Взяла выданную вчера ветошку и поскакала умываться. Туалет изрядно подпортил настроение — выгребная яма в кустах. Хорошо хоть, за забором, а не во дворе. Вот летом-то вонища будет. Дошла до водопада, скинула тунику, выдохнула — и прямо под прохладные струи.
Выскочила мигом, растерлась докрасна. Кто тут спать хотел, какой уж после холодного душа сон. Но счастье прямо распирало с утра — нигде ничего не болит, не ноют суставы, видит она — ну, наверное, как орёл горный! Рассмеявшись собственным мыслям, вернулась в дом. Творог на столе, глечик маленький снятых сливок, и, поменьше — с мёдом горшочек.
— Молоко будешь или чай?
— Что дашь, то и буду.
— Ну, давай молока попьём. С чаем-та засиживаться некогда.
— Морна, а здесь есть где-то высокое место?
— Это какое такое — высокое?
— Ну, чтобы сверху деревню-то оглядеть. Я ведь даже не представляю, как что выглядит, где что находится.
— Ой, ну чисто — новорождённая. Ну, ничо-ничо... Зайдем сперва на водопад-та, посмотришь. Все оттуда видно, я тебе и расскажу заодно. Ешь давай, день-та идёт.
Посуду Елина вымыла сама, тщательно натирая мешочком с мыльнянкой. Поставила сохнуть на деревянную решетку.
Морна в это время снесла варево поросятам.
— Готова? На вот, подпояшься. — Морна протягивала сложенный вдвое длинный кусок веревки.
— А это зачем такое?
— Дак на обратном пути я траву домой понесу, сушить определю, а ты к луже сходишь, веток пособираешь. Они ведь мокрые будут — пока-та еще просохнут, дак наши-та сухие к тому времени уже и кончатся. Это завсегда надо заранее собирать. А в руках тебе несподручно таскать веревку-та. А на поясе — в самый раз и будет. Ну, пойдём уже.
Вышли не в ту калитку, через которую ходили к водопаду. В кустах нашлась еще одна неприметная плетёнка. Тропки почти не было видно в траве — совсем редко сюда ходили. Дошли до речушки узенькой, по бревну старому перебрались на другой берег и, забираясь всё время вверх и влево, двинулись по траве, а потом по камням. Шли минут тридцать и вышли аккурат на площадку возле водопада.
Елина еле отдышалась — больно крутой подъём.
— Ну вот, Еля, смотри, где чево есть.
Зрелище было потрясающее. Примерно в километре, в той стороне, куда ручей тёк — море. Огромное ласковое море.
Горы вокруг старые, невысокие, вершины сглажены. С водопада кажется — просто бугры высокие. И не горы, так, холмы.
На ближайшем холме и стоял Елинкин дом. Макушка у холма как срезанная, вот на этом кругляке все хозяйство и ютилось.
Поближе к морю раскинулся посёлок. Большой довольно. Три улицы, домов, как бы не сто. Ну, или около того. В центре посёлка — небольшая площадь, там чем-то торгуют, видно маленький ряд базарный и люди ходят.
— Вон тот дом, самый справный — это старосты и есть. Аж два этажа, как в городе. Ну, у Телепа семья большая и хозяин он крепкий. Всю семью в кулаке держит.
— Морна, а почему мы не в селе живем, а так, на отшибе?
— Дак родители твои тута кусок земли сторговали. Оно, конечно, тута — дешевле. Но земли мало. Сама видишь — что кустом огорожено — всё и есть. Дальше только осыпи, там, окромя травы сорной — ничо расти не будет. Эта земля — баронская. Сказывают, барон не больно богатый, а селиться на отшибе никто не желал, дак он и рад был продать. В деревне-та земельки не больно много.
И правда. Огороды были не самые большие. Так, на вскидку — соток по пятнадцать-двадцать. У некоторых и ещё меньше. Деревьев цветущих было мало. Похоже, фрукты здесь не сильно уважают. Или просто нет места под них.
— Морна, а с чего живут местные?
— Кто как обустроился. Кто с огорода и моря. Но справные лодки не у всех есть. Вара-та свою от батьки в наследство получил, дак у него — справная, с парусом даже. Но он второй сын. Дом и большая ладья старшему отошли. А батька у него крепкий был. Людей нанимал, на Торг ходил кажну седьмицу, а то и два раза в седьмицу, семью сытно кормил. Как и твой батька — по осени в воду попал, но здоровущий был, хоть и кашлял сильно, а ещё чуть не год прожил. Море — оно такое, строго спрашивает. Кто пожадничает или там с голоду осенью выйдет — те долго не живут. У кого коровы есть — молоком, творогом торгуют. Тоже жить можно. А больше — овец держат. Там, за горушкой, за селом — пастбища хорошие. Расти там ничо особо не будет, пробовали — камней больно много, а трава — хорошая. Вот шерсть стригут и возят в город.
— В Кроун?
— Да ты чё, девка, насмешила прям. Кто жа в этаку даль повезет-та? В баронский город возят. День пути от нас — Варус называется. Там народу-та тьма, и купцы к зиме приезжают на торги за шерстью. Ну, мы там докупаем чего из еды надо или струмент какой по хозяйству. Я в Кроуне-та один раз была, до замужества ещё. Ну, болтать некогда долго-та, потом как нито расскажу. А ты смотри и запоминай. Вон видишь, как бы такое углубление водой на берегу? Ну, вот где камень огроменный торчит из воды? Видишь, тама вся вода покрыта ветками да сучьями? Иные даже с листьями есть. Это гдесь берег подмывает течением. И чего там намоет — всё сюдой приносит. Вот тама и нужно собирать. Будешь брать, чо унести сможешь. Иной раз повезет, целы деревья бывают. С собой нужно уголёк брать — пометку поставишь, кружок, а в нём, в кружке — три точки. Это нашей семьи знак такой. Потом мужики наши притащат. Ну, селяне ещё кустарник ломают, но я не люблю его жечь — больно дым вонючий. Хотя, конечно, растёт быстро и горит хорошо, жар долго держит. Ну, насмотрелась? Пойдём ужо, скоро полдень, а ещё ничо не делали.
Спускаться пришлось практически до самого дома. Там по еле заметной тропке Морна вывела к ложбине между двумя холмами.
— Вот эта смотри, Еля, чайна травка. Вот которая с красным цветком — ту и бери, она душистее. А у которой цветков нет на макушке — ту не трожь. Цветёт она почитай всё лето, как цвет появится — тогда и соберём. Да с корнем то не дергай, аккуратнее бери.
Траву собрали быстро, кучка на холстине расстеленной была почти до колена Елине.
— Ну и будя, эк зажадничали сегодня. Ну, другу неделю можно не ходить будет.
Морна увязала траву в большой узел и вскинула на плечо.
— Пойдешь ли за дровами-та? Не забоишься?
— Да нет, чего боятся. Я тропинку видела, как дойти домой — поняла. Ты иди, я скоренько сбегаю и приду тебе помогать.
Дорога с холма вниз времени заняла немного, дышалось легко и Елину просто переполняло ощущение собственного здоровья, силы, бодрости. По берегу этой гигантской лужи бродили двое подростков. Елина чуть оробела. Вдруг подойдут и что-то спросят или скажут. Но никакого интереса мальчишки к ней не испытывали. Шустро выкидывали на берег ветки, играли немного, о чем-то говорили или спорили, но всё — между собой. Дождавшись, когда ветки чуть обдуло ветром, утянули их веревкой в плотный тюк и заспорили, кто понесёт. Но спор решили мирно, без драки. Тот, что повыше, взвалил тюк на спину и сказал:
— Учти, Кирька, только до камня несу.
Второй серьёзно кивнул и они дружно потопали в сторону посёлка. Поравнявшись с Елиной, они почти хором сказали:
— Единый в помощь! — и, не дожидаясь ответа, пошли дальше.
Елина набрала веток, раскидала по уже тёплым камням и присела на большой валун. Стечёт вода — сделает вязанку и пойдет. А пока есть время понежиться на солнышке.
За день успели на пару переделать кучу дел. Поменяли и постирали бельё из второй комнаты. Устроили банный день Морне. Она же и подоила вечером вернувшуюся из стада Мысу. Елина собрала яйца, но одну куру оставили высиживать, так что все собранные она под неё и положила. Немного покопалась в огороде, сорняки уже начали подниматься. Пока Морна достирывала, Елина приготовила нехитрый ужин.
Готовить на костре Вера умела, хоть и давно не доводилось, но справилась. Заодно пересмотрела всю посуду, прикинула, чего не хватает. Ужинали с удовольствием, а за вечерним чаем Елина приступила к расспросам.
— Морна, скажи, а вот паучий шёлк из чего делают?
— Дак из пауков, ясно дело. Я ещё до замужества в Кроуне бывала один раз, отец ездил по делам туда и я напросилась с ним, молодой-та, сама знаешь, всё интересно посмотреть. Ну вот, тама один за мной ухаживал, навроде как. А брат старший у него как раз на прядильне работал, дак мы однажды ему обед носили.
Тама агромадное помещение и пауки эти — ох и страшенные, прям больше кулака, ещё и лапы мохнатые во все стороны. Фу, как вспомню, аж передёргивает. И там такие из досок сделаны навроде канавок, длинные-длинные, и паука тонкой такой палочкой трогают — он и бежит, а свернуть не может, потому как некуда ему сворачивать. А за ним эта самая нить и тянется. Только тонкая очень.
И сзади за погонщиком идет тётка, а в руке у неё такая как бы палка толстая. И она, тётка эта, быстро-быстро в четыре нити мотает на палку. Но не прямо мотает, а чтобы нитка не соприкасалась. Ну, как бы спиральку такую вьёт. Потому как иначе склеится намертво. А потом ловко так — раз, и накинет на палку ткани лоскут, и новый ряд вьёт. А в четыре паутинки получается нитка крепкая и такая ровная-ровная.
А пауки как до конца добегают— их сразу на новых меняют. А этих, навроде как устали они, в отдельную такую коробушку сажают. У каждого паука — своя личная коробушка, домик его. И тама его кормят специальными такими летательными насекомыми. Они прям вот как пчёлы или, там, бабочки летать могут.
Их отдельно разводят и пауков ими кормят. И, слышь-ка, девка, говорят, чем кормят этих летательных то, такого цвета и нитка получается. И, навроде как, страшный это секрет. И из-за этого никого не подпускают к этим тварям. А кормов рецепты прямо очень берегут и сторожат. Только от отца к сыну переходят рецепты.
Поэтому с разных мануфактур у тканей и цвет разный. Чем ярче нитка — тем дороже. Ну, ты вышивальщица, дак это и сама знаешь. А летательные эти очень, говорят, нежные твари. Чуть что не по их корм будет — все и издохнут. Но это я сама не видела, не стану врать.
— Интересно то как! Морна, а ещё какие бывают летательные насекомые?
— Дак пчёлы вот. Мёд то ты любишь, вот пчёлы и делают.
— Это я помню, но пчёлы — они полезные. А другие бывают?
— Ну дак бабочки. От них вот никакой пользы нету.
— Бабочки — красивые, и жить не мешают. А вредные бывают?
— Не понимаю я тебя, Еля. Какие это ещё вредные?
— Ну такие, летают и кусаются.
— Ой, сохрани нас Единый! Что ты вечно на ночь ужасти всякие придумываешь? Пчелу не трогай — она и не укусит. А других кусателей нам и не надо. Не бывает больше никаких кусателей летучих. Давай-ка спать, девка. Видать, от усталости тебе всяка дурь в голову лезет.
Отлив в кувшин чистой тёплой воды, Елина пошла в свою комнату.