа, я отвернулся и снова присел на корточки. По спине уже давно тек ручеек холодного пота, внутренности словно скрутило невидимым кулаком в узел, а кисти рук ходуном ходили без малейшего моего участия. Мне было страшно. Защитить меня некому.

Все же, осыпаемый матерными комментариями (громче всех орал, на публику, здоровый товарищ в шортах), я ухитрился осмотреть пациентку. Невнятный анамнез, выданный ей – шла по лестнице со второго этажа на первый, заболел сильно и резко живот, от боли упала, очнулась внизу. Точно указать, где болело и где болит сейчас, больная не могла – пальпация была бесполезна, потому что девушка дергалась всем телом и спастически вздрагивала при продавливании эпигастрия там, где двумя минутами назад не реагировала вообще. Хронических и женских заболеваний, с ее же слов, не имела. Беременность, кстати, отрицала. Все же, ориентируясь на легкую болезненность внизу живота, я принял решение госпитализировать ее в гинекологию – поставлю острый сальпингоофорит, а там дальше пусть сами решают.

Меня грубо дернули за плечо.

Ну, чё ты там?!

- Ее нужно везти в больницу, - вставая, произнес я. – Я ставлю воспаление придатков – но окончательное слово будет за гинекологом.

- Слышь, ты чё, опух, какая больница?! Мы тебя на хера сюда вызвали?! Тебе, б…дь, за что деньги платят, му…к?

- Она нуждается в консультации специалиста, - проглотив оскорбление, повторил я, чувствуя, как от ярости начинают гореть щеки. – Я вам предлагаю поехать и побеседовать с ним. Что вы еще от меня хотите?

- Я хочу, сука, чтобы ты свою работу делал! Какой, в ж…пу, гинеколог? У нее там кости поломаны, она лежать не может – какой, на х…, гинеколог?!

- Она так упала, что теперь двинуться не может, - вклинилась девица.

- Вообще-то, сначала у нее заболел живот, а потом она упала, - ответил я, с ненавистью глядя на нее. Советчица, твою матушку... - А это разные вещи. Вы в больницу едите?

- У-у-у, г….дон! – проревел здоровяк, звонко шлепая кулачищем о ладонь. – Ну, хер с тобой, поедем в твою больницу! Вы мне все, пи…сы, ответите, если девку не спасете! Ты понял?! Все, б…дь, у меня до потолка подпрыгивать будете!

Он сгреб одним движением девушку с лавки и потащил ее в сторону машины. Я, подняв укладку и сунув под мышку тонометр, торопливо направился следом. Вот уж повезло с вызовом. Господи, скорее бы уехать отсюда, хоть в больницу, хоть к черту на рога – лишь бы не видеть эти морды, скалящиеся ненавистью.

Здоровяк уже хозяйничал в салоне, выкинув с носилок лежащие там постельные принадлежности на пол. Рядом с ним пристроилась вышеупомянутая девица и армянин с рельефными бицепсами. Он громко кричал на своем языке что-то в мерцающую в темноте коробочку сотового.

Продолжение следует...

- Отойдите в сторону и не мешайте! - крикнул я, отчасти для придания значимости словам, отчасти – чтобы переорать визгливый вой дудука, выводивший что-то зажигательно-армянско-турецкое в помещении кафе. Быстро набрал в шприц промедол.

- Потерпи, дружище. Потерпи, мой хороший, сейчас все сделаем.

- Доктор, давай живее только, а? Вырубаюсь… - простонал парень. Да, судя по его виду, травматический шок был в самом разгаре, и артериальное давление уверенно ползло вниз.

Вену я нашел сразу, быстренько ввел препарат, послал кучерявого в машину за шиной Крамера и, дождавшись, пока пострадавший слегка «поплывет», иммобилизировал пострадавшую руку.

- Так ты чего, не будешь вправлять? – назойливо поинтересовался кучерявый, контролировавший взглядом выпученных глаз каждое мое действие.

- Нет. Такие вещи делает травматолог и только после рентгена.

- У, травматолог – хренатолог! Тебе чё, денег дать что ли? Давай тут его вставь, и не надо никакого…

- Грач, хлеборезку закрой, - внезапно произнес пациент, приоткрывая мутные глаза. – Доктор дело говорит, я знаю. Хрена лезешь, если не понимаешь ничего?

- Ты как, очухался слегка? – спросил я, придерживая его за здоровое плечо. – Как тебя так угораздило-то?

- Лезгинку танцевали, - сморщился парень. – И какой-то удод толкнул… а у меня уже привычный – ну и щелкнуло плечо.

- Ясно. Ехать нам надо в больницу. Сможешь?

- Смогу, братан, все смогу. Знаю, что надо. Давай, дернули в твою больницу, пока меня не отпустило.

До стационара мы добрались без проблем – пациент, которого звали Артуром, сидел тихо, убаюканный стихшей болью и наркотиком, кучерявый Грач, вызывавшийся нас сопровождать, хоть и орал всю дорогу, обещая неизвестным мне личностям в кафе различные жизненные неприятности, сильно не мешал. Я заботливо подложил под скованную шиной руку подушку из постельного комплекта, чтобы меньше трясло. Мы докатили до приемного отделения травмпункта, я, придерживая Артура за руку, усадил его на лавку и направился в кабинет врача. Там быстренько написал карту вызова и сопроводительный лист, обменялся взаимонеприязненными взглядами с сонным травматологом, вошедшим в кабинет, и вышел, кивнув больному:

- Доктор пришел, иди.

- Слушай, подожди немного, а? – позвал меня пациент.

- Что?

- Брат, денег бы тебе дал за работу твою, да не захватил. Все в кофейнике осталось, у наших…

- Да перестань ты, Бога ради! – отмахнулся я. Какие тут деньги – голову не оторвали, и то спасибо. – Я тебе не за гроши помогал. За рукой лучше следи, это дело такое. Сам знаю, потому как тоже с вывихом хожу.

- Понятно. Брат по несчастью, значит. Тебя как звать-то, врач? – спросил Артур, натужно улыбаясь.

- Александр… Саша.

- Саш… номер трубы моей запиши. Если нужно будет чего – звони, не стесняйся. Слово даю, в беде не оставим.

- Да не надо мне номера…

- Пиши, говорю!

Чтобы только отвязаться, я нехотя набрал на сотовом одиннадцать цифр и сохранил под именем «Артур Б.» в памяти.

- Вот, - удовлетворенно произнес пациент, проконтролировав процесс. – Это… а чего за «Б» такое?

- Больной, значит, - усмехнулся я.

- А-а. Ладно, бывай.

- Счастливо.

На самом деле «Б» означало «бандит». Надо же было как-то запомнить столь выдающуюся личность. Звонить, конечно, ему я не собирался. Переживу как-нибудь без бандитских благодарностей.

Продолжение следует...

Фельдшером на «Скорой» помощи я работаю уже пятый год. Пришел сразу после медицинского училища, даже не колебался при выборе – повлияло прохождение практики на подстанции. После скучных стен стационара выездная романтика неизвестности и нерутинности догоспитального этапа пленила меня сразу и навсегда. Я остался, поработал на общей бригаде, немного на реанимации, а после снова ушел на линию. Сейчас, впрочем, работаю самостоятельно, в составе фельдшерской бригады. В этом и есть загвоздка, которая отравляет удовольствие выездной жизни.

Так уж получилось, что с детства друзей у меня не было – здоровенные дворовые ребятки, посещавшие секции дзюдо и карате, вызывали у меня неприязнь и подспудное опасение. Так опасаются больших сторожевых псов, даже находящихся в состоянии покоя – слишком уж велик риск того, что внезапно кинутся и растерзают. Я рос в начитанной семье, читал много и быстро, получал от этого почти физическое удовольствие. Для меня ничего не стоило читать одновременно три книги – утром одну, в обед другую, на ужин – третью. И никогда в голове не возникало путаницы сюжетов. Я был широк умом – но, как следствие, узок в плечах и слаб в здоровье. Бегать я не мог и не любил, слишком уж быстро у меня развивалась одышка, драк старательно избегал, в молодежных тусовках не появлялся, о дискотеках знал только понаслышке. И друзьями, которые бы могли защитить, уверить в себе и привить любовь к блатной радости подворотни, разумеется, не обзавелся. Так уж получилось. Может, начни я курить в десять лет, как Руслик-Суслик с третьего подъезда, все было бы иначе?

Но прошлого, как иногда ни прискорбно, изменить уже нельзя. Увы.

Пока я работал на общей бригаде, в полном составе – врач, фельдшер, санитар – все было как-то спокойно. Втроем легче, чем одному, и не так страшно, в случае чего. Бывал во всяких ситуациях, но, поскольку сильно доверял врачу, ни разу у меня даже руки не задрожали. Даже когда нас в наркоманском притоне заперли, наркоту вымогали. Елизарова умничка, вела себя достойно и спокойно, даже с какой-то завидной ленцой, словно подобные ситуации у нее на смене бывали раз по десять и перестали вызывать какие-либо эмоциональные реакции. Мне бы так… Впрочем, работая с ней, я пребывал в полной уверенности, что смогу не хуже, окажись в сходном положении.

Все мы заблуждаемся.

Самый мой первый самостоятельный вызов был на травму в дорогущее кафе на морском берегу, где гуляли какие-то весьма непростые товарищи. Диспетчер, вручая мне карту, украшенную двумя красными полосками, пробормотала:

- Езжай быстрее и осторожнее там. Бандиты, вроде…

Вот тут я и понял, что боюсь. Это стыдно, позорно – но ничего поделать я с собой не мог. В животе моментально заворочался ледяной шар страха. Что я мог противопоставить обозленным и пьяным криминализированым ребятам, оснащенным накачанными конечностями, связями, деньгами, силой и властью? Свои знания? Клинический опыт работы? Судя по времени передачи вызова, задержка составляла уже около получаса. На травму, черт побери. Могу себе представить настрой вызывающих…

Вызов себя оправдал. Когда наша «ГАЗель» подкатила, сверкая «мигалкой», к отделанному красным облицовочным кирпичом и увитому жимолостью зданию, с алой горящей надписью «Лира» на стене, оттуда выскочили аж трое мордатых пареньков, размахивающих руками. Орали на меня так, что перекрикивали несущуюся из открытых по случаю жары окон, национальную музыку. Не отвечая, я торопливо выдернул укладку из салона и быстрым шагом направился в этот вертеп.

Продолжение следует...

Третья бригада, третья бригада, где вы находитесь? – ожила рация, когда до адреса нам сталось проехать пару кварталов.

- На Беговой, - коротко ответил доктор Витя.

- Это хорошо, заедьте в одиннадцатый дом, там нужно срочно констатировать смерть, - обрадовалась Оксана.

- Вот родим и поедем, - нахмурился доктор Витя. – Смерть не роды, подождет.

- Я тебе сказала, езжай на труп! – недобро сказала диспетчер. – Все такие умные, аж жуть!

Сашка уже притормаживал, понимая, что от нас не отстанут. Если требуют срочно констатировать смерть, значит или менты вызывают на какое-то происшествие, или труповозка стоит и не может забрать клиента без направления.

- Оксана, - не сдавался Витя, понимая, что битву с диспетчером он уже проиграл. – У нас роды! Роды, ангидрит твою перекись водорода, а ты нам труп подсовываешь! Отправь перевозку, пусть констатирует!

Сашка рулил через дворы, пробираясь к одиннадцатому дому.

- Куда скажу, туда и поедешь! – рассвирепела Оксана. – Отстреляешься с трупом и будешь рожать!

- Не спорь ты с ней, она сегодня не в духах, - посоветовал Вите водитель Сашка.

- Кусь его, Ксюха, - тут же влез в эфир доктор Юра. – Ишь, рожать он собрался, уникум наш …

- Дурак Юрка, - вздохнул наш водитель. – У Ксюхи, можно сказать, личная трагедия, она своего Славку два дня назад из дома выгнала. Девушка холостая, спит одна… совсем озверела.

- Юрка, а ты у меня сейчас на Бразилию отправишься, - взорвалась в эфире Оксана. – До утра будешь пахать, как Бобик! Нечего девок на подстанции лапать, кобелюка!

- А у меня вызов, - напомнил Юрка.

- Ну вот, я же предупреждал, - усмехнулся водитель. – Опаньки, а это что за демонстрация?

У дома толпилась куча зевак, которых безуспешно пытались разогнать два сержанта. Куда там, народ стоял насмерть! Людям всегда не хватает хлеба и зрелищ. Тем более, если милиция приехала, зеваки ждали перестрелок, погонь, чтоб всё было, как в кино.

Быстро выбрались из машины, по рации продолжали переругиваться Оксана и Юрка, к ним уже присоединились Львович и Викторыч. В эфире только пух летел – Оксана лютовала.

- Как мне всё это надоело, - ворчал доктор Витя, пробираясь через толпу к сержанту. – Бабы, чтоб им пусто было!

Народ нехотя пропускал нас, мгновенно смыкая за нашими спинами шеренги.

- Ну, и где ваш труп? – нахмурившись, спросил сержанта Витя. – Некогда нам…

- Какой труп?! – удивился сержант. – Он же ещё живой! – и он махнул рукой куда-то наверх.

В окне подъезда, между третьим и четвертым этажами висел, уцепившись за карниз, здоровенный бугаина.

- Отойдите! – орал он кому-то, находящемуся внутри здания. – Я сейчас прыгну!

- Твою маму, Дюймовочку, - зло выругался доктор Витя, направляясь к подъезду. – Малыш, вперед!

- Куда! – возмутился сержант, пытаясь нас остановить. – Не положено гражданским!

- Не положено, а поставлено, - согласилась я. – Стой в оцеплении и гражданских не пропускай.

- Тут это, скорая прорвалась, - сообщил сержант по рации, когда мы скрылись в подъезде. – Я говорил, что не положено, а они…

- Ябеда, - усмехнулась я, взлетая наверх через ступеньки, вслед за доктором.

- Хулиганка, - усмехнулся доктор Витя.

- Сам такой, - не осталась я в долгу.

- Вы куда? – попытался заступить нам дорогу ещё один сержант, который, по всей видимости, пытался вести переговоры с потенциальным самоубийцей.

- На вызов, - легко подвинул его Витя, устраняя препятствие.

- Отойдите! Я прыгну! – заметив нас, завопил детина, висящий за окном.

- Так прыгай, чего орешь? – спросил его Витя.

- Чего? – удивился самоубийца.

- Прыгай, говорю, - повторил Витя. – Видишь, зрители уже собрались, мы приехали, чтобы констатировать твою смерть. Всё готово, прыгай.

- Действительно, - подключилась я. – Зачем заставлять людей ждать? Хотят люди море крови и кучу костей, вот и не обманывай их ожиданий, прыгай.

- Ты только на козырёк не грохнись, а то долго кровь придется отскребать и мозги, - посоветовал парню Витя.

- Ага, а на асфальт песочка накидают, водичкой из шланга помоют и вся любовь. Был человек, и следа не осталось, - согласилась я.

- Вы должны меня убеждать, чтобы не прыгал! – возмутился висящий за окном бугай. – Вот и уговаривайте!

- Ещё чего, - хмыкнула я. – Тебе нужно, сам себя и уговаривай. – Вить, а пойдем завтра в кино? – спросила я доктора.

- Конечно пойдем, - Витя облокотился о подоконник спиной, отвернувшись от висящего. – А утром зайдем к Пашке кофе пить с пирожными, потом я тебя в школу отвезу. Вот после хирургии и пойдем.

- А цветы подарить девушке? – возмутилась я.

- Подарю, обязательно, - кивнул доктор, притянув меня к себе поближе. – Малыш, парня нужно вытаскивать, подстрахуешь? – прошептал он мне в ухо.

- Обязательно. Носки кроссовок под батарею засунь, тогда смогу удержать, - так же шепотом посоветовала я.

- Эй, у вас совесть есть?! Я тут прыгать собираюсь… - снова возмутился висящий, - …, а вы …

- Мужик, мы тебе не мешаем, вот и ты нам не мешай, - повернулся к нему Витя. – Малыш, - шепнул он.

Я только успела ухватить доктора за ремень брюк и упереться в батарею, как он перегнулся и схватил висящего за шкирку и руку. Рывком он закинул нашего самоубийцу на подоконник.

Тут подоспела помощь в лице того самого сержанта, который до этого уговаривал парня не прыгать. Вдвоем с Витей они стащили обмякшего парня на пол. Сержант защелкнул на руке неудавшегося самоубийцы наручники, пристегнув его к батарее, чтобы ещё раз не попробовал сигануть вниз.

Парень сидел на полу и размазывал слезы кулаком свободной руки. Его трясло так, что он не мог произнести ни слова.

- Вызывай психов, пусть они его посмотрят, - посоветовал сержанту доктор Витя. – Пойдем, Малыш, я же говорил, что труп подождет.

- Ну, ты даешь, доктор, - восхищенно пробормотал нам вслед сержант. – Это же Свиридов из пятнадцатой. Он со своей девицей поссорился…

- Да мне без разницы Сидоров он или Иванов, - хмыкнул Витя. – Хоть Горбачёв из Кремля. Ну надо же, - расстроился доктор, оглядев себя. – Халат испачкал, – нахмурился он, глядя на сержанта. – Пылищу развели! Где у вас уборщицы?

Мы спустились к машине, по дороге относительно отчистив халат доктора от пыли.

- Ну что, Малыш, готова рожать? – спросил доктор, забираясь в машину.

- Как пионер, всегда готова, дело-то нехитрое, - кивнула я, усевшись в свое кресло.

- Поехали, Сань, - сказал Витя водителю.

- А что с трупом? – поинтересовался Сашка.

Включив мигалку и сирену, он выбирался из двора. Зрители начали расходиться, разочарованно переговариваясь, освобождать нам дорогу никто не спешил.

- Да никакого трупа, - пожал плечами доктор. – Поживет ещё. Поторопись, Сань, - попросил он водителя. – Нам предстоит ещё родить.

- А ну, поберегись! – рявкнул Сашка в открытое окно кабины и нажал на клаксон.

Народ испуганно отпрыгивал, освобождая дорогу. Мы выбрались на простор дороги и помчались на вызов.

- Викторыч! – донесся из рации недовольный голос Оксаны. – Тридцатая! Срочно езжайте на Беговую, в одиннадцатый дом, вызывает милиция!

- Бригада на вызове, - ответил водитель психбригады.

- Так поторопи их, милиция ждет! – разозлилась Оксана.

- Подождут, - философски ответил водитель психов. – Поспешность нужна при ловле блох, да и то в старости.

- Лютует сегодня Оксана, - вздохнул Сашка, пробираясь к нашей роженице через пробку.

- Разговорчики в эфире! – рявкнула Оксана. – Делай что сказано! – окрысилась она на водителя психбригады.

- Оксана, любовь моя, - пробасил в эфире доктор Вова. – Жду тебя сегодня в полночь под черемухой.

- Учти, Вовка, она не одна придет, а с кузнецом, - предостерег Львович.

- А зачем нам кузнец? – удивился доктор Вова. – Кузнец не нужен.

- Как зачем? Благословлять. Ты же ей предложение делаешь? – веселился Львович. – Оксана у нас теперь девушка холостая…

источник

Жаркий летний день. Обычное суточное дежурство на «Скорой». По рации дают вызов с поводом: «Ожог уткой». Дважды переспрашиваем – какая ещё утка, «какая шуба, какой заяц»? Диспетчер сама в непонятках. Говорит, что как сказал вызываемый, так и передаёт; сами на месте разбирайтесь, просили приехать быстрее. Ну, это понятно, всем надо быстро, сделать хорошие уколы и отвести в лучшую больницу.

Пока тащимся на нашей старой ржавой «трахоме», строим свои предположения по необычности повода. Утка, как водоплавающая пернатая семейства утиных, отпадает сразу, поскольку она не Жар-птица. Хохотнули, вспомнив один медицинский афоризм: если ваше яйцо в утке, то это ещё не значит, что вы – Кащей Бессмертный; возможно, просто упали с больничной койки. Что ещё можно предположить? Среди медицинского оборудования есть универсальный мочеприёмник «Утка». А, может быть, речь идёт о подкладном металлическом судне-калоприёмнике «Ладья», часто неправильно называемом в народе «уткой», используемым для лежачих больных (пластмассовых и надувных моче- и калоприёмников в то время ещё не было)? Иногда их подогревают в тёплой воде или иным способом перед употреблением, но, чтобы получить ожог, эти металлические приспособления, как мы понимаем, следует не просто довести до температуры тела, а сильно нагреть на огне. Кто же может такое сделать? Ясно, что ненормальный, неадекватный человек – например, алкоголик или душевнобольной.

Приезжаем. Центр города. Огромный овраг, сверху превращённый в стихийную мусорную свалку, а внизу, на склонах располагаются, практически друг на друге, различные строения по типу «Вороньей слободки», населённые асоциальными личностями. А вот и встречающий – еле стоящий на ногах алкаш, который, указав нам грязным пальцем направление движения, падает замертво, как подкошенный. По мере продвижения «всё выше, и выше, и выше», чьи-то вопли становятся всё отчётливее и слышнее.

По слуху ориентируемся на маленькую хибарку с обшарпанной дверью, открыв которую, оказываемся в крохотной комнатке, три на три метра, с дощатым полом, старой газовой плиткой, и топчаном с винными ящиками вместо ножек. Под ногами перекатываются пустые бутылки из под дешёвых вермута, портвейна и ещё какого-то пойла. Вонь такая, что хоть топор вешай. Напротив входа, по пояс в железном тазу, раздвинув кривые костлявые ноги, сидит тощий орущий мужичок в грязной майке со следами неимоверных мучений на пропитом лице. Рядом кружит не менее худущая «синеглазка» в рваном засаленном халате, постоянно подливающая в таз холодную воду из ржавого оцинкованного ведра.

Глянул я в таз и похолодел от того, что увидел. Расслоившаяся почти на все свои многочисленные оболочки мошонка, напоминала собой варёную медузу, вывернутую наизнанку, а над ней «плавал» тоненький белесоватый «червячок», в котором с трудом угадывался пенис (член), точнее, то, что от него осталось. Две ниточки в колоколе медузы, с небольшими шариками на концах, манифестировали о бывших семенных канатиках и кукайках. Вся промежность и границы соседних областей «полыхали» ярко-красным цветом, вперемешку с разнокалиберными пузырями. Картину дополнял саблевидный ожог кожи живота, в виде одного вытянутого волдыря по границе эпи- и мезогастрия (верхнего и среднего отделов передней брюшной стенки).

Я, конечно, встречал химические и термические ожоги различных локализаций и степеней, но такую сочетанную и необычную патологию видел в первый и последний раз за всю свою практику скоропомощника. Но как, как и, главное, чем можно было так селективно обжечься? - мне с фельдшером было непонятно.

Кто-то сказал: чтобы получить то, чего никогда не имел, нужно сделать то, чего никогда не делал. Что же «изобрёл» наш пациент для получения таких ожогов? «Синеглазка» - сожительница с бормотушным амбре - мычала что-то нечленораздельное, и своей бабьей бестолковой суетой нам только мешала. «Повезло» пострадавшему и в том плане, что он был изрядно подшофе, ибо трезвый человек от такого ожога просто-напросто потерял бы, в лучшем случае, сознание от болевого шока. Недаром великая Ф. Раневская говорила: «Грустной жопой радостно не пукнешь».

Ну что. «Проолазолили» («Олазоль» - аэрозоль наружного применения для лечения ожогов) мы мужика; так и хочется сказать бывшего, но язык не поворачивается острить. Аккуратно, по возможности, собрали воедино распустившийся мошоночный «бутон», наложили асептическую повязку, сделали «морфушу». Спуск больного на носилках по склону оврага напоминал спасательную операцию в Скалистых горах, но, с помощью других пещерных обитателей микрополиса, закончился благополучно. В машине мы установили капельницу и, на всех парах, со скоростью сорок километров в час, «рванули» в ожоговый центр.

По дороге, после допроса с пристрастием, с использованием нашатырного спирта и угрозами пойти «паровозом», «синеглазка» поведала нам anamnesis morbi (историю болезни, пер. с лат.) своего возлюбленного.

Решила она приготовить похлёбку на обед. Никакой подходящей кухонной утвари в хижине не было, поэтому использовала посуду, именуемую в простонародье утятницей или «уткой» - овальную кастрюлю из толстого чугуна. Пока занималась супом, параллельно «разминалась красненьким» с сожителем, в котором, после определённых возлияний, неожиданно взыграли мужские чувства. Сила последних была настолько велика, что подойдя к ней сзади и поглаживая её костлявые ягодицы, он приподнял халатик и… В этот момент кухарка решила, что обед готов и, взяв раскалённую чугунину через тряпку в руки, развернулась на сто восемьдесят градусов, в аккурат приложив её к дистрофичному животу любимого.

Разумеется, от нестерпимой боли тот заорал благим матом. «Синеглазка» от неожиданности «утку» обронила, та упала, брызнула кипятком, мужичок поскользнулся, сел верхом на посудину, и стал скользить на ней по жирному бульону от одной стены хижины до другой, отталкиваясь ногами и руками, и, вопя от дикой боли. Сбежавшиеся обитатели «Вороньей слободки» с трудом отодрали «бобслеиста» от «утки», усадили его в таз с холодной водой и побежали вызывать «Скорую».

Мораль: не мешайте женщине готовить.

Нет, не так.

Мужчины! Не мешайте женщине спокойно готовить. Это чревато.

Опять не так.

Мужики! Не гоните лошадей! Это опасно! Дайте сначала женщине возможность спокойно приготовить.

Ну, как-то вот так.

источник